Кальдерон Педро. Поклонение кресту

Кальдерон Педро
Поклонение кресту

   Педро Кальдерон Де Ла Барка
   Поклонение кресту
   Перевод Константина Бальмонта
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Эусебио
   Курсио, старик
   Лисардо
   Октавио
   Альберто, священник
   Селио |
   } бандиты
   Рикардо |
   Чилиндрина
   Xиль, крестьянин, шут
   Брас |
   } крестьяне
   Тирсо |
   Торибио
   Юлия, дама
   Арминда, служанка
   Менга, крестьянка, шутиха
   Бандиты, Крестьяне
   Солдаты
   Действие в Сиене и ее окрестностях.
   ХОРНАДА ПЕРВАЯ
   Лес близ дороги, ведущей к Сиене.
   СЦЕНА 1-я
   Менга, Хиль.
   Менга (за сценой)
   Куда ж ослица провалилась?
   Хиль (за сценой)
   А, дьявол! А, брыкливый бес!
   Менга
   Куда ж она теперь залезла?
   Хиль
   Чтоб черт за ней туда залез!
   Хоть бы за хвост кто ухватился,
   У тысячи людей хвосты.
   (Выходят на сцену.)
   Менга
   Ну, Хиль, ты славно постарался!
   Хиль
   Ну, Менга, постаралася ты!
   Должно быть, как верхом сидела,
   Ты ей шепнула пару слов,
   Чтоб на смех мне она взбесилась
   И поскорей свалилась в ров.
   Менга
   Наверно ты сказал ей это,
   Чтоб я свалилась вместе с ней.
   Xиль
   Как нам тащить ее оттуда?
   Менга
   Что ж, в яме оставаться ей?
   Xиль
   Один я справиться не в силах.
   Менга
   Я пвтащу ее за хвост,
   Ты за уши.
   Xиль
   Есть лучше способ,
   Он и надежен, да и прост.
   Карета раз в грязи застряла;
   Ее, среди других карет,
   Две клячи тощие влачили;
   Других, глядишь, простыл и след,
   А эта тащится, как будто
   Над ней проклятие отцов;
   Все с боку на бок, с боку на бок,
   И вдруг (закон судьбы таков!)
   В грязи засела; кучер хлещет,
   И молит, и кричит седок,
   Но ни угрозами, ни лаской
   Никто несчастью не помог;
   Карета тут как тут, ни с места,
   Не стронет лошадей ничто;
   Но догадались перед ними
   С овсом поставить решето;
   Едва завидели поживу,
   Ну клячи рваться, что есть сил,
   Приналегли - и потянули.
   Я б то же сделать предложил.
   Менга
   Уж эти мне твои рассказы,
   Не пожелаю я врагу {1}.
   Xиль
   Где много сытых есть животных,
   Голодных видеть не могу.
   Менга
   Пойду-ка, посмотрю с дороги.
   Нейдет ли из деревни кто,
   К тебе пришли бы на подмогу,
   Ты сам не годен ни на что.
   Xиль
   Опять за старое ты, Менга?
   Менга
   Ослица бедная моя!
   (Уходит.)
   СЦЕНА 2-я
   Xиль
   Ослица, счастие, блаженство!
   Из всех ослиц, что видел я,
   Ты первая во всей деревне;
   Никто тебя не замечал
   Ни в чем дурном, и меж гулящих,
   Меж потаскушек не встречал.
   Нет, ты не радовалась вовсе
   Из своего идти хлева;
   Взглянуть, и ясно было видно:
   Не тем набита голова.
   А эта девственность? А честность?
   Клянусь, что ни один осел
   Ее не видел у окошка.
   Чуть кто пришел к ней - прочь пошел.
   И ни о ком не молвит худа;
   Чтоб сплетничать - да никогда;
   Из удовольствия злословить
   Заместо нет не скажет да.
   А что до щедрости, так если
   Что в брюхо у нее нейдет,
   Она какой-нибудь ослице
   Голодной тотчас отдает.
   (За сценой слышится шум.)
   Но что за шум? Два человека
   С своих коней сошли на землю,
   И привязали их к деревьям,
   И направляются сюда.
   В их бледных лицах ни кровинки,
   И спозаранок вышли в поле;
   Они едят, должно быть, землю
   Или их мучает запор.
   Иль это может быть бандиты?
