Страница:
Пол кабины дрогнул. Попытался ускользнуть из-под ног. А затем аккуратно и настойчиво надавил на них. Манцев почувствовал, как дополнительные «g» наполняют тяжелым свинцом его лежащие на клавиатуре пальцы, пригибают плечи, норовят прикрыть привычно набрякшие в ответ веки.
— Капитан!... — резко вскинулся он. — Капитан, вы отдали приказ?!
— Да, — подтвердил его худшие опасения хоо Тоох. — Я отдал приказ включить боевую защиту и идти на сближение с терпящим бедствие лайнером дальнего следования «Саратога».
В каюте второго капитана комиссар Горский, сидевший напротив ошарашенного Федора Павловича, преодолев нарастающую силу тяжести, ударил крепко сжатым кулаком правой руки в ладонь левой.
— Мы демаскированы. Чертовы «тедди» напрочь рассекретили положение «Цунами»! — хрипло простонал он
Манцев вовремя придавил клавишу отключения микрофона.
— Вы огорчили меня, хоо... — горестно сообщил первому капитану второй, отпуская красную клавишу. — Мне казалось, что я мог бы рассчитывать на то, что вы хотя бы предупредите меня и второй экипаж о таком своем решении.
— Обстоятельства... — потупившись, возразил хоо Тоох. — Вы же прекрасно знаете, капитан, что когда речь идет о возможности срыва режима реакторов... Тут на счету — доли секунды...
Что ж, первый капитан был прав. И «тедди» — следовало это помнить — при всей деликатности были совсем не теми партнерами, на которых действует повышенный тон собеседника, истерические интонации его речи и тем более стучание кулаком по столу. Второй капитан собрал в единый узел свои вышедшие было из-под контроля «нервочки» и выдавил как можно более мягкую улыбку.
— Раз уж так сложилось, хоо Тоох, — примирительно начал он. — Раз уж так сложилось... Я настоятельно советую вам принять при швартовке к этому, якобы терпящему бедствие, лайнеру все возможные меры безопасности... Как если бы речь шла о боевом абордаже. Через какое время планируется стыковка?
— В нашем распоряжении... — Первый капитан деловито сверился с какими-то показаниями дисплея — В нашем распоряжении — около сорока минут. Будьте уверены; мы будем во всеоружии. Защитное поле уже включено. На полную.
— В любом случае, — Манцев подчеркнул эти слова голосом, — даже если вы будете на сто десять процентов уверены в нашей безопасности и в том, что лайнер действительно терпит бедствие, я советую вам не снимать с корпуса защитное поле. И тем более не производить полной стыковки с этим кораблем. Мы должны ограничиться необходимым минимумом: послать для стыковки абордажный бот с вооруженным экипажем. И придать им инженерную бригаду из специалистов по реакторам. С ремонтным оборудованием.
— Судя по всему, — тут хоо Тоох снова озабоченно сверился с текстом, выведенным на соседний дисплей, — прибегать к услугам ремонтников уже бесполезно... Реакторы у них поставлены на глушение, а плазма не гасится. Полный выход из режима. К тому же у них медленные нейтроны прут... просачиваются уже в командный и пассажирский отсеки. Растет наведенка... Есть пострадавшие — был неконтролируемый перепад ускорения... Скорее всего, у них на борту паника..
— Кажется, ваши приятели с того света взялись за дело не на шутку, — мрачно заметил Ким, оборачиваясь к Кукану. — И начали прямо с реакторного отсека. Когда только успели пробраться?!
— Ничего не понимаю! — зло отозвался тот. — Вам, штатскому, этого не сообразить. «Саратога» — бывший эсминец. Боевой корабль. Реактор у него сверхнадежный. Дублированный. Восьмисотой серии... С ним в принципе ничего сделать нельзя. Вообще! И даже если... Да кто же так делает?! Да за такую эвакуацию ноги оторвать надо и в зад вставить! Наведенка у них полезла... Мать!... Раз так — катапультируй реакторы, урод, — обратился он к невидимому динамику, продолжавшему голосом Фила Звонарева извергать указания касательно порядка предстоящей эвакуации. — Реактор — за борт, а там — хоть год жди помощи. Бред какой-то!
— Так что? — Анна недоуменно посмотрела на мужчин. — Двигаемся в переходный? Где все?
— Стоп, стоп, стоп... — поднял руку Ким. — Тут, похоже, все не просто. Так мы можем снова залететь в ловушку...
Он запнулся, уставившись на Псов. Те, обнюхав тело убитого, неожиданно утратили к нему всякий интерес и теперь, ощетинясь и озверев, рвались куда-то в глубь отсека. Ган и Фор с трудом удерживали их. Валька, о чем-то задумавшись, присел на корточки и только лишь бросал встревоженные взгляды то на одного из своих спутников, то на другого
— Вот что, — определил порядок дальнейших действий Кэн. Он решил не дожидаться, пока господин шпик придет к каким-то своим высокоумным выводам. — Двигаем в рубку. Там Фил — мы с ним ладим. Уж тут точно никаких сюрпризов...
Ким подумал, что не мешало бы завернуть в свою каюту, чтобы прихватить хотя бы парализатор, но Псы не дали ему времени на размышления. Ни ему, ни кому-либо еще. Они, словно по команде, рванули с места, увлекая за собой своих подопечных. Всем остальным просто не оставалось ничего другого, как устремиться следом за ними. И устремиться — Ким не сразу сообразил это — именно по направлению к рубке командного управления «Саратоги».
«Дюран и Шнитке, — командовал старпом, — проверяют третий и второй уровни. Гросс — четвертый. Каневский и Форман — пересчитывают народ в переходном и докладывают мне...»
— Эй! — окликнул его Ким, начиная осторожно карабкаться по лестнице. — Господин Звонарев, у меня к вам разговор! Я должен сообщить вам кое-что. Кое-что важное!
Горский ответил ему пожатием плеч. А поскольку узреть эту его реакцию Федор Павлович не мог, так как не считал нужным отрываться от экрана, то чрезвычайный комиссар добавил вслух:
— Расчет был на то, что никаких этических проблем в ходе операции не возникнет. Непредвиденные обстоятельства иного э-э... технического, скажем, плана было бы даже удобнее решать с участием «тедди». Они порой способны на неожиданный ход мысли и решения.
— Нам теперь не отмазаться от этой истории, — не слушая его, продолжил Манцев. — Я вынужден действовать вопреки прямым указаниям первого капитана. Хотите не хотите, а имеем первый прецедент серьезного конфликта между людьми и корри. Причем именно люди проявляют неподчинение. Но не могу же я допустить, чтобы полсотни посторонних оказались на борту крейсера, идущего на выполнение секретного боевого задания?! Кэп Тоох не принял моего варианта с десантированием спасательной команды...
— И правильно, что не отмазаться, — зло отозвался Горский. — Не буду снимать вины ни с себя, ни с вас, Федор Павлович: это именно мы не смогли найти подхода к первому капитану, не смогли отговорить чертову блохастую летягу от выполнения маневра, полностью рассекречивающего операцию «Сикорски».
Капитанский селектор неожиданно залился сигналом.
— Полковник Йонг почтеннейше просит капитана Манцева немедленно принять его и профессора Лошмидта по делу чрезвычайной важности, — отрешенно сообщил голос автоматического секретаря.
— Что за дьявол?! — взорвался второй капитан. — Я же запретил кому-либо, кроме первого капитана Тооха...
— Господин Йонг предъявил полномочия Комитета по Чрезвычайным Поручениям, — бесстрастно парировал робот этот взрыв эмоций.
— Час от часу не легче!
Манцев повернулся к чрезвычайному комиссару:
— Это ваши контролеры, что ли? Нашли время, ей-богу...
Горский пожал плечами:
— Если и контролеры, то не мои, капитан... Я, конечно, предупрежден, что эти двое имеют какое-то свое, особое поручение. Но до сих пор полагал, что это никак не связано с нашей миссией...
— Я от этих секретов мадридского двора скоро умом тронусь, — желчно констатировал Манцев и надавил кнопку селектора. — Просите...
— В получасе хода от нас, — с места в карьер начал Йонг, — терпит бедствие лайнер «Саратога». Вами и вашими партнерами — корри получен сигнал бедствия от этого корабля...
Полковнику никак не полагалось знать это. Но Федор Павлович был не в претензии: если господам дозволено прослушивать радиопереговоры боевого крейсера, значит, есть на то свой резон. И не будем поднимать по этому поводу визг, словно мать-настоятельница, впервые на старости лет обнаружившая «жучка» в своей «ночной вазе».
— Нам важно знать, — продолжил полковник, удостоверившись, что может трактовать напряженное молчание обоих собеседников как знак согласия со своими словами, — ваши намерения и действия в этой связи. Поверьте, это не праздный интерес.
— Однако кому это — «нам»? — сухо поинтересовался Горский, старательно глядя в сторону и крутя в пальцах какую-то хреновнику, машинально прихваченную с письменного стола капитана, вокруг которого сидели все четверо.
— Спецакадемии, — коротко ответил и за себя и за Йонга Лошмидт и бросил на стол свое удостоверение.
— Ну что ж, — пожал плечами Манцев, кончиками пальцев отодвигая от себя зеленоватую карточку с эмблемой цитадели военизированной науки, оттиснутой в верхнем правом углу. — Так все-таки лучше, когда знаешь, с кем ведешь дело... Так вот... — Он нервно отодвинул от Горского подставку с электрокарандашами так, словно судьба этого предмета заботила его сейчас более всего. — Вы можете не волноваться, господа. Мы никоим образом не намерены рисковать... Нам придется не на шутку поссориться с корри. Нам... Мне и экипажу придется бойкотировать прямые указания первого капитана.
Он внимательно посмотрел на Йонга, а затем на Лошмидта, чтобы убедиться, что те в полной мере осознают значение его слов.
— Но мы не будем рисковать! — Ладонь капитана, умноженная силой полутора «g», звучно хлопнула по столу. — На терпящий бедствие лайнер будет высажена ремонтная бригада. И медики. Это все. А «Цунами» двинется дальше — на выполнение боевого задания! Я удовлетворил ваше любопытство, джентльмены?
— Не совсем, — коротко и резко парировал его слова Йонг. — Нас в первую очередь интересует, как велик риск для терпящего бедствие корабля? Как вы оцениваете шансы выжить — для пассажиров и экипажа? Это в случае действий по вашему... м-м... сценарию.
— А никакого другого сценария и нет, полковник, — так же резко и коротко возразил Манцев. — Я не могу нарушить боевой приказ, даже если все лайнеры Обитаемого Космоса соберутся сюда и будут гореть синим пламенем! Вы — человек военный и прекрасно понимаете меня. — Он перевел дух. — Что же до шансов выжить, то спросите меня о чем-нибудь полегче. Я бы мог судить и рядить о том, какие шансы имеет выжить корабль, накрытый коллапс-полем или попавший в облако «ос». Но аварии на гражданских лайнерах — не моя стихия. Увольте. К тому же каковы бы они ни были — эти шансы, о которых вы толкуете, — большие или маленькие, это не меняет сути дела. Ни на йоту. Я не имею возможности выбирать решение. Вариантов нет, как говорится.
Эти слова заставили нервно дернуться щеку полковника.
— Охотно верю, — с затаившимся в голосе раздражением произнес он. — Охотно верю, что вы, капитан, не располагаете такими вариантами. Но мы можем вас ими снабдить. Надеюсь, вас не затруднит найти в вашем сейфе и вскрыть один небольшой пакет... Тот, который вам предписано распечатать, получив пароль «Локус».
— «Локус»? — чуть ошарашенно переспросил Манцев.
— Да, «Локус», — с ледяным спокойствием подтвердил Йонг. И уточнил: — Это, повторяю вам, пароль. И я вам его называю...
Не поднимаясь из кресла, Манцев развернулся к вмонтированному в мощную переборку вместилищу секретной документации. Он быстро набрал на клавиатуре, украшающей выполненную из сверхпрочного сплава дверцу, отпирающий замок сейфа код.
Пакеты в сейфах капитанов... О, никто еще не сложил о них достойную песнь. Песнь о безмолвных хранителях тайн и тюремщиках демонов смерти и разрушения; песнь о хранителях, вжавшихся в скупые строчки инструкций и приказов, о хранителях, разбежавшихся по пунктам и подпунктам тайных списков и перечислений, которые осмотрительные сильные мира сего не решились доверить хлипким файлам компьютера... В несгораемом ящике крейсера класса «Цунами» их можно найти не менее полудюжины, а чаще всего — с добрые полсотни. Они живут своей собственной жизнью. Часто, так и не раскрывая своих тайн, истаивают в пламени мусоросжигательных печей. Но бывает и так, что они — так и нераспечатанными — переживают правителей и целые политические режимы. Переживают капитанов и даже сами крейсера. Как, например, пара непривычного формата успевших порядком пожелтеть конвертов, притаившихся в глубине личного сейфа капитана «Цунами». Конвертов, запечатанных причудливой печатью «Утренней Армии» и украшенных «Золотым петушком» Империи. Какие только ситуации не были предусмотрены безымянными составителями тайных инструкций, таящихся под архаичными сургучными печатями. Любители экзотических слухов утверждают, что даже Армагеддон и Страшный суд предусмотрены в них...
Впрочем, тот пакет, печать которого решительно сломал сейчас капитан Манцев, содержал документ, касавшийся материй, куда более прозаичных. Предписанием Комитета по Чрезвычайным Поручениям при Директорате Федерации второму капитану «Цунами» предлагалось «рассматривать указания находящегося на борту вверенного ему космического судна полковника ВС Федерации Хесуса Йонга, а в случае его отсутствия или его недееспособности — действительного члена Академии Специальных Исследований Хьюго Лошмидта как первоочередные и предназначенные к незамедлительному и точному исполнению. Вопросы, связанные с необходимостью одномоментного выполнения вверенным вам экипажем операции „Сикорски“, вам надлежит решать в рабочем порядке, на основе взаимных консультаций полковника X. Йонга (или X. Лошмидта в случае его отсутствия или недееспособности) и чрезвычайного комиссара Горского (или вас лично в случае его отсутствия или недееспособности)».
Прочитав приказ дважды, Манцев, не говоря худого слова, передал его Горскому. Ознакомившись с ним, чрезвычайный комиссар досадливо цыкнул зубом — привычка, приобретенная им в результате длительного общения с корри. В этом он был прав: более издевательского документа ему читать, пожалуй, не приходилось.
— В общем, — коротко резюмировал Манцев, — мне предлагается угодить и вашим и нашим. Но при этом выкручиваться старине Манцеву надо будет самому. — Он махнул рукой. — Выкладывайте, господа, что вам в конце концов угодно. И не растекайтесь мыслью по древу... У нас времени куда меньше, чем те полчаса, на которые вы, судя по всему, рассчитывали.
— Все очень просто, — вздохнул Йонг. — На борту «Саратоги» находятся двое... Эти лица представляют для Спецакадемии первоочередной интерес. Все, что нам надо, так это то, чтобы вы этих двоих вытащили из этого летающего гроба — с «Саратоги». Вытащили и живыми и невредимыми доставили на Чур... Можете использовать для этого ваш десант, спасательные команды, вообще все, что захотите. Как видите, капитан, я никоим образом не покушаюсь на ваши планы. Если бы не сложившаяся ситуация, я ни за что бы не претендовал на то, чтобы привести в действие этот документ... — Йонг указал глазами на лист секретного распоряжения.
Манцев молча откинулся в кресле и стал энергично массировать затекшие от лишних «g» веки. Словно в ответ на этот намек, по кораблю зазвучал предупредительный «колокольчик»: «Всем приготовиться. Через минуту — маневр». Четверо собеседников — сработали чисто профессиональные привычки — мгновенно ухватились за замки пристежных ремней. Крейсер закончил разгон, и теперь, после нескольких минут невесомости, его экипажу предстояло снова испытать штатные полтора «g» — на этот раз — тормозные. Выпущенный Горским из рук электрокарандаш воспарил над столом, норовя исполнить подобие менуэта с карточкой, удостоверяющей академический статус дока Лошмидта, вслед за ними и пара распечаток, не убранных вовремя под зажимы, белыми горлицами запорхала под потолком каюты. Кэп тяжелым взглядом следил за этими мелкими безобразиями. Все те «g», которые довелось ему испытать в своей нелегкой командирской жизни, не делись никуда. Они были с ним. Здесь — в этом его взгляде.
— Ну что же...
Кэп поймал чертов электрокарандаш и с силой воткнул его в родную подставку.
— Кажется, мне не придется ссориться с хоо Тоохом. Операцию спасения проводим по полной — с причаливанием, стыковкой и полной эвакуацией. — Он усмехнулся. — Это станет притчей во языцех. Крейсер, идущий на выполнение секретного боевого задания, с кучей увечных посторонних штатских на борту...
Полковник нервно дернул уголком рта:
— Повторяю, капитан, нам нужны только двое из всех тех, кто находится на борту «Саратоги». Мне кажется, что для этого не требуется проводить эвакуацию, как вы выразились, «по полной».
Горский приоткрыл было рот — скорее всего для того, чтобы поддержать эту точку зрения, но второй капитан резким движением руки пресек все возражения.
— Хотел бы я знать, полковник, как вы себе представляете все это... Мои десантники, по-вашему, ворвутся на борт лайнера и примутся, словно морковку с огорода, выдергивать оттуда нужных вам людей? Да если там действительно, — кэп повторил и подчеркнул голосом это слово, — действительно происходит хотя бы половина того, о чем нам радируют с борта, то у них просто ад кромешный. Послушаюсь я вас, так и ваших субъектов оттуда не вытяну, и своих загублю напрочь! Так в Космосе дела не делаются... Чтобы иметь хоть какую-то гарантию, что мы сможем вам помочь с этими вашими протеже, я должен вытащить оттуда всех — без затей, по-простому, как это предписано в Уставе. И... — Тут он энергично отмахнулся от чрезвычайного комиссара. — Я знаю все ваши возражения, Сергей Дмитриевич, но нам придется принять все необходимые меры предосторожности. Раз уж на то пошло...
