– Какого же вы мнения обо мне, малышка? Нравлюсь ли я вам?
– Что вы, мистер Эдисон, вы пугаете меня. Я… я…
– Не спешите с ответом. Да это и не так важно, если вы согласны выйти за меня.
Девушка готова была засмеяться, но Эдисон продолжал серьезно:
– Я не шучу. Но вы не спешите, хорошенько подумайте, поговорите с матерью и дайте мне ответ, когда будет удобно – хоть во вторник. Удобно вам будет во вторник на будущей неделе?
Вскоре после того один из приятелей Эдисона, возвращаясь домой поздно вечером на поезде из Нью-Йорка, заметил свет в окне его лаборатории. Он поднялся наверх к своему другу и застал его в одном из тех припадков, напоминающих столбняк, когда голова Эдисона бывает занята разрешением какой-нибудь трудной задачи.
– Здравствуй, Том! – весело крикнул вошедший приятель. – Что это ты делаешь здесь до сих пор? Разве ты не пойдешь домой?
– Который час? – спросил Эдисон, потягиваясь и протирая глаза.
– Да уже за полночь. Пойдем вместе.
– Что ты! – проговорил Эдисон, как бы просыпаясь. – Нужно идти домой. Ведь я сегодня женился…
Однако несмотря на такое увлечение своим изобретательством, доходящим до самозабвения, семейная жизнь Эдисона проходила счастливо. Он был хороший муж и нежно любил своих детей. Двух первых из них – мальчика и девочку – он в шутку называл дома Дот и Даш (тире и точка) по телеграфной азбуке Морзе.
В 1876 году, находя неудобным для работы Ньюарк, где он не мог уединиться вследствие наплыва множества посетителей и любопытства публики, Эдисон переселился со своим семейством в Менло-Парк, малонаселенный городок по линии железной дороги в Филадельфию, в двадцати четырех милях от Нью-Йорка. Здесь он устроил свои знаменитые мастерские и лабораторию, откуда вышла большая часть его гениальных изобретений.
На одни приборы для своих бесчисленных опытов и наблюдений Эдисон затратил более ста тысяч долларов; самой тонкой работы станки и разные механизмы в мастерских приводились в движение удивительного устройства паровой машиной в 80 лошадиных сил. Сознавая всю важность подбора хороших помощников и исполнителей для своих работ, Эдисон собрал здесь самых искусных в Соединенных Штатах мастеров и механиков, многие из которых работали с ним еще с 1870 года. Среди них – его ближайший сотрудник Бачелор, принимавший участие в разработке многих открытий; он уже давно с ним и участвует в его прибылях. Под его, Бачелора, руководством работает одиннадцать опытнейших мастеров и механиков. Лаборатория находится под наблюдением известного в Америке химика, профессора Макинтайра. Его обширную корреспонденцию ведет (теперь при помощи фонографа с пишущей машиной) личный секретарь, бывший товарищ по телеграфной службе, Гриффин, который занимается также и его финансовыми делами. Кроме того, в числе ближайших его помощников – бухгалтер и главный механик. При громадных средствах, умелом подборе работников и гениальном уме Эдисона, направляющем все дело, неудивительно, что его мастерские в Менло-Парке стали громадным заводом изобретений, разрабатываемых одно за другим. При таких средствах действительно оказывается возможным, что какая-нибудь идея, утром осенившая Эдисона, к вечеру того же дня воплощается в виде действующей модели.
По рассказам его сотрудников, Эдисон в среднем работает по восемнадцать часов в сутки. Один из них говорит: “Я работал с ним в течение трех месяцев почти все дни и ночи. За все это время мне удавалось спать урывками между шестью и девятью утра”. Еще в Ньюарке, при разработке автоматического телеграфа, ему понадобилась химически приготовленная бумага, на которой можно было бы отпечатать более двухсот слов в минуту, чтобы успевать за аппаратом, так как известные тогда французские растворы не отвечали нужным требованиям. Эдисон выписал целую химическую библиотеку из Нью-Йорка, Лондона и Парижа. Все это время он не выходил из своей лаборатории, куда ему приносили и еду. Спал он сидя в кресле. За шесть недель, проведенных таким образом, он проштудировал все выписанные книги, сделал толстый том выборок из них, произвел до двух тысяч опытов и нашел требуемый раствор, при помощи которого его печатающий телеграф передавал значительно более двухсот слов в минуту на расстоянии двухсот-пятидесяти миль.
Во время работы в своей громадной лаборатории Эдисон забывает все, кроме преследующей его задачи; наружный вид и одежда у него на последнем плане: в прожженном кислотами платье, с грязными руками и всклокоченными волосами он имеет вид поглощенного своим делом рабочего из мастерской. И только пронизывающий взгляд его сверкающих умом глаз обнаруживает присутствие необыкновенного человека.
Богатство и слава, по-видимому, не произвели в нем заметной перемены, и он остался для своих старых приятелей тем же Томом, которого они знали в прежнее время. У Эдисона самые простые вкусы в жизни, и он терпеть не может напыщенности, разных показных церемоний и торжественных обедов с хвалебными речами. Как-то раз приглашенный на обед в знаменитый нью-йоркский ресторан “Дельмонико”, он крайне удивил своего хозяина, ограничившись из всего обильного пиршества кусочком паштета и чашкою чая. В другой раз он вовсе отказался от публичного обеда, говоря, что “за сто тысяч долларов не согласен просидеть два часа, выслушивая славословия”. Его не привлекает личная известность, и, по его словам, “достоинства человека определяются его делами, а не тем, что о нем говорят”.
Эдисон выше среднего роста, с темными в проседь волосами; он не носит бороды, и у него лицо совсем молодого человека, что составляет удивительный контраст с его сединой. Под массивным, высоким лбом – выразительные глаза, которые, кажется, пронизывают вас насквозь, особенно когда Эдисон задумается.
У Эдисона от природы общительный характер, и он замечательно приятный собеседник; особенно он любит разговаривать с людьми, которые интересуются его изобретениями и понимают их. Благодаря его добродушию и простоте у него много друзей и знакомых; он обладает особым юмором и не прочь при случае подшутить над своими приятелями. Как уже было сказано, он – хороший семьянин, нежный отец и муж; домашние уже привыкли к его несколько оригинальному образу жизни, когда он по несколько дней не показывается домой и пропадает в своей лаборатории. Привлекавшие к себе общественное внимание изобретения Эдисона дали темы в американских газетах для множества забавных рассказов, которых мы, однако, не будем здесь приводить.
В конце восьмидесятых годов Эдисон перенес свои мастерские в Левелин-Парк, Орандж, близ Нью-Йорка. За несколько лет перед тем, еще в Менло-Парке, он потерял свою первую жену, оставшись с двумя маленькими детьми. Перед своим переселением он женился во второй раз на Минни Миллер, дочери известного заводчика в Огайо. Рассказывают, что он сохранил при помощи усовершенствованного фонографа звуки детского лепета, плача и смеха своего последнего ребенка, девочки, родившейся от второй жены.
Новый дом Эдисона в Орандже стоит посреди великолепного парка, и тут же находятся его новые мастерские и лаборатории, которые, по описаниям очевидцев, не имеют себе подобных в мире, Вокруг них расположены красивые дома со всеми новейшими удобствами, в которых живут его помощники и многочисленный штат служащих и рабочих из мастерских. Все вместе это составляет целый городок, единственный в своем роде центр, откуда выходят всевозможные изобретения, применяемые повсюду в мире.
Устроенные здесь Эдисоном лаборатории и физические кабинеты по своим возможностям и богатству приборов не имеют себе равных; механические мастерские снабжены самыми усовершенствованными машинами и приспособлениями, при помощи которых в короткое время можно изготавливать как самые тяжелые, так и самые мелкие и хрупкие механизмы. Все это приводится в действие паровой машиной в 150 сил. При химических лабораториях не только имеется склад всех известных в науке химических веществ и соединений, но тут вы найдете всевозможные материалы из растительного и животного царств, которые могут понадобиться изобретателю при его исследованиях и опытах.
Громадный зал библиотеки на сто тысяч томов, состоящей из книг по всем отраслям точных наук и техники, по богатству содержания, по своему внутреннему устройству и удобствам представляет нечто удивительное. Повсюду среди экзотических растений расставлены удобные столы и конторки для занятий. Все это освещается электричеством. При лаборатории находится огромная аудитория, в которой в определенное время читаются лекции помощниками Эдисона; кафедра лектора со столами для приборов и досками для рисунков помещена в одном конце зала, и сюда же для производства разных опытов выводятся концы проводов от самых сильных динамо-машин и электрических батарей.
Летом 1889 года Эдисон посетил Всемирную выставку в Париже, где его новый фонограф привлекал массу публики и где изобретатель своим простым обращением и скромностью производил самое хорошее впечатление на тех лиц, с которыми ему приходилось сталкиваться.
Приводим выдержки из интересного отчета корреспондента английской газеты “Pall-Mall”, который виделся с Эдисоном в Париже во время выставки.
“Хорошо. Заходите в пятницу около одиннадцати, – отвечал Эдисон на его письмо с просьбой о свидании, – к тому времени я, вероятно, приду в себя; а теперь моя голова делает по 275 оборотов в минуту”.
В назначенное время корреспондент явился в “Hotel du Rhin”, где остановился Эдисон со своей молодой женой. Он застал у него общество, состоявшее из его секретаря, полковника Гуро (его приятеля и агента в Англии), Дюрера, написавшего о нем известную брошюру, и других.
На вопрос, как понравился ему Париж, Эдисон отвечал:
– О, я поражен, голова у меня совсем завертелась, и пройдет, пожалуй, с год, пока все это уляжется. Жаль, что я не приехал сюда в моей рабочей блузе, я тогда спокойно осмотрел бы все, не обращая внимания на костюм. Выставка громадна, куда больше нашей филадельфийской. Но пока я видел мало. Впрочем, проходя сегодня, я заметил одну машину, приводимую в движение напором воды; она сбережет мне шесть тысяч долларов, и я непременно выпишу несколько таких. Что меня здесь особенно поражает, это всеобщая лень. Когда же эти люди работают? И что они делают? Здесь, по-видимому, выработалась целая система праздношатанья… Эти инженеры, разодетые по последней моде, с тросточками в руках, которые меня посещали, – когда же они работают? Я тут ничего не понимаю.
Корреспондент заговорил о его способности к непрерывному труду.
– Да, мне случалось работать несколько суток подряд. Не правда ли, Гуро? Но в среднем я занимаюсь около двадцати часов в сутки. Я нахожу совершенно достаточным спать четыре часа.
– Я вижу, вы курите, – спросил репортер, – это вам не вредит?
– Нисколько. Я выкуриваю в день около двадцати сигар, и чем больше я работаю, тем больше курю.
Потом все общество отправилось завтракать в ресторан Бребана на Эйфелеву башню, и во время еды заговорили о ней.
– Это важная идея, – сказал Эдисон. – Слава Эйфеля в грандиозности концепции и в энергии выполнения ее… Мне нравятся французы своими великими идеями. Англичане уступают им в этом. Ну кто бы из них придумал башню Эйфеля или статую Свободы(подаренную французами Америке)?
Мы разговорились об известных людях; зашла речь и об одном богаче, нанявшем такого повара, что его содержание равняется епископскому.
– Брайтова болезнь почек – вот все, что получит этот господин в виде дивиденда на свой капитал, – заметил гениальный американец.
Когда подали кофе, лицо Эдисона просветлело, и он взял сигару, говоря: “Этим обыкновенно начинается и мой завтрак”.
“Проходя около башни Эйфеля несколько минут спустя, – пишет корреспондент, – я увидел у ее подножия этого человека, со свежим юношеским лицом и седыми волосами над гладким лбом без морщин. Когда я взглянул на него и на грандиозное сооружение, то последнее показалось мне очень маленьким в сравнении с таким умственным колоссом”.
В июле этого года представитель Эдисона в Лондоне, полковник Гуро, в торжественной обстановке и в присутствии многих из политических деятелей передал по фонографу приветственный адрес Гладстону от нескольких выдающихся американских граждан во главе с генералом Шерманом, которого американцы также называют своим великим стариком.При этом он вручил Гладстону экземпляр фонографа последней конструкции и маленькую библиотеку “говорящих” фонографических цилиндров. Ответная речь Гладстона была передана подобным же образом в Америку.
Этим политическим эпизодом, в котором фонограф явился посредником между выдающимися представителями двух великих государств, мы и закончим наш краткий очерк жизни и деятельности Томаса Эдисона.
– Что вы, мистер Эдисон, вы пугаете меня. Я… я…
– Не спешите с ответом. Да это и не так важно, если вы согласны выйти за меня.
Девушка готова была засмеяться, но Эдисон продолжал серьезно:
– Я не шучу. Но вы не спешите, хорошенько подумайте, поговорите с матерью и дайте мне ответ, когда будет удобно – хоть во вторник. Удобно вам будет во вторник на будущей неделе?
Вскоре после того один из приятелей Эдисона, возвращаясь домой поздно вечером на поезде из Нью-Йорка, заметил свет в окне его лаборатории. Он поднялся наверх к своему другу и застал его в одном из тех припадков, напоминающих столбняк, когда голова Эдисона бывает занята разрешением какой-нибудь трудной задачи.
– Здравствуй, Том! – весело крикнул вошедший приятель. – Что это ты делаешь здесь до сих пор? Разве ты не пойдешь домой?
– Который час? – спросил Эдисон, потягиваясь и протирая глаза.
– Да уже за полночь. Пойдем вместе.
– Что ты! – проговорил Эдисон, как бы просыпаясь. – Нужно идти домой. Ведь я сегодня женился…
Однако несмотря на такое увлечение своим изобретательством, доходящим до самозабвения, семейная жизнь Эдисона проходила счастливо. Он был хороший муж и нежно любил своих детей. Двух первых из них – мальчика и девочку – он в шутку называл дома Дот и Даш (тире и точка) по телеграфной азбуке Морзе.
В 1876 году, находя неудобным для работы Ньюарк, где он не мог уединиться вследствие наплыва множества посетителей и любопытства публики, Эдисон переселился со своим семейством в Менло-Парк, малонаселенный городок по линии железной дороги в Филадельфию, в двадцати четырех милях от Нью-Йорка. Здесь он устроил свои знаменитые мастерские и лабораторию, откуда вышла большая часть его гениальных изобретений.
На одни приборы для своих бесчисленных опытов и наблюдений Эдисон затратил более ста тысяч долларов; самой тонкой работы станки и разные механизмы в мастерских приводились в движение удивительного устройства паровой машиной в 80 лошадиных сил. Сознавая всю важность подбора хороших помощников и исполнителей для своих работ, Эдисон собрал здесь самых искусных в Соединенных Штатах мастеров и механиков, многие из которых работали с ним еще с 1870 года. Среди них – его ближайший сотрудник Бачелор, принимавший участие в разработке многих открытий; он уже давно с ним и участвует в его прибылях. Под его, Бачелора, руководством работает одиннадцать опытнейших мастеров и механиков. Лаборатория находится под наблюдением известного в Америке химика, профессора Макинтайра. Его обширную корреспонденцию ведет (теперь при помощи фонографа с пишущей машиной) личный секретарь, бывший товарищ по телеграфной службе, Гриффин, который занимается также и его финансовыми делами. Кроме того, в числе ближайших его помощников – бухгалтер и главный механик. При громадных средствах, умелом подборе работников и гениальном уме Эдисона, направляющем все дело, неудивительно, что его мастерские в Менло-Парке стали громадным заводом изобретений, разрабатываемых одно за другим. При таких средствах действительно оказывается возможным, что какая-нибудь идея, утром осенившая Эдисона, к вечеру того же дня воплощается в виде действующей модели.
По рассказам его сотрудников, Эдисон в среднем работает по восемнадцать часов в сутки. Один из них говорит: “Я работал с ним в течение трех месяцев почти все дни и ночи. За все это время мне удавалось спать урывками между шестью и девятью утра”. Еще в Ньюарке, при разработке автоматического телеграфа, ему понадобилась химически приготовленная бумага, на которой можно было бы отпечатать более двухсот слов в минуту, чтобы успевать за аппаратом, так как известные тогда французские растворы не отвечали нужным требованиям. Эдисон выписал целую химическую библиотеку из Нью-Йорка, Лондона и Парижа. Все это время он не выходил из своей лаборатории, куда ему приносили и еду. Спал он сидя в кресле. За шесть недель, проведенных таким образом, он проштудировал все выписанные книги, сделал толстый том выборок из них, произвел до двух тысяч опытов и нашел требуемый раствор, при помощи которого его печатающий телеграф передавал значительно более двухсот слов в минуту на расстоянии двухсот-пятидесяти миль.
Во время работы в своей громадной лаборатории Эдисон забывает все, кроме преследующей его задачи; наружный вид и одежда у него на последнем плане: в прожженном кислотами платье, с грязными руками и всклокоченными волосами он имеет вид поглощенного своим делом рабочего из мастерской. И только пронизывающий взгляд его сверкающих умом глаз обнаруживает присутствие необыкновенного человека.
Богатство и слава, по-видимому, не произвели в нем заметной перемены, и он остался для своих старых приятелей тем же Томом, которого они знали в прежнее время. У Эдисона самые простые вкусы в жизни, и он терпеть не может напыщенности, разных показных церемоний и торжественных обедов с хвалебными речами. Как-то раз приглашенный на обед в знаменитый нью-йоркский ресторан “Дельмонико”, он крайне удивил своего хозяина, ограничившись из всего обильного пиршества кусочком паштета и чашкою чая. В другой раз он вовсе отказался от публичного обеда, говоря, что “за сто тысяч долларов не согласен просидеть два часа, выслушивая славословия”. Его не привлекает личная известность, и, по его словам, “достоинства человека определяются его делами, а не тем, что о нем говорят”.
Эдисон выше среднего роста, с темными в проседь волосами; он не носит бороды, и у него лицо совсем молодого человека, что составляет удивительный контраст с его сединой. Под массивным, высоким лбом – выразительные глаза, которые, кажется, пронизывают вас насквозь, особенно когда Эдисон задумается.
У Эдисона от природы общительный характер, и он замечательно приятный собеседник; особенно он любит разговаривать с людьми, которые интересуются его изобретениями и понимают их. Благодаря его добродушию и простоте у него много друзей и знакомых; он обладает особым юмором и не прочь при случае подшутить над своими приятелями. Как уже было сказано, он – хороший семьянин, нежный отец и муж; домашние уже привыкли к его несколько оригинальному образу жизни, когда он по несколько дней не показывается домой и пропадает в своей лаборатории. Привлекавшие к себе общественное внимание изобретения Эдисона дали темы в американских газетах для множества забавных рассказов, которых мы, однако, не будем здесь приводить.
В конце восьмидесятых годов Эдисон перенес свои мастерские в Левелин-Парк, Орандж, близ Нью-Йорка. За несколько лет перед тем, еще в Менло-Парке, он потерял свою первую жену, оставшись с двумя маленькими детьми. Перед своим переселением он женился во второй раз на Минни Миллер, дочери известного заводчика в Огайо. Рассказывают, что он сохранил при помощи усовершенствованного фонографа звуки детского лепета, плача и смеха своего последнего ребенка, девочки, родившейся от второй жены.
Новый дом Эдисона в Орандже стоит посреди великолепного парка, и тут же находятся его новые мастерские и лаборатории, которые, по описаниям очевидцев, не имеют себе подобных в мире, Вокруг них расположены красивые дома со всеми новейшими удобствами, в которых живут его помощники и многочисленный штат служащих и рабочих из мастерских. Все вместе это составляет целый городок, единственный в своем роде центр, откуда выходят всевозможные изобретения, применяемые повсюду в мире.
Устроенные здесь Эдисоном лаборатории и физические кабинеты по своим возможностям и богатству приборов не имеют себе равных; механические мастерские снабжены самыми усовершенствованными машинами и приспособлениями, при помощи которых в короткое время можно изготавливать как самые тяжелые, так и самые мелкие и хрупкие механизмы. Все это приводится в действие паровой машиной в 150 сил. При химических лабораториях не только имеется склад всех известных в науке химических веществ и соединений, но тут вы найдете всевозможные материалы из растительного и животного царств, которые могут понадобиться изобретателю при его исследованиях и опытах.
Громадный зал библиотеки на сто тысяч томов, состоящей из книг по всем отраслям точных наук и техники, по богатству содержания, по своему внутреннему устройству и удобствам представляет нечто удивительное. Повсюду среди экзотических растений расставлены удобные столы и конторки для занятий. Все это освещается электричеством. При лаборатории находится огромная аудитория, в которой в определенное время читаются лекции помощниками Эдисона; кафедра лектора со столами для приборов и досками для рисунков помещена в одном конце зала, и сюда же для производства разных опытов выводятся концы проводов от самых сильных динамо-машин и электрических батарей.
Летом 1889 года Эдисон посетил Всемирную выставку в Париже, где его новый фонограф привлекал массу публики и где изобретатель своим простым обращением и скромностью производил самое хорошее впечатление на тех лиц, с которыми ему приходилось сталкиваться.
Приводим выдержки из интересного отчета корреспондента английской газеты “Pall-Mall”, который виделся с Эдисоном в Париже во время выставки.
“Хорошо. Заходите в пятницу около одиннадцати, – отвечал Эдисон на его письмо с просьбой о свидании, – к тому времени я, вероятно, приду в себя; а теперь моя голова делает по 275 оборотов в минуту”.
В назначенное время корреспондент явился в “Hotel du Rhin”, где остановился Эдисон со своей молодой женой. Он застал у него общество, состоявшее из его секретаря, полковника Гуро (его приятеля и агента в Англии), Дюрера, написавшего о нем известную брошюру, и других.
На вопрос, как понравился ему Париж, Эдисон отвечал:
– О, я поражен, голова у меня совсем завертелась, и пройдет, пожалуй, с год, пока все это уляжется. Жаль, что я не приехал сюда в моей рабочей блузе, я тогда спокойно осмотрел бы все, не обращая внимания на костюм. Выставка громадна, куда больше нашей филадельфийской. Но пока я видел мало. Впрочем, проходя сегодня, я заметил одну машину, приводимую в движение напором воды; она сбережет мне шесть тысяч долларов, и я непременно выпишу несколько таких. Что меня здесь особенно поражает, это всеобщая лень. Когда же эти люди работают? И что они делают? Здесь, по-видимому, выработалась целая система праздношатанья… Эти инженеры, разодетые по последней моде, с тросточками в руках, которые меня посещали, – когда же они работают? Я тут ничего не понимаю.
Корреспондент заговорил о его способности к непрерывному труду.
– Да, мне случалось работать несколько суток подряд. Не правда ли, Гуро? Но в среднем я занимаюсь около двадцати часов в сутки. Я нахожу совершенно достаточным спать четыре часа.
– Я вижу, вы курите, – спросил репортер, – это вам не вредит?
– Нисколько. Я выкуриваю в день около двадцати сигар, и чем больше я работаю, тем больше курю.
Потом все общество отправилось завтракать в ресторан Бребана на Эйфелеву башню, и во время еды заговорили о ней.
– Это важная идея, – сказал Эдисон. – Слава Эйфеля в грандиозности концепции и в энергии выполнения ее… Мне нравятся французы своими великими идеями. Англичане уступают им в этом. Ну кто бы из них придумал башню Эйфеля или статую Свободы(подаренную французами Америке)?
Мы разговорились об известных людях; зашла речь и об одном богаче, нанявшем такого повара, что его содержание равняется епископскому.
– Брайтова болезнь почек – вот все, что получит этот господин в виде дивиденда на свой капитал, – заметил гениальный американец.
Когда подали кофе, лицо Эдисона просветлело, и он взял сигару, говоря: “Этим обыкновенно начинается и мой завтрак”.
“Проходя около башни Эйфеля несколько минут спустя, – пишет корреспондент, – я увидел у ее подножия этого человека, со свежим юношеским лицом и седыми волосами над гладким лбом без морщин. Когда я взглянул на него и на грандиозное сооружение, то последнее показалось мне очень маленьким в сравнении с таким умственным колоссом”.
В июле этого года представитель Эдисона в Лондоне, полковник Гуро, в торжественной обстановке и в присутствии многих из политических деятелей передал по фонографу приветственный адрес Гладстону от нескольких выдающихся американских граждан во главе с генералом Шерманом, которого американцы также называют своим великим стариком.При этом он вручил Гладстону экземпляр фонографа последней конструкции и маленькую библиотеку “говорящих” фонографических цилиндров. Ответная речь Гладстона была передана подобным же образом в Америку.
Этим политическим эпизодом, в котором фонограф явился посредником между выдающимися представителями двух великих государств, мы и закончим наш краткий очерк жизни и деятельности Томаса Эдисона.