   Конечно! Ну, на всякий случай,
   Я спрячусь здесь: они подходят,
   Они спешат, бегут, пришли.
   (Прячется.)
   СЦЕНА 3-я
   Эусебио, Лисардо. - Хиль, спрятавшийся.
   Лисардо
   Мы можем тут остановиться,
   Мы здесь со всех сторон закрыты,
   И нас с дороги не увидят.
   Вынь шпагу, Эусебио:
   Так на барьер всегда я ставлю
   Людей, как ты.
   Эусебио
   Хотя довольно
   Для поединка - быть на месте,
   Но все же я хотел бы знать
   Причину твоего волненья.
   Скажи, Лисардо, основанье
   Такого гнева.
   Лисардо
   Оснований
   Так много, что молчит язык,
   И нет в рассудке рассуждений,
   И нет терпенья у терпенья.
   О них я умолчать хотел бы,
   Хотел бы даже позабыть;
   При повторении наносят
   Они мне снова оскорбленье.
   Скажи: ты знаешь эти письма?
   Эусебио
   Брось наземь, я их подниму.
   Лисардо
   Бери. Чего же ты смутился?
   Чего ж ты медлишь?
   Эусебио
   О, проклятье,
   Тысячекратное проклятье
   Тому, кто может доверять
   Листку бумаги тайны сердца!
   Он камень, брошенный рукою,
   Мы знаем, кто его направил,
   Не знаем, где он упадет.
   Лисардо
   Теперь узнал?
   Эусебио
   Не отрицаю,
   Мой почерк.
   Лисардо
   Ну, так я - Лисардо,
   Живу в Сиене, и отец мой
   Лисардо Курсио. Он был
   Так расточителен ненужно,
   Что в краткий срок всего лишился,
   Чем обладал он по наследству.
   Как заблужденье велико
   Того, кто тратами большими
   Своей семье готовит бедность!
   Но если даже благородство
   И впрямь оскорблено нуждой,
   Оно не может быть свободно
   От обязательств прирожденных.
   А Юлия (о, знает небо,
   Как больно мне ее назвать!)
   Иль соблюсти их не умела,
   Иль не могла уразуметь их.
   Но первое или второе,
   Она сестра мне. Если б Бог
   Ей не дал быть моей сестрою!
   И должен ты себе заметить,
   Что женщинам ее достоинств
   Нельзя записок посылать,
   Нельзя в любви им объясняться,
   Нельзя им подносить подарки,
   Ни засылать к ним подлых сводниц.
   Я не виню тебя во всем.
   Я признаюсь, что, если б дама
   Дала мне только позволенье,
   Я то же самое бы сделал.
   Но ты забыл, что ты мой друг,
   И в том вина твоя двойная
   С виною, совершенной ею.
   Когда ты пожелал увидеть
   Мою сестру своей женой,
   (Иначе я не представляю,
   Не допускаю даже мысли,
   Чтоб ты к иной стремился цели,
   И эту не могу принять;
   Свидетель Бог! Скорей, чем видеть
   Ее обвенчанной с тобою,
   Ее хотел бы я увидеть
   Убитою моей рукой.)
   Когда ее ты выбрал в жены,
   Ты моему отцу был должен
   Сперва открыть свое желанье,
   Не ей. Таков был честный путь.
   Тогда отец мой увидал бы,
   Ответить ли тебе согласьем,
   Иль отослать тебя с отказом,
   И я в последнем убежден:
   Раз качество и состоянье
   В таких вещах поставить вровень
   Лишен возможности - кто беден
   И благороден, он тогда,
   Чтоб кровь свою не обесцветить,
   Коли имеет дочь - девицу,
   Ее отдаст - никак не замуж,
   А в сокровенный монастырь.
   Быть неимущим - преступленье.
   И доброй волей, иль неволей,
   Но Юлия, сестра, немедля
   Поступит завтра в монастырь.
   И так как было б недостойно,
   Чтоб инокиня сохраняла
   Воспоминания безумной
   Непозволительной любви,
   Тебе их в руки возвращаю,
   С таким решеньем безоглядным,
   Что их не только отниму я,
   Но устраню причину их.
   Итак на место и за шпагу,
   Один из двух пусти умирает:
   Пусть ты не будешь больше с нею,
   Иль я тебя не вижу с ней.
   Эусебио
   Останови, Лисардо, шпагу,
   И так как я спокойно слушал
   Твои презрительные речи,
   И ты послушай мой ответ.
   И пусть рассказ мой будет длинен,
   Твое терпение - чрезмерным,
   В виду того, что здесь мы оба
   С тобой сошлись лицом к лицу,
   Но раз должны с тобой мы биться,
   И раз один умрет наверно,
   На случай, если небо хочет,
   Чтоб я теперь несчастным был,
   Услышь о дивном, чтоб смутиться,
   О чудесах, чтоб восхититься,
   Да не войдут с моею смертью
   В молчанье вечное они.
   Кто был отец мой, я не знаю:
   Лишь знаю, первой колыбелью
   Подножие Креста мне было,
   А камень - первая постель.
   Мое рожденье было странным,
   Как пастухи передавали,
   На склоне этих гор высоких
   Они меня в глуши нашли.
   Три дня в горах им было слышно,
   Как плакал я, но не решались
   Они проникнуть в глушь, из страха
   Перед свирепыми зверьми,
   Хоть ни один меня не тронул,
   И кто же может усомниться:
   Из преклоненья пред моею
   Защитою - перед Крестом.
   Меня нашел пастух, искавший
   Овцу заблудшую в ущельях,
   И он принес меня немедля
   В деревню Эусебио,
   А он там был не без причины.
   Пастух сказал ему о чуде,
   И милосердье подкрепилось
   Благоволением небес.
   В свой дом меня велел нести он,
   В нем принял, как родного сына,
   Там я возрос и воспитался,
   Я - Эусебио Креста.
   Так от него я называюсь,
   И от моей первоначальной
   Защиты, бывшей мне первичным
   Руководителем моим.
   По вкусу - выбрал я оружье,
   Для развлечения - науку;
   Приемный мой отец скончался,
   И я его наследник был.
   Мое рожденье было дивным,
   Моя звезда не меньше чудной,
   Она врагинею грозит мне
   И с милосердием хранит.
   Мой дикий нрав, во всем жестокий,
   Еще тогда определился,
   Когда беспомощным ребенком
   Я был у няни на руках;
   Своими деснами одними,
   Но не без дьявольской подмоги,
   До поранения прорезал
   Я грудь кормилицы моей;
   Она, от боли обезумев
   И лютым гневом ослепившись,
   Меня швырнула в глубь колодца.
   И обо мне никто не знал.
   Услышав смех мой, опустились
   В колодец, и меня нашли там:
   К губам ручонки прижимая,
   Из них образовавши Крест {2},
   Я на воде лежал. Однажды,
   Когда пожар случился в доме,
   И пламя прекращало выход,
   И двери были под замком,
   Ко мне огни не прикоснулись,
   Я в пламени стоял свободный,
   И, сомневаясь, убедился:
   Тот день был праздником Креста {3}.
   Пятнадцать лет едва мне было,
   Я в Рим отправился по морю,
   И буря в море разыгралась,
   И злополучный мой корабль
   Разбила о подводный камень;
   Разорванный и раздробленный,
   Он затонул, а я счастливо,
   Руками доску охватив,
   Из моря выбрался на сушу,
   И та доска имела форму
   Креста. Среди утесов этих
   С попутчиком я как-то шел,
   И на распутьи, где дорога
   Делилась надвое пред нами,
   Виднелся Крест. Я стал молиться,
   А он тем временем ушел.
   Я побежал за ним вдогонку,
   И вижу, он лежит убитый,
   В борьбе с бандитами. Однажды
   Я шпагою ударен был
   Во время ссоры, в поединке,
   И, не имея сил ответить,
   Упал на землю; все, кто были
   При этом, думали, что я
   Сражен неизлечимой раной,
   А при осмотре оказалось,
   Что только знак от острой шпаги
   Отпечатлелся на Кресте,
   Который я носил на шее,
   И он удар свирепый принял.
   Я раз охотился в ущельях
   Неисследимых этих гор,
   Вдруг небо тучами покрылось,
   И, возвестив раскатным громом
   Земле войну, оно метало
   Как будто копья из воды,
   Как будто сонмы пуль из града.
   Ища от черных туч защиты,
   Все притаились под листвою.
   И эта глушь для нас была
   Как бы походною палаткой,
   Вдруг молния, летя по ветру,
   Как мрачно-дымная комета,
   Из тех, что были близь меня,
   Двоих сожгла своим ударом.
   В смятении, почти ослепши,
   Смотрю кругом, и что же вижу,
   Как раз за мною Крест стоял,
   И полагаю, тот же самый,
   Что при моем стоял рожденьи,
   Тот самый Крест, чей отпечаток
   Ношу я вечно на груди;
   Меня отметило им небо,
   Дабы означить всенародно
   Последствия какой-то тайны.
   И хоть не знаю я, кто я,
   Таким я духом побуждаем,
   Таким влечением волнуем,
   Такой решимостью охвачен,
   Что мужество мне говорит:
   "О, да, ты Юлии достигнешь!"
   Наследственное благородство
   Над тем возвыситься не может,
   Которое я сам снискал.
   Таков-то я, и если ясно
   Я сознаю причину спора,
   И если я могу с избытком
   Твою обиду возместить,
   Твоей презрительною речью
   Я в тоже время так разгневан,
   Так ослеплен, что не желаю
   Себя оправдывать ни в чем,
   Не принимаю обвинений,
   И раз ты хочешь помешать мне,
   Чтоб я не мог на ней жениться,
   Так если б заперли ее
   В отцовском доме, или даже
   За монастырскою оградой,
   Храни ее, как только хочешь,
   А от меня ей не уйти;
   И та, что не годилась в жены,
   В любовницы мне пригодится:
   Так оскорбленное терпенье,
   Так исступленная любовь
   Отмстит презренье и обиду.
   Лисардо
   Пусть, Эусебио, умолкнет
   Словесный спор, где речь за сталью.
   (Обнажают шпаги и бьются:
   Лисардо падает наземь,
   старается подняться и снова падает.)
   Я ранен!
   Эусебио
   Да? И не убит?
   Лисардо
   Нет, у меня в руках довольно
   Еще есть силы, чтоб... О, горе!
   Из-под ноги земля уходит.
   Эусебио
   И пусть дыхание уйдет.
   Лисардо
   Да не умру без покаянья.
   Эусебио
   Умри, несчастный!
   Лисардо
   Стой. Во имя
   Креста, принявшего страданья
   Христа, не убивай меня.
   Эусебио
   Да защитит тебя от смерти
   Такой призыв. Приподнимись же;
   Когда Крестом ты заклинаешь,
   Нет силы у меня в руках,
   И нет в спокойном сердце гнева.
   Привстань.
   Лисардо
   Я не могу. Поспешно
   Уходит жизнь с горячей кровью.
   И вот уж чувствую, душа
   Не знает, где ей лучше выйти,
   Поняв, что выходов так много.
   Эусебио
   Тогда моим рукам доверься.
   Ободрись. В нескольких шагах
   Отсюда малая есть пустынь
   Монахов кающихся; если
   Живым туда придти успеешь,
   Там исповедаешь грехи.
   Лисардо
   Итак, тебе я обещаю,
   За то, что был ты милосерден,
   О, если только удостоюсь
   Пред ликом Господа предстать,
   Я попрошу, чтоб ты не умер
   Без покаянья.
   (Эусебио уносит его на руках.)
   Xиль
   Превосходно!
   Примерное благотворенье:
   Убил и тащит на плечах.
   СЦЕНА 4-я
   Брас, Тирсо, Менга, Торибио. - Хиль.
   Торибио
   Он здесь остался, говоришь ты?
   Менга
   Вот здесь как раз остался с нею.
   Тирсо
   Вот он, сам не в себе, глядите.
   Менга
   На что ты так уперся, Хиль?
   Xиль
   Ай, Менга!
   Тирсо
   Что с тобой случилось?
   Хиль
   Ай, Тирсо!
   Торибио
   Что ты увидал здесь?
   Хиль
   Ай, ай, Торибио.
   Брас
   Скажи нам,
   Что приключилося с тобой?
   Хиль
   Ай, Брас, ай, ай, друзья, не знаю,
   Не больше знаю, чем скотина!
   Убил его, взвалил на плечи,
   Должно, солить его пошел.
   Менга
   Да кто убил?
   Хиль
   А что я знаю?
   Тирсо
   Кто умер?
   Хиль
   Как же мог узнать я?
   Торибио
   А кто взвалил?
   Xиль
   Мне не известно.
   Брас
   А кто ж пошел?
   Xиль
   Все тот же он.
   Но ежели узнать хотите,
   Идемте все.
   Тирсо
   Куда ведешь нас?
   Xиль
   И сам не знаю я. Пойдемте,
   Они отправились туда.
   (Уходят.)
   СЦЕНА 5-я
   Зала в доме Курсио, в Сиене.
   Юлия, Арманда.
   Юлия
   Я об утраченной свободе,
   Арминда, горевать хочу,
   И если я умру от горя,
   Я в гроб и горе заключу.
   Тебе, видать, не приходилось,
   Как упоительный ручей,
   Русло родное покидая,
   Бежит дорогою своей,
   И пробегает по долине,
   И чуть подумают цветы,
   Что он иссяк и обессилел,
   Он вдруг нахлынет с высоты
   И захлестнет их светлой влагой?
   Тоска, дрожавшая в груди,
   Мне тот же опыт показала,
   И вновь покажет впереди:
   Едва она сокрылась в сердце,
   Как показалась в тот же час,
   И думы, бывшие печалью,
   Слезами хлынули из глаз.
   Отцовский гнев мне дай оплакать.
   Арминда
   Заметь, сеньора...
   Юлия
   Есть ли рок
   Желанней - смерти от печали?
   Кто умереть от скорби мог,
   Тот понял высшее блаженство;
   И скорбь не слишком велика,
   Коль вместе с жизнью не порвалась.
   Арминда
   Но в чем, скажи, твоя тоска?
   Юлия
   Лисардо, милая Арминда,
   Виной меня постигших зол:
   От Эусебио все письма
   Он у меня в столе нашел.
   Арминда
   Он знал, что там они лежали?
   Юлия
   И нет и в то же время да:
   Мое несчастие решила
   Моя жестокая звезда.
   Он был такой угрюмый, хмурый,
   Наверно он подозревал,
   Так я решила, - и не знала,
   Что он-то достоверно знал.
   Внезапно он приходит бледный
   И умоляет, как сестру:
   "Я, - говорит он, - проигрался
   И продолжать хочу игру.
   Дай что-нибудь из украшений,
   Тебе я долг свой заплачу".
   Я вынимаю ключ и ящик
   Скорее отпереть хочу,
   Но он, нетерпеливо-гневный,
   Сам ключ хватает, отпер стол,
   И тут же, в первом отделеньи,
   Все письма тайные нашел.
   Взглянул и запер. И ни слова
   (О, Боже!) не промолвил мне,
   Пошел к отцу, и заперся с ним,
   Я здесь сижу, как в западне,
   О чем-то долго говорили,
   Я казни жду, дрожу, горю,
   И вышли, наконец, и оба
   Направились к монастырю.
   Так мне Октавио поведал.
   И если только мой отец
   Свое решение исполнил,
   Всем чаяньям моим конец.
   Раз к Эусебио он хочет
   Так умертвить любовь мою,
   Монахинею я не буду
   И лучше я себя убью.
   СЦЕНА 6-я
   Эусебио. - Те же.
   Эусебио (в сторону)
   (Еще никто так дерзновенно,
   Или в отчаяньи таком,
   Не приходил искать спасенья
   К обиженному прямо в дом.
   О, лишь бы только весть о смерти
   Лисардо раньше не дошла
   До Юлии, и лишь бы только
   Она со мною прочь ушла,
   Любви покорствуя послушно,
   Исход из бед моих найден.
   Когда ж она узнает после,
   Что мной Лисардо умерщвлен,
   Себя в моей увидя власти,
   Из неизбежности она
   Сумеет сделать наслажденье.)
   Как ты пленительно-нежна,
   О, Юлия!
   Юлия
   Как? Что такое?
   Ты в этом доме?
   Эусебио
   Строгий рок,
   Любовь к тебе мне приказала
   Чрез этот преступить порог.
   Юлия
   Но как ты на такую крайность
   Дерзнул?
   Эусебио
   Я смерти не боюсь.
   Юлия
   Чего же хочешь ты достигнуть?
   Эусебио
   Лишь на одно теперь я льщусь:
   Я обязать тебя хотел бы,
   Чтобы любовь моя была,
   О, Юлия, твоей любовью
   Вдвойне полна, вдвойне светла.
   Моей любовью, как узнал я,
   Так недоволен твой отец,
   Что нашим чаяньям решился
   Он быстрый положить конец.
   И он желает, чтобы завтра
   Навек ты обратилась в то,
   Что превратит мою надежду
   И счастие мое в ничто.
   Коль то, что было, счастьем было,
   И счастия ты хочешь вновь,
   О, если ты любила вправду,
   И глубока твоя любовь,
   Иди со мной; ты видишь ясно,
   Отцу противиться нельзя;
   Оставь свой дом, и пред тобою
   Возникнет новая стезя:
   Мы все устроим; раз ты будешь
   В моих руках, не может он
   Не быть обласкан тем, что - нужно,
   Обязан тем - чем оскорблен.
   Есть у меня именья, виллы,
   Чтобы тебе в них мирно быть,
   Есть люди, чтобы встать в защиту,
   И есть душа, чтобы любить.
   Когда ты любишь не обманно,
   И жизнь мне хочешь дать мою,
   Дерзни, - а если нет, от горя
   Я пред тобой себя убью.
   Юлия
   Но, Эусебио...
   Арминда
   Сеньора,
   Мой господин идет сюда.
   Юлия
   О, горе мне!
   Эусебио
   Была ли строже
   К кому-нибудь его звезда?
   Юлия
   Он может выйти?
   Арминда
   Невозможно;
   Сеньор у самой двери ждет.
   Юлия
   Беда!
   Эусебио
   Несчастье! Что мне делать?
   Юлия
   Побудь - вон там.
   Арминда
   Скорей! Идет!
   (Эусебио прячется в другой комнате.)
   СЦЕНА 7-я
   Курсио. - Юлия, Арминда; Эусебио, спрятавшийся.
   Курсио
   О, дочь моя, твое блаженство
   Отныне верно навсегда,
   И если в радости мне душу
   Ты не пожертвуешь, тогда
   Мое вниманье ты не ценишь.
   Тебя заботливо любя,
   Я все устроил и уладил,
   И только ждем мы от тебя,
   Чтоб нарядившись, как на праздник,
   О, заповедная мечта!
   Во всей красе своей ты стала
   Супругой юною Христа.
   Сегодня, ты подумай только,
   Такая свадьба ждет тебя,
   Что ты пред теми будешь первой,
   Кто Богу посвятил себя.
   Ну, что ж ты скажешь?
   Юлия (в сторону)
   Что мне делать?
   Эусебио (в сторону)
   Когда она ответит да,
   Я сам себя убью на месте.
   Юлия (в сторону)
   (О, как ответить мне!) Всегда
   Над жизнью власть отца имеет
   Влиянье первое, но прав
   Нет у нее на нашу волю.
   Зачем решил ты, не сказав
   Ни слова мне? Не лучше ль было,
   Мне высказавши свой совет,
   Спросить и о моем желаньи?
   Курсио
   И о твоем желаньи? Нет!
   Во всем одна моя лишь воля,
   Пусть буду прав я, иль неправ,
   Тебе должна служить указкой.
   Юлия
   Тот иль иной удел избрав,
   Я поступлю согласно с правом
   Любого - свой удел создать.
   Звезда несчастная не может
   Свободной воли принуждать.
   Дай мне подумать и размыслить
   И не дивись, что я прошу
   Мне дать известный срок, пред тем как
   Все обсужу я и решу.
   Вопрос идет о целой жизни.
   Курсио
   Достаточно, что думал я,
   Что за тебя я дал согласье.
   Юлия
   Ну, если жизнь твоя - моя,
   Будь за меня уж и монахом.
   Курсио
   Молчи! Молчать! Решен вопрос!
   Не то тебе сплету я петлю
   Из собственных твоих волос.
   Бесчестная! Тебе я вырву
   Твой дерзкий, наглый твой язык.
   Юлия
   Свою я волю защищаю,
   Жизнь можешь взять хоть в этот миг.
   Пусть кончится ее теченье,
   Твой гнев окончен будет с ней;
   Ты дал мне жизнь и можешь ею
   Распоряжаться, как своей:
   А волю даровало небо,
   Ее тебе я не отдам.
   Курсио
   Теперь вполне готов я верить
   И подозреньям и мечтам;
   Твое упрямство подтверждает,
   Что мог я лишь подозревать,
   Что мать твоя была бесчестной:
   Когда ты смеешь посягать
   На честь отца, с которой солнце
   Равняться в блеске не могло,
   Я вижу оскверненье крови,
   Горевшей пышно и светло
   В своем почетном благородстве.
   Юлия
   Не понимаю слов твоих
   И потому не отвечаю.
   Курсио
   Оставь, Арминда, нас одних.
   (Арманда уходит.)
   СЦЕНА 8-я
   Курсио, Юлия.
   Курсио
   Теперь слепая сила гнева
   Мне рассказать повелевает
   О страшной тайне, что хранил я
   В душе в теченье долгих лет.
   Так пусть язык тебе расскажет
   То, что глаза тебе сказали.
   Сиенское градоначальство,
   Чтоб возвеличить кровь мою,
   Мне дало порученье к папе
   Урбану Третьему. В Сиене,
   Когда я в Рим свой путь направил,
   Осталась дома мать твоя,
   И как о ней вещала слава,
   По добродетели равнялась
   Она матронам древнеримским,
   Была меж наших образцом,
   (Не знаю, как язык мой может
   Ее порочить, но - несчастный!
   Как часто вводит в заблужденье
   Уверенность) она была
   Одна, покуда с порученьем
   Я восемь месяцев был в Риме;
   Тогда велись переговоры,
   Чтоб сеньорию передать
   На благоусмотренье Папы:
   Да ниспошлет Господь решенье,
   Которое полезней будет.
   Я продолжаю свой рассказ.
   По возвращении в Сиену...
   Но тут дыхание слабеет,
   Но тут душа изнемогает,
   И умолкает мой язык.
   По возвращении в Сиену
   (Несправедливая тревога!)
   Я увидал, что так далеко
   Зашла у матери твоей
   Беременность, что ей осталось
   Для несчастливого рожденья
   Лишь незначительное время.
   Она уже писала мне
   В своих, обмана полных, письмах,
   Что были у нее сомненья
   Насчет подобного несчастья,
   Когда я отправлялся в Рим;
   И так представилось мне ясно
   Мое бесчестие, что, в мыслях
   Переживая оскорбленье,
   Вообразил я свой позор.
   Не говорю, что это правда,
   Но благородному по крови
   Не нужно ясно убеждаться,
   Достаточно воображать {4}.
   И для чего же это нужно,
   (О, суд несправедливый мира!
   Закон немилосердный чести!)
   Чтоб благородный жалким стал,
   Когда незнаньем он оправдан?
   Законы лгут: когда несчастный
   Не мог предупредить причину,
   Ее последствие - не в нем.
   Какой закон имеет право
   Винить несчастного? Какое
   Есть прегрешение в безвинном?
   Я говорю, законы лгут.
   То не бесчестье, а несчастье.
   Да, хороши законы чести,
   Одним бесславьем покрывая
   Меркурия, кто честь украл,
   И Аргуса, кто был ей стражем!
   О, что же этот мир, который
   Так невиновного позорит,
   Приуготовил для того,
   Кто, зная свой позор, безмолвен?
   Среди подобных размышлений,
   Среди сомнений столь жестоких
   Не мог я сесть за стол, чтоб есть,
   Не мог уснуть в своей постели.
   Я жил с самим собой в разладе,
   И сердце было как чужое,
   Душа как деспот мне была.
   И хоть порой в ее защиту
   Я рассуждал с самим собою,
   И хоть вполне я оправданье
   Правдоподобным находил,
   Боязнь позора в то же время
   Столь настоятельно влияла,
   Что, зная всю ее невинность,
   Я отомстил - не грех ее,
   Свои сомнительные мысли.
   И чтоб отмщенье было тайным,
   Гостей созвал я на охоту:
   Ревнивцу дорог лишь обман.
   В горах, когда другие были
   Поглощены своей забавой,
   Обманно-нежными словами
   (Кто лжет, умеет их сказать!
   Кто любит, им охотно верит!)
   Увлек я мать твою, Росмиру,
   К одной тропинке отдаленной
   От проторенного пути:
   Моим ласкательствам внимая,
   Она вошла в уют, сокрытый
   Меж горных стен, куда для солнца
   Сплетеньем листьев и ветвей,
   Соединенных грубой силой,
   Чтоб не сказать - любовной связью,
   Был прекращен малейший доступ.
   И чуть напечатлела след
   Своею смертною стопою,
   Чуть с ней вдвоем...
   СЦЕНА 9-я
   Арминда. - Те же.
   Арминда
   Когда бесстрашье,
   Что у тебя гнездится в сердце,
   И опытность твоя, сеньор,