Ориентируясь на последовательность контингентных сдвигов и инерционность обусловленных ими тенденций, можно предположить, что актуальность фокусировки на виртуализации будет в начале XXI в. нарастать и становиться все более самоочевидной для социологического сообщества. Ныне же находящаяся на пике моды глобализационная парадигма начнет испытывать затруднения перед лицом новых тенденций точно так же, как сейчас их испытывает парадигма модернизации. Важно, чтобы это "открытие" виртуализации не приняло характера всего лишь очередной моды, чтобы модели виртуализации заняли подобающее место в аналитическом арсенале социологии.
----------
(1) Eisenstadt S. Tradition, Change and Modernity. N. Y., 1973
(2) Crook S., Pakulski J., Waters M. Postmodernization. Change in Advanced Society. L., 1992
(3) Waters M. Globalization. London and N. Y., 1995.
[81]
=
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ТЕОРИЯ ВИРТУАЛИЗАЦИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СХЕМА И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ПРОЕКТ
Концептуальная схема, выведенная в данной работе под названием "виртуализация общества", представляет собой набор логических связок между разрозненными и фрагментарными фактами, замеченными и выхваченными пристрастным исследователем из мира, поддающегося наблюдениям социолога. И хотя концепция виртуализации даже в ее настоящем, эскизном виде вполне может служить моделью общественных изменений, происходящих на рубеже XX-XXI вв., модель эта, не учитывающая многие и многие факты, провоцирует своим несовершенством продолжение исследований. До полноценной теории общественных изменений еще далеко.
Результатом дальнейшего исследования или просто дебатирования феномена виртуализации общества может стать как подтверждение, так и опровержение выводов, изложенных в данной работе. Но каждый концепт, каждое эмпирическое обобщение, вдохновленные или спровоцированные представлением о виртуализации, так или иначе вносят вклад в формирование исследовательского проекта "Виртуализация общества". И если создание рабочей модели общественных изменений является непосредственной задачей представленного исследования, задачей, диктуемой в том числе соображениями научной конкуренции с учеными, работающими фактически над тем же проектом(1), то формирование нового направления разработки теории общественных изменений это перспективная задача для социологического сообщества, сверхзадача, не столько решаемая, сколько выдвигаемая здесь.
----------------
(1) Buhl A. Die virtuelle Gesellschaft. Okonomie, Politik und Kultur im Zeichen des Cyberspace. Opladen, 1997; Becker В., Paetau M. (Hrsg.). Virtualisierung des Sozialen. Die Informationsgesellschaft zwischen Fragmentierung und Globalisierung. Frankfurt a. M., 1997; Kroker A., Weinstein M. Data trash. The theory of the virtual class. Montreal, 1994.
[82]
ИДЕОЛОГИЯ ВИРТУАЛИЗАЦИИ: ВИРТУАЛЬНЫЙ АНАРХИЗМ И ВИРТУАЛЬНЫЕ ИМПЕРИИ
Как и другие концепции общественных изменений, концепция виртуализации безусловно содержит идеологические импликации и легко поддается политической трактовке. Среди теорий модернизации и глобализации существуют отчетливо "правые" и "левые" в политическом отношении концепции. Для "правого" взгляда на модернизацию и глобализацию характерно отождествление этих процессов с развитием свободы, равенства, братства. Основное содержание модернизации и глобализации видится в либерализации и демократизации. Для "левого" взгляда характерно определение модернизации и глобализации как процессов развития новых форм эксплуатации, неравенства, подавления свободы, колонизации (с указанием на характер и эпицентр колонизации: вестернизация, американизация и т.п.). Следует ожидать, что та же логика политической оценки общественных изменений и политического использования социологических теорий будет применена и к понятию виртуализации.
В начальной своей фазе виртуализация приводит к возникновению виртуальных оппонентов реальных инстанций власти. Уход циников - аутсайдеров институционально организованного общества из-под сервиса-надзора социальных институтов вызывает конфликты, являющиеся симптомами ослабления институционально поддерживаемого социального порядка. Так например, неподконтрольность коммуникаций, осуществляемых в сети Internet, служит причиной постоянных инцидентов, будь то недовольство католических иерархов фактом основания неким французским епископом в одной из конференций Internet виртуальной епархии(1); будь то распространение через Internet неким завсегдатаем киберкафе в обход французской цензуры книги, выставляющей в неблагоприятном свете покойного президента Миттерана(2); будь то скандалы в США вокруг проникновения компьютерных "взломщиков" (хакеров) в государственные секретные базы данных или в управляющие системы телефонных компаний(3). С точки зрения поборников свободы коммуникаций в сети Internet, виртуализация общества вполне может рассматриваться как осуществление на новой технологической основе идеалов свободы, равенства, братства.
Но новые свободы, возникающие по мере виртуализации социальных институтов, сопровождаются возникновением новых нера
---------------
(1) The virtual bishop // The New Yorker. 1996. Mar. 18.
(2) Ibid.
(3) Hackwork //The New Yorker. 1996. Jan. 29.
[83]
венств, вызываемых к жизни перераспределением благ между участниками и аутсайдерами создания и конкуренции образов - торговых марок, корпоративного стиля, политических имиджей, научных сенсаций и т.п. Как следствие, появляются новые формы концентрации власти. Поэтому не стоит рассматривать процессы виртуализации общества как некий светлый путь к эмансипации человека.
В перспективе усилий, предпринимаемых государственными чиновниками и руководителями крупных корпораций по развитию и использованию инфраструктуры виртуализации от имени общества, нас ожидает формирование виртуальных империй. Виртуализация общества вызывает к жизни новый тип империализма виртуальный. Виртуальная империя - принципиально новая форма политической интеграции и мобилизации экономических ресурсов. Не занимая фиксированного географического пространства, виртуальная империя призвана колонизовать виртуальное пространство. Раздвижение ее границ - это вовлечение все большего числа образов и коммуникаций (массовых и межиндивидуальных) в консолидированный процесс создания и трансляции экономически, политически, культурно притягательных и влиятельных образов. В эпоху виртуализации общества империя - это империя образов, которые более значимы для внешнего могущества, чем большая территория, большая промышленность или большая армия, и это образ империи, который более значим для внутренней консолидации, чем жесткий контроль за исполнением законов или распределением ресурсов.
Виртуальная империя - это отнюдь не утопия, она - требование наступающей эпохи консолидации виртуального капитализма, подобно тому, как империи XVI-XVII и XIX-XX вв. были востребованы в периоды консолидации торгового и индустриального капитализма.
Но это не означает, что виртуализация - это путь исключительно к новому отчуждению и новой эксплуатации. Параллельно с возникновением новых форм неравенства и концентрации власти, всегда возникают и новые формы борьбы против них.
Невозможно предотвратить использование концепции виртуализации в идеологических конструкциях. Но можно предупреждать о несводимости социологической модели общественных изменений к их политической оценке.
[84]
ПРИЛОЖЕНИЕ
РЕАЛЬНОСТЬ И ВИРТУАЛЬНОСТЬ В РОССИИ: КОМПЬЮТЕРИЗАЦИЯ ПОСЛЕ ВИРТУАЛИЗАЦИИ
На основе анализа тенденций, характерных для наиболее развитых стран мира, можно сделать вывод, что ориентация практик не на вещи, а на образы ведет к симуляции институтов (виртуальное следование ролям). Институты сами становятся образами, превращаясь в своего рода виртуальную реальность. Тот же вывод можно сделать применительно к России, хотя здесь в конце XX в. социальные процессы выглядят как прямая противоположность процессам, разворачивающимся в благополучных западных странах. Тем не менее и в России тенденции виртуализации вполне очевидны в сферах экономики, политики, науки, искусства, семьи.
Экономика России не составляет исключения из общей для индустриально развитых стран тенденции структурных изменений (табл. 1).
Таблица 1. Динамика структуры занятости в России, %
Отрасли \ Годы
1975
1985
1995
Сельское и лесное хозяйство
15.6
14.3
15.1
Промышленность и строительство
42.6
41.7
35.2
Остальные (услуги, управление и др.)
41.8
44.0
49.7
Составлено по: Российский статистический ежегодник. М., 1997.
При взгляде сквозь призму виртуализации на события в России конца XX в. обнаруживаются две разнонаправленные тенденции. С одной стороны "утяжеляется" производственно-технологическая структура экономики. При общей в 1990-х гг. тенденции падения промышленного производства во второй половине десятилетия наметились стабилизация и даже небольшой рост в черной и цветной металлургии, в нефтехимии.
Структура промышленного производства обнаруживает тенденцию "крена" в сторону добывающей промышленности (табл. 2).
С другой стороны, растет доля услуг в ВВП и доля занятых в третичном секторе экономики - сфере услуг. В 1994 г. впервые доля услуг в ВВП превысила долю товаров, а в 1998 г. равнялась 52,7%
[85]
Таблица 2. Структура промышленного производства
Промышленность \ Год
1990
1995
1996
1997
Добывающая
11,8%
15,9%
17,7%
17,9%
Обрабатывающая
88,2%
84,1%
82,3%
82,1%
Составлено по: Промышленность России: Статистический сборник. М., 1998.
против примерно 32% в 1989 г. Между 1990 и 1996 гг. доля занятых в промышленности сократилась с 42,3% до 34,2%, а доля занятых в сфере услуг возросла с 44,2% до 50,9%(1). Следует принять во внимание, что эта официальная статистика не учитывает производство и занятость в неформальном (незарегистрированном и необложенном налогами) секторе экономики, где структура еще более смещена в сторону услуг.
В финансовой сфере российской экономики тенденция виртуализации очевидна и однозначна. Удельный вес Мо, то есть по существу наличных (вещественных) денег в денежном агрегате М2 неуклонно снижается (табл. 3).
Таблица 3. Структура денежной массы
Год
1994
1995
1996
1997
Доля Мо в M2, %
40.0
37.3
36.6*
35.2
* с использованием новой методологии
Составлено по: Российский статистический ежегодник. М,, 1997.
Этот тренд коррелирует с процессами симуляции кредитно-финансовой деятельности в рамках бесчисленных, постоянно создаваемых, реорганизуемых и ликвидируемых банков. Сколачиванию капитала за счет спекулятивных операций придается образ институциональности.
Существенной особенностью экономической ситуации в России остается резкий контраст между столицами и провинцией. Более развитые транспортная, коммуникационная и социальная инфраструктуры стали основой расширения третичного сектора экономики в столицах. Здесь банки, торговля, операции с недвижимостью, индустрия развлечений, рекламный и туристический бизнес становятся новой сферой занятости, компенсирующей, хотя бы отчасти, коллапс промышленного производства. Здесь можно обнаружить элементы виртуальной экономики. Подобная реструктуризация сильно затруднена во многих индустриальных, зачастую моноотраслевых регионах России. Здесь остановка "железоделательных" производств приводит к практически тотальной экономической стагнации.
-------------
(1) Россия в цифрах. Краткий статистический сборник. М., 1999. С. 60.
[86]
Таким образом, структура российской экономики приобретает специфический вид: между сохраняющим свою долю первичным и растущим третичным секторами образуется "брешь". Наиболее популярные в этой ситуации рецепты экономического развития связаны с идеей восстановления и расширения промышленного производства как "реального" сектора экономики. Однако в сложившейся ситуации и в свете процесса виртуализации экономики реальные перспективы не догоняющего, а опережающего экономического развития в России видятся несколько иначе. Перспективы эти связаны с решением двух принципиальных задач.
1. Доиндустриализация - доведение до современного уровня производственной, транспортной, коммуникационной инфраструктуры первичного и вторичного секторов экономики за их же счет и без того, чтобы бездумно стимулировать рост их доли в общей структуре. Здесь важную роль играет отход от экономической политики, замешанной на идеологии, оперирующей жупелом превращения России в "сырьевой придаток Запада". Следует скорее исходить из принципа "Запад - промышленный и информационный придаток России". Экспорт энергоносителей, цветных металлов, образа "стремления к реформам" и импорт hardware software - реальный в нынешних условиях путь экономической интеграции с Западом. С Юго-Востоком и Юго-Западом интегрироваться можно на принципах экспорта вооружения, ядерных и ракетно-космических технологий, сопутствующих услуг и импорта продовольствия и потребительских товаров. Но интегрироваться сейчас приходится не в мировую экономику первоначального "дикого" или, если угодно, "героического" капитализма, а в мировую экономику спекулятивного, виртуального капитализма.
Успешная интеграция возможна на принципах новой парадигмы: богатство народов находится или создается на рынке, а не в недрах или цехах самих по себе. Это значит, что следует активно работать в недрах, безбоязненно импортировать необходимые комплектующие и инфраструктурные элементы, решительно тратить деньги на культивирование рынка - изучение склонностей потенциальных потребителей, создание марки и каналов продвижения. Это значит, что следует мыслить не в терминах тонн, штук, кубометров, а в терминах изощренного и определенного позиционирования продукта на рынке. "От кутюр" могут быть не только галстуки или кофе, но и ракеты, танки, древесина, природный газ или медный концентрат.
Если же принять за главное направление рост "железоделательной" промышленности, то можно легко стать колонией - промышленным придатком быстро растущей системы виртуального капитализма, подобно тому, как ранее интегрировались в систему индустриального капитализма придатки сырьевые.
2. Виртуализация - поворот от решения технологических проблем к использованию технологий для решения собственно экономи
[87]
ческих проблем, т. е. в современных условиях - переход к использованию модернизированной индустриальной и информационной инфраструктуры в развитии интеллектуальноемких, а главное эмоциональноемких сфер деятельности: науки, образования, здравоохранения, спорта, культуры, являющихся базовыми отраслями в виртуальной экономике. Здесь важную роль будет играть формирование менеджмента на принципах "экономики загадочной русской души". Должно, наконец, осознание слабой "стыкуемости" технологий индустриального капитализма с российским менталитетом(1) найти продолжение в выработке форм организации и мотивации, интегрирующих национальный менталитет в современную экономику образов.
Специфика российского менталитета находит выражение в экономической области в следующих особенностях "иррационального" поведения:
1) наши люди не способны на повседневное, кропотливое, дисциплинированное ведение дела, когда смысл, цель этого дела не просматривается, зато они способны на взрывной выброс душевных и физических сил во имя завершения дела, чтобы освободиться от его рутины и приобщиться к чему-либо прекрасному, вечному, доброму;
2) наши люди не могут жить работой, целиком посвящая ей себя, зато они могут жить на работе, отдаваясь целиком общению в родном коллективе;
3) наши люди лишены способности рассматривать инструментальные ценности как самодостаточные и просто следовать велению инструкций, зато они способны рассматривать любые ценности как инструментальные и сомневаться в непререкаемости инструкций, задаваясь вопросом "А в чем же здесь смысл?"
Следовательно, "вахтовый метод", авралы (сверхусилия для завершения уникального продукта), мотивация работника в условиях дефицита фонда зарплаты общением и свободным временем, - все это не "патологические" отклонения, а органичные формы. Нужно все эти советские и постсоветские "вне-" или даже "антиэкономические" формы интегрировать, придав им экономический образ "нового менеджмента", сконцентрированного не на стабильной рутине технологии, а на конъюнктурной реализации уникального проекта. В такой перспективе российский менталитет особенно хорошо "стыкуется" с "выстраданными" на Западе виртуальной корпорацией, офисным дизайном, виртуальным рабочим днем, виртуальной платежеспособностью и т.д. Они есть уже и у нас, но без развитой инфраструктуры и культивирования "нового менеджмента" принимают трагикомическую форму смены "биржевой" волны волной "банков
------------
(1) Под российским менталитетом здесь понимается не некий присущий каждому гражданину России набор ментальных черт, а статистически значимая специфичность (то есть более высокая, чем в иных странах, вероятность обнаружения) интеллектуальных привычек - устойчивых и неотрефлексированных мыслительных схем, которым человек следует в восприятии событий и в отношении к ним.
[88]
ской", объявлений "Продам фирму "под ключ", сражений в Doom в офисе, финансовых пирамид и т.п.
Таким образом, деструктивные в контексте экономики вещей тенденции становятся конструктивными в контексте экономики образов. "Реальная" экономика оставляет России перспективу быть вечно догоняющей, виртуальная экономика дает шанс на лидерство. Использовать этот шанс можно, превратив экономическую политику в процесс придания образа экономической рациональности структуре производства, формирующейся уже сейчас и отражающей на макроуровне, пусть и в негативной форме, специфику национального менталитета. Эта экономическая рациональность задает особую конфигурацию воспроизводственных контуров:
- опорный "первичный" сектор (ТЭК и освоение уникальных месторождений Удоканского, Ковыктинского, Озерного и т.п.);
- компактный "вторичный" сектор (ВПК и создание уникальных авиационных, морских, космических комплексов, минимизация рутинных конвейерных производств - автомобилестроения, бытовой электротехники и т.п.);
- растущие "третичный" и "четвертичный" сектора (ФКК финансово-коммерческий комплекс и интегрированные с ним наука и образование: подготовка и маркетинг уникальных специалистов - врачей, педагогов, ученых, социальных работников, художников-реставраторов, артистов, спортсменов, дизайнеров, стилистов, имиджмейкеров, программистов и т.п.).
В российской политике приоритет образа над реальностью отчетливо проявился в ходе президентских выборов 1996 и 2000 гг. В первом случае сформированный на базе полумиллионной организованной и дисциплинированной партии избирательный блок проиграл команде из нескольких десятков шоуменов, несмотря на глубокий экономический кризис и социальную напряженность в стране, которые сами по себе дискредитировали правительство Б. Ельцина. Г. Зюганов и его сподвижники безуспешно пытались свести предвыборную гонку к конкуренции программ управления страной, игнорируя конкуренцию имиджей. В итоге образ "безалаберного, но искренне ратующего за свободу русского мужика", а не реальный президент Ельцин, переиграл образ "угрюмого и агрессивно ратующего за прошлое партийного функционера", а не реального политика Зюганова. В ходе кампании 2000 г. борьба имиджей была еще более интенсивной, и логика виртуальной реальности явно превалировала над самой реальностью. Последняя стала лишь материалом для создания имиджмейкерами выигрышного при сложившейся конъюнктуре образа государственника - "сурового, но справедливого борца за единство страны и диктатуру закона".
В 1990-х гг. нетрудно было убедиться в том, что в России многопартийность симулируется экспертами-консультантами как удобная и привычная среда состязания политических имиджей. Лишь одна
[89]
партия (КПРФ) организационно стабильна, и стабильна она потому, что коммунистическая символика и набор слоганов играют роль "марки", традиционно привлекающей электорат, хотя от изначальной идеологии в практике КПРФ не осталось и следа. Остальные партии и движения формируются, объединяются и распадаются с калейдоскопической быстротой в стремлении найти привлекательный имидж.
В отечественной науке конца XX в. ничуть не меньше, чем в западной, академический статус становится функцией от образа компетентности. Деятельность ученых и студентов во все большей степени ориентируется на создание и презентацию образа, необходимого для успеха в конкурсах на получение грантов, стипендий для обучения за границей, заказов на консалтинговые услуги от политиков и бизнесменов. Как следствие, в последние годы российское научное сообщество активно вовлекается в развитие соответствующих социальных технологий: исследовательских фондов, грантов, академических обменов, консультирования.
В российском искусстве последней четверти XX в., помимо непосредственно заимствованных с Запада поп-арта, архитектурного и литературного постмодернизма, в моду вошел отечественный аналог поп-арта - соц-арт. Так же, как поп-арт являет собой симуляцию "новаторского стиля" и "свободы самовыражения" модернистских течений европейского искусства середины XIX-начала XX в., соц-арт является симуляцией "роста изобразительного мастерства" и "свободного владения художественной техникой", которые были ценностной основой социалистического реализма середины XX в.
Изменения в сфере семьи в России также сопоставимы с тенденциями, характерными для наиболее развитых стран. В России растет доля новых форм семьи, в которых симулируется нуклеарная семья с ее репродуктивными, психорелаксационными функциями, а также функциями легитимации секса и первичной социализации детей. Так, по официальным данным в 1994 г. 10,4% всех домохозяйств составляли неполные семьи(1). По другим формам- "пробным", дислокальным, гомосексуальным семьям - надежных статистических данных нет, но факт их существования в России несомненен.
О виртуализации семейных институтов свидетельствует и увеличение числа рождений детей, чьи родители не находятся в браке (табл. 4).
Таблица 4. Родительство вне брака
Год
1970
1980
1990
1995
Доля рождений вне брака, %
10.6
10.8
14.6
21.1
Составлено по: Иванова Е. И., Л. Р. Михеева. Внебрачное материнство в России // Социологические исследования. 1999. No 6.
----------
(1) Социальная сфера России. Статистический сборник. М., 1996, с. 29.
[90]
Как и в западных странах, в России родительство вне брака становится альтернативой родительству в браке в силу того, что институциональное регулирование сексуального поведения становится виртуальным, а не реальным, как это было раньше.
Отмеченных симптомов вполне достаточно, чтобы утверждать, что общество в России изменяется в том же направлении, что и общество в странах Запада. Видимо, таким же образом изменяются и способы интеграции общества, разрешения возникающих в нем конфликтов. Дальнейшее, выходящее за пределы уровня эпохи Модерн развитие традиционных институциональных средств социального контроля - государственного, партийного, корпоративного аппаратов, станет не только не эффективным, но и отрицательным для консолидации и тем более развития общества фактором. Развитие и консолидация общества будут зависеть теперь от создания привлекательных образов экономических, политических, этических и т.д., а также от развития нового типа инфраструктуры социальных взаимодействий - коммуникационных сетей.
В такой перспективе компьютеризация, развитие сети Internet предстают не просто как техническая или экономическая, а как первоочередная социально-политическая задача для российского общества. Можно конечно бросить все силы на "подъем промышленного производства", "укрепление вертикали власти" и т.п., но в России, так же как и в других индустриально развитых странах, процессы виртуализации станут доминирующими. Превращение системы социальных институтов в своего рода виртуальную реальность - это вызов существованию реальных империй. Анахронизмом становятся стремление к реальному контролю над территорией, то есть раздвижению и поддержанию границ, к экстенсивному развитию реального, то есть ресурсозатратного производства, к политическому реализму, то есть стремлению сделать опорой внешнеполитического положения обладание материальными ресурсами и военной мощью. В нынешней ситуации Россия рискует оказаться отсталым, раздираемым конфликтами медвежьим углом цивилизации.
Но есть и иная перспектива: виртуализация общества вызывает к жизни новый тип империализма - виртуальный. Виртуальная империя - принципиально новая форма политической интеграции и мобилизации экономических ресурсов(1). Виртуальная империя - это шанс для России адаптироваться к условиям времени, соединив волю к виртуальности и свою вековую волю к империи. Предпосылки для подобного развития есть, но виртуализация в России заметно опережает компьютеризацию.
Низкий уровень развития технической инфраструктуры новой социальной организации (табл. 5) чем дальше, тем больше препятствует позитивному использованию тенденций виртуализации.
-----------
(1) Подробнее см. стр.84.
[91]
Таблица 5. Показатели компьютеризации
Страна
Количество компьютеров на 1000 чел. (1995)
Доля пользователей сети Internet в населении, % (1999)
США
350
41
Великобритания
200
40
Германия
180
28
Япония
160
16
Россия
20
2
Составлено по: The Economist. 2000. April 29 - May 5; Мир Internet. 1999. No 1.
Приведенные данные отнюдь не являются основанием для тезиса о необходимости ускоренной компьютеризации. Не следует поддаваться, как это уже было однажды, обаянию технико-экономического видения общественных проблем. Социологическое видение позволяет отчетливо понимать, что точно так же, как не индустриализация модернизирует, но модернизация индустриализирует общество, не компьютеризация виртуализирует. но виртуализация компьютеризирует общество.
----------
(1) Eisenstadt S. Tradition, Change and Modernity. N. Y., 1973
(2) Crook S., Pakulski J., Waters M. Postmodernization. Change in Advanced Society. L., 1992
(3) Waters M. Globalization. London and N. Y., 1995.
[81]
=
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ТЕОРИЯ ВИРТУАЛИЗАЦИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СХЕМА И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ПРОЕКТ
Концептуальная схема, выведенная в данной работе под названием "виртуализация общества", представляет собой набор логических связок между разрозненными и фрагментарными фактами, замеченными и выхваченными пристрастным исследователем из мира, поддающегося наблюдениям социолога. И хотя концепция виртуализации даже в ее настоящем, эскизном виде вполне может служить моделью общественных изменений, происходящих на рубеже XX-XXI вв., модель эта, не учитывающая многие и многие факты, провоцирует своим несовершенством продолжение исследований. До полноценной теории общественных изменений еще далеко.
Результатом дальнейшего исследования или просто дебатирования феномена виртуализации общества может стать как подтверждение, так и опровержение выводов, изложенных в данной работе. Но каждый концепт, каждое эмпирическое обобщение, вдохновленные или спровоцированные представлением о виртуализации, так или иначе вносят вклад в формирование исследовательского проекта "Виртуализация общества". И если создание рабочей модели общественных изменений является непосредственной задачей представленного исследования, задачей, диктуемой в том числе соображениями научной конкуренции с учеными, работающими фактически над тем же проектом(1), то формирование нового направления разработки теории общественных изменений это перспективная задача для социологического сообщества, сверхзадача, не столько решаемая, сколько выдвигаемая здесь.
----------------
(1) Buhl A. Die virtuelle Gesellschaft. Okonomie, Politik und Kultur im Zeichen des Cyberspace. Opladen, 1997; Becker В., Paetau M. (Hrsg.). Virtualisierung des Sozialen. Die Informationsgesellschaft zwischen Fragmentierung und Globalisierung. Frankfurt a. M., 1997; Kroker A., Weinstein M. Data trash. The theory of the virtual class. Montreal, 1994.
[82]
ИДЕОЛОГИЯ ВИРТУАЛИЗАЦИИ: ВИРТУАЛЬНЫЙ АНАРХИЗМ И ВИРТУАЛЬНЫЕ ИМПЕРИИ
Как и другие концепции общественных изменений, концепция виртуализации безусловно содержит идеологические импликации и легко поддается политической трактовке. Среди теорий модернизации и глобализации существуют отчетливо "правые" и "левые" в политическом отношении концепции. Для "правого" взгляда на модернизацию и глобализацию характерно отождествление этих процессов с развитием свободы, равенства, братства. Основное содержание модернизации и глобализации видится в либерализации и демократизации. Для "левого" взгляда характерно определение модернизации и глобализации как процессов развития новых форм эксплуатации, неравенства, подавления свободы, колонизации (с указанием на характер и эпицентр колонизации: вестернизация, американизация и т.п.). Следует ожидать, что та же логика политической оценки общественных изменений и политического использования социологических теорий будет применена и к понятию виртуализации.
В начальной своей фазе виртуализация приводит к возникновению виртуальных оппонентов реальных инстанций власти. Уход циников - аутсайдеров институционально организованного общества из-под сервиса-надзора социальных институтов вызывает конфликты, являющиеся симптомами ослабления институционально поддерживаемого социального порядка. Так например, неподконтрольность коммуникаций, осуществляемых в сети Internet, служит причиной постоянных инцидентов, будь то недовольство католических иерархов фактом основания неким французским епископом в одной из конференций Internet виртуальной епархии(1); будь то распространение через Internet неким завсегдатаем киберкафе в обход французской цензуры книги, выставляющей в неблагоприятном свете покойного президента Миттерана(2); будь то скандалы в США вокруг проникновения компьютерных "взломщиков" (хакеров) в государственные секретные базы данных или в управляющие системы телефонных компаний(3). С точки зрения поборников свободы коммуникаций в сети Internet, виртуализация общества вполне может рассматриваться как осуществление на новой технологической основе идеалов свободы, равенства, братства.
Но новые свободы, возникающие по мере виртуализации социальных институтов, сопровождаются возникновением новых нера
---------------
(1) The virtual bishop // The New Yorker. 1996. Mar. 18.
(2) Ibid.
(3) Hackwork //The New Yorker. 1996. Jan. 29.
[83]
венств, вызываемых к жизни перераспределением благ между участниками и аутсайдерами создания и конкуренции образов - торговых марок, корпоративного стиля, политических имиджей, научных сенсаций и т.п. Как следствие, появляются новые формы концентрации власти. Поэтому не стоит рассматривать процессы виртуализации общества как некий светлый путь к эмансипации человека.
В перспективе усилий, предпринимаемых государственными чиновниками и руководителями крупных корпораций по развитию и использованию инфраструктуры виртуализации от имени общества, нас ожидает формирование виртуальных империй. Виртуализация общества вызывает к жизни новый тип империализма виртуальный. Виртуальная империя - принципиально новая форма политической интеграции и мобилизации экономических ресурсов. Не занимая фиксированного географического пространства, виртуальная империя призвана колонизовать виртуальное пространство. Раздвижение ее границ - это вовлечение все большего числа образов и коммуникаций (массовых и межиндивидуальных) в консолидированный процесс создания и трансляции экономически, политически, культурно притягательных и влиятельных образов. В эпоху виртуализации общества империя - это империя образов, которые более значимы для внешнего могущества, чем большая территория, большая промышленность или большая армия, и это образ империи, который более значим для внутренней консолидации, чем жесткий контроль за исполнением законов или распределением ресурсов.
Виртуальная империя - это отнюдь не утопия, она - требование наступающей эпохи консолидации виртуального капитализма, подобно тому, как империи XVI-XVII и XIX-XX вв. были востребованы в периоды консолидации торгового и индустриального капитализма.
Но это не означает, что виртуализация - это путь исключительно к новому отчуждению и новой эксплуатации. Параллельно с возникновением новых форм неравенства и концентрации власти, всегда возникают и новые формы борьбы против них.
Невозможно предотвратить использование концепции виртуализации в идеологических конструкциях. Но можно предупреждать о несводимости социологической модели общественных изменений к их политической оценке.
[84]
ПРИЛОЖЕНИЕ
РЕАЛЬНОСТЬ И ВИРТУАЛЬНОСТЬ В РОССИИ: КОМПЬЮТЕРИЗАЦИЯ ПОСЛЕ ВИРТУАЛИЗАЦИИ
На основе анализа тенденций, характерных для наиболее развитых стран мира, можно сделать вывод, что ориентация практик не на вещи, а на образы ведет к симуляции институтов (виртуальное следование ролям). Институты сами становятся образами, превращаясь в своего рода виртуальную реальность. Тот же вывод можно сделать применительно к России, хотя здесь в конце XX в. социальные процессы выглядят как прямая противоположность процессам, разворачивающимся в благополучных западных странах. Тем не менее и в России тенденции виртуализации вполне очевидны в сферах экономики, политики, науки, искусства, семьи.
Экономика России не составляет исключения из общей для индустриально развитых стран тенденции структурных изменений (табл. 1).
Таблица 1. Динамика структуры занятости в России, %
Отрасли \ Годы
1975
1985
1995
Сельское и лесное хозяйство
15.6
14.3
15.1
Промышленность и строительство
42.6
41.7
35.2
Остальные (услуги, управление и др.)
41.8
44.0
49.7
Составлено по: Российский статистический ежегодник. М., 1997.
При взгляде сквозь призму виртуализации на события в России конца XX в. обнаруживаются две разнонаправленные тенденции. С одной стороны "утяжеляется" производственно-технологическая структура экономики. При общей в 1990-х гг. тенденции падения промышленного производства во второй половине десятилетия наметились стабилизация и даже небольшой рост в черной и цветной металлургии, в нефтехимии.
Структура промышленного производства обнаруживает тенденцию "крена" в сторону добывающей промышленности (табл. 2).
С другой стороны, растет доля услуг в ВВП и доля занятых в третичном секторе экономики - сфере услуг. В 1994 г. впервые доля услуг в ВВП превысила долю товаров, а в 1998 г. равнялась 52,7%
[85]
Таблица 2. Структура промышленного производства
Промышленность \ Год
1990
1995
1996
1997
Добывающая
11,8%
15,9%
17,7%
17,9%
Обрабатывающая
88,2%
84,1%
82,3%
82,1%
Составлено по: Промышленность России: Статистический сборник. М., 1998.
против примерно 32% в 1989 г. Между 1990 и 1996 гг. доля занятых в промышленности сократилась с 42,3% до 34,2%, а доля занятых в сфере услуг возросла с 44,2% до 50,9%(1). Следует принять во внимание, что эта официальная статистика не учитывает производство и занятость в неформальном (незарегистрированном и необложенном налогами) секторе экономики, где структура еще более смещена в сторону услуг.
В финансовой сфере российской экономики тенденция виртуализации очевидна и однозначна. Удельный вес Мо, то есть по существу наличных (вещественных) денег в денежном агрегате М2 неуклонно снижается (табл. 3).
Таблица 3. Структура денежной массы
Год
1994
1995
1996
1997
Доля Мо в M2, %
40.0
37.3
36.6*
35.2
* с использованием новой методологии
Составлено по: Российский статистический ежегодник. М,, 1997.
Этот тренд коррелирует с процессами симуляции кредитно-финансовой деятельности в рамках бесчисленных, постоянно создаваемых, реорганизуемых и ликвидируемых банков. Сколачиванию капитала за счет спекулятивных операций придается образ институциональности.
Существенной особенностью экономической ситуации в России остается резкий контраст между столицами и провинцией. Более развитые транспортная, коммуникационная и социальная инфраструктуры стали основой расширения третичного сектора экономики в столицах. Здесь банки, торговля, операции с недвижимостью, индустрия развлечений, рекламный и туристический бизнес становятся новой сферой занятости, компенсирующей, хотя бы отчасти, коллапс промышленного производства. Здесь можно обнаружить элементы виртуальной экономики. Подобная реструктуризация сильно затруднена во многих индустриальных, зачастую моноотраслевых регионах России. Здесь остановка "железоделательных" производств приводит к практически тотальной экономической стагнации.
-------------
(1) Россия в цифрах. Краткий статистический сборник. М., 1999. С. 60.
[86]
Таким образом, структура российской экономики приобретает специфический вид: между сохраняющим свою долю первичным и растущим третичным секторами образуется "брешь". Наиболее популярные в этой ситуации рецепты экономического развития связаны с идеей восстановления и расширения промышленного производства как "реального" сектора экономики. Однако в сложившейся ситуации и в свете процесса виртуализации экономики реальные перспективы не догоняющего, а опережающего экономического развития в России видятся несколько иначе. Перспективы эти связаны с решением двух принципиальных задач.
1. Доиндустриализация - доведение до современного уровня производственной, транспортной, коммуникационной инфраструктуры первичного и вторичного секторов экономики за их же счет и без того, чтобы бездумно стимулировать рост их доли в общей структуре. Здесь важную роль играет отход от экономической политики, замешанной на идеологии, оперирующей жупелом превращения России в "сырьевой придаток Запада". Следует скорее исходить из принципа "Запад - промышленный и информационный придаток России". Экспорт энергоносителей, цветных металлов, образа "стремления к реформам" и импорт hardware software - реальный в нынешних условиях путь экономической интеграции с Западом. С Юго-Востоком и Юго-Западом интегрироваться можно на принципах экспорта вооружения, ядерных и ракетно-космических технологий, сопутствующих услуг и импорта продовольствия и потребительских товаров. Но интегрироваться сейчас приходится не в мировую экономику первоначального "дикого" или, если угодно, "героического" капитализма, а в мировую экономику спекулятивного, виртуального капитализма.
Успешная интеграция возможна на принципах новой парадигмы: богатство народов находится или создается на рынке, а не в недрах или цехах самих по себе. Это значит, что следует активно работать в недрах, безбоязненно импортировать необходимые комплектующие и инфраструктурные элементы, решительно тратить деньги на культивирование рынка - изучение склонностей потенциальных потребителей, создание марки и каналов продвижения. Это значит, что следует мыслить не в терминах тонн, штук, кубометров, а в терминах изощренного и определенного позиционирования продукта на рынке. "От кутюр" могут быть не только галстуки или кофе, но и ракеты, танки, древесина, природный газ или медный концентрат.
Если же принять за главное направление рост "железоделательной" промышленности, то можно легко стать колонией - промышленным придатком быстро растущей системы виртуального капитализма, подобно тому, как ранее интегрировались в систему индустриального капитализма придатки сырьевые.
2. Виртуализация - поворот от решения технологических проблем к использованию технологий для решения собственно экономи
[87]
ческих проблем, т. е. в современных условиях - переход к использованию модернизированной индустриальной и информационной инфраструктуры в развитии интеллектуальноемких, а главное эмоциональноемких сфер деятельности: науки, образования, здравоохранения, спорта, культуры, являющихся базовыми отраслями в виртуальной экономике. Здесь важную роль будет играть формирование менеджмента на принципах "экономики загадочной русской души". Должно, наконец, осознание слабой "стыкуемости" технологий индустриального капитализма с российским менталитетом(1) найти продолжение в выработке форм организации и мотивации, интегрирующих национальный менталитет в современную экономику образов.
Специфика российского менталитета находит выражение в экономической области в следующих особенностях "иррационального" поведения:
1) наши люди не способны на повседневное, кропотливое, дисциплинированное ведение дела, когда смысл, цель этого дела не просматривается, зато они способны на взрывной выброс душевных и физических сил во имя завершения дела, чтобы освободиться от его рутины и приобщиться к чему-либо прекрасному, вечному, доброму;
2) наши люди не могут жить работой, целиком посвящая ей себя, зато они могут жить на работе, отдаваясь целиком общению в родном коллективе;
3) наши люди лишены способности рассматривать инструментальные ценности как самодостаточные и просто следовать велению инструкций, зато они способны рассматривать любые ценности как инструментальные и сомневаться в непререкаемости инструкций, задаваясь вопросом "А в чем же здесь смысл?"
Следовательно, "вахтовый метод", авралы (сверхусилия для завершения уникального продукта), мотивация работника в условиях дефицита фонда зарплаты общением и свободным временем, - все это не "патологические" отклонения, а органичные формы. Нужно все эти советские и постсоветские "вне-" или даже "антиэкономические" формы интегрировать, придав им экономический образ "нового менеджмента", сконцентрированного не на стабильной рутине технологии, а на конъюнктурной реализации уникального проекта. В такой перспективе российский менталитет особенно хорошо "стыкуется" с "выстраданными" на Западе виртуальной корпорацией, офисным дизайном, виртуальным рабочим днем, виртуальной платежеспособностью и т.д. Они есть уже и у нас, но без развитой инфраструктуры и культивирования "нового менеджмента" принимают трагикомическую форму смены "биржевой" волны волной "банков
------------
(1) Под российским менталитетом здесь понимается не некий присущий каждому гражданину России набор ментальных черт, а статистически значимая специфичность (то есть более высокая, чем в иных странах, вероятность обнаружения) интеллектуальных привычек - устойчивых и неотрефлексированных мыслительных схем, которым человек следует в восприятии событий и в отношении к ним.
[88]
ской", объявлений "Продам фирму "под ключ", сражений в Doom в офисе, финансовых пирамид и т.п.
Таким образом, деструктивные в контексте экономики вещей тенденции становятся конструктивными в контексте экономики образов. "Реальная" экономика оставляет России перспективу быть вечно догоняющей, виртуальная экономика дает шанс на лидерство. Использовать этот шанс можно, превратив экономическую политику в процесс придания образа экономической рациональности структуре производства, формирующейся уже сейчас и отражающей на макроуровне, пусть и в негативной форме, специфику национального менталитета. Эта экономическая рациональность задает особую конфигурацию воспроизводственных контуров:
- опорный "первичный" сектор (ТЭК и освоение уникальных месторождений Удоканского, Ковыктинского, Озерного и т.п.);
- компактный "вторичный" сектор (ВПК и создание уникальных авиационных, морских, космических комплексов, минимизация рутинных конвейерных производств - автомобилестроения, бытовой электротехники и т.п.);
- растущие "третичный" и "четвертичный" сектора (ФКК финансово-коммерческий комплекс и интегрированные с ним наука и образование: подготовка и маркетинг уникальных специалистов - врачей, педагогов, ученых, социальных работников, художников-реставраторов, артистов, спортсменов, дизайнеров, стилистов, имиджмейкеров, программистов и т.п.).
В российской политике приоритет образа над реальностью отчетливо проявился в ходе президентских выборов 1996 и 2000 гг. В первом случае сформированный на базе полумиллионной организованной и дисциплинированной партии избирательный блок проиграл команде из нескольких десятков шоуменов, несмотря на глубокий экономический кризис и социальную напряженность в стране, которые сами по себе дискредитировали правительство Б. Ельцина. Г. Зюганов и его сподвижники безуспешно пытались свести предвыборную гонку к конкуренции программ управления страной, игнорируя конкуренцию имиджей. В итоге образ "безалаберного, но искренне ратующего за свободу русского мужика", а не реальный президент Ельцин, переиграл образ "угрюмого и агрессивно ратующего за прошлое партийного функционера", а не реального политика Зюганова. В ходе кампании 2000 г. борьба имиджей была еще более интенсивной, и логика виртуальной реальности явно превалировала над самой реальностью. Последняя стала лишь материалом для создания имиджмейкерами выигрышного при сложившейся конъюнктуре образа государственника - "сурового, но справедливого борца за единство страны и диктатуру закона".
В 1990-х гг. нетрудно было убедиться в том, что в России многопартийность симулируется экспертами-консультантами как удобная и привычная среда состязания политических имиджей. Лишь одна
[89]
партия (КПРФ) организационно стабильна, и стабильна она потому, что коммунистическая символика и набор слоганов играют роль "марки", традиционно привлекающей электорат, хотя от изначальной идеологии в практике КПРФ не осталось и следа. Остальные партии и движения формируются, объединяются и распадаются с калейдоскопической быстротой в стремлении найти привлекательный имидж.
В отечественной науке конца XX в. ничуть не меньше, чем в западной, академический статус становится функцией от образа компетентности. Деятельность ученых и студентов во все большей степени ориентируется на создание и презентацию образа, необходимого для успеха в конкурсах на получение грантов, стипендий для обучения за границей, заказов на консалтинговые услуги от политиков и бизнесменов. Как следствие, в последние годы российское научное сообщество активно вовлекается в развитие соответствующих социальных технологий: исследовательских фондов, грантов, академических обменов, консультирования.
В российском искусстве последней четверти XX в., помимо непосредственно заимствованных с Запада поп-арта, архитектурного и литературного постмодернизма, в моду вошел отечественный аналог поп-арта - соц-арт. Так же, как поп-арт являет собой симуляцию "новаторского стиля" и "свободы самовыражения" модернистских течений европейского искусства середины XIX-начала XX в., соц-арт является симуляцией "роста изобразительного мастерства" и "свободного владения художественной техникой", которые были ценностной основой социалистического реализма середины XX в.
Изменения в сфере семьи в России также сопоставимы с тенденциями, характерными для наиболее развитых стран. В России растет доля новых форм семьи, в которых симулируется нуклеарная семья с ее репродуктивными, психорелаксационными функциями, а также функциями легитимации секса и первичной социализации детей. Так, по официальным данным в 1994 г. 10,4% всех домохозяйств составляли неполные семьи(1). По другим формам- "пробным", дислокальным, гомосексуальным семьям - надежных статистических данных нет, но факт их существования в России несомненен.
О виртуализации семейных институтов свидетельствует и увеличение числа рождений детей, чьи родители не находятся в браке (табл. 4).
Таблица 4. Родительство вне брака
Год
1970
1980
1990
1995
Доля рождений вне брака, %
10.6
10.8
14.6
21.1
Составлено по: Иванова Е. И., Л. Р. Михеева. Внебрачное материнство в России // Социологические исследования. 1999. No 6.
----------
(1) Социальная сфера России. Статистический сборник. М., 1996, с. 29.
[90]
Как и в западных странах, в России родительство вне брака становится альтернативой родительству в браке в силу того, что институциональное регулирование сексуального поведения становится виртуальным, а не реальным, как это было раньше.
Отмеченных симптомов вполне достаточно, чтобы утверждать, что общество в России изменяется в том же направлении, что и общество в странах Запада. Видимо, таким же образом изменяются и способы интеграции общества, разрешения возникающих в нем конфликтов. Дальнейшее, выходящее за пределы уровня эпохи Модерн развитие традиционных институциональных средств социального контроля - государственного, партийного, корпоративного аппаратов, станет не только не эффективным, но и отрицательным для консолидации и тем более развития общества фактором. Развитие и консолидация общества будут зависеть теперь от создания привлекательных образов экономических, политических, этических и т.д., а также от развития нового типа инфраструктуры социальных взаимодействий - коммуникационных сетей.
В такой перспективе компьютеризация, развитие сети Internet предстают не просто как техническая или экономическая, а как первоочередная социально-политическая задача для российского общества. Можно конечно бросить все силы на "подъем промышленного производства", "укрепление вертикали власти" и т.п., но в России, так же как и в других индустриально развитых странах, процессы виртуализации станут доминирующими. Превращение системы социальных институтов в своего рода виртуальную реальность - это вызов существованию реальных империй. Анахронизмом становятся стремление к реальному контролю над территорией, то есть раздвижению и поддержанию границ, к экстенсивному развитию реального, то есть ресурсозатратного производства, к политическому реализму, то есть стремлению сделать опорой внешнеполитического положения обладание материальными ресурсами и военной мощью. В нынешней ситуации Россия рискует оказаться отсталым, раздираемым конфликтами медвежьим углом цивилизации.
Но есть и иная перспектива: виртуализация общества вызывает к жизни новый тип империализма - виртуальный. Виртуальная империя - принципиально новая форма политической интеграции и мобилизации экономических ресурсов(1). Виртуальная империя - это шанс для России адаптироваться к условиям времени, соединив волю к виртуальности и свою вековую волю к империи. Предпосылки для подобного развития есть, но виртуализация в России заметно опережает компьютеризацию.
Низкий уровень развития технической инфраструктуры новой социальной организации (табл. 5) чем дальше, тем больше препятствует позитивному использованию тенденций виртуализации.
-----------
(1) Подробнее см. стр.84.
[91]
Таблица 5. Показатели компьютеризации
Страна
Количество компьютеров на 1000 чел. (1995)
Доля пользователей сети Internet в населении, % (1999)
США
350
41
Великобритания
200
40
Германия
180
28
Япония
160
16
Россия
20
2
Составлено по: The Economist. 2000. April 29 - May 5; Мир Internet. 1999. No 1.
Приведенные данные отнюдь не являются основанием для тезиса о необходимости ускоренной компьютеризации. Не следует поддаваться, как это уже было однажды, обаянию технико-экономического видения общественных проблем. Социологическое видение позволяет отчетливо понимать, что точно так же, как не индустриализация модернизирует, но модернизация индустриализирует общество, не компьютеризация виртуализирует. но виртуализация компьютеризирует общество.