Иванов Александр. Плоды вдохновения

   Иногда я бросаю на землю плевок,
   Предварительно голову набок склоня.

Глеб Горбовский

 
Я сморкаюсь. Но как?
Для начала курю,
Провожая глазами
Дымок голубой;
И, зажав указательным пальцем ноздрю,
Прочищаю другую воздушной струей.
 
 
После этого снова
Курю и смотрю,
Как причудливо дыма струя поплыла.
А затем, зажимая вторую ноздрю,
Прочищаю я ту, что зажата была.
 
 
Лишь потом,
Доставая платок носовой,
Чтобы вытереть пот
С многодумного лба,
Понимаю всем сердцем и всей головой,
Что сморкнешься не так – и насмарку судьба!
 

 

Око за око
(Спартак Куликов)

   Твои губы открыли мне
   таинство
   зачатья небес
   и подземных вод…
   ……………………
   Твое девичье лицо
   кострами ереси
   сторожит сумрак скитаний
   и крыш.
   И т. д. и т. п.

Спартак Куликов

 
   Читатель обратит внимание
   и на своеобразие поэтической
   манеры автора.

Из аннотации к книге С. Куликова «Око»

 
Я проник разумом
в запредельность,
пеплом созвездий
посыпан
темени шар.
И только тебя,
твою
безраздельность
понимать отказывается душа.
Ересь глаз,
таинство истуканьей веры,
лунное зеркало
змеевидных волос,
плазма плеч,
адские полусферы,
черта раздела,
заклание и – хаос!..
Зрачком рассудка разъять
и вытрясти
радиус взора
и саркофаги ног…
Я хотел придумать
позаковыристей,
но позаковыристее
не смог.
Бденье крыл
мартобря тридцать второго,
Зодиак одичания и
н
о
ч
л
е
г.
Лишь одно
бьется тайною Козерога:
ты –
Красная Шапочка
или Хина Члек?
 

 

Противопожарная оборона
(Владимир Котов)

   Но нам ли нужен
   нервный тик
   от мысли от одной – от страха?
   ……………………………………
   Нет!
   Надо голову иметь –
   не только пятки!

Владимир Котов

 
Огонь – опасен!
Шутников,
с огнем играющих упрямо,
хочу я
без обиняков
предупредить
не вкось, а прямо!
Сограждане!
С огнем игра –
душе трибуна
как каверна!
Скажу о том
не очень гра-
мотно,
но верно!
Не ползай
глупым червяком,
будь бодр всегда ты!
Запомни:
шутки с огоньком
чрева-а-ты!
Смелее, друг,
слова рифмуй,
не хнычь,
не хмурься!
Сперва квартиру
застрахуй,
потом балуйся!
В грязь не ударь,
смотри,
лицом,
не будь
вороной!
Скорее
становись бойцом
противопожарной обороны!
Я убежден:
кто не со мной –
с врагами
вместе!
Я знаю:
за моей спиной
всегда брандмейстер!!!
 

 

К портрету Г.
(Татьяна Глушкова)

   По мотивам книги стихов «Белая улица»

 
…Ты хочешь поэтессой стать? Так стань!
Куда как легче! Проще нет занятья,
ты изучи, что создали собратья,
усердно наклонив над книгой стан.
 
 
У одного возьми размер и ритм,
а у другой – стиха закаменелость,
у третьего возьми метафор смелость,
а у четвертой – необычность рифм.
 
 
Возьми лучину, канделябр, свечу,
добавь сердечных мук, усталость, горечь,
истории (одобрит Пал Григорьич!),
Пегаса, кваса, Спаса и парчу.
 
 
Смешай все это, не сочти за труд,
пиши смелей, учтя мои советы.
Не так уж он и сложен, путь в поэты…
Сдавай в печать. Не бойся! Издадут!
 

 

Вчерашний день
(Евгений Храмов)

 
Золотились луковицы храмов,
Вышел я, Евгений Львович Храмов,
И собою солнца диск затмил.
Я царю сказал: «Посторонитесь…»
Все вокруг шептались: «Что за витязь?
Как красив он, смел, умен и мил!»
 
 
Кубок опрокинув без закуски,
Говорил я только по-французски,
В золотой затянут был мундир.
Треуголку снял Наполеошка
И сказал, грассируя немножко:
«Ша, французы, это – командир!»
 
 
Я в салоне сел к роялю «Беккер»,
Несравненный Вилли Кюхельбекер,
Рдея от смущенья, подошел.
Говорить хотел, но не решался,
А потом и вообще смешался,
Высморкался, хмыкнул и ушел…
 
 
…В этом месте разлепил я веки,
Жаль, что я живу в двадцатом веке
И былого не вернуть, хоть плачь…
Ничего со мною не случилось,
Это мне с похмелья все приснилось,
Я очкарик, рохля и трепач.
 

 

Двоечница
(Феликс Чуев)

   Куплю рубаху, брюки темно-синие,
   пройдусь по половицам, как по льду,
   и двоечницу, самую красивую,
   на зависть всей площадке, уведу.

Феликс Чуев

 
На танцплощадке розовые личики
танцуют на зашарканном полу.
Отличниц приглашают лишь отличники,
а двоечница мается в углу.
 
 
Глядит девчонка на меня, на Чуева!
Мурашки побежали по спине.
И двоечница тотчас же почуяла
родное что-то, близкое во мне.
 
 
Мы с ней потанцевали. Слово за слово,
я ей всучить пытаюсь свой портрет
и убеждаю двоечницу ласково,
что в этом ничего плохого нет.
 
 
Она вдруг слезы принялась размазывать,
они ручьями брызнули из глаз.
Тогда я начинаю ей рассказывать,
что я не кто-нибудь, а красный ас!
 
 
И вроде шансы сразу же повысились,
вот мы уже заходим к ней во двор…
И я шагаю, как генералиссимус
и мну в руках «Герцеговину Флор».
 

 

Раскопки в XXX веке
(Валентин Берестов)

 
Откопан был старинный манускрипт.
Скорей листать страницы! Шорох. Скрип.
Стихи. Представьте, ничего себе!
Инициалы автора – В. Б.
Наверно, это рукопись моя.
Что ж, у шедевров жизнь уже своя…
Нет, что вы, что вы! Никаких намеков.
Жаль, оказалось, это – Виктор Боков…
 

 

Кошка
(Владлен Бахнов)

 
Лежала кошка на спине,
Устроившись уютно.
И никому та кошка не
Мешала абсолютно.
 
 
И вот, зажав в руке перо,
Подумал я при этом,
Что это для стихов – хоро-
Шим может стать сюжетом.
 
 
Она лежала – я уви-
Дел, – хвост игриво свесив.
Что знать могла она о дви-
Жущем весь мир прогрессе?
 
 
Мешала узость кругозо-
Ра кошке знать ленивой
О том, что, как и где изо-
Брели на данной ниве.
 
 
Сказать по правде, просто ни
О чем не знала киса.
И я закончил ирони-
Ческие экзерсисы.
 

 

Пират
(Эдуард Успенский)

   Лился сумрак голубой
   В паруса фрегата,
   Собирала на разбой
   Бабушка пирата…

Эдуард Успенский

 
Лился сумрак голубой,
Шло к июлю лето.
Провожала на разбой
Бабушка поэта.
 
 
Авторучку уложила
И зубной порошок,
Пемзу, мыло, чернила
И для денег мешок.
 
 
Говорила: – Ты гляди,
Дорогое чадо,
Ты в писатели иди,
Там разбой что надо!
 
 
Ты запомни одно,
Милый наш дурашка:
Золотое это дно –
Крошка Чебурашка!
 
 
Не зевай, не болтай,
Дело знай отменно.
Ты давай изобретай
Крокодила Гену!
 
 
Ты, гляди, не будь дурак,
Ром не пей из бочки.
И старушку Шапокляк
Доведи до точки…
 
 
…Долго пела она,
Целовала сладко.
До чего же умна
Старая пиратка!
 
 
Это сущий пустяк –
Ремесло пирата…
Ну, а если что не так –
Бабка виновата…
 

 

Бедный безлошадник
(Лев Кондырев)

   Шли валуны
   Под изволок…
   Как петушиный хохолок,
   Пырей, от солнца красноватый,
   Качался в балке…
   Пахло мятой…
   Холмов косматая гряда
   Тянулась к западу, туда,
   Где пруд,
   Задумчивый, печальный,
   Лежал…
 
   – Отсель, – сказал геодезист, –
   Грозить мы будем бездорожью!

Лев Кондырев

 
На берегу пустынных волн
Стоял я,
Тоже чем-то полн…
И вдаль глядел.
Стояло лето.
Происходило что-то где-то.
Я в суть вникать не успевал,
Поскольку мыслил. Не зевал,
Как Петр Первый. Отовсюду
Шли валуны.
Качалась ель.
И мне подумалось: я буду
Грозить издателям отсель!
Закончил мыслить.
Прочь усталость!
Сел на валун.
Мне так писалось,
Как никогда! Смешать скорей
Курей, пырей и сельдерей,
Все, что мелькает, проплывает,
Сидит, лежит и навевает
Реминисценции. Увы,
Не избежать, как видно, снова
Ни в критике разгона злого,
Ни унизительной молвы.
Меня ли
Тем они обидят?!
Да я чихал! Пусть все увидят,
Как, глядя в синюю волну,
Я сочинил
Пять тысяч строк!
Таких пять тысяч
За одну
Я променял бы.
Если б мог…
 

 

Из книги «Пегас – не роскошь» (1979)

Весь в голубом
(Константин Ваншенкин)

   Меж бровями складка.
   Шарфик голубой.
   Трепетно и сладко
   Быть всегда с тобой.

Константин Ваншенкин

 
Мне мила любая
Черточка твоя,
Словно голубая
Лирика моя.
 
 
Трепетна и томна,
Чуточку сладка,
Несколько альбомна,
Капельку горька.
 
 
Я всегда с тобою.
Ты всегда со мной.
Небо голубое,
Шарфик голубой.
 
 
Быть с тобою сладко.
Ты мила, я мил.
Острая нехватка
Розовых чернил.
 

 

Мой пес и я
(Владимир Костров)

   Витой веревочкой доверья
   Ко мне привязан старый пес.
   Его глаза – глаза не зверя –
   Все понимают наугад.
   Он верит в то, во что я верю,
   И рад тому, чему я рад.

Владимир Костров

 
Мой пес и я!
Нельзя словами
Нас достоверно описать.
Есть много общего меж нами –
Чутье и верность, ум и стать.
 
 
Есть даже общее в обличье,
Не то чтоб сходство, а чуть-чуть…
Но ряд существенных различий
Я не могу не подчеркнуть.
 
 
Не курит он, хоть это жалко,
А то ведь мог бы угощать.
Мой пес не ездит на рыбалку
Денька на три, четыре, пять…
 
 
Все понимает он отлично,
Но молчуном слывет зато.
Он ест все то, что я обычно,
Но пьет совсем, совсем не то…
 
 
Короче, лишена собака
Нам, людям, свойственных грехов.
Но что ценней всего, однако,–
Не пишет, умница, стихов!
 

 

День в гиперборее
(Юнна Мориц)

 
Как у нас в Гиперборее,
Там, где бегают кентавры,
Соблазнительные феи
Днем и ночью бьют в литавры.
 
 
Там лежит раскрытый томик,
Не прочитанный Сатиром.
Там стоит дощатый домик,
Называемый сортиром.
 
 
Одиссей свое отплавал,
Греет пузо под навесом.
Перед богом хитрый дьявол
Так и ходит мелким бесом.
 
 
Едут музы в Сиракузы,
Не убит еще Патрокл.
На Олимпе в моде блюзы,
Гоголь-моголь и Софокл.
 
 
Зевс в объятиях Морфея,
Вельзевул песочит зама.
Незаконный сын Орфея
Спит, наклюкавшись бальзама.
 
 
Сел Гомер за фортепьяно,
Звон идет на всю катушку.
Посреди дубравы рьяно
Соблазняет бык пастушку.
 
 
Пляшет Плоть в обнимку с Духом,
Сладко чмокая и блея.
А в углу, собравшись с духом,
Сочиняю под Рабле я…
 

 

Покамест я…
(Станислав Куняев)

   …Мы будем жить, покамест Пушкин с нами,
   мы будем жить, покамест с нами Блок.
 
   …И нищим надо подавать,
   покамест есть они на свете.

Станислав Куняев

 
Покамест Пушкин есть и Блок,
литература нас врачует.
Литература нам не впрок,
покамест Кобзев есть и Чуев.
 
 
Покамест все чего-то ждут,
и всяк покамест что-то ищет.
Покамест нищие живут
и на кладбище ветер свищет.
 
 
Мы будем жить, а выйдет срок,
то пусть земля нам будет пухом.
И в жизни тот не одинок,
кто уважает нищих духом.
 
 
Покамест жив, цени свой труд,
в бессмертье душу окуная…
А пародисты не умрут,
покамест не иссяк Куняев.
 

 

Не до Европ
(Ольга Фокина)

   Мне рано, ребята, в Европы
   Дороги и трассы торить…

Ольга Фокина

 
Мне рано в Европы, ребята,
Меня не зови, Лиссабон:
Мне ехать еще рановато
В Мадрид, Копенгаген и Бонн.
 
 
Билет уж заранее куплен
В деревню, где буду бродить.
Не сетуйте, Лондон и Дублин,
Придется уж вам погодить.
 
 
Мужайся, красавица Вена,
Боюсь, мы не свидимся, Киль…
Ведь мне, говоря откровенно,
Милей вологодская пыль.
 
 
Не ждите, Альпийские горы,
Не хнычьте, меня не виня…
Какие поди разговоры
В Европах идут про меня!
 
 
Смеются Женева и Канны,
От смеха Афины в слезах:
– Мадам, вам действительно рано,
Сидите в своих Вологдах…
 

 

Делай, как я
(Александр Кушнер)

   Когда, смахнув с плеча пиджак,
   Ложишься навзничь на лужок, –
   Ты поступаешь, как Жан-Жак,
   Философ, дующий в рожок.

Александр Кушнер

 
Когда пьешь кофе натощак
И забываешь о еде,
Ты поступаешь, как Бальзак,
Который Оноре и де.
 
 
Когда в тебе бурлит сарказм
И ты от гнева возбужден,
Ты просто вылитый Эразм,
Что в Роттердаме был рожден.
 
 
Когда, освободясь от брюк,
Ложишься навзничь на диван,
То поступаешь ты, мой друг,
Как мсье Гюи де Мопассан.
 
 
Когда ты вечером один
И с чаем кушаешь безе,
Ты Салтыков тире Щедрин
И плюс Щедрин тире Бизе.
 
 
Когда ж, допустим, твой стишок
Изящной полон чепухи,
То поступаешь ты, дружок,
Как Кушнер, пишущий стихи.
 

 

Расплата
(Владимир Сергеев)

   Быть может, я, сегодняшний, не прав,
   И женщина совсем не виновата.
   Быть может, на меня, за грубый нрав.
   Как самосвал, наехала расплата?

Владимир Сергеев

 
Быть может, я опасность прозевал,
А может быть, дорога виновата,
Но на меня наехал самосвал,
И я подумал: вот она, расплата!
 
 
За то, что был я с женщинами крут,
За грубый нрав – солдат ведь, не овечка.
В стихи мои доныне так и прут
Соленые солдатские словечки…
 
 
И я сказал, отряхивая пыль
И глядя на обломки самосвала:
– Вы верьте мне.
Так было.
Это – быль.
Хоть не могло так быть
и не бывало…
 

 

Девушки и женщины
(Валентин Сорокин)

   Влюбчивый, доверчивый, земной,
   Я один виновен перед вами,
   Женщины, обиженные мной,
   Девушки с печальными бровями.

Валентин Сорокин

 
Влюбчивый, доверчивый, земной,
Я достоин пращура Адама.
Девушки, обиженные мной,
Вы уже не девушки, а дамы.
 
 
У одной – бедою сомкнут рот,
Чистый лоб печален и бескровен.
У другой – совсем наоборот:
Грустные глаза, ресницы, брови.
 
 
А у третьей – скулы сведены
И ночами мучает одышка,
А у этой – легкие больны
И растет разбойником парнишка.
 
 
Ометелен, знойчат и фырчист[ ³],
Не плененный скукой, как и все мы,
Женщины, я перед вами чист,
Не могу я
сразу быть со всеми!
 
 
Я вас всех по-прежнему люблю,
Сердце по кусочкам растащили…
Только об одном судьбу молю:
Только бы
жене не сообщили…
 

 

Для тех, кто спит
(Яков Белинский)

   Спит острословья кот.
   Спит выдумки жираф.
   Удачи спит удод.
   Усталости удав.

Яков Белинский

 
Спит весь животный мир.
Спит верности осел.
Спит зависти тапир.
И ревности козел.
 
 
Спит радости гиббон.
Забвенья спит кабан.
Спит хладнокровья слон.
Сомненья пеликан.
 
 
Спит жадности питон.
Надежды бегемот.
Невежества тритон.
И скромности енот.
 
 
Спит щедрости хорек.
Распутства гамадрил.
Покоя спит сурок.
Злодейства крокодил.
 
 
Спит грубости свинья…
Спокойной ночи всем!
Не сплю один лишь я…
Спасибо, милый Брем!
 

 

Восточное пристрастье
(Елена Николаевская)

   …Под солнцем – горы в белой дымке,
   Под снегом – теплая земля,
   И липы на Большой Ордынке,
   И в Ереване – тополя…

Елена Николаевская

 
…Нет, что ни говори, недаром,
Дыханья не переводя,
Сижу, с волнением и жаром
Стихи друзей переводя.
 
 
Как свет, как ощущенье счастья,
Вошло, как видно, в плоть мою
Вполне восточное пристрастье:
Все что увижу – то пою…
 
 
Живут в Армении армяне,
Грузины в Грузии живут.
В Москве в «Ромэн» живут цыгане,
Они танцуют и поют.
 
 
У молодых соседей – Надька,
Дочурка, ростом не видна.
И в Киеве, конечно, дядька,
А в огороде – бузина.
 
 
Один мой друг, явив отвагу,
Сказал мне, осушив стакан:
– Переводи, но не бумагу,
Прошу тебя, Елена-джан[ ⁴]!
 

 

Маясь животом
(Лев Ошанин)

   Смотрел сегодня танец живота.
   Красивая девчонка, да не та,
   Что спать не даст одной короткой фразой.
   Восточная красавица, прости.
   Восточная красавица, пусти
   К непляшущей, к нездешней, к светлоглазой.

Лев Ошанин

 
В далекой экзотической стране,
Где все принципиально чуждо мне,
Но кое-что достойно уваженья,
Смотрел сегодня танец живота.
Живот хорош, но в общем – срамота.
Сплошное, я считаю, разложенье!
 
 
Не отведя пылавшего лица,
Я этот ужас вынес до конца,
Чуть шевеля сведенными губами:
Восточная красавица, зачем
Ты свой живот показываешь всем?!
С тобой бы нам потолковать на БАМе…
 
 
Восточная красотка хороша!
Но кровью облилась моя душа,
Ведь так недалеко и до конфуза…
Халат взяла бы или хоть пальто,
А то нагая… Это же не то,
Что греет сердце члена профсоюза!
 
 
Восточная красавица, прости,
Но я хотел бы для тебя найти
Достойное эпохи нашей дело.
Чтоб ты смогла познать любовь и труд,
Но я боюсь, что этот факт сочтут
Вмешательством во внутреннее тело…
 

 

Разговор
(Римма Казакова)

   Бесконечными веками –
   есть на то причина –
   разговаривал руками
   любящий мужчина.

Римма Казакова

 
Повстречался мне нежданно
и лишил покоя.
И что я ему желанна
показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
слова не сказала
и рукой, что я согласна,
тут же показала.
Образец любовной страсти
нами был показан.
Разговор влюбленным, к счастью,
противопоказан.
А потом горела лампа,
молча мы курили,
молча думали: «И ладно,
и поговорили…»
Так вот счастье и куется
издавна, веками…
Всем же только остается
развести руками.
 

 

Путь к мудрости
(Алексей Марков)

   Всю ночь себя четвертовал
   И вновь родился утром.
   Бескомпромиссно-твердым стал
   И молчаливо-мудрым.

Алексей Марков

 
Всю ночь себя колесовал,
Расстреливал и вешал.
Я так себя разрисовал,
Что утром сам опешил.
 
 
Зато когда наутро встал –
Совсем другое дело!
Душою за ночь мягким стал,
А тело – затвердело.
 
 
Молчанье гордое храня,
Я сел на одеяло.
Бескомпромиссностью меня
Обратно обуяло!
 
 
И – дальше больше! – мудрость вдруг
Во мне заговорила.
И снова ахнули вокруг:
– А вот и наш мудрило!
 

 

Он может, но…
(Николай Доризо)

   Нет, жив Дантес.
   Он жив опасно,
   Жив
   вплоть до нынешнего дня.
   Ежеминутно,
   ежечасно
   Он может выстрелить в меня.

Николай Доризо

 
Санкт-Петербург взволнован очень.
Разгул царизма.
Мрак и тлен.
Печален, хмур и озабочен
Барон Луи де Геккерен.
Он молвит сыну осторожно:
– Зачем нам Пушкин?
Видит бог,
Стреляться с кем угодно можно,
Ты в Доризо стрельни,
сынок! –
С улыбкой грустной бесконечно
Дантес
взирает на него.
– Могу и в Доризо,
конечно,
Какая разница,
в кого… –
Но вдруг
лицо его скривилось,
И прошептал он
как во сне:
– Но кто тогда,
скажи на милость,
Хоть словом
вспомнит обо мне?!..
 

 

Ужин в колхозе
(Давид Самойлов)

   – Встречай, хозяйка! – крикнул Цыганов.
   Поздравствовались. Сели.
 
   В мгновенье ока – юный огурец
   Из миски глянул, словно лягушонок.
   А помидор, покинувший бочонок,
   Немедля выпить требовал, подлец.
 
   – Хозяйка, выпей! – крикнул Цыганов.
   Он туговат был на ухо.

Давид Самойлов

 
– Никак Самойлов! – крикнул Цыганов
(Он был глухой). – Ты вовремя, ей-богу!
Хозяйка постаралась, стол готов,
Давай закусим, выпьем понемногу…
А стол ломился! Милосердный бог!
Как говорится: все отдай – и мало!
Цвели томаты, розовело сало,
Моченая антоновка, чеснок,
Баранья ножка, с яблоками утка,
Цыплята табака (мне стало жутко),
В сметане караси, белужий бок,
Молочный поросенок, лук зеленый,
Квашеная капуста! Груздь соленый
Подмигивал как будто! Ветчина
Была ошеломляюще нежна!
Кровавый ростбиф, колбаса салями,
Телятина, и рябчик с трюфелями,
И куропатка! Думаете, вру?
Лежали перепелки как живые,
Копченый сиг, стерлядки паровые,
Внесли в бочонке красную икру!
Лежал осетр! А дальше – что я вижу! –
Гигант омар (намедни из Парижа!)
На блюдо свежих устриц вперил глаз…
А вальдшнепы, румяные как бабы!
Особый запах источали крабы,
Благоухал в шампанском ананас!..
«Ну, наконец-то! – думал я. – Чичас!..
Закусим, выпьем, эх, святое дело!»
(В графинчике проклятая белела(!)
Лафитник выпить требовал тотчас!
Я сел к столу… Смотрела Цыганова,
Как подцепил я вилкой огурец,
И вот когда, казалось, все готово,
Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)
Пародией огрел меня, подлец!..
 

 

Али я не я
(Борис Примеров)

   Окати меня
   Алым зноем губ.
   Али я тебе
   Да совсем не люб?

Борис Примеров

 
Как теперя я
Что-то сам не свой.
Хошь в носу ширяй,
Хошь в окошко вой.
Эх, печаль-тоска,
Нутряная боль!
Шебуршит мысля:
В деревеньку, что ль?
У меня Москва
Да в печенках вся.
И чего я в ей
Ошиваюся?..
Иссушила кровь
Маета моя.
И не тута я,
И не тама я…
Стал кумекать я:
Аль пойтить в собес?
А намедни мне
Голос был с небес:
– Боря, свет ты наш,
Бог тебя спаси,
И на кой ты бес
Стилизуисси?!..
 

 

О пользе скандалов
(Евгений Долматовский)

   Что делать со стихами о любви,
   Закончившейся пошленьким скандалом?
   Не перечитывая, разорви,
   Отдай на растерзание шакалам.

Евгений Долматовский

 
Ни разу малодушно не винил
Я жизнь свою за горькие уроки…
Я был влюблен и как-то сочинил
Избраннице лирические строки.
 
 
Скользнула по лицу любимой тень,
И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий…
Последнее, что видел я в тот день,
Был черный диск чугунной сковородки.
 
 
Скандал? Увы! Но я привык страдать,
Поэтам ли робеть перед скандалом!
А как же со стихами быть? Отдать
На растерзанье критикам-шакалам?
 
 
Насмешек не боюсь, я не такой;
Быть может, притвориться альтруистом,
Свои стихи своею же рукой
Взять и швырнуть гиенам-пародистам?
 
 
Но я мудрей и дальновидней был,
Я сохранил их! И в тайник не спрятал.
Не разорвал, не сжег, не утопил,
Не обольщайтесь – я их напечатал!
 

 

Я и Соня, или Более чем всерьез
(Роберт Рождественский)

   Мог ногой
   топнуть
   и зажечь
   солнце…
   Но меня
   дома
   ждет
   Лорен Софа.

Роберт Рождественский. Из книги «Всерьез»

 
…А меня
дома
ждет
Лорен Соня.
Мне домой
топать –
что лететь
к солнцу.
А она
в слезы,
скачет как мячик:
– Что ж ты так
поздно,
милый мой
мальчик? –
Я ей
спокойно:
– Да брось ты,
Соня…
Постели койку
и утри
сопли. –
А она плачет,
говорит:
– Робик!.. –
и –
долой платье,
и меня –
в лобик…
Задремал
утром,
так устал
за ночь…
Вдруг меня
будто
кто-то
хвать
за нос!
Рвут меня
когти,
крики:
– Встань,
соня!
Я тебе,
котик,
покажу
Соню!!
 

 

Дерзновенность
(Екатерина Шевелева)

   Жизнь коротка. Бессмертье дерзновенно.