Предпринимательство, собственность и фирма
«Фирма» стала стандартным термином как в чистой, так и в прикладной теории цены. Фактически значительная часть теории цены часто преподносится под названием «теория фирмы». Обычно это объясняется тем, что в рыночной экономике один из центров принятия решений находится в границах «фирмы», и важная часть микроэкономической теории должна быть посвящена исследованию того, кто именно в «фирме» принимает ее решения и какие соображения учитываются при принятии решений. Именно с этой точки зрения обсуждаются такие проблемы, как влияние «отделения собственности от управления» на решения корпоративной фирмы.
Однако дело в том, что, изучая фирму, ее следует признать сложным образованием. Как отметил Папандрэу, фирма появляется только тогда, когда «владельцы производственных услуг продают их предпринимателю»[16]. Таким образом, фирма и чистый предприниматель совсем не одно и то же. Это именно то, что получается после того, как предприниматель завершил определенный процесс принятия предпринимательского решения, а именно – покупку ресурсов. Как только предприниматель приобрел какой-либо из ресурсов, необходимый для производства некоторого товара, то он, как говорится, увяз. Он привязан (в зависимости от специфичности и мобильности уже приобретенного ресурса) к определенной отрасли промышленности. А путем приобретения необходимых дополнительных ресурсов он способен использовать свои предыдущие приобретения. Этот предприниматель уже не просто чистый предприниматель, в результате более ранних предпринимательских решений он стал собственником ресурсов.
Таким образом, когда в традиционной теории цены делаются утверждения относительно максимизирующих прибыль решений фирмы, мы не должны упускать из виду сложный характер ситуации. Понятие предпринимательской прибыли здесь может быть просто неуместным. Даже если – говоря о том, что фирма стремится к максимизации своей прибыли, – мы подразумеваем, что предприниматель, руководящий фирмой, стремится к максимизации своей прибыли, то мы должны понимать, что в той мере, в какой предприниматель является владельцем фирмы (и поэтому больше не рассматривается в качестве «чистого» предпринимателя), то, что он желает максимизировать, в действительности может быть не предпринимательской прибылью, а скорее квазирентой, получаемой от владения уже приобретенными ресурсами. Когда мы относим прибыль фирмы к более ранним предпринимательским решениям о приобретении исходных ресурсов, необходимых для начала деятельности фирмы, то мы должны признать, что подлинно предпринимательская прибыль имеет место в той мере, в какой поток текущих квазирент (соответствующим образом дисконтированных и просуммированных на дату первоначальной покупки) превышает стоимость покупки. И более того, продолжая начатое дело предприниматель-собственник может использовать возможности размещения ресурсов фирмы в исключительно прибыльных предприятиях. (В этих случаях предприниматель, владеющий фирмой, проявляя свою предпринимательскую бдительность, открывает такие направления использования ресурсов фирмы, которые позволяют получить чистое превышение выручки по сравнению с рыночной ценой всех необходимых ресурсов, включая рыночную стоимость квазиренты, полученной от уже приобретенных ресурсов фирмы. Тем самым мы рассматриваем его как чистого предпринимателя, «покупающего» начальные ресурсы фирмы [по их низкой рыночной стоимости] и превращающего их в статью прибыли в проектах, которые другие фирмы не сочли привлекательными.) Следует подчеркнуть, что эту прибыль предприниматель получает не в ипостаси владельца фирмы. Он мог бы получить такую же прибыль, применяя в открытых им новых прибыльных проектах нанятый (по низкой рыночной стоимости) комплекс ресурсов какой-нибудь чужой фирмы (нанимая любые, дополнительно необходимые ресурсы)[17].
Мы уже отметили[18], что традиционная теория фирмы имеет тенденцию маскировать чисто предпринимательский элемент в процессе принятия решений производителей. И тем не менее допущение, что фирма принимает решение, максимизирующее «прибыль», способствует неправильному пониманию того, что именно предпринимательство находится в центре теории фирмы. С другой стороны, стало модным отождествлять необходимость максимизации прибыли не с предпринимательством, а собственностью![19] Возможно, самая серьезная критика теории цены вообще связана с обвинением, что институциональные реалии современной корпоративной фирмы делают предположение о максимизации прибыли неуместным, потому что собственность (которой только и приписывается стимул к максимизации прибыли) на самом деле отделена от предпринимательства (которое неопределенно рассматривается в качестве центра управления, руководящего деятельностью фирмы по получению прибыли). Все это отражает недоразумения, которые мы сейчас в состоянии рассеять.
Однако дело в том, что, изучая фирму, ее следует признать сложным образованием. Как отметил Папандрэу, фирма появляется только тогда, когда «владельцы производственных услуг продают их предпринимателю»[16]. Таким образом, фирма и чистый предприниматель совсем не одно и то же. Это именно то, что получается после того, как предприниматель завершил определенный процесс принятия предпринимательского решения, а именно – покупку ресурсов. Как только предприниматель приобрел какой-либо из ресурсов, необходимый для производства некоторого товара, то он, как говорится, увяз. Он привязан (в зависимости от специфичности и мобильности уже приобретенного ресурса) к определенной отрасли промышленности. А путем приобретения необходимых дополнительных ресурсов он способен использовать свои предыдущие приобретения. Этот предприниматель уже не просто чистый предприниматель, в результате более ранних предпринимательских решений он стал собственником ресурсов.
Таким образом, когда в традиционной теории цены делаются утверждения относительно максимизирующих прибыль решений фирмы, мы не должны упускать из виду сложный характер ситуации. Понятие предпринимательской прибыли здесь может быть просто неуместным. Даже если – говоря о том, что фирма стремится к максимизации своей прибыли, – мы подразумеваем, что предприниматель, руководящий фирмой, стремится к максимизации своей прибыли, то мы должны понимать, что в той мере, в какой предприниматель является владельцем фирмы (и поэтому больше не рассматривается в качестве «чистого» предпринимателя), то, что он желает максимизировать, в действительности может быть не предпринимательской прибылью, а скорее квазирентой, получаемой от владения уже приобретенными ресурсами. Когда мы относим прибыль фирмы к более ранним предпринимательским решениям о приобретении исходных ресурсов, необходимых для начала деятельности фирмы, то мы должны признать, что подлинно предпринимательская прибыль имеет место в той мере, в какой поток текущих квазирент (соответствующим образом дисконтированных и просуммированных на дату первоначальной покупки) превышает стоимость покупки. И более того, продолжая начатое дело предприниматель-собственник может использовать возможности размещения ресурсов фирмы в исключительно прибыльных предприятиях. (В этих случаях предприниматель, владеющий фирмой, проявляя свою предпринимательскую бдительность, открывает такие направления использования ресурсов фирмы, которые позволяют получить чистое превышение выручки по сравнению с рыночной ценой всех необходимых ресурсов, включая рыночную стоимость квазиренты, полученной от уже приобретенных ресурсов фирмы. Тем самым мы рассматриваем его как чистого предпринимателя, «покупающего» начальные ресурсы фирмы [по их низкой рыночной стоимости] и превращающего их в статью прибыли в проектах, которые другие фирмы не сочли привлекательными.) Следует подчеркнуть, что эту прибыль предприниматель получает не в ипостаси владельца фирмы. Он мог бы получить такую же прибыль, применяя в открытых им новых прибыльных проектах нанятый (по низкой рыночной стоимости) комплекс ресурсов какой-нибудь чужой фирмы (нанимая любые, дополнительно необходимые ресурсы)[17].
Мы уже отметили[18], что традиционная теория фирмы имеет тенденцию маскировать чисто предпринимательский элемент в процессе принятия решений производителей. И тем не менее допущение, что фирма принимает решение, максимизирующее «прибыль», способствует неправильному пониманию того, что именно предпринимательство находится в центре теории фирмы. С другой стороны, стало модным отождествлять необходимость максимизации прибыли не с предпринимательством, а собственностью![19] Возможно, самая серьезная критика теории цены вообще связана с обвинением, что институциональные реалии современной корпоративной фирмы делают предположение о максимизации прибыли неуместным, потому что собственность (которой только и приписывается стимул к максимизации прибыли) на самом деле отделена от предпринимательства (которое неопределенно рассматривается в качестве центра управления, руководящего деятельностью фирмы по получению прибыли). Все это отражает недоразумения, которые мы сейчас в состоянии рассеять.
Собственность, предпринимательство и корпоративная фирма
В обширной литературе, оценивающей уместность ортодоксальной теории цены в свете современного господства корпоративной фирмы, на удивление мало усилий было направлено на «локализацию» корпоративной фирмы на языке фундаментальных категорий теории. Обсуждение предпринимательства и его отношения к собственности на фирме могут оказаться очень полезным. Номинально корпорация находится в собственности акционеров, которые нанимают менеджеров для ведения дела. Давайте попытаемся, не обращая внимания на юридический фасад, определить (а) капиталистов и (b) предпринимателей как экономические категории.
Кроме держателей облигаций, которые явно являются капиталистами, акционеры также всеми признаются капиталистами. Не отвечая заранее на вопрос, следует ли считать акционеров предпринимателями, очевидно, что, когда акционер покупает новые выпуски акций, он обеспечивает предприятие капиталом. (Если мы желаем считать его также и предпринимателем, то мы должны считать, что он занял капитал у самого себя.) Тот факт, что акционер является частичным владельцем фирмы, не умаляет того, что было заявлено. Его положение аналогично положению человека, который занял капитал у самого себя, чтобы купить ресурсы; он владеет ресурсами, но тем не менее является также и капиталистом, так как он «занял» инвестированный капитал.
Когда акционер получает «прибыль», его иногда описывают как «собственника», получающего «свою» предпринимательскую прибыль. Но, разумеется, собственность не имеет ничего общего с предпринимательской прибылью. В той мере, в какой акционер считается капиталистом, он получает скрытый процент; в той мере, в какой он считается собственником, он получает квазиренту. Если акционер является предпринимателем, тогда любую предпринимательскую прибыль, которую можно обнаружить, нельзя приписывать ни его роли капиталиста, ни его роли собственника.
Частично понимание этого нашло отражение (в не совсем удовлетворительной форме) в статье Р. Гордона, опубликованной в 1936 г.[20] Рассмотрев разные теории предпринимательской прибыли, Гордон отвергает их, так как они отождествляют предпринимательскую прибыль с доходом от собственности. Рассмотрение функции управления в корпорации, утверждает Гордон, показывает, что собственность не совпадает с предпринимательством. Он определяет предпринимательство как «направляющую, интегрирующую и инициирующую силу» производства, которую можно определить одним словом – «управление» [control]. Так как, по мнению Гордона, корпорацией управляют менеджеры, а не акционеры, то именно первые, а не последние, являются предпринимателями. Поэтому предпринимательскую прибыль необходимо определить и объяснить таким образом, чтобы никакая ее часть не отходила акционерам. Любые остаточные, неконтрактные поступления акционерам можно объяснять как кому нравится – вознаграждение за риск, результат трения, все, что угодно – но не как предпринимательскую прибыль.
Дискуссия в этой главе поддерживает Гордона в его выводе, что нельзя считать, что предпринимательская прибыль идет собственникам в роли собственников. Но для нас это следует просто из определений соответствующих аналитических категорий; мы ни в коем случае в этом выводе не полагаемся на его вряд ли удовлетворительное определение предпринимательства как «управления»[21] или на столь же сомнительное основание, что акционеры никак не могут считаться предпринимателями. (Наоборот, в той мере, в какой прежде всего акционеры учредили корпорацию, по крайней мере часть их доходов от фирмы должна, вне всякого сомнения, рассматриваться как предпринимательская прибыль, если вернуться к их первоначальному предпринимательскому решению начать дело.)
Дело в том, что искушение определить предпринимательство просто как управление, возможно, стало причиной некоторой путаницы в вопросе о локализации предпринимательства в корпоративной фирме. Эта точка зрения заключается в том, что управление текущей деятельностью корпоративной фирмы явно осуществляется конкретной группой лиц. Поскольку случайный эмпиризм (основанный на таких «доказательствах», как посещение акционерами корпоративных собраний и т. п.) подсказывает, что «управляют» именно менеджеры, а не акционеры, то предпринимательство приписывается менеджерам. Для нас же простого управления ни в коей мере недостаточно для установления предпринимательства: роббинсианские экономически рациональные субъекты, в конце концов, могут «управлять» соответствующими сферами принятия решений. И при определении «долгосрочного» предпринимательства, вызвавшего к жизни фирму, текущее управление не является необходимым условием предпринимательства. Для нас ключевой вопрос заключается в том, чье видение и бдительность к ранее незамеченным возможностям определяет эффективные решения корпоративной фирмы. Понятно, что невозможно априори дать ответ на этот вопрос, но осторожные размышления могут прояснить альтернативные варианты и указать на некоторые из их скрытых смыслов, которым часто не придается значение. Далее мы рассмотрим простой гипотетический пример.
Кроме держателей облигаций, которые явно являются капиталистами, акционеры также всеми признаются капиталистами. Не отвечая заранее на вопрос, следует ли считать акционеров предпринимателями, очевидно, что, когда акционер покупает новые выпуски акций, он обеспечивает предприятие капиталом. (Если мы желаем считать его также и предпринимателем, то мы должны считать, что он занял капитал у самого себя.) Тот факт, что акционер является частичным владельцем фирмы, не умаляет того, что было заявлено. Его положение аналогично положению человека, который занял капитал у самого себя, чтобы купить ресурсы; он владеет ресурсами, но тем не менее является также и капиталистом, так как он «занял» инвестированный капитал.
Когда акционер получает «прибыль», его иногда описывают как «собственника», получающего «свою» предпринимательскую прибыль. Но, разумеется, собственность не имеет ничего общего с предпринимательской прибылью. В той мере, в какой акционер считается капиталистом, он получает скрытый процент; в той мере, в какой он считается собственником, он получает квазиренту. Если акционер является предпринимателем, тогда любую предпринимательскую прибыль, которую можно обнаружить, нельзя приписывать ни его роли капиталиста, ни его роли собственника.
Частично понимание этого нашло отражение (в не совсем удовлетворительной форме) в статье Р. Гордона, опубликованной в 1936 г.[20] Рассмотрев разные теории предпринимательской прибыли, Гордон отвергает их, так как они отождествляют предпринимательскую прибыль с доходом от собственности. Рассмотрение функции управления в корпорации, утверждает Гордон, показывает, что собственность не совпадает с предпринимательством. Он определяет предпринимательство как «направляющую, интегрирующую и инициирующую силу» производства, которую можно определить одним словом – «управление» [control]. Так как, по мнению Гордона, корпорацией управляют менеджеры, а не акционеры, то именно первые, а не последние, являются предпринимателями. Поэтому предпринимательскую прибыль необходимо определить и объяснить таким образом, чтобы никакая ее часть не отходила акционерам. Любые остаточные, неконтрактные поступления акционерам можно объяснять как кому нравится – вознаграждение за риск, результат трения, все, что угодно – но не как предпринимательскую прибыль.
Дискуссия в этой главе поддерживает Гордона в его выводе, что нельзя считать, что предпринимательская прибыль идет собственникам в роли собственников. Но для нас это следует просто из определений соответствующих аналитических категорий; мы ни в коем случае в этом выводе не полагаемся на его вряд ли удовлетворительное определение предпринимательства как «управления»[21] или на столь же сомнительное основание, что акционеры никак не могут считаться предпринимателями. (Наоборот, в той мере, в какой прежде всего акционеры учредили корпорацию, по крайней мере часть их доходов от фирмы должна, вне всякого сомнения, рассматриваться как предпринимательская прибыль, если вернуться к их первоначальному предпринимательскому решению начать дело.)
Дело в том, что искушение определить предпринимательство просто как управление, возможно, стало причиной некоторой путаницы в вопросе о локализации предпринимательства в корпоративной фирме. Эта точка зрения заключается в том, что управление текущей деятельностью корпоративной фирмы явно осуществляется конкретной группой лиц. Поскольку случайный эмпиризм (основанный на таких «доказательствах», как посещение акционерами корпоративных собраний и т. п.) подсказывает, что «управляют» именно менеджеры, а не акционеры, то предпринимательство приписывается менеджерам. Для нас же простого управления ни в коей мере недостаточно для установления предпринимательства: роббинсианские экономически рациональные субъекты, в конце концов, могут «управлять» соответствующими сферами принятия решений. И при определении «долгосрочного» предпринимательства, вызвавшего к жизни фирму, текущее управление не является необходимым условием предпринимательства. Для нас ключевой вопрос заключается в том, чье видение и бдительность к ранее незамеченным возможностям определяет эффективные решения корпоративной фирмы. Понятно, что невозможно априори дать ответ на этот вопрос, но осторожные размышления могут прояснить альтернативные варианты и указать на некоторые из их скрытых смыслов, которым часто не придается значение. Далее мы рассмотрим простой гипотетический пример.
Гипотетический пример
Представим экономику, в которой высокая цена на мясо делает охоту, по оценке А, очень выгодным предприятием (для которого требуется только ружье и услуги охотников). Представим, что А в связи с этим решает заняться охотничьим промыслом и приобретает или арендует ружье (по текущей рыночной цене). Очевидно, что эта покупка является предпринимательской. И если недельная «прибыль» – т. е. недельная выручка от охоты за вычетом заработка охотника – превышает стоимость аренды ружья, тогда этот излишек, безусловно, является чистой предпринимательской прибылью, приписываемой покупке ружья. Как только люди осознают прибыльность охоты, станут появляться другие охотничьи «фирмы», повышая затраты на ружья и снижая рыночные цены на мясо до тех пор, пока этот вид чистой предпринимательской прибыли для вновь создающихся фирм не исчезнет. Недельная стоимость аренды ружья вместе с недельным заработком охотника исчерпает весь недельный доход от охоты.
Важным случаем является ситуация, где А не только был впереди всех других бизнесменов при открытии своей охотничьей фирмы, но также способен лучше чувствовать, где существуют лучшие возможности для охоты, так что экспедиции, в которые он посылает своего охотника, приносят больший охотничий доход за неделю (чем экспедиции, снаряженные другими фирмами с охотниками равных способностей). Тогда А также получает предпринимательскую прибыль, и в это время недельная аренда ружья и недельная зарплата охотника не исчерпывают валовую недельную выручку от охоты.
Но для целей нашей работы все же важнее рассмотреть другой случай. Предположим, что А не более бдительный предприниматель в осознании лучших возможностей для охотничьих экспедиций, чем другие фирмы. А вместо этого предположим, что он нанял охотника В; и хотя в охотничьем ремесле, для выполнения которого В, собственно, говоря и нанят, он не лучше других охотников, оказывается, что он при этом исключительно бдителен к возможностям необычайно ценных охотничьих экспедиций. В более ценных экспедициях В затрачивает не больше труда, чем требуется в средней экспедиции; так что его наниматель А может обнаружить, что он все еще имеет излишек после вычитания (из валовой недельной выручки от охоты) недельной аренды ружья и обычной заработной платы охотника, которую получает В. Этот излишек мы будем предположительно описывать как предпринимательскую прибыль, относимую на счет проницательности (или удачи) А при найме В, а не других охотников. В сущности, кажется почти естественным рассматривать способность охотиться как неотделимую от бдительности к относительным достоинствам различных вариантов охотничьих возможностей, и описать В просто как лучшего охотника и предсказать, что рыночная цена услуг В будет в результате конкуренции между работодателями постепенно повышаться до тех пор, пока излишек А не исчезнет. Но давайте на мгновение представим, что мы можем разделить способности В на две части: способность использовать ружье там, где ему говорят стрелять (в этом он не превосходит остальных охотников), и способность чувствовать неожиданно хорошие места для охоты (в чем он превосходит других). Затем мы должны спросить, для чего именно нанят В за обычную зарплату охотника. Если В нанят только для того, чтобы стрелять там, где ему скажут, тогда, конечно, у В вообще не будет возможности реализовать свою вторую способность, наниматель не получит прибыли, и его зарплата не повысится. Если В разрешат охотится там, где он захочет, но не вменят в обязанность обнаружение наилучших мест для охоты, тогда только случайно его охотничья выручка будет больше, чем у других. Если В нанят, чтобы охотиться там, где, с его точки зрения, охотиться лучше всего, то мы склонны сказать, что В нанят, чтобы реализовать обе свои способности, в то время как в результате общей рыночной неосведомленности о его второй особой способности его зарплата не больше, чем у других охотников, обладающих только первой способностью. Таким образом, снова кажется, что нам следовало бы ожидать, что конкуренция среди работодателей, заинтересованных в использовании обеих способностей В, повысит его общий заработок. Но прежде чем мы некритически согласимся с этим, давайте проанализируем наш пример.
Основная проблема касается степени, в которой можно сказать, что работодатель А нанял способность В быть бдительным к ранее незамеченным возможностям необычайно успешных охотничьих экспедиций. Допустим на мгновение, что мы признаем это описание обоснованным. Это будет означать, что в обмен на фиксированную зарплату В обязуется использовать свои исключительные способности (в отношении бдительности) в интересах А. Если В честно выполняет свои обязательства, то мы могли бы сказать, что А тоже имеет выдающуюся бдительность к исключительным охотничьим возможностям (поскольку, в конце концов, именно А сумел использовать бдительность В в собственных [A] целях). Мы действительно можем ожидать конкуренцию, преследующую А, постепенно повышающую заработок В и тем самым истребляющую прибыль А. В то же время мы вынуждены спросить, почему, зная свое преимущество (в бдительности к исключительным охотничьим возможностям), В не откроет собственное дело и сам не получит предпринимательскую прибыль. Ответ на этот вопрос должен, при наших допущениях, заключаться в том, что какой бы бдительностью В ни обладал, по той или иной причине это не является предпринимательской бдительностью; то есть осведомленность В о лучших возможностях достаточна для того, чтобы продавать свои услуги за зарплату, но недостаточно убедительна для него самого, чтобы вдохновиться на поход за прибылью, которую, как он полагает, он чувствует. Если этот ответ верен, то вывод должен быть таким, что только А продемонстрировал обладание наивысшей бдительностью к исключительным охотничьим возможностям, которая делает предпринимателем. А является единственным предпринимателем в фирме; В проявляет другой вид способностей; благодаря им он – более хороший охотник, но он – не предприниматель.
Важным случаем является ситуация, где А не только был впереди всех других бизнесменов при открытии своей охотничьей фирмы, но также способен лучше чувствовать, где существуют лучшие возможности для охоты, так что экспедиции, в которые он посылает своего охотника, приносят больший охотничий доход за неделю (чем экспедиции, снаряженные другими фирмами с охотниками равных способностей). Тогда А также получает предпринимательскую прибыль, и в это время недельная аренда ружья и недельная зарплата охотника не исчерпывают валовую недельную выручку от охоты.
Но для целей нашей работы все же важнее рассмотреть другой случай. Предположим, что А не более бдительный предприниматель в осознании лучших возможностей для охотничьих экспедиций, чем другие фирмы. А вместо этого предположим, что он нанял охотника В; и хотя в охотничьем ремесле, для выполнения которого В, собственно, говоря и нанят, он не лучше других охотников, оказывается, что он при этом исключительно бдителен к возможностям необычайно ценных охотничьих экспедиций. В более ценных экспедициях В затрачивает не больше труда, чем требуется в средней экспедиции; так что его наниматель А может обнаружить, что он все еще имеет излишек после вычитания (из валовой недельной выручки от охоты) недельной аренды ружья и обычной заработной платы охотника, которую получает В. Этот излишек мы будем предположительно описывать как предпринимательскую прибыль, относимую на счет проницательности (или удачи) А при найме В, а не других охотников. В сущности, кажется почти естественным рассматривать способность охотиться как неотделимую от бдительности к относительным достоинствам различных вариантов охотничьих возможностей, и описать В просто как лучшего охотника и предсказать, что рыночная цена услуг В будет в результате конкуренции между работодателями постепенно повышаться до тех пор, пока излишек А не исчезнет. Но давайте на мгновение представим, что мы можем разделить способности В на две части: способность использовать ружье там, где ему говорят стрелять (в этом он не превосходит остальных охотников), и способность чувствовать неожиданно хорошие места для охоты (в чем он превосходит других). Затем мы должны спросить, для чего именно нанят В за обычную зарплату охотника. Если В нанят только для того, чтобы стрелять там, где ему скажут, тогда, конечно, у В вообще не будет возможности реализовать свою вторую способность, наниматель не получит прибыли, и его зарплата не повысится. Если В разрешат охотится там, где он захочет, но не вменят в обязанность обнаружение наилучших мест для охоты, тогда только случайно его охотничья выручка будет больше, чем у других. Если В нанят, чтобы охотиться там, где, с его точки зрения, охотиться лучше всего, то мы склонны сказать, что В нанят, чтобы реализовать обе свои способности, в то время как в результате общей рыночной неосведомленности о его второй особой способности его зарплата не больше, чем у других охотников, обладающих только первой способностью. Таким образом, снова кажется, что нам следовало бы ожидать, что конкуренция среди работодателей, заинтересованных в использовании обеих способностей В, повысит его общий заработок. Но прежде чем мы некритически согласимся с этим, давайте проанализируем наш пример.
Основная проблема касается степени, в которой можно сказать, что работодатель А нанял способность В быть бдительным к ранее незамеченным возможностям необычайно успешных охотничьих экспедиций. Допустим на мгновение, что мы признаем это описание обоснованным. Это будет означать, что в обмен на фиксированную зарплату В обязуется использовать свои исключительные способности (в отношении бдительности) в интересах А. Если В честно выполняет свои обязательства, то мы могли бы сказать, что А тоже имеет выдающуюся бдительность к исключительным охотничьим возможностям (поскольку, в конце концов, именно А сумел использовать бдительность В в собственных [A] целях). Мы действительно можем ожидать конкуренцию, преследующую А, постепенно повышающую заработок В и тем самым истребляющую прибыль А. В то же время мы вынуждены спросить, почему, зная свое преимущество (в бдительности к исключительным охотничьим возможностям), В не откроет собственное дело и сам не получит предпринимательскую прибыль. Ответ на этот вопрос должен, при наших допущениях, заключаться в том, что какой бы бдительностью В ни обладал, по той или иной причине это не является предпринимательской бдительностью; то есть осведомленность В о лучших возможностях достаточна для того, чтобы продавать свои услуги за зарплату, но недостаточно убедительна для него самого, чтобы вдохновиться на поход за прибылью, которую, как он полагает, он чувствует. Если этот ответ верен, то вывод должен быть таким, что только А продемонстрировал обладание наивысшей бдительностью к исключительным охотничьим возможностям, которая делает предпринимателем. А является единственным предпринимателем в фирме; В проявляет другой вид способностей; благодаря им он – более хороший охотник, но он – не предприниматель.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента