Иванов Антон. Загадка исчезнувшего друга

   – Не нашелся? – спросил Олег.
   Борис Олегович покачал головой.
   – Ни слуху ни духу.
   – Просто ужас, – вздохнула Нина Ивановна.
   – Нам пора, – поглядел на часы Борис Олегович.
   Родители поспешили в переднюю.
   – Скорей, скорей, – торопил жену Беляев-старший. – Через полчаса итальянцы прибудут. А ты, – повернулся он к сыну, – не забудь погулять с Вульфом.
   Родители отбыли к себе на фирму. Олег, выпив стакан сока, быстро выгулял пса и отправился в школу.
   Идти ему было недалеко. Родная две тысячи первая стояла сразу за его домом. Едва миновав собственный двор, за которым начинался Портняжный переулок, Олег увидал четверых близких друзей – Женьку, Темыча, Катю и Таню. Они стояли возле металлических ворот, отделяющих дом и двор Олега от улицы.
   Компания их, которую теперь чаще всего называли Компанией с Большой Спасской, сложилась еще в младшей группе детского сада. Затем всех пятерых определили в первый класс «В» школы номер две тысячи один, и вот теперь они уже благополучно учились в десятом. Правда, теперь он уже назывался не «В», а «Б». Ибо из оставшихся учеников трех бывших девятых классов в этом году сделали два. Но самое главное, что пятеро друзей уже два года подряд умудрялись самостоятельно раскрывать самые настоящие преступления^[1]. Как говорил по этому поводу классный руководитель Андрей Станиславович, «они словно притягивают к себе криминал». Так это было или не так, но всего каких-нибудь две недели назад Компания с Большой Спасской завершила свое четырнадцатое расследование.
   – Ты чего такой мрачный? – первой двинулась навстречу Олегу голубоглазая, светловолосая Таня.
   – Не выспался, – объяснил тот. – Предкам всю ночь звонили.
   – Кто? – немедленно заинтересовался долговязый Женька.
   – Жена друга, – был краток Олег.
   – Понятно, – захохотал Женька.
   – Зря смеешься, – не разделил его веселья Олег. – У нее муж пропал.
   – Ясненько, ясненько, – откинув со лба прядь черных, как смоль, волос, фыркнула Катя. – Слышали мы такие трагические истории. Полагаю, у этой жены вашего друга муж вышел вечером за кефирчиком или за минеральной водичкой. И так далеко ходил, что вернулся только под утро.
   – Он совсем не вернулся, – покачал головой Олег.
   – Бывает, что и совсем, – ничуть не обескуражило его заявление Катю.
   – Привет, мальчики-девочки! – раздался в это время бодрый возглас их одноклассницы Маши Школьниковой. – Чей это там мужик не вернулся?
   – Друг Олеговых предков, – услужливо пояснил Женька. – За кефиром пошел…
   – Причем тут кефир? – уже охватывало раздражение Олега.
   – Ну не за кефиром, какая разница, – никогда не волновали подобные мелочи Женьку. – Главное, что из дома ушел, и жена всю ночь его у разных друзей искала.
   – Мужик-то крутой? – по-деловому осведомилась Школьникова.
   – Бизнесмен, – начал объяснять Олег. Он хотел к этому добавить, что Александр Евгеньевич Волков ушел совсем не за кефиром. Но тут Школьникова перебила:
   – Раз бизнесмен, то все ясно. В баню поехал париться.
   – А почему жену не предупредил? – глянул исподлобья на Школьникову низенький, щуплый Темыч.
   – Тебе не понять, – глянула на него сверху вниз Школьникова.
   – Почему это не понять? – возмутился Темыч.
   – Потому что опыта в личной жизни маловато, – процедила сквозь зубы Машка. – Вон у матери один друг в бане целых три дня с компанией парился. А домашние искали. Но ничего. Потом вернулся как миленький.
   – Александр Евгеньевич не такой, – убежденно произнес Олег. – Он любит свою жену.
   – Это когда с ней, то любит, – с бывалым видом отозвалась Школьникова. – А когда без нее… – и она выдержала выразительную паузу.
   – Ничего подобного, – вновь возразил Олег. – Александр Евгеньевич совершенно другой.
   – Где же он тогда всю ночь ошивался? – спросил Женька.
   – Если бы вы меня не перебивали, – с упреком ответил Олег, – то я бы успел вам сказать, что Александр Евгеньевич до сих пор не появился. И ушел он не вечером за кефиром, а выехал днем с работы домой.
   – Значит, одно из трех, – снова вмешалась Школьникова. – Или попал в аварию. Или украли. Или вообще шлепнули.
   – Есть и четвертое, – с важным видом изрек маленький, щуплый Темыч. – На него могли конкуренты наехать. Вот он и лег на дно.
   – Ну до чего же у нас умный Темочка! – просюсюкала Катя.
   – Не глупее некоторых, – обиженно засопел тот.
   Он давно уже был влюблен в Катю. Та это прекрасно знала и постоянно над ним подтрунивала. Темычу было очень обидно. Однако он терпел и надеялся на лучшее. Хотя пока личная жизнь у него продвигалась плохо. Темычу мешал рост. Вернее, почти полное его отсутствие. В свои пятнадцать лет он выглядел так, словно ему было всего двенадцать, а лицом больше смахивал на девочку. Правда, Темин отец, Никита Владимирович, тоже то ли до пятнадцати, то ли до шестнадцати лет никак не рос. Зато потом всего за каких-нибудь несколько месяцев резко вытянулся и возмужал. Словом, перспективы у Темыча были. Однако пока ему приходилось нелегко.
   – Может, ты и не глупее некоторых, – продолжала Катя. – Но только Машка права. Опыта у тебя в личной жизни пока маловато.
   – Откуда у этой микроспоры может быть личный опыт, – никогда не воспринимала Темыча всерьез Школьникова.
   Темыч, покраснев, словно помидор, сжал кулаки и с громким сопением двинулся на Машку.
   – А ну, прекрати! – вклинился между ними очень вовремя подоспевший Лешка Пашков.
   – Сгинь, Ребенок, – легко отодвинула Школьникова мощной дланью Лешку. – Я с ним сама разберусь.
   – Чего случилось-то, а? – решил выяснить Лешка.
   – Моя Длина… – начал было Темыч.
   – Как ты меня назвал? – взвыла Школьникова.
   Пухлую блондинку Машу Школьникову ребята чаще всего называли Моей Длиной. Прозвище это она заработала несколько лет назад за крайне экстравагантную манеру одеваться. Однажды она явилась в класс в ярко-красной юбке из какой-то блестящей синтетики. Впрочем, юбкой это можно было назвать лишь символически. Класс изумленно охнул. Нижняя часть Маши Школьниковой особым изяществом не отличалась.
   – Ну, ты, Машка, даешь! – вырвалось тогда у непосредственного Пашкова. – Все прямо наружу! Как у настоящей фотомодели.
   – Много ты понимаешь, Ребенок, – подбоченилась Школьникова. – Это просто теперь моя длина и мой стиль.
   С той поры прозвище Моя Длина прочно прилипло к Маше. Правда, звали ее так за глаза. Школьникова обладала крепким телосложением и могла с ходу врезать. В чем сейчас лишний раз убедился допустивший оплошность Темыч.
   – Еще раз, шмакодявка, вякнешь – пеняй на себя, – погрозила ему кулаком Школьникова.
   Темыч собрался достойно ответить на «шмакодявку», но тут Катя быстро перевела разговор:
   – Слушай, Олег, расскажи скорей, чем с этим вашим Аликом-то кончилось? А то скоро уроки начнутся.
   – Какой Алик? Чем кончилось? – мигом встрепенулся Пашков. – Опять что-то нарыли?
   – Ничего мы пока не нарыли, – покачал головой Олег. – Просто у моих предков старый друг пропал.
   – Совсем пропал? – заблестели глаза у Лешки.
   – Пока совсем, – подтвердил Олег. – Жена ждала его вчера всю вторую половину дня. И целую ночь. И к утру он не появился. А обычно предупреждает, даже если где-нибудь задерживается на несколько минут.
   – И он еще говорит, что ничего не нарыли! – возмутился Пашков, принимавший вместе с Моей Длиной участие в нескольких последних расследованиях Компании с Большой Спасской. – По-моему, – он потер руки, – нам пора приниматься за дело.
   – Разбежался, Ребенок, – процедила сквозь зубы Моя Длина. – Неопытные вы люди, – окинула она покровительственным взглядом всю компанию. – Говорю же, в наших кругах это обычное дело. Убеждена, что к вечеру, как ни в чем не бывало, появится. Естественно, с ценным подарком жене.
   – Машка знает, – с восхищением посмотрел Пашков на Мою Длину.
   – Уж как-нибудь, – подтвердила она.
   Мать у Школьниковой была официальным дилером одной крупной французской фармацевтической фирмы, держала аптеку у Красных Ворот, а также вела торговлю парфюмерией и цветами. На этом основании Моя Длина причисляла себя к «современной российской буржуазии», одевалась только в крутых бутиках и вообще старалась держаться соответственно. В классе над ней посмеивались. Один лишь Пашков относился к Школьниковой с полным восторгом. Однако его положение было не лучше, чем у Темыча. Ибо для Моей Длины существовал лишь один мужчина на свете – их классный руководитель Андрей Станиславович. Лешку же она покровительственно называла Ребенком.
   – В общем, не берите в голову, – добавила Моя Длина. – Вернется ваш Алик.
   – Хотелось бы верить, – вздохнул Олег. – А то предки у меня просто сами не свои. И вообще, Александр Евгеньевич – отличный мужик.
   – Слушай, Олег, – не унимался Пашков. – А тачка-то у Александра Евгеньевича хорошая?
   – Ничего особенного, – внес ясность тот. – «БМВ», но подержанный.
   – А ты говорил, что он у вас крутой, – разочарованно протянула Моя Длина.
   – Крутой, – подтвердил мальчик в очках. – Просто не любит привлекать к себе внимание. И вообще, у него на фирме куча машин. Когда всякие официальные мероприятия, он ездит с шофером на действительно шикарной тачке. А для семейного пользования предпочитает что-нибудь попроще.
   – Значит, есть, что скрывать, – немедленно заявила Моя Длина. – Тогда он может оказаться даже гораздо круче, чем кажется.
   – Тебя не поймешь, – проворчал Темыч. – То если старая тачка – то не крутой. А то – совершенно наоборот.
   – Разбираться надо в нюансах, – не удостоила его даже взглядом Моя Длина.
   – А он вчера-то на своей подержанной тачке ездил или на шикарной с шофером? – продолжал расспросы Пашков.
   – Далась тебе его тачка, – поморщился Олег.
   – Лешенька любит хорошие тачки, – произнесла нараспев Катя. – Особенно «Линкольны».
   – Да ладно тебе, – добродушно улыбнулся Пашков. – А про тачку я не случайно спрашиваю. Если бы ваш Алик был на дорогой тачке, его из-за нее могли угрохать.
   – Это запросто, – подтвердила Моя Длина.
   – Отпадает, – возразил Олег. – Елена Викентьевна говорила предкам, что Александр Евгеньевич вчера целый день был сам за рулем. И вообще, Лешка, зря суетишься. Думаю, он уже нашелся.
   – А я в этом просто не сомневаюсь, – стояла на своем Моя Длина.
   Тут из школы послышался звонок.
   – Бежим! – скомандовал Олег. – Нам еще надо в раздевалку пробиться!
   – И к тому же сейчас химия, – бодрым голосом подхватил Женька. – А я как раз сегодня ее не выучил.
   И, расталкивая толпу в дверях, он первым ринулся в школу. Раздевалка оказалась, на удивление, пустой. Точнее, народ там, конечно, был. Однако Компания с Большой Спасской протолкалась внутрь и вышла наружу почти без боя.
   – Ну ты молодец, – уже поднимаясь по лестнице, обратился Олег к Женьке. – Алевтина же предупредила, что будет сегодня тебя спрашивать.
   – Знаю, – развел руками Женька. – Но так получилось.
   – У тебя всегда как-то так получается, – назидательно заметил Темыч.
   – Да я вообще-то вчера хотел химию выучить, – отозвался Женька. – Но меня мать отвлекла.
   – Вот зато сегодня тебя Алевтина развлечет, – вклинилась Катя. – Влепит двойку, а потом будешь все каникулы пересдавать.
   – Я раньше пересдам, – отмахнулся Женька. – До каникул-то еще целых три недели.
   – По-моему, проще было бы выучить, – закатила глаза Катя. – Но легкие пути не для нашего Женечки. Он у нас любит преодолевать трудности.
   – Не-ка, не люблю, – обезоруживающе улыбнулся Женька. И, взъерошив двумя руками и без того растрепанную длинную шевелюру, добавил: – Просто у меня так получается.
   Ребята вошли в химический кабинет. В это время прозвенел второй звонок. Женька уныло поплелся на место и на всякий случай пригнулся так, чтобы не слишком бросаться в глаза. У него еще теплилась надежда, что Алевтина Борисовна забудет о своем обещании. Женька по опыту знал: в таких случаях главное – не высовываться.
   Алевтина, однако, не появлялась. Прошло уже больше пяти минут, а ее все еще не было.
   – Вдруг совсем не придет, – прошептал Женька на ухо Темычу.
   – Надейся, – сварливо откликнулся тот. – Алевтина всегда приходит.
   Однако Темыч на этот раз ошибся. Вместо тощей и нервной Алевтины Борисовны в кабинет вошел пожилой и грузный учитель литературы Роман Иванович.
   – Попрошу внимания, – густым басом прогудел он. – Алевтина Борисовна заболела. Поэтому мы сейчас проведем внеочередной урок литературы.
   – Всю жизнь мечтали, – громко изрекла с задней парты Моя Длина.
   – Встать, Школьникова! – приказал Роман Иванович.
   – Могу и встать, – лениво поднялась на ноги Моя Длина.
   – Вот постой, Школьникова, и подумай, как нужно с учителем разговаривать, – кинул на нее мстительный взгляд литератор.
   Вдруг глаза у Романа Ивановича хищно блеснули, и он вкрадчиво произнес:
   – Нет, Школьникова, я передумал. Чем зря стоять, лучше выйди к доске и прочти нам, пожалуйста, наизусть стихотворение Некрасова «Муза».
   – Роман Иванович, вы не имеете права! – немедленно заявила Моя Длина.
   Рот у литератора изумленно раскрылся. Толстое лицо и лысина налились краской. Раньше Роман Иванович преподавал в Суворовском училище и был поклонником железной дисциплины.
   – Что значит «не имею права»? – возмущенно пробасил он. – Тут тебе класс, а не дискотека. Мне лучше знать, что я могу иметь и что не могу!
   – Нет, не имеете, Роман Иванович, – уперлась Школьникова.
   Роман Иванович от такой дерзости на мгновение онемел, затем потребовал:
   – Поясни позицию, Школьникова.
   – Ну, молодец, Машка, – прошептал Пашков на ухо Олегу. – Грамотно время тянет.
   – Поясняю, Роман Иванович, – уверенно продолжала Школьникова. – У нас какой сейчас урок?
   – Литературы, – ответил пожилой учитель.
   – Нет, – возразила Школьникова. – У нас по расписанию первый урок химия. Значит, сейчас вы имеете право спрашивать меня только по химии.
   – Что-что? – уставился на нее литератор.
   – Ваш урок по расписанию пятый, – спокойно продолжала Школьникова. – Вот на пятом уроке, если хотите, я вам и прочту стихотворение.
   – Какая разница? – пожал плечами Роман Иванович. – Первый урок. Пятый урок… Я вам на сегодня задал выучить стихотворение Некрасова. И теперь ты, Школьникова, должна мне его ответить.
   – Нет, не должна, – гнула свое Школьникова. – У меня до пятого урока еще есть время. Я как раз рассчитала, что за перемены как следует выучу вашего Некрасова.
   – Некрасов не мой! – разгневался Роман Иванович. – Его гений принадлежит народу!
   – А мне без разницы, – отмахнулась Моя Длина. – Пусть народу принадлежит. Только я вам, Роман Иванович, раньше пятого урока отвечать отказываюсь.
   Тут терпение у Романа Ивановича окончательно лопнуло. Оглушительно треснув кулаком по столу, он взревел:
   – Школьникова! К доске, я сказал!
   – Не пойду, – вновь отказалась Школьникова.
   – Она не пойдет! – захохотал Марат Ахметов. – Вот если бы вы, Роман Иванович, попросили ее пересказать какой-нибудь любовный роман… А ничего другого она не читает!
   – Заткнись, новый русский! – кинулась с кулаками Моя Длина на Марата.
   Тот бросился по проходу.
   – Ахметов, на место! Школьникова, к доске!
   Чувствуя, что ситуация окончательно выходит у него из-под контроля, Роман Иванович вскочил на ноги. Точнее, он попытался вскочить, однако тут же почувствовал, что не может отделиться от стула. То есть тело Романа Ивановича от стула отделилось, а вот брюки категорически воспротивились. Поэтому, неловко подскочив вверх, грузный литератор вновь опустился на стул. Не поняв, что с ним происходит, учитель повторил попытку, однако результат оказался прежним. По классу прокатились смешки.
   – Что это с ним? – изумленно спросил Олег у Пашкова.
   – Не знаю, – ухмыльнулся Пашков. – Но, по-моему, Роман прилип.
   – И когда ты только успел? – еще сильнее удивился Олег.
   – Что успел? – вытаращился Лешка.
   – Тебе виднее, что ты там сотворил у Романа со стулом, – ответил Олег.
   – Я ни при чем, – покачал головой Лешка. – Это кто-то другой.
   Обычно подобные шуточки приходили на ум именно изобретательному Пашкову. Поэтому Олег счел своим долгом спросить:
   – Тогда кто же, по-твоему, это сделал?
   – Тот, кто сделал, мне не докладывался, – внес некоторую ясность Лешка.
   Олег внимательно оглядел класс. Часть ребят бурно веселилась. Похоже, что те, кто явились в класс загодя, были в курсе дела. Тут Олег встретился взглядом с Вадиком Богдановым. Губы у того кривились в ехидной усмешке. Теперь у Олега сомнений не было. Это работа Вадика.
   Моя Длина тем временем догнала Марата Ахметова и со всей силой заколотила кулаками по его атлетической спине. Но здоровяк Ахметов лишь хохотал в ответ.
   – Школьникова, прекратить! – уже срывался на визг голос у Романа Ивановича. – Ахметов, на место!
   Учитель в который раз попытался встать. Проклятый стул словно вцепился в брюки и не отпускал.
   – Школьникова, подойди. Мне нужна твоя помощь, – взмолился литератор.
   – Именно ее помощь? – тут же осведомился Ахметов. – Может, я тоже сгожусь?
   – Сгодишься, – легко согласился Роман Иванович.
   – Вам плохо? – заволновалась Моя Длина.
   – Поднимите меня! – потребовал литератор.
   Ахметов и Моя Длина подхватили учителя под руки.
   – Раз-два, взяли! – скомандовал Марат.
   Литератору наконец удалось встать, но вместе со стулом. Спинка не давала окончательно распрямиться.
   – Школьникова! Ахметов! – отдал новое распоряжение учитель. – Отделите от меня эту шутку.
   Марат только сейчас разобрался, в чем дело, и бестактно захохотал. Моя Длина попробовала оторвать стул, но не тут-то было. Он будто слился с брюками в единое целое.
   – Держится зашибись-умри, – вынесла свой вердикт девочка. – Придется вам, Роман Иванович, штаны снимать.
   Марат еще громче расхохотался. Класс уже просто рыдал.
   – Зачем штаны? – встревожился пожилой учитель.
   – Иначе от стула никак не избавитесь, – уверенно произнесла Моя Длина.
   – И вообще, – подхватил Марат. – Дальше может быть хуже.
   – Куда уж хуже, – пробасил Роман Иванович.
   – Не скажите, – покачал головой Ахметов. – Пока у вас только брюки прилипли. А если потом к коже приклеится?
   – Из кожи, Роман Иванович, не вылезете, – сказала Моя Длина.
   – Да чего же на этом стуле было? – взревел Роман Иванович.
   – Так это же ведь химический кабинет! – выкрикнул с места Пашков. – Алевтина небось какой-нибудь реактив вчера пролила и не заметила. За ночь у реактива со стулом прошла реакция. Вот вы сегодня и прилипли.
   – Роман Иванович, раздевайтесь, – увещевала Моя Длина. – А то будет поздно. Вдруг этот реактив ядовитый?
   – Как? Прямо здесь раздеваться? – растерялся пожилой учитель, которому за почти пятьдесят лет безупречной работы в школе никто еще не делал подобных предложений.
   – Это уж вы сами решайте, где вам удобнее, – деловито проговорил Марат. – Хотите, прямо здесь. А не хотите, мы вас вместе со стульчиком в учительскую проводим.
   – Может, все-таки, не раздеваясь, отлепим? – предложил Роман Иванович. – Попробуй, Школьникова, потяни сильнее.
   – А если брюки порвутся? – не торопилась выполнять приказ Моя Длина.
   – Тогда лучше не тяни, – удрученно произнес Роман Иванович.
   Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что ситуация складывается сложная. Конечно, проще всего было бы раздеться прямо в классе. Однако Роман Иванович уже достаточно натерпелся с этим бурным содружеством «В». У старого учителя не было никаких сомнений: разденься он сейчас перед всем классом, и авторитет его упадет окончательно. «Вполне вероятно, – пронеслось в голове у литератора, – что именно с этой целью меня кто-то из них и приклеил к стулу. Но если и так, враги просчитались. Я – стреляный воробей. Меня голыми руками не возьмешь». Словом, решение было принято. И Роман Иванович коротко распорядился:
   – В учительскую.
   Марат взял согнувшегося пополам литератора под руки. Моя Длина схватила стул за ножки. Так он хотя бы не бил учителя на ходу по ногам и по спине. Издали можно было подумать, что Школьникова и Ахметов сопровождают какую-то венценосную особу со шлейфом.
   – Вперед, – изрек Роман Иванович, и они, семеня, тронулись в путь.
   В это время по коридору шли директор две тысячи первой школы, Михаил Петрович, и его доблестный заместитель по хозяйственной части, Арсений Владимирович. Увидав причудливую процессию, оба остановились.
   – Роман Иванович! – в полном недоумении воззрился директор школы на полусогнутого литератора. – Что с вами? Радикулит?
   – Стул, – прохрипел учитель.
   – Стул мы видим, – мигом оценил обстановку бывший кадровый офицер Арсений Владимирович. – Но зачем вам понадобилось его на спине носить?
   – Он прилип, – пояснила Моя Длина.
   – Совсем прилип, – добавил Марат Ахметов. – Не оторвешь. Можете сами попробовать.
   – А ну, – отодвинул Мою Длину доблестный заместитель директора.
   Он дернул за стул. Роман Иванович покачнулся. Брюки предательски затрещали.
   – Осторожней! – в последний момент подхватил литератора Ахметов. – Вы же его так уроните.
   – Не отлипает, Петрович, – обратился к своему непосредственному начальнику Арсений Владимирович.
   – Дела-а, – поскреб пятерней затылок директор. – Где ж ты, Роман Иванович, такой стул зловредный нашел?
   – В кабинете химии, – по-детски обиженным тоном пробасил литератор. – Помогите мне сесть. Спина устала.
   И он с помощью Школьниковой и Ахметова опустился все на тот же злополучный стул, который, можно сказать, уже почти стал его неотъемлемой частью.
   – Роман Иванович, а если и впрямь к телу прилипнет? – вновь предостерегла Школьникова.
   – Раз до сих пор не прилип, то, может, вообще не прилипнет, – обреченно махнул рукой литератор.
   – Если стул из химического, то можешь и прилипнуть, – возразил Арсений Владимирович. – Наверное, Алевтина Борисовна что-нибудь пролила.
   – Случайно, – выразительно косясь на Ахметова и Мою Длину, счел своим долгом добавить директор школы.
   – Вот и Пашков то же самое говорит, – вспомнились Лешкины слова Ахметову.
   – Пашков? – мигом насторожились директор и заместитель директора. – Опять эти «бешники».
   – Пашков ни при чем, – тут же вступилась Школьникова.
   – Он всегда ни при чем, – с сомнением покачал головой Арсений Владимирович.
   Уж ему-то, а впрочем, и всем в две тысячи первой было известно: Лешкину голову чуть ли не с первого класса переполняли заманчивые, но очень рискованные замыслы. Перед тем как осуществить их, Лешка производил скрупулезные расчеты, благодаря которым все должно было пройти без сучка и задоринки. Однако неумолимая жизнь вносила свои поправки. В результате от Лешкиных экспериментов страдали ни в чем не повинные учителя и ученики родной школы, а порой и жители Сухаревской площади и окрестностей.
   Именно благодаря Лешке не так давно рухнула стена в директорском кабинете. Напрочь забились стоки бассейна, в который питомцев две тысячи первой возили сдавать зачеты по плаванию. Пострадал лимузин одного бизнесмена, на крышу которого приземлилась самодельная ракетная установка, изобретенная и запущенная Лешкой совместно с младшим братом-погодкой Сашком. Историй случалось много. Знаменитый нейрохирург Пашков-старший уверял, что почти весь заработок тратит на возмещение ущерба, нанесенного сыновьями различным организациям и частным лицам. Лешку постоянно подвергали наказаниям и длительным домашним арестам. Однако он не унывал. По его словам, даже у самых великих людей случались неудачи. Поэтому, не успев потерпеть очередное фиаско, неутомимый Пашков уже вынашивал новые планы. Словом, не было ничего удивительного, что Михаил Петрович и Арсений Владимирович немедленно заподозрили Лешку.
   – Если не Алевтина Борисовна что-нибудь пролила, – продолжал доблестный заместитель по хозяйственной части, – то точно, Пашков. Никому другому в их классе такого в голову не придет, – даже с некоторым уважением добавил он. – Это ж надо так крепко приклеить.
   – Ты, конечно, Арсений Владимирович, хотел сказать, что никому больше такого безобразия в голову не придет, – счел своим долгом расставить правильные акценты Михаил Петрович.
   – Пашков ни при чем, – вновь повторила Моя Длина, однако на сей раз в ее голосе не слышалось прежней уверенности. «Неужели и впрямь Ребенок? – пронеслось у нее в голове. – Но когда он успел? Мы же все вместе в химический кабинет вошли».
   – А я говорю: без Пашкова не обошлось, – стоял на своем Арсений Владимирович.
   – Чем спорить, лучше обо мне позаботьтесь, – напомнил Роман Иванович. – А выяснением обстоятельств займемся позже.