Была, однако, одна загвоздка. Незадолго до того меня высмотрели селекционеры московского «Локомотива» и тоже приглашали к себе, предварительно взяв от меня заявление о переходе. Я объяснил ситуацию Иванову, а он в ответ: «Ничего страшного, это мы уладим». В общем, мы все трое написали такие заявления. И не успел я вернуться в Воронеж, как меня срочно попросили приехать в «Торпедо».
Разлуки и встречи
Поздно, все поздно
«Торпедо» – это Иванов
Игра, которую выбираем не мы
Самое памятное, самое дорогое
Заканчивать я собирался не единожды
Глава шестая
По случаю круглой даты…
Разлуки и встречи
Для меня, 16-летнего мальчишки, было, конечно, лестно переехать в Москву. С другой стороны – боязно: одному, без родителей, сорваться и уехать в совершенно чужой город к незнакомым людям… На Казанском вокзале меня встречал Юрий Золотов. Посадил в машину и повез прямо в Лужники, где «Торпедо» в тот день играло со «Спартаком». Шел 1974 год, был конец августа – начало сентября. После матча, который «Торпедо» выиграло, Золотов повел меня в раздевалку знакомить с футболистами. У меня затряслись руки и ноги, и я засеменил за Золотовым на полусогнутых. А в раздевалке услышал его голос: «Познакомься, Коля, это Вадим Никонов, это Николай Худиев, это Алексей Еськов, это Леонид Пахомов, это Владимир Сахаров». Чуть позже я близко познакомился с Эдуардом Анатольевичем Стрельцовым и Валерием Ивановичем Ворониным. Сейчас мне иной раз не верится, что я был знаком с такими людьми. Валерий Иванович даже приходил ко мне в гости.
Поздно, все поздно
Это случилось незадолго до гибели Валерия Ивановича. У меня был день рождения. По существовавшей тогда в команде традиции, Валентин Иванов построил на поле всю команду, поздравил меня и вручил от имени завода и руководства клуба подарок. На стадионе был и Воронин. Вечером того же дня отмечали праздник дома в кругу семьи. Время было позднее – часов, наверное, двенадцать ночи. Вдруг – звонок в дверь. Подхожу, смотрю в глазок и вижу – Воронин. Открываю дверь и замечаю в темноте лестничной клетки еще три-четыре фигуры. «Колек, – весело воскликнул Воронин, – поздравляю тебя, ну и все такое прочее». Он был уже навеселе. Делая вид, что ничего не замечаю, бодро говорю ему: «Валерий Иванович, заходите, самым дорогим гостем будете!» А он вдруг жестко, сощурив свои красивые глаза, сказал: «Не, Колек, поздно. Все поздно. Понимаешь, для меня все поздно». И, повернувшись, стал тихо, как-то неуверенно ступая, спускаться по лестнице, а за ним – его спутники. Дверь в квартиру я закрыл только тогда, когда хлопнула парадная. До сих пор, когда раздается поздний звонок в дверь, я, смотря в глазок, надеюсь, что увижу там Валерия Ивановича. И слезы наворачиваются на глаза, когда осознаю, что это невозможно. Ведь поздно, все уже поздно…
«Торпедо» – это Иванов
Мой дебют в «Торпедо» состоялся весной следующего года. Тогда команда поехала в Симферополь на ответный матч Кубка УЕФА с дрезденским «Динамо». Первый мы проиграли вчистую – 0:3, а в ответном победили – 3:1. Тем не менее по итогам двух матчей выбыли из розыгрыша. В той игре я, 17-летний парень, впервые вышел на замену.
В начавшемся вскоре чемпионате страны Иванов стал выпускать меня на замену более или менее регулярно. В стартовом же составе я впервые вышел на матч с «Днепром». Мы тогда уступили, и Иванов дал понять, что мне рановато играть в «основе» – надо еще набраться опыта в дубле. Ну, в дубле – так в дубле. У Иванова в оценке игрока очень большую роль играет случай, в том числе результат матча. В общем, ушел я в дубль. Много там забивал. Резервный состав тогда у нас был сильный – Пахомов, Еськов, Забиняк, Дерябин, Храбростин, Гришин, Ванюшкин, Беленков…
В 1976 году меня снова стали привлекать в основной состав. Увы, когда в осеннем первенстве команда стала чемпионом, мне до права получения золотой медали не хватило одного-двух сыгранных матчей. И только со следующего сезона я начал играть в «основе» постоянно. Забивал я, конечно, немного – в основном по 8–9 мячей. Лишь в 1979 году – 14. Сейчас понимаю, что отдавал себя игре, наверное, меньше чем наполовину. Почему так произошло? Думаю, не хватило характера, силы воли. Если бы у меня была возможность что-то переиграть в своей жизни, я бы сделал это. В жизни я был скромным, может быть, даже застенчивым, но на поле – азартным, мог и выругаться, и накричать на кого-нибудь. Сейчас я бы, наверное, по-иному относился ко многим вещам.
Наша команда все время барахталась где-то поблизости от призовых мест. То есть по ходу чемпионата находилась в тройке, но в итоге всегда откатывалась на 4—6-е места. Для меня по сей день остается загадкой, как в таких условиях, с такими футболистами практически ничего не выиграть? Проходили десятилетия, а по-настоящему крупных, регулярных, запоминающихся побед не было.
В начавшемся вскоре чемпионате страны Иванов стал выпускать меня на замену более или менее регулярно. В стартовом же составе я впервые вышел на матч с «Днепром». Мы тогда уступили, и Иванов дал понять, что мне рановато играть в «основе» – надо еще набраться опыта в дубле. Ну, в дубле – так в дубле. У Иванова в оценке игрока очень большую роль играет случай, в том числе результат матча. В общем, ушел я в дубль. Много там забивал. Резервный состав тогда у нас был сильный – Пахомов, Еськов, Забиняк, Дерябин, Храбростин, Гришин, Ванюшкин, Беленков…
В 1976 году меня снова стали привлекать в основной состав. Увы, когда в осеннем первенстве команда стала чемпионом, мне до права получения золотой медали не хватило одного-двух сыгранных матчей. И только со следующего сезона я начал играть в «основе» постоянно. Забивал я, конечно, немного – в основном по 8–9 мячей. Лишь в 1979 году – 14. Сейчас понимаю, что отдавал себя игре, наверное, меньше чем наполовину. Почему так произошло? Думаю, не хватило характера, силы воли. Если бы у меня была возможность что-то переиграть в своей жизни, я бы сделал это. В жизни я был скромным, может быть, даже застенчивым, но на поле – азартным, мог и выругаться, и накричать на кого-нибудь. Сейчас я бы, наверное, по-иному относился ко многим вещам.
Наша команда все время барахталась где-то поблизости от призовых мест. То есть по ходу чемпионата находилась в тройке, но в итоге всегда откатывалась на 4—6-е места. Для меня по сей день остается загадкой, как в таких условиях, с такими футболистами практически ничего не выиграть? Проходили десятилетия, а по-настоящему крупных, регулярных, запоминающихся побед не было.
Игра, которую выбираем не мы
В «Торпедо» Валентин Иванов отдавал предпочтение игре силовой, а не комбинационной. Мяч – подальше, а там – борьба. Под такой футбол строился весь тренировочный процесс. У нас даже был специальный тренер по легкой атлетике – Александров. Гоняли нас здорово. Мы мяча подолгу не видели. Тренировки шли чередой, и все – без мячей. Когда к нам приходили люди из других команд – например, спартаковец Сергей Шавло и другие, – они ничего не могли понять. От перегрузок игроки иной раз теряли сознание. Особенно приличные нагрузки были в подготовительный период. К началу чемпионата физически мы бывали готовы лучше других, и первые несколько туров, как правило, возглавляли турнирную таблицу. Но потом, когда остальные команды набирали силенок, мы (вот тут-то и сказывались тренировки без мяча!) откатывались назад. А три летних месяца, когда мы никого не могли обыграть, у нас были мертвым сезоном. Как мог, я старался выполнять указания тренера. Думаю, не только я, но и игроки вроде Сахарова и Суслопарова тоже предпочитали комбинационный футбол. Как раз в то время Константин Иванович Бесков позвал меня в «Спартак», но я не решился перейти. Почему? Во-первых, не мог оторваться от коллектива, который тогда у нас сложился, – Пригода, Полукаров, Круглов… Можно перечислить всех: ни одного человека не было, что называется, без души. Иванов? Да, у меня, конечно, есть на него обиды. Но он много раз помогал мне, и я ему за это благодарен по сей день.
К 1985 году я четко почувствовал, что Иванов начинает терять ко мне интерес. К тому времени я хорошо изучил его и знал, что если он меняет футболиста через 10 минут после начала матча, значит, человек как игрок ему больше неинтересен. Как раз тогда мне позвонил Виктор Семенович Марьенко из «Факела» и позвал к себе. Я согласился сразу. Подошел к Иванову: «Валентин Козьмич, так и так, ухожу в «Факел». А он мне в ответ: «Ты чего? Я тебя не гоню. Хочешь – докажи в дубле». – «Ну, какой дубль, Валентин Козьмич? Что мне доказывать? Я ведь у вас уже 11 лет играю». В общем, он понял, и я уехал в Воронеж, хотя покидал команду с тяжелым сердцем – она стала мне родным домом.
К 1985 году я четко почувствовал, что Иванов начинает терять ко мне интерес. К тому времени я хорошо изучил его и знал, что если он меняет футболиста через 10 минут после начала матча, значит, человек как игрок ему больше неинтересен. Как раз тогда мне позвонил Виктор Семенович Марьенко из «Факела» и позвал к себе. Я согласился сразу. Подошел к Иванову: «Валентин Козьмич, так и так, ухожу в «Факел». А он мне в ответ: «Ты чего? Я тебя не гоню. Хочешь – докажи в дубле». – «Ну, какой дубль, Валентин Козьмич? Что мне доказывать? Я ведь у вас уже 11 лет играю». В общем, он понял, и я уехал в Воронеж, хотя покидал команду с тяжелым сердцем – она стала мне родным домом.
Самое памятное, самое дорогое
Для меня самым памятным остался 1979 год. Во-первых, Бесков пригласил меня в сборную Москвы для участия в VII летней Спартакиаде народов СССР. Мы выиграли первое место, за что я получил звание мастера спорта международного класса. Правда, провел всего один матч (против сборной Литвы) и забил один мяч. Но я окунулся в бесковскую атмосферу футбола. И с первых тренировок – когда увидел, что творят с мячом Юрий Гаврилов, Федор Черенков и другие, – естественно, пришел в восторг. Ведь и я это любил, к этому стремился, поэтому сразу влился в коллектив, почувствовал, что все это – мое. Подружился со многими игроками. Костяк сборной составляли динамовцы и спартаковцы (из остальных московских команд было лишь по одному человеку). Впоследствии я долго скучал по атмосфере, которая царила в той сборной.
Другое яркое воспоминание о том годе – пять мячей в одном матче, забитых мною в ворота ташкентского «Пахтакора». К окончанию чемпионата «Торпедо» попало в пиковую ситуацию: место в высшей лиге сохранялось только в случае побед в двух домашних матчах – с «Пахтакором» и ростовским СКА. Не скрою, у нас были мыслишки попросить игроков «Пахтакора» помочь, но нам дали понять, что разговор этот бесполезен. Поэтому мы, собравшись на базе, спросили прежде всего самих себя: чего же мы стоим на самом деле, если не сможем честно обыграть далеко не самых сильных соперников? И все сразу встало на свои места. Мы вышли на поле такими заряженными на победу, какими не были, наверное, ни в одном матче того первенства.
Было ли предчувствие, что игра станет для меня какой-то особенной? Честно говоря, не было. Просто все удачно сложилось. Например, в первом тайме судья назначил пенальти в ворота «Пахтакора». Обычно у нас били Юрин или Сахаров, но последний вдруг сказал мне: «Коль, иди и пробей». Я подошел и забил. Потом второй, третий – после совершенно немыслимых рикошетов. Потом еще один пенальти реализовал. В общем, когда забил пятый мяч, оставалось играть, наверное, минут 30. Сахаров схватился за голову и закричал мне: «Колька, ты же пять мячей забил, понимаешь?!» А мне в тот момент даже как-то неловко стало перед ребятами, и в оставшееся время я не реализовал еще три-четыре верных момента – неловкость из головы не выходила. Меня, кстати, за мои «неловко» и «стыдно» ребята частенько подкалывали. После матча в раздевалку зашел и поздравил меня Валентин Козьмич, не работавший в тот год с командой. Так, пожалуй, праздник и закончился. Сейчас об этом, наверное, вспоминают только дотошные статистики. Мы выиграли и последнюю встречу у ростовского СКА. Выручил нас тогда Сахаров, забивший во втором тайме победный мяч. А я тогда на 2-й минуте не забил пенальти и мог здорово подвести команду. В общем, мы заняли спасительное 16-е место…
Другое яркое воспоминание о том годе – пять мячей в одном матче, забитых мною в ворота ташкентского «Пахтакора». К окончанию чемпионата «Торпедо» попало в пиковую ситуацию: место в высшей лиге сохранялось только в случае побед в двух домашних матчах – с «Пахтакором» и ростовским СКА. Не скрою, у нас были мыслишки попросить игроков «Пахтакора» помочь, но нам дали понять, что разговор этот бесполезен. Поэтому мы, собравшись на базе, спросили прежде всего самих себя: чего же мы стоим на самом деле, если не сможем честно обыграть далеко не самых сильных соперников? И все сразу встало на свои места. Мы вышли на поле такими заряженными на победу, какими не были, наверное, ни в одном матче того первенства.
Было ли предчувствие, что игра станет для меня какой-то особенной? Честно говоря, не было. Просто все удачно сложилось. Например, в первом тайме судья назначил пенальти в ворота «Пахтакора». Обычно у нас били Юрин или Сахаров, но последний вдруг сказал мне: «Коль, иди и пробей». Я подошел и забил. Потом второй, третий – после совершенно немыслимых рикошетов. Потом еще один пенальти реализовал. В общем, когда забил пятый мяч, оставалось играть, наверное, минут 30. Сахаров схватился за голову и закричал мне: «Колька, ты же пять мячей забил, понимаешь?!» А мне в тот момент даже как-то неловко стало перед ребятами, и в оставшееся время я не реализовал еще три-четыре верных момента – неловкость из головы не выходила. Меня, кстати, за мои «неловко» и «стыдно» ребята частенько подкалывали. После матча в раздевалку зашел и поздравил меня Валентин Козьмич, не работавший в тот год с командой. Так, пожалуй, праздник и закончился. Сейчас об этом, наверное, вспоминают только дотошные статистики. Мы выиграли и последнюю встречу у ростовского СКА. Выручил нас тогда Сахаров, забивший во втором тайме победный мяч. А я тогда на 2-й минуте не забил пенальти и мог здорово подвести команду. В общем, мы заняли спасительное 16-е место…
Заканчивать я собирался не единожды
В Воронеже дела у меня не заладились ни в игре, ни в вещах, совершенно от нее далеких. Дело в том, что в качестве гонорара за выступления в команде мне дали машину. Оказалось, вне очереди. Причем получил я ее, сам того не ведая, вместо Сергея Савченкова, работавшего тогда одним из помощников Марьенко. Когда я об этом узнал, мне стало очень неудобно перед Сергеем, хотя он и не высказывал претензий. Я попал, что называется, в пикантную ситуацию и, отыграв в команде лишь год, решил заканчивать с футболом: как-никак 32 года стукнуло. Стал подыскивать себе работу, но вдруг раздался звонок из Кишинева. Звонил Владимир Александрович Емец, приведший в свое время «Днепр» к победе в чемпионате СССР, с предложением приехать и поиграть у него в «Нистру». Он звал меня именно играть в футбол, говорил о больших целях и задачах. Я собрался и поехал в Молдавию. Оказалось, на семь лет. И сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что годы, проведенные там, были едва ли не лучшими в моей футбольной биографии. Правда, и они были омрачены трагическими обстоятельствами.
Шел 1987 год. Владимир Александрович поставил перед нами задачу – выйти в первую лигу. Собственно, он был таким человеком, для которого в футболе существовала только верхняя строчка турнирной таблицы. Пребывание на любой другой он считал неудачей. Мы в своей зоне второй лиги заняли первое место и вышли в финальную пульку, где нашими соперниками за единственную путевку наверх были краснодарская «Кубань» и «Нефтяник» из Ферганы. Для того чтобы решить задачу, в последней игре нам надо было обыграть «Кубань» со счетом 3:0. Увы, мы победили лишь 2:0. Я зашел в раздевалку, сел рядом с Емецом и увидел, что с ним начинает твориться что-то неладное. Он задыхался. Я спросил, что случилось, а он вместо ответа упал с кресла. Я тут же подхватил его, пытаясь удержать – в нем как-никак килограммов 120, наверное, было. Тут подоспели ребята, вызвали «Скорую». Врач сделал укол прямо в сердце. Не помогло. Он умер на моих руках.
Для нас это было огромным горем. Он за год сделал для футболистов столько хорошего и доброго, сколько иной не сделает за десятилетия. Диктор объявил по стадиону: «Только что в раздевалке не стало Владимира Александровича Емеца». Не поверите, все 20 тысяч человек двинулись с трибун к раздевалке. Неожиданно среди ясного, солнечного дня пошел проливной дождь, и люди, пришедшие без зонтов и плащей, стояли под ним и плакали…
Я не встречал среди тренеров более душевного человека. Он умел так общаться с людьми, что даже его подшучивания над кем-то воспринимались без обиды, и, наверное, никто и никогда не держал на него зла. Часто говорят, что такой-то человек не может жить без футбола. И Емец не мог. И не стал. Вернее, жил футболом и умер на футболе.
На смену Владимиру Александровичу пришел Ахмед Алескеров. Ой, с какими разными людьми мне довелось поработать! Алескеров по своему отношению к игре был полной противоположностью Емеца. Очень хитрый человек, в футболе больше искал обходные пути, стараясь решить игровые проблемы за пределами поля. И ведь решил – при нем мы вышли в первую лигу. Но в 1989 году в Молдавии началось давление на русских: зачем, мол, привезли варягов? Причем это исходило от людей сверху. Простые же писали письма с протестами против таких гонений и оказывали нам поддержку, причем не только моральную – после игр к раздевалкам несли корзины с фруктами, вино, сладости.
Пришлось уехать. Правда, недалеко – в Тирасполь. Там я играл за «Тилигул». В 1991 году мы вышли в высшую лигу, но поиграть в ней нам не удалось – СССР распался. Так что вместо союзной высшей лиги я играл в чемпионате Молдавии. Что еще осталось в памяти? Пришлось на себе испытать, что такое война. Поехали мы на очередной календарный матч в Бендеры. Игра была назначена на 14 часов. Только переехали мостик через речку, как Бендеры начали бомбить. До сих пор не могу понять: кто, из-за чего, за что и почему? Пережил немало, и, честно признаюсь, страшно было. Не потому, что шальные пули иной раз залетали в гостиницу, где мы остановились, а потому, что нельзя было выехать в Россию ни через Одессу, ни через Кишинев – все было перекрыто. Началась война. Страшно было не за себя, а за жену Татьяну, сына Сашку и дочь Лену. В конце концов, я оттуда выбрался и думал, что больше не вернусь. Опять решил заканчивать, ведь мне было уже 37 лет. Но позвонил Владимир Юрин и пригласил к себе – в димитровградскую «Ладу». И я поехал. Через год мне из Кишинева позвонил Валерий Григорьевич Ротарь, мой давний друг, человек авторитетный, для которого понятия «честь», «справедливость» и «порядочность» – не пустые слова. Сказал, что создал команду «Конструкторул», просил приехать. Конечно, я поехал, но играл мало – был скорее играющим тренером.
Я играл до 39 лет. Мог бы, наверное, и сейчас «пылить» где-нибудь во второй или третьей лиге, но меня увлекла работа с детьми в торпедовской школе. Ее директор Николай Кузьмин предложил попробовать, и я увлекся. Теперь часто вспоминаю себя прежним мальчишкой Филиппком, пришедшим «записываться в футбол». Вспоминаю свои тогдашние чувства и стараюсь, чтобы мои нынешние мальчишки не испытывали таких огорчений и разочарований, которые довелось пережить мне.
Николай Васильев, забивший 5 мячей в одном матче в ворота ташкентского «Пахтакора»
Шел 1987 год. Владимир Александрович поставил перед нами задачу – выйти в первую лигу. Собственно, он был таким человеком, для которого в футболе существовала только верхняя строчка турнирной таблицы. Пребывание на любой другой он считал неудачей. Мы в своей зоне второй лиги заняли первое место и вышли в финальную пульку, где нашими соперниками за единственную путевку наверх были краснодарская «Кубань» и «Нефтяник» из Ферганы. Для того чтобы решить задачу, в последней игре нам надо было обыграть «Кубань» со счетом 3:0. Увы, мы победили лишь 2:0. Я зашел в раздевалку, сел рядом с Емецом и увидел, что с ним начинает твориться что-то неладное. Он задыхался. Я спросил, что случилось, а он вместо ответа упал с кресла. Я тут же подхватил его, пытаясь удержать – в нем как-никак килограммов 120, наверное, было. Тут подоспели ребята, вызвали «Скорую». Врач сделал укол прямо в сердце. Не помогло. Он умер на моих руках.
Для нас это было огромным горем. Он за год сделал для футболистов столько хорошего и доброго, сколько иной не сделает за десятилетия. Диктор объявил по стадиону: «Только что в раздевалке не стало Владимира Александровича Емеца». Не поверите, все 20 тысяч человек двинулись с трибун к раздевалке. Неожиданно среди ясного, солнечного дня пошел проливной дождь, и люди, пришедшие без зонтов и плащей, стояли под ним и плакали…
Я не встречал среди тренеров более душевного человека. Он умел так общаться с людьми, что даже его подшучивания над кем-то воспринимались без обиды, и, наверное, никто и никогда не держал на него зла. Часто говорят, что такой-то человек не может жить без футбола. И Емец не мог. И не стал. Вернее, жил футболом и умер на футболе.
На смену Владимиру Александровичу пришел Ахмед Алескеров. Ой, с какими разными людьми мне довелось поработать! Алескеров по своему отношению к игре был полной противоположностью Емеца. Очень хитрый человек, в футболе больше искал обходные пути, стараясь решить игровые проблемы за пределами поля. И ведь решил – при нем мы вышли в первую лигу. Но в 1989 году в Молдавии началось давление на русских: зачем, мол, привезли варягов? Причем это исходило от людей сверху. Простые же писали письма с протестами против таких гонений и оказывали нам поддержку, причем не только моральную – после игр к раздевалкам несли корзины с фруктами, вино, сладости.
Пришлось уехать. Правда, недалеко – в Тирасполь. Там я играл за «Тилигул». В 1991 году мы вышли в высшую лигу, но поиграть в ней нам не удалось – СССР распался. Так что вместо союзной высшей лиги я играл в чемпионате Молдавии. Что еще осталось в памяти? Пришлось на себе испытать, что такое война. Поехали мы на очередной календарный матч в Бендеры. Игра была назначена на 14 часов. Только переехали мостик через речку, как Бендеры начали бомбить. До сих пор не могу понять: кто, из-за чего, за что и почему? Пережил немало, и, честно признаюсь, страшно было. Не потому, что шальные пули иной раз залетали в гостиницу, где мы остановились, а потому, что нельзя было выехать в Россию ни через Одессу, ни через Кишинев – все было перекрыто. Началась война. Страшно было не за себя, а за жену Татьяну, сына Сашку и дочь Лену. В конце концов, я оттуда выбрался и думал, что больше не вернусь. Опять решил заканчивать, ведь мне было уже 37 лет. Но позвонил Владимир Юрин и пригласил к себе – в димитровградскую «Ладу». И я поехал. Через год мне из Кишинева позвонил Валерий Григорьевич Ротарь, мой давний друг, человек авторитетный, для которого понятия «честь», «справедливость» и «порядочность» – не пустые слова. Сказал, что создал команду «Конструкторул», просил приехать. Конечно, я поехал, но играл мало – был скорее играющим тренером.
Я играл до 39 лет. Мог бы, наверное, и сейчас «пылить» где-нибудь во второй или третьей лиге, но меня увлекла работа с детьми в торпедовской школе. Ее директор Николай Кузьмин предложил попробовать, и я увлекся. Теперь часто вспоминаю себя прежним мальчишкой Филиппком, пришедшим «записываться в футбол». Вспоминаю свои тогдашние чувства и стараюсь, чтобы мои нынешние мальчишки не испытывали таких огорчений и разочарований, которые довелось пережить мне.
Глава шестая
В поисках состава и игры
1980-е годы, вплоть до их второй половины, прошли для «Торпедо» в поисках состава и своей игры. Этим занялся Валентин Иванов, в августе 1980-го сменивший на посту главного тренера Владимира Салькова.
Прежде чем перейти к рассказу о том, как складывались у команды дела в этом десятилетии, приведу очень интересные заметки Валерия Воронина, посвященные 50-летию клуба, праздновавшемуся в 1981 году. Они были опубликованы в 11-м номере еженедельника «Футбол-Хоккей».
Прежде чем перейти к рассказу о том, как складывались у команды дела в этом десятилетии, приведу очень интересные заметки Валерия Воронина, посвященные 50-летию клуба, праздновавшемуся в 1981 году. Они были опубликованы в 11-м номере еженедельника «Футбол-Хоккей».
По случаю круглой даты…
Нашему автозаводскому спортклубу «Торпедо» исполняется пятьдесят лет.
Прикинул, на всякий случай, – сколько же я с ним связан? Выяснилось, что я и сам юбиляр – четверть века в «Торпедо».
Круглая дата, круглый мяч – для меня, конечно, повод поговорить о торпедовском футболе. Он сейчас, после всех доставленных несколькими сезонами подряд огорчений, не в чести. Но мы не можем перестать в него верить. Там более, в начале нового сезона.
Кроме того, на мой взгляд, поражения терпит не торпедовский футбол, а футболисты, не захотевшие по не совсем понятным для нас, ветеранов, причинам его исповедовать. Настоящий же торпедовский футбол и при поражениях производил, насколько я помню, хорошее впечатление. И никогда не выходил из доверия.
Двадцать пять лет я связан с торпедовским футболом. Но знаком с ним и того больше. С самого, можно сказать, детства.
Не буду кривить душой и говорить, что с детства был болельщиком «Торпедо». Я болел за армейский клуб, муж моей старшей сестры Валентины, впервые приведший меня на футбол, – за «Динамо». Но «Торпедо» я хорошо помню, хотя мой нынешний клуб в те годы не представлял такой силы, как впоследствии – когда я, к моей гордости, был связан с ним непосредственно.
Хорошо помню финал Кубка 1949 года. Пономарева, принимающего хрустальный приз, и ликование торпедовских болельщиков на стадионе «Динамо». Помню и гол, забитый Александром Пономаревым в другом матче (и тоже, кажется, в ворота московского «Динамо») – в падении, через себя…
Теперь понимаю: традиция нашего клуба, сейчас, к сожалению, нарушенная, – чтобы в команде обязательно был мастер экстра-класса. И не просто звезда, а лидер, вокруг которого завязывается игра, позволяющая команде при любых трудностях с комплектованием состава иметь свое выражение лица.
Был Пономарев – фигура, приметная для всего футбола. И была команда, способная дать бой любому из ведущих клубов. У игроков менее знаменитых, чем Пономарев, было самолюбие больших спортсменов. Они умели поддержать лидера, зная, что он не подведет ни при каких обстоятельствах, и вырастали в своей уверенности.
Когда я появился в команде, в «Торпедо» было два выдающихся лидера – Эдуард Стрельцов и Валентин Иванов. Они определяли игру. И они влияли на всех, кто приходил тогда в команду. Мы преклонялись перед Ивановым и Стрельцовым. Я, например, захотел играть в «Торпедо», увидев на поле Стрельцова. Именно тогда я на всю жизнь влюбился в торпедовский стиль. Выражалось это в смешных теперь вещах – я старался делать прическу, как у Стрельцова…
Помню, что за торпедовский дубль я играл в первый раз, будучи учеником десятого класса. Пришел в раздевалку стадиона «Динамо». В школе я занимался баскетболом и по привычке надел короткие трусы – не футбольные, по понятиям того времени. Ветераны, выступавшие за дубль, ворчали: молодой, играет в плавках…
Почему именно это запомнилось? Потому, наверное, что начинавшийся тогда новый футбол привлекал и внешней своей элегантностью. Скоро все стали играть в коротких трусах – они соответствовали новой, нарождающейся манере игры, больше подходили к ней.
И в тогдашнем нашем футболе новый футбол выглядел особенно молодым, потому что совсем молоды были наши признанные лидеры – Иванов и Стрельцов. Они были совсем немногим старше нас, новобранцев. А Слава Метревели был на год старше Стрельцова и тоже проявил себя очень рано. Мы, повторяю, преклонялись перед лидерами, но их молодость нас обнадеживала. И все мы, начинавшие тогда – Сергеев, Фалин, Маношин, Посуэло, – все мы очень в себя верили. И рассчитывали в самом скором времени стать кем-то.
В прошлом году, когда ветераны играли на первенство Москвы, я посмотрел на нашего темпераментного испанца Мишу Посуэло в центре атаки и на сыгравшего больше всех матчей за мастеров «Торпедо» Виктора Шустикова, вспомнил Августина Гомеса. Вспомнил, как в пятидесятые годы спартаковец Борис Татушин мог пройти на скорости любого крайнего защитника. Любого, но не Гомеса. Так что и в защите у «Торпедо» давние традиции, поддерживаемые в последующие годы Островским, Медакиным, Шустиковым, Сараевым, Андреюком, Мещеряковым, Пахомовым, Бутурлакиным. Хорошие, даже входившие в сборную страны защитники были в «Торпедо» и потом. Но в надежности, в умении выдержать торпедовский стиль они, на мой взгляд, уступали и по-прежнему уступают предшественникам.
Стиль командной игры – великая вещь. Это не только внешнее проявление – одним нравится, другим, допустим, не нравится. Хотя в случае с «Торпедо» лучших лет я это допускаю с трудом. Стиль – особое состояние, особые отношения между игроками в команде, особое отношение тренера к самостоятельности игроков. Вот почему, наверное, наибольших успехов мы добивались под руководством тренеров, вышедших из «Торпедо». По случаю круглой даты позвольте быть пристрастным. К воспитанному в «Динамо» Бескову я тоже пристрастен, причем никогда этого не скрывал. Кто станет отрицать, что в качестве селекционера он для «Торпедо» сделал очень много? Почти всех из названных мною молодых игроков, ставших в шестидесятом году под руководством Маслова – лучшего, как я считаю, тренера за всю историю клуба – чемпионами и всем известными футболистами, в «Торпедо» привлек Бесков.
Часто слышишь упреки клубам – теперь вот и нашему, торпедовскому, – за то, что у тренеров чуть ли не до конца сезона нет выбора, нет возможности определить оптимальный состав. Правильно. Только не надо забывать и про то, что, когда есть возможность, когда клуб располагает одновременно многими талантами и тренер в своем выборе совершенно не ограничен, не обойтись без невидимых миру жертв.
Всегда вспоминают о нашем ансамбле 1960 года. И сетуют, что он распался быстрее, чем хотелось бы. Но в том и причина, может быть, что в тот период талантливых игроков оказалось больше, чем можно было использовать. Не все таланты нашли себе применение в чемпионском «Торпедо». Но все они повлияли на положение дел в команде. И мы, ставшие тогда чемпионами, обязаны тем, кто составлял нам конкуренцию, создавал в команде атмосферу, необходимую для большого футбола, когда им живешь и настойчиво себя ищешь именно в нем.
Мало пробыл в «Торпедо» игрок редкой одаренности и индивидуальности – таких я позже никогда не встречал – Валентин Денисов. Я видел его недавно в игре за торпедовских ветеранов и пожалел, что торпедовская молодежь так мало восприняла от него. Он играл, и небезуспешно, вместе с бывшим моим партнером Николаем Маношиным за армейский клуб, но настоящее его место, как, впрочем, и Маношина – в «Торпедо». Не все сейчас помнят, каким техничным игроком был Александр Савушкин. Он не попадал в тот состав из-за чрезвычайно высокой конкуренции, особенно в средней линии, где наибольшее предпочтение отдавалось очень тонкому и редкостно трудолюбивому Борису Батанову. Многим нравился и Кирилл Доронин, но Олег Сергеев на левом краю для большинства выглядел предпочтительнее. Сергеев кое-кому представлялся слишком прямолинейным. Но в его прямолинейности было своеобразие, вполне соотносимое со стилем торпедовской игры и, главное, учитываемое в этом стиле. Для такого нашего великого вратаря, как Лев Яшин, Сергеев был весьма опасным форвардом. Он обычно смотрел себе под ноги, и было непонятно, когда он нанесет удар. Сергеев бил, как только доходил до линии штрафной площади…
Влияние лидеров «Торпедо» на партнеров в лучшие годы означало вовсе не подавление слабых индивидуальностей сильными. Влияние лидера выражалось в том, что он делал заметными в большом футболе людьми тех, с кем «сотрудничал»…
Снова обратимся к Стрельцову. Уж на что он игрок, выраженный индивидуально, солист – кто станет спорить? Но в какого интересного форварда вырастал рядом с ним Владимир Щербаков! Или Михаил Гершкович. Гершкович хорошо играл и в других командах, что, на мой взгляд, недостаточно ценилось тренерами и партнерами, несмотря на очень сочувственное отношение к этому игроку зрителей. Но, думаю, и сам Михаил со мной согласится, лучшие его годы – в «Торпедо», рядом со Стрельцовым.
Как и положено ветерану, я достаточно много сказал о прошлых временах, противопоставляя их нынешним. Но как несложно мне было это сделать. Даже расстроился. Ведь современному поколению «Торпедо» нечем крыть.
Прикинул, на всякий случай, – сколько же я с ним связан? Выяснилось, что я и сам юбиляр – четверть века в «Торпедо».
Круглая дата, круглый мяч – для меня, конечно, повод поговорить о торпедовском футболе. Он сейчас, после всех доставленных несколькими сезонами подряд огорчений, не в чести. Но мы не можем перестать в него верить. Там более, в начале нового сезона.
Кроме того, на мой взгляд, поражения терпит не торпедовский футбол, а футболисты, не захотевшие по не совсем понятным для нас, ветеранов, причинам его исповедовать. Настоящий же торпедовский футбол и при поражениях производил, насколько я помню, хорошее впечатление. И никогда не выходил из доверия.
Двадцать пять лет я связан с торпедовским футболом. Но знаком с ним и того больше. С самого, можно сказать, детства.
Не буду кривить душой и говорить, что с детства был болельщиком «Торпедо». Я болел за армейский клуб, муж моей старшей сестры Валентины, впервые приведший меня на футбол, – за «Динамо». Но «Торпедо» я хорошо помню, хотя мой нынешний клуб в те годы не представлял такой силы, как впоследствии – когда я, к моей гордости, был связан с ним непосредственно.
Хорошо помню финал Кубка 1949 года. Пономарева, принимающего хрустальный приз, и ликование торпедовских болельщиков на стадионе «Динамо». Помню и гол, забитый Александром Пономаревым в другом матче (и тоже, кажется, в ворота московского «Динамо») – в падении, через себя…
Теперь понимаю: традиция нашего клуба, сейчас, к сожалению, нарушенная, – чтобы в команде обязательно был мастер экстра-класса. И не просто звезда, а лидер, вокруг которого завязывается игра, позволяющая команде при любых трудностях с комплектованием состава иметь свое выражение лица.
Был Пономарев – фигура, приметная для всего футбола. И была команда, способная дать бой любому из ведущих клубов. У игроков менее знаменитых, чем Пономарев, было самолюбие больших спортсменов. Они умели поддержать лидера, зная, что он не подведет ни при каких обстоятельствах, и вырастали в своей уверенности.
Когда я появился в команде, в «Торпедо» было два выдающихся лидера – Эдуард Стрельцов и Валентин Иванов. Они определяли игру. И они влияли на всех, кто приходил тогда в команду. Мы преклонялись перед Ивановым и Стрельцовым. Я, например, захотел играть в «Торпедо», увидев на поле Стрельцова. Именно тогда я на всю жизнь влюбился в торпедовский стиль. Выражалось это в смешных теперь вещах – я старался делать прическу, как у Стрельцова…
Помню, что за торпедовский дубль я играл в первый раз, будучи учеником десятого класса. Пришел в раздевалку стадиона «Динамо». В школе я занимался баскетболом и по привычке надел короткие трусы – не футбольные, по понятиям того времени. Ветераны, выступавшие за дубль, ворчали: молодой, играет в плавках…
Почему именно это запомнилось? Потому, наверное, что начинавшийся тогда новый футбол привлекал и внешней своей элегантностью. Скоро все стали играть в коротких трусах – они соответствовали новой, нарождающейся манере игры, больше подходили к ней.
И в тогдашнем нашем футболе новый футбол выглядел особенно молодым, потому что совсем молоды были наши признанные лидеры – Иванов и Стрельцов. Они были совсем немногим старше нас, новобранцев. А Слава Метревели был на год старше Стрельцова и тоже проявил себя очень рано. Мы, повторяю, преклонялись перед лидерами, но их молодость нас обнадеживала. И все мы, начинавшие тогда – Сергеев, Фалин, Маношин, Посуэло, – все мы очень в себя верили. И рассчитывали в самом скором времени стать кем-то.
В прошлом году, когда ветераны играли на первенство Москвы, я посмотрел на нашего темпераментного испанца Мишу Посуэло в центре атаки и на сыгравшего больше всех матчей за мастеров «Торпедо» Виктора Шустикова, вспомнил Августина Гомеса. Вспомнил, как в пятидесятые годы спартаковец Борис Татушин мог пройти на скорости любого крайнего защитника. Любого, но не Гомеса. Так что и в защите у «Торпедо» давние традиции, поддерживаемые в последующие годы Островским, Медакиным, Шустиковым, Сараевым, Андреюком, Мещеряковым, Пахомовым, Бутурлакиным. Хорошие, даже входившие в сборную страны защитники были в «Торпедо» и потом. Но в надежности, в умении выдержать торпедовский стиль они, на мой взгляд, уступали и по-прежнему уступают предшественникам.
Стиль командной игры – великая вещь. Это не только внешнее проявление – одним нравится, другим, допустим, не нравится. Хотя в случае с «Торпедо» лучших лет я это допускаю с трудом. Стиль – особое состояние, особые отношения между игроками в команде, особое отношение тренера к самостоятельности игроков. Вот почему, наверное, наибольших успехов мы добивались под руководством тренеров, вышедших из «Торпедо». По случаю круглой даты позвольте быть пристрастным. К воспитанному в «Динамо» Бескову я тоже пристрастен, причем никогда этого не скрывал. Кто станет отрицать, что в качестве селекционера он для «Торпедо» сделал очень много? Почти всех из названных мною молодых игроков, ставших в шестидесятом году под руководством Маслова – лучшего, как я считаю, тренера за всю историю клуба – чемпионами и всем известными футболистами, в «Торпедо» привлек Бесков.
Часто слышишь упреки клубам – теперь вот и нашему, торпедовскому, – за то, что у тренеров чуть ли не до конца сезона нет выбора, нет возможности определить оптимальный состав. Правильно. Только не надо забывать и про то, что, когда есть возможность, когда клуб располагает одновременно многими талантами и тренер в своем выборе совершенно не ограничен, не обойтись без невидимых миру жертв.
Всегда вспоминают о нашем ансамбле 1960 года. И сетуют, что он распался быстрее, чем хотелось бы. Но в том и причина, может быть, что в тот период талантливых игроков оказалось больше, чем можно было использовать. Не все таланты нашли себе применение в чемпионском «Торпедо». Но все они повлияли на положение дел в команде. И мы, ставшие тогда чемпионами, обязаны тем, кто составлял нам конкуренцию, создавал в команде атмосферу, необходимую для большого футбола, когда им живешь и настойчиво себя ищешь именно в нем.
Мало пробыл в «Торпедо» игрок редкой одаренности и индивидуальности – таких я позже никогда не встречал – Валентин Денисов. Я видел его недавно в игре за торпедовских ветеранов и пожалел, что торпедовская молодежь так мало восприняла от него. Он играл, и небезуспешно, вместе с бывшим моим партнером Николаем Маношиным за армейский клуб, но настоящее его место, как, впрочем, и Маношина – в «Торпедо». Не все сейчас помнят, каким техничным игроком был Александр Савушкин. Он не попадал в тот состав из-за чрезвычайно высокой конкуренции, особенно в средней линии, где наибольшее предпочтение отдавалось очень тонкому и редкостно трудолюбивому Борису Батанову. Многим нравился и Кирилл Доронин, но Олег Сергеев на левом краю для большинства выглядел предпочтительнее. Сергеев кое-кому представлялся слишком прямолинейным. Но в его прямолинейности было своеобразие, вполне соотносимое со стилем торпедовской игры и, главное, учитываемое в этом стиле. Для такого нашего великого вратаря, как Лев Яшин, Сергеев был весьма опасным форвардом. Он обычно смотрел себе под ноги, и было непонятно, когда он нанесет удар. Сергеев бил, как только доходил до линии штрафной площади…
Влияние лидеров «Торпедо» на партнеров в лучшие годы означало вовсе не подавление слабых индивидуальностей сильными. Влияние лидера выражалось в том, что он делал заметными в большом футболе людьми тех, с кем «сотрудничал»…
Снова обратимся к Стрельцову. Уж на что он игрок, выраженный индивидуально, солист – кто станет спорить? Но в какого интересного форварда вырастал рядом с ним Владимир Щербаков! Или Михаил Гершкович. Гершкович хорошо играл и в других командах, что, на мой взгляд, недостаточно ценилось тренерами и партнерами, несмотря на очень сочувственное отношение к этому игроку зрителей. Но, думаю, и сам Михаил со мной согласится, лучшие его годы – в «Торпедо», рядом со Стрельцовым.
Как и положено ветерану, я достаточно много сказал о прошлых временах, противопоставляя их нынешним. Но как несложно мне было это сделать. Даже расстроился. Ведь современному поколению «Торпедо» нечем крыть.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента