– У меня это седьмая башня. – Макарычев подкинул нож и поймал его за рукоятку. – Ликвидаторы выжигают башни до основания, так, что от них только серая труха вроде золы остается. И не было случая, чтобы вместе с ликвидаторами приезжали ученые, которые что-нибудь там замеряли, брали образцы… – Сержант еще раз подкинул нож. – По-моему, это неправильно.
Сказал – и направился к следующему вздутию на стене.
– Почему? – спросил Портной.
– Потому что врага нужно знать в лицо.
Макарычев с размаха всадил в пузырь нож и резко дернул его вверх.
Не дожидаясь приказа, Портной бросился помогать сержанту.
– Тоже мне, исследователи, – глядя на них, усмехнулась Тарья. – Любимый научный метод – вивисекция.
То ли оболочка второго пузыря оказалась тоньше, то ли Макарычев с Портным, приспособившись, действовали сноровистее, только распороть пузырь им удалось всего за несколько минут.
Как и в первый раз, из разреза сначала потекла вязкая жидкость.
– Господин сержант?
– Да?
– Вам не кажется, что эта жидкость кетчупом пахнет?
– Каким?
– Что – каким?
– Кетчупы разные бывают.
– Не знаю… Да обычным самым…
– Нет.
– А чем тогда?
– Лапшой с креветками.
– А…
– Что?
– Я никогда не ел лапшу с креветками.
– Напрасно.
Из разреза вывалилось тело.
– Вот же мерзость!
У тела были руки, ноги, голова. Даже глаза, безразлично пялящиеся в пустоту, тоже имелись. Вот только кожи у него не было. Каждая мышца, каждое сухожилие были так четко прорисованы, что чужак мог бы служить превосходным анатомическим пособием для студентов медвуза. Или сниматься в фильмах ужаса.
Скаля изумительно белые зубы, он начал подниматься на ноги.
Макарычев подошел к нему сзади, приставил к затылку ствол автомата и нажал на спусковой крючок.
– Идем дальше, – кивнул он Портному.
За полчаса они вскрыли все десять пузырей, лепившихся к стенке башни. Из каждого вывалилось тело в той или иной стадии готовности. Все чужаки были убиты выстрелами в голову. Хотя слово «убиты» в данном случае не совсем уместно. Тела с изуродованными головами то и дело начинали судорожно дергаться. Некоторое пытались подняться на ноги, но теряли равновесие и падали.
– И не противно вам? – поинтересовалась у мужчин Тарья.
– А чо? – развел руками Портной. – Крови-то все равно нет. Вот с кровью, наверное, было бы противно.
– Напрасный труд. Все равно ведь, когда прибудут ликвидаторы…
– У ликвидаторов своя работа, – перебил девушку Макарычев. – А у меня – своя.
– А смысл?
– Смысл в том, что теперь я точно знаю – эти твари не люди. И я, не задумываясь, снесу голову любой из них.
– Вот только как ты отличишь ее от человека, когда встретишь среди людей?
Глава 4
Сказал – и направился к следующему вздутию на стене.
– Почему? – спросил Портной.
– Потому что врага нужно знать в лицо.
Макарычев с размаха всадил в пузырь нож и резко дернул его вверх.
Не дожидаясь приказа, Портной бросился помогать сержанту.
– Тоже мне, исследователи, – глядя на них, усмехнулась Тарья. – Любимый научный метод – вивисекция.
То ли оболочка второго пузыря оказалась тоньше, то ли Макарычев с Портным, приспособившись, действовали сноровистее, только распороть пузырь им удалось всего за несколько минут.
Как и в первый раз, из разреза сначала потекла вязкая жидкость.
– Господин сержант?
– Да?
– Вам не кажется, что эта жидкость кетчупом пахнет?
– Каким?
– Что – каким?
– Кетчупы разные бывают.
– Не знаю… Да обычным самым…
– Нет.
– А чем тогда?
– Лапшой с креветками.
– А…
– Что?
– Я никогда не ел лапшу с креветками.
– Напрасно.
Из разреза вывалилось тело.
– Вот же мерзость!
У тела были руки, ноги, голова. Даже глаза, безразлично пялящиеся в пустоту, тоже имелись. Вот только кожи у него не было. Каждая мышца, каждое сухожилие были так четко прорисованы, что чужак мог бы служить превосходным анатомическим пособием для студентов медвуза. Или сниматься в фильмах ужаса.
Скаля изумительно белые зубы, он начал подниматься на ноги.
Макарычев подошел к нему сзади, приставил к затылку ствол автомата и нажал на спусковой крючок.
– Идем дальше, – кивнул он Портному.
За полчаса они вскрыли все десять пузырей, лепившихся к стенке башни. Из каждого вывалилось тело в той или иной стадии готовности. Все чужаки были убиты выстрелами в голову. Хотя слово «убиты» в данном случае не совсем уместно. Тела с изуродованными головами то и дело начинали судорожно дергаться. Некоторое пытались подняться на ноги, но теряли равновесие и падали.
– И не противно вам? – поинтересовалась у мужчин Тарья.
– А чо? – развел руками Портной. – Крови-то все равно нет. Вот с кровью, наверное, было бы противно.
– Напрасный труд. Все равно ведь, когда прибудут ликвидаторы…
– У ликвидаторов своя работа, – перебил девушку Макарычев. – А у меня – своя.
– А смысл?
– Смысл в том, что теперь я точно знаю – эти твари не люди. И я, не задумываясь, снесу голову любой из них.
– Вот только как ты отличишь ее от человека, когда встретишь среди людей?
Глава 4
– В самом деле! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Отличный вопрос! Сможете ли вы, сержант, отличить рипа от человека?
– Кого? – озадаченно сдвинул брови Макарычев.
– Рипы – так мы называем нанореплики людей, – напомнил Безбородко. – Профессиональный жаргон. Происходит от первых букв английской фразы «Rest In Peace» – «Покойся с миром». Ее обычно на могильных плитах пишут.
– То есть вы их как бы заранее похоронили? – усмехнулся Макарычев.
– Может быть, мы их, а может, они нас, – без улыбки ответил Лев Феоктистович. – Время покажет… Так как насчет моего вопроса, Сергей?
– Я думаю, что смогу отличить рипа от живого человека. Может быть, не с первого взгляда, но смогу. Есть у них что-то необычное в поведении. Какая-то заторможенность, что ли… И взгляд пустой, ничего не выражающий. Хуже, чем у селедки на блюде.
– Скорее всего, вы имели дело с незавершенными рипами. Башня, в которой вы их нашли, выросла вдали от единого информационного пространства, поэтому ей приходилось экспериментировать. Рипы, которых мне доводилось видеть за кордоном, ничем не отличаются от обычных людей. У них даже кровь течет из порезов.
– Кот!
– Кот?
– Спиногрыз. Так зовут моего кота.
– И – что?
– Он чувствует в рипах чужаков. Вообще-то, Спиногрыз очень добрый и ласковый кот. Готов часами лежать на коленях у любого, кто согласится его гладить. Но к рипам он даже подходить близко отказался. Весь взъерошился, шипеть начал. Поначалу, когда он так на девочку отреагировал, я решил, что Спиногрыз просто не в настроении. Такое ведь и с котами случается, если встанет не с той лапы. Но потом я попытался поднести его к тому голому культуристу, которого Портной возле башни вырубил. Реакция была та же самая.
– В самом деле? – Безбородко двумя пальцами дернул себя за кончик бороды. – Очень интересное наблюдение.
– Я думаю, любая кошка способна распознать рипа каким-то своим, кошачьим шестым чувством.
– Возможно, возможно, – дважды кивнул Лев Феоктистович. – При случае нужно будет проверить.
– Вы занимаетесь изучением башен? – осторожно поинтересовался Макарычев.
– И этим тоже, – еще раз кивнул Безбородко. И сразу повернул разговор в иное русло: – Сколько времени вы провели внутри башни?
– Один час и восемнадцать минут. Я засек время.
– Зачем? – прищурился Безбородко.
– На всякий случай.
– Так, значит, перебив всех рипов…
– Нам не удалось прикончить ни одного из них. Когда мы уходили, все они подавали признаки жизни. Дергались, изворачивались… Некоторые даже пытались подняться на ноги… Но при этом ни один не издавал ни звука.
– Точно?
– Абсолютно.
– Почему?
– Не знаю. Быть может, они еще не научились говорить?
– И после этого вы беспрепятственно покинули башню?
– Да. Проем, через который мы вошли, был все еще открыт.
– Ликвидаторов не было?
– Они приехали примерно через сорок минут после того, как мы вышли из башни.
– Вы рассказали им о том, что видели?
– Конечно. Но командир отряда ответил мне, что ему нет до этого никакого дела. Его задача – уничтожить башню. И все тут. В общем, я могу его понять… Да и вход в башню к тому времени уже закрылся.
– Почему?
– Вскоре после того, как мы с Портным вышли из башни, голый рип, которого охранял ефрейтор Стецук, стал вести себя… беспокойно. Все порывался встать и куда-то бежать. Мы попытались связать его, но он начал активно сопротивляться. Едва не выдавил глаз рядовому Дергачеву… А он ведь здоровый был… В смысле – мускулистый… В общем, нам пришлось его пристрелить.
– В голову?
– Да.
– Подействовало?
– Нет. Он вроде как и не заметил, что у него дыра в башке… Затих малость, только когда ефрейтор Стецук дал ему по голове кувалдой. Рип после этого упал и принялся землю пальцами скрести, как будто зарыться хотел… Смотреть противно было… Как в кино про живых мертвецов… Стецук предложил даже облить его бензином да, на фиг, сжечь. Чтобы, значит, не раздражал… Но минут через десять рип и сам перестал дергаться. Выпустил щупальца и сдулся, как девчонка. Одна оболочка осталась. И сразу после этого вход в башню закрылся. Так аккуратно, что ни щелки не осталось, ни вмятинки.
– Тела… Вернее, то, что от них осталось, вы сдали ликвидаторам?
– Да. Они сожгли их вместе с башней… Самое интересное, я думал, что когда башня рассыплется в прах, на ее месте воронка глубокая останется. Мы ведь метров на двадцать вниз спускались. А можно было и еще глубже. Так нет же, на месте башни осталась ровная площадка. Как будто она прямо на земле стояла.
– Кого? – озадаченно сдвинул брови Макарычев.
– Рипы – так мы называем нанореплики людей, – напомнил Безбородко. – Профессиональный жаргон. Происходит от первых букв английской фразы «Rest In Peace» – «Покойся с миром». Ее обычно на могильных плитах пишут.
– То есть вы их как бы заранее похоронили? – усмехнулся Макарычев.
– Может быть, мы их, а может, они нас, – без улыбки ответил Лев Феоктистович. – Время покажет… Так как насчет моего вопроса, Сергей?
– Я думаю, что смогу отличить рипа от живого человека. Может быть, не с первого взгляда, но смогу. Есть у них что-то необычное в поведении. Какая-то заторможенность, что ли… И взгляд пустой, ничего не выражающий. Хуже, чем у селедки на блюде.
– Скорее всего, вы имели дело с незавершенными рипами. Башня, в которой вы их нашли, выросла вдали от единого информационного пространства, поэтому ей приходилось экспериментировать. Рипы, которых мне доводилось видеть за кордоном, ничем не отличаются от обычных людей. У них даже кровь течет из порезов.
– Кот!
– Кот?
– Спиногрыз. Так зовут моего кота.
– И – что?
– Он чувствует в рипах чужаков. Вообще-то, Спиногрыз очень добрый и ласковый кот. Готов часами лежать на коленях у любого, кто согласится его гладить. Но к рипам он даже подходить близко отказался. Весь взъерошился, шипеть начал. Поначалу, когда он так на девочку отреагировал, я решил, что Спиногрыз просто не в настроении. Такое ведь и с котами случается, если встанет не с той лапы. Но потом я попытался поднести его к тому голому культуристу, которого Портной возле башни вырубил. Реакция была та же самая.
– В самом деле? – Безбородко двумя пальцами дернул себя за кончик бороды. – Очень интересное наблюдение.
– Я думаю, любая кошка способна распознать рипа каким-то своим, кошачьим шестым чувством.
– Возможно, возможно, – дважды кивнул Лев Феоктистович. – При случае нужно будет проверить.
– Вы занимаетесь изучением башен? – осторожно поинтересовался Макарычев.
– И этим тоже, – еще раз кивнул Безбородко. И сразу повернул разговор в иное русло: – Сколько времени вы провели внутри башни?
– Один час и восемнадцать минут. Я засек время.
– Зачем? – прищурился Безбородко.
– На всякий случай.
– Так, значит, перебив всех рипов…
– Нам не удалось прикончить ни одного из них. Когда мы уходили, все они подавали признаки жизни. Дергались, изворачивались… Некоторые даже пытались подняться на ноги… Но при этом ни один не издавал ни звука.
– Точно?
– Абсолютно.
– Почему?
– Не знаю. Быть может, они еще не научились говорить?
– И после этого вы беспрепятственно покинули башню?
– Да. Проем, через который мы вошли, был все еще открыт.
– Ликвидаторов не было?
– Они приехали примерно через сорок минут после того, как мы вышли из башни.
– Вы рассказали им о том, что видели?
– Конечно. Но командир отряда ответил мне, что ему нет до этого никакого дела. Его задача – уничтожить башню. И все тут. В общем, я могу его понять… Да и вход в башню к тому времени уже закрылся.
– Почему?
– Вскоре после того, как мы с Портным вышли из башни, голый рип, которого охранял ефрейтор Стецук, стал вести себя… беспокойно. Все порывался встать и куда-то бежать. Мы попытались связать его, но он начал активно сопротивляться. Едва не выдавил глаз рядовому Дергачеву… А он ведь здоровый был… В смысле – мускулистый… В общем, нам пришлось его пристрелить.
– В голову?
– Да.
– Подействовало?
– Нет. Он вроде как и не заметил, что у него дыра в башке… Затих малость, только когда ефрейтор Стецук дал ему по голове кувалдой. Рип после этого упал и принялся землю пальцами скрести, как будто зарыться хотел… Смотреть противно было… Как в кино про живых мертвецов… Стецук предложил даже облить его бензином да, на фиг, сжечь. Чтобы, значит, не раздражал… Но минут через десять рип и сам перестал дергаться. Выпустил щупальца и сдулся, как девчонка. Одна оболочка осталась. И сразу после этого вход в башню закрылся. Так аккуратно, что ни щелки не осталось, ни вмятинки.
– Тела… Вернее, то, что от них осталось, вы сдали ликвидаторам?
– Да. Они сожгли их вместе с башней… Самое интересное, я думал, что когда башня рассыплется в прах, на ее месте воронка глубокая останется. Мы ведь метров на двадцать вниз спускались. А можно было и еще глубже. Так нет же, на месте башни осталась ровная площадка. Как будто она прямо на земле стояла.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента