Илана, по-моему, так изумилась моей наглости, что смогла только жалобно воззвать:
– Верен!..
– Это нейра Илана Тен, – поспешил ей на помощь Шлосс. – Моя… э-э-э… гостья.
– Не родственница?
– Нет…
– Чудесно, – ответила я, делая вид, что начисто потеряла интерес к Илане: мол, раз не родственница, то отношения к тяжбе не имеет, и ладно… Надо ли говорить, что на самом деле это было вовсе не так! – Рада знакомству. А что, нейр Шлосс, в котором часу у вас обычно подают ужин?
– Уже скоро! – заторопился Шлосс, делая знаки слуге. – Скоро подадут… Вы успеете отдохнуть с дороги… Сейчас вас проводят в вашу комнату!
Я покладисто отправилась вслед за пожилой служанкой, показавшей мне просторную, чистую и в самую меру протопленную комнату. Мне положительно нравился дом Шлосса! Но не стоило забывать и о цели моего визита…
Я закрыла дверь на засов, чтобы никто не вломился в самый неподходящий момент, настроилась на нужный лад и приготовилась слушать. «Прослушка» – простейший прием, я его освоила еще в раннем детстве и использовала, конечно, в не слишком благовидных целях. Так что же творится в доме?.. Не то, не то, это служанки на кухне спешно сооружают ужин из остатков сегодняшнего обеда и заготовок для завтрака, это конюх чистит лошадей, напевая себе под нос… Ага, вот!
– Верен, зачем вы притащили сюда эту… эту женщину? – возмущалась Илана.
– Видите ли, Илана, мне представился замечательный случай, – оправдывался Шлосс. Так ее, включи свое писательское воображение! – Госпожа Никс – одна из лучших в своей области, и совершенно случайно она оказалась свободна… Разве я мог упустить шанс? Нужно принять ее повежливее, и я уверен, она вынесет решение в мою пользу…
– О да, конечно! – фыркнула Илана. – Она вынесет решение в пользу того, кто ей больше заплатит! И как это она так удачно оказалась свободна накануне праздников?
– Ну… – протянул Шлосс.
– А я вам скажу как! – гневно произнесла Илана. – Отлично провести время за ваш счет – вот чего она хочет. Конечно, на что еще может рассчитывать этакая старая дева! От нее, поди, лошади шарахаются!..
«Ну, это ты зря, – подумала я весело. – Вот как раз лошади меня любят…»
– Ну перестаньте, Илана, – возмутился Шлосс. – Госпожа Никс не давала вам повода так думать о ней!
– Ах, простите… – спохватилась Илана. – Верен, я просто принимаю все ваши проблемы так близко к сердцу, я беспокоилась за вас! Простите меня, пожалуйста…
– Ну что вы, Илана…
Я разорвала контакт и встряхнула головой. Итак, что я могу сказать… Эта Илана – отличная актриса. Окажись на месте Шлосса другой, она бы, несомненно, провела его. Но тот факт, что Шлосс обратился ко мне за помощью, свидетельствует в пользу его ума. А может быть, интуиции, не суть важно. Меня, ясное дело, Илане не обмануть, потому она так и встревожилась при моем появлении: испугалась, что залетная чиновница – а чиновники по природе своей народ цепкий и въедливый, не склонный к романтическим бредням – заподозрит неладное в ее поведении. Что ж, посмотрим, как будут развиваться события…
Меня позвали к ужину, который оказался, как ни странно, вполне сносным. Илана хранила гробовое молчание, глядя в тарелку и изредка посылая Шлоссу проникновенные взгляды, я невозмутимо расправлялась с жареным цыпленком (надеюсь, нейру Тен передергивало от моих манер, вернее, нарочитого отсутствия оных) и расспрашивала Шлосса об истории его тяжбы с соседом вплоть до мельчайших подробностей. В конце концов я сделала глубокомысленное замечание о том, что мне нужно еще поразмыслить и ознакомиться с мнением противоположной стороны, но, скорее всего, вердикт будет вынесен в пользу Шлосса. На этой оптимистической ноте ужин завершился, и я возвестила, что отправляюсь к себе, по пути взглядом намекнув Шлоссу: я желала бы переговорить с ним наедине.
По счастью, Шлосс оказался сообразителен, потому что тут же вызвался показать мне дом, чтобы я не заплутала с непривычки. Илана, всем своим видом выражая презрение, удалилась в свои комнаты, что меня вполне устраивало.
Дом был выстроен просто и удобно, тут не заблудился бы и пятилетний ребенок, но я позволила Шлоссу провести меня в правое крыло, явно нежилое, судя по тому, какой тут царил холод.
– Надо думать, здесь нас некому подслушивать, – заметила я. Магическим способом нас не слушают, за это я ручалась, а вот какой-нибудь слуга…
– Да, здесь никто не живет, – согласился Шлосс. – Это крыло и не отапливается, что зря дрова тратить…
– Вы, должно быть, хотите знать, что я думаю? – поинтересовалась я.
Шлосс явно изнывал от нетерпения.
– Пока рано делать какие бы то ни было выводы, – сказала я. – Для начала мне хотелось бы переговорить с тем молодым человеком, Эрихом. И со слугами. До этого я ничего вам не скажу.
– С Эрихом лучше говорить прямо сейчас, – ответил Шлосс. – Он допоздна не спит… а Илана к нему в это время не заглядывает. А слуги… я скажу, чтобы они отвечали вам на любые вопросы.
– Чудно, – кивнула я. – Проводите меня к Эриху. А сами отправляйтесь к себе, чтобы не вызывать подозрений. Вдруг Илана вздумает наведаться к вам?
Шлосс слегка покраснел, из чего я сделала вывод, что ночной визит уже имел место. Интересно, чем кончилось дело?
– Идемте, я провожу вас, – сказал он, и я последовала за ним.
Обиталище Эриха располагалось в другом крыле здания. Шлосс попросил меня обождать снаружи, чтобы предупредить Эриха, потом предложил войти, а сам испарился. Я была рада, что не пришлось просить его оставить нас наедине: Шлосс оказался на редкость сообразительным человеком.
Войдя в комнату, я не без интереса огляделась по сторонам. Большие окна – днем здесь, должно быть, очень светло, – книжные шкафы, замысловатая конструкция в углу (это оказалась хитроумная подставка, позволяющая лежачему больному писать или рисовать), рисунки на стенах… Воздух был свежим, не спертым, в нем совсем не чувствовалось запаха, присущего жилищам людей, прикованных болезнью к постели. Видно было, что Шлосс в самом деле заботится о своем подопечном.
Я повернулась и встретилась взглядом с молодым человеком, полулежащим на широкой кровати. Если бы я не знала наверняка, что он уже несколько лет лишен способности передвигаться самостоятельно, то ни за что не приняла бы его за калеку. Ясные и умные серые глаза на поразительно некрасивом, но обаятельном худощавом лице смотрели с живым любопытством, а светлая кожа не была болезненно бледной, как это случается у затворников. Я не знала, сколько лет этому человеку, но, по здравом размышлении, решила, что не менее тридцати. Выглядел он моложе, и намного. Я не удержалась от того, чтобы определить характер его травмы. Как ни жаль, Шлосс оказался прав – Эрих покалечился слишком серьезно, маги-медики и так сделали все возможное и даже чуточку больше. Если на то пошло, молодой человек должен был провести вовсе без движения остаток жизни, однако ему еще повезло…
– Вы – Флоссия Нарен, – сказал он утвердительно. – Дядя Верен говорил мне о вас.
– Вы правы. Но сейчас меня зовут Флосси Никс, и я бы попросила вас употреблять именно это имя, – ответила я. Очевидно, Шлосс делился своими планами с Эрихом.
– Я понимаю, – кивнул он. – Нас, к сожалению, не представили, и, должно быть, дядя Верен не назвал вам моего имени. Нейр Эрих Дорж, к вашим услугам.
– Рада знакомству, – церемонно кивнула я и без приглашения заняла кресло рядом с кроватью. – Вы догадываетесь, о чем я хотела поговорить с вами, не так ли?
– Да, – кивнул Эрих. Худые руки с изящными пальцами художника спокойно лежали поверх одеяла – он ничуть не волновался. – Дядя Верен делился со мной своими подозрениями. Больше ведь не с кем, не со слугами же… Так что я в курсе дела.
– Меня, прежде всего, интересует ваше мнение об Илане Тен, – сказала я.
– Мое мнение? – Эрих задумался, и его некрасивое лицо озарилось удивительно приятной улыбкой. – Трудно составить мнение о человеке, которого почти не знаешь, но она мне понравилась… Не потому, что она очень красива, госпожа Никс, хотя это, конечно, тоже… Видите ли, нейра Тен – одна из немногих, у кого мое увечье не вызывает отвращения. Вы тоже из таких…
Я криво усмехнулась в ответ. Сказать ему, что я на своем веку видала куда более неприятные вещи, чем парализованный парень? Нет, не поймет…
– Она ведет себя со мной так, будто я просто немного приболел, – продолжал Эрих. – Почти так же, как дядя Верен. И она частенько заглядывает ко мне поболтать. Я понимаю, это, скорее всего, оттого, что ей просто скучно в этом доме, но все равно… Мне редко доводится с кем-то поговорить, – добавил он, – так что я рад любому собеседнику… Дядя Верен – тот каждый день по нескольку раз заглядывает ко мне, читает вслух отрывки из своего нового романа да просто рассказывает новости…
Я только вздохнула. Шлосс – редкой души человек. Не каждый бы согласился взвалить на себя обузу в виде молодого калеки, который может прожить еще очень долго. Да не просто поручить его заботам слуг, а считать его членом своей семьи…
– Она рассказывает столько всего интересного про столичную жизнь, – продолжал Эрих, – а еще она позволила мне нарисовать ее. Хотите взглянуть?
Я кивнула. Портрет – это может быть интересно.
– Рисунки вон там, на столе, – указал Эрих.
Я поднялась и подошла к широкому столу, заваленному разнообразными папками.
– Та, что сверху, в синем переплете, – подсказал Эрих. Я подала ему папку, и спустя пару секунд он протянул мне рисунок. – Вот…
Я взглянула на набросок. Да, это Илана, без сомнения. Эрих в самом деле талантлив, несколькими штрихами он сумел передать диковатую, необычную красоту Иланы, лицо на портрете казалось поразительно живым. Прелестное личико, исполненное доброжелательности и сострадания…
Меня, однако, заинтересовало не портретное сходство…
– Не подумайте, это не мое воображение, – заметил что-то Эрих в выражении моего лица. – Мне так редко доводится рисовать новые лица с натуры, что я стараюсь ничего не прибавлять от себя. Она на самом деле такая!
«Если Илана на самом деле такова, то ты – гениальный рисовальщик, хотя сам этого не понимаешь», – подумала я. Я знала, так бывает, но воочию видела подобное впервые. Карандаш Эриха изобразил прелестную женщину именно такой, какой видели ее его глаза, вероятно, несколько затуманенные красотой Иланы. Но рука – рука и то особое, неназываемое, что живет в каждом настоящем художнике, – не позволили погрешить против истины, изобразив Илану Тен даже слишком точно. Да, женщина на портрете была прекрасна, она улыбалась, она была воплощенная доброта. Но стоило присмотреться – и становилось ясно, что на самом деле выражает ее взгляд. А во взгляде этом читалась тщательно скрываемая брезгливая жалость, увы, просыпающаяся в большинстве из нас при взгляде на безнадежно покалеченного человека. Думаю, Эрих сам пока не понял, чтó именно нарисовал. Но если верить ему, если он в самом деле не прибавил ничего от себя, то вырисовывается весьма интересная картина…
– Все, что я знаю о ней, я знаю со слов дяди Верена, сама она не очень-то охотно рассказывает о себе, – произнес Эрих, видя мой интерес. – Ничего нового я добавить не могу… Может быть, Ила… нейра Тен просто не хочет рассказывать о тех обстоятельствах, из-за которых она вынуждена скрываться?
– Это другой вопрос, – сказала я, усмехнувшись про себя: Эрих старательно именовал даму нейрой Тен, а с губ его так и рвалось нежное – «Илана»… Похоже, красавица запала художнику в сердце! – А что насчет странных происшествий?
– Это вы о так называемых привидениях? – спросил Эрих. – Не знаю даже… Здесь ничего не происходило. Я вот что заметил, – добавил он, – судя по рассказам дяди Верена и слуг, все эти безобразия случаются там, где их наверняка заметят. Словом, или на кухне, где всегда кто-то толчется, или в гостиной, когда дядя Верен с нейрой Тен трапезничают…
– Любопытно, – прищурилась я. Хм… не является ли слабый магический фон, исходящий от Иланы, первопричиной всех этих таинственных событий? Даже слабенькому магу под силу обрушить со стены картину или заставить посуду прыгать по столу. Но вряд ли Илана сама отправится на кухню… Интересно, есть ли у нее слуги? Нужно будет уточнить. – Вы навели меня на одну мысль. Надо будет кое-что проверить.
В общем-то, разговаривать с Эрихом мне было больше не о чем. Не так уж он много знал, а все, что знал, уже рассказал… Но и уходить почему-то не хотелось. Впрочем…
– Расскажите о себе, – попросила я.
– О себе? – удивился Эрих. – Зачем вам это?
– Пытаюсь понять господина Шлосса, – хмыкнула я.
– Ну, если так… – улыбнулся Эрих. – Только рассказывать особенно нечего. Наше поместье тут неподалеку. Отец дружил с дядей Вереном чуть не с детства, так что я считал его родственником. А когда со мной случилось несчастье, дядя Верен очень мне помог. Я ведь всерьез хотел наложить на себя руки… – Эрих вздохнул. – А потом подумал: если бы меня не сбросила лошадь, отец бы не отступился в своем желании сделать из меня свое подобие… Он, госпожа Никс, был неплохим человеком. А еще отлично ездил верхом, натаскивал собак, охотился, фехтовал и стрелял. Он хотел, чтобы я стал таким же…
– А вы не хотели, – кивнула я.
– Я не хотел, – эхом отозвался Эрих. – Только меня не больно-то спрашивали о моих желаниях. Так вот, к чему я веду… Если не та лошадь, так что-нибудь другое непременно приключилось бы. Например, на охоте я бы нарвался на кабана или медведя. Тогда бы мне точно пришел конец… – Он усмехнулся. – А так… я, по крайней мере, могу заниматься любимым делом…
– Я слышала, ваш отец умер, – осторожно заметила я. – У вас есть еще какая-то родня, так?
– Вы ведете к тому, что кому-то нужна именно моя смерть? – уточнил Эрих, чем немного меня удивил. Хотя… я окинула взглядом книжные шкафы: прочтя столько авантюрных романов… Да и не так сложно было догадаться. – Нет, госпожа Нарен, я здесь точно ни при чем. Да, я был единственным наследником моего отца. Только я добровольно отказался от наследства в пользу родни. Мне-то все это ни к чему… – Он нахмурился. – Те родичи предлагали дяде Верену хотя бы платить за мое содержание, но он обиделся и приказал прогнать их со двора. Сказал, и сам справится…
– Ну что ж, с вами все ясно, – произнесла я. – Давайте поговорим о господине Шлоссе. И не только о нем. Что вы можете рассказать о его жене?
– Малене? – невольно вздрогнул Эрих. – Ну…
– Господин Шлосс сказал, что вы были в нее влюблены, – заметила я.
– При чем тут это?! – дернулся Эрих.
– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, – сухо сказала я. – Я, напомню, являюсь независимым судебным магом и не обязана объяснять свои действия либо вопросы никому, за исключением нанимателя и Совета Коллегии магов.
– Простите… – выдавил Эрих, я явно напугала его резкой сменой тона. Впрочем, ему достало ума не обидеться. – Я просто не ожидал… Ну да, и это даже не тайна – я был влюблен в Малену… Ее все любили. Ее нельзя было не любить…
– Вы не рассчитывали на взаимность?
– Да что вы… – Эрих нервно рассмеялся. – Я же был вдвое моложе ее, и потом, она любила дядю Верена. Нет, я ни на что не надеялся. Просто радовался, что она есть. Малена была нашим солнцем… А потом, – он прикусил нижнюю губу, – потом это солнышко закатилось… Госпожа Никс, возьмите, пожалуйста, вон ту папку, с серыми лентами. Посмотрите, а я пока расскажу…
Я перебирала рисунки и слушала Эриха. На рисунках была Малена Шлосс. Малена, Малена, Малена, то одна, то с детьми, то с мужем, веселая, задумчивая, рассерженная, но никогда – печальная. Я уже поняла – это была женщина редкостно жизнелюбивая и сильная характером. Должно быть, они со Шлоссом составляли отличную пару…
Эрих негромко рассказывал все, что помнил, а помнил он немало, и я убеждалась в правильности своих выводов. Но больше, чем давно покойная Малена Шлосс, меня интересовал ее супруг. Встречаются же такие люди – и не по-одиночке, а вот так, парами… Шлосс в самом деле обожал жену и не забыл ее, похоронив. Помнил, любил, печалился, но не позволил светлой печали перерасти в черную тоску и отравить жизнь себе и детям. Да, в доме все осталось, как было при Малене, но он не стал пыльным склепом, предназначенным лишь для того, чтобы хранить память о покойной хозяйке. Да, Шлосс не женился во второй раз, не желая предавать память жены, но не стал женоненавистником… При жизни Малена Шлосс была светлым человеком, такой она осталась и после смерти. И понятно, в общем-то, почему Шлосс пригрел Эриха – не просто как сына старого друга, но и как человека, знавшего, помнившего и любившего Малену… Должно быть, Шлоссу было очень одиноко в большом старом доме, в особенности когда выросшие дети разъехались кто куда. Эрих же всегда оставался с ним…
– Теперь я, кажется, могу понять, почему господин Шлосс не вполне доверяет Илане, – заметила я, когда Эрих остановился перевести дыхание. Шлосс привык к искренности в словах и поступках, и игра Иланы, пусть даже превосходная игра, не могла не насторожить его. – Но я до сих пор не понимаю другого: зачем бы ей мог понадобиться весь этот спектакль?
– Я тоже долго над этим думал, госпожа Нарен, – сознался Эрих. – Может быть, она хочет женить дядю Верена на себе? Но ради чего? Нет у него никаких несметных богатств, ради которых стоило бы пойти на это… Да и наследники у него имеются, он вам говорил? Сын Марен, дочь Алисса и внуки… – Он нахмурился. – А когда начались все эти странности, я, грешным делом, подумал, не собирается ли кто-то выжить дядю Верена из дома? Но зачем?!
– Вот это-то меня и интересует больше всего, – негромко произнесла я, поднимаясь и возвращая папку с рисунками на положенное место. Ради чего? Зачем? Когда я узнаю ответы на эти вопросы, я раскрою это дело. – Спасибо вам. Вы многое прояснили для меня. Доброй ночи.
– Доброй ночи, – отозвался Эрих.
Ночью мне не спалось, как обычно, когда у меня имеется слишком много неструктурированной информации. Заснуть мне удается, только когда я привожу все данные в мало-мальский порядок, но сегодня дело не клеилось. По отдельности раздобытые мною сведения о Верене Шлоссе друг другу не противоречили, но вот Илана Тен и таинственные происшествия, в самом деле словно призванные выжить Шлосса из дома, никак не желали вписываться в общую картину. Либо Илана и вовсе тут ни при чем, во что мне не верилось, либо мне не хватает каких-то деталей, что много более вероятно. Нужен мотив… В конце концов мне надоело так и сяк вертеть всевозможные фантастические версии происходящего, я наложила сама на себя простенькое сонное заклинание и сумела наконец уснуть…
Следующие два дня не принесли ровным счетом никаких результатов. Я бродила по поместью и приставала с вопросами к каждому встречному. Предупрежденные Шлоссом, слуги в самом деле отвечали на любые мои вопросы, не то чтобы с особенной охотой, но правдиво. Уж правду от откровенной лжи я отличать умею, научилась за столько лет работы. Ничего нового я не узнала. Все без исключения хорошо относились к хозяину поместья, поминали добрым словом его жену и детей и недолюбливали Илану. Своим высокомерием красавица за короткий срок сумела восстановить против себя решительно всю челядь. Очень опрометчиво с ее стороны, надо сказать. Прислуга – не такая ничтожная величина, чтобы с нею не считаться, особенно если слуги не конфликтуют между собой и готовы дружно выступить на защиту любимого хозяина.
Я была права – у Иланы имелся слуга, один-единственный. Более чем странно для нейры, какой она себя заявляла. Где же это видано, чтобы дама путешествовала даже без горничной! Я уже не говорю о парочке лакеев и кучере – Илана ведь прибыла в карете. Слуга же ее – увидеть мне его удалось лишь издалека, этот субъект упорно избегал общения со мною, что наводило на дополнительные подозрения, – отнюдь не казался мастером на все руки, способным и обиходить лошадей, и зашнуровать хозяйке корсет. Если честно, больше всего он походил на верного телохранителя, что, конечно, вписывалось в изложенную Иланой версию о том, что она, знатная дама, в силу обстоятельств вынуждена была от кого-то бежать и скрываться в глуши, но никак не объясняло его нежелания общаться со мною. Впрочем, и со здешними слугами этот человек почти не разговаривал, что отнюдь не способствовало зарождению хорошего к нему отношения.
Что касается пресловутых таинственных происшествий, то со времени моего появления в поместье шаловливые духи определенно притихли: своими глазами я не увидела ни одного проявления действия потусторонних сил. Правда, затишье наступило только в господских покоях, на кухне же по-прежнему творились всякие безобразия. Одну из поварих чуть не обварило кипятком из невесть с чего перевернувшегося котла, девочка-посудомойка ухитрилась разбить половину обеденного сервиза, хотя до той поры не кокнула ни единого блюдца, за что ее особенно ценили, а несколько кушаний оказались безнадежно испорченными. Заглянув как-то на кухню, я провела тщательнейшее обследование помещения и обнаружила признаки чьего-то осторожного магического воздействия. Однако эти следы заметно отличались от фона, источаемого Иланой, что только укрепило меня во мнении – ее слуга на самом деле никакой не слуга, а напарник.
Крайне хотелось взять красавицу Илану за нежное брюшко и устроить ей допрос с пристрастием, однако повода для этого она до сих пор, увы, не давала. С еще большим удовольствием я бы тесно пообщалась с ее неуловимым слугой, с ним-то уж я бы церемониться не стала, но демаскироваться раньше времени не хотелось. Если я спугну этих двоих, они вполне могут испариться, но это не значит, что с ними исчезнет и опасность, угрожающая Шлоссу. А в том, что эта опасность реальна, я уже почти не сомневалась.
Я облазила весь дом и все окрестности, но не нашла ровным счетом ничего, на что могли бы польститься преступники. Хотя, возможно, я просто не там и не то искала…
Дело осложнялось еще и тем, что судебная чиновница, какой бы дотошной и въедливой она ни была, не могла слишком долго оставаться в «Яблонях». И так уже я бóльшую часть дня болталась по округе, делая вид, что в очередной раз отправилась пообщаться с соседом Шлосса, тем самым, с которым шла тяжба относительно какого-то лужка. Еще немного, и мне придется несолоно хлебавши возвращаться в город… Надо ли говорить, что такая перспектива меня совершенно не устраивала!
Моя интуиция подсказывала мне, что и Илана не слишком заинтересована в затягивании событий. Сия достойная дама с каждым днем делалась все более нервной, со мной разговаривала, с большим трудом не переходя ту грань, за которой знатные дамы забывают о своих великолепных манерах и вцепляются противнице в волосы, как простые торговки, а Шлоссу устраивала настоящие семейные сцены. Я определенно мешала осуществлению ее плана, каким бы он ни был. Так что же, подождать, пока Илана сорвется и допустит какой-либо прокол, или форсировать события? Второй вариант мне нравился куда больше, поэтому я стала ждать походящего случая. Таковой вскоре воспоследовал, нужно было только правильно им воспользоваться…
В один прекрасный день по дороге, ведущей мимо имения Шлосса, проехал одинокий путник, а я очень удачно повстречала его во время очередной верховой прогулки, совершаемой в гордом одиночестве. Молодой человек банально удирал от некого взбешенного мужа, чье чело украсили ветвистые рога, и очень сокрушался по тому поводу, что не успел захватить с собой ни денег, ни даже смены белья. Я решила, что Шлосс не обеднеет, приютив этого бойкого юношу на ночь, ссудила пылкого любовника десятком аров и снабдила несложным поручением. Шлосса я, конечно, предупредила о задуманном через Эриха – наедине я с хозяином имения старалась не встречаться, чтобы не вызывать у Иланы лишних подозрений. (Честно говоря, эта игра в кошки-мышки уже стала мне надоедать: я предпочитаю раскрывать уже совершенные преступления, а не искать то – неведомо что, но деваться было некуда.)
На следующее утро молодой человек, заметно повеселевший и немного разбогатевший, покинул «Яблони», а в доме началась легкая суета. Проветривались и протапливались комнаты правого крыла, вытряхивались и сушились перины, вынималось свежее постельное белье, драились полы и протирались окна. На резонный вопрос Иланы о том, что, собственно, происходит, Шлосс, сияя, показал ей письмо, написанное изящным женским почерком (пришлось серьезно потрудиться, обычно я пишу как курица лапой), и изложил новости. Оказывается, живущая в городе Алисса, дочь Шлосса, с нарочным передала отцу записку. Она, видите ли, в последнее время стала неважно себя чувствовать, и врачи предписали ей для поправки здоровья полный покой и свежий воздух, а где же получить все это, как не в родном имении! Таким образом, выходило, что Алисса с двумя детьми сразу после праздников прибудет в «Яблони» и поселится в нем на неопределенно долгий срок, а муж ее, конечно, станет навещать любимую жену, по меньшей мере раз в неделю. Шлосс сиял неподдельной радостью (в этом кругленьком человечке дремал недюжинный актерский талант), что и немудрено: дочь он очень любил. Илана, узнав новости, заметно изменилась в лице. Присутствие в доме незаезжей чиновницы, которая не сегодня завтра уберется восвояси, а родной дочери Шлосса, готовой обосноваться тут надолго, явно не было ей нужно. Надеюсь, я не ошиблась в своих расчетах и Илана начнет действовать немедленно…
– Верен!..
– Это нейра Илана Тен, – поспешил ей на помощь Шлосс. – Моя… э-э-э… гостья.
– Не родственница?
– Нет…
– Чудесно, – ответила я, делая вид, что начисто потеряла интерес к Илане: мол, раз не родственница, то отношения к тяжбе не имеет, и ладно… Надо ли говорить, что на самом деле это было вовсе не так! – Рада знакомству. А что, нейр Шлосс, в котором часу у вас обычно подают ужин?
– Уже скоро! – заторопился Шлосс, делая знаки слуге. – Скоро подадут… Вы успеете отдохнуть с дороги… Сейчас вас проводят в вашу комнату!
Я покладисто отправилась вслед за пожилой служанкой, показавшей мне просторную, чистую и в самую меру протопленную комнату. Мне положительно нравился дом Шлосса! Но не стоило забывать и о цели моего визита…
Я закрыла дверь на засов, чтобы никто не вломился в самый неподходящий момент, настроилась на нужный лад и приготовилась слушать. «Прослушка» – простейший прием, я его освоила еще в раннем детстве и использовала, конечно, в не слишком благовидных целях. Так что же творится в доме?.. Не то, не то, это служанки на кухне спешно сооружают ужин из остатков сегодняшнего обеда и заготовок для завтрака, это конюх чистит лошадей, напевая себе под нос… Ага, вот!
– Верен, зачем вы притащили сюда эту… эту женщину? – возмущалась Илана.
– Видите ли, Илана, мне представился замечательный случай, – оправдывался Шлосс. Так ее, включи свое писательское воображение! – Госпожа Никс – одна из лучших в своей области, и совершенно случайно она оказалась свободна… Разве я мог упустить шанс? Нужно принять ее повежливее, и я уверен, она вынесет решение в мою пользу…
– О да, конечно! – фыркнула Илана. – Она вынесет решение в пользу того, кто ей больше заплатит! И как это она так удачно оказалась свободна накануне праздников?
– Ну… – протянул Шлосс.
– А я вам скажу как! – гневно произнесла Илана. – Отлично провести время за ваш счет – вот чего она хочет. Конечно, на что еще может рассчитывать этакая старая дева! От нее, поди, лошади шарахаются!..
«Ну, это ты зря, – подумала я весело. – Вот как раз лошади меня любят…»
– Ну перестаньте, Илана, – возмутился Шлосс. – Госпожа Никс не давала вам повода так думать о ней!
– Ах, простите… – спохватилась Илана. – Верен, я просто принимаю все ваши проблемы так близко к сердцу, я беспокоилась за вас! Простите меня, пожалуйста…
– Ну что вы, Илана…
Я разорвала контакт и встряхнула головой. Итак, что я могу сказать… Эта Илана – отличная актриса. Окажись на месте Шлосса другой, она бы, несомненно, провела его. Но тот факт, что Шлосс обратился ко мне за помощью, свидетельствует в пользу его ума. А может быть, интуиции, не суть важно. Меня, ясное дело, Илане не обмануть, потому она так и встревожилась при моем появлении: испугалась, что залетная чиновница – а чиновники по природе своей народ цепкий и въедливый, не склонный к романтическим бредням – заподозрит неладное в ее поведении. Что ж, посмотрим, как будут развиваться события…
Меня позвали к ужину, который оказался, как ни странно, вполне сносным. Илана хранила гробовое молчание, глядя в тарелку и изредка посылая Шлоссу проникновенные взгляды, я невозмутимо расправлялась с жареным цыпленком (надеюсь, нейру Тен передергивало от моих манер, вернее, нарочитого отсутствия оных) и расспрашивала Шлосса об истории его тяжбы с соседом вплоть до мельчайших подробностей. В конце концов я сделала глубокомысленное замечание о том, что мне нужно еще поразмыслить и ознакомиться с мнением противоположной стороны, но, скорее всего, вердикт будет вынесен в пользу Шлосса. На этой оптимистической ноте ужин завершился, и я возвестила, что отправляюсь к себе, по пути взглядом намекнув Шлоссу: я желала бы переговорить с ним наедине.
По счастью, Шлосс оказался сообразителен, потому что тут же вызвался показать мне дом, чтобы я не заплутала с непривычки. Илана, всем своим видом выражая презрение, удалилась в свои комнаты, что меня вполне устраивало.
Дом был выстроен просто и удобно, тут не заблудился бы и пятилетний ребенок, но я позволила Шлоссу провести меня в правое крыло, явно нежилое, судя по тому, какой тут царил холод.
– Надо думать, здесь нас некому подслушивать, – заметила я. Магическим способом нас не слушают, за это я ручалась, а вот какой-нибудь слуга…
– Да, здесь никто не живет, – согласился Шлосс. – Это крыло и не отапливается, что зря дрова тратить…
– Вы, должно быть, хотите знать, что я думаю? – поинтересовалась я.
Шлосс явно изнывал от нетерпения.
– Пока рано делать какие бы то ни было выводы, – сказала я. – Для начала мне хотелось бы переговорить с тем молодым человеком, Эрихом. И со слугами. До этого я ничего вам не скажу.
– С Эрихом лучше говорить прямо сейчас, – ответил Шлосс. – Он допоздна не спит… а Илана к нему в это время не заглядывает. А слуги… я скажу, чтобы они отвечали вам на любые вопросы.
– Чудно, – кивнула я. – Проводите меня к Эриху. А сами отправляйтесь к себе, чтобы не вызывать подозрений. Вдруг Илана вздумает наведаться к вам?
Шлосс слегка покраснел, из чего я сделала вывод, что ночной визит уже имел место. Интересно, чем кончилось дело?
– Идемте, я провожу вас, – сказал он, и я последовала за ним.
Обиталище Эриха располагалось в другом крыле здания. Шлосс попросил меня обождать снаружи, чтобы предупредить Эриха, потом предложил войти, а сам испарился. Я была рада, что не пришлось просить его оставить нас наедине: Шлосс оказался на редкость сообразительным человеком.
Войдя в комнату, я не без интереса огляделась по сторонам. Большие окна – днем здесь, должно быть, очень светло, – книжные шкафы, замысловатая конструкция в углу (это оказалась хитроумная подставка, позволяющая лежачему больному писать или рисовать), рисунки на стенах… Воздух был свежим, не спертым, в нем совсем не чувствовалось запаха, присущего жилищам людей, прикованных болезнью к постели. Видно было, что Шлосс в самом деле заботится о своем подопечном.
Я повернулась и встретилась взглядом с молодым человеком, полулежащим на широкой кровати. Если бы я не знала наверняка, что он уже несколько лет лишен способности передвигаться самостоятельно, то ни за что не приняла бы его за калеку. Ясные и умные серые глаза на поразительно некрасивом, но обаятельном худощавом лице смотрели с живым любопытством, а светлая кожа не была болезненно бледной, как это случается у затворников. Я не знала, сколько лет этому человеку, но, по здравом размышлении, решила, что не менее тридцати. Выглядел он моложе, и намного. Я не удержалась от того, чтобы определить характер его травмы. Как ни жаль, Шлосс оказался прав – Эрих покалечился слишком серьезно, маги-медики и так сделали все возможное и даже чуточку больше. Если на то пошло, молодой человек должен был провести вовсе без движения остаток жизни, однако ему еще повезло…
– Вы – Флоссия Нарен, – сказал он утвердительно. – Дядя Верен говорил мне о вас.
– Вы правы. Но сейчас меня зовут Флосси Никс, и я бы попросила вас употреблять именно это имя, – ответила я. Очевидно, Шлосс делился своими планами с Эрихом.
– Я понимаю, – кивнул он. – Нас, к сожалению, не представили, и, должно быть, дядя Верен не назвал вам моего имени. Нейр Эрих Дорж, к вашим услугам.
– Рада знакомству, – церемонно кивнула я и без приглашения заняла кресло рядом с кроватью. – Вы догадываетесь, о чем я хотела поговорить с вами, не так ли?
– Да, – кивнул Эрих. Худые руки с изящными пальцами художника спокойно лежали поверх одеяла – он ничуть не волновался. – Дядя Верен делился со мной своими подозрениями. Больше ведь не с кем, не со слугами же… Так что я в курсе дела.
– Меня, прежде всего, интересует ваше мнение об Илане Тен, – сказала я.
– Мое мнение? – Эрих задумался, и его некрасивое лицо озарилось удивительно приятной улыбкой. – Трудно составить мнение о человеке, которого почти не знаешь, но она мне понравилась… Не потому, что она очень красива, госпожа Никс, хотя это, конечно, тоже… Видите ли, нейра Тен – одна из немногих, у кого мое увечье не вызывает отвращения. Вы тоже из таких…
Я криво усмехнулась в ответ. Сказать ему, что я на своем веку видала куда более неприятные вещи, чем парализованный парень? Нет, не поймет…
– Она ведет себя со мной так, будто я просто немного приболел, – продолжал Эрих. – Почти так же, как дядя Верен. И она частенько заглядывает ко мне поболтать. Я понимаю, это, скорее всего, оттого, что ей просто скучно в этом доме, но все равно… Мне редко доводится с кем-то поговорить, – добавил он, – так что я рад любому собеседнику… Дядя Верен – тот каждый день по нескольку раз заглядывает ко мне, читает вслух отрывки из своего нового романа да просто рассказывает новости…
Я только вздохнула. Шлосс – редкой души человек. Не каждый бы согласился взвалить на себя обузу в виде молодого калеки, который может прожить еще очень долго. Да не просто поручить его заботам слуг, а считать его членом своей семьи…
– Она рассказывает столько всего интересного про столичную жизнь, – продолжал Эрих, – а еще она позволила мне нарисовать ее. Хотите взглянуть?
Я кивнула. Портрет – это может быть интересно.
– Рисунки вон там, на столе, – указал Эрих.
Я поднялась и подошла к широкому столу, заваленному разнообразными папками.
– Та, что сверху, в синем переплете, – подсказал Эрих. Я подала ему папку, и спустя пару секунд он протянул мне рисунок. – Вот…
Я взглянула на набросок. Да, это Илана, без сомнения. Эрих в самом деле талантлив, несколькими штрихами он сумел передать диковатую, необычную красоту Иланы, лицо на портрете казалось поразительно живым. Прелестное личико, исполненное доброжелательности и сострадания…
Меня, однако, заинтересовало не портретное сходство…
– Не подумайте, это не мое воображение, – заметил что-то Эрих в выражении моего лица. – Мне так редко доводится рисовать новые лица с натуры, что я стараюсь ничего не прибавлять от себя. Она на самом деле такая!
«Если Илана на самом деле такова, то ты – гениальный рисовальщик, хотя сам этого не понимаешь», – подумала я. Я знала, так бывает, но воочию видела подобное впервые. Карандаш Эриха изобразил прелестную женщину именно такой, какой видели ее его глаза, вероятно, несколько затуманенные красотой Иланы. Но рука – рука и то особое, неназываемое, что живет в каждом настоящем художнике, – не позволили погрешить против истины, изобразив Илану Тен даже слишком точно. Да, женщина на портрете была прекрасна, она улыбалась, она была воплощенная доброта. Но стоило присмотреться – и становилось ясно, что на самом деле выражает ее взгляд. А во взгляде этом читалась тщательно скрываемая брезгливая жалость, увы, просыпающаяся в большинстве из нас при взгляде на безнадежно покалеченного человека. Думаю, Эрих сам пока не понял, чтó именно нарисовал. Но если верить ему, если он в самом деле не прибавил ничего от себя, то вырисовывается весьма интересная картина…
– Все, что я знаю о ней, я знаю со слов дяди Верена, сама она не очень-то охотно рассказывает о себе, – произнес Эрих, видя мой интерес. – Ничего нового я добавить не могу… Может быть, Ила… нейра Тен просто не хочет рассказывать о тех обстоятельствах, из-за которых она вынуждена скрываться?
– Это другой вопрос, – сказала я, усмехнувшись про себя: Эрих старательно именовал даму нейрой Тен, а с губ его так и рвалось нежное – «Илана»… Похоже, красавица запала художнику в сердце! – А что насчет странных происшествий?
– Это вы о так называемых привидениях? – спросил Эрих. – Не знаю даже… Здесь ничего не происходило. Я вот что заметил, – добавил он, – судя по рассказам дяди Верена и слуг, все эти безобразия случаются там, где их наверняка заметят. Словом, или на кухне, где всегда кто-то толчется, или в гостиной, когда дядя Верен с нейрой Тен трапезничают…
– Любопытно, – прищурилась я. Хм… не является ли слабый магический фон, исходящий от Иланы, первопричиной всех этих таинственных событий? Даже слабенькому магу под силу обрушить со стены картину или заставить посуду прыгать по столу. Но вряд ли Илана сама отправится на кухню… Интересно, есть ли у нее слуги? Нужно будет уточнить. – Вы навели меня на одну мысль. Надо будет кое-что проверить.
В общем-то, разговаривать с Эрихом мне было больше не о чем. Не так уж он много знал, а все, что знал, уже рассказал… Но и уходить почему-то не хотелось. Впрочем…
– Расскажите о себе, – попросила я.
– О себе? – удивился Эрих. – Зачем вам это?
– Пытаюсь понять господина Шлосса, – хмыкнула я.
– Ну, если так… – улыбнулся Эрих. – Только рассказывать особенно нечего. Наше поместье тут неподалеку. Отец дружил с дядей Вереном чуть не с детства, так что я считал его родственником. А когда со мной случилось несчастье, дядя Верен очень мне помог. Я ведь всерьез хотел наложить на себя руки… – Эрих вздохнул. – А потом подумал: если бы меня не сбросила лошадь, отец бы не отступился в своем желании сделать из меня свое подобие… Он, госпожа Никс, был неплохим человеком. А еще отлично ездил верхом, натаскивал собак, охотился, фехтовал и стрелял. Он хотел, чтобы я стал таким же…
– А вы не хотели, – кивнула я.
– Я не хотел, – эхом отозвался Эрих. – Только меня не больно-то спрашивали о моих желаниях. Так вот, к чему я веду… Если не та лошадь, так что-нибудь другое непременно приключилось бы. Например, на охоте я бы нарвался на кабана или медведя. Тогда бы мне точно пришел конец… – Он усмехнулся. – А так… я, по крайней мере, могу заниматься любимым делом…
– Я слышала, ваш отец умер, – осторожно заметила я. – У вас есть еще какая-то родня, так?
– Вы ведете к тому, что кому-то нужна именно моя смерть? – уточнил Эрих, чем немного меня удивил. Хотя… я окинула взглядом книжные шкафы: прочтя столько авантюрных романов… Да и не так сложно было догадаться. – Нет, госпожа Нарен, я здесь точно ни при чем. Да, я был единственным наследником моего отца. Только я добровольно отказался от наследства в пользу родни. Мне-то все это ни к чему… – Он нахмурился. – Те родичи предлагали дяде Верену хотя бы платить за мое содержание, но он обиделся и приказал прогнать их со двора. Сказал, и сам справится…
– Ну что ж, с вами все ясно, – произнесла я. – Давайте поговорим о господине Шлоссе. И не только о нем. Что вы можете рассказать о его жене?
– Малене? – невольно вздрогнул Эрих. – Ну…
– Господин Шлосс сказал, что вы были в нее влюблены, – заметила я.
– При чем тут это?! – дернулся Эрих.
– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, – сухо сказала я. – Я, напомню, являюсь независимым судебным магом и не обязана объяснять свои действия либо вопросы никому, за исключением нанимателя и Совета Коллегии магов.
– Простите… – выдавил Эрих, я явно напугала его резкой сменой тона. Впрочем, ему достало ума не обидеться. – Я просто не ожидал… Ну да, и это даже не тайна – я был влюблен в Малену… Ее все любили. Ее нельзя было не любить…
– Вы не рассчитывали на взаимность?
– Да что вы… – Эрих нервно рассмеялся. – Я же был вдвое моложе ее, и потом, она любила дядю Верена. Нет, я ни на что не надеялся. Просто радовался, что она есть. Малена была нашим солнцем… А потом, – он прикусил нижнюю губу, – потом это солнышко закатилось… Госпожа Никс, возьмите, пожалуйста, вон ту папку, с серыми лентами. Посмотрите, а я пока расскажу…
Я перебирала рисунки и слушала Эриха. На рисунках была Малена Шлосс. Малена, Малена, Малена, то одна, то с детьми, то с мужем, веселая, задумчивая, рассерженная, но никогда – печальная. Я уже поняла – это была женщина редкостно жизнелюбивая и сильная характером. Должно быть, они со Шлоссом составляли отличную пару…
Эрих негромко рассказывал все, что помнил, а помнил он немало, и я убеждалась в правильности своих выводов. Но больше, чем давно покойная Малена Шлосс, меня интересовал ее супруг. Встречаются же такие люди – и не по-одиночке, а вот так, парами… Шлосс в самом деле обожал жену и не забыл ее, похоронив. Помнил, любил, печалился, но не позволил светлой печали перерасти в черную тоску и отравить жизнь себе и детям. Да, в доме все осталось, как было при Малене, но он не стал пыльным склепом, предназначенным лишь для того, чтобы хранить память о покойной хозяйке. Да, Шлосс не женился во второй раз, не желая предавать память жены, но не стал женоненавистником… При жизни Малена Шлосс была светлым человеком, такой она осталась и после смерти. И понятно, в общем-то, почему Шлосс пригрел Эриха – не просто как сына старого друга, но и как человека, знавшего, помнившего и любившего Малену… Должно быть, Шлоссу было очень одиноко в большом старом доме, в особенности когда выросшие дети разъехались кто куда. Эрих же всегда оставался с ним…
– Теперь я, кажется, могу понять, почему господин Шлосс не вполне доверяет Илане, – заметила я, когда Эрих остановился перевести дыхание. Шлосс привык к искренности в словах и поступках, и игра Иланы, пусть даже превосходная игра, не могла не насторожить его. – Но я до сих пор не понимаю другого: зачем бы ей мог понадобиться весь этот спектакль?
– Я тоже долго над этим думал, госпожа Нарен, – сознался Эрих. – Может быть, она хочет женить дядю Верена на себе? Но ради чего? Нет у него никаких несметных богатств, ради которых стоило бы пойти на это… Да и наследники у него имеются, он вам говорил? Сын Марен, дочь Алисса и внуки… – Он нахмурился. – А когда начались все эти странности, я, грешным делом, подумал, не собирается ли кто-то выжить дядю Верена из дома? Но зачем?!
– Вот это-то меня и интересует больше всего, – негромко произнесла я, поднимаясь и возвращая папку с рисунками на положенное место. Ради чего? Зачем? Когда я узнаю ответы на эти вопросы, я раскрою это дело. – Спасибо вам. Вы многое прояснили для меня. Доброй ночи.
– Доброй ночи, – отозвался Эрих.
Ночью мне не спалось, как обычно, когда у меня имеется слишком много неструктурированной информации. Заснуть мне удается, только когда я привожу все данные в мало-мальский порядок, но сегодня дело не клеилось. По отдельности раздобытые мною сведения о Верене Шлоссе друг другу не противоречили, но вот Илана Тен и таинственные происшествия, в самом деле словно призванные выжить Шлосса из дома, никак не желали вписываться в общую картину. Либо Илана и вовсе тут ни при чем, во что мне не верилось, либо мне не хватает каких-то деталей, что много более вероятно. Нужен мотив… В конце концов мне надоело так и сяк вертеть всевозможные фантастические версии происходящего, я наложила сама на себя простенькое сонное заклинание и сумела наконец уснуть…
Следующие два дня не принесли ровным счетом никаких результатов. Я бродила по поместью и приставала с вопросами к каждому встречному. Предупрежденные Шлоссом, слуги в самом деле отвечали на любые мои вопросы, не то чтобы с особенной охотой, но правдиво. Уж правду от откровенной лжи я отличать умею, научилась за столько лет работы. Ничего нового я не узнала. Все без исключения хорошо относились к хозяину поместья, поминали добрым словом его жену и детей и недолюбливали Илану. Своим высокомерием красавица за короткий срок сумела восстановить против себя решительно всю челядь. Очень опрометчиво с ее стороны, надо сказать. Прислуга – не такая ничтожная величина, чтобы с нею не считаться, особенно если слуги не конфликтуют между собой и готовы дружно выступить на защиту любимого хозяина.
Я была права – у Иланы имелся слуга, один-единственный. Более чем странно для нейры, какой она себя заявляла. Где же это видано, чтобы дама путешествовала даже без горничной! Я уже не говорю о парочке лакеев и кучере – Илана ведь прибыла в карете. Слуга же ее – увидеть мне его удалось лишь издалека, этот субъект упорно избегал общения со мною, что наводило на дополнительные подозрения, – отнюдь не казался мастером на все руки, способным и обиходить лошадей, и зашнуровать хозяйке корсет. Если честно, больше всего он походил на верного телохранителя, что, конечно, вписывалось в изложенную Иланой версию о том, что она, знатная дама, в силу обстоятельств вынуждена была от кого-то бежать и скрываться в глуши, но никак не объясняло его нежелания общаться со мною. Впрочем, и со здешними слугами этот человек почти не разговаривал, что отнюдь не способствовало зарождению хорошего к нему отношения.
Что касается пресловутых таинственных происшествий, то со времени моего появления в поместье шаловливые духи определенно притихли: своими глазами я не увидела ни одного проявления действия потусторонних сил. Правда, затишье наступило только в господских покоях, на кухне же по-прежнему творились всякие безобразия. Одну из поварих чуть не обварило кипятком из невесть с чего перевернувшегося котла, девочка-посудомойка ухитрилась разбить половину обеденного сервиза, хотя до той поры не кокнула ни единого блюдца, за что ее особенно ценили, а несколько кушаний оказались безнадежно испорченными. Заглянув как-то на кухню, я провела тщательнейшее обследование помещения и обнаружила признаки чьего-то осторожного магического воздействия. Однако эти следы заметно отличались от фона, источаемого Иланой, что только укрепило меня во мнении – ее слуга на самом деле никакой не слуга, а напарник.
Крайне хотелось взять красавицу Илану за нежное брюшко и устроить ей допрос с пристрастием, однако повода для этого она до сих пор, увы, не давала. С еще большим удовольствием я бы тесно пообщалась с ее неуловимым слугой, с ним-то уж я бы церемониться не стала, но демаскироваться раньше времени не хотелось. Если я спугну этих двоих, они вполне могут испариться, но это не значит, что с ними исчезнет и опасность, угрожающая Шлоссу. А в том, что эта опасность реальна, я уже почти не сомневалась.
Я облазила весь дом и все окрестности, но не нашла ровным счетом ничего, на что могли бы польститься преступники. Хотя, возможно, я просто не там и не то искала…
Дело осложнялось еще и тем, что судебная чиновница, какой бы дотошной и въедливой она ни была, не могла слишком долго оставаться в «Яблонях». И так уже я бóльшую часть дня болталась по округе, делая вид, что в очередной раз отправилась пообщаться с соседом Шлосса, тем самым, с которым шла тяжба относительно какого-то лужка. Еще немного, и мне придется несолоно хлебавши возвращаться в город… Надо ли говорить, что такая перспектива меня совершенно не устраивала!
Моя интуиция подсказывала мне, что и Илана не слишком заинтересована в затягивании событий. Сия достойная дама с каждым днем делалась все более нервной, со мной разговаривала, с большим трудом не переходя ту грань, за которой знатные дамы забывают о своих великолепных манерах и вцепляются противнице в волосы, как простые торговки, а Шлоссу устраивала настоящие семейные сцены. Я определенно мешала осуществлению ее плана, каким бы он ни был. Так что же, подождать, пока Илана сорвется и допустит какой-либо прокол, или форсировать события? Второй вариант мне нравился куда больше, поэтому я стала ждать походящего случая. Таковой вскоре воспоследовал, нужно было только правильно им воспользоваться…
В один прекрасный день по дороге, ведущей мимо имения Шлосса, проехал одинокий путник, а я очень удачно повстречала его во время очередной верховой прогулки, совершаемой в гордом одиночестве. Молодой человек банально удирал от некого взбешенного мужа, чье чело украсили ветвистые рога, и очень сокрушался по тому поводу, что не успел захватить с собой ни денег, ни даже смены белья. Я решила, что Шлосс не обеднеет, приютив этого бойкого юношу на ночь, ссудила пылкого любовника десятком аров и снабдила несложным поручением. Шлосса я, конечно, предупредила о задуманном через Эриха – наедине я с хозяином имения старалась не встречаться, чтобы не вызывать у Иланы лишних подозрений. (Честно говоря, эта игра в кошки-мышки уже стала мне надоедать: я предпочитаю раскрывать уже совершенные преступления, а не искать то – неведомо что, но деваться было некуда.)
На следующее утро молодой человек, заметно повеселевший и немного разбогатевший, покинул «Яблони», а в доме началась легкая суета. Проветривались и протапливались комнаты правого крыла, вытряхивались и сушились перины, вынималось свежее постельное белье, драились полы и протирались окна. На резонный вопрос Иланы о том, что, собственно, происходит, Шлосс, сияя, показал ей письмо, написанное изящным женским почерком (пришлось серьезно потрудиться, обычно я пишу как курица лапой), и изложил новости. Оказывается, живущая в городе Алисса, дочь Шлосса, с нарочным передала отцу записку. Она, видите ли, в последнее время стала неважно себя чувствовать, и врачи предписали ей для поправки здоровья полный покой и свежий воздух, а где же получить все это, как не в родном имении! Таким образом, выходило, что Алисса с двумя детьми сразу после праздников прибудет в «Яблони» и поселится в нем на неопределенно долгий срок, а муж ее, конечно, станет навещать любимую жену, по меньшей мере раз в неделю. Шлосс сиял неподдельной радостью (в этом кругленьком человечке дремал недюжинный актерский талант), что и немудрено: дочь он очень любил. Илана, узнав новости, заметно изменилась в лице. Присутствие в доме незаезжей чиновницы, которая не сегодня завтра уберется восвояси, а родной дочери Шлосса, готовой обосноваться тут надолго, явно не было ей нужно. Надеюсь, я не ошиблась в своих расчетах и Илана начнет действовать немедленно…