— Что ж, это разумно, — заметил Лошмидт. — В конце концов не следует забывать и о таком простом факторе принятия решений, как элементарная человечность. Не думайте, капитан, что это вам не зачтется при общей, суммарной так сказать, оценке нашей совместной теперь операции.
— И вам вовсе не придется тащить с собой весь этот паноптикум на боевое задание, — торопливо добавил полковник. — Вы теперь имеете возможность высадить весь этот народ на любой из наших баз в системе Чура... Коль скоро пребывание крейсера в ней уже перестало быть секретом...
— Вы, я вижу, уже все решили за меня, — с досадой оборвал его капитан. — Поверьте, я уж как-нибудь сам соображу, что следует предпринять.
Манцев протянул руку к клавише селектора и начал надиктовывать текст приказа:
— Стыковочный отсек — очистить от экипажа полностью. Резервные отсеки — скажем, шестой и седьмой — полностью изолируем и определяем под размещение эвакуированных. Соответственно в четвертом и восьмом устанавливаем генераторы защитного поля... — Он криво усмехнулся. — Даже если кто-нибудь из этой публики протащит на борт плазменный заряд, то мы потеряем только два резервных отсека, не более. А ваших подопечных, господа, — он повернулся к Йонгу и Лошмидту, — мы постараемся отфильтровать уже на первых этапах погрузки эвакуированных. Как, кстати, зовут этих ваших драгоценных подопечных?
Корпус «Цунами» дрогнул, и каюта словно обрела собственную жизнь, норовя повернуться вокруг своих обитателей. Профессор Лошмидт с тревогой посмотрел на свою карточку-удостоверение, вновь вознамерившуюся ускользнуть куда-то в сторону, и ловким движением схватил ее и вернул на законное место жительства — в массивный бумажник. Все сидевшие вокруг капитанского стола мрачно смотрели друг на друга. Тяжесть вновь дала о себе знать, возвращая им чувство реальности.
— Ну что ж. — Горский нервными движениями, словно стряхивая с себя невидимых муравьев, отстегнул сковывающие его ремни и попытался подняться из кресла. — В сложившейся ситуации привилегия принимать решения полностью принадлежит вам, капитан. Не могу сказать, что завидую вам. Положение у вас — хуже губернаторского, как говорили в таких случаях древние. Но, раз уж решение принято, мне не остается ничего другого, как умыть руки...
Что до бедственности положения лайнера, то тут дело обстояло вовсе не так, как это следовало из громогласных призывов к немедленной эвакуации, разносившихся по кораблю. Ким, конечно, не мог считать себя человеком, хоть что-либо смыслящим в искусстве управления космическими судами, но и ему — полному в этом деле профану — было видно, что ни один из многочисленных индикаторов, украшающих приборные панели рубки управления, не пылает алым цветом тревоги. Более того, первое впечатление — а оно редко подводило агента — говорило Киму, что, скорее всего, вся машинерия «Саратоги» работает как часы. Это, впрочем, никак не изменяло к лучшему того положения, в котором агент находился сейчас.
«Боже мой! В какую глупейшую ловушку я попал!» — думал он, лихорадочно пытаясь оценить сложившуюся ситуацию. И самым глупым в ней — в этой ситуации — было то, что за всей этой бестолковой слежкой за мальчишками и суетой с покойниками, оживленными Кэном, он, агент на контракте, забыл про главное, про то, что должно было составлять основной предмет его забот: Ким совершенно не представлял себе того, что обязан был знать днем и ночью, — где сейчас находится и что делает Клаус Гильде!
— Это не он, — глухим голосом сообщил бывший покойник, посильнее вдавливая ствол пистолета Киму в висок. — Это — не тот человек, который...
— Понял, — оборвал Клини объяснения зомби и повернулся к Киму, не отнимая пистолета от затылка изнемогающего Фила Звонарева и отжимая кнопку отключения микрофона.
Старпом тут же обмяк в кресле, словно кнопка эта отключила его самого. Он с надеждой в глазах уставился на Кима.
— Капитан!... — резко вскинулся он. — Капитан, вы отдали приказ?!
— Да, — подтвердил его худшие опасения хоо Тоох. — Я отдал приказ включить боевую защиту и идти на сближение с терпящим бедствие лайнером дальнего следования «Саратога».
В каюте второго капитана комиссар Горский, сидевший напротив ошарашенного Федора Павловича, преодолев нарастающую силу тяжести, ударил крепко сжатым кулаком правой руки в ладонь левой.
— Мы демаскированы. Чертовы «тедди» напрочь рассекретили положение «Цунами»! — хрипло простонал он
Манцев вовремя придавил клавишу отключения микрофона.
— Вы огорчили меня, хоо... — горестно сообщил первому капитану второй, отпуская красную клавишу. — Мне казалось, что я мог бы рассчитывать на то, что вы хотя бы предупредите меня и второй экипаж о таком своем решении.
— Обстоятельства... — потупившись, возразил хоо Тоох. — Вы же прекрасно знаете, капитан, что когда речь идет о возможности срыва режима реакторов... Тут на счету — доли секунды...
Что ж, первый капитан был прав. И «тедди» — следовало это помнить — при всей деликатности были совсем не теми партнерами, на которых действует повышенный тон собеседника, истерические интонации его речи и тем более стучание кулаком по столу. Второй капитан собрал в единый узел свои вышедшие было из-под контроля «нервочки» и выдавил как можно более мягкую улыбку.
— Раз уж так сложилось, хоо Тоох, — примирительно начал он. — Раз уж так сложилось... Я настоятельно советую вам принять при швартовке к этому, якобы терпящему бедствие, лайнеру все возможные меры безопасности... Как если бы речь шла о боевом абордаже. Через какое время планируется стыковка?
— В нашем распоряжении... — Первый капитан деловито сверился с какими-то показаниями дисплея — В нашем распоряжении — около сорока минут. Будьте уверены; мы будем во всеоружии. Защитное поле уже включено. На полную.
— В любом случае, — Манцев подчеркнул эти слова голосом, — даже если вы будете на сто десять процентов уверены в нашей безопасности и в том, что лайнер действительно терпит бедствие, я советую вам не снимать с корпуса защитное поле. И тем более не производить полной стыковки с этим кораблем. Мы должны ограничиться необходимым минимумом: послать для стыковки абордажный бот с вооруженным экипажем. И придать им инженерную бригаду из специалистов по реакторам. С ремонтным оборудованием.
— Судя по всему, — тут хоо Тоох снова озабоченно сверился с текстом, выведенным на соседний дисплей, — прибегать к услугам ремонтников уже бесполезно... Реакторы у них поставлены на глушение, а плазма не гасится. Полный выход из режима. К тому же у них медленные нейтроны прут... просачиваются уже в командный и пассажирский отсеки. Растет наведенка... Есть пострадавшие — был неконтролируемый перепад ускорения... Скорее всего, у них на борту паника..
* * *
«В отсеках нарастает наведенная радиация, — разносился по всем закоулкам „Саратоги“ ставший от волнения звонким голос старпома. — Возможен взрыв одного из реакторов... Господа пассажиры, вы не должны терять самообладания. Не поддавайтесь панике... На помощь нам движется крейсер космических Вооруженных Сил Дружественной Цивилизации. Объявляется немедленная эвакуация пассажиров и экипажа. Повторяю: паника недопустима.. Всем пассажирам, всем членам экипажа — немедленно собраться в переходном отсеке. Офицерам экипажа — обеспечить подготовку к эвакуации, согласно служебным инструкциям и Уставу. Медицинский персонал обеспечивает немедленную помощь всем пострадавшим...»— Кажется, ваши приятели с того света взялись за дело не на шутку, — мрачно заметил Ким, оборачиваясь к Кукану. — И начали прямо с реакторного отсека. Когда только успели пробраться?!
— Ничего не понимаю! — зло отозвался тот. — Вам, штатскому, этого не сообразить. «Саратога» — бывший эсминец. Боевой корабль. Реактор у него сверхнадежный. Дублированный. Восьмисотой серии... С ним в принципе ничего сделать нельзя. Вообще! И даже если... Да кто же так делает?! Да за такую эвакуацию ноги оторвать надо и в зад вставить! Наведенка у них полезла... Мать!... Раз так — катапультируй реакторы, урод, — обратился он к невидимому динамику, продолжавшему голосом Фила Звонарева извергать указания касательно порядка предстоящей эвакуации. — Реактор — за борт, а там — хоть год жди помощи. Бред какой-то!
— Так что? — Анна недоуменно посмотрела на мужчин. — Двигаемся в переходный? Где все?
— Стоп, стоп, стоп... — поднял руку Ким. — Тут, похоже, все не просто. Так мы можем снова залететь в ловушку...
Он запнулся, уставившись на Псов. Те, обнюхав тело убитого, неожиданно утратили к нему всякий интерес и теперь, ощетинясь и озверев, рвались куда-то в глубь отсека. Ган и Фор с трудом удерживали их. Валька, о чем-то задумавшись, присел на корточки и только лишь бросал встревоженные взгляды то на одного из своих спутников, то на другого
— Вот что, — определил порядок дальнейших действий Кэн. Он решил не дожидаться, пока господин шпик придет к каким-то своим высокоумным выводам. — Двигаем в рубку. Там Фил — мы с ним ладим. Уж тут точно никаких сюрпризов...
Ким подумал, что не мешало бы завернуть в свою каюту, чтобы прихватить хотя бы парализатор, но Псы не дали ему времени на размышления. Ни ему, ни кому-либо еще. Они, словно по команде, рванули с места, увлекая за собой своих подопечных. Всем остальным просто не оставалось ничего другого, как устремиться следом за ними. И устремиться — Ким не сразу сообразил это — именно по направлению к рубке командного управления «Саратоги».
* * *
Это, пожалуй, было серьезной ошибкой — сунуться именно в рубку управления. Ким сообразил это с большим опозданием, уже плутая вслед за Псами по отсеку экипажа. Он не без труда опередил этих свирепых поводырей и — уже на последнем повороте — попридержал их и шагнул в оставленную сдвинутой в сторону дверь. Внутреннее устройство служебных отсеков агент, как и все прочие граждане Федерации, представлял себе довольно смутно и несколько удивился, обнаружив, что, миновав дверь с суровой предупреждающей надписью, он оказался не прямо в рубке, а лишь в ведущем в нее колодце, оснащенном винтовой лестницей. Люк, блокирующий верхний торец колодезной шахты, был открыт, и, задрав голову, Ким мог заглянуть в таинственный сумрак святая святых управления полетом «Саратоги». Из сумрака этого доносился уже вполне натуральный, не искаженный усилителем голос старпома Звонарева.«Дюран и Шнитке, — командовал старпом, — проверяют третий и второй уровни. Гросс — четвертый. Каневский и Форман — пересчитывают народ в переходном и докладывают мне...»
— Эй! — окликнул его Ким, начиная осторожно карабкаться по лестнице. — Господин Звонарев, у меня к вам разговор! Я должен сообщить вам кое-что. Кое-что важное!
* * *
— Если мне позволено высказать свое мнение, — задумчиво произнес капитан Манцев, разглядывая на экране внешнего наблюдения медленно надвигающуюся на «Цунами» тушу «Саратоги», — то я бы сказал, что использование корри в этой операции было верхом глупости. Глупости и непредусмотрительности.Горский ответил ему пожатием плеч. А поскольку узреть эту его реакцию Федор Павлович не мог, так как не считал нужным отрываться от экрана, то чрезвычайный комиссар добавил вслух:
— Расчет был на то, что никаких этических проблем в ходе операции не возникнет. Непредвиденные обстоятельства иного э-э... технического, скажем, плана было бы даже удобнее решать с участием «тедди». Они порой способны на неожиданный ход мысли и решения.
— Нам теперь не отмазаться от этой истории, — не слушая его, продолжил Манцев. — Я вынужден действовать вопреки прямым указаниям первого капитана. Хотите не хотите, а имеем первый прецедент серьезного конфликта между людьми и корри. Причем именно люди проявляют неподчинение. Но не могу же я допустить, чтобы полсотни посторонних оказались на борту крейсера, идущего на выполнение секретного боевого задания?! Кэп Тоох не принял моего варианта с десантированием спасательной команды...
— И правильно, что не отмазаться, — зло отозвался Горский. — Не буду снимать вины ни с себя, ни с вас, Федор Павлович: это именно мы не смогли найти подхода к первому капитану, не смогли отговорить чертову блохастую летягу от выполнения маневра, полностью рассекречивающего операцию «Сикорски».
Капитанский селектор неожиданно залился сигналом.
— Полковник Йонг почтеннейше просит капитана Манцева немедленно принять его и профессора Лошмидта по делу чрезвычайной важности, — отрешенно сообщил голос автоматического секретаря.
— Что за дьявол?! — взорвался второй капитан. — Я же запретил кому-либо, кроме первого капитана Тооха...
— Господин Йонг предъявил полномочия Комитета по Чрезвычайным Поручениям, — бесстрастно парировал робот этот взрыв эмоций.
— Час от часу не легче!
Манцев повернулся к чрезвычайному комиссару:
— Это ваши контролеры, что ли? Нашли время, ей-богу...
Горский пожал плечами:
— Если и контролеры, то не мои, капитан... Я, конечно, предупрежден, что эти двое имеют какое-то свое, особое поручение. Но до сих пор полагал, что это никак не связано с нашей миссией...
— Я от этих секретов мадридского двора скоро умом тронусь, — желчно констатировал Манцев и надавил кнопку селектора. — Просите...
* * *
Они вполне стоили друг друга — капитан Манцев и полковник Йонг. Оба были крепко сбиты, матеры и основательно потрепанны жизнью, принесенной в жертву высшим интересам Федерации и Обитаемого Космоса вообще. Так что долгих подступов к сути дела в предстоящем разговоре не предвиделось. Второй капитан ограничился коротким приглашающим жестом, а оба посетителя тут же заняли два остававшихся свободными кресла, причем по всему было видно, что они это сделали бы и без капитанского приглашения. Дело обошлось даже без привычного «Чему обязан».— В получасе хода от нас, — с места в карьер начал Йонг, — терпит бедствие лайнер «Саратога». Вами и вашими партнерами — корри получен сигнал бедствия от этого корабля...
Полковнику никак не полагалось знать это. Но Федор Павлович был не в претензии: если господам дозволено прослушивать радиопереговоры боевого крейсера, значит, есть на то свой резон. И не будем поднимать по этому поводу визг, словно мать-настоятельница, впервые на старости лет обнаружившая «жучка» в своей «ночной вазе».
— Нам важно знать, — продолжил полковник, удостоверившись, что может трактовать напряженное молчание обоих собеседников как знак согласия со своими словами, — ваши намерения и действия в этой связи. Поверьте, это не праздный интерес.
— Однако кому это — «нам»? — сухо поинтересовался Горский, старательно глядя в сторону и крутя в пальцах какую-то хреновнику, машинально прихваченную с письменного стола капитана, вокруг которого сидели все четверо.
— Спецакадемии, — коротко ответил и за себя и за Йонга Лошмидт и бросил на стол свое удостоверение.
— Ну что ж, — пожал плечами Манцев, кончиками пальцев отодвигая от себя зеленоватую карточку с эмблемой цитадели военизированной науки, оттиснутой в верхнем правом углу. — Так все-таки лучше, когда знаешь, с кем ведешь дело... Так вот... — Он нервно отодвинул от Горского подставку с электрокарандашами так, словно судьба этого предмета заботила его сейчас более всего. — Вы можете не волноваться, господа. Мы никоим образом не намерены рисковать... Нам придется не на шутку поссориться с корри. Нам... Мне и экипажу придется бойкотировать прямые указания первого капитана.
Он внимательно посмотрел на Йонга, а затем на Лошмидта, чтобы убедиться, что те в полной мере осознают значение его слов.
— Но мы не будем рисковать! — Ладонь капитана, умноженная силой полутора «g», звучно хлопнула по столу. — На терпящий бедствие лайнер будет высажена ремонтная бригада. И медики. Это все. А «Цунами» двинется дальше — на выполнение боевого задания! Я удовлетворил ваше любопытство, джентльмены?
— Не совсем, — коротко и резко парировал его слова Йонг. — Нас в первую очередь интересует, как велик риск для терпящего бедствие корабля? Как вы оцениваете шансы выжить — для пассажиров и экипажа? Это в случае действий по вашему... м-м... сценарию.
— А никакого другого сценария и нет, полковник, — так же резко и коротко возразил Манцев. — Я не могу нарушить боевой приказ, даже если все лайнеры Обитаемого Космоса соберутся сюда и будут гореть синим пламенем! Вы — человек военный и прекрасно понимаете меня. — Он перевел дух. — Что же до шансов выжить, то спросите меня о чем-нибудь полегче. Я бы мог судить и рядить о том, какие шансы имеет выжить корабль, накрытый коллапс-полем или попавший в облако «ос». Но аварии на гражданских лайнерах — не моя стихия. Увольте. К тому же каковы бы они ни были — эти шансы, о которых вы толкуете, — большие или маленькие, это не меняет сути дела. Ни на йоту. Я не имею возможности выбирать решение. Вариантов нет, как говорится.
Эти слова заставили нервно дернуться щеку полковника.
— Охотно верю, — с затаившимся в голосе раздражением произнес он. — Охотно верю, что вы, капитан, не располагаете такими вариантами. Но мы можем вас ими снабдить. Надеюсь, вас не затруднит найти в вашем сейфе и вскрыть один небольшой пакет... Тот, который вам предписано распечатать, получив пароль «Локус».
— «Локус»? — чуть ошарашенно переспросил Манцев.
— Да, «Локус», — с ледяным спокойствием подтвердил Йонг. И уточнил: — Это, повторяю вам, пароль. И я вам его называю...
Не поднимаясь из кресла, Манцев развернулся к вмонтированному в мощную переборку вместилищу секретной документации. Он быстро набрал на клавиатуре, украшающей выполненную из сверхпрочного сплава дверцу, отпирающий замок сейфа код.
Пакеты в сейфах капитанов... О, никто еще не сложил о них достойную песнь. Песнь о безмолвных хранителях тайн и тюремщиках демонов смерти и разрушения; песнь о хранителях, вжавшихся в скупые строчки инструкций и приказов, о хранителях, разбежавшихся по пунктам и подпунктам тайных списков и перечислений, которые осмотрительные сильные мира сего не решились доверить хлипким файлам компьютера... В несгораемом ящике крейсера класса «Цунами» их можно найти не менее полудюжины, а чаще всего — с добрые полсотни. Они живут своей собственной жизнью. Часто, так и не раскрывая своих тайн, истаивают в пламени мусоросжигательных печей. Но бывает и так, что они — так и нераспечатанными — переживают правителей и целые политические режимы. Переживают капитанов и даже сами крейсера. Как, например, пара непривычного формата успевших порядком пожелтеть конвертов, притаившихся в глубине личного сейфа капитана «Цунами». Конвертов, запечатанных причудливой печатью «Утренней Армии» и украшенных «Золотым петушком» Империи. Какие только ситуации не были предусмотрены безымянными составителями тайных инструкций, таящихся под архаичными сургучными печатями. Любители экзотических слухов утверждают, что даже Армагеддон и Страшный суд предусмотрены в них...
Впрочем, тот пакет, печать которого решительно сломал сейчас капитан Манцев, содержал документ, касавшийся материй, куда более прозаичных. Предписанием Комитета по Чрезвычайным Поручениям при Директорате Федерации второму капитану «Цунами» предлагалось «рассматривать указания находящегося на борту вверенного ему космического судна полковника ВС Федерации Хесуса Йонга, а в случае его отсутствия или его недееспособности — действительного члена Академии Специальных Исследований Хьюго Лошмидта как первоочередные и предназначенные к незамедлительному и точному исполнению. Вопросы, связанные с необходимостью одномоментного выполнения вверенным вам экипажем операции „Сикорски“, вам надлежит решать в рабочем порядке, на основе взаимных консультаций полковника X. Йонга (или X. Лошмидта в случае его отсутствия или недееспособности) и чрезвычайного комиссара Горского (или вас лично в случае его отсутствия или недееспособности)».
Прочитав приказ дважды, Манцев, не говоря худого слова, передал его Горскому. Ознакомившись с ним, чрезвычайный комиссар досадливо цыкнул зубом — привычка, приобретенная им в результате длительного общения с корри. В этом он был прав: более издевательского документа ему читать, пожалуй, не приходилось.
— В общем, — коротко резюмировал Манцев, — мне предлагается угодить и вашим и нашим. Но при этом выкручиваться старине Манцеву надо будет самому. — Он махнул рукой. — Выкладывайте, господа, что вам в конце концов угодно. И не растекайтесь мыслью по древу... У нас времени куда меньше, чем те полчаса, на которые вы, судя по всему, рассчитывали.
— Все очень просто, — вздохнул Йонг. — На борту «Саратоги» находятся двое... Эти лица представляют для Спецакадемии первоочередной интерес. Все, что нам надо, так это то, чтобы вы этих двоих вытащили из этого летающего гроба — с «Саратоги». Вытащили и живыми и невредимыми доставили на Чур... Можете использовать для этого ваш десант, спасательные команды, вообще все, что захотите. Как видите, капитан, я никоим образом не покушаюсь на ваши планы. Если бы не сложившаяся ситуация, я ни за что бы не претендовал на то, чтобы привести в действие этот документ... — Йонг указал глазами на лист секретного распоряжения.
Манцев молча откинулся в кресле и стал энергично массировать затекшие от лишних «g» веки. Словно в ответ на этот намек, по кораблю зазвучал предупредительный «колокольчик»: «Всем приготовиться. Через минуту — маневр». Четверо собеседников — сработали чисто профессиональные привычки — мгновенно ухватились за замки пристежных ремней. Крейсер закончил разгон, и теперь, после нескольких минут невесомости, его экипажу предстояло снова испытать штатные полтора «g» — на этот раз — тормозные. Выпущенный Горским из рук электрокарандаш воспарил над столом, норовя исполнить подобие менуэта с карточкой, удостоверяющей академический статус дока Лошмидта, вслед за ними и пара распечаток, не убранных вовремя под зажимы, белыми горлицами запорхала под потолком каюты. Кэп тяжелым взглядом следил за этими мелкими безобразиями. Все те «g», которые довелось ему испытать в своей нелегкой командирской жизни, не делись никуда. Они были с ним. Здесь — в этом его взгляде.
— Ну что же...
Кэп поймал чертов электрокарандаш и с силой воткнул его в родную подставку.
— Кажется, мне не придется ссориться с хоо Тоохом. Операцию спасения проводим по полной — с причаливанием, стыковкой и полной эвакуацией. — Он усмехнулся. — Это станет притчей во языцех. Крейсер, идущий на выполнение секретного боевого задания, с кучей увечных посторонних штатских на борту...
Полковник нервно дернул уголком рта:
— Повторяю, капитан, нам нужны только двое из всех тех, кто находится на борту «Саратоги». Мне кажется, что для этого не требуется проводить эвакуацию, как вы выразились, «по полной».
Горский приоткрыл было рот — скорее всего для того, чтобы поддержать эту точку зрения, но второй капитан резким движением руки пресек все возражения.
— Хотел бы я знать, полковник, как вы себе представляете все это... Мои десантники, по-вашему, ворвутся на борт лайнера и примутся, словно морковку с огорода, выдергивать оттуда нужных вам людей? Да если там действительно, — кэп повторил и подчеркнул голосом это слово, — действительно происходит хотя бы половина того, о чем нам радируют с борта, то у них просто ад кромешный. Послушаюсь я вас, так и ваших субъектов оттуда не вытяну, и своих загублю напрочь! Так в Космосе дела не делаются... Чтобы иметь хоть какую-то гарантию, что мы сможем вам помочь с этими вашими протеже, я должен вытащить оттуда всех — без затей, по-простому, как это предписано в Уставе. И... — Тут он энергично отмахнулся от чрезвычайного комиссара. — Я знаю все ваши возражения, Сергей Дмитриевич, но нам придется принять все необходимые меры предосторожности. Раз уж на то пошло...
— Что ж, это разумно, — заметил Лошмидт. — В конце концов не следует забывать и о таком простом факторе принятия решений, как элементарная человечность. Не думайте, капитан, что это вам не зачтется при общей, суммарной так сказать, оценке нашей совместной теперь операции.
— И вам вовсе не придется тащить с собой весь этот паноптикум на боевое задание, — торопливо добавил полковник. — Вы теперь имеете возможность высадить весь этот народ на любой из наших баз в системе Чура... Коль скоро пребывание крейсера в ней уже перестало быть секретом...
— Вы, я вижу, уже все решили за меня, — с досадой оборвал его капитан. — Поверьте, я уж как-нибудь сам соображу, что следует предпринять.
Манцев протянул руку к клавише селектора и начал надиктовывать текст приказа:
— Стыковочный отсек — очистить от экипажа полностью. Резервные отсеки — скажем, шестой и седьмой — полностью изолируем и определяем под размещение эвакуированных. Соответственно в четвертом и восьмом устанавливаем генераторы защитного поля... — Он криво усмехнулся. — Даже если кто-нибудь из этой публики протащит на борт плазменный заряд, то мы потеряем только два резервных отсека, не более. А ваших подопечных, господа, — он повернулся к Йонгу и Лошмидту, — мы постараемся отфильтровать уже на первых этапах погрузки эвакуированных. Как, кстати, зовут этих ваших драгоценных подопечных?
Корпус «Цунами» дрогнул, и каюта словно обрела собственную жизнь, норовя повернуться вокруг своих обитателей. Профессор Лошмидт с тревогой посмотрел на свою карточку-удостоверение, вновь вознамерившуюся ускользнуть куда-то в сторону, и ловким движением схватил ее и вернул на законное место жительства — в массивный бумажник. Все сидевшие вокруг капитанского стола мрачно смотрели друг на друга. Тяжесть вновь дала о себе знать, возвращая им чувство реальности.
— Ну что ж. — Горский нервными движениями, словно стряхивая с себя невидимых муравьев, отстегнул сковывающие его ремни и попытался подняться из кресла. — В сложившейся ситуации привилегия принимать решения полностью принадлежит вам, капитан. Не могу сказать, что завидую вам. Положение у вас — хуже губернаторского, как говорили в таких случаях древние. Но, раз уж решение принято, мне не остается ничего другого, как умыть руки...
* * *
Старпом Звонарев сидел в кресле второго пилота, неестественно выпрямясь, и продолжал диктовать в микрофон команды аварийной эвакуации. Кресло первого пилота было занято. В нем, уронив голову на пульт, сидел капитан Хеновес. Уступить место своему помощнику он никак не мог — немного ниже затылка, из основания черепа у него торчала рукоять глубоко всаженного, тускло поблескивающего стилета. Голос Звонарева, разносившийся по опустевшему уже лабиринту обитаемых отсеков «Саратоги», был напряжен, но, видно, не от сознания бедственного положения вверенного теперь единственно его заботам лайнера. Вовсе нет. Причина была намного проще: в затылок старпома упирался ствол пистолета. Рукоять этого не располагающего к спокойному и хладнокровному восприятию действительности предмета сжимал похоронный агент Раймон Клини. Второй пистолет — тоже довольно убедительного вида — упирался в висок Кима. Насколько мог разобрать агент на контракте, тип, державший его на прицеле, был отнюдь не пассажиром «Саратоги» и, конечно, не членом ее экипажа. Он явно был кем-то из «тех». Одним из обитателей мрачных контейнеров, выпущенных в мир живых глупостью Кэна Кукана. Больше никого в рубке не было.Что до бедственности положения лайнера, то тут дело обстояло вовсе не так, как это следовало из громогласных призывов к немедленной эвакуации, разносившихся по кораблю. Ким, конечно, не мог считать себя человеком, хоть что-либо смыслящим в искусстве управления космическими судами, но и ему — полному в этом деле профану — было видно, что ни один из многочисленных индикаторов, украшающих приборные панели рубки управления, не пылает алым цветом тревоги. Более того, первое впечатление — а оно редко подводило агента — говорило Киму, что, скорее всего, вся машинерия «Саратоги» работает как часы. Это, впрочем, никак не изменяло к лучшему того положения, в котором агент находился сейчас.
«Боже мой! В какую глупейшую ловушку я попал!» — думал он, лихорадочно пытаясь оценить сложившуюся ситуацию. И самым глупым в ней — в этой ситуации — было то, что за всей этой бестолковой слежкой за мальчишками и суетой с покойниками, оживленными Кэном, он, агент на контракте, забыл про главное, про то, что должно было составлять основной предмет его забот: Ким совершенно не представлял себе того, что обязан был знать днем и ночью, — где сейчас находится и что делает Клаус Гильде!
— Это не он, — глухим голосом сообщил бывший покойник, посильнее вдавливая ствол пистолета Киму в висок. — Это — не тот человек, который...
— Понял, — оборвал Клини объяснения зомби и повернулся к Киму, не отнимая пистолета от затылка изнемогающего Фила Звонарева и отжимая кнопку отключения микрофона.
Старпом тут же обмяк в кресле, словно кнопка эта отключила его самого. Он с надеждой в глазах уставился на Кима.