Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить.
Да, я знаю, но почему я должен все это терпеть?
Потому что ты ошибся.
Но разве я заслуживаю ТАКОГО?
Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то еще более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, – трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнет и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого ее взгляда! А вот за Майрона я спокоен – он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своем позоре… Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня – правда, предварительно продав в рабство – за пять золотых монет. Он был серьезен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за свое любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…
Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив ее на перилах террасы – погода хорошая, день обещает быть теплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:
– Что это у тебя?
Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался – да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, – рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвел на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда все же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, все еще болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать…
– Что это?
– Моя личная вещь. – Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами.
– Это же девчачья игрушка! – вполне разумно заявил верзила.
– Это… подарок, – неопределенно ответил я.
– Дай сюда! – Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом.
Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось… Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил все «имущество» в открытую ладонь рыжего.
– Милая вещичка… – Он раскрыл мешочек. – А это что такое?!
В солнечных лучах сверкнул металл.
– Не отвлекайте юношу от работы, почтенный Борг… – Доктор выглянул из дверей дома и замер на месте, увидев родовой знак оборотня в руке верзилы.
– Откуда у вас эта вещь? – Доктор только что не облизывался, пожирая глазами переплетения желтого металла.
– Это было у парня в кошельке… – растерянно признал рыжий гигант.
Глаза Гизариуса переползли на меня.
– Как это понимать?
– Что именно?
– Где ты взял столь… редкую вещь?
– Где взял, там больше нет, – огрызнулся я. Мало того, что все отняли, так теперь еще и выспрашивают!
На ажурной пластинке отчетливо виднелись махонькие бурые пятна. Надо было вытирать получше… Доктор наверняка догадывался, что единственный способ заполучить родовой знак оборотня – это снять его с мертвого тела, а дальше оставалось только сложить два и два, чтобы понять, кто первым оказался у трупа шадды. Глаза Гизариуса тревожно сузились, но он сказал только:
– Я заберу это. На время.
Борг поддержал его идею:
– А я возьму кошелек! Подарю своей девчонке…
Мило, правда? Не то чтобы я сильно сожалел об этой утрате, но все же… Это был один из немногих подарков, полученных мной за всю жизнь. А за последние годы вообще – единственный. А уж что касается пластинки – это мой боевой трофей! И у меня были на него вполне определенные виды… Ладно, протестовать бессмысленно: выяснять отношения с доктором мне не к лицу, поскольку сейчас он формально является моим хозяином, а спорить с Боргом… Я хоть и дурак, но не самоубийца! Оставалось только закусить губу и заняться мытьем террасы…
…Я отложил мочалку в сторону и сел на сухое место, обняв руками колени. Что-то произошло. Со мной или во мне? Нет, все же вокруг меня. Моя рваная Мантия… Я совсем ее не чувствую. Но почему? Она не могла исчезнуть или исцелиться – таких чудес не бывает. Возможно… Нет, я не хочу в это верить! Это значит, что Слияние завершено. Я шагнул на следующую Ступень. Правда, цена слишком высока, да и результат, скажем так, больше пугает, чем радует. Фрэлл, почему меня так плохо учили?! Или это я плохо учился? Обрывки знаний никак не хотят складываться в цельную картину. Что там было дальше? Сражение? Служение? Подчинение? Совсем запутался… Да и какое в моем случае могло быть Слияние? С чем, простите? С Пастью Пустоты? Со всей Тканью Мироздания разом? Лучшие философы Четырех Шемов умрут от зависти, если я смогу описать этот процесс доступными словами и образами…
Чья-то неловкая нога наткнулась на ведро, и грязная вода, довольно журча, разлилась по уже почти подсохшему и – что самое мерзкое! – почти чистому дощатому настилу террасы.
– Ну что за… Только ведь закончил! – Я вскочил на ноги, задыхаясь от злости – хотя меня скорее разозлил прерванный сеанс самоанализа, чем опрокинутое ведро – и оказался лицом к лицу с новым персонажем трагикомедии «Бытие Джерона».
– Куда прешь? Не видишь, что ли… – начал было я, но тут же стыдливо осекся.
Он и в самом деле ничего не мог видеть. Этот темноволосый и утонченно красивый молодой человек был абсолютно слеп – большие глаза на породистом лице были словно затянуты белесой дымкой. В первые мгновения я почувствовал себя неловко, но мысли быстро перетекли на тему, которую я полагал главной. Какую? О себе любимом, конечно! А что, если бы принц велел выколоть мне глаз? А еще веселее – оба глаза? Что бы я вот тогда делал? Или велел бы мне что-нибудь отрезать… Да, недаром говорят, что чужое несчастье слаще, чем своя радость… Мучительно пытаясь подобрать слова для извинения, я разглядывал незнакомца. Нет, ростом он все же повыше, чем я, и торс у него помассивнее… И локоны такие мне никогда не заиметь, поскольку мои немногочисленные кудряшки не поддаются никакой укладке и выбирают только исключительно им самим известное и приятное направление… В целом производит впечатление обеспеченного человека, принадлежащего к высшим слоям общества: одежда из дорогой ткани, хотя и нарочито простая, кожа на руках нежная, не оскверненная мозолями и ссадинами. Он выглядел бы совершенно здоровым и довольным жизнью, если бы не глаза… Да в уголках рта намечается скорбная складка – свидетельство того, что он страдает своим недугом достаточно долго, чтобы познать все неудобства, с этим связанные.
– Простите, господин… Я не мог знать… – Хорошо оправдание, ничего не скажешь! А у тебя самого глаза на что? Мог бы и поглядеть, прежде чем орать. Да и не надо было ведро оставлять на проходе…
– Ничего страшного, – ответил молодой человек, беспомощно улыбаясь. – Я всегда на что-нибудь наступаю. Так что извиняться следовало бы мне…
– Не стоит расшаркиваться друг перед другом: примем как данность, что мы оба поступили неправильно, и забудем об этом. – Я тоже улыбнулся и пожалел, что он не видит моей улыбки. Хотя о чем тут жалеть – и не улыбка вовсе, а гримаса, потому что лицо перекашивается… Даже хорошо, что не видит, можно спокойно поговорить…
– Он причинил вам вред, милорд? – Между нами крепостным валом вырос рыжий титан.
– Ни в коем разе, это я помешал… – Молодой человек не успел договорить.
– Почему ты не на коленях? – горя праведным гневом, завопил Борг, испепеляя меня страшным взглядом.
М-да, один на один я обычно редкий трус, но если появляются зрители… Ох, надо искоренять в себе дурную любовь к публичным выступлениям…
– Я, конечно, извиняюсь, но какая разница твоему господину?
– Да как ты смеешь?!
– Он все равно не увидит, что я делаю – стою на коленях или показываю ему нос. А вот тебе, наверное, будет очень приятно. – Я посмотрел на рыжего верзилу снизу вверх, но с таким видом, как будто это он ростом мне до плеча.
Борг побагровел так сильно, что стал напоминать ярмарочных кукол, разыгрывающих представление. В самом деле, совершенно малиновая физиономия в сочетании с пылающими на солнце рыжими волосами выглядела как-то… нереально. В принципе, я ожидал, что в следующий миг буду растоптан великаном, но события свернули на другую тропинку:
– Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, Борг, – устало заключил молодой человек. – Конечно, мне все равно, в какой позе находится этот человек, и незачем требовать от него исполнения всех тонкостей этикета…
– Он всего лишь – ничтожный раб! К тому же – клейменый… – злобно бросил Борг.
– Клейменый? – На лице «милорда» появилось любопытство, впрочем, настолько легкое, что даже самый придирчивый наблюдатель не счел бы его неприличным.
– И клеймо – свеженькое! – Рыжий просто сгорал от злорадства.
– Ты считаешь, что это в корне меняет дело? – поинтересовался я.
– Слушай, ты…
– Спокойно, Борг! Если на его теле есть клеймо…
– Не на теле, а на лице! – уточнил верзила.
– Какая разница? Так вот, если у него есть клеймо на теле, это не означает, что такое же клеймо стоит на его душе. Ты меня понимаешь?
– Милорд…
– Точно так же можно сказать и про меня: даже если мои глаза ничего не видят, глупо было бы утверждать, что так же слепы мой разум и моя душа. – Молодой человек говорил спокойно и тихо, но в каждом слове слышалось то, от чего я успешно отвыкал в течение долгих лет. Он наверняка получил прекрасное и разностороннее образование – не только книжное, но и жизненное. Более того, манера выражаться выдавала человека, привыкшего к тому, что его слова выслушиваются самым внимательным образом, а то и почитаются, как повеления. Мой ровесник? Почти. Но куда более зрелый, если так можно выразиться. Рядом с ним я вдруг почувствовал себя капризным ребенком, не выучившим урок. Я фыркнул и щелкнул Борга пальцами по груди:
– Давай договоримся так: как только твой господин снова сможет видеть, обещаю, что при каждом его появлении буду опускаться на колени. Идет?
– Ты смеешь смеяться над его светлостью?!
– Я серьезен, как никогда.
– Да ты знаешь, что лучшие лекари не смогли…
– Мир огромен, и в нем все же случаются чудеса. – Я невольно вздохнул, подумав о себе, и продолжил: – Может случиться так, что твой господин будет здоров и счастлив. Тогда я исполню свое обещание.
Борга мои слова не удовлетворили, и он все еще презрительно пыхал яростью, но молодой человек велел ему успокоиться и заняться обедом, а сам прислонился к стене дома, небрежно перебирая шнурок на вороте рубашки. Когда шаги верзилы затихли в лабиринте дома, «милорд» спросил:
– Ты так долго молчал, прежде чем извиниться… О чем ты думал?
Я покраснел, но ответил:
– Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день.
Молодой человек усмехнулся:
– Я примерно так и представлял…
– Мне, право, стыдно, хотя стыдиться нечего. – Я перевел взгляд на залитый солнцем двор. – Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей… Мне почему-то кажется, что ваш недуг возник именно в тот момент, когда вы думали совсем не о себе…
По лицу «милорда» пробежала тень.
– Наверное, ты прав…
– Я знаю, что я прав, – хмыкнул я. – Все мои теперешние беды возникли оттого, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах…
И это было правдой: я осознал это четко и ясно. Я не жалел о том, что помог гномке, выиграл дурацкое пари, отшлепал несносное высочество и убил шадду. Но можно было сделать все это чуть-чуть иначе… Иначе… Как же! И последнюю фразу я произнес уже вслух:
– Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли?
– Я тоже, – прошептал молодой человек.
– Мне неловко отвлекать вас от ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, – твердо проговорил я.
– А именно? – недоуменно нахмурился «милорд».
– Между нами огромная разница, я и в самом деле – всего лишь раб и, следовательно, должен обращаться к вам почтительно… Называть вас «милорд» я не вправе, поскольку вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение вас устроит?
Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот – лукавой:
– Сдается мне, не такая уж между нами разница…
– Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю. – Я постарался придать голосу язвительные нотки. – На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает мое лицо.
– Вот как? – Лукавства стало еще больше.
– Я не лгу вам. – Мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым.
– А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем ты есть, – подытожил мой собеседник.
– Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства… Как мне к вам обращаться?
– Решай сам. – Он надо мной издевается, это точно!
– Тогда позвольте узнать ваше имя.
– Дэриен. – Он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора.
– Прошу прощения, dou Дэриен, но я вынужден вернуться к выполнению своих обязанностей. – Я шлепнул мочалку в пустое ведро и направился к колодцу. Могу спорить, молодой человек хихикнул. Угораздило же нарваться на того, кто обожает вести себя примерно так же, как и я…
Четверти часа не прошло, как Борг увел своего господина обедать. Меня, разумеется, он не позвал, а сам я счел уж совсем непристойным сесть за общий стол, о чем и сообщил недоумевающему доктору, когда он выглянул из дверей в поисках вашего покорного слуги.
– Какая глупость! Немедленно марш обедать!
– Это вызовет неудобство… – попытался возразить я, но Гизариус взял меня за ворот фуфайки и потащил в кухню.
Борг был недоволен, узрев меня на другом конце стола, но промолчал, хотя его молчание было настолько красноречиво, что Дэриен усмехнулся:
– Тебе не нравится еда?
– Да, у меня пропал аппетит, – процедил сквозь зубы верзила.
– И почему же? – Молодой человек подпер подбородок рукой, вдыхая аромат дымящейся похлебки.
– С каких пор прислугу усаживают за один стол с господами?
– Ты тоже служишь мне, разве нет? – мягко напомнил Дэриен.
– Это другое дело, милорд! – с жаром возразил Борг. – Но приглашать за стол раба…
– Знаю, знаю, – отмахнулся молодой человек. – Раба, клейменого и так далее и тому подобное… Тебе не надоело?
– Милорд, его присутствие оскорбляет вас…
– Почему? – искренне удивился Дэриен.
– Ну… Он…
– Он вполне разумный и воспитанный человек. Не думаю, что его манеры принимать пищу будут много хуже твоих.
– Милорд… – Борг чуть покраснел.
– Чтобы чавкать, как ты, нужно долго и упорно учиться. – Дэриен откровенно развлекался.
Я же сидел, изо всех сил сдерживая желание поучаствовать в пикировке. Любой разговор с этим парнем будет небезопасен для меня, и особенно – для моих секретов. Не скажу, что Дэриен «видит насквозь», но он слишком проницателен, чтобы вести с ним умные беседы. Нужно взять себя в руки, а точнее, надеть маску, целиком и полностью соответствующую моему теперешнему положению. Фрэлл, как это трудно – корчить из себя тупое и обозленное чудовище, когда на самом деле я – безобиднейшее и несчастнейшее существо на свете! Хотя насчет «обозленного» – это правильно. Это мне близко и понятно… Я фыркнул прямо в миску, разбрызгивая похлебку по столу и по собственной физиономии. Борг злорадно ухмыльнулся, но не стал комментировать мою оплошность – то ли не хотел снова вызвать неудовольствие своего господина, то ли просто устал пререкаться…
…Остервенело топя грязную посуду в потертом тазике, ваш покорный слуга поинтересовался у Гизариуса:
– Кто этот молодой человек?
– А тебе-то какой интерес? – удивленно уставился на меня доктор.
– Я же не в пустыне живу, – обиделся я, – и если уж вынужден делить с кем-то стол и кров, то хотел бы знать, с кем именно.
– Занятно, – усмехнулся Гизариус. – Первый раз встречаю такого любопытного раба.
– Не любопытного, а любознательного, – поправил я.
– Пусть так… Тебе будет достаточно того, что Дэриен происходит из древнего и знатного рода?
– Скудновато, – протянул я.
– Можно подумать, что молодых аристократов в наших землях как грибов после дождя!
– И все же их слишком много, чтобы вы отговорились ничего не значащей фразой, – укоризненно заявил я.
– Ладно уж… Тебе будет легче, если я скажу, что Дэриен – брат того мальчишки, который наградил тебя клеймом?
– Вы хотите сказать, что он – принц? – Я присвистнул. – Вот ведь не везет… И когда я смогу избавиться от этой назойливой семейки?
– Избавиться? – Доктор аж весь подобрался, как охотничья собака, взявшая след.
Я мысленно залепил себе пощечину.
– Я неверно выразился… Не обращайте внимания.
– У тебя счеты с королевской семьей? – продолжал допрос Гизариус.
– А вы не считаете клеймо достаточным поводом для мести? – Я сузил глаза, пугая доктора.
– Мести? – На него было страшно смотреть, так он побледнел, и я поспешил исправить положение:
– Вы еще не поняли, что у меня проблема с выражением мыслей? Не принимайте все, что я говорю, за чистую монету…
– Я не позволю тебе причинить вред Дэриену!
– Клянусь, что этому человеку я не намерен ни мстить, ни вредить каким бы то ни было способом, – очень серьезно сказал я. – Что касается его брата… не поручусь.
Гизариус чуть успокоился, но следующий же мой вопрос снова заставил его напрячься:
– Что у него с глазами?
– Почему ты спрашиваешь?
– Из общей вредности. – Я показал доктору язык. – Вы будет выдавать мне информацию по кусочкам, или покончим с вопросами раз и навсегда?
– Обычное воспаление… – нехотя ответил Гизариус. – В народе его называют «кисеей».
– Позвольте, но это вполне излечимая болезнь! – в свою очередь удивился я.
– Да, но в случае принца все пошло иначе…
– Что именно?
– Воспаление не проходит, хотя я перепробовал уже все возможные лекарства.
– Почему же было не прибегнуть к магии?
– Использование чар по отношению к члену королевской семьи строго оговорено Кодексом…
– Только не говорите, что принца не таскали по чародеям! – съязвил я.
Гизариус скривился:
– Было дело… Но даже придворный маг, один из самых лучших заклинателей в Королевствах, заявил, что магией здесь и не пахнет.
– Почему же тогда лечение не дает результатов? – нахмурился я.
– Не то чтобы не дает… – неопределенно ответил доктор. – Временами мне кажется, что наступает улучшение, но спустя день-два «кисея» снова становится плотной.
– Странно, не находите?
– Куда уж страннее… Некоторые полагают, что это не магия, а проклятие.
– Ха, от заклятия до проклятия – всего один шаг, к тому же… – где-то в груди ледяными лапками прошелестело старое, но совсем не дряхлое воспоминание, – делать такое предположение – слишком большая ответственность.
– Да уж… – вздохнул доктор. – Никто и не делает, только шепчутся по углам…
– Проклятие родовое? – уточнил я.
– Да кто ж его знает? – в сердцах бросил Гизариус.
– Я имею в виду: раньше подобное случалось?
– Насколько я знаю, нет.
– Проклятие в первом поколении? – задумчиво спросил я у самого себя. – Маловероятно, чтобы оно дало такой устойчивый эффект и так быстро… Разве что его прокляли с рождения… Но любой опытный маг может уловить след свежего проклятия – оно будет пылать во всех Пластах не один десяток лет…
Доктор с интересом прислушивался к моему бормотанию и в конце концов спросил прямо:
– Ты – маг?
Я расхохотался:
– Куда там!… Просто много читал в детстве.
Лучше бы я этого не говорил – взгляд Гизариуса стал еще подозрительнее. Фрэлл, ну кто меня за язык тянет?!
– Похоже, ты хорошо знаком с магическими техниками… – протянул доктор.
– Да, какое-то время меня занимало все, связанное с проклятиями… Но не так уж долго. – Я уставился на посуду, сваленную в тазик.
Доктор, совершенно справедливо решив, что разговор окончен, двинулся к выходу, но на пороге остановился и посмотрел на меня.
– И почему я все это тебе рассказал?
– Потому что я спросил. – Довольная улыбка расплылась на моем лице. Ну, на половине лица.
– Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное мною не должно выйти за пределы этой комнаты?
– Разумеется. Хотя не удивлюсь, если то, что рассказали вы, известно последнему нищему в Западном Шеме.
– Не без того… – Доктор покачал головой и удалился. Наверное, чтобы отдохнуть после обеда. А меня ждала еще гора грязной посуды…
Примерно неделю я занимался ерундой: приводил в порядок внутренности и наружность дома, в котором обитал вместе с доктором, принцем и его верным слугой. Такая работа не требовала чрезмерных усилий, но отличалась редкостным однообразием. В комнаты, которые занимал Дэриен, меня, конечно, не пустили – рыжеволосая гора по имени Борг заявила мне просто и понятно: если сунешься на порог, будешь нещадно бит. Я не протестовал: если ему хочется самому мыть полы, пусть моет. Но я не отказался бы от удовольствия хоть одним глазком увидеть, как это происходит, потому что, по моему скромному убеждению, лапы Борга были созданы для секиры или копья, на худой конец – для двуручника, но уж никак не для половой тряпки…
А погода стояла великолепная – ясное небо и жаркое солнце подговаривали меня отлынивать от работы и проводить по нескольку часов в день в одном из уютных дворовых закутков. Из своего убежища я мог внимательно наблюдать за происходящим во дворе. Правда, толком ничего там не происходило: ну, принц выйдет погулять под ручку с Боргом, доктор ушлепает к одному из своих пациентов, вот и все события – за прошедшие дни я не видел других людей на территории усадьбы. Поэтому появление женщины на тропинке, ведущей от проселочной дороги к воротам, внесло разнообразие в мои серые будни. Но, вглядываясь в расплывшийся силуэт, я даже не мог предположить, насколько утомительным будет для меня такое разнообразие…
Молодая селянка была, что называется, на сносях. Я не знаток в этом деле, но судя по сильно выдающемуся вперед животу, туго обтянутому платьем из выбеленного холста, ждать родов оставалось недолго – не более месяца. Тропинка шла немного в гору, так что женщине было нелегко подниматься. И ничего удивительного не было в том, что в какой-то момент она запнулась и едва не упала. Испытав очередной приступ хороших манер, я снялся со своего «насеста», быстрым шагом подошел к селянке и протянул ей руку:
Да, я знаю, но почему я должен все это терпеть?
Потому что ты ошибся.
Но разве я заслуживаю ТАКОГО?
Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то еще более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, – трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнет и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого ее взгляда! А вот за Майрона я спокоен – он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своем позоре… Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня – правда, предварительно продав в рабство – за пять золотых монет. Он был серьезен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за свое любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…
Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив ее на перилах террасы – погода хорошая, день обещает быть теплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:
– Что это у тебя?
Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался – да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, – рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвел на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда все же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, все еще болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать…
– Что это?
– Моя личная вещь. – Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами.
– Это же девчачья игрушка! – вполне разумно заявил верзила.
– Это… подарок, – неопределенно ответил я.
– Дай сюда! – Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом.
Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось… Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил все «имущество» в открытую ладонь рыжего.
– Милая вещичка… – Он раскрыл мешочек. – А это что такое?!
В солнечных лучах сверкнул металл.
– Не отвлекайте юношу от работы, почтенный Борг… – Доктор выглянул из дверей дома и замер на месте, увидев родовой знак оборотня в руке верзилы.
– Откуда у вас эта вещь? – Доктор только что не облизывался, пожирая глазами переплетения желтого металла.
– Это было у парня в кошельке… – растерянно признал рыжий гигант.
Глаза Гизариуса переползли на меня.
– Как это понимать?
– Что именно?
– Где ты взял столь… редкую вещь?
– Где взял, там больше нет, – огрызнулся я. Мало того, что все отняли, так теперь еще и выспрашивают!
На ажурной пластинке отчетливо виднелись махонькие бурые пятна. Надо было вытирать получше… Доктор наверняка догадывался, что единственный способ заполучить родовой знак оборотня – это снять его с мертвого тела, а дальше оставалось только сложить два и два, чтобы понять, кто первым оказался у трупа шадды. Глаза Гизариуса тревожно сузились, но он сказал только:
– Я заберу это. На время.
Борг поддержал его идею:
– А я возьму кошелек! Подарю своей девчонке…
Мило, правда? Не то чтобы я сильно сожалел об этой утрате, но все же… Это был один из немногих подарков, полученных мной за всю жизнь. А за последние годы вообще – единственный. А уж что касается пластинки – это мой боевой трофей! И у меня были на него вполне определенные виды… Ладно, протестовать бессмысленно: выяснять отношения с доктором мне не к лицу, поскольку сейчас он формально является моим хозяином, а спорить с Боргом… Я хоть и дурак, но не самоубийца! Оставалось только закусить губу и заняться мытьем террасы…
…Я отложил мочалку в сторону и сел на сухое место, обняв руками колени. Что-то произошло. Со мной или во мне? Нет, все же вокруг меня. Моя рваная Мантия… Я совсем ее не чувствую. Но почему? Она не могла исчезнуть или исцелиться – таких чудес не бывает. Возможно… Нет, я не хочу в это верить! Это значит, что Слияние завершено. Я шагнул на следующую Ступень. Правда, цена слишком высока, да и результат, скажем так, больше пугает, чем радует. Фрэлл, почему меня так плохо учили?! Или это я плохо учился? Обрывки знаний никак не хотят складываться в цельную картину. Что там было дальше? Сражение? Служение? Подчинение? Совсем запутался… Да и какое в моем случае могло быть Слияние? С чем, простите? С Пастью Пустоты? Со всей Тканью Мироздания разом? Лучшие философы Четырех Шемов умрут от зависти, если я смогу описать этот процесс доступными словами и образами…
Чья-то неловкая нога наткнулась на ведро, и грязная вода, довольно журча, разлилась по уже почти подсохшему и – что самое мерзкое! – почти чистому дощатому настилу террасы.
– Ну что за… Только ведь закончил! – Я вскочил на ноги, задыхаясь от злости – хотя меня скорее разозлил прерванный сеанс самоанализа, чем опрокинутое ведро – и оказался лицом к лицу с новым персонажем трагикомедии «Бытие Джерона».
– Куда прешь? Не видишь, что ли… – начал было я, но тут же стыдливо осекся.
Он и в самом деле ничего не мог видеть. Этот темноволосый и утонченно красивый молодой человек был абсолютно слеп – большие глаза на породистом лице были словно затянуты белесой дымкой. В первые мгновения я почувствовал себя неловко, но мысли быстро перетекли на тему, которую я полагал главной. Какую? О себе любимом, конечно! А что, если бы принц велел выколоть мне глаз? А еще веселее – оба глаза? Что бы я вот тогда делал? Или велел бы мне что-нибудь отрезать… Да, недаром говорят, что чужое несчастье слаще, чем своя радость… Мучительно пытаясь подобрать слова для извинения, я разглядывал незнакомца. Нет, ростом он все же повыше, чем я, и торс у него помассивнее… И локоны такие мне никогда не заиметь, поскольку мои немногочисленные кудряшки не поддаются никакой укладке и выбирают только исключительно им самим известное и приятное направление… В целом производит впечатление обеспеченного человека, принадлежащего к высшим слоям общества: одежда из дорогой ткани, хотя и нарочито простая, кожа на руках нежная, не оскверненная мозолями и ссадинами. Он выглядел бы совершенно здоровым и довольным жизнью, если бы не глаза… Да в уголках рта намечается скорбная складка – свидетельство того, что он страдает своим недугом достаточно долго, чтобы познать все неудобства, с этим связанные.
– Простите, господин… Я не мог знать… – Хорошо оправдание, ничего не скажешь! А у тебя самого глаза на что? Мог бы и поглядеть, прежде чем орать. Да и не надо было ведро оставлять на проходе…
– Ничего страшного, – ответил молодой человек, беспомощно улыбаясь. – Я всегда на что-нибудь наступаю. Так что извиняться следовало бы мне…
– Не стоит расшаркиваться друг перед другом: примем как данность, что мы оба поступили неправильно, и забудем об этом. – Я тоже улыбнулся и пожалел, что он не видит моей улыбки. Хотя о чем тут жалеть – и не улыбка вовсе, а гримаса, потому что лицо перекашивается… Даже хорошо, что не видит, можно спокойно поговорить…
– Он причинил вам вред, милорд? – Между нами крепостным валом вырос рыжий титан.
– Ни в коем разе, это я помешал… – Молодой человек не успел договорить.
– Почему ты не на коленях? – горя праведным гневом, завопил Борг, испепеляя меня страшным взглядом.
М-да, один на один я обычно редкий трус, но если появляются зрители… Ох, надо искоренять в себе дурную любовь к публичным выступлениям…
– Я, конечно, извиняюсь, но какая разница твоему господину?
– Да как ты смеешь?!
– Он все равно не увидит, что я делаю – стою на коленях или показываю ему нос. А вот тебе, наверное, будет очень приятно. – Я посмотрел на рыжего верзилу снизу вверх, но с таким видом, как будто это он ростом мне до плеча.
Борг побагровел так сильно, что стал напоминать ярмарочных кукол, разыгрывающих представление. В самом деле, совершенно малиновая физиономия в сочетании с пылающими на солнце рыжими волосами выглядела как-то… нереально. В принципе, я ожидал, что в следующий миг буду растоптан великаном, но события свернули на другую тропинку:
– Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, Борг, – устало заключил молодой человек. – Конечно, мне все равно, в какой позе находится этот человек, и незачем требовать от него исполнения всех тонкостей этикета…
– Он всего лишь – ничтожный раб! К тому же – клейменый… – злобно бросил Борг.
– Клейменый? – На лице «милорда» появилось любопытство, впрочем, настолько легкое, что даже самый придирчивый наблюдатель не счел бы его неприличным.
– И клеймо – свеженькое! – Рыжий просто сгорал от злорадства.
– Ты считаешь, что это в корне меняет дело? – поинтересовался я.
– Слушай, ты…
– Спокойно, Борг! Если на его теле есть клеймо…
– Не на теле, а на лице! – уточнил верзила.
– Какая разница? Так вот, если у него есть клеймо на теле, это не означает, что такое же клеймо стоит на его душе. Ты меня понимаешь?
– Милорд…
– Точно так же можно сказать и про меня: даже если мои глаза ничего не видят, глупо было бы утверждать, что так же слепы мой разум и моя душа. – Молодой человек говорил спокойно и тихо, но в каждом слове слышалось то, от чего я успешно отвыкал в течение долгих лет. Он наверняка получил прекрасное и разностороннее образование – не только книжное, но и жизненное. Более того, манера выражаться выдавала человека, привыкшего к тому, что его слова выслушиваются самым внимательным образом, а то и почитаются, как повеления. Мой ровесник? Почти. Но куда более зрелый, если так можно выразиться. Рядом с ним я вдруг почувствовал себя капризным ребенком, не выучившим урок. Я фыркнул и щелкнул Борга пальцами по груди:
– Давай договоримся так: как только твой господин снова сможет видеть, обещаю, что при каждом его появлении буду опускаться на колени. Идет?
– Ты смеешь смеяться над его светлостью?!
– Я серьезен, как никогда.
– Да ты знаешь, что лучшие лекари не смогли…
– Мир огромен, и в нем все же случаются чудеса. – Я невольно вздохнул, подумав о себе, и продолжил: – Может случиться так, что твой господин будет здоров и счастлив. Тогда я исполню свое обещание.
Борга мои слова не удовлетворили, и он все еще презрительно пыхал яростью, но молодой человек велел ему успокоиться и заняться обедом, а сам прислонился к стене дома, небрежно перебирая шнурок на вороте рубашки. Когда шаги верзилы затихли в лабиринте дома, «милорд» спросил:
– Ты так долго молчал, прежде чем извиниться… О чем ты думал?
Я покраснел, но ответил:
– Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день.
Молодой человек усмехнулся:
– Я примерно так и представлял…
– Мне, право, стыдно, хотя стыдиться нечего. – Я перевел взгляд на залитый солнцем двор. – Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей… Мне почему-то кажется, что ваш недуг возник именно в тот момент, когда вы думали совсем не о себе…
По лицу «милорда» пробежала тень.
– Наверное, ты прав…
– Я знаю, что я прав, – хмыкнул я. – Все мои теперешние беды возникли оттого, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах…
И это было правдой: я осознал это четко и ясно. Я не жалел о том, что помог гномке, выиграл дурацкое пари, отшлепал несносное высочество и убил шадду. Но можно было сделать все это чуть-чуть иначе… Иначе… Как же! И последнюю фразу я произнес уже вслух:
– Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли?
– Я тоже, – прошептал молодой человек.
– Мне неловко отвлекать вас от ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, – твердо проговорил я.
– А именно? – недоуменно нахмурился «милорд».
– Между нами огромная разница, я и в самом деле – всего лишь раб и, следовательно, должен обращаться к вам почтительно… Называть вас «милорд» я не вправе, поскольку вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение вас устроит?
Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот – лукавой:
– Сдается мне, не такая уж между нами разница…
– Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю. – Я постарался придать голосу язвительные нотки. – На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает мое лицо.
– Вот как? – Лукавства стало еще больше.
– Я не лгу вам. – Мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым.
– А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем ты есть, – подытожил мой собеседник.
– Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства… Как мне к вам обращаться?
– Решай сам. – Он надо мной издевается, это точно!
– Тогда позвольте узнать ваше имя.
– Дэриен. – Он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора.
– Прошу прощения, dou Дэриен, но я вынужден вернуться к выполнению своих обязанностей. – Я шлепнул мочалку в пустое ведро и направился к колодцу. Могу спорить, молодой человек хихикнул. Угораздило же нарваться на того, кто обожает вести себя примерно так же, как и я…
Четверти часа не прошло, как Борг увел своего господина обедать. Меня, разумеется, он не позвал, а сам я счел уж совсем непристойным сесть за общий стол, о чем и сообщил недоумевающему доктору, когда он выглянул из дверей в поисках вашего покорного слуги.
– Какая глупость! Немедленно марш обедать!
– Это вызовет неудобство… – попытался возразить я, но Гизариус взял меня за ворот фуфайки и потащил в кухню.
Борг был недоволен, узрев меня на другом конце стола, но промолчал, хотя его молчание было настолько красноречиво, что Дэриен усмехнулся:
– Тебе не нравится еда?
– Да, у меня пропал аппетит, – процедил сквозь зубы верзила.
– И почему же? – Молодой человек подпер подбородок рукой, вдыхая аромат дымящейся похлебки.
– С каких пор прислугу усаживают за один стол с господами?
– Ты тоже служишь мне, разве нет? – мягко напомнил Дэриен.
– Это другое дело, милорд! – с жаром возразил Борг. – Но приглашать за стол раба…
– Знаю, знаю, – отмахнулся молодой человек. – Раба, клейменого и так далее и тому подобное… Тебе не надоело?
– Милорд, его присутствие оскорбляет вас…
– Почему? – искренне удивился Дэриен.
– Ну… Он…
– Он вполне разумный и воспитанный человек. Не думаю, что его манеры принимать пищу будут много хуже твоих.
– Милорд… – Борг чуть покраснел.
– Чтобы чавкать, как ты, нужно долго и упорно учиться. – Дэриен откровенно развлекался.
Я же сидел, изо всех сил сдерживая желание поучаствовать в пикировке. Любой разговор с этим парнем будет небезопасен для меня, и особенно – для моих секретов. Не скажу, что Дэриен «видит насквозь», но он слишком проницателен, чтобы вести с ним умные беседы. Нужно взять себя в руки, а точнее, надеть маску, целиком и полностью соответствующую моему теперешнему положению. Фрэлл, как это трудно – корчить из себя тупое и обозленное чудовище, когда на самом деле я – безобиднейшее и несчастнейшее существо на свете! Хотя насчет «обозленного» – это правильно. Это мне близко и понятно… Я фыркнул прямо в миску, разбрызгивая похлебку по столу и по собственной физиономии. Борг злорадно ухмыльнулся, но не стал комментировать мою оплошность – то ли не хотел снова вызвать неудовольствие своего господина, то ли просто устал пререкаться…
…Остервенело топя грязную посуду в потертом тазике, ваш покорный слуга поинтересовался у Гизариуса:
– Кто этот молодой человек?
– А тебе-то какой интерес? – удивленно уставился на меня доктор.
– Я же не в пустыне живу, – обиделся я, – и если уж вынужден делить с кем-то стол и кров, то хотел бы знать, с кем именно.
– Занятно, – усмехнулся Гизариус. – Первый раз встречаю такого любопытного раба.
– Не любопытного, а любознательного, – поправил я.
– Пусть так… Тебе будет достаточно того, что Дэриен происходит из древнего и знатного рода?
– Скудновато, – протянул я.
– Можно подумать, что молодых аристократов в наших землях как грибов после дождя!
– И все же их слишком много, чтобы вы отговорились ничего не значащей фразой, – укоризненно заявил я.
– Ладно уж… Тебе будет легче, если я скажу, что Дэриен – брат того мальчишки, который наградил тебя клеймом?
– Вы хотите сказать, что он – принц? – Я присвистнул. – Вот ведь не везет… И когда я смогу избавиться от этой назойливой семейки?
– Избавиться? – Доктор аж весь подобрался, как охотничья собака, взявшая след.
Я мысленно залепил себе пощечину.
– Я неверно выразился… Не обращайте внимания.
– У тебя счеты с королевской семьей? – продолжал допрос Гизариус.
– А вы не считаете клеймо достаточным поводом для мести? – Я сузил глаза, пугая доктора.
– Мести? – На него было страшно смотреть, так он побледнел, и я поспешил исправить положение:
– Вы еще не поняли, что у меня проблема с выражением мыслей? Не принимайте все, что я говорю, за чистую монету…
– Я не позволю тебе причинить вред Дэриену!
– Клянусь, что этому человеку я не намерен ни мстить, ни вредить каким бы то ни было способом, – очень серьезно сказал я. – Что касается его брата… не поручусь.
Гизариус чуть успокоился, но следующий же мой вопрос снова заставил его напрячься:
– Что у него с глазами?
– Почему ты спрашиваешь?
– Из общей вредности. – Я показал доктору язык. – Вы будет выдавать мне информацию по кусочкам, или покончим с вопросами раз и навсегда?
– Обычное воспаление… – нехотя ответил Гизариус. – В народе его называют «кисеей».
– Позвольте, но это вполне излечимая болезнь! – в свою очередь удивился я.
– Да, но в случае принца все пошло иначе…
– Что именно?
– Воспаление не проходит, хотя я перепробовал уже все возможные лекарства.
– Почему же было не прибегнуть к магии?
– Использование чар по отношению к члену королевской семьи строго оговорено Кодексом…
– Только не говорите, что принца не таскали по чародеям! – съязвил я.
Гизариус скривился:
– Было дело… Но даже придворный маг, один из самых лучших заклинателей в Королевствах, заявил, что магией здесь и не пахнет.
– Почему же тогда лечение не дает результатов? – нахмурился я.
– Не то чтобы не дает… – неопределенно ответил доктор. – Временами мне кажется, что наступает улучшение, но спустя день-два «кисея» снова становится плотной.
– Странно, не находите?
– Куда уж страннее… Некоторые полагают, что это не магия, а проклятие.
– Ха, от заклятия до проклятия – всего один шаг, к тому же… – где-то в груди ледяными лапками прошелестело старое, но совсем не дряхлое воспоминание, – делать такое предположение – слишком большая ответственность.
– Да уж… – вздохнул доктор. – Никто и не делает, только шепчутся по углам…
– Проклятие родовое? – уточнил я.
– Да кто ж его знает? – в сердцах бросил Гизариус.
– Я имею в виду: раньше подобное случалось?
– Насколько я знаю, нет.
– Проклятие в первом поколении? – задумчиво спросил я у самого себя. – Маловероятно, чтобы оно дало такой устойчивый эффект и так быстро… Разве что его прокляли с рождения… Но любой опытный маг может уловить след свежего проклятия – оно будет пылать во всех Пластах не один десяток лет…
Доктор с интересом прислушивался к моему бормотанию и в конце концов спросил прямо:
– Ты – маг?
Я расхохотался:
– Куда там!… Просто много читал в детстве.
Лучше бы я этого не говорил – взгляд Гизариуса стал еще подозрительнее. Фрэлл, ну кто меня за язык тянет?!
– Похоже, ты хорошо знаком с магическими техниками… – протянул доктор.
– Да, какое-то время меня занимало все, связанное с проклятиями… Но не так уж долго. – Я уставился на посуду, сваленную в тазик.
Доктор, совершенно справедливо решив, что разговор окончен, двинулся к выходу, но на пороге остановился и посмотрел на меня.
– И почему я все это тебе рассказал?
– Потому что я спросил. – Довольная улыбка расплылась на моем лице. Ну, на половине лица.
– Надеюсь, ты понимаешь, что все сказанное мною не должно выйти за пределы этой комнаты?
– Разумеется. Хотя не удивлюсь, если то, что рассказали вы, известно последнему нищему в Западном Шеме.
– Не без того… – Доктор покачал головой и удалился. Наверное, чтобы отдохнуть после обеда. А меня ждала еще гора грязной посуды…
Примерно неделю я занимался ерундой: приводил в порядок внутренности и наружность дома, в котором обитал вместе с доктором, принцем и его верным слугой. Такая работа не требовала чрезмерных усилий, но отличалась редкостным однообразием. В комнаты, которые занимал Дэриен, меня, конечно, не пустили – рыжеволосая гора по имени Борг заявила мне просто и понятно: если сунешься на порог, будешь нещадно бит. Я не протестовал: если ему хочется самому мыть полы, пусть моет. Но я не отказался бы от удовольствия хоть одним глазком увидеть, как это происходит, потому что, по моему скромному убеждению, лапы Борга были созданы для секиры или копья, на худой конец – для двуручника, но уж никак не для половой тряпки…
А погода стояла великолепная – ясное небо и жаркое солнце подговаривали меня отлынивать от работы и проводить по нескольку часов в день в одном из уютных дворовых закутков. Из своего убежища я мог внимательно наблюдать за происходящим во дворе. Правда, толком ничего там не происходило: ну, принц выйдет погулять под ручку с Боргом, доктор ушлепает к одному из своих пациентов, вот и все события – за прошедшие дни я не видел других людей на территории усадьбы. Поэтому появление женщины на тропинке, ведущей от проселочной дороги к воротам, внесло разнообразие в мои серые будни. Но, вглядываясь в расплывшийся силуэт, я даже не мог предположить, насколько утомительным будет для меня такое разнообразие…
Молодая селянка была, что называется, на сносях. Я не знаток в этом деле, но судя по сильно выдающемуся вперед животу, туго обтянутому платьем из выбеленного холста, ждать родов оставалось недолго – не более месяца. Тропинка шла немного в гору, так что женщине было нелегко подниматься. И ничего удивительного не было в том, что в какой-то момент она запнулась и едва не упала. Испытав очередной приступ хороших манер, я снялся со своего «насеста», быстрым шагом подошел к селянке и протянул ей руку:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента