Страница:
— Ты так и не вернешься?
— Пока отец жив, не вернусь, а потом придется, хотя бы на время… Герцог хочет передать корону брату. Я согласен, куда мне без вас, я теперь совсем арциец. Мирия мне маловата, да и не смогу я с синяками и капустницами ужиться, а гнать их от нас поздно… Правильно твой дед говорил, воюй хоть с Проклятым, хоть с Творцом, только не с клириками.
— Тогда тебе вовсе незачем назад тащиться. Напиши, и хватит.
— Нельзя, у каждой жабы свой хвост. Антонио не станет законным герцогом, пока я не отрекусь в его пользу в главном храме Кер-Эрасти. Причем сначала придется честь по чести принять корону, так как отрекаться может только миропомазанный государь. Бред, конечно, но ничем не лучше вашей привычки обходить женщин или атэвской, где все зависит от предсмертного желания калифа… Так что, если меня здесь не прикончат, хочешь не хочешь поеду в Мирию.
— А с какой стати тебя должны прикончить?
— А я откуда знаю, — пожал плечами Рито, — муторно как-то…
— Жабий хвост! И тебе тоже?!
— Наверное, от Александра заразился, он что-то совсем поплыл…
— Да я не про него, а про себя. Вроде бы все в порядке, все на месте, я двадцать раз проверял, а все равно!
— А вот это мне уже не нравится. Мне вообще многое не нравится.
— Например?
— Сандер мне не нравится, — махнул рукой мириец, — сил нет на него смотреть…
— Мне самому нет сил на себя смотреть, — они и не заметили, как король откинул шелковый полог и присоединился к ним.
— Проклятый тебя побери, Сандер, — откликнулся Рито с нервным смешком, — подкрался, как кошка!
— Ну, извини, — король виновато улыбнулся, — мне что-то на небо поглядеть захотелось.
— Жабий хвост! — скрипнул зубами Луи. — И что это на нас всех нашло?! Когда мы схватились с Раулем, такого не было!
— Стареете, наверное, — предположил Рито.
— Скорее не привыкли, чтоб удача сама в руки плыла, всегда с бою брали, а тут… Неуютно как-то.
— Именно, что неуютно, — Александр рассеянно оглядел золотистые деревья, дальний овраг, шелк небес, прошитый еще одной улетающей стаей, — зачем мы все это делаем, уму непостижимо.
— Что «все»? — не понял Рафаэль.
— Все, — повторил Александр Тагэре, не отрывая взгляда от журавлей, — какое дело этим птицам и этим деревьям, кто победит? Мы будем убивать, нас будут убивать, а зачем? Никому это не нужно. Поль был прав, когда женился и уехал в провинцию, — а мы? Пройдет год или два, «паучата» [10]опять дадут Пьеру деньги, опять найдутся люди, которые за эти деньги придут сюда, чтобы их убили, и при этом убьют кого-то из тех, кто готов умереть, чтобы здесь не было ни Эмраза, ни того, кто его притащит. И опять будет осень и бессмысленная кровь.
— Хватит, — внезапно вспылил Луи Трюэль, — оставь эту фантасмагорию при себе! Мы здесь, потому что к нам заявились с оружием. Тартю — трус и ничтожество, но за ним стоят те, кому мы — кость в горле. Каштанам, может, и наплевать, кто будет под ними ездить, а мне — нет. И если кто-то за ифранские ауры готов рискнуть головой, я ему эту голову сверну. Их никто не звал сюда, Александр, и прекрати забивать себе и нам голову всякой ерундой!
— Ты прав, — король походил на только что проснувшегося человека, — ты все проверил?
— Все, и не по одному разу. Сандер, трусость Тартю равняется скупости его хозяев. Я не понимаю, как он решился полезть на нас с такими силами, но мои разведчики прочесали всю округу. Похоже, у Эмраза и вправду только те войска, которые мы видим.
— Вспомни, — Рафаэль отбросил падающую на лоб вороную прядь, — вас у Мелового было еще меньше, и две трети были наемниками или почти наемниками.
— Я помню, — кивнул Трюэль, — но Рауль и Тартю то же, что медведь и крыса. За Эмразом воинских талантов отродясь не числилось, а Сандер уже тогда мог с покойным Анри Мальвани потягаться. Жабий хвост, проедусь-ка я, пожалуй, еще раз до Гразы и обратно… Не желаете составить мне компанию?
Александр молча покачал головой, Кэрна пожал плечами и остался с другом.
— Рито, — Тагэре рассеянно провожал глазами удаляющегося всадника, — тебе не кажется, что Сезар был бы лучшим королем, чем я? В конце концов, Мальвани мало чем уступают Волингам…
— Хорошо, Сезар тебя не слышит, он бы тебе сейчас такое сказал…
— Знаю, просто ты не представляешь, как я устал от короны, от этого украшения, — король коснулся изуродованного плеча, — от необходимости все время улыбаться и делать вид, что я знаю, как надо поступить в любом случае.
— Но ты действительно знаешь.
— Не уверен. Раньше — да. Раньше у меня многое получалось, но тогда в этом был какой-то смысл. Был жив Эдмон, я был должен…
— Ты и сейчас должен. Арции и самому себе. Проклятый! Ты когда-нибудь прекратишь себя грызть? А если не прекратишь, подожди хотя бы до завтра.
— Не волнуйся, — Тагэре натянуто засмеялся, — завтра все будет как надо. Я сяду на Садана, надену корону, возьму меч и так далее. Мы победим, возможно, даже захватим Пьера…
— А потом ты его отпустишь или отдашь на поруки отчиму… Право, ты уже становишься смешным с этим своим милосердием!
— По-твоему, лучше поступить, как… как…
— Как Филипп с Жоффруа? Это другое. У тебя нет постыдной тайны, которую ты хочешь скрыть. Да у тебя и врагов-то собственных нет, все или враги Арции, или те, кого ты приобрел, служа брату.
— Нет тайны, говоришь? От тебя, возможно, и нет. Но что я скажу Шарло и Катрин, когда они спросят, кто их мать? Элеонора хочет, чтоб я женился на ее дочери. Ради Филиппа я должен, а не могу! Понимаешь, не могу!
— И не надо, — Рафаэль сочувственно посмотрел на Александра. — Младшая Элеонора — дура! Если у нее и есть что стоящее, то грудь — так у Онорины не хуже. А ты жить с дурой не сможешь. Шарло все поймет, это уже сейчас видно, а что до женитьбы, так время терпит. Я тоже не женат, и ничего.
— Ты не король… Ой, извини.
— А чего извиняться? Я из Мирии ушел навсегда, быть карманным герцогом при церковных крысах — не по мне! А что до того, что тебе нужны законные наследники, то сын Жоффруа — славный мальчишка, да и ты пока умирать не собираешься. Может быть…
— Да в том-то и дело, что ничего быть не может. Бедная Жаклин схватилась за меня, как утопающий за терновый куст, а что я ей, кроме своей неземной красоты, мог дать? Я был рад-радешенек, когда медикус прописал ей воздержание.
— Жаклин ты дал жизнь и свободу. Вряд ли после всего, что с ней и всеми ре Фло случилось, она могла надеяться хоть на что-то. Если бы не ты…
— Если бы не я, ее отец был бы жив!
— Проклятый! — возопил Рафаэль. — Еще немного, и ты себя обвинишь в Грехе Первом и Грехе Последнем, о которых нам ханжи талдычат! Неужели моя дура сестра вкупе с Элеонорой Вилльо так заморочили тебе голову, что ты стал бояться жить? Когда до тебя дойдет, что ты ни перед кем не виноват и никому ничего не должен, это перед тобой все в долгу, как в шелку!
— Ладно, Рито, — махнул рукой король, — давай проедемся по следам Луи. Все лучше, чем такой разговор…
2895 год от В.И.
Вечер 9-го дня месяца Собаки
ЧЕРНЫЙ СУР
— Вот оно! — Рене Аррой указал рукой на груду серых камней. В нескольких шагах от развалин буйствовали джунгли, но роскошная тропическая жизнь словно бы остановилась на границе невидимого круга, за которым не росло ни травинки.
— Ждите меня здесь, — Рене обернулся к своим спутникам — могучему черному жеребцу и сидящему на его спине эльфу.
— Я пойду с тобой, — Клэр легко спрыгнул на землю, несмотря на протестующее фырканье Гиба.
— Нет. Это место проклято и отмечено печатью даже не Зла, а чего-то совершенно чужого. Лианы и те это понимают, так что эльфу там делать нечего. Я — другое дело, да и вряд ли я найду что-то, кроме тени.
— Если б там была только тень, — покачал головой Клэр, — джунгли бы захватили холм.
— Ты можешь чувствовать деревья. Что они помнят?
— Сейчас. — Тонкое лицо рыцаря Осени стало отсутствующим, серебристые глаза широко раскрылись, глядя в никуда. Рене и Гиб молча ждали. Ветер всколыхнул густую, тяжелую листву, на землю упало несколько капель то ли росы, то ли сока, дохнуло приторным ароматом цветов. Клэр поднял голову.
— Деревьям отвратительно это место, вот и все, что я могу сказать. Эти леса не знают осени, но этот холм для них — средоточие того, что в наших краях зовут зимой.
— Зима, смерть, небытие… — задумчиво повторил Рене, — я видел их, и видел близко. Но мы пришли сюда не за этим.
— Мы? — попробовал улыбнуться Клэр. — Мы с Романом решили, что нужно разыскать храм из легенды Майхуба, но нам задуманное оказалось не по силам.
— Потому что вы живы.
— Ты тоже жив, Рене, — возразил Клэр, — ведь жизнь — это любовь, память и воля. Ты вернулся и этим все доказал.
— Вернулся, это так… О, смотри!
Это было животное размером с небольшого арцийского кабана, оно и походило на кабана, если бы того разрисовали черно-белыми пятнами, а рыло вытянули в небольшой хоботок. «Кабанчик» сломя голову удирал от хищника, сзади была смерть, впереди — развалины, в которые беглец и бросился. Вслед за ним из-под покрова леса выскочила огромная пятнистая кошка, но на границе травы остановилась, коротко рявкнула и гордо удалилась в джунгли. Ужас и отвращение, внушаемые этим местом, оказались сильнее голода, но слабее страха смерти.
— Подождем, — предложил эльф. Рене кивнул, Гиб ударил копытом о землю, что в данном случае означало согласие. Наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом ветвей и гудением насекомых.
2895 год от В.И.
Утро 10-го дня месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Александр Тагэре не мытьем, так катаньем избегал предписанных этикетом церемоний. Особенно невыносимы были толпы придворных, собачьими глазами созерцавших, как Их Величество одеваются или кушают. Король понимал, что минимум принятых в Благодатных землях обычаев соблюдать нужно, но привыкший к тяжести доспехов, откровенным дружеским словам и дыму походных костров воин с трудом мирился с дворцовыми порядками и нарушал их елико возможно. Все еще стесняясь своего плеча, Сандер предпочитал одеваться в одиночестве, а в качестве кости, брошенной блюстителям этикета, по утрам приглашал к себе кого-то из «волчат». Александр как-то умудрился пронести юношескую дружбу сквозь огонь, воду и медные трубы. Возможно, потому, что «волчата» признали первенство Последнего из Тагэре задолго до коронации, а лизоблюдство было им так же противно, как и их королю.
Наедине с друзьями Его Величество превращался в Сандера, и это устраивало всех. Вот с теми, кого он недолюбливал, Александр Тагэре был неизменно вежлив и холоден; впрочем, шансов помочь королю затянуть пряжки доспехов или наскоро вместе с ним сжевать походный завтрак у них не было. Александр всегда старался избавляться от их общества, но на сей раз ему не повезло. В поход против бывшего виконта Эмразского, старанием ифранских «паучат» превращенного из «кошачьего отродья» [11]в наследника Лумэнов, пришлось взять с собой фронтерских наемников и, самое гнусное, Стэнье-Рогге.
Граф Селестин в своих предательствах докатился до того, что выступил против собственного пасынка, хотя его никто об этом не просил. Александру было противно, но отказать в этом удовольствии услужливому нобилю, за которого ходатайствовала бланкиссима Шарлотта, было нельзя. Положение на границе с Ифраной тревожило, все шло к тому, что Эмразом жертвовали, чтобы заставить Арцию перебросить войска от Табита к Гразе и, воспользовавшись этим, вторгнуться в Оргонду. В пользу этого говорили и очередные выходки фронтерского господаря и эскотских разбойников. Тагэре не сомневался, что и Тодору, и новому эскотскому королю Ноэлю, и его северным подданным заплатили ифранским золотом. Ничего серьезного в этих набегах не было, но они исключали участие в походе против Тартю войск из Эльты и Эстре. Впрочем, это было не так уж и страшно, Александр не сомневался, что тысячи гвардейцев, «волчат» с их сигурантами и дарнийских наемников для ифранско-лумэновского претендента на арцийский престол более чем достаточно.
То, что против четырех или пяти тысяч Тартю он выведет две с половиной, Тагэре не смущало. Он был уверен и в своих людях, и в себе, а численный перевес противника перестал пугать Александра еще в юности. Но все пошло не так сначала из-за Жися, а затем из-за возжелавшего лишний раз доказать свою преданность Селестина. Пришлось тащить за собой никому не нужный многотысячный хвост. Стало не лучше, а хуже, но канцлер Бэррот был прав: фронтерцев без присмотра лучше не оставлять, тем паче в столице. Взять их на службу было не лучшим решением покойного брата, но что сделано, то сделано. Хорошо, хоть Жись на ножах с нынешним фронтерским господарем, как бишь его?
У входа в палатку зашуршало, что-то спросил часовой, кто-то ответил, полог откинулся, и появился граф Трюэль. Значит, скоро выступать.
— Луи, во-первых — здравствуй, во-вторых — что в лагере, и, в-третьих, — ты часом не помнишь, кто сейчас заправляет во Фронтере? У меня имя из головы вылетело.
— Жабий хвост!
— Не ври, господарей с таким именем даже там не бывает.
— А вот и бывает, твое величество. Где ж им быть, как не во Фронтере? — Трюэль ловко поймал запущенный в него Сандером кубок. — Ты не представляешь, что у них за имена и клички, — ежли поискать хорошенько, и Жабий Хвост отыщется, и Хрючий Глаз, и Перебейнос или Набейморду… Но нынешний называется Тодор.
— Точно! И сидит почти двадцать лет. Жись — его родич, вроде как…
— Ага. Но они как кошка с собакой. Тодор рад-радешенек избавиться от Жися, который под него копал, пока Филипп беднягу не пригрел.
— Знал бы ты, как я не хотел их с собой тащить.
— А что так? Воины они неплохие, даже очень. И верхами годятся, и пешими, да и под присмотром будут.
— В том-то и дело. Я привык верить тем, кто рядом.
— Ну, во время боя им верить можно. Вот потом как бы не напились да грабить не полезли. И от обозов их держать нужно подальше. Кстати, из Гартажа налог прислали.
— Хорошо, — рассеянно кивнул король, — поможешь?
— Легко, — Луи, насвистывая, взялся за пряжки на королевских поножах. — А Рито опять без доспехов.
— Ну, не совсем же.
— Не совсем, но все же. Говорит, ему так легче. Прямо атэв какой-то.
— Может, он и прав. Атэвы и впрямь не любят на себе железо таскать, но с ними я бы сразиться не хотел.
— Готово, твое величество, принимай работу…
— Убить тебя, что ли? — задумчиво произнес Сандер.
— Не надо, — в притворном ужасе взвизгнул Луи, прикрывая голову рукой, — лучше кого-нибудь другого.
— Уговорил, — в глубоких серых глазах сверкнула и погасла искра, — моя б воля, я б и вовсе никого не убивал.
— Жабий хвост, «никого» не получится.
— Я понимаю, пошли.
Их, разумеется, уже ждали. «Волчата», капитан дарнийских наемников с неизбежным долговязым племянником, граф Рогге-Стэнье, как всегда учтивый до чрезвычайности, командир лучников и арбалетчиков барон Шаотан и усатый и хмурый фронтерец, старательно опускающий глаза. Наверняка кто-то из его людей напился и учинил какую-то пакость… Ладно, сейчас не до того.
— Доброе утро, господа. С погодой нам, кажется, повезло.
— Да, день, без сомнения, будет солнечный. Очень подходящий день, чтобы разбить изменника. — Селестин Рогге-Стэнье рассмеялся приятным, грудным смехом.
— Вам не есть неприятно воевать с сыном вашей супруги? — поинтересовался ставший недавно бароном господин Игельберг. В вопросе дарнийца не было двойного дна, ему и в самом деле было интересно.
— Мой дорогой барон, — Стэнье отнюдь не казался обиженным, — сын жены и родная кровь — отнюдь не одно и то же. Уверен, что ваш племянник останется вам много ближе, чем потенциальный сын вашей возможной супруги. К тому же, как всем известно, сигнора Анжелика меня покинула и укрылась вместе с Пьером в Ифране, так что я даже не знаю, женат или нет…
Селестин не врал. Анжелика, которую все и всегда называли Фарбье, хотя она дважды была замужем, и впрямь увезла сына в Ифрану сразу после смерти Жоффруа. Александр графиню не осуждал, мать есть мать, хотя ее жалкий сынок ничем Филиппу не мешал, да и мешать не мог. Прав на корону у него не было никаких. Потомок бастарда-узурпатора, да еще по женской линии! Сандер совершенно точно знал, что встречался с виконтом Эмразским, но при всем желании не мог припомнить его физиономию. Когда-то неугомонная Анжелика попыталась женить своего Пьера на Даро… Над этим смеялись несколько месяцев, особенно когда Миранда расписывала неземную «красоту» жениха.
— …Таким образом, — возвысил голос Ювер Трюэль, исполнявший в этом походе обязанности начальника штаба, — на сегодняшний день у нас три с половиной тысячи тяжелых кавалеристов, в том числе тысяча дарнийцев и две тысячи, подчиненные графу Стэнье-Рогге, две тысячи лучников и шесть тысяч храбрых воинов сигнора Жися, пригодных как к пешему, так и к конному бою. Итого одиннадцать тысяч пятьсот человек, не считая свитских.
— А каким количеством располагает противник? — Господин Игельберг все знал и так, но не услышать подтверждение вчерашних сведений, по его мнению, было неправильно.
— У него две тысячи тяжелых кавалеристов, столько же пехотинцев и до полутысячи лучников и арбалетчиков.
— Это хорошее соотношение, — наклонил голову дарниец, — мы должны получать убедительную победу.
Да, превосходство было очевидным, даже слишком. Александр Тагэре досадливо поморщился. До сегодняшнего дня ему не приходилось начинать битву, находясь в большинстве. Проклятый, оказаться чуть ли не с двенадцатью тысячами против жалкого Эмраза — это ли не насмешка!
2895 год от В.И.
Утро 10-го дня месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Пьер Тартю сам не знал, чего в его отношении к арцийскому королю больше — страха, зависти или ненависти. Пожалуй, все-таки страха, по крайней мере сегодня. Пьер изо всех сил старался выглядеть спокойным, но получалось плохо. Еще бы, ифранские союзники бросили его на растерзание лучшему полководцу Благодатных земель! Да будь все наоборот, будь у него двенадцать тысяч, а у Тагэре четыре, и то было б чего бояться, а так… Через ору от них мокрого места не останется.
Всесильная Жоселин, четвертый год правящая Ифраной от имени несовершеннолетнего Жермона, заверяла, что они обязательно победят, но регентша всегда была отъявленной лгуньей. То, что он не полководец, еще не значит, что он дурак. Против горбуна Тагэре у них шансов нет. Жоселин, что бы она ни говорила, заварила эту кашу с одной-единственной целью — вынудить арцийцев снять войска с границы. Не вышло, горбун в ловушку не попался! А маршал Аршо-Жуай и проклятый Белый рыцарь и не думают отступать! Они твердят, что битва будет выиграна, но «волчонка» Тагэре еще никто не разбил.
Проклятый, все знают, кому обязан Филипп Четвертый победой над Королем Королей! Горбун Эстре, младший из сыновей Шарля, — вот кто был настоящим победителем. Не король, а его брат с двумя тысячами остановил двенадцать, правда, тогда на стороне Александра была неожиданность, и он сам выбрал, где и как ударить.
Младший из Тагэре и его сигуранты… Пьер Тартю видел их всего несколько раз, но даже спустя много лет мог описать одежду и лицо каждого, а вот они, они его не видели в упор, а мать и отчима и вовсе презирали и ненавидели. Хотя здесь они правы. Селестин Рогге — лживая, угодливая дрянь без чести и совести, поклянется в одном и немедленно сделает другое. Любопытно, о чем он думает сейчас? Мать ему писала неоднократно, но письма оставались без ответа. Для него родня ничего не значит, было бы хорошо ЕМУ. Он и на матери-то женился, будучи уверенным, что Лумэны вернулись к власти, но Рауль ре Фло проиграл, и Селестин его прикончил и переметнулся к победителю. Он, как мог, выслуживался перед королем Тагэре, и тот его простил и приблизил. Филипп, но не его брат и его приятели!
Пьер прекрасно помнил, как когда-то мимо него с хохотом пронеслась стайка молодых нобилей. Один, с изуродованным плечом, обернулся, сверкнув яркими серыми глазами. Второй, статный красавец, как выяснилось позже, виконт Малве, что-то шепнул, и приятели рассмеялись — без сомнения, над ним, Пьером Тартю. Мать советовала ему держаться подальше и от «волчат» и от «пуделей», и он так и делал, правда, в отличие от нее прекрасно понимая, что его не примут ни первые, ни вторые. Только один раз, после эскотского похода, он набрался смелости и заговорил с Александром, тогда еще герцогом Эстре, — и совершенно зря!
Нет, Тагэре не был груб, он не прерывал сбивавшегося родственника и даже вежливо поблагодарил за поздравления, но Пьер отчего-то ощутил себя полным ничтожеством. Он стал торопливо прощаться, и горбатый герцог равнодушно кивнул, словно мелкому провинциальному нобилю. Со своими дарнийцами он и то был приветливей. А в храме после венчания Дариоло Кэрны?!
Разодетый в цвета Волингов Александр Тагэре, глядя сквозь собеседника, заметил, что Дариоло сделала достойный и правильный выбор, ее избранник — настоящий рыцарь, к тому же хорош собой и королевской крови. Это был камешек в огород Тартю, потерпевшего неудачу с прекрасной мирийкой! Александр Тагэре, без сомнения, был наслышан о его попытке, предпринятой по настоянию матери. Еще бы, девица Кэрна жила в доме Мальвани, как же было не посмеяться над незадачливым женихом вместе со своим драгоценным Сезаром!
Пьер был старше Эстре на полгода, но не участвовал ни в одной кампании, на гербе его матери была кошачья лапа, а внешность… Нет, виконт не был уродом, но в сравнении с красавчиком Бэрротом или братом Дариоло и впрямь был жалок. Конечно, можно было указать Эстре на его горб, но виконт Эмразский в ответ… улыбнулся и еще раз поздравил монсигнора с военными победами.
Проклятый, ну почему рядом с сероглазым горбуном чувствуешь себя каким-то тараканом. Что в нем такого?!
— Ваше Величество, вы готовы? — Ифранский маршал в полном боевом облачении был хмур и напряжен. Жуай — не дурак, понимает всю безнадежность их положения.
— Готов, но это безумие. Нас разобьют!
— Мы одержим победу. Не спорю, Александр Тагэре очень хороший полководец и прекрасный боец, но именно это и является его слабостью. К тому же Его Высокопреосвященство сейчас отслужит молебен за победу вашего оружия.
При мысли о Клавдии, выставленном из Арции за участие в заговоре и обретавшемся все эти годы в Кантиске и Авире, Пьер Тартю немного успокоился. Не то чтобы он любил толстого кардинала, но тот был хитрецом и трусом. Если Клавдий согласился сопровождать их в Арцию, где ему запрещено появляться под страхом смерти, он уверен в успехе. Может быть, все дело в магии? Или ночью к ним подошли резервы? В то, что их дело угодно Триединому и святой Циале и те вмешаются и помогут, Пьер Тартю не верил, равно как и в самого Триединого, но, раз молебен назначен, надо на нем присутствовать.
Претендент на арцийскую корону вздохнул и поднялся, покинув нетронутый завтрак — желудок противился самой мысли о еде. Тартю не хотел спрашивать, но не смог удержаться:
— Маршал, к нам подошло подкрепление?
— Будем надеяться, Ваше Величество.
Надеяться?! Есть ли что более глупое, чем надежда?!
— Но вы говорили, у нас все готово к отступлению…
— Да, если что-то пойдет не так, мы Ваше Величество не оставим. Ваше Величество помнит, что у нас уже были неудачи.
Еще бы! Он до смерти не забудет предыдущие безумные попытки! Один раз они даже не высадились на берег, так как обещанное Гризье и Вилльо восстание с треском провалилось. Второй раз они все Же добрались до Арции, но вскоре передовой отряд налетел на дарнийскую заставу и был размазан по окрестным пригоркам, а они едва успели погрузиться на корабли и покинуть арцийские воды. Но тогда они были у самого берега, а сейчас забрались слишком далеко от спасительного моря!
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
— Лучники вышли на основной рубеж на холмах и начали обстрел.
— Хорошо, — кивнул Александр Тагэре. В Морисе Шаотане он и не сомневался: барон из Гартажа прямо-таки кожей чувствовал и ветер, и направление. Сандер давно понял: если человек знает, что делает, и делает это хорошо, не нужно мешать. Сейчас дело за Морисом. Ифранцы станут отстреливаться, не преуспеют в этом и отойдут. Тогда настанет черед фронтерцев. Или пустить вперед Рогге? Дело верное, тут особого ума не нужно.
— Мой государь… — Проклятый! Штефан — замечательный человек. Умный, опытный, надежный, но эта его манера говорить высоким штилем…
— Да, барон?
— Мой государь, я могу просить вас об одной вещи?
— Разумеется. В чем дело?
— Ваше Величество, все эти годы рядом со мной находился мой племянник. Я… имель обучать его военному делу и, как мне кажется, добился определенного успеха. Конечно, серьезную операцию ему еще доверять неосмотрительно, но провести атаку на отступающего, расстроенного противника он может.
— Вы хотите, чтобы Хайнц начал преследование и на плечах отходящих ворвался в их лагерь?
— Да, он должен быть хорошим возглавителем авангарда.
— Штефан, я рад оказать вам эту услугу, хотя это Хайнц окажет ее всем нам. Вы думаете передать под его начало всех своих людей?
— Пока отец жив, не вернусь, а потом придется, хотя бы на время… Герцог хочет передать корону брату. Я согласен, куда мне без вас, я теперь совсем арциец. Мирия мне маловата, да и не смогу я с синяками и капустницами ужиться, а гнать их от нас поздно… Правильно твой дед говорил, воюй хоть с Проклятым, хоть с Творцом, только не с клириками.
— Тогда тебе вовсе незачем назад тащиться. Напиши, и хватит.
— Нельзя, у каждой жабы свой хвост. Антонио не станет законным герцогом, пока я не отрекусь в его пользу в главном храме Кер-Эрасти. Причем сначала придется честь по чести принять корону, так как отрекаться может только миропомазанный государь. Бред, конечно, но ничем не лучше вашей привычки обходить женщин или атэвской, где все зависит от предсмертного желания калифа… Так что, если меня здесь не прикончат, хочешь не хочешь поеду в Мирию.
— А с какой стати тебя должны прикончить?
— А я откуда знаю, — пожал плечами Рито, — муторно как-то…
— Жабий хвост! И тебе тоже?!
— Наверное, от Александра заразился, он что-то совсем поплыл…
— Да я не про него, а про себя. Вроде бы все в порядке, все на месте, я двадцать раз проверял, а все равно!
— А вот это мне уже не нравится. Мне вообще многое не нравится.
— Например?
— Сандер мне не нравится, — махнул рукой мириец, — сил нет на него смотреть…
— Мне самому нет сил на себя смотреть, — они и не заметили, как король откинул шелковый полог и присоединился к ним.
— Проклятый тебя побери, Сандер, — откликнулся Рито с нервным смешком, — подкрался, как кошка!
— Ну, извини, — король виновато улыбнулся, — мне что-то на небо поглядеть захотелось.
— Жабий хвост! — скрипнул зубами Луи. — И что это на нас всех нашло?! Когда мы схватились с Раулем, такого не было!
— Стареете, наверное, — предположил Рито.
— Скорее не привыкли, чтоб удача сама в руки плыла, всегда с бою брали, а тут… Неуютно как-то.
— Именно, что неуютно, — Александр рассеянно оглядел золотистые деревья, дальний овраг, шелк небес, прошитый еще одной улетающей стаей, — зачем мы все это делаем, уму непостижимо.
— Что «все»? — не понял Рафаэль.
— Все, — повторил Александр Тагэре, не отрывая взгляда от журавлей, — какое дело этим птицам и этим деревьям, кто победит? Мы будем убивать, нас будут убивать, а зачем? Никому это не нужно. Поль был прав, когда женился и уехал в провинцию, — а мы? Пройдет год или два, «паучата» [10]опять дадут Пьеру деньги, опять найдутся люди, которые за эти деньги придут сюда, чтобы их убили, и при этом убьют кого-то из тех, кто готов умереть, чтобы здесь не было ни Эмраза, ни того, кто его притащит. И опять будет осень и бессмысленная кровь.
— Хватит, — внезапно вспылил Луи Трюэль, — оставь эту фантасмагорию при себе! Мы здесь, потому что к нам заявились с оружием. Тартю — трус и ничтожество, но за ним стоят те, кому мы — кость в горле. Каштанам, может, и наплевать, кто будет под ними ездить, а мне — нет. И если кто-то за ифранские ауры готов рискнуть головой, я ему эту голову сверну. Их никто не звал сюда, Александр, и прекрати забивать себе и нам голову всякой ерундой!
— Ты прав, — король походил на только что проснувшегося человека, — ты все проверил?
— Все, и не по одному разу. Сандер, трусость Тартю равняется скупости его хозяев. Я не понимаю, как он решился полезть на нас с такими силами, но мои разведчики прочесали всю округу. Похоже, у Эмраза и вправду только те войска, которые мы видим.
— Вспомни, — Рафаэль отбросил падающую на лоб вороную прядь, — вас у Мелового было еще меньше, и две трети были наемниками или почти наемниками.
— Я помню, — кивнул Трюэль, — но Рауль и Тартю то же, что медведь и крыса. За Эмразом воинских талантов отродясь не числилось, а Сандер уже тогда мог с покойным Анри Мальвани потягаться. Жабий хвост, проедусь-ка я, пожалуй, еще раз до Гразы и обратно… Не желаете составить мне компанию?
Александр молча покачал головой, Кэрна пожал плечами и остался с другом.
— Рито, — Тагэре рассеянно провожал глазами удаляющегося всадника, — тебе не кажется, что Сезар был бы лучшим королем, чем я? В конце концов, Мальвани мало чем уступают Волингам…
— Хорошо, Сезар тебя не слышит, он бы тебе сейчас такое сказал…
— Знаю, просто ты не представляешь, как я устал от короны, от этого украшения, — король коснулся изуродованного плеча, — от необходимости все время улыбаться и делать вид, что я знаю, как надо поступить в любом случае.
— Но ты действительно знаешь.
— Не уверен. Раньше — да. Раньше у меня многое получалось, но тогда в этом был какой-то смысл. Был жив Эдмон, я был должен…
— Ты и сейчас должен. Арции и самому себе. Проклятый! Ты когда-нибудь прекратишь себя грызть? А если не прекратишь, подожди хотя бы до завтра.
— Не волнуйся, — Тагэре натянуто засмеялся, — завтра все будет как надо. Я сяду на Садана, надену корону, возьму меч и так далее. Мы победим, возможно, даже захватим Пьера…
— А потом ты его отпустишь или отдашь на поруки отчиму… Право, ты уже становишься смешным с этим своим милосердием!
— По-твоему, лучше поступить, как… как…
— Как Филипп с Жоффруа? Это другое. У тебя нет постыдной тайны, которую ты хочешь скрыть. Да у тебя и врагов-то собственных нет, все или враги Арции, или те, кого ты приобрел, служа брату.
— Нет тайны, говоришь? От тебя, возможно, и нет. Но что я скажу Шарло и Катрин, когда они спросят, кто их мать? Элеонора хочет, чтоб я женился на ее дочери. Ради Филиппа я должен, а не могу! Понимаешь, не могу!
— И не надо, — Рафаэль сочувственно посмотрел на Александра. — Младшая Элеонора — дура! Если у нее и есть что стоящее, то грудь — так у Онорины не хуже. А ты жить с дурой не сможешь. Шарло все поймет, это уже сейчас видно, а что до женитьбы, так время терпит. Я тоже не женат, и ничего.
— Ты не король… Ой, извини.
— А чего извиняться? Я из Мирии ушел навсегда, быть карманным герцогом при церковных крысах — не по мне! А что до того, что тебе нужны законные наследники, то сын Жоффруа — славный мальчишка, да и ты пока умирать не собираешься. Может быть…
— Да в том-то и дело, что ничего быть не может. Бедная Жаклин схватилась за меня, как утопающий за терновый куст, а что я ей, кроме своей неземной красоты, мог дать? Я был рад-радешенек, когда медикус прописал ей воздержание.
— Жаклин ты дал жизнь и свободу. Вряд ли после всего, что с ней и всеми ре Фло случилось, она могла надеяться хоть на что-то. Если бы не ты…
— Если бы не я, ее отец был бы жив!
— Проклятый! — возопил Рафаэль. — Еще немного, и ты себя обвинишь в Грехе Первом и Грехе Последнем, о которых нам ханжи талдычат! Неужели моя дура сестра вкупе с Элеонорой Вилльо так заморочили тебе голову, что ты стал бояться жить? Когда до тебя дойдет, что ты ни перед кем не виноват и никому ничего не должен, это перед тобой все в долгу, как в шелку!
— Ладно, Рито, — махнул рукой король, — давай проедемся по следам Луи. Все лучше, чем такой разговор…
2895 год от В.И.
Вечер 9-го дня месяца Собаки
ЧЕРНЫЙ СУР
— Вот оно! — Рене Аррой указал рукой на груду серых камней. В нескольких шагах от развалин буйствовали джунгли, но роскошная тропическая жизнь словно бы остановилась на границе невидимого круга, за которым не росло ни травинки.
— Ждите меня здесь, — Рене обернулся к своим спутникам — могучему черному жеребцу и сидящему на его спине эльфу.
— Я пойду с тобой, — Клэр легко спрыгнул на землю, несмотря на протестующее фырканье Гиба.
— Нет. Это место проклято и отмечено печатью даже не Зла, а чего-то совершенно чужого. Лианы и те это понимают, так что эльфу там делать нечего. Я — другое дело, да и вряд ли я найду что-то, кроме тени.
— Если б там была только тень, — покачал головой Клэр, — джунгли бы захватили холм.
— Ты можешь чувствовать деревья. Что они помнят?
— Сейчас. — Тонкое лицо рыцаря Осени стало отсутствующим, серебристые глаза широко раскрылись, глядя в никуда. Рене и Гиб молча ждали. Ветер всколыхнул густую, тяжелую листву, на землю упало несколько капель то ли росы, то ли сока, дохнуло приторным ароматом цветов. Клэр поднял голову.
— Деревьям отвратительно это место, вот и все, что я могу сказать. Эти леса не знают осени, но этот холм для них — средоточие того, что в наших краях зовут зимой.
— Зима, смерть, небытие… — задумчиво повторил Рене, — я видел их, и видел близко. Но мы пришли сюда не за этим.
— Мы? — попробовал улыбнуться Клэр. — Мы с Романом решили, что нужно разыскать храм из легенды Майхуба, но нам задуманное оказалось не по силам.
— Потому что вы живы.
— Ты тоже жив, Рене, — возразил Клэр, — ведь жизнь — это любовь, память и воля. Ты вернулся и этим все доказал.
— Вернулся, это так… О, смотри!
Это было животное размером с небольшого арцийского кабана, оно и походило на кабана, если бы того разрисовали черно-белыми пятнами, а рыло вытянули в небольшой хоботок. «Кабанчик» сломя голову удирал от хищника, сзади была смерть, впереди — развалины, в которые беглец и бросился. Вслед за ним из-под покрова леса выскочила огромная пятнистая кошка, но на границе травы остановилась, коротко рявкнула и гордо удалилась в джунгли. Ужас и отвращение, внушаемые этим местом, оказались сильнее голода, но слабее страха смерти.
— Подождем, — предложил эльф. Рене кивнул, Гиб ударил копытом о землю, что в данном случае означало согласие. Наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом ветвей и гудением насекомых.
2895 год от В.И.
Утро 10-го дня месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Александр Тагэре не мытьем, так катаньем избегал предписанных этикетом церемоний. Особенно невыносимы были толпы придворных, собачьими глазами созерцавших, как Их Величество одеваются или кушают. Король понимал, что минимум принятых в Благодатных землях обычаев соблюдать нужно, но привыкший к тяжести доспехов, откровенным дружеским словам и дыму походных костров воин с трудом мирился с дворцовыми порядками и нарушал их елико возможно. Все еще стесняясь своего плеча, Сандер предпочитал одеваться в одиночестве, а в качестве кости, брошенной блюстителям этикета, по утрам приглашал к себе кого-то из «волчат». Александр как-то умудрился пронести юношескую дружбу сквозь огонь, воду и медные трубы. Возможно, потому, что «волчата» признали первенство Последнего из Тагэре задолго до коронации, а лизоблюдство было им так же противно, как и их королю.
Наедине с друзьями Его Величество превращался в Сандера, и это устраивало всех. Вот с теми, кого он недолюбливал, Александр Тагэре был неизменно вежлив и холоден; впрочем, шансов помочь королю затянуть пряжки доспехов или наскоро вместе с ним сжевать походный завтрак у них не было. Александр всегда старался избавляться от их общества, но на сей раз ему не повезло. В поход против бывшего виконта Эмразского, старанием ифранских «паучат» превращенного из «кошачьего отродья» [11]в наследника Лумэнов, пришлось взять с собой фронтерских наемников и, самое гнусное, Стэнье-Рогге.
Граф Селестин в своих предательствах докатился до того, что выступил против собственного пасынка, хотя его никто об этом не просил. Александру было противно, но отказать в этом удовольствии услужливому нобилю, за которого ходатайствовала бланкиссима Шарлотта, было нельзя. Положение на границе с Ифраной тревожило, все шло к тому, что Эмразом жертвовали, чтобы заставить Арцию перебросить войска от Табита к Гразе и, воспользовавшись этим, вторгнуться в Оргонду. В пользу этого говорили и очередные выходки фронтерского господаря и эскотских разбойников. Тагэре не сомневался, что и Тодору, и новому эскотскому королю Ноэлю, и его северным подданным заплатили ифранским золотом. Ничего серьезного в этих набегах не было, но они исключали участие в походе против Тартю войск из Эльты и Эстре. Впрочем, это было не так уж и страшно, Александр не сомневался, что тысячи гвардейцев, «волчат» с их сигурантами и дарнийских наемников для ифранско-лумэновского претендента на арцийский престол более чем достаточно.
То, что против четырех или пяти тысяч Тартю он выведет две с половиной, Тагэре не смущало. Он был уверен и в своих людях, и в себе, а численный перевес противника перестал пугать Александра еще в юности. Но все пошло не так сначала из-за Жися, а затем из-за возжелавшего лишний раз доказать свою преданность Селестина. Пришлось тащить за собой никому не нужный многотысячный хвост. Стало не лучше, а хуже, но канцлер Бэррот был прав: фронтерцев без присмотра лучше не оставлять, тем паче в столице. Взять их на службу было не лучшим решением покойного брата, но что сделано, то сделано. Хорошо, хоть Жись на ножах с нынешним фронтерским господарем, как бишь его?
У входа в палатку зашуршало, что-то спросил часовой, кто-то ответил, полог откинулся, и появился граф Трюэль. Значит, скоро выступать.
— Луи, во-первых — здравствуй, во-вторых — что в лагере, и, в-третьих, — ты часом не помнишь, кто сейчас заправляет во Фронтере? У меня имя из головы вылетело.
— Жабий хвост!
— Не ври, господарей с таким именем даже там не бывает.
— А вот и бывает, твое величество. Где ж им быть, как не во Фронтере? — Трюэль ловко поймал запущенный в него Сандером кубок. — Ты не представляешь, что у них за имена и клички, — ежли поискать хорошенько, и Жабий Хвост отыщется, и Хрючий Глаз, и Перебейнос или Набейморду… Но нынешний называется Тодор.
— Точно! И сидит почти двадцать лет. Жись — его родич, вроде как…
— Ага. Но они как кошка с собакой. Тодор рад-радешенек избавиться от Жися, который под него копал, пока Филипп беднягу не пригрел.
— Знал бы ты, как я не хотел их с собой тащить.
— А что так? Воины они неплохие, даже очень. И верхами годятся, и пешими, да и под присмотром будут.
— В том-то и дело. Я привык верить тем, кто рядом.
— Ну, во время боя им верить можно. Вот потом как бы не напились да грабить не полезли. И от обозов их держать нужно подальше. Кстати, из Гартажа налог прислали.
— Хорошо, — рассеянно кивнул король, — поможешь?
— Легко, — Луи, насвистывая, взялся за пряжки на королевских поножах. — А Рито опять без доспехов.
— Ну, не совсем же.
— Не совсем, но все же. Говорит, ему так легче. Прямо атэв какой-то.
— Может, он и прав. Атэвы и впрямь не любят на себе железо таскать, но с ними я бы сразиться не хотел.
— Готово, твое величество, принимай работу…
— Убить тебя, что ли? — задумчиво произнес Сандер.
— Не надо, — в притворном ужасе взвизгнул Луи, прикрывая голову рукой, — лучше кого-нибудь другого.
— Уговорил, — в глубоких серых глазах сверкнула и погасла искра, — моя б воля, я б и вовсе никого не убивал.
— Жабий хвост, «никого» не получится.
— Я понимаю, пошли.
Их, разумеется, уже ждали. «Волчата», капитан дарнийских наемников с неизбежным долговязым племянником, граф Рогге-Стэнье, как всегда учтивый до чрезвычайности, командир лучников и арбалетчиков барон Шаотан и усатый и хмурый фронтерец, старательно опускающий глаза. Наверняка кто-то из его людей напился и учинил какую-то пакость… Ладно, сейчас не до того.
— Доброе утро, господа. С погодой нам, кажется, повезло.
— Да, день, без сомнения, будет солнечный. Очень подходящий день, чтобы разбить изменника. — Селестин Рогге-Стэнье рассмеялся приятным, грудным смехом.
— Вам не есть неприятно воевать с сыном вашей супруги? — поинтересовался ставший недавно бароном господин Игельберг. В вопросе дарнийца не было двойного дна, ему и в самом деле было интересно.
— Мой дорогой барон, — Стэнье отнюдь не казался обиженным, — сын жены и родная кровь — отнюдь не одно и то же. Уверен, что ваш племянник останется вам много ближе, чем потенциальный сын вашей возможной супруги. К тому же, как всем известно, сигнора Анжелика меня покинула и укрылась вместе с Пьером в Ифране, так что я даже не знаю, женат или нет…
Селестин не врал. Анжелика, которую все и всегда называли Фарбье, хотя она дважды была замужем, и впрямь увезла сына в Ифрану сразу после смерти Жоффруа. Александр графиню не осуждал, мать есть мать, хотя ее жалкий сынок ничем Филиппу не мешал, да и мешать не мог. Прав на корону у него не было никаких. Потомок бастарда-узурпатора, да еще по женской линии! Сандер совершенно точно знал, что встречался с виконтом Эмразским, но при всем желании не мог припомнить его физиономию. Когда-то неугомонная Анжелика попыталась женить своего Пьера на Даро… Над этим смеялись несколько месяцев, особенно когда Миранда расписывала неземную «красоту» жениха.
— …Таким образом, — возвысил голос Ювер Трюэль, исполнявший в этом походе обязанности начальника штаба, — на сегодняшний день у нас три с половиной тысячи тяжелых кавалеристов, в том числе тысяча дарнийцев и две тысячи, подчиненные графу Стэнье-Рогге, две тысячи лучников и шесть тысяч храбрых воинов сигнора Жися, пригодных как к пешему, так и к конному бою. Итого одиннадцать тысяч пятьсот человек, не считая свитских.
— А каким количеством располагает противник? — Господин Игельберг все знал и так, но не услышать подтверждение вчерашних сведений, по его мнению, было неправильно.
— У него две тысячи тяжелых кавалеристов, столько же пехотинцев и до полутысячи лучников и арбалетчиков.
— Это хорошее соотношение, — наклонил голову дарниец, — мы должны получать убедительную победу.
Да, превосходство было очевидным, даже слишком. Александр Тагэре досадливо поморщился. До сегодняшнего дня ему не приходилось начинать битву, находясь в большинстве. Проклятый, оказаться чуть ли не с двенадцатью тысячами против жалкого Эмраза — это ли не насмешка!
2895 год от В.И.
Утро 10-го дня месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Пьер Тартю сам не знал, чего в его отношении к арцийскому королю больше — страха, зависти или ненависти. Пожалуй, все-таки страха, по крайней мере сегодня. Пьер изо всех сил старался выглядеть спокойным, но получалось плохо. Еще бы, ифранские союзники бросили его на растерзание лучшему полководцу Благодатных земель! Да будь все наоборот, будь у него двенадцать тысяч, а у Тагэре четыре, и то было б чего бояться, а так… Через ору от них мокрого места не останется.
Всесильная Жоселин, четвертый год правящая Ифраной от имени несовершеннолетнего Жермона, заверяла, что они обязательно победят, но регентша всегда была отъявленной лгуньей. То, что он не полководец, еще не значит, что он дурак. Против горбуна Тагэре у них шансов нет. Жоселин, что бы она ни говорила, заварила эту кашу с одной-единственной целью — вынудить арцийцев снять войска с границы. Не вышло, горбун в ловушку не попался! А маршал Аршо-Жуай и проклятый Белый рыцарь и не думают отступать! Они твердят, что битва будет выиграна, но «волчонка» Тагэре еще никто не разбил.
Проклятый, все знают, кому обязан Филипп Четвертый победой над Королем Королей! Горбун Эстре, младший из сыновей Шарля, — вот кто был настоящим победителем. Не король, а его брат с двумя тысячами остановил двенадцать, правда, тогда на стороне Александра была неожиданность, и он сам выбрал, где и как ударить.
Младший из Тагэре и его сигуранты… Пьер Тартю видел их всего несколько раз, но даже спустя много лет мог описать одежду и лицо каждого, а вот они, они его не видели в упор, а мать и отчима и вовсе презирали и ненавидели. Хотя здесь они правы. Селестин Рогге — лживая, угодливая дрянь без чести и совести, поклянется в одном и немедленно сделает другое. Любопытно, о чем он думает сейчас? Мать ему писала неоднократно, но письма оставались без ответа. Для него родня ничего не значит, было бы хорошо ЕМУ. Он и на матери-то женился, будучи уверенным, что Лумэны вернулись к власти, но Рауль ре Фло проиграл, и Селестин его прикончил и переметнулся к победителю. Он, как мог, выслуживался перед королем Тагэре, и тот его простил и приблизил. Филипп, но не его брат и его приятели!
Пьер прекрасно помнил, как когда-то мимо него с хохотом пронеслась стайка молодых нобилей. Один, с изуродованным плечом, обернулся, сверкнув яркими серыми глазами. Второй, статный красавец, как выяснилось позже, виконт Малве, что-то шепнул, и приятели рассмеялись — без сомнения, над ним, Пьером Тартю. Мать советовала ему держаться подальше и от «волчат» и от «пуделей», и он так и делал, правда, в отличие от нее прекрасно понимая, что его не примут ни первые, ни вторые. Только один раз, после эскотского похода, он набрался смелости и заговорил с Александром, тогда еще герцогом Эстре, — и совершенно зря!
Нет, Тагэре не был груб, он не прерывал сбивавшегося родственника и даже вежливо поблагодарил за поздравления, но Пьер отчего-то ощутил себя полным ничтожеством. Он стал торопливо прощаться, и горбатый герцог равнодушно кивнул, словно мелкому провинциальному нобилю. Со своими дарнийцами он и то был приветливей. А в храме после венчания Дариоло Кэрны?!
Разодетый в цвета Волингов Александр Тагэре, глядя сквозь собеседника, заметил, что Дариоло сделала достойный и правильный выбор, ее избранник — настоящий рыцарь, к тому же хорош собой и королевской крови. Это был камешек в огород Тартю, потерпевшего неудачу с прекрасной мирийкой! Александр Тагэре, без сомнения, был наслышан о его попытке, предпринятой по настоянию матери. Еще бы, девица Кэрна жила в доме Мальвани, как же было не посмеяться над незадачливым женихом вместе со своим драгоценным Сезаром!
Пьер был старше Эстре на полгода, но не участвовал ни в одной кампании, на гербе его матери была кошачья лапа, а внешность… Нет, виконт не был уродом, но в сравнении с красавчиком Бэрротом или братом Дариоло и впрямь был жалок. Конечно, можно было указать Эстре на его горб, но виконт Эмразский в ответ… улыбнулся и еще раз поздравил монсигнора с военными победами.
Проклятый, ну почему рядом с сероглазым горбуном чувствуешь себя каким-то тараканом. Что в нем такого?!
— Ваше Величество, вы готовы? — Ифранский маршал в полном боевом облачении был хмур и напряжен. Жуай — не дурак, понимает всю безнадежность их положения.
— Готов, но это безумие. Нас разобьют!
— Мы одержим победу. Не спорю, Александр Тагэре очень хороший полководец и прекрасный боец, но именно это и является его слабостью. К тому же Его Высокопреосвященство сейчас отслужит молебен за победу вашего оружия.
При мысли о Клавдии, выставленном из Арции за участие в заговоре и обретавшемся все эти годы в Кантиске и Авире, Пьер Тартю немного успокоился. Не то чтобы он любил толстого кардинала, но тот был хитрецом и трусом. Если Клавдий согласился сопровождать их в Арцию, где ему запрещено появляться под страхом смерти, он уверен в успехе. Может быть, все дело в магии? Или ночью к ним подошли резервы? В то, что их дело угодно Триединому и святой Циале и те вмешаются и помогут, Пьер Тартю не верил, равно как и в самого Триединого, но, раз молебен назначен, надо на нем присутствовать.
Претендент на арцийскую корону вздохнул и поднялся, покинув нетронутый завтрак — желудок противился самой мысли о еде. Тартю не хотел спрашивать, но не смог удержаться:
— Маршал, к нам подошло подкрепление?
— Будем надеяться, Ваше Величество.
Надеяться?! Есть ли что более глупое, чем надежда?!
— Но вы говорили, у нас все готово к отступлению…
— Да, если что-то пойдет не так, мы Ваше Величество не оставим. Ваше Величество помнит, что у нас уже были неудачи.
Еще бы! Он до смерти не забудет предыдущие безумные попытки! Один раз они даже не высадились на берег, так как обещанное Гризье и Вилльо восстание с треском провалилось. Второй раз они все Же добрались до Арции, но вскоре передовой отряд налетел на дарнийскую заставу и был размазан по окрестным пригоркам, а они едва успели погрузиться на корабли и покинуть арцийские воды. Но тогда они были у самого берега, а сейчас забрались слишком далеко от спасительного моря!
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
— Лучники вышли на основной рубеж на холмах и начали обстрел.
— Хорошо, — кивнул Александр Тагэре. В Морисе Шаотане он и не сомневался: барон из Гартажа прямо-таки кожей чувствовал и ветер, и направление. Сандер давно понял: если человек знает, что делает, и делает это хорошо, не нужно мешать. Сейчас дело за Морисом. Ифранцы станут отстреливаться, не преуспеют в этом и отойдут. Тогда настанет черед фронтерцев. Или пустить вперед Рогге? Дело верное, тут особого ума не нужно.
— Мой государь… — Проклятый! Штефан — замечательный человек. Умный, опытный, надежный, но эта его манера говорить высоким штилем…
— Да, барон?
— Мой государь, я могу просить вас об одной вещи?
— Разумеется. В чем дело?
— Ваше Величество, все эти годы рядом со мной находился мой племянник. Я… имель обучать его военному делу и, как мне кажется, добился определенного успеха. Конечно, серьезную операцию ему еще доверять неосмотрительно, но провести атаку на отступающего, расстроенного противника он может.
— Вы хотите, чтобы Хайнц начал преследование и на плечах отходящих ворвался в их лагерь?
— Да, он должен быть хорошим возглавителем авангарда.
— Штефан, я рад оказать вам эту услугу, хотя это Хайнц окажет ее всем нам. Вы думаете передать под его начало всех своих людей?