Страница:
Однако с трупами надо что-то делать. И с лошадьми – тоже. Вести в деревню? Чтобы потом стражники, посланные установить, что случилось с их сослуживцами, обнаружили, например, форменную сбрую у беспечных селян? Да и лошадки будут узнаны за милю! По той же причине нет смысла идти за лопатой, чтобы прикопать тела в лесу: кто-то подсмотрит, кто-то запомнит, слово за слово, и… Плакала моя головушка.
Нет, будем действовать иначе.
Я подошёл к краю поляны, туда, где можжевельник утопал в блёкло-зелёном мху. Закрыл глаза, спускаясь на другой Пласт мироздания, погружаясь в путаницу серебристых лучиков Силы, снующих по лесу.
Один из бесплотных огоньков оказался рядом – я поймал его в замок ладоней, отсёк от искристой дорожки и поднёс к губам:
– Хозяин Леса, мне нужна твоя помощь… – шепчу так тихо, что и сам не слышу своего голоса, но пленённый огонёк заметался в пальцах и стремительно упорхнул прочь, едва ладони разжались…
А спустя вдох чешуйки на стволах сосен прошелестели:
– Чего желает dan-nah?
– Я немного… насорил, – улыбаюсь чуть смущённо. – Надо бы прибраться…
– Всё, что будет угодно dan-nah… – пообещал тихий хруст веток.
– Лошадей – тоже… Они не должны покинуть лес. И эти, и другие – что прошли по тропе к дому доктора. Это возможно?
– Желание dan-nah – закон для нас…
Я поморщился, но спорить не стал. Не ко времени.
– Благодарю, Хозяин Леса.
Поворачиваюсь и ухожу с поляны навстречу своим мыслям, не оставаясь смотреть, как коченеющие тела медленно, но верно, погружаются в землю, а лошади взбрыкивают и уносятся в чащу…
Вот и свиделись, сестрёнка. Из-за нежелания умирать – вспышки упрямства, которая заставила меня поучаствовать в эльфийском Зове. О чём я только думал? О чём… О спасении, конечно. Но даже не предполагал, с каких неожиданных сторон это самое спасение прибудет. Непонятная девица, вытащенная из Сундука Времени, и… Старшая сестра, разговаривающая таким тоном, будто мы расстались вчера вечером. Возможно, для неё несколько лет идут за одну ночь, но я-то их ПРОЖИВАЮ, а не пролетаю!
Как неуклюже я себя вёл… Стыдоба, и всё тут. Надо было отвесить элегантный поклон и первым делом осведомиться о здоровье родственников, хотя… Магрит подняла бы меня на смех. Такой, какой есть… Как она сказала? «Извиняться нужно только за то, что противно твоей природе.» Ну да, конечно. Вздумал бы волк извиняться перед оленёнком, которого собирается загрызть! Или лекарь вдруг сказал бы больному: «Вы уж извините, но я сейчас буду Вас исцелять…» Несусветная глупость. Сестра права. Впрочем, мне не припомнить ни одного случая, чтобы она в чём-то ошиблась. Такого просто не бывает. Не может быть. Любопытно, Магрит уже родилась мудрой или где-то нашла это сокровище – способность проникать в суть вещей и объяснять эту суть окружающим? Объяснять даже против их воли и желаний…
Я понял, что ты сказала, сестрёнка. Но, фрэлл меня подери, я не знаю, как применить это высказывание к себе! Какова моя природа – кто бы мне объяснил?!
Когда я был настоящим?
В тот момент, когда, дождавшись погружения солдат в пучину агонии, добил их скупыми и бесстрастными ударами?
Когда рискнул и отправил Зов, намереваясь помочь бродячим артистам?
Когда подминал под себя хрупкое тело Рианны?
Когда похоронил последнюю надежду на доверие?
Кто я? Убийца? Слюнтяй? Благородный рыцарь? Торгаш? Наставник? Палач? Поэт? Кто я?
КТО Я?…
Крик разнёсся по глади остывшей реки. Фрэлл, каким ветром меня сюда принесло? Почему ноги из десятка тропинок выбрали именно эту?
Я оторопело уставился на тёмную воду, вязким зеркалом растёкшуюся в шаге передо мной. Едва не влез ведь… Только не хватало искупаться в ледяной воде! Ну, не совсем ледяной, преувеличиваю, конечно, но… Я и в жару ухитряюсь простудиться, так что ближе к зиме – сами боги велели…
Рябь хрусталиками всколыхнула поверхность реки. За сотню гребков от меня. За полсотни. Совсем близко…
– Светлых ночей, dan-nah! – озорные лужицы глаз, прозрачная кожа, волосы, ручейками стекающие на обнажённые плечи.
Водяничка.
– Тёплой зимы, милая, – улыбнулся ваш покорный слуга.
– Вы знаете, что пожелать, dan-nah, – бледные губы изогнулись в довольной гримаске. – Пришли попрощаться?
– С чего ты взяла? – удивился я.
– Люди, которые приходят к реке парами, редко хранят молчание, – невинно пояснила водяничка. – Вы скоро уедете…
– Не буду отрицать, – киваю. – Пожалуй, стоит попрощаться. На всякий случай…
– Прощаются не на «случай», а на «время»! – мудро заметила малышка.
– И как долго ты не хочешь меня видеть? – нарочито небрежно осведомился я.
– Да век бы… то есть, нет… то есть… – струсила водяничка.
– Не бойся, милая: если я и вернусь к твоей реке, то очень нескоро.
– Это хорошо, – обрадовалась она.
– Надоело рыбу таскать? – грозно нахмурился я.
– Да как Вы такое подумали?! – оскорбилась водяничка. – Да я хоть каждый день… Я…
Она осыпалась сотнями капель. Я удивлённо поднял бровь. Это ещё что за выходки? Обиделась? Я же только пошутил…
– Вот, возьмите! – когда внучка Хозяина Реки снова приняла подобие человеческого облика, в её руках затрепыхалась крупная рыбина. Россыпь пятен по тёмному серебру чешуи. Ольмский лосось? Здесь? Откуда? А впрочем, река берёт своё начало в предгорьях, и вполне…
– Прощальный подарок? – мой взгляд последовал за стремительным полётом рыбы. Вплоть до его завершения у кромки тростника.
– Всё бы Вам смеяться… – надула губы водяничка.
– Извини, я не хотел тебя обидеть… – привычно смущаюсь.
В сознание колокольным звоном ударили слова Магрит. «Извиняться нужно только за то…» Знаю, знаю, сестрёнка! Но позволь мне – пока я ещё не решил, кем являюсь – позволь ошибаться и делать глупости… Я исправлюсь, обещаю! Как только пойму, в чём состоит моя природа. Но, фрэлл подери, почему мне так не хочется это понимать?!…
– Как dan-nah может обидеть? – изумилась водяничка.
Правильно, милая. Любое слово хозяина – закон. Но я не хочу быть «законом». Ни для кого. Даже для мелкой речной нежити… Не хочу. Приказывать? О, нет! Я не чувствую в себе ЭТОЙ силы… Да, мне не дадено умение ни исполнять чужие приказы, ни раздавать свои. Слишком тонкое искусство: приказ должен быть поставлен так, чтобы непременно оказаться выполненным. Слишком опасное: приказывая, берёшь на себя ответственность за судьбу тех, кто выполняет твою прихоть…
– Забудь, – я махнул рукой. – Лучше ответь на вопрос: о чём ведунья говорила с Рекой?
Водяничка провела ладонью по воде. Прозрачные пальцы прошли сквозь хрусталь речного зеркала, не потревожив ни капельки.
– Она хотела знать о Вас.
– Узнала?
Малышка недоумённо посмотрела на меня:
– Как Вы могли так подумать?!
– «Как» подумать?
– Если мы живём в реке, это не значит, что мы не чтим Старших! – вздёрнула носик водяничка.
– Я не это имел в виду… Что вы сказали ведунье?
– Правду.
– Какую? – продолжил допытываться я.
– Вы – dan-nah, – она бесхитростно улыбнулась.
Верно, милая. «Хозяин» – что ещё можно сказать? Всё равно, что, услышав в ответ – «солнце», переспрашивать: а что это такое? Речная нежить и не думала изворачиваться. Вся беда в том, что даже самую правдивую правду способен понять только тот, кому ведома истина…
– Спасибо.
– За что, dan-nah? – удивилась водяничка.
– За рыбу! – фыркнул я.
– Да не за что… – она немного растерялась.
– Вот что, милая… Ведунья, конечно, поступила дурно… Это ведь она приказала твоему деду перевернуть лодку? – водяничка энергично закивала. – Я так и думал. Не сердитесь на неё, малыши. Она – женщина добрая, хоть и глупая. Не чините ей хлопот, хорошо?
– Не будем, – согласилась водяничка. – А если спросит?
– О чём?
– Ну… кто за неё вступился?
– Скажите, что я. Впрочем, она и так догадается.
Я прошёлся вдоль берегового ивняка, подыскивая подходящую ветку. Наконец, выбрал, отломил и просунул рогатинку под жабры лосося.
– Попрощаемся, милая?
– Попрощаемся! – очень серьёзно кивнула водяничка.
– Что же ты на сей раз не желаешь мне Высокого Полёта? – язвлю напоследок.
Малышка посмотрела на меня своими глубокими, как омут, глазами древней старухи.
– Вы уже нашли своё Небо, dan-nah, и высота полёта теперь зависит только от размаха крыльев Вашей души, а не от пустых пожеланий малых духов…
Я застыл, не зная, возразить или отшутиться, а она улыбнулась.
Так могла бы улыбнуться река. Так мог бы улыбнуться заснеженный лес. Такая улыбка могла бы скользнуть по сизым облакам… Она улыбнулась так, как улыбается Познавший Истину. Мудро. Горько. Печально. Светло. Ободряюще. Словно говоря: «Ты уже рядом, осталось сделать один крохотный шаг… И ты сделаешь его, я знаю. Сделаешь и окажешься там, где моя мудрость встанет на колени перед твоей невинной простотой…»
Круги поплыли по тёмной глади воды. Один. Второй. Третий. Водяничка вернулась в свои владения. Бесконечно юная и ужасающе древняя, как и весь этот мир.
Кланяюсь реке, как не кланялся ещё никогда и никому. Искренне признавая поражение.
– Я буду стараться, милая… – уверен, она слышала мои слова.
Плюхаю рыбину на кухонный стол. Здоровущий лосось – не поскупилась водяничка! Надо будет почистить и запечь целиком, но для начала неплохо бы раздеться… С этой мыслью я поднялся по лестнице и распахнул дверь своей комнаты, чтобы…
Оказаться лицом к лицу с долговязой девицей.
Наверное, она стояла у стола, рассматривая мои заметки, но, услышав шаги, медленно и лениво повернулась, качнув своей роскошной косой. Так могла бы двигаться змея… Я мигнул, прогоняя видение извивающейся живой ленты, и нахмурился: на воительнице красовалась моя лучшая рубашка! Лучшая из всего, сшитого старостиной дочкой. Ваш покорный слуга приберегал эту одёжку для особых случаев…
– Ты… Почему… Кто тебе позволил надеть?!… – я, и в самом деле, уязвлён.
– Этот чернявый… Доктор, кажется? – без малейшего оттенка чувств на лице и в голосе пояснила девица. – Ты почти такой же тощий, так что пришлось впору.
Да уж, впору! Но не драться же теперь с ней из-за куска ткани?… Я стащил куртку и зло швырнул на постель. Следом отправился шарф. Воительница проводила взглядом доггеты, нашедшие приют под кроватью, и спросила невпопад:
– Тебя как зовут?
– Какая разница? – я сунул ноги в короткие войлочные сапожки.
– Да так… – она равнодушно пожала плечами. – Из вежливости спрашиваю.
– А тебя?
Девица помолчала, словно раздумывая, достоин ли я быть допущенным к столь сокровенной тайне.
– Мин.
– Мин? Странное имя…
– Ничего странного. А твоё?
– Джерон.
Она склонила голову к плечу, что-то вспоминая.
– Знавала я одного Джерона…
– Да? – оживился я. – И?
– Гад был тот ещё, – закончила свою мысль воительница, равнодушно следя за моей реакцией.
– В чём именно? – уточняю, потакая своему любопытству.
– А ни в чём. Просто – гад. Но ты на него не похож.
Я усмехнулся:
– Не торопись делать выводы. Из Имени рождается Путь.
– Но не каждый, кто с рождения назван храбрецом, по-настоящему смел, – сияющие глаза воткнулись в моё лицо, как клинки.
– В моем случае ничего не изменится, – возвращаю ей колючий взгляд.
– Возможно, – она расслабилась, шагнула к дверям и уже на пороге бросила, не оборачиваясь: – А ты уверен, что твое Имя можно прочитать только одним-единственным способом?
Я остался стоять на месте, тупо глядя в стенку. Прошло почти три минуты, прежде чем досада нашла выход на волю в череде грубых ругательств. С ума сойти, как же мне везёт на женщин! Одна другой краше и умнее! Если бы ещё научиться выигрывать хотя бы одну партию из десяти…
Втайне ваш покорный слуга надеялся, что на кухне проведёт время за чисткой рыбы, но – в полном одиночестве. Не получилось: едва я успел сбрызнуть водой чешуйчатые бока лосося и взялся за нож, в дверях возникла Мин. Бесстрастная донельзя. Я сделал вид, что не заметил её появления, она сделала вид, что ей всё равно. Впрочем, ей, похоже, и впрямь было наплевать на мои чувства и мысли: девица прошлась по кухне, понюхала свисающие с потолка связки трав, щёлкнула пальцами по кастрюле (с некоторым интересом прослушав раздавшийся заунывный звон), потрогала лезвия валяющихся на столе ножей, плюхнулась на лавку и авторитетно заявила:
– Скучно тут у вас!
– Мы не жалуемся, – возразил я, проводя ножом по серебристой спине рыбины.
Фрррр! Чешуя полетела во все стороны. Как обычно. Не стоило и пытаться действовать аккуратнее – только вывозил себя и мебель. Печально оценив нанесенный ущерб, я решил удвоить скорость и усилия. Странно, но чистка пошла веселее, а серебряные блёстки норовили теперь упасть совсем рядом с полем боя…
Мин смотрела, как я играюсь с ножом. Внимательно смотрела. Я бы даже сказал, что она пыталась увидеть то, чего нет. По крайней мере, ровно мерцающий взгляд девицы следовал за моей рукой с настойчивостью, которой позавидовала бы иная гончая. Признаться, повышенный интерес к моей скромной персоне всегда вгонял меня в ступор и заставлял смущаться, краснеть, спотыкаться и делать массу глупостей, но на сей раз я был слишком зол, чтобы обращать внимание на бесцеремонную наблюдательницу. Тем более, что под руку она ни с советами, ни с замечаниями не лезла…
Шлёп! Лосось с моей помощью перевернулся на другой бок, и работа пошла дальше. Минута, другая – и рыба окончательно избавилась от своей кольчуги. А заодно – и от внутренностей. Я плеснул в тазик воды и погрузил туда свежевычищенную тушку. Получится замечательный ужин! Правда, вместо двух едоков за столом будут четыре, но, думаю, на всех хватит. Так, сколько времени займёт готовка? Пожалуй, не меньше часа – уж больно толстая рыбина. Можно будет малость побездельничать.
Я почувствовал, что немного устал, когда стряхнул с пальцев комья налипшей чешуи, вымыл руки и ополоснул нож. Несколько минут медитативного бдения над источающей свежий аромат рыбой привели меня в умиротворенное состояние, вновь отодвинув завесу обиды, через которую мне так нравится смотреть на окружающий мир. Наверное, именно поэтому я и обратил внимание на презрительное «С-с-с-с!…», раздавшееся со стороны Мин, когда нож опустился в воду. Я ещё хотел спросить, не имеет ли она что-то против мытья посуды, но чудное видение, представшее перед нашими очами, заставило отложить любые вопросы «на потом».
Гизариус (а этим видением был именно гостеприимный доктор) сиял. Нет, даже не так: он светился изнутри, как будто в его венах вместо крови тёк солнечный свет. Никогда не видел, чтобы человек выглядел настолько довольным. Интересно, почему? Может быть… А, чего гадать – спрошу:
– Вам было явлено чудо, дядя Гиззи?
– А? – он перевёл взгляд на меня, но вряд ли увидел лицо вашего покорного слуги: тёмные глаза источали неземное блаженство.
– Вы сами на себя не похожи. Что-то произошло?
– Да, произошло! – нет, он то ли пьян, то ли злоупотребил собственными травками.
– И что же? Поведайте нам, недостойным, сделайте милость!
Доктор, наконец-то, высунул голову из панциря наслаждения:
– Неужели сам не понимаешь? Ты же… У меня дома… Настоящая эльфийка!
– А бывают ненастоящие? – невинно спросил я. Гизариус оставил мою иронию без внимания.
– Эльфийка… да ещё и…
– Беременная. Знаю. И поэтому Вы ведёте себя, как кот, нализавшийся сметаны?
– Какой ты грубый! – отметил доктор. Привычно, но без всегдашнего укора. Да, видно, мои жалкие потуги привлечь внимание меркнут перед той, что совсем недавно не надеялась на спасение… Обидно, фрэлл подери!
– Всё равно не понимаю Ваших восторгов.
– Да ты представить себе не можешь!… Я же… я смог… осмотреть… – Гизариусу явно не хватало слов.
– Могу поспорить, Вы воспользовались этой возможностью по полной! Ну и как она? В плане осмотра? – я провёл ладонью по воздуху, рисуя предполагаемые округлости.
Доктор покачал головой, глядя на меня, как на безнадёжного больного:
– Куда тебе понять… Ты и эльфов-то, наверное, никогда не видел…
Я хмыкнул, но промолчал. Видел, дядя Гиззи. Поверь, насмотрелся вдоволь. И эльфов, и эльфок. Вместе. Отдельно. Может быть, их было и не так уж много, но я прекрасно помню, как долго – несколько лет – вообще не мог видеть никого из листоухих. Потом успокоился. Смирился. Даже смог признаться самому себе, насколько они прекрасны…
– Не видел, говорите? Так могу прямо сейчас пойти и посмотреть! – весело заявил я.
Взгляд доктора остановился, немного потоптался на одном месте, потом существенно прояснился:
– Совсем забыл! Она просила тебя позвать!
– Просила позвать? – я слегка опешил. Зачем это я понадобился эльфке? Решила выяснить, узнана она или нет? И если узнана – прикончить меня на месте?
– Не заставляй её ждать! – Гизариус махнул рукой. – Она в соседней комнате… Моется.
– Что?! – я должен присутствовать при омовении? Ни в какие ворота не лезет…
– Иди, иди, – подтолкнул меня доктор.
– И не подумаю! – упираюсь.
– Это ещё почему? – удивился Гизариус.
– С какой стати я… мужчина должен смотреть, как женщина моется?
– Ну… – похоже, дядю Гиззи вид голого женского тела никогда не смущал. Как, впрочем, и не вызывал вожделения. – Поможешь ей… Спинку потрёшь.
– Спинку?! – поперхнулся я. – Ну Вы и придумали… Пусть лучше она пойдёт!
– Кто? – не понял доктор.
– Мин!
– Мин?
– Девушка, которой вы ссудили мою рубашку! – вскипел я.
– Ах, Мин… – рассеянно повторил доктор. – Она не пойдёт.
– Почему?
– Потому что не хочет.
Вы пробовали объясняться с глухой стеной? Я, занимаясь упомянутым неблагодарным делом на протяжении последних минут, уже готов был на эту самую стену влезть.
– Почему ты не хочешь? – пробую обратиться к той, что не подверглась одурманивающему влиянию эльфьих прелестей.
– Я не люблю воду, – флегматично пояснила Мин, закидывая ноги на стол и углубляясь в изучение потолка.
– Да иди уж! – прикрикнул доктор, когда, обведя вполне разумным взглядом кухню, обнаружил, что я всё ещё стою на своём месте.
Кручу пальцем у виска (своего, а хотелось бы – докторского) и выхожу в коридор, душевно хлопнув дверью. Так, что стена задрожала.
Какой-то бред… Может быть, я болен, и всё происходящее – нелепая галлюцинация? Есть только один способ в этом убедиться… Я нерешительно провёл ладонью по растрескавшейся доске косяка. Войти? Наверное, нужно. Вот только… Откуда взялась эта странная робость? Чего я боюсь? Эльфки? Себя? Нас обоих? Пожалуй. Я думаю одно. Она думает другое. Но когда наши взгляды встретятся, что произойдёт с нашими мыслями? Как они изменятся? В какую сторону потекут? Никогда и не узнаю, если… Если останусь стоять в коридоре.
Я вздохнул, толкнул дверь и вошёл в комнату.
Посередине наспех расчищенной кладовой была поставлена внушительных размеров лохань (откуда доктор её притащил – уж не со двора ли?), заполненная горячей водой и… Эльфкой. Должно быть, она сидела, подогнув ноги под себя – я мог видеть только голову, сильную шею, прямые плечи и часть спины.
– Что Вам угодно? – интересуюсь так холодно, как только могу.
Бронзовые кудри дрогнули.
– Мне угодно видеть тебя, – такой узнаваемый, и такой новый голос разрезал облачко пара, поднимающееся над водой.
Всё те же бархатистые тона, но… Они стали мягче? Не верится… Как можно смягчить стальной клинок? Согнуть, сломать – да. Но – смягчить? Что-то случилось, и если я тому виной… Голова кружится. Наверное, здесь слишком душно…
– Зачем же Вы хотели видеть меня?
– Тебе нужны объяснения? Или довольно моего желания?
– Меня не занимают Ваши желания и… мне не нужны Ваши объяснения. Посмотрели? Я могу идти?
– Я даже не начинала… – она взялась руками за края лохани и… встала, выпрямившись во весь свой немаленький рост.
Струйки воды, мгновение помедлив – словно удивляясь случившемуся, заскользили вниз. По ложбинке между гладкими холмами лопаток, пересекая некогда тонкую, а теперь мило расплывшуюся талию, стекая по крутым изгибам стройных бёдер… Да, эльфка красива – нечего и спорить. Тело воина – не страшащегося смерти и не щадящего себя – но… На эльфийский манер. Обладая физическими возможностями, намного превышающими те, которыми наделён обычный человек, листоухим удалось договориться с богами и уместить удивительную мощь в хрупком до странности теле. С чем можно сравнить эльфа? Со стрелой, отправленной в полёт. Недаром лучшие лучники – эльфы: каждая чёрточка изящной фигуры, каждое движение – пальцев, губ, ресниц – устремлены вперёд. Вверх или вниз – спросите вы? Какая разница? – отвечу я. Полёт всегда заставляет задержать дыхание и смотреть, смотреть, смотреть… Веря, что он никогда не прервётся.
Росчерки бледных шрамов на золотистой коже обняли эльфку кружевной накидкой, когда она одним плавным движением повернулась ко мне.
М-да… На каком же месяце будущая мать? Не на последнем – купол храма, хранящий покой нерожденного до поры до времени эльфа, ещё не возведён на нужную высоту. А вот грудь выглядит так, будто готова слиться в поцелуе с маленькими губами… Могу поклясться: в нашу первую встречу ничего подобного не было! Хотя… Мы виделись почти четыре… или даже пять месяцев назад. За это время можно нагулять и тройню… И всё же, тогда она уже должна была быть… Я запутался.
Тёмные глаза улыбнулись: похоже, эльфка поняла, какими вычислениями занят ваш покорный слуга.
– Ребёнок уже был в моём чреве, если ты это хочешь знать.
Я тряхнул головой.
– И вовсе не хочу… Это не моё дело.
– Отнюдь, – длинные ресницы кокетливо смежились. – Твоё и только твоё.
– Объяснитесь, – нахмурился я.
– Минуту назад ты отказывался от моих объяснений, – напомнила эльфка.
– Минуту назад… Минуту назад мир был совсем другим, а сейчас он изменился, и в этом новом мире… Отвечайте!
– Ты приказываешь? – по бархату голоса пробежали волны смеха.
– Если Вы думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на Ваше… на Ваш живот, то Вы заблуждаетесь. Хотите поговорить? Извольте! Но играть в прятки со словами я не намерен, – поясняю. Строго и недовольно.
– В тот раз ты не показался мне смелым… – задумчиво протянула эльфка. – Ты испугался… Почему же теперь я вижу перед собой совсем другого юношу – жёсткого и решительного?
– Вас так заинтересовал мой характер? Зря: в нём нет ничего привлекательного. Как и в моём лице после Ваших стараний, – не требовалось прилагать особых усилий, чтобы подпустить в голос льда: я давно уже заблудился в холодных пустошах Сарказма.
– Да, работа удалась на славу, – кивнула эльфка, искоса подглядывая за мной. Рассчитывает разозлить? Не получится: я, конечно, могу покричать, потопать ногами, скорчить страшную гримасу, но… этим и придётся ограничиться. До рукоприкладства дойти не могу. Не дозволено. Самим собой и не дозволено. Так зачем напрасно тратить силы?
– Если Вы и вправду гордитесь собой, поздравляю, – едко улыбаюсь. – Вы многого добились.
– О да! – усмехнулась эльфка, проводя ладонями по животу. – Я даже не сразу поняла, НАСКОЛЬКО многого… Однако…
– Есть сомнения? – слегка удивился я.
– Только не в результатах содеянного, – качнула головой эльфка. – Тот день… Был странным.
– Чем же?
– Разыгралась буря. Сильная буря, возникшая из ниоткуда… – взгляд эльфки стал чуть отрешённее. – Лошади не слушались поводьев и шпор, собаки поджимали хвосты, люди… Люди почувствовали неизъяснимую тревогу.
– А Вы?
– Я… Я вновь родилась на свет, – бездонный океан глаз опять возжелал поглотить меня целиком.
Что она имеет в виду? Слишком мало данных для проведения всестороннего анализа… Фрэлл, как меня это бесит!
– А сегодня, – продолжала эльфка, – сегодня я родилась в третий раз. Я получила три Дара Жизни[10], и два были приняты из твоих ладоней.
– Не приписывайте мне излишние заслуги! – возразил я. – С солдатами воевала Мин, а я… Пытался не путаться под ногами.
– Скромность хороша, но не всегда, – поучительно заметила эльфка. – От твоей руки пали двое. Столько же – от рук Мин. Но если бы не ты, никто бы не пришёл на помощь.
– Вы считаете… – осторожно пытаюсь прощупать почву. Неужели она… Поняла?
Нет, будем действовать иначе.
Я подошёл к краю поляны, туда, где можжевельник утопал в блёкло-зелёном мху. Закрыл глаза, спускаясь на другой Пласт мироздания, погружаясь в путаницу серебристых лучиков Силы, снующих по лесу.
Один из бесплотных огоньков оказался рядом – я поймал его в замок ладоней, отсёк от искристой дорожки и поднёс к губам:
– Хозяин Леса, мне нужна твоя помощь… – шепчу так тихо, что и сам не слышу своего голоса, но пленённый огонёк заметался в пальцах и стремительно упорхнул прочь, едва ладони разжались…
А спустя вдох чешуйки на стволах сосен прошелестели:
– Чего желает dan-nah?
– Я немного… насорил, – улыбаюсь чуть смущённо. – Надо бы прибраться…
– Всё, что будет угодно dan-nah… – пообещал тихий хруст веток.
– Лошадей – тоже… Они не должны покинуть лес. И эти, и другие – что прошли по тропе к дому доктора. Это возможно?
– Желание dan-nah – закон для нас…
Я поморщился, но спорить не стал. Не ко времени.
– Благодарю, Хозяин Леса.
Поворачиваюсь и ухожу с поляны навстречу своим мыслям, не оставаясь смотреть, как коченеющие тела медленно, но верно, погружаются в землю, а лошади взбрыкивают и уносятся в чащу…
Вот и свиделись, сестрёнка. Из-за нежелания умирать – вспышки упрямства, которая заставила меня поучаствовать в эльфийском Зове. О чём я только думал? О чём… О спасении, конечно. Но даже не предполагал, с каких неожиданных сторон это самое спасение прибудет. Непонятная девица, вытащенная из Сундука Времени, и… Старшая сестра, разговаривающая таким тоном, будто мы расстались вчера вечером. Возможно, для неё несколько лет идут за одну ночь, но я-то их ПРОЖИВАЮ, а не пролетаю!
Как неуклюже я себя вёл… Стыдоба, и всё тут. Надо было отвесить элегантный поклон и первым делом осведомиться о здоровье родственников, хотя… Магрит подняла бы меня на смех. Такой, какой есть… Как она сказала? «Извиняться нужно только за то, что противно твоей природе.» Ну да, конечно. Вздумал бы волк извиняться перед оленёнком, которого собирается загрызть! Или лекарь вдруг сказал бы больному: «Вы уж извините, но я сейчас буду Вас исцелять…» Несусветная глупость. Сестра права. Впрочем, мне не припомнить ни одного случая, чтобы она в чём-то ошиблась. Такого просто не бывает. Не может быть. Любопытно, Магрит уже родилась мудрой или где-то нашла это сокровище – способность проникать в суть вещей и объяснять эту суть окружающим? Объяснять даже против их воли и желаний…
Я понял, что ты сказала, сестрёнка. Но, фрэлл меня подери, я не знаю, как применить это высказывание к себе! Какова моя природа – кто бы мне объяснил?!
Когда я был настоящим?
В тот момент, когда, дождавшись погружения солдат в пучину агонии, добил их скупыми и бесстрастными ударами?
Когда рискнул и отправил Зов, намереваясь помочь бродячим артистам?
Когда подминал под себя хрупкое тело Рианны?
Когда похоронил последнюю надежду на доверие?
Кто я? Убийца? Слюнтяй? Благородный рыцарь? Торгаш? Наставник? Палач? Поэт? Кто я?
КТО Я?…
Крик разнёсся по глади остывшей реки. Фрэлл, каким ветром меня сюда принесло? Почему ноги из десятка тропинок выбрали именно эту?
Я оторопело уставился на тёмную воду, вязким зеркалом растёкшуюся в шаге передо мной. Едва не влез ведь… Только не хватало искупаться в ледяной воде! Ну, не совсем ледяной, преувеличиваю, конечно, но… Я и в жару ухитряюсь простудиться, так что ближе к зиме – сами боги велели…
Рябь хрусталиками всколыхнула поверхность реки. За сотню гребков от меня. За полсотни. Совсем близко…
– Светлых ночей, dan-nah! – озорные лужицы глаз, прозрачная кожа, волосы, ручейками стекающие на обнажённые плечи.
Водяничка.
– Тёплой зимы, милая, – улыбнулся ваш покорный слуга.
– Вы знаете, что пожелать, dan-nah, – бледные губы изогнулись в довольной гримаске. – Пришли попрощаться?
– С чего ты взяла? – удивился я.
– Люди, которые приходят к реке парами, редко хранят молчание, – невинно пояснила водяничка. – Вы скоро уедете…
– Не буду отрицать, – киваю. – Пожалуй, стоит попрощаться. На всякий случай…
– Прощаются не на «случай», а на «время»! – мудро заметила малышка.
– И как долго ты не хочешь меня видеть? – нарочито небрежно осведомился я.
– Да век бы… то есть, нет… то есть… – струсила водяничка.
– Не бойся, милая: если я и вернусь к твоей реке, то очень нескоро.
– Это хорошо, – обрадовалась она.
– Надоело рыбу таскать? – грозно нахмурился я.
– Да как Вы такое подумали?! – оскорбилась водяничка. – Да я хоть каждый день… Я…
Она осыпалась сотнями капель. Я удивлённо поднял бровь. Это ещё что за выходки? Обиделась? Я же только пошутил…
– Вот, возьмите! – когда внучка Хозяина Реки снова приняла подобие человеческого облика, в её руках затрепыхалась крупная рыбина. Россыпь пятен по тёмному серебру чешуи. Ольмский лосось? Здесь? Откуда? А впрочем, река берёт своё начало в предгорьях, и вполне…
– Прощальный подарок? – мой взгляд последовал за стремительным полётом рыбы. Вплоть до его завершения у кромки тростника.
– Всё бы Вам смеяться… – надула губы водяничка.
– Извини, я не хотел тебя обидеть… – привычно смущаюсь.
В сознание колокольным звоном ударили слова Магрит. «Извиняться нужно только за то…» Знаю, знаю, сестрёнка! Но позволь мне – пока я ещё не решил, кем являюсь – позволь ошибаться и делать глупости… Я исправлюсь, обещаю! Как только пойму, в чём состоит моя природа. Но, фрэлл подери, почему мне так не хочется это понимать?!…
– Как dan-nah может обидеть? – изумилась водяничка.
Правильно, милая. Любое слово хозяина – закон. Но я не хочу быть «законом». Ни для кого. Даже для мелкой речной нежити… Не хочу. Приказывать? О, нет! Я не чувствую в себе ЭТОЙ силы… Да, мне не дадено умение ни исполнять чужие приказы, ни раздавать свои. Слишком тонкое искусство: приказ должен быть поставлен так, чтобы непременно оказаться выполненным. Слишком опасное: приказывая, берёшь на себя ответственность за судьбу тех, кто выполняет твою прихоть…
– Забудь, – я махнул рукой. – Лучше ответь на вопрос: о чём ведунья говорила с Рекой?
Водяничка провела ладонью по воде. Прозрачные пальцы прошли сквозь хрусталь речного зеркала, не потревожив ни капельки.
– Она хотела знать о Вас.
– Узнала?
Малышка недоумённо посмотрела на меня:
– Как Вы могли так подумать?!
– «Как» подумать?
– Если мы живём в реке, это не значит, что мы не чтим Старших! – вздёрнула носик водяничка.
– Я не это имел в виду… Что вы сказали ведунье?
– Правду.
– Какую? – продолжил допытываться я.
– Вы – dan-nah, – она бесхитростно улыбнулась.
Верно, милая. «Хозяин» – что ещё можно сказать? Всё равно, что, услышав в ответ – «солнце», переспрашивать: а что это такое? Речная нежить и не думала изворачиваться. Вся беда в том, что даже самую правдивую правду способен понять только тот, кому ведома истина…
– Спасибо.
– За что, dan-nah? – удивилась водяничка.
– За рыбу! – фыркнул я.
– Да не за что… – она немного растерялась.
– Вот что, милая… Ведунья, конечно, поступила дурно… Это ведь она приказала твоему деду перевернуть лодку? – водяничка энергично закивала. – Я так и думал. Не сердитесь на неё, малыши. Она – женщина добрая, хоть и глупая. Не чините ей хлопот, хорошо?
– Не будем, – согласилась водяничка. – А если спросит?
– О чём?
– Ну… кто за неё вступился?
– Скажите, что я. Впрочем, она и так догадается.
Я прошёлся вдоль берегового ивняка, подыскивая подходящую ветку. Наконец, выбрал, отломил и просунул рогатинку под жабры лосося.
– Попрощаемся, милая?
– Попрощаемся! – очень серьёзно кивнула водяничка.
– Что же ты на сей раз не желаешь мне Высокого Полёта? – язвлю напоследок.
Малышка посмотрела на меня своими глубокими, как омут, глазами древней старухи.
– Вы уже нашли своё Небо, dan-nah, и высота полёта теперь зависит только от размаха крыльев Вашей души, а не от пустых пожеланий малых духов…
Я застыл, не зная, возразить или отшутиться, а она улыбнулась.
Так могла бы улыбнуться река. Так мог бы улыбнуться заснеженный лес. Такая улыбка могла бы скользнуть по сизым облакам… Она улыбнулась так, как улыбается Познавший Истину. Мудро. Горько. Печально. Светло. Ободряюще. Словно говоря: «Ты уже рядом, осталось сделать один крохотный шаг… И ты сделаешь его, я знаю. Сделаешь и окажешься там, где моя мудрость встанет на колени перед твоей невинной простотой…»
Круги поплыли по тёмной глади воды. Один. Второй. Третий. Водяничка вернулась в свои владения. Бесконечно юная и ужасающе древняя, как и весь этот мир.
Кланяюсь реке, как не кланялся ещё никогда и никому. Искренне признавая поражение.
– Я буду стараться, милая… – уверен, она слышала мои слова.
Плюхаю рыбину на кухонный стол. Здоровущий лосось – не поскупилась водяничка! Надо будет почистить и запечь целиком, но для начала неплохо бы раздеться… С этой мыслью я поднялся по лестнице и распахнул дверь своей комнаты, чтобы…
Оказаться лицом к лицу с долговязой девицей.
Наверное, она стояла у стола, рассматривая мои заметки, но, услышав шаги, медленно и лениво повернулась, качнув своей роскошной косой. Так могла бы двигаться змея… Я мигнул, прогоняя видение извивающейся живой ленты, и нахмурился: на воительнице красовалась моя лучшая рубашка! Лучшая из всего, сшитого старостиной дочкой. Ваш покорный слуга приберегал эту одёжку для особых случаев…
– Ты… Почему… Кто тебе позволил надеть?!… – я, и в самом деле, уязвлён.
– Этот чернявый… Доктор, кажется? – без малейшего оттенка чувств на лице и в голосе пояснила девица. – Ты почти такой же тощий, так что пришлось впору.
Да уж, впору! Но не драться же теперь с ней из-за куска ткани?… Я стащил куртку и зло швырнул на постель. Следом отправился шарф. Воительница проводила взглядом доггеты, нашедшие приют под кроватью, и спросила невпопад:
– Тебя как зовут?
– Какая разница? – я сунул ноги в короткие войлочные сапожки.
– Да так… – она равнодушно пожала плечами. – Из вежливости спрашиваю.
– А тебя?
Девица помолчала, словно раздумывая, достоин ли я быть допущенным к столь сокровенной тайне.
– Мин.
– Мин? Странное имя…
– Ничего странного. А твоё?
– Джерон.
Она склонила голову к плечу, что-то вспоминая.
– Знавала я одного Джерона…
– Да? – оживился я. – И?
– Гад был тот ещё, – закончила свою мысль воительница, равнодушно следя за моей реакцией.
– В чём именно? – уточняю, потакая своему любопытству.
– А ни в чём. Просто – гад. Но ты на него не похож.
Я усмехнулся:
– Не торопись делать выводы. Из Имени рождается Путь.
– Но не каждый, кто с рождения назван храбрецом, по-настоящему смел, – сияющие глаза воткнулись в моё лицо, как клинки.
– В моем случае ничего не изменится, – возвращаю ей колючий взгляд.
– Возможно, – она расслабилась, шагнула к дверям и уже на пороге бросила, не оборачиваясь: – А ты уверен, что твое Имя можно прочитать только одним-единственным способом?
Я остался стоять на месте, тупо глядя в стенку. Прошло почти три минуты, прежде чем досада нашла выход на волю в череде грубых ругательств. С ума сойти, как же мне везёт на женщин! Одна другой краше и умнее! Если бы ещё научиться выигрывать хотя бы одну партию из десяти…
Втайне ваш покорный слуга надеялся, что на кухне проведёт время за чисткой рыбы, но – в полном одиночестве. Не получилось: едва я успел сбрызнуть водой чешуйчатые бока лосося и взялся за нож, в дверях возникла Мин. Бесстрастная донельзя. Я сделал вид, что не заметил её появления, она сделала вид, что ей всё равно. Впрочем, ей, похоже, и впрямь было наплевать на мои чувства и мысли: девица прошлась по кухне, понюхала свисающие с потолка связки трав, щёлкнула пальцами по кастрюле (с некоторым интересом прослушав раздавшийся заунывный звон), потрогала лезвия валяющихся на столе ножей, плюхнулась на лавку и авторитетно заявила:
– Скучно тут у вас!
– Мы не жалуемся, – возразил я, проводя ножом по серебристой спине рыбины.
Фрррр! Чешуя полетела во все стороны. Как обычно. Не стоило и пытаться действовать аккуратнее – только вывозил себя и мебель. Печально оценив нанесенный ущерб, я решил удвоить скорость и усилия. Странно, но чистка пошла веселее, а серебряные блёстки норовили теперь упасть совсем рядом с полем боя…
Мин смотрела, как я играюсь с ножом. Внимательно смотрела. Я бы даже сказал, что она пыталась увидеть то, чего нет. По крайней мере, ровно мерцающий взгляд девицы следовал за моей рукой с настойчивостью, которой позавидовала бы иная гончая. Признаться, повышенный интерес к моей скромной персоне всегда вгонял меня в ступор и заставлял смущаться, краснеть, спотыкаться и делать массу глупостей, но на сей раз я был слишком зол, чтобы обращать внимание на бесцеремонную наблюдательницу. Тем более, что под руку она ни с советами, ни с замечаниями не лезла…
Шлёп! Лосось с моей помощью перевернулся на другой бок, и работа пошла дальше. Минута, другая – и рыба окончательно избавилась от своей кольчуги. А заодно – и от внутренностей. Я плеснул в тазик воды и погрузил туда свежевычищенную тушку. Получится замечательный ужин! Правда, вместо двух едоков за столом будут четыре, но, думаю, на всех хватит. Так, сколько времени займёт готовка? Пожалуй, не меньше часа – уж больно толстая рыбина. Можно будет малость побездельничать.
Я почувствовал, что немного устал, когда стряхнул с пальцев комья налипшей чешуи, вымыл руки и ополоснул нож. Несколько минут медитативного бдения над источающей свежий аромат рыбой привели меня в умиротворенное состояние, вновь отодвинув завесу обиды, через которую мне так нравится смотреть на окружающий мир. Наверное, именно поэтому я и обратил внимание на презрительное «С-с-с-с!…», раздавшееся со стороны Мин, когда нож опустился в воду. Я ещё хотел спросить, не имеет ли она что-то против мытья посуды, но чудное видение, представшее перед нашими очами, заставило отложить любые вопросы «на потом».
Гизариус (а этим видением был именно гостеприимный доктор) сиял. Нет, даже не так: он светился изнутри, как будто в его венах вместо крови тёк солнечный свет. Никогда не видел, чтобы человек выглядел настолько довольным. Интересно, почему? Может быть… А, чего гадать – спрошу:
– Вам было явлено чудо, дядя Гиззи?
– А? – он перевёл взгляд на меня, но вряд ли увидел лицо вашего покорного слуги: тёмные глаза источали неземное блаженство.
– Вы сами на себя не похожи. Что-то произошло?
– Да, произошло! – нет, он то ли пьян, то ли злоупотребил собственными травками.
– И что же? Поведайте нам, недостойным, сделайте милость!
Доктор, наконец-то, высунул голову из панциря наслаждения:
– Неужели сам не понимаешь? Ты же… У меня дома… Настоящая эльфийка!
– А бывают ненастоящие? – невинно спросил я. Гизариус оставил мою иронию без внимания.
– Эльфийка… да ещё и…
– Беременная. Знаю. И поэтому Вы ведёте себя, как кот, нализавшийся сметаны?
– Какой ты грубый! – отметил доктор. Привычно, но без всегдашнего укора. Да, видно, мои жалкие потуги привлечь внимание меркнут перед той, что совсем недавно не надеялась на спасение… Обидно, фрэлл подери!
– Всё равно не понимаю Ваших восторгов.
– Да ты представить себе не можешь!… Я же… я смог… осмотреть… – Гизариусу явно не хватало слов.
– Могу поспорить, Вы воспользовались этой возможностью по полной! Ну и как она? В плане осмотра? – я провёл ладонью по воздуху, рисуя предполагаемые округлости.
Доктор покачал головой, глядя на меня, как на безнадёжного больного:
– Куда тебе понять… Ты и эльфов-то, наверное, никогда не видел…
Я хмыкнул, но промолчал. Видел, дядя Гиззи. Поверь, насмотрелся вдоволь. И эльфов, и эльфок. Вместе. Отдельно. Может быть, их было и не так уж много, но я прекрасно помню, как долго – несколько лет – вообще не мог видеть никого из листоухих. Потом успокоился. Смирился. Даже смог признаться самому себе, насколько они прекрасны…
– Не видел, говорите? Так могу прямо сейчас пойти и посмотреть! – весело заявил я.
Взгляд доктора остановился, немного потоптался на одном месте, потом существенно прояснился:
– Совсем забыл! Она просила тебя позвать!
– Просила позвать? – я слегка опешил. Зачем это я понадобился эльфке? Решила выяснить, узнана она или нет? И если узнана – прикончить меня на месте?
– Не заставляй её ждать! – Гизариус махнул рукой. – Она в соседней комнате… Моется.
– Что?! – я должен присутствовать при омовении? Ни в какие ворота не лезет…
– Иди, иди, – подтолкнул меня доктор.
– И не подумаю! – упираюсь.
– Это ещё почему? – удивился Гизариус.
– С какой стати я… мужчина должен смотреть, как женщина моется?
– Ну… – похоже, дядю Гиззи вид голого женского тела никогда не смущал. Как, впрочем, и не вызывал вожделения. – Поможешь ей… Спинку потрёшь.
– Спинку?! – поперхнулся я. – Ну Вы и придумали… Пусть лучше она пойдёт!
– Кто? – не понял доктор.
– Мин!
– Мин?
– Девушка, которой вы ссудили мою рубашку! – вскипел я.
– Ах, Мин… – рассеянно повторил доктор. – Она не пойдёт.
– Почему?
– Потому что не хочет.
Вы пробовали объясняться с глухой стеной? Я, занимаясь упомянутым неблагодарным делом на протяжении последних минут, уже готов был на эту самую стену влезть.
– Почему ты не хочешь? – пробую обратиться к той, что не подверглась одурманивающему влиянию эльфьих прелестей.
– Я не люблю воду, – флегматично пояснила Мин, закидывая ноги на стол и углубляясь в изучение потолка.
– Да иди уж! – прикрикнул доктор, когда, обведя вполне разумным взглядом кухню, обнаружил, что я всё ещё стою на своём месте.
Кручу пальцем у виска (своего, а хотелось бы – докторского) и выхожу в коридор, душевно хлопнув дверью. Так, что стена задрожала.
Какой-то бред… Может быть, я болен, и всё происходящее – нелепая галлюцинация? Есть только один способ в этом убедиться… Я нерешительно провёл ладонью по растрескавшейся доске косяка. Войти? Наверное, нужно. Вот только… Откуда взялась эта странная робость? Чего я боюсь? Эльфки? Себя? Нас обоих? Пожалуй. Я думаю одно. Она думает другое. Но когда наши взгляды встретятся, что произойдёт с нашими мыслями? Как они изменятся? В какую сторону потекут? Никогда и не узнаю, если… Если останусь стоять в коридоре.
Я вздохнул, толкнул дверь и вошёл в комнату.
Посередине наспех расчищенной кладовой была поставлена внушительных размеров лохань (откуда доктор её притащил – уж не со двора ли?), заполненная горячей водой и… Эльфкой. Должно быть, она сидела, подогнув ноги под себя – я мог видеть только голову, сильную шею, прямые плечи и часть спины.
– Что Вам угодно? – интересуюсь так холодно, как только могу.
Бронзовые кудри дрогнули.
– Мне угодно видеть тебя, – такой узнаваемый, и такой новый голос разрезал облачко пара, поднимающееся над водой.
Всё те же бархатистые тона, но… Они стали мягче? Не верится… Как можно смягчить стальной клинок? Согнуть, сломать – да. Но – смягчить? Что-то случилось, и если я тому виной… Голова кружится. Наверное, здесь слишком душно…
– Зачем же Вы хотели видеть меня?
– Тебе нужны объяснения? Или довольно моего желания?
– Меня не занимают Ваши желания и… мне не нужны Ваши объяснения. Посмотрели? Я могу идти?
– Я даже не начинала… – она взялась руками за края лохани и… встала, выпрямившись во весь свой немаленький рост.
Струйки воды, мгновение помедлив – словно удивляясь случившемуся, заскользили вниз. По ложбинке между гладкими холмами лопаток, пересекая некогда тонкую, а теперь мило расплывшуюся талию, стекая по крутым изгибам стройных бёдер… Да, эльфка красива – нечего и спорить. Тело воина – не страшащегося смерти и не щадящего себя – но… На эльфийский манер. Обладая физическими возможностями, намного превышающими те, которыми наделён обычный человек, листоухим удалось договориться с богами и уместить удивительную мощь в хрупком до странности теле. С чем можно сравнить эльфа? Со стрелой, отправленной в полёт. Недаром лучшие лучники – эльфы: каждая чёрточка изящной фигуры, каждое движение – пальцев, губ, ресниц – устремлены вперёд. Вверх или вниз – спросите вы? Какая разница? – отвечу я. Полёт всегда заставляет задержать дыхание и смотреть, смотреть, смотреть… Веря, что он никогда не прервётся.
Росчерки бледных шрамов на золотистой коже обняли эльфку кружевной накидкой, когда она одним плавным движением повернулась ко мне.
М-да… На каком же месяце будущая мать? Не на последнем – купол храма, хранящий покой нерожденного до поры до времени эльфа, ещё не возведён на нужную высоту. А вот грудь выглядит так, будто готова слиться в поцелуе с маленькими губами… Могу поклясться: в нашу первую встречу ничего подобного не было! Хотя… Мы виделись почти четыре… или даже пять месяцев назад. За это время можно нагулять и тройню… И всё же, тогда она уже должна была быть… Я запутался.
Тёмные глаза улыбнулись: похоже, эльфка поняла, какими вычислениями занят ваш покорный слуга.
– Ребёнок уже был в моём чреве, если ты это хочешь знать.
Я тряхнул головой.
– И вовсе не хочу… Это не моё дело.
– Отнюдь, – длинные ресницы кокетливо смежились. – Твоё и только твоё.
– Объяснитесь, – нахмурился я.
– Минуту назад ты отказывался от моих объяснений, – напомнила эльфка.
– Минуту назад… Минуту назад мир был совсем другим, а сейчас он изменился, и в этом новом мире… Отвечайте!
– Ты приказываешь? – по бархату голоса пробежали волны смеха.
– Если Вы думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на Ваше… на Ваш живот, то Вы заблуждаетесь. Хотите поговорить? Извольте! Но играть в прятки со словами я не намерен, – поясняю. Строго и недовольно.
– В тот раз ты не показался мне смелым… – задумчиво протянула эльфка. – Ты испугался… Почему же теперь я вижу перед собой совсем другого юношу – жёсткого и решительного?
– Вас так заинтересовал мой характер? Зря: в нём нет ничего привлекательного. Как и в моём лице после Ваших стараний, – не требовалось прилагать особых усилий, чтобы подпустить в голос льда: я давно уже заблудился в холодных пустошах Сарказма.
– Да, работа удалась на славу, – кивнула эльфка, искоса подглядывая за мной. Рассчитывает разозлить? Не получится: я, конечно, могу покричать, потопать ногами, скорчить страшную гримасу, но… этим и придётся ограничиться. До рукоприкладства дойти не могу. Не дозволено. Самим собой и не дозволено. Так зачем напрасно тратить силы?
– Если Вы и вправду гордитесь собой, поздравляю, – едко улыбаюсь. – Вы многого добились.
– О да! – усмехнулась эльфка, проводя ладонями по животу. – Я даже не сразу поняла, НАСКОЛЬКО многого… Однако…
– Есть сомнения? – слегка удивился я.
– Только не в результатах содеянного, – качнула головой эльфка. – Тот день… Был странным.
– Чем же?
– Разыгралась буря. Сильная буря, возникшая из ниоткуда… – взгляд эльфки стал чуть отрешённее. – Лошади не слушались поводьев и шпор, собаки поджимали хвосты, люди… Люди почувствовали неизъяснимую тревогу.
– А Вы?
– Я… Я вновь родилась на свет, – бездонный океан глаз опять возжелал поглотить меня целиком.
Что она имеет в виду? Слишком мало данных для проведения всестороннего анализа… Фрэлл, как меня это бесит!
– А сегодня, – продолжала эльфка, – сегодня я родилась в третий раз. Я получила три Дара Жизни[10], и два были приняты из твоих ладоней.
– Не приписывайте мне излишние заслуги! – возразил я. – С солдатами воевала Мин, а я… Пытался не путаться под ногами.
– Скромность хороша, но не всегда, – поучительно заметила эльфка. – От твоей руки пали двое. Столько же – от рук Мин. Но если бы не ты, никто бы не пришёл на помощь.
– Вы считаете… – осторожно пытаюсь прощупать почву. Неужели она… Поняла?