Страница:
– Это сказка! Я своим глазам не могу поверить!
– Одной себе я бы тоже не поверила! Хорошо, что нас трое!..
– И воздух! Вы чувствуете, какой он необычный?
– Да здесь все необычно! Кто бы мог подумать, что тут такие дома, стены…
– Да! Красотища!
– Только вот куда Борька подевался? – чуть не рычала от злости самая старшая девица. – Уж мог бы время рассчитать да нас встретить как положено!
– Ха! От таких красот у кого угодно мозги свихнутся, – фыркнула одна из сестриц. – Небось обо всем на свете забыл да по крепостным стенам лазит.
– Сомневаюсь, он стал более ответственный, – заступилась за брата третья девушка. – Скорее, он приболеть мог.
– Тогда его счастье! Иначе я ему рога обломаю! – пригрозила самая старшая сестра.
Услышав такое резкое и жутко негуманное высказывание, хранитель сочувственно поежился: «Ну и семейку имел парень».
Затем громко кашлянул, привлекая к себе внимание и опасаясь, чтобы его не обвинили в подслушивании:
– Ну вот, провожу вас лично, хотя времени мне выделили очень мало. Так что поторопимся!
Ему показалось хорошей идеей вымотать паломниц на последнем отрезке пути в южную пейчеру. Тогда агрессивность наверняка пойдет на убыль, и всяко легче будет с дикими горянками договориться, если они вдруг задумают затеять бучу.
Затея удалась лишь наполовину: девушки учащенно дышали после преодоления отрезка, но всех сил не растратили. Скорее, возникало подозрение, что они просто хорошенько разогрелись. Зато повезло в другом: Емлян оказался на месте. А уж старого боевого побратима он понимал с полуслова и с полужеста.
– Принимай гостей! – еще не доходя до стойки, начал восклицать хранитель. – Тем более что Борей об их прибытии давно предупреждал. Вот, три его сестры. Прибыли сегодня с Пимонских гор. Думаю, что денек им вначале отдохнуть надо, успокоиться, а уже только потом вводить в курс дел и наших местных событий. Куда их будешь устраивать?
Владелец гостиницы степенно наклонил голову, рассматривая замерших красавиц, затем пригладил волосы над ушами и словно в раздумье стал перечислять:
– Могу дать номер с тремя кроватями, могу два отдельных, а могу и в комнату Борея пустить. Если хотят, пусть в его номере обустроятся, а дальше видно будет. Кровать там огромная. Но при желании и для каждой…
– Нет! – перебила его старшая сестра довольно решительно. – Заселяемся в его комнату. Пока.
– Тоже верно, – покивал Емлян, внимательно следя за мимикой стоящего чуть поодаль боевого побратима. – Можете и поспать с дальней дороги. Как вас зовут?
– Меня Мария. Их – Вера и Катерина.
– О-о! Весьма редкие имена. Давно не встречал, – признался Емлян.
После чего, словно не в силах бороться с собственной ленью, отправился к массивному шкафу внутри огороженного стойкой пространства и достал из него ключ с цифрой «восемь»:
– Только не потеряйте! Второй только у Борея.
– А где он сам? – с пристрастием спросила Мария.
Круст пальцами показал идущего человечка.
– Ушел куда-то.
– И давно?
Хозяин гостиницы явно страдал косоглазием, было не понять, куда же он смотрит.
– Давненько. – Он уловил еще один жест-подсказку. – Кстати, обед еще не закончился, можете разложить вещи и вернуться в харчевню.
– А что с оплатой номера? – продолжала уточнять старшая девушка. Хотя ее произношение и странные окончания заставляли очень напрягаться в понимании сути вопросов.
– С оплатой? Борей мне заплатил сразу за три рудни. Так что еще полторы рудни можете жить спокойно.
Создалось впечатление, что девушки не умеют считать, настолько они сосредоточенно и усиленно переваривали последнюю информацию. Как итог, старшая, видимо имевшая на это право, строго спросила:
– Чем он расплачивался?
– Заозерским пятаком, – скривился хозяин гостиницы.
– Можете показать, каким именно?
Довольно странная просьба, и в любом другом случае ветеран бы ответил отказом на такую просьбу. Но тут обстоятельства были слишком скользкими, поэтому он с кряхтеньем метнулся в свою подсобку и вынес пятак. Судя по тому, как округлились глаза у девушек, они явно заподозрили, что их маленького братика объегорили по полной программе, поэтому тут же последовали чистосердечные пояснения:
– В других местах бы ему дали на одну пятую серебра меньше или поселили бы всего на две рудни. – Чуть помолчал и добавил: – Еще два пятака Борей разменял для повседневных расходов.
От такой мены уроженки гор странно скривились, но, кажется, она их вполне устроила. А из оставшихся вопросов вырвался только один, странный и многословный:
– Рукописи? Книги? Знания?
Емлян подвигал бровями, словно припоминая:
– Насколько я знаю, Борей покупал и книги, и атласы, и рисовальные принадлежности для сестер. Так что все лежит в номере. Я бы сам проводил, да здесь некого оставить, все домочадцы на обед разбежались. Так что, Круст, – он заметил, что хранитель утвердительно опустил веки, и передал ему ключ, – проводи девушек, окажи услугу старому немощному ветерану.
Тот лишь крякнул от такой напраслины, прекрасно догадываясь, что Емлян уже готовит себя на роль замученного невзгодами и дряхлостью плакальщика. Если уж на то пошло, то услышать от такого человека печальную весть гораздо предпочтительнее, чем от кого-то молодого и пышущего здоровьем.
Поэтому больше не стал задерживаться, а быстро увел гостей во внутренние коридоры, на ходу лишь махнув рукой в сторону харчевни:
– Там столуются обитатели пейчеры. – Открыв номер и припомнив рассказ, как тут осматривался Борей, указал на предметы мебели, перечисляя их, и отдельно показал на пластины, поочередно нажимая их и регулируя освещение: – Люмен! У нас в столице используется повсеместно! – Затем несколько ошарашенно присмотрелся к заметавшимся по комнате девицам, которые с восклицаниями осматривали каждую вещь своего братца, и только после этого стал прощаться: – Все, до скорого! Постараюсь вечером заскочить! – И, уже закрывая за собой дверь, добавил из коридора: – Если будет повод зайти!
Возле харчевни он столкнулся с поджидающим его Емляном. Тот выглядел рассерженным и взвинченным.
– Еле удалось эту несносную Мансану успокоить и заставить сидеть на месте. Думал, привязывать придется, настолько она разум потеряла. Все в слезах порывалась бежать к этим девицам и вымаливать у них прощения. До сих пор только себя винит в этом несчастье.
– Вообще ее лучше на весь день домой отправить. А уже завтра, когда ты этих сестричек деликатно введешь в курс дела…
– Ох! Не нравятся мне их пронизывающие взгляды и пристрастие к скользким вопросам, – признался хозяин гостиницы, прикладывая ладонь к груди в районе сердца. – Такое впечатление, что они малого братца совсем не любили, но как только правду о его гибели узнают, начнут все вокруг ломать, жечь и резать. Какие-то они…
– Дикие-дикие?
– Если не хуже! Так что, дружище, и тебе придется мне завтра в объяснениях помогать. Супругу в это втягивать не хочу, а сам могу и не справиться. И не вздумай отнекиваться!..
Круст покривился, но сразу и вздохнул с согласием:
– Ладно, отпрошусь я завтра с самого утра и во время завтрака нагряну. Раз уж свела нас судьба с этим парнем, окажем его родственникам последнюю услугу.
Оба двинулись к выходу из гостиницы, и Емлян показал головой на внутренние коридоры:
– А как они к его вещам отнеслись?
– Да нормально. Сразу все знакомое выделили и отдельно новые вещи рассмотрели, уже здесь купленные. Такое впечатление, что это лично они его в дальнюю дорогу собирали.
– О-хо-хо! Тем хуже получается: вдруг они его и любили хоть немножко? Кто этих горцев необузданных знает!
– Ничего, в крайнем случае и в самом деле свяжем. Да и вашшуну постараюсь с собой прихватить. Уж она точно поможет девочек успокоить.
Только при упоминании о вашшуне старый ветеран успокоился и хмыкнул с вернувшимся оптимизмом:
– Вот тогда уже точно справимся!
Глава вторая
– Одной себе я бы тоже не поверила! Хорошо, что нас трое!..
– И воздух! Вы чувствуете, какой он необычный?
– Да здесь все необычно! Кто бы мог подумать, что тут такие дома, стены…
– Да! Красотища!
– Только вот куда Борька подевался? – чуть не рычала от злости самая старшая девица. – Уж мог бы время рассчитать да нас встретить как положено!
– Ха! От таких красот у кого угодно мозги свихнутся, – фыркнула одна из сестриц. – Небось обо всем на свете забыл да по крепостным стенам лазит.
– Сомневаюсь, он стал более ответственный, – заступилась за брата третья девушка. – Скорее, он приболеть мог.
– Тогда его счастье! Иначе я ему рога обломаю! – пригрозила самая старшая сестра.
Услышав такое резкое и жутко негуманное высказывание, хранитель сочувственно поежился: «Ну и семейку имел парень».
Затем громко кашлянул, привлекая к себе внимание и опасаясь, чтобы его не обвинили в подслушивании:
– Ну вот, провожу вас лично, хотя времени мне выделили очень мало. Так что поторопимся!
Ему показалось хорошей идеей вымотать паломниц на последнем отрезке пути в южную пейчеру. Тогда агрессивность наверняка пойдет на убыль, и всяко легче будет с дикими горянками договориться, если они вдруг задумают затеять бучу.
Затея удалась лишь наполовину: девушки учащенно дышали после преодоления отрезка, но всех сил не растратили. Скорее, возникало подозрение, что они просто хорошенько разогрелись. Зато повезло в другом: Емлян оказался на месте. А уж старого боевого побратима он понимал с полуслова и с полужеста.
– Принимай гостей! – еще не доходя до стойки, начал восклицать хранитель. – Тем более что Борей об их прибытии давно предупреждал. Вот, три его сестры. Прибыли сегодня с Пимонских гор. Думаю, что денек им вначале отдохнуть надо, успокоиться, а уже только потом вводить в курс дел и наших местных событий. Куда их будешь устраивать?
Владелец гостиницы степенно наклонил голову, рассматривая замерших красавиц, затем пригладил волосы над ушами и словно в раздумье стал перечислять:
– Могу дать номер с тремя кроватями, могу два отдельных, а могу и в комнату Борея пустить. Если хотят, пусть в его номере обустроятся, а дальше видно будет. Кровать там огромная. Но при желании и для каждой…
– Нет! – перебила его старшая сестра довольно решительно. – Заселяемся в его комнату. Пока.
– Тоже верно, – покивал Емлян, внимательно следя за мимикой стоящего чуть поодаль боевого побратима. – Можете и поспать с дальней дороги. Как вас зовут?
– Меня Мария. Их – Вера и Катерина.
– О-о! Весьма редкие имена. Давно не встречал, – признался Емлян.
После чего, словно не в силах бороться с собственной ленью, отправился к массивному шкафу внутри огороженного стойкой пространства и достал из него ключ с цифрой «восемь»:
– Только не потеряйте! Второй только у Борея.
– А где он сам? – с пристрастием спросила Мария.
Круст пальцами показал идущего человечка.
– Ушел куда-то.
– И давно?
Хозяин гостиницы явно страдал косоглазием, было не понять, куда же он смотрит.
– Давненько. – Он уловил еще один жест-подсказку. – Кстати, обед еще не закончился, можете разложить вещи и вернуться в харчевню.
– А что с оплатой номера? – продолжала уточнять старшая девушка. Хотя ее произношение и странные окончания заставляли очень напрягаться в понимании сути вопросов.
– С оплатой? Борей мне заплатил сразу за три рудни. Так что еще полторы рудни можете жить спокойно.
Создалось впечатление, что девушки не умеют считать, настолько они сосредоточенно и усиленно переваривали последнюю информацию. Как итог, старшая, видимо имевшая на это право, строго спросила:
– Чем он расплачивался?
– Заозерским пятаком, – скривился хозяин гостиницы.
– Можете показать, каким именно?
Довольно странная просьба, и в любом другом случае ветеран бы ответил отказом на такую просьбу. Но тут обстоятельства были слишком скользкими, поэтому он с кряхтеньем метнулся в свою подсобку и вынес пятак. Судя по тому, как округлились глаза у девушек, они явно заподозрили, что их маленького братика объегорили по полной программе, поэтому тут же последовали чистосердечные пояснения:
– В других местах бы ему дали на одну пятую серебра меньше или поселили бы всего на две рудни. – Чуть помолчал и добавил: – Еще два пятака Борей разменял для повседневных расходов.
От такой мены уроженки гор странно скривились, но, кажется, она их вполне устроила. А из оставшихся вопросов вырвался только один, странный и многословный:
– Рукописи? Книги? Знания?
Емлян подвигал бровями, словно припоминая:
– Насколько я знаю, Борей покупал и книги, и атласы, и рисовальные принадлежности для сестер. Так что все лежит в номере. Я бы сам проводил, да здесь некого оставить, все домочадцы на обед разбежались. Так что, Круст, – он заметил, что хранитель утвердительно опустил веки, и передал ему ключ, – проводи девушек, окажи услугу старому немощному ветерану.
Тот лишь крякнул от такой напраслины, прекрасно догадываясь, что Емлян уже готовит себя на роль замученного невзгодами и дряхлостью плакальщика. Если уж на то пошло, то услышать от такого человека печальную весть гораздо предпочтительнее, чем от кого-то молодого и пышущего здоровьем.
Поэтому больше не стал задерживаться, а быстро увел гостей во внутренние коридоры, на ходу лишь махнув рукой в сторону харчевни:
– Там столуются обитатели пейчеры. – Открыв номер и припомнив рассказ, как тут осматривался Борей, указал на предметы мебели, перечисляя их, и отдельно показал на пластины, поочередно нажимая их и регулируя освещение: – Люмен! У нас в столице используется повсеместно! – Затем несколько ошарашенно присмотрелся к заметавшимся по комнате девицам, которые с восклицаниями осматривали каждую вещь своего братца, и только после этого стал прощаться: – Все, до скорого! Постараюсь вечером заскочить! – И, уже закрывая за собой дверь, добавил из коридора: – Если будет повод зайти!
Возле харчевни он столкнулся с поджидающим его Емляном. Тот выглядел рассерженным и взвинченным.
– Еле удалось эту несносную Мансану успокоить и заставить сидеть на месте. Думал, привязывать придется, настолько она разум потеряла. Все в слезах порывалась бежать к этим девицам и вымаливать у них прощения. До сих пор только себя винит в этом несчастье.
– Вообще ее лучше на весь день домой отправить. А уже завтра, когда ты этих сестричек деликатно введешь в курс дела…
– Ох! Не нравятся мне их пронизывающие взгляды и пристрастие к скользким вопросам, – признался хозяин гостиницы, прикладывая ладонь к груди в районе сердца. – Такое впечатление, что они малого братца совсем не любили, но как только правду о его гибели узнают, начнут все вокруг ломать, жечь и резать. Какие-то они…
– Дикие-дикие?
– Если не хуже! Так что, дружище, и тебе придется мне завтра в объяснениях помогать. Супругу в это втягивать не хочу, а сам могу и не справиться. И не вздумай отнекиваться!..
Круст покривился, но сразу и вздохнул с согласием:
– Ладно, отпрошусь я завтра с самого утра и во время завтрака нагряну. Раз уж свела нас судьба с этим парнем, окажем его родственникам последнюю услугу.
Оба двинулись к выходу из гостиницы, и Емлян показал головой на внутренние коридоры:
– А как они к его вещам отнеслись?
– Да нормально. Сразу все знакомое выделили и отдельно новые вещи рассмотрели, уже здесь купленные. Такое впечатление, что это лично они его в дальнюю дорогу собирали.
– О-хо-хо! Тем хуже получается: вдруг они его и любили хоть немножко? Кто этих горцев необузданных знает!
– Ничего, в крайнем случае и в самом деле свяжем. Да и вашшуну постараюсь с собой прихватить. Уж она точно поможет девочек успокоить.
Только при упоминании о вашшуне старый ветеран успокоился и хмыкнул с вернувшимся оптимизмом:
– Вот тогда уже точно справимся!
Глава вторая
Гонки со временем
Весь дальний путь в родную Лаповку я проделал в нервном раздражении и жутком недовольстве. Меня преследовало предчувствие, что я страшно опаздываю и могу не успеть вовремя к месту событий. Только и помогали, что логические рассуждения да скрупулезная расстановка известных мне фактов по полочкам. А когда картина становилась целостной, мои вещие опасения казались ничего не значащим вымыслом.
Да и куда я мог не успеть?
Во-первых, как бы я ни спешил, то, даже умея телепортироваться с места на место, не успел бы остановить девчонок от преднамеренного путешествия в мир Трехщитья. Наверняка они заранее перебрались в Дикий мир и уже там ждали последней оговоренной для моего возвращения минуты. А так как я не вернулся, то Машка скомандует «Старт!» даже в том случае, если прыгать придется в бурлящий вулкан. Она и так долго не могла успокоиться, вынужденно отдав пальму первопроходца новых миров в мои слабенькие ручки.
Во-вторых, моим подругам в новом мире ничего не грозило. В этом я старался убеждать себя ежечасно и ежеминутно. Самые страшные создания того мира – людоеды – зроаки до них не доберутся. Предерзкие зловонные кречи тоже их похитить не смогут. Мои отлично натренированные, физически совершенные подруги хоть и женщины, но уж никак не весят, словно ребенок до десяти, максимум одиннадцати лет. Кто еще им мог угрожать? Страшные колдуньи вашшуны, насколько я смог понять, на женщин никакого негативного влияния не оказывают. Во всех остальных случаях столица империи смотрелась ничем не страшнее нашей деревни Лаповки или города, в котором мы проживали все остальное время.
Конечно, имелись вполне обоснованные опасения, что мои подруги что-то не так скажут, что-то не так сделают, ввяжутся в какой-либо скандал и их элементарно запрут в какую-нибудь каталажку. Но в любом случае короткое лишение свободы ничем смертельным не грозит, скорее и на пользу пойдет некоторым. А уж со своими связями, знакомствами, талантами и «денежными средствами» я любую проблему в самом Рушатроне решу не напрягаясь. Опять-таки если в самый первый момент нашей встречи вдруг не станет известно о моей любовной связи с Мансаной. Что-то я слишком опасался этого момента и никак не мог докопаться до причин такого опасения. Вроде и ничего страшного или постыдного, но как представлю несущуюся на меня со своей рапирой Машку, так сразу плохо становится и ноги подкашиваются. К чему бы это?
Ну и в-третьих, спешить мне никак не следовало по одному простому, очевидному размышлению: выхода обратно на Землю в Рушатроне, а то и во всем тамошнем мире может и не оказаться. При всей несуразной многочисленности символов в лабиринтах Сияющего кургана ни один из них не подвластен простому человеку, а рискнуть и вновь отправиться в замок людоедов ради сомнительного шанса вернуться домой – такое я даже гипотетически представить себе не мог. Меня сразу начинало трясти и лихорадить при одном только упоминании о людоедах.
Поэтому сразу и бесповоротно я вполне сознательно решил: на Землю нам больше вернуться не удастся. Ни мне, ни девчонкам. Значит, следовало взять с собой в мир Трехщитья как можно больше ценного, необходимого и полезного, а взамен оставить у наших родственников твердую уверенность в нашей целостности, безопасности и счастливом существовании. Никогда не забуду тот траур и печаль, которые окутали род Ивлаевых после гибели нашего друга детства Димочки и его родителей. Так что повторного горя ни для кого не хотелось. Пусть уж лучше считают нас предателями, черствыми и бесчеловечными негодниками, неблагодарными чадами, чем сомневаются в нашей жизнедеятельности. Несколько фантастических задумок на эту тему у меня имелось, да и реалии иных миров могли подсказать что угодно.
О своих вещах я тоже не переживал: еще как минимум неделя у меня в пейчере проплачена, и за это время ни одна живая душа в моих вещах копаться не посмеет. Вот была у меня в этом твердая уверенность, была. Да и потом, после истечения сроков оплаты Емлян не сразу отыщет запасной ключ и допустит внутрь членов своей семьи. Потому что о моем пленении и вытекающей из этого факта гибели никто и не догадывается. Вряд ли кто видел, как меня в сумерках с почти безлюдной улицы похитили подлые кречи, а если кто и видел, то будут укорять неизвестную мамашу-ротозейку, не уследившую за сбежавшим из дому ребенком. Связать похищение мальца со взрослым обитателем южной пейчеры никто и никогда не удосужится.
То есть меня наверняка ненавязчиво ищут или попросту ждут скорого возвращения. А так как я никому не должен, то скорее даже не ищут. Ну разве что Мансана изводится.
При воспоминаниях о девушке, открыто возжелавшей связать со мной свое семейное будущее, у меня сладко щемило на сердце и тревожно сосало под ложечкой. Вряд ли у нас что-то путное получится, но в любом случае все интимные разборки следует отложить до момента моего возвращения в Рушатрон.
Но еще больше меня волновали в моих мыслях воспоминания о волшебстве нового мира. Я его помнил отлично, ощущал каждой клеточкой тела, не мог искоренить из сознания. И самое важное: я верил в это волшебство. А значит, следовало возвращаться в Трехщитье в любом случае.
Хотя в то же время и понимал прекрасно: легко не будет. Одни воспоминания о глотании щитов могли вывернуть наизнанку любого человека. А уж о том, как мне промывали желудок, благодаря чему меня спасли в больнице Черкасс, – об этом даже подумать страшно. Просто чудо, что я оказался без сознания и добрые врачи чисто случайно меня спасли. Но где-то в глубине души и сожаление оставалось: так близко был от возможной победы над злой судьбой, и все сорвалось. По большому счету я готов опять, сию минуту проглотить этот мерзкий кусок кожи, настолько сильно, настолько жутко мне хотелось стать здоровым, рослым и сильным! Так почему бы не помечтать о скором будущем?
Вдруг мне и в самом деле удастся купить первый щит, проглотить его и впоследствии выздороветь? Да еще и стать при этом вполне нормальным мужчиной среднего роста? Да что там среднего, согласен и чуть ниже среднего! Даже чуть ниже нормального! Ха! Да тогда я стану самым счастливым человеком во Вселенной! И ради такого выздоровления готов без сомнений покинуть Землю на веки вечные.
Кстати, новый как бы повод для расставания с родителями.
Вот только поверят ли они?
А дорога проносилась подо мной и оставалась сзади длинными километрами асфальта. Мои спасители и благодетели вели себя весьма нейтрально: Геннадий топтал педаль акселератора, а его Зоечка то и дело ставила диск с новыми записями.
Расстались мы поздним вечером на автобусной станции маленького городка, после того как я получил на почте деньги, пересланные родителями, и восполнил денежные потери, понесенные парочкой из-за моих пертурбаций со здоровьем и последующими дорожными перемещениями.
Понятно, что ни Зоя, ни Геннадий полными глупцами или богатыми альтруистами не оказались, деньги взяли и, тепло со мной распрощавшись, укатили по дороге дальше к своей цели. А я остался на развилке двух магистралей, откуда через час отправлялся и мой автобус, почти довозящий до самой Лаповки. Но перебирая в кармане жалкие остатки мелочи, пожалуй, впервые в жизни задумался на тему приличных заработков. Причем не собственных заработков, а тех, которые имели мои родители. Хватит ли им средств, когда они станут старенькими? Смогут ли им помочь остальные родственники? Не поставят ли в укор отсутствие единственного сына, который и должен по гуманитарным меркам всячески поддерживать давших ему жизнь людей на закате их существования?
И так мне это разбередило душу, что вдруг в голову пришла сумасбродная идея: а что, если и отца с мамой забрать в мир Трехщитья? Реально? Еще как! Только и сложностей, что заставить поверить в существование иных миров. Ну и как в них не поверить, если можно пощупать собственными руками? А там пробный шаг в Дикий мир и…
Сорвался с места и побежал искать телефон-автомат. Для одного солидного звонка должно вполне хватить оставшихся денег. Вариантов моего звонка было много: родители могли просто спать в деревенском доме и мобильная связь их не достанет. Могли сорваться в дорогу и уехать сегодня, в субботу, хотя и обещали быть в Лаповке еще целое воскресенье. Вот как раз этот вариант меня больше всего и взволновал, не хватало нам только разминуться! Зато на магистрали отличная связь. Лишь бы мама не дремала в пути и ответила, а то отец ночью так гонит, что на пиликанье мобильника не отвлекается принципиально.
Повезло дважды. Родители были на магистрали, но в город пока не ехали. Наоборот, возвращались в деревню для последней ночевки. Все-таки решили меня дождаться и переговорить о последних моих путешествиях. С этого моя матушка и начала:
– Боренька? Ты все еще в пути?
– Да, мамульчик. Буду в Лаповке только на рассвете. И мне очень нужно с вами встретиться и переговорить.
– И у нас взаимная тяга к разговорам. Родственное, наверное.
– Не сомневаюсь. Значит, утром я вас бужу на завтрак?
– Да нет, – решительно возразила мать, – это мы утром тебя встретим на магистрали и сразу подбросим домой к готовому завтраку. Небось отощал в своих путешествиях?
Я прислушался к собственному желудку, который сразу напомнил о голоде тигриным урчанием, и чуть не подавился нахлынувшей в рот слюной.
– Кхе, кхе. Отощал не отощал, но сейчас бы литровую банку сгущенки выпил не отрываясь.
– Так деньги у тебя еще остались? – заволновалась родительница. – Купи себе хоть чего-то пожевать.
– Тогда до завтра! – успел выкрикнуть я, решив ни в коем случае не бросать последние монетки в телефон-автомат.
После чего поспешил в некое подобие киоска, в котором торговали жвачками, сигаретами, пивом и водкой. Ничего этого мне и даром было не надо, но другого на этой автобусной станции, видимо, никогда не продадут по умолчанию. А кушать хотелось все сильнее, поэтому я заглянул в маленькое оконце, пытаясь рассмотреть опухшее от беспробудной пьянки лицо продавца:
– Эй, парень, а из еды у тебя что-либо есть?
Оказалось, что и такая роскошь имеется, хоть и не пылится за стеклом с решетками. Но вся суть упиралась в наличность, и про разносолы пришлось забыть сразу. Только и получалось: могу купить либо небольшую колбаску докторской в четыреста граммов, либо две буханки серого хлеба. Причем хлеб оказался черствым и твердоватым. Глаза мои жадно пожирали аппетитную колбаску, а здравый рассудок взял под контроль непослушные губы:
– Две буханки. В кулек!
То есть получилось, что в автобус я таки уселся с каким-никаким, но багажом. Да и то от такого мизера водитель недоуменно свел брови на переносице. Билет он проверял слишком уж придирчиво, да и от вопроса не удержался:
– В Лаповку, говоришь? А чего сам-то едешь, малой, без родителей?
– Я вам не малой! – постарался отвечать я баском. – Мне уже восемнадцать. А что ростом не удался, так это еще не повод над калечным посмеиваться.
– Да ладно, извини, – прищурился как-то слишком оценивающе водитель автобуса, возвращая мне билет. – Мне просто по роду работы положено о пассажирах беспокоиться. Вон в Лаповке утром еще темно будет, кто тебя встретит?
– Я сам кого угодно встретить могу! – почти нагрубил я в раздражении.
Уселся я почти на самых задах, ибо две трети мест пустовало. И моя рука сразу, непроизвольно потянулась в кулек. Отщипывал небольшой кусочек, старался неспешно подносить его ко рту и наблюдал за остальными пассажирами. Дел ко мне ни у кого не было, а когда минут через десять тронулись в путь, то вообще большинство попутчиков сразу стали готовиться ко сну. Разве что некоторые еще бродили, выбирая место получше, или общались с водителем. А моя рука заработала с утроенной скоростью. Давно мне такой вкусный хлеб не попадался! Не иначе как местные хлебопеки смело могут выигрывать любые конкурсы на самую ароматную буханку года.
Как оказалось, я отныне тоже могу участвовать в конкурсе на скоростное поедание хлебобулочных изделий. Не прошло и получаса, как моя рука с раздражением уже выгребала последние крошки из кулька. Кушать стало нечего! Зато взамен так захотелось пить, что напала икота. Причем так серьезно напала, зверски. Прям хоть волком вой.
Хорошо еще, что добрые люди не перевелись в юдоли нашей славянской. С заднего сиденья из-за моей спины послышался сочувствующий женский голос:
– Почто хлеб всухомятку ешь? – И как только рассмотрела? Скорее всего, видела меня у киоска. – Аль запить нечем?
– А вот и нечем, – оглянулся я, – тетушка. Поиздержался в пути совсем.
– Эк ты разъикался, болезный. Так всех перебудишь.
– А что делать?..
– Коль хочешь, милок, чаем угощу горячим из термоса. Больше у меня ничего из питья нет.
– О! Да мне даже как-то неудобно напрашиваться, – забормотал я, но тетка уже села со мной рядом со своей сумкой и стала доставать термос.
– Чего тут скромничать, дело житейское. Да и должны люди помогать друг другу. Вот, пей на здоровье! На травах, сама заваривала! И лист брусничный, и малиновый, и мята лесная со зверобоем.
Мне и в самом деле в нос ударил такой букет запахов, что я не сдержал удивленного мычания. Хотя как только начал пить не совсем уж горячий чай, мне вдруг показалось, что я заглатываю в себя змею. Картинка показалась настолько явственной, что я дернулся, икнул и пролил себе на грудь угощение.
– Да что это с тобой? – забеспокоилась тетка. – Сделай сразу несколько больших глотков, икота сразу пройдет.
Подумалось, как я буду выглядеть в глазах попутчицы, если стану плести о какой-то змее. Я прикрыл глаза и в самом деле сделал несколько больших глотков, утешая себя мыслями, что мне мерещатся кошмарные воспоминания той минуты, когда меня силком заставляли проглотить первые щиты. От таких воспоминаний поневоле шизофреником станешь.
Но цель оказалась достигнута, икота прошла, и я с облегчением откинулся на спинку сиденья.
– Спасибо огромное!
Но тетка попалась из тех живчиков, которым в дороге не спится, и теперь она ожидала ответной благодарности за свой чай в виде разговора. Причем вопросами она меня засыпала несколько странными: как мне живется с таким росточком, как вижу свое будущее, не мечтаю ли стать артистом и как вообще отношусь к идее хорошо заработать на ниве цирковых выступлений.
Вначале я хихикал и отшучивался, потом мне стало такое внимание надоедать, а потом на меня вдруг навалилась такая дремотная апатия, что я совершенно перестал отвечать и почти не осознавал, что происходит. Только потом припомнил, что тетка ходила к водителю пару раз да после этого чуть ли не силком вновь пыталась меня напоить чаем. И опять видение проглатываемой змеи заставило меня непроизвольно сопротивляться, отказываясь от лишнего угощения.
А потом мы стали выходить. Краешком сознания я понимал, что до Лаповки автобус еще не доехал, но вот все остальное тело мне уже не подчинялось. Словно сомнамбулу, тетка вывела меня из автобуса, тот уехал, и мы остались вдвоем на ночной и пустынной магистрали. Но тут же моя попутчица резво схватила меня за руку и насильно поволокла по обычной грунтовке в сторону ближайшего леса. Несмотря на свежий и довольно-таки бодрящий ветерок, осознание действительности и чувства осязания ко мне так толком и не вернулись. Как и моя хваленая сообразительность. Апатия, кажется, добралась и до последнего уголка моего сознания, которое продолжало бороться и пыталось что-то зафиксировать в памяти, потому что толстенные деревья – это было последнее, что я помнил.
Очнулся от луча яркого света, бьющего мне в приподнятое чьими-то пальцами веко. Дернулся всем телом и сразу услышал мужской голос:
– Глянь, шевелиться начал коротышка!
– Потому что не всю порцию выпил, – отозвался знакомый теткин голос. – А добавку так вообще расплескал.
– Соображаловки у тебя нет, Ефремовна! – стал сердиться мужчина. – Учишь тебя, учишь!.. На его массу тела и одной кружки с лихвой хватает. Помереть ведь мог!
– Так ведь не помер!
– Это у него реакции только остались. От такой дозы он теперь еще часа два валяться будет.
– Да какая разница? – недоумевала тетка. – Живой, да и ладно. Плати – и я пошла себе. Больно надо задерживаться.
– Э-э, нет! Пока шеф лично товар не осмотрит, ни о каком расчете и речи быть не может. Вдруг он глухонемой? Или вообще работать откажется?
– Что ты мелешь?! – сразу повысила тон Ефремовна. – Когда это я глухонемого подсовывала?
Началась самая обычная ругань из одной ненормативной лексики. Но у меня волосы встали на голове дыбом не по этой причине. Ситуация слишком уж напоминала ту, при которой выкравший меня из Рушатрона кречи торговался со зроаком на стенах крепости Дефосс. Там тоже хотели деньги сразу, но без управляющего торг был неуместен. Так выходит, что я и сейчас попал в нечто подобное?!
Слышал о таком! Читал! Но чтобы самому в такое дерьмо вляпаться?! Кошмар!
Неужели меня опять захватили в некое подобие рабства?
Пришлось напрячь все отупевшие после отравы извилины мозга и фильтровать каждое услышанное слово. Хоть одно радовало: меня кушать не собирались! Использовать на запасные органы – тоже. Убивать ради развлечения – тоже не желали. А вот использовать в некоем развлечении – скорее всего, попробуют. И не просто временно, а с явной мотивацией привлечь меня к работе на постоянной, практически добровольной основе. Потому что, судя по всему, некоей частной цирковой труппе срочно требовались карлики и недоростки для выступлений на подпольных креативах.
Да и куда я мог не успеть?
Во-первых, как бы я ни спешил, то, даже умея телепортироваться с места на место, не успел бы остановить девчонок от преднамеренного путешествия в мир Трехщитья. Наверняка они заранее перебрались в Дикий мир и уже там ждали последней оговоренной для моего возвращения минуты. А так как я не вернулся, то Машка скомандует «Старт!» даже в том случае, если прыгать придется в бурлящий вулкан. Она и так долго не могла успокоиться, вынужденно отдав пальму первопроходца новых миров в мои слабенькие ручки.
Во-вторых, моим подругам в новом мире ничего не грозило. В этом я старался убеждать себя ежечасно и ежеминутно. Самые страшные создания того мира – людоеды – зроаки до них не доберутся. Предерзкие зловонные кречи тоже их похитить не смогут. Мои отлично натренированные, физически совершенные подруги хоть и женщины, но уж никак не весят, словно ребенок до десяти, максимум одиннадцати лет. Кто еще им мог угрожать? Страшные колдуньи вашшуны, насколько я смог понять, на женщин никакого негативного влияния не оказывают. Во всех остальных случаях столица империи смотрелась ничем не страшнее нашей деревни Лаповки или города, в котором мы проживали все остальное время.
Конечно, имелись вполне обоснованные опасения, что мои подруги что-то не так скажут, что-то не так сделают, ввяжутся в какой-либо скандал и их элементарно запрут в какую-нибудь каталажку. Но в любом случае короткое лишение свободы ничем смертельным не грозит, скорее и на пользу пойдет некоторым. А уж со своими связями, знакомствами, талантами и «денежными средствами» я любую проблему в самом Рушатроне решу не напрягаясь. Опять-таки если в самый первый момент нашей встречи вдруг не станет известно о моей любовной связи с Мансаной. Что-то я слишком опасался этого момента и никак не мог докопаться до причин такого опасения. Вроде и ничего страшного или постыдного, но как представлю несущуюся на меня со своей рапирой Машку, так сразу плохо становится и ноги подкашиваются. К чему бы это?
Ну и в-третьих, спешить мне никак не следовало по одному простому, очевидному размышлению: выхода обратно на Землю в Рушатроне, а то и во всем тамошнем мире может и не оказаться. При всей несуразной многочисленности символов в лабиринтах Сияющего кургана ни один из них не подвластен простому человеку, а рискнуть и вновь отправиться в замок людоедов ради сомнительного шанса вернуться домой – такое я даже гипотетически представить себе не мог. Меня сразу начинало трясти и лихорадить при одном только упоминании о людоедах.
Поэтому сразу и бесповоротно я вполне сознательно решил: на Землю нам больше вернуться не удастся. Ни мне, ни девчонкам. Значит, следовало взять с собой в мир Трехщитья как можно больше ценного, необходимого и полезного, а взамен оставить у наших родственников твердую уверенность в нашей целостности, безопасности и счастливом существовании. Никогда не забуду тот траур и печаль, которые окутали род Ивлаевых после гибели нашего друга детства Димочки и его родителей. Так что повторного горя ни для кого не хотелось. Пусть уж лучше считают нас предателями, черствыми и бесчеловечными негодниками, неблагодарными чадами, чем сомневаются в нашей жизнедеятельности. Несколько фантастических задумок на эту тему у меня имелось, да и реалии иных миров могли подсказать что угодно.
О своих вещах я тоже не переживал: еще как минимум неделя у меня в пейчере проплачена, и за это время ни одна живая душа в моих вещах копаться не посмеет. Вот была у меня в этом твердая уверенность, была. Да и потом, после истечения сроков оплаты Емлян не сразу отыщет запасной ключ и допустит внутрь членов своей семьи. Потому что о моем пленении и вытекающей из этого факта гибели никто и не догадывается. Вряд ли кто видел, как меня в сумерках с почти безлюдной улицы похитили подлые кречи, а если кто и видел, то будут укорять неизвестную мамашу-ротозейку, не уследившую за сбежавшим из дому ребенком. Связать похищение мальца со взрослым обитателем южной пейчеры никто и никогда не удосужится.
То есть меня наверняка ненавязчиво ищут или попросту ждут скорого возвращения. А так как я никому не должен, то скорее даже не ищут. Ну разве что Мансана изводится.
При воспоминаниях о девушке, открыто возжелавшей связать со мной свое семейное будущее, у меня сладко щемило на сердце и тревожно сосало под ложечкой. Вряд ли у нас что-то путное получится, но в любом случае все интимные разборки следует отложить до момента моего возвращения в Рушатрон.
Но еще больше меня волновали в моих мыслях воспоминания о волшебстве нового мира. Я его помнил отлично, ощущал каждой клеточкой тела, не мог искоренить из сознания. И самое важное: я верил в это волшебство. А значит, следовало возвращаться в Трехщитье в любом случае.
Хотя в то же время и понимал прекрасно: легко не будет. Одни воспоминания о глотании щитов могли вывернуть наизнанку любого человека. А уж о том, как мне промывали желудок, благодаря чему меня спасли в больнице Черкасс, – об этом даже подумать страшно. Просто чудо, что я оказался без сознания и добрые врачи чисто случайно меня спасли. Но где-то в глубине души и сожаление оставалось: так близко был от возможной победы над злой судьбой, и все сорвалось. По большому счету я готов опять, сию минуту проглотить этот мерзкий кусок кожи, настолько сильно, настолько жутко мне хотелось стать здоровым, рослым и сильным! Так почему бы не помечтать о скором будущем?
Вдруг мне и в самом деле удастся купить первый щит, проглотить его и впоследствии выздороветь? Да еще и стать при этом вполне нормальным мужчиной среднего роста? Да что там среднего, согласен и чуть ниже среднего! Даже чуть ниже нормального! Ха! Да тогда я стану самым счастливым человеком во Вселенной! И ради такого выздоровления готов без сомнений покинуть Землю на веки вечные.
Кстати, новый как бы повод для расставания с родителями.
Вот только поверят ли они?
А дорога проносилась подо мной и оставалась сзади длинными километрами асфальта. Мои спасители и благодетели вели себя весьма нейтрально: Геннадий топтал педаль акселератора, а его Зоечка то и дело ставила диск с новыми записями.
Расстались мы поздним вечером на автобусной станции маленького городка, после того как я получил на почте деньги, пересланные родителями, и восполнил денежные потери, понесенные парочкой из-за моих пертурбаций со здоровьем и последующими дорожными перемещениями.
Понятно, что ни Зоя, ни Геннадий полными глупцами или богатыми альтруистами не оказались, деньги взяли и, тепло со мной распрощавшись, укатили по дороге дальше к своей цели. А я остался на развилке двух магистралей, откуда через час отправлялся и мой автобус, почти довозящий до самой Лаповки. Но перебирая в кармане жалкие остатки мелочи, пожалуй, впервые в жизни задумался на тему приличных заработков. Причем не собственных заработков, а тех, которые имели мои родители. Хватит ли им средств, когда они станут старенькими? Смогут ли им помочь остальные родственники? Не поставят ли в укор отсутствие единственного сына, который и должен по гуманитарным меркам всячески поддерживать давших ему жизнь людей на закате их существования?
И так мне это разбередило душу, что вдруг в голову пришла сумасбродная идея: а что, если и отца с мамой забрать в мир Трехщитья? Реально? Еще как! Только и сложностей, что заставить поверить в существование иных миров. Ну и как в них не поверить, если можно пощупать собственными руками? А там пробный шаг в Дикий мир и…
Сорвался с места и побежал искать телефон-автомат. Для одного солидного звонка должно вполне хватить оставшихся денег. Вариантов моего звонка было много: родители могли просто спать в деревенском доме и мобильная связь их не достанет. Могли сорваться в дорогу и уехать сегодня, в субботу, хотя и обещали быть в Лаповке еще целое воскресенье. Вот как раз этот вариант меня больше всего и взволновал, не хватало нам только разминуться! Зато на магистрали отличная связь. Лишь бы мама не дремала в пути и ответила, а то отец ночью так гонит, что на пиликанье мобильника не отвлекается принципиально.
Повезло дважды. Родители были на магистрали, но в город пока не ехали. Наоборот, возвращались в деревню для последней ночевки. Все-таки решили меня дождаться и переговорить о последних моих путешествиях. С этого моя матушка и начала:
– Боренька? Ты все еще в пути?
– Да, мамульчик. Буду в Лаповке только на рассвете. И мне очень нужно с вами встретиться и переговорить.
– И у нас взаимная тяга к разговорам. Родственное, наверное.
– Не сомневаюсь. Значит, утром я вас бужу на завтрак?
– Да нет, – решительно возразила мать, – это мы утром тебя встретим на магистрали и сразу подбросим домой к готовому завтраку. Небось отощал в своих путешествиях?
Я прислушался к собственному желудку, который сразу напомнил о голоде тигриным урчанием, и чуть не подавился нахлынувшей в рот слюной.
– Кхе, кхе. Отощал не отощал, но сейчас бы литровую банку сгущенки выпил не отрываясь.
– Так деньги у тебя еще остались? – заволновалась родительница. – Купи себе хоть чего-то пожевать.
– Тогда до завтра! – успел выкрикнуть я, решив ни в коем случае не бросать последние монетки в телефон-автомат.
После чего поспешил в некое подобие киоска, в котором торговали жвачками, сигаретами, пивом и водкой. Ничего этого мне и даром было не надо, но другого на этой автобусной станции, видимо, никогда не продадут по умолчанию. А кушать хотелось все сильнее, поэтому я заглянул в маленькое оконце, пытаясь рассмотреть опухшее от беспробудной пьянки лицо продавца:
– Эй, парень, а из еды у тебя что-либо есть?
Оказалось, что и такая роскошь имеется, хоть и не пылится за стеклом с решетками. Но вся суть упиралась в наличность, и про разносолы пришлось забыть сразу. Только и получалось: могу купить либо небольшую колбаску докторской в четыреста граммов, либо две буханки серого хлеба. Причем хлеб оказался черствым и твердоватым. Глаза мои жадно пожирали аппетитную колбаску, а здравый рассудок взял под контроль непослушные губы:
– Две буханки. В кулек!
То есть получилось, что в автобус я таки уселся с каким-никаким, но багажом. Да и то от такого мизера водитель недоуменно свел брови на переносице. Билет он проверял слишком уж придирчиво, да и от вопроса не удержался:
– В Лаповку, говоришь? А чего сам-то едешь, малой, без родителей?
– Я вам не малой! – постарался отвечать я баском. – Мне уже восемнадцать. А что ростом не удался, так это еще не повод над калечным посмеиваться.
– Да ладно, извини, – прищурился как-то слишком оценивающе водитель автобуса, возвращая мне билет. – Мне просто по роду работы положено о пассажирах беспокоиться. Вон в Лаповке утром еще темно будет, кто тебя встретит?
– Я сам кого угодно встретить могу! – почти нагрубил я в раздражении.
Уселся я почти на самых задах, ибо две трети мест пустовало. И моя рука сразу, непроизвольно потянулась в кулек. Отщипывал небольшой кусочек, старался неспешно подносить его ко рту и наблюдал за остальными пассажирами. Дел ко мне ни у кого не было, а когда минут через десять тронулись в путь, то вообще большинство попутчиков сразу стали готовиться ко сну. Разве что некоторые еще бродили, выбирая место получше, или общались с водителем. А моя рука заработала с утроенной скоростью. Давно мне такой вкусный хлеб не попадался! Не иначе как местные хлебопеки смело могут выигрывать любые конкурсы на самую ароматную буханку года.
Как оказалось, я отныне тоже могу участвовать в конкурсе на скоростное поедание хлебобулочных изделий. Не прошло и получаса, как моя рука с раздражением уже выгребала последние крошки из кулька. Кушать стало нечего! Зато взамен так захотелось пить, что напала икота. Причем так серьезно напала, зверски. Прям хоть волком вой.
Хорошо еще, что добрые люди не перевелись в юдоли нашей славянской. С заднего сиденья из-за моей спины послышался сочувствующий женский голос:
– Почто хлеб всухомятку ешь? – И как только рассмотрела? Скорее всего, видела меня у киоска. – Аль запить нечем?
– А вот и нечем, – оглянулся я, – тетушка. Поиздержался в пути совсем.
– Эк ты разъикался, болезный. Так всех перебудишь.
– А что делать?..
– Коль хочешь, милок, чаем угощу горячим из термоса. Больше у меня ничего из питья нет.
– О! Да мне даже как-то неудобно напрашиваться, – забормотал я, но тетка уже села со мной рядом со своей сумкой и стала доставать термос.
– Чего тут скромничать, дело житейское. Да и должны люди помогать друг другу. Вот, пей на здоровье! На травах, сама заваривала! И лист брусничный, и малиновый, и мята лесная со зверобоем.
Мне и в самом деле в нос ударил такой букет запахов, что я не сдержал удивленного мычания. Хотя как только начал пить не совсем уж горячий чай, мне вдруг показалось, что я заглатываю в себя змею. Картинка показалась настолько явственной, что я дернулся, икнул и пролил себе на грудь угощение.
– Да что это с тобой? – забеспокоилась тетка. – Сделай сразу несколько больших глотков, икота сразу пройдет.
Подумалось, как я буду выглядеть в глазах попутчицы, если стану плести о какой-то змее. Я прикрыл глаза и в самом деле сделал несколько больших глотков, утешая себя мыслями, что мне мерещатся кошмарные воспоминания той минуты, когда меня силком заставляли проглотить первые щиты. От таких воспоминаний поневоле шизофреником станешь.
Но цель оказалась достигнута, икота прошла, и я с облегчением откинулся на спинку сиденья.
– Спасибо огромное!
Но тетка попалась из тех живчиков, которым в дороге не спится, и теперь она ожидала ответной благодарности за свой чай в виде разговора. Причем вопросами она меня засыпала несколько странными: как мне живется с таким росточком, как вижу свое будущее, не мечтаю ли стать артистом и как вообще отношусь к идее хорошо заработать на ниве цирковых выступлений.
Вначале я хихикал и отшучивался, потом мне стало такое внимание надоедать, а потом на меня вдруг навалилась такая дремотная апатия, что я совершенно перестал отвечать и почти не осознавал, что происходит. Только потом припомнил, что тетка ходила к водителю пару раз да после этого чуть ли не силком вновь пыталась меня напоить чаем. И опять видение проглатываемой змеи заставило меня непроизвольно сопротивляться, отказываясь от лишнего угощения.
А потом мы стали выходить. Краешком сознания я понимал, что до Лаповки автобус еще не доехал, но вот все остальное тело мне уже не подчинялось. Словно сомнамбулу, тетка вывела меня из автобуса, тот уехал, и мы остались вдвоем на ночной и пустынной магистрали. Но тут же моя попутчица резво схватила меня за руку и насильно поволокла по обычной грунтовке в сторону ближайшего леса. Несмотря на свежий и довольно-таки бодрящий ветерок, осознание действительности и чувства осязания ко мне так толком и не вернулись. Как и моя хваленая сообразительность. Апатия, кажется, добралась и до последнего уголка моего сознания, которое продолжало бороться и пыталось что-то зафиксировать в памяти, потому что толстенные деревья – это было последнее, что я помнил.
Очнулся от луча яркого света, бьющего мне в приподнятое чьими-то пальцами веко. Дернулся всем телом и сразу услышал мужской голос:
– Глянь, шевелиться начал коротышка!
– Потому что не всю порцию выпил, – отозвался знакомый теткин голос. – А добавку так вообще расплескал.
– Соображаловки у тебя нет, Ефремовна! – стал сердиться мужчина. – Учишь тебя, учишь!.. На его массу тела и одной кружки с лихвой хватает. Помереть ведь мог!
– Так ведь не помер!
– Это у него реакции только остались. От такой дозы он теперь еще часа два валяться будет.
– Да какая разница? – недоумевала тетка. – Живой, да и ладно. Плати – и я пошла себе. Больно надо задерживаться.
– Э-э, нет! Пока шеф лично товар не осмотрит, ни о каком расчете и речи быть не может. Вдруг он глухонемой? Или вообще работать откажется?
– Что ты мелешь?! – сразу повысила тон Ефремовна. – Когда это я глухонемого подсовывала?
Началась самая обычная ругань из одной ненормативной лексики. Но у меня волосы встали на голове дыбом не по этой причине. Ситуация слишком уж напоминала ту, при которой выкравший меня из Рушатрона кречи торговался со зроаком на стенах крепости Дефосс. Там тоже хотели деньги сразу, но без управляющего торг был неуместен. Так выходит, что я и сейчас попал в нечто подобное?!
Слышал о таком! Читал! Но чтобы самому в такое дерьмо вляпаться?! Кошмар!
Неужели меня опять захватили в некое подобие рабства?
Пришлось напрячь все отупевшие после отравы извилины мозга и фильтровать каждое услышанное слово. Хоть одно радовало: меня кушать не собирались! Использовать на запасные органы – тоже. Убивать ради развлечения – тоже не желали. А вот использовать в некоем развлечении – скорее всего, попробуют. И не просто временно, а с явной мотивацией привлечь меня к работе на постоянной, практически добровольной основе. Потому что, судя по всему, некоей частной цирковой труппе срочно требовались карлики и недоростки для выступлений на подпольных креативах.