На КП его встретил начальник караула, попросивший предъявить документы. Он довольно долго сличал фотографию на удостоверении личности с оригиналом и на удивленный взгляд Груздева ответил:
   – Извините, товарищ майор, объект наш режимный, секретный, и мы обязаны тщательно проверять всех вновь прибывших.
   – Не обращайте внимания, сержант, делайте, что положено!
   – Есть, товарищ майор! Я должен доложить дежурному по части о вашем прибытии.
   – Выполняйте!
   Дежурный позвонил по внутреннему телефону и приказал проводить майора Груздева в штаб.
   После пяти минут небыстрой ходьбы солдат остановился около одноэтажного здания с постовым у входа.
   – Штаб, товарищ майор!
   – Спасибо, боец!
   Я глубоко вздохнул и вошел в штаб части.
   У кабинета начальника штаба в конце длинного коридора я увидел знамя части, остановился рядом и отдал честь. Затем постучал в дверь кабинета и, не дождавшись ответа, открыл ее.
   – Разрешите войти, товарищ полковник?
   – Входи, майор, входи!
   Полковник застегнул верхнюю пуговицу кителя и пошел навстречу мне.
   – Гвардии майор Груздев прибыл для дальнейшего прохождения службы!
   – Молодец, по уставу представляешься… Проходи, садись, майор. Давай знакомиться, не особо соблюдая форму – все же мы спецназ и живем в захолустье! – Лицо полковника расплылось в широкой улыбке.
   Я уселся за стол напротив хозяина кабинета.
   – Как добрался, как семья?
   – Все в порядке, товарищ полковник.
   – Ну-ну, майор, мы не на плацу, одни сидим. Нам вместе служить и одну лямку тянуть, так что нужно общаться по-человечески. Дети-то есть у тебя? А чем жена занимается?
   – Извините, товарищ полковник, за все время службы не слыхал таких вопросов, оттого и тяну с ответом, не знаю, как сказать. Детей у нас нет, пока мотаемся из гарнизона в гарнизон. Люся, жена моя, – филолог, преподаватель.
   – Вот и прекрасно, детишек в нашей школе будет учить. А чем увлекаешься, майор?
   – Трудно сказать, товарищ полковник! При нашей службе забыл, когда последний раз на рыбалке был.
   – Да ты рыбак? Дорогой ты мой! А говоришь, что не о чем, кроме службы, разговаривать. И на что любишь ловить, кого вытаскивать доводилось?
   – Я же на реке вырос, так что рыбачу с детства. Больше удочку люблю, внахлыст, а спиннингом только балуюсь. Не так давно с друзьями ловил карпов, так даже местных удивил: с первого заброса вытащил пузатого самца аж на семь с половиной кило.
   – Не врешь? Карпа на семь с половиной? Где ж тебя так угораздило?
   – Под Ростовом ловили, в лимане Азовского моря… Раз пять ездил, меньше двадцати кило не привозил. Не верите – могу фотографии принести.
   – Ну, майор, – ты человек свой. Как говорится, рыбак рыбака… А у нас здесь дурила один есть. Увидишь его вскорости, вольнонаемным в части работает. Пошел как-то ловить на живца, хотя это и небезопасно в наших краях – хищная рыба здесь водится, довольно крупная попадается. Погода была – не пойми что, вот он и вырядился: надел ватник под плащ-накидку да пошел на каменную гряду. Ветер-то порывистый, а он, закинув живца подальше, защелкнул дужку и в ту же секунду почувствовал удар, да такой силы, что мигом сообразил – не вытащит. Скорее всего, схватил на лету здоровенного тайменя, с которым так просто не справиться. Ну, он и отшвырнул от себя спиннинг, а понимаешь, майор, катушка-то здоровая, морская. Вот он спиннинг-то отшвырнул, а ручка зацепилась за плащ. Не будь он в этом чертовом ватнике, скинул бы его и остался целым, но куда там! Дернула его рыбища так, что он и пошел мордой по камням за ней следом. Орет, отцепиться пытается, уже почти сознание потерял, перевернулся на спину, а она тащит… Повезло, правда, мужики крики услышали. Прибежали, спасли. А потом приволокли ему в больницу спиннинг, точнее, все, что от него осталось: немного лески, разбитую о камни катушку и сломанное пополам удилище. Во какие страсти у нас на Амуре бывают! В общем, увидишь мужика со срезанной мордой – не пугайся!! Наш он, рыбак… Так что порыбалим… Надеюсь, ты не против?
   Полковник задумчиво посмотрел на разложенную на столе карту, потом свернул ее и поднял глаза на Груздева.
   – Тут вот какое дело, майор: пока решено назначить тебя на должность инструктора по диверсионно-боевой подготовке. Что думаешь?
   – С радостью приму любую должность, товарищ полковник!
   – Насчет радости – это я понимаю и хвалю. Но ты все же боевой офицер, за плечами несколько таких операций, что дай бог каждому. Не закиснешь в учебке? Говори, не стесняйся.
   – Имея выбор, я, конечно, предпочел бы оперативную диверсионную деятельность, – я смотрел полковнику прямо в глаза, пытаясь уловить возможный подвох, – но в данной ситуации, когда решение уже принято, принимаю то, что есть.
   – Возможно, и будет выбор, очень возможно, – хитровато прищурившись, заключил полковник.
   Так я начал службу инструктора по диверсионно-боевой подготовке в дивизии особого назначения.
   А вечером в нашей офицерской квартирке меня ждала Марина.
* * *
   Белогорск
   26 км от границы России с Китаем
   Квартира майора Груздева
   1 февраля 2004 г. 19:00
 
   – Как прошел день, Леня? – Нежные губы коснулись моей щеки.
   – Ты жена боевого офицера Владимира Груздева, и при чем тут какой-то Леня?
   – Не дурачься! Я так волнуюсь за тебя, ты не представляешь! Пока ты дома – еще ничего, но как только ты уходишь, я себе места не нахожу от волнения.
   – Это недопустимо, ты должна уметь держать себя в руках.
   – Ты же знаешь, что при необходимости я умею себя контролировать.
   – Вот и молодец! Зачем тревожиться попусту? Давай лучше ужинать! Надеюсь, салат с трюфелями и пармская ветчина еще не потеряли свежести?
   Но Марину мои шутки и беспечный тон обмануть не могли.
   – Ты слишком задумчив сегодня. Или мне кажется?
   – Да нет, наверное, не кажется…
   – Что случилось?
   – Ничего не случилось, кроме того, что предстоит выход на задание.
   – О, господи! Ты же инструктор, какое еще задание?
   – Помнишь, я тебе рассказывал про начальника штаба? Когда мы еще только познакомились, он намекнул на что-то непонятное, а теперь стало ясно: он дал мне некоторое время на знакомство с людьми, для того чтобы я сам выбрал членов своей группы.
   Марина снова встревожилась:
   – И что теперь будет?
   – Ничего особенного – боевой выход боевого офицера.
   – Прошу тебя, не шути…
   – Я и не шучу. Этого следовало ожидать. Должность инструктора не могли дать надолго, мы ведь говорили с тобой…
   – Только я начала успокаиваться, и вот, пожалуйста…
   – Честно говоря, больше всего меня тревожит то, как ты справишься с ролью жены майора Груздева. Правда, здешний гарнизон особой спаянностью не отличается – слишком большая текучесть кадров, – но твоя необщительность и нежелание с кем-либо сближаться могут вызвать ненужные толки.
   – Не переживай за меня, я справлюсь.

Глава 5

   Белогорск
   Кабинет начальника штаба отдельной 12-й дивизии специального назначения
   5 февраля 2004 г., 11:00
 
   В своем невообразимо прокуренном кабинете полковник навис над лежащей на столе раскрытой картой. «Интересно, он когда-нибудь садится?» – подумал я, хотя помнил известную истину: инструктировать нужно стоя, так лучше воспримут твои слова.
   – Проходи майор, садись. – Не отрываясь, словно на фотографию любимой, полковник глядел на карту. – Как служба на новом месте?
   – Нормально, товарищ полковник! Личный состав демонстрирует высокие боевые показатели.
   – Ну-ну… Подобрал бойцов для выполнения предстоящего задания?
   – Так точно, подобрал!
   – Каков состав?
   – Три сержанта, прошедшие диверсионный курс, и четыре лейтенанта. Трое из них имеют выходы. Один пока что не обстрелян.
   – Кто?
   – Лейтенант Канищев.
   – Ты в нем уверен?
   – Уверен, товарищ полковник…
   – Не забыл, что выполнение практически целиком ложится на офицеров, а сержанты подключаются на всякий случай, как тягловая сила?
   – Помню, товарищ полковник…
   – Ну, добре, давай тогда к делу… – Полковник выдвинул карту на середину стола. – Иди сюда поближе, вверх тормашками не много разглядишь. – Он затянулся папиросой и продолжил: – Тебе предстоит отправиться вот сюда, – корявый палец очертил на карте небольшой круг, – в район китайского городка Хайлар. Догадываешься теперь, почему выбор пал на тебя?
   – Могу предположить, что возникла необходимость временно возвратиться в места, которые я уже навещал.
   – Почти… Только на прогулку твой выход вряд ли будет похож… – Полковник помолчал. – Комдив, кстати, не очень хотел, чтобы ты шел: он считает, что надо пообвыкнуться, притереться немного. Но ты же знаешь, у нас нет ничего постоянного: люди приходят, уходят… Это тебе не учебная часть какая-нибудь, здесь сближаются в ходе операции. Я вообще-то считаю, что знание местности в предполагаемом районе – преимущество перед всяким другим. Батька наш в конце концов тоже согласился. Тебе, кстати, район этот хорошо знаком? Бывал, наверно?
   – Как не бывать, хожено-перехожено… – Я быстро взглянул на полковника, пытаясь понять, честен он со мной или нет. – Не именно в этом квадрате, но бывать приходилось.
   – Так вот, в районе стыковки нашей и китайской границ, – карандаш уткнулся в точку скрещения трех пограничных линий, – спецы испытывали новый вид оружия. Его пока еще нет ни в одной армии мира.
   Я удивленно поднял брови; тема, что и говорить, меня очень интересовала.
   – Да-да, есть такая штуковина, которая, как крот, ползает под землей в заданном направлении.
   – Никогда не слышал…
   – Да никто не слышал, и я бы знать не знал, если бы не пришлось столкнуться с особым случаем. Испытатели запустили ее с базы примерно вот здесь, километрах в десяти от границы.
   – Это что, ракета подземная?
   – Да не ракета, а аппарат, сделанный из особо прочной стали, которая разгрызает любую, даже особо плотную породу. Ну конечно, можно назвать его и ракетой, но уж очень условно. По целевому назначению действительно сходство есть: речь идет о доставке боевого заряда в заданную точку. Пока, разумеется, теоретически и на небольшие расстояния… Что же до названия, то есть несколько вариантов. Мы с тобой будем величать его «Кротом». До сих пор понятно?
   – Понятно… – Мой голос прозвучал глухо и несколько неуверенно.
   – Так вот, «Крот» этот успешно продвинулся более чем на две тысячи метров в глубину нашей территории и остановился, но не вышел, как было запланировано, на поверхность. Начальник группы испытателей посовещался со своими хлопцами, и кто-то из них надоумил вместо выхода на поверхность дать «Кроту» команду на продолжение движения под землей. С пульта дали радиокоманду, и «Крот» пополз, а потом неизвестно почему вдруг стал менять направление и, преодолев по дуге значительное расстояние, оказался в конечном счете на территории Китая в районе Хайлара.
   Полковник уставился на карту и на несколько секунд вновь погрузился в размышления.
   – Почти сразу после испытаний была послана группа из пяти человек, из которой, судя по косвенным данным, ни один уже не вернется. Командир группы успел передать по рации, что место выхода аппарата они нашли, черный ящик с него сняли. Слышимость во время сеанса связи была очень слабой; он несколько раз пытался передать какую-то дополнительную информацию, но радисты принять ее не сумели. Был запущен кодовый сигнал перехода на запасную волну, но на связь больше никто не вышел.
   А теперь слушай условия боевой задачи. Тебе предстоит в кратчайший срок прочесать большой участок территории, чтобы обнаружить место выхода аппарата на поверхность. Он скорее всего взорван… но если хлопцы не успели, его необходимо взорвать. В окрестностях ты почти наверняка обнаружишь трупы наших, и у кого-то из них, по моим предположениям, под одеждой или в рюкзаке должен быть спрятан черный ящик. Его ты обязан доставить целости и сохранности. Только проверив данные, записанные прибором, мы сможем узнать, что же там случилось. Иначе все испытания придется начинать сначала. Понятно?
   – Понятно, товарищ полковник.
   – Параллельно с главным заданием тебе предстоят еще одно: перетащить на нашу территорию всех погибших. Ребят надо похоронить как следует. Как это сделать, сориентируешься на месте. Возможно, примешь решение вначале перейти границу с черным ящиком, а затем по уже проверенному маршруту выносить тела. Только прямо тебе скажу: такой вариант наименее желателен. Каждый день прибавляет шанс на обнаружение. Китайцы, как ты понимаешь, не должны знать о существовании аппарата и об испытаниях ничего, абсолютно ничего! Каждый обнаруженный ими осколок взорванного «Крота» или труп – повод к ненужным догадкам и разного рода поискам. Вот и думай…
   Полковник вновь опустил глаза на карту, постучал по ней карандашом и спросил:
   – Это все. Вопросы есть?
   – Какова приблизительная глубина проникновения на территорию условного противника?
   – От одного километра до семи-восьми…
   – Очень большой разброс…
   – Согласен… Оценка крайне затруднена из-за множества факторов: тут и энергетические возможности аппарата, и специфика грунта на разных глубинах, и еще много такого, чего сами спецы в толк взять не могут. Так что принимай данные, какие есть.
   – Когда выход?
   – Через трое суток. – Полковник посмотрел на меня испытующе. – Выполнишь задание – вторая звездочка на погоны и орден. Само собой, получишь батальон… Ну иди, подробности у полковника Векшина, зама по оперативной работе. У него же получишь все необходимые средства связи. На сей раз это не обычная рация… В общем, сам увидишь.
* * *
   В вертолете стоял такой гул, что даже бойцы слегка ошалели. Они молча сидели на жестких скамейках вдоль вытянутой, как сигара, утробы боевой машины. Говорить совсем не хотелось, да и вряд ли удалось бы перекричать грохот лопастей. Моим же мыслям никакой шум не мешал.
   Я сидел, ни на кого не обращая внимания. Ведь это суперудача! Цель моего пребывания здесь – «Крот», именно его мне поручили найти. А тут само, точнее, сам в руки идет. Да и группу мне дали подобрать самостоятельно. За недолгое время знакомства офицеры и солдаты, отобранные для выполнения сложного задания без всякого давления сверху, успели оценить и понять главное: командир строг, справедлив и немногословен. Любое действие или даже высказывание оценивается с точки зрения дела, находящегося в данную минуту на повестке дня. Неточность или небрежность в исполнении караются беспощадно, и такая суровая требовательность – не декларация, а закон повседневной жизни, точнее работы. Таким я пытался выглядеть в их глазах.
   Я старался вселить в людей ощущение уверенности и надежности, и судя по всему, они относились ко мне с уважением и понимали необходимость беспрекословного подчинения. Единственное, что не нравилось моим бойцам и даже вызывало молчаливое раздражение, – это отсутствие похвалы. Сухарь я, сухарь! Мне об этом говорил замкомдив, он ведь тоже инструктировал группу и с каждым беседовал по отдельности. Вот они ему и изложили свои впечатления обо мне. Излишнюю мою суровость отметили и во время учебных занятий, и позднее, когда формировалась группа. В такие моменты люди обычно устанавливают не только профессиональные, но и человеческие контакты, я же оставался сух и официален. И делал это специально.
   Раздумывая о предстоящем задании, я чувствовал, что владею не всей информацией. Еще в кабинете у начштаба мне показалось, что упоминание о предыдущей группе было излишне коротким, а полковник чего-то недоговаривает. Это непонятное, неуловимое «что-то», а также не совсем ясно очерченная цель вызывали сильное беспокойство. Однако обдумывание позавчерашнего разговора ничего нового не приносило, а опасность от моих догадок ничуть не уменьшалась – ведь моей группе предстояло прочесать огромную, покрытую глубоким снегом территорию. Прогноз безоблачной погоды не обещал, так что в предстоящих условиях связь между участниками похода окажется, скорее всего, весьма ненадежной. Если поиск не увенчается быстрым успехом, не менее остро может встать и вопрос питания: с учетом необходимого запаса взрывчатки и личных боекомплектов больше пятидневного запаса сухарей и сала взять с собой мы не могли. А «гулять», может быть, придется не меньше восьми-десяти дней, и это еще при нормальной погоде. Остается надеяться на быстрое обнаружение следов пребывания предшественников да на группы поддержки, курсирующие около границы, хотя этот вариант нежелателен.
   Возможная засада с противоположной стороны также не предвещала ничего хорошего. Период враждебных отношений с «большим братом» в общем-то позади, но это совершенно не означает, что в случае столкновения вылазка на чужую территорию будет расценена как дружеская шалость. Азиат – он и есть азиат… Что коммунисты, что капиталисты – невелика разница, когда речь идет о вековых традициях отношения к противнику: после перестрелки захватят и будут потешаться всласть до той поры, пока пытки, на которые они великие мастера, не превратят человека в животное.
   Я прошел в кабину вертолета и некоторое время молча смотрел на вихрь снежинок за бортом.
   – Что, майор, не терпится?
   – Как вы ориентируетесь в этом снежном крошеве? Ничего же не видно.
   – А нам и ни к чему, приборы все показывают. – Командир экипажа добродушно улыбнулся.
   – Да тут, пожалуй, академиком надо быть, чтобы в цифрах и стрелках ваших разобраться.
   – Это только кажется, на самом деле достаточно будет и кандидатской, – пробасил летчик.
   Минуту спустя пилоты подали друг другу какой-то знак глазами, понятный только им обоим.
   – Отчего тряска появилась? Идем на снижение?
   – Буря мглою небо кроет… Ты догадлив, командир, мы уже совсем близко. Предупреди людей, чтобы приготовились. Осталось всего ничего…
   Вертолет накренил нос и завис над заснеженной полянкой. Через некоторое время его полозковые шасси коснулись снежного покрова, словно проверяя гостеприимность сурового края. Следующим движением махина грузно опустила заднюю часть и окончательно села на поверхность. Пропеллер сбавил обороты, и вскоре открылась тяжелая дверь салона. Лихо спрыгнув вниз, я обратился к встречающему.
   – Майор Груздев!
   – Старший лейтенант Сорокин!
   – Машина готова?
   – Можно сказать, готова, только вот… не заправлена.
   – Что? Что значит – не заправлена? Вы понимаете, что говорите?
   – Товарищ майор, послушайте…
   – Я не собираюсь слушать никаких оправданий! Я не прокурор и не психиатр – объяснения нужны им, а не мне! В течение нескольких минут, пока люди разгружаются, вы обязаны решить все проблемы!
   – Напрасно вы так…
   – Не заправлена, это надо же!.. – Повернувшись к старлею спиной, я сделал несколько шагов в сторону вертолета, не переставая возмущаться.
   В душе я себя осуждал. Ну чего я сержусь: на этом свете происходит только то, что должно происходить. На уроках рабби всегда описывал форму поведения, которую я сейчас демонстрировал (а большинство людей считает нормальной) как неприемлемую.
   Ведь что в действительности происходит? Что-то или кто-то раздражает нас, мы в ответ сердимся, возмущаемся, кричим, вызывая тем самым еще более сильную отрицательную реакцию. Это называется реактивное поведение. На самом деле огрызаться и кипятиться в ответ не следует, а нужно понимать: раз так происходит, значит, так нужно. Ведь все в этом мире взаимосвязано, и ничего не происходит зря. Задержали нас – значит, так нужно. Прими ситуацию, согласись с происходящим и не психуй! Каббалисты называют такое поведение проактивным. Ведь любое событие направлено сверху и всегда предназначено для нашего очищения. Поэтому не нужно сопротивляться, следует принимать все как есть. Каббала тоже представляет собой причинно-следственный порядок нисхождения высших сил, подчиненным постоянным и абсолютным законам, связанным между собой и направленным на то, чтобы раскрыть человеку в этом мире Высшую управляемую силу, которую мы именуем Творцом.
   Подумав так, я тут же успокоился. Все вдруг показалось мне идущим по намеченному плану. Великое дело – знание.
   Разгрузившиеся бойцы нетерпеливо переглядывались в ожидании решительного слова своего командира.
   – Товарищ майор, давайте проедем в часть! Я вам по дороге расскажу, что да как, и вы поймете, что в сложившихся обстоятельствах виновного нет, просто досадная случайность…
   – В том, что виновного нет, можно не сомневаться. – Я попытался оценить ситуацию трезво. – Сколько бензина в баке?
   – Со слов водителя, примерно на двадцать пять-тридцать километров.
   – Это значит, что нужно еще примерно две канистры.
   – Где-то так…
   – Мы не можем появляться в расположении части, попытайтесь это понять.
   – Так как же быть?
   – Сколько займет путь туда и обратно?
   – Не менее часа…
   – Если вы сейчас отправитесь в часть, можно оставаться уверенным, что с заправкой будет все в порядке?
   – Если честно – не очень. Для ускорения дела желательно ваше присутствие…
   Меня захлестывало чувство досады и стыда перед своими людьми: на первом же шагу смертельно опасной операции вышла такая осечка. О какой дисциплине внутри отряда может идти речь при таком наплевательстве со стороны поддерживающих служб?
   – Хорошо, мы поедем, – довольно зло сказал я, – но из машины выходить не будем: необходимо сделать так, чтобы никто не обратил внимания на появление в расположении части новых людей. По имеющимся у меня данным, почти десять процентов населения на пограничных с Китаем территориях составляют те же китайцы, которые упорно, день за днем, с истинно азиатским упорством и терпением продолжают переходить границу в сторону России и в большинстве своем остаются. Понятно, что часть из них информирует о происходящем вокруг свое начальство.
   – Да у нас народ к гостям привычный…
   – Еще раз повторяю: чтобы не обратили внимания…
   История с заправкой задержала нас почти на час. Выгрузка в запланированном месте проходила в молчании, сосредоточенно и деловито.
   – Ну, старлей, пожелай нам ни пуха ни пера, и заранее посылаем тебя к черту!
   – Ни пуха ни пера, и чтобы все было как надо. Ты, майор, извини за задержку…
   – Оставь, сейчас уже неважно… А на добром слове спасибо! Будь здоров!
 
   ГАЗ-66 немного постоял, урча мотором, затем плавно откатился назад и отправился в часть, где было тепло, ждала нормальная еда и мягкая постель. А что ожидало впереди маленькую группу из восьми человек?
   Чем менее различимым становился силуэт машины, тем яснее ощущалась неизбежность опасного противостояния слабых людей и природной стихии, жестокий нрав которой не знает ни жалости, ни пощады.
   Одетые в теплые куртки и унты, бойцы стояли молча, разглядывая ненадолго прояснившееся небо. Упрятанное в упаковку защитного цвета оборудование и боеприпасы лежали на снегу большой бесформенной кучей.
   Я подошел ближе и просто, как на рядовых учениях, объявил:
   – До наступления темноты нам предстоит пройти до границы около пятнадцати километров. Там заночуем… Сейчас перекур десять минут.
   Солнце уже пошло к закату, когда прозвучала команда: «Строиться!»
   Выстроившиеся в линию семь человек вполне сошли бы за спортсменов-лыжников, если бы не военное обмундирование и снаряжение.
   – Лейтенант Конин!
   – Я!
   – Лейтенант Одегов!
   – Я!
   – Лейтенант Сагдеев!
   – Я!
   – Лейтенант Канищев!
   – Я!
   – Старший сержант Баталин!
   – Я!
   – Сержант Калужный!
   – Я!
   – Сержант Соскачев!
   – Я!
   – Это наш первый и последний привал на своей территории, завтра переходим границу дружественного Китая. – Я почему-то использовал некогда стандартную формулировку.
   – До того дружественная граница, что переходить нужно втихаря. – Слова записного шутника Одегова вызвали дружный смех.
   – Граница сама по себе, может, и ничего, да только вот пограничники с той стороны чужаков не любят. Прошу это не забывать.
   Я молча смотрел на своих людей, после чего продолжил:
   – Сегодня мы еще можем позволить себе шалаши. Завтра ни о чем подобном даже мечтать не придется.
   – Ой, Конин, я хочу с тобой в шалаш, тепла набраться, чтоб на пару дней хватило. – краснощекий Сергей Одегов, как обычно, шутил.
   – Ну уж нет, ты же храпишь, как медведь в берлоге! На кой ты мне сдался?
   – Знаешь ты, как медведь храпит! Вот на берлогу напорешься, тогда посмотрим.
   – Про китайского не знаю, я же про русского говорил.
   – Сержанты, – я смотрел на команду, как на расшалившихся щенят, – вперед на заготовку веток! Лейтенантам попарно плести шалаши.
   Ложе из тонких сосновых веток получилось действительно царским. Сильный мороз не позволял ощутить аромата хвои, но время от времени нас окутывало этим волшебным, почти забытым запахом, напоминающим о новогоднем празднике.
   Нескончаемый вой ветра усиливал ощущение тревоги. Немного привыкнув к нему, я уловил некий внутренний ритм, управляющий столкновениями огромных воздушных масс. Этот ритм убаюкивал, и мой сосед по шалашу, заместитель командира отряда лейтенант Конин, уже поддался воздействию колыбельной ветра: его громкое сопение то затихало, то вступало в соревнование со звуками природы. Мне же не спалось…