Приятно было осознавать, что я голыми руками – дверь не в счет! – завалил тренированного здоровяка на голову выше меня и вдвое шире в плечах. Но при этом я и не думал, уподобясь древним кельтским воинам, танцевать джигу над поверженным врагом. Громила хоть и валялся на полу, но уже размазывал кровавые сопли по щекам. И взгляд его становился все более бешеным.
   Не дожидаясь, когда он окончательно придет в себя, поднимется на ноги и размажет меня по стенке, я рванул мимо проводившего меня удивленным взглядом гардеробщика в обеденный зал.
   Посетителей, как обычно, было немного – желающих перекусить и скоротать время отпугивали безмерно высокие цены в «Дыре». Витька Полутруп брал цены для меню не с потолка даже, а из другого измерения. Тех же, кто не побоялся заявленных в меню цен, в конце вечера ждал неприятный сюрприз – Витька требовал расчета не в рублях, а в адских шеолах. Одним словом, хозяин трактира делал все от него зависящее, чтобы посетители обходили его заведение стороной. Оно и понятно – у него здесь своя компания собиралась. Однако ж декорирован трактир был со вкусом. Стильно. Витя любил ретро. Или, как сам он это называл, фолк. Иногда даже по залу небольшой черный поросеночек по имени Валуй бегал. Для колорита. Но сейчас Валуй мирно спал в своем домике. А посетители вкушали обед, не зная еще, во сколько он им обойдется.
   Перепрыгнув через невысокую изгородь, увитую живыми виноградными лозами, я совершил верный маневр. Я почти вдвое сократил себе путь до Витькиного кабинета. Бежавший следом за мной охранник, попытавшись повторить мой трюк, зацепился за изгородь, грохнулся на пол, повалил всю декорацию и запутался в лозах. Это дало мне возможность перейти на шаг, отдышаться и поправить шляпу.
   В кабинет Полутрупа я вошел, улыбаясь, с таким видом, будто только что совершил умиротворяющую прогулку по морскому берегу.
   Увидев меня, Витька Полутруп поднялся из-за стола и приветливо раскинул руки, будто собирался заключить меня в объятия.
   – Дмитрий Алексеевич! Какими судьбами?
   На хозяине «Дыры» и управляющем всего мелкого московского ворья, как всегда, был узкий черный костюм, который сам он почему-то называл деловым, розовая рубашка с кружевным воротником и белый галстук в синий горох. Темные волосы гладко зачесаны назад, узенькая полоска усов аккуратно подстрижена.
   Помня о том, кто спешит за мной следом, я сделал шаг в сторону. И влетевший в кабинет охранник едва не угодил в объятия босса.
   – Это что за хрень такая? – обратился Полутруп к охраннику таким голосом, что ясно стало, простым увольнением нерадивого стража дверей дело не обойдется.
   – Это он! – обиженно ткнул в меня пальцем громила.
   Полутруп даже бровью не повел в мою сторону.
   – Что – он?
   – Он… – Охранник шмыгнул расквашенным носом и запястьем утер текшую из ноздри кровь. – Он вошел! Без спроса!
   – Вошел, значит?
   – Да! Вошел!
   – И морду тебе расквасил?
   – Он дверью!
   Охранник еще раз провел под носом запястьем, не стирая, а только размазывая кровь.
   Витька посмотрел на меня.
   Я молча пожал плечами – ну, с дурака какой спрос?
   – Так, значит. – Витька с тоской посмотрел на охранника. – Для начала принеси свои извинения Дмитрию Алексеевичу.
   – Извиняюсь, – мрачно буркнул громила.
   – Искренние извинения!
   – Извините меня, Дмитрий Алексеевич, – охранник шмыгнул носом и добавил: – Я был не прав.
   – В чем именно ты был не прав? – поинтересовался я.
   – Во всем! – не задумываясь ни на секунду, взял всю вину на себя громила.
   Вот и мне нужно было так же с Лоей.
   – Вы удовлетворены, Дмитрий Алексеевич? – обратился ко мне Витька.
   – Вполне. – Я взял стул и сел, закинув ногу на ногу.
   – Пошел вон, – спокойно сказал охраннику Полутруп.
   И тот пошел, куда ему было сказано.
   – И где ты только таких дуболомов находишь? – поинтересовался я, когда закрылась дверь за побитым охранником.
   – Хороший парень, – кивнул вслед ушедшему Полутруп.
   Я не стал спорить. В конце концов, какое мне дело до того, по каким критериям Полутруп себе обслугу выбирает?
   – Отобедать к нам зашли, Дмитрий Алексеевич?
   – Нет.
   – Уверены? А то смотрите, у нас сегодня супчик из стерлядки, филе по-деревенски и шпигованные баклажаны по-гасконски.
   – Мне нужен Макак.
   – Зачем?
   – Мы с ним договаривались чаю выпить, а он не пришел.
   – Дмитрий Алексеевич, – с укоризной наклонил голову Полутруп. – Вы же знаете. Я всегда готов вам помочь. Но я должен знать, какие проблемы могут возникнуть в результате этого у моего человека. Ибо я в ответе за тех, кого приручил.
   – Макак сам создал себе проблемы. Целую кучу проблем. Которую лучше поскорее разгрести.
   – Могу я поинтересоваться, что же такого сотворил пресловутый Макак?
   – Пресловутый Макак в ГУМе у фонтана спер камеру у пары туристов.
   Услыхав такое, Полутруп буквально онемел от изумления. А может, и от страха. Если Макак был придурком и не понимал, что творил, то Витька полностью отдавал себе отчет, что за проделки Макака отвечать и ему придется. Если, конечно, дело дойдет до Соломона.
   – Кому об этом известно?
   – Ну, за исключением пострадавших и свидетелей, только мне.
   – Можно решить проблему по-тихому?
   – Пострадавшие хотят вернуть свою видеокамеру.
   – Да я куплю им десяток камер! А с Макака сам шкуру спущу!
   – Ты не понял, Виктор. – Я медленно и, смею полагать, выразительно покачал головой. – Они хотя вернуть свою видеокамеру.
   – Да какая разница!..
   – Мы будем спорить или искать Макака?
   – Да, конечно. Как скажете, Дмитрий Алексеевич.
   Полутруп был не на шутку перепуган. А, может быть, уже почувствовал себя жертвой фамильного проклятия. Или еще чего похуже.
   Витька достал коммуникатор и сделал несколько звонков. После чего нам стало известно, что сегодня Макак на работу не вышел – его не видели ни на одной из точек, закрепленных за командой Полутрупа. Домашний его телефон и мобильник не отвечали.
   – Где живет Макак?
   – В Солнцево.
   – И что ж, он оттуда каждый день сюда, как на работу, мотается? – удивился я.
   – Почему «как»? На работу! Читали в детстве Маяковского? «Все работы хороши, выбирай на вкус»! Вот так! Великий, между прочим, пролетарский поэт!
   – Полагаю, великий пролетарский поэт совсем не Макака имел в виду.
   – Владимир Владимирович не делал никаких исключений! Он написал: «Все работы хороши»! Между прочим, в персональном списке он работу частного детектива также не упомянул.
   – Зато не забыл милиционера.
   – Лучше бы забыл.
   – Ладно, давай адрес Макака.
   – Вы на машине?
   – Нет.
   – Тогда, позвольте, я вас отвезу.
   – Не стоит.
   – О! Позвольте уж мне самому решать, что чего стоит!
   – Только, чтобы Маяковского в машине не цитировать, – предупредил я.
   – Договорились.
   Полутруп достал из ящика стола маленький, кажущийся почти игрушечным пистолет «Вектор» и сунул его в боковой карман пиджака.
   – Зачем тебе оружие?
   – Можно подумать, у вас его нет.
   – Мне по штату положено.
   – А я на всякий случай взял.
   – Мы же едем не на войну, а к твоему приятелю.
   – Который, заметьте, на работу не вышел и на телефонные звонки не отвечает. Вас это не настораживает?
   – Пока – нет.
   – У Макака множество недостатков, но вот необязательность не из их числа. Он если сказал, то – сделал.
   – И что же он должен был сделать?
   – Он должен был выйти сегодня на работу и ответить на мой звонок.
   Полутруп быстренько выбежал из-за стола, глянул на себя в большое зеркало на стене и поправил маленький золотой значок с профилем Президента на левом лацкане.
   – Когда в партию вступил, Виктор Петрович? – усмехнулся я.
   – А как только позвали, так и вступил, – ничуть не смутившись, ответил Полутруп.
   – То-то, смотрю, ты великих пролетарских поэтов цитировать начал.
   – Одно другому не мешает.
   – А с совестью как?
   – А это уже слишком личный вопрос, чтобы отвечать на него малознакомому человеку. Но вам, Дмитрий Алексеевич, могу сказать, как на духу!..
   – Не стоит.
   – Тогда ответьте и вы на личный вопрос. Чего ради вы бузу с охранником затеяли? Не могли просто сказать, что вы ко мне?
   Я подумал и улыбнулся.
   – Нужно было напряжение скинуть.
   – Ну и как? Получилось?
   – Да.
   Я и в самом деле чувствовал себя значительно лучше, чем с утра. Хотя причиной тому была вовсе не разбитая морда охранника, а то, что я включился в привычный рабочий ритм.
   Однако ж не могу сказать, что мысли о Лое, о том, как нам с ней теперь быть, больше не заглядывали в голову. Заглядывали! Да еще как! Однако ж, если я каждый раз при мысли о Лое стану морды кому попало бить, до добра это не доведет.
   Точно.
   Нужно менять тактику.

Глава 4

   Макак был дома.
   Мы узнали об этом после того, как водила Полутрупа отмычкой вскрыл дверь Макаковой квартиры.
   Квартира была маленькая, однокомнатная. Обставленная кое-как. Большая часть мебели, по всей видимости, перекочевала сюда с ближайшей помойки.
   Макак в своем дурацком клетчатом костюме лежал в комнате на полу. В луже собственной крови.
   Я присел на корточки рядом с трупом. Потрогал пальцем запекшуюся кровь. Судя по состоянию крови, выпустили ее из Макака самое большее два часа назад.
   Я осмотрел рану на шее. Горло Макаку перерезали профессионально. От уха и до уха. Действовали, скорее всего, очень хорошим, остро заточенным ножом.
   Я поднялся на ноги и осмотрел квартиру. Все было перевернуто вверх дном. Судя по всему, это было обычное состояние Макаковой квартиры. Даже если в комнате произошла драка, вряд ли это привнесло что-то новое в интерьер. Ну, разве что некоторые вещи изменили местоположение.
   Конечно, можно было пригласить Анса и попросить его снять отпечатки пальцев. Или опросить соседей – может быть, они слышали шум или видели кого-то чужого? Но чутье подсказывало мне, что это было бы пустой тратой времени и сил. Почему? Да потому что я обязан был заявить об убийстве в милицию. А как только за дело возьмется уголовный розыск, нас отпихнут в сторону. На том все и закончится.
   Полутруп, однако ж, не забыл, чего ради мы решили нанести визит Макаку.
   – Камеру ищи! – ткнул он в бок уставившегося на труп водилу. – Камеру!
   Водила шустро принялся за дело.
   Однако я был уверен, что камеру мы в квартире Макака не найдем.
   Если убийца и оставил на месте преступления какие-то следы, в чем я сильно сомневался, то рьяный водила очень скоро их уничтожил. В кавардак, царивший в квартире Макака, он умудрился привнести нечто новое, что можно было даже назвать определенным стилем.
   Витька Полутруп с мрачной миной на лице наблюдал за творчеством водилы. Сейчас ему камера нужна была больше, чем в тот момент, когда мы стояли у двери. Будь Макак жив, ему самому пришлось бы отвечать за содеянное. А Полутруп отделался бы легкой взбучкой. Теперь же Виктор Петрович становился главным ответчиком по делу об ограблении туристов в ГУМе у фонтана. И он лучше, чем кто-либо другой, понимал, чем это чревато. Если для меня найти пропавшую видеокамеру было делом профессиональной чести, то для Полутрупа – вопросом жизни и смерти, быть может.
   – За каким чертом он дернул эту видеокамеру? – произнес Витька, глядя не на меня и не в сторону, а как будто вглядываясь в глубь самого себя. Или – в будущее. – Он ведь вовсе не дурак был. Ну, то есть, дурак, конечно, но ведь не полный идиот. Прекрасно понимал, что воровать у туристов нельзя. Тем более в ГУМе.
   – На глазах у камер наблюдения, – добавил я. – Если бы я не узнал Макака по описанию пострадавших, я бы первым делом пошел в службу безопасности ГУМа, чтобы вычислить вора.
   – Полагаете, его за эту видеокамеру грохнули? – скосил на меня взгляд Полутруп.
   – А есть другие предположения?.
   Витька озабоченно поджал губы.
   – Ну, и что мы теперь будем делать?
   – Мы? – удивился я.
   – Полагаю, у нас теперь есть общий интерес. Вы хотите найти убийцу…
   – Мне нужна только видеокамера. Уголовщиной я не занимаюсь. Кстати, нужно сообщить об убийстве.
   – Я думаю, с этим можно и повременить.
   В принципе, Витька был прав. Лишний шум вокруг этого дела нам пока ни к чему. С другой стороны, я был обязан информировать милицию обо всех подобных случаях. Иначе я мог поплатиться лицензией.
   – Для того чтобы найти видеокамеру, вам нужно отыскать убийцу Макака.
   – А ты чем будешь заниматься в это время?
   – Всемерно и усердно помогать вам, Дмитрий Алексеевич. У вас ведь в этом деле опыт поболе, чем у меня. Так что жду ваших указаний.
   – Только на зарплату не рассчитывай, – недовольно скривился я.
   Я не хотел этого показывать, но в данной ситуации помощь Витьки Полутрупа могла оказаться весьма существенной. Используя его связи, можно попытаться восстановить все события последнего дня жизни несчастного Макака, отследить буквально каждый его шаг. И, кто знает, может быть, нам повезет. Если окажется, что Макак избавился от видеокамеры до своей преждевременной кончины, это здорово облегчит жизнь тем, кто сейчас стоял над его трупом.
   Водила в сердцах шарахнул о стенку последний остававшийся целым табурет.
   – Нету! – с досадой развел он руками.
   – Как и следовало ожидать.
   Витька преданно смотрел на меня, ожидая дальнейших указаний. Я для него теперь был надежа и опора. Царь и бог в одном лице. А мне нужно было собраться с мыслями, чтобы решить, что делать дальше. В смысле, с чего следует начинать поиски убийцы, мне было совершенно ясно. Вопрос в том, не стоит ли, пока не поздно, вовсе отказаться от этого дела. Извиниться перед эстонцами, вернуть им деньги и сплести какую-нибудь затейливую сказочку, чтобы убедить их оставить дальнейшие поиски и смириться с потерей памяти о путешествии в Рай и Ад. Наверное, это было бы самое правильное решение. Пусть Витька сам разбирается со своими проблемами. Кто он мне? Не друг и не брат. А впутаться в дело с убийством для частного детектива хуже, чем СПИД подцепить: там хоть бывают случаи выздоровления.
   Так что же, спрашивается, удерживало меня от того, чтобы сделать Полутрупу ручкой и отправиться к себе в офис? Два слова – Лоя Розье. Имя и фамилия. Если я сегодня закрою дело, то завтра я уже не увижу Лою в агентстве. И, готов поспорить, она позаботится о том, чтобы старательно замазать свое имя на двери.
   Значит, расследование продолжается?
   Почему мне все время приходится принимать самые непростые решения? Это как называется? Судьба? Или плохая карма?..
   И надо же, в тот самый момент, когда я уже готов был послать судьбу в Тмутаракань и попытаться как-то, хотя бы самую малость исправить свою будущую карму, в кармане у меня завибрировал коммуникатор. Достав который, я увидел Лою, глядевшую на меня с дисплея.
   – Важный звонок, – кивнул я Полутрупу и пошел на кухню.
   – Нам не стоит здесь задерживаться, – сказал он мне вслед.
   – Я быстро.
   Оказавшись на кухне, такой же грязной и захламленной, как и комната, да к тому же еще и провонявшей прогорклым жиром и собачьими консервами, я закрыл за собой дверь и нажал кнопку приема звонка.
   – Слушаю.
   – Каштаков, тебе заняться нечем? – Голос Лои сочится ядом, как анчар.
   – Не понял?
   – Зачем ты взялся за дело этих эстонцев?
   – А почему бы и нет?
   – С ним бы и ивановская контора справилась.
   – Во-первых, у нас сейчас нет других срочных дел…
   – Ну так давай начнем бабушек через дорогу переводить!
   Я сделал вид, что не услышал эту реплику. Меня так просто не проймешь.
   – Во-вторых, дело гораздо сложнее, чем кажется.
   – Это поиски-то сворованной видеокамеры? Подсказать тебе, где ее искать?
   – Подскажи.
   – Так ты ее еще не нашел?
   Голос у Лои несколько озадаченный. Ага! Она по описанию узнала Макака, когда переводила мой разговор с клиентами в текстовой файл, и, конечно, была уверена, что камера уже у меня в руках.
   – Я нашел вора.
   – Так в чем проблема?
   – В том, что он мертв.
   – Мертв?
   – Зарезан. Очень профессионально. Пару часов назад.
   В коммуникаторе тишина. Так и подмывает сказать – мертвая. Но учитывая то, что в соседней комнате лежит труп, это было бы уже перебором. Небольшим, но все же. Как известно, палку лучше без нужды не перегибать, а гусей – не дразнить.
   – Лоя?..
   – Что ты собираешься делать?
   – Ну, тебе-то какая разница. – Я постарался, чтобы голос звучал отстраненно, но не безразлично. – Ты ведь последний день…
   – Я уйду, когда мы закончим это дело.
   Есть!
   План Анса сработал!
   Теперь бы только самому не упустить свой шанс.
   – Ну, конечно, тебе решать.
   – Ты уже заявил об убийстве?
   Пауза.
   – Нет.
   – Каштаков, ты что, не понимаешь, в какое дерьмо мы можем вляпаться из-за этого убийства?
   Она сказала «мы» – это уже хорошо. Даже если речь шла о дерьме.
   – Понимаешь…
   Я и сам еще не знал, как объяснить Лое свое странное, на первый взгляд, поведение. На второй и третий взгляд оно будет казаться не менее странным. Да, наверное, и глупым к тому же. Но у меня было предчувствие, что я поступаю правильно. Милиция все равно не станет заниматься расследованием обстоятельств смерти мелкого полусумасшедшего воришки. Спишет все на воровские разборки и закроет дело. Поэтому ничего не изменится от того, что тело Макака найдут через день-другой. Кроме того, что за это время я, быть может, смогу найти того, кто перерезал Макаку горло. И выясню, что же за интерес представляет собой дешевая китайская видеокамера. Не яйцо же Фаберже в ней спрятано?
   Я успел сказать только одно слово «понимаешь», когда коммуникатор тихо пискнул, сообщая, что кому-то еще не терпится со мной пообщаться. Я посмотрел на дисплей и чуть не выругался. Со мной жаждал говорить не кто-нибудь, а полковник Нового комитета государственной безопасности Вячеслав Семенович Малинин. Момент для беседы с ним был очень подходящий. Оставалось только надеяться, что его звонок никак не связан с похищением видеокамеры у пожилой эстонской пары. Иначе… Иначе я черт-те что начну думать. А именно – то, о чем мне думать совершенно не хочется.
   – Каштаков?
   – Прости, Лоя, у меня срочный вызов. Обсудим все, когда вернусь.
   – И когда ты вернешься?
   Ну прямо ревнивая женушка, подозревающая, что благоверный ее, сказав, что задерживается на совещании, сам собрался с друзьями пивка дернуть!
   – Часа через два. Мне нужно заскочить еще в одно место. По делу.
   А я – как будто оправдываюсь.
   Нет, так дело не пойдет! В конце концов, в агентстве мы все равноправные партнеры!
   – Хорошо.
   Она проявила снисходительность.
   – Будь добра, найди Анса. Пусть он вернется в агентство.
   – Сделаю. И вот что, Каштаков…
   Многозначительная пауза.
   А меня, между прочим, на линии полковник Малинин ждет.
   – Да?
   – Будь осторожен.
   Она за меня переживает!
   Или это всего лишь дежурная фраза?
   – Ты же знаешь, Лоя, я всегда осторожен.
   – Знаю. Поэтому и говорю: будь осторожен.
   А такое замечание как расценивать?
   – Пока. Я скоро буду.
   – Пока.
   Я дождался, когда Лоя первой нажала кнопку отбоя. После чего сразу переключился на полковника Малинина.
   – Слушаю вас, Вячеслав Семенович!
   – Чо так долго не отвечаешь-то? А, Каштаков?
   – У меня был важный разговор с клиентом.
   – С клиентом, значит… Ты сейчас где?
   – А что?
   – Я спрашиваю, ты отвечай. Такие правила.
   Малинин имел право так говорить. Без его одобрения мне не продлят лицензию частного детектива.
   – На выезде.
   – Хороший ответ. Ты молодец, Каштаков. Верткий и соображаешь живо. Но мне нужен более точный ответ.
   – В центре. На Площади Ногина.
   – Не ко мне ли в гости собрался?
   – У меня тут встреча.
   – С клиентом?
   – Точно.
   – Ты что, себе на мобилу новую глушилку поставил?
   – Какую еще глушилку?
   – Не прикидывайся лохом, Каштаков. Если бы не глушилка, я бы уже засек, где твой мобильник находится. И не задавал бы, между прочим, тебе лишних вопросов. И не сомневался бы, правду ты мне говоришь или врешь, как проповедник.
   Вообще-то, он был прав. Я установил на мобильники всех своих сотрудников новый вариант глушилки, когда понял, что защиту старой техники из НКГБ сломали. Между прочим, моя собственная разработка. В былые времена, еще до открытия Врат, я занимался разработкой и установкой охранных систем. Времена были не то чтоб совсем уж хорошие, но в целом неплохие. Трупы я видел, как и полагается, только на похоронах почивших своей смертью престарелых родственников. И полковники НКГБ не звонили мне по телефону. Да и сотовых телефонов тогда еще не было. Нынче странно даже представить, что были когда-то такие времена. А ведь действительно – были.
   – Честное слово, не понимаю, о чем вы, Вячеслав Семенович.
   – Ладно, проехали. Не о том сейчас разговор.
   – А о чем тогда?
   – О деле, которым ты сейчас занимаешься.
   Я подумал о трупе, лежащем в соседней комнате. И мне стало грустно.
   – Какое именно дело вас интересует? Бриллианты Маршака?
   – Нет, пожилая эстонская пара, заходившая к тебе час назад.
   Так.
   Приехали.
   Или – приплыли.
   В общем – без разницы.
   Что не так с этой клятой видеокамерой?
   – И что именно вы хотели бы знать?
   – Что им от тебя было нужно?
   – Вы разве не прослушиваете мой кабинет?
   – Кончай дурковать, Каштаков! Все на свете не прослушаешь! А ты не такая уж крупная птица, чтобы к тебе жучков пускать.
   Обидно, конечно, что не заслужил. Ну, да ладно. Зато теперь я уверен в том, что моя система защиты от прослушивания работает безупречно.
   – У эстонцев пропала видеокамера.
   – И что?
   – И они хотят получить ее назад. Они побывали в Аду и в Раю и все, что видели, снимали на камеру. А поскольку в их возрасте полагаться на память не приходится, они хотят вернуть свои записанные воспоминания.
   – И все?
   – Да.
   – Не врешь?
   – Когда я вам врал, Вячеслав Семенович?
   – Всегда, везде и повсюду.
   – Нет, только в особых случаях.
   – А сейчас?
   – Сейчас мне нечего скрывать, – я снова подумал, ангел его забери, о трупе Макака. – Ничего не значащее дельце. Я взялся за него только потому, что других не было. Чтобы форму не терять.
   – О форме, значит, заботишься? Как спортсмен?
   – Скорее, как артист.
   – И что, артист, нашел ты камеру?
   – Пока нет.
   – Почему?
   – Видите ли, есть проблемы…
   Проблема номер один – вор зарезан неизвестным, забравшим, по всей видимости, камеру.
   – Ты, Каштаков, не финти. Ты же меня знаешь – мне нужны точные ответы.
   – Я еще не вышел на след похитителя.
   – Где и когда этих эстонцев обокрали?
   – Вчера, примерно в полдень, в ГУМе, у фонтана.
   – Каштаков, ты меня дуришь, – с укоризной цокнул языком полковник Малинин.
   – Никак нет, господин полковник!
   – В ГУМе, у фонтана, на глазах у сотен свидетелей у туристов стащили камеру, и ты не можешь найти этого урода? Не верю!
   Тоже мне, Станиславский выискался.
   – Верьте иль не верьте, господин полковник, да только так оно и есть.
   – Ну, ладно, Каштаков. – Малинин, видимо, решил мне поверить. Не на все сто, конечно, но процентов на пятьдесят пять я его убедил. – Держи меня в курсе этого расследования. Как будут новости, тут же сообщай. Понял?
   – Понять-то я понял, да только хотелось бы знать, где тут собака зарыта?
   – Какая еще собака?
   – Я хотел сказать, что мне не понятно, почему НКГБ проявляет интерес к обычной, я бы даже сказал, вполне заурядной, мелкой краже?
   – НКГБ всем интересуется. Вот так-то Каштаков. Работа у нас такая – родину защищать. Бывай, Каштаков!
   Я нажал кнопку отбоя и в задумчивости покрутил коммуникатор в руке.
   НКГБ проявляет повышенный интерес к пожилой эстонской паре. Яан и Марта Хууп. С чего бы вдруг? Чекисты следили за ними и знали, что Хуупы побывали в моем агентстве. Но при этом они не знали, что у супругов вчера стащили видеокамеру. Из всего этого я пока мог сделать только один вывод – к смерти Макака чекисты не причастны.
   Я снова включил коммуникатор и набрал номер Лои.
   – Лоя, это я.
   – Да?
   – Проверь, пожалуйста, самым тщательным образом супругов Хуупов, что побывали у нас сегодня. Узнай о них все, что сможешь.
   – В чем дело, Дима?
   Ага!
   Я уже не Каштаков, а Дима!
   План Гамигина в действии!
   – Их пасет НКГБ.
   – Точно?
   – Я только что разговаривал с полковником Малининым.
   – Понятно.
   – Все. Я скоро буду. Пока.
   – Будь осторожен.
   Не «целую», конечно, но все равно неплохо. Она обо мне беспокоится.
   Я вернулся в комнату.
   Полутруп и его водила все так же молча стояли над телом Макака, который был похож на муху, завязшую в вишневом варенье.
   – Собери всю свою шпану и допроси с пристрастием, – сказал я Витьке. – Разузнай все что можно о Макаке. Распиши мне по минутам весь его вчерашний день. Куда он отправился после того, как умыкнул у туристов камеру? С кем встречался? О чем разговаривал? Может, удастся узнать, куда он дел эту камеру. Хотя в этом я сильно сомневаюсь. Сдается мне, что Макак не по собственному почину решил камеру умыкнуть. Кто-то заказал ему эту работу. И так заказал, что Макак не смог отказаться. Как по-твоему, он был алчен или азартен?