Страница:
— Александр!
— Ювер?
— Сандер, только не злись. Давай обменяемся плащами и шлемами. Как у Мелового… Ты должен выбраться из этой ловушки. Когда мы начнем, пробивайся к лесу и скачи в Гвару. Потом вернешься и прикончишь этого ублюдка. Помнишь, что говорил Евгений? Король остается королем, где бы он ни был. Ты нужен Арции.
— Арции нужен король Тагэре, а не трус, откупившийся жизнями друзей!
— Сандер!
— Прости, Ювер. Я благодарен тебе, но я должен или победить, или умереть королем. Так надо. Если я побегу от этого ничтожества, я признаю его права и его силу. Этого не будет! Вспомни отца и Эдмона. Из их смерти родилась победа… И потом, если я пойду первым, у нас будет хоть какой-то шанс.
— Прости, я забыл, что ты еще и первый меч Арции. Мне тебя не заменить…
— Но в чем-то ты прав. Мне уходить нельзя, но вот вы с Эженом или Этьен… Может быть, кто-то из вас…
— Не думай о нас хуже, чем о себе. Мы — «волчата».
— Ваше Величество…
Кто? А, один из оруженосцев Герара.
— Ваше Величество. Перебежчики от Рогге. Двое.
Совсем юный светловолосый и кареглазый нобиль и ветеран со шрамом на виске. Они не сговаривались, просто честь воина и свойственная молодости искренность не позволили им ударить в спину своему королю. А ты, Сандер, можешь гордиться своим задним умом. Ты угадал, Рогге не просто замыслил предательство. Он уже принес присягу Пьеру Тартю, как когда-то Филиппу Тагэре…
Александр тепло улыбнулся двоим не предавшим его воинам. Двоим из двух тысяч! И те невольно улыбнулись в ответ. А король легко, без посторонней помощи вскочил в седло и принял из рук оруженосца боевую секиру. Знаменитый меч висел на боку, но для того, что он задумал, больше годилось другое оружие. Последний из Тагэре станет наконечником копья, направленного на прячущегося за чужими спинами ублюдка.
За спиной короля тихо, без привычных шуток и смешков, выстроились «волчата». У каждого было свое, ставшее привычным за годы бесконечных войн место. Одуэн Гартаж прикрывал спину Александра, рядом с ним плечом к плечу шел Никола Герар, затем кузены Крэсси, Ювер и Эжен с Ландеем, а вот места Луи и Рито заняли двое перебежчиков. Ветеран, тот не подведет, но за молодого Сандер немного беспокоился, хотя тот сам все решил, протянув руку слабейшему. Может, судьба его помилует… За «волчатами» шли их отряды, к несчастью, слишком малочисленные, и, наконец, дарнийцы. На случай, если Рогге все же ударит в спину.
Сандер оглянулся и заметил, как блеснул шлем Штефана Игельберга. Хороший, добротный шлем, украшенный подвитыми перьями авеструса. А Рито в облегченном доспехе… Ну да ведь это черепаху защищает панцирь, а мангуста — ловкость и быстрота… Наверное, нужно было что-то сказать, но что?
Король еще раз улыбнулся:
— Друзья. Если мы выживем, то будем счастливы. Придут лучшие времена! Я рад, что у меня есть вы, постарайтесь остаться в живых, если сможете. Даже если меня не будет. Смерть короля — еще не смерть королевства. Моим преемником станет сын Жоффруа и Изо. За ним идут Артур и Жан Бэрроты, Сезар Мальвани, Рафаэль Кэрна и, если будет совсем плохо, граф Лидда. Вот и все. Такова моя воля. На арцийском троне не должно быть бастарда. Даже Филиппа Рунского или Шарля Тагрэ. А сейчас — забудем о смерти! Мы обречены на победу! И мы победим! Вперед!
Сандер рывком опустил забрало и тронул поводья, Садан взял с места легкой, грациозной рысью. За королем вниз по склону двинулись и другие. Шли тихо — предатели не должны раньше времени узнать, что их замысел раскрыт. Не звучали боевые трубы, не кричали всадники, только слабый ветерок колыхал плюмажи и вздымаемые оруженосцами консигны. Обогнули холм благополучно. Впереди лежала широкая, пологая ложбина, на другой стороне которой развевалось знамя Тартю, алое знамя с золотыми нарциссами, знамя, о котором Арция почти забыла. Дольше скрываться не имело смысла. Наоборот! Александр поднял руку, грянули фанфары, кони с легкой рыси перешли в тяжелый, всесокрушающий галоп.
Сверкающий клин вылетел на залитый солнцем склон. Вспыхнула серебром королевская орифламма, и, словно отражая ее, загорелись три звезды Крэсси, сжала когти орлиная лапа Гартажей, поднял тяжелую морду обычно сонный бык Трюэлей, вскинул крылья альбатрос Гераров. Несколько десятков рыцарей, словно синим атэвским клинком, вспороли покрывавший ложбину шевелящийся красный ковер. Захваченная врасплох армия Пьера Тартю дрогнула и подалась назад.
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Позеленевший от ужаса Эмраз не отрывал взгляда от бьющейся на ветру королевской орифламмы. О таком он не договаривался! Фронтерцы куда-то делись, Рогге стоял на месте, а сумасшедший Тагэре рвался вперед, расшвыривая ифранских наемников. Еще немного — и он будет здесь! С высоты холма синяя стрела, рассекающая красное море, была прекрасно видна, и она неотвратимо приближалась, а на самом острие неистовствовал всадник на черногривом коне, казавшийся Пьеру страшным великаном. На самом деле король был среднего роста, ненамного выше его самого, но в боевых доспехах, верхом на Садане, во главе своих рыцарей, он был страшен, и Пьеру очень захотелось вновь очутиться в Авире.
— Командор Бавэ! — Голос претендента на престол, высокий и скрипучий, был куда громче, чем следовало для таких слов. — Где Стэнье?! Он обещал…
— Отчим Вашего Величества выжидает подходящего момента, — сообщил рыцарь, в глубине души посылая Эмраза к Проклятому. Такому не армии водить, а сидеть, скажем… на троне. Даже странно, что этот трус с вечно недовольной физиономией и расстроенным желудком — не сын Паука. Циалианец положил руку на рукоять меча.
— С вашего разрешения, Ваше Величество, я вас покину. Мое присутствие требуется в другом месте.
Пьер его, похоже, не расслышал, его мысли были заняты другим
— Ждет?! Чего?! — визжал сынок Анжелики Фарбье в лицо ифранскому маршалу. — Когда горбун снесет мне голову?! Он уже близко!
— Не так близко, как вам кажется, — Жуай с трудом сдерживал раздражение, — вы смотрите с вершины, это приближает противника. Тагэре нужно прорваться сквозь наши ряды И подняться на холм, он неминуемо потеряет разгон, да и людей с ним очень мало.
— Если Рогге не двинется с места, я прикажу отступать! Слышите?! Пошлите к нему гонцов! Немедленно.
— Уже послали, Ваше Величество! — Ох, не надо было об этом говорить! Бывший виконт Эмразский, нынче называвший себя Пьером Лумэном, впал в одну из своих истерик, выводить из которых его умела лишь мать, по понятным причинам на поле боя отсутствующая. Еще больше позеленев, Тартю, не стесняясь того, что его слышат, заголосил о том, что Рогге предал и надо бежать.
Аршо-Жуай и сам не исключал такого развития событий: «верность» Селестина давно вошла в поговорку, но нельзя же вопить о поражении при всем честном народе! А Тагэре хорош! Ему и впрямь нет равных. Ифранец в молодости был отменным бойцом и не мог не восхищаться чужой отвагой и мастерством, даже если это ломало тщательно продуманные планы. А ведь горбун и впрямь может прорваться. Если Стэнье струсит, так скорее всего и будет. Пусть арцийцев раза в четыре меньше, но один волк стоит полчища драных кошек. Ах, как он дерется! Маршал поймал себя на том, что чуть не закричал «браво», глядя, как король снес голову зазевавшемуся наемнику.
— Я приказываю отходить! — Вопль Тартю напомнил ифранскому полководцу о его миссии. — Он сейчас будет здесь!
— Вполне возможно, Ваше Величество, — заметил стоявший рядом с претендентом на корону светловолосый Базиль Гризье. — Не угодно ли Вашему Величеству решить спор в честном поединке?
А Базиль — шутник, даром что из «пуделей»! В честном поединке… Если б пьеров тартю было десять и они напали на одного Тагэре со спины, это еще могло сойти за честную схватку с непредсказуемым концом, но один на один… Дралась лягушка с аистом…
— Маршал… — Интересно, когда этот ублюдок прекратит зеленеть? Кажется, дальше некуда, ан нет. — Кузина Жоселин обещала, что я буду в безопасности. Почему вы молчите? Где Рогге?! Вы меня предали!
— Мы верны вам, Ваше Величество, успокойтесь. Если вы желаете отступить…
— Да! Желаю! Немедленно. Я возвращаюсь в Ифрану!
— Ее Высочество будет недовольна.
— Ее бы сюда! Это ей мешает Тагэре, ей! Она меня заставила, я не хотел… Она и мать. А теперь меня убьют из-за вас. Мы сдадимся! Слышите?! Мы сдаемся. Горбун нас помилует, он такой… Прикажите сложить оружие!
— Нет, Ваше Величество. Если Вашему Величеству угодно отступить и вернуться в Ифрану, мы так и поступим, но сдаваться противнику, который в четыре раза малочисленней, Аршо-Жуай не станет и Вашему Величеству не позволит!
— В четыре?! Да он сейчас будет здесь, и мне плевать, что на флангах полно наших остолопов. А ваш Рогге заодно с Тагэре! Горбун побеждает, разве вы не видите?
Маршал Аршо-Жуай видел. В воплях зеленого труса было зерно истины, даже два. Отряд Тагэре и впрямь мог прорваться к холму, и сам Проклятый не сказал бы, кто в этой схватке победит. Эмраз, во всяком случае, мог лишиться своей облезлой башки, да и самому маршалу не улыбалось попасть под секиру осатаневшего арцийца. Второй правдой было то, что Селестин Рогге раздумал предавать своего короля. Все с самого начала пошло вкривь и вкось: фронтерцы куда-то делись, не доведя дела до конца, а Рогге или узнал что-то неприятное, или, из свойственной ему осторожности, решил выждать и посмотреть, чем все кончится, а кончится скорее всего тем, что «волчонок» добьется своего. Пожалуй, и впрямь лучше отступить, хотя Жоселин и будет недовольна. Циалианец куда-то запропастился, придется брать ответственность на себя.
— Чего вы молчите?! Где мой конь? Где эскорт?!
— Ваше Величество, сейчас все будет…
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Граф Стэнье-Рогге видел, что атакованная с двух сторон армия Пьера, несмотря на подавляющее превосходство, вот-вот обратится в бегство. Это было неприятно, но ничего непоправимого пока не произошло. Странно, что король ударил вместе с дарнийцами, не прислав гонца с приказом закрепить и развить успех. Впрочем, посланец мог погибнуть, а скорее всего Тагэре счел ситуацию настолько очевидной, что предоставил своим военачальникам действовать самостоятельно.
Интересно, куда девался Жись? Хорош союзничек — начал за здравие, а кончил за упокой. Хотя чего еще ждать от фронтерцев. Воины они сносные, но верны только своим вожакам, да и то до обеда. На них надеяться — себе дороже. Хорошо, если совсем убрались, а то ведь могут и в спину ударить.
Селестин все больше досадовал, что позволил Анжелике и Аганну себя уговорить. Конечно, Александр Тагэре его не терпел, но король сам жил и давал жить другим. Неприязнь, которую горбун испытывал к нему из-за Рауля, выказывалась лишь в отстраненной, холодной вежливости. Младший сын Шарло задался целью раз и навсегда покончить с раздорами в Арции и всячески давал понять, что родичи и соратники Лумэнов для него такие же подданные, как и сторонники белых нарциссов.
При «волчонке» можно было спать спокойно, хотя, конечно, хотелось большего. Хотелось стать канцлером или, на худой конец, протектором какой-нибудь провинции побогаче, того же Ларрэна, — и все равно ему жилось неплохо. Если б не Анжелика! Зря он с ней связался, хотя тогда казалось, что Лумэны вернулись надолго. А сын у нее — дрянь. Ничтожество, причем злое и подлое. Кузнечик Филипп, тот хоть и был чучелом, но помешанным на рыцарстве и благородстве, этот же… Если Пьер напялит корону, за ним придется смотреть в четыре глаза, чтоб не попробовал избавиться от тех, кому всем обязан. С него станется, и с его матушки тоже, хотя не похоже, чтоб пасынок осквернил своей тощей задницей арцийский трон. По крайней мере, на сей раз. А Сандер — молодец, хорошо взял! Один рывок — и половина расстояния до холма, на котором засел Тартю!
А может, ну его? Пусть идет, как идет. Когда Тагэре окажется у подножия, он ударит по Пьеру с юга, а дарнийский отряд добавит с севера. И прости, дорогой родственник, ты мне, конечно, пасынок, но честь и Арция дороже. Горбун оценит. Пусть Трюэли и Крэсси ворчат — король наградит. Тагэре прямо-таки помешан на справедливости: чем меньше кого-то любит, тем больше старается не обижать. Он скорее на своего драгоценного мирийца рявкнет, чем на Вилльо или Гризье. Если, разумеется, те на горячем не попадутся… Ха, если Вилльо решились поднять бучу в Мунте, а король вернется с победой, — головы полетят. Ну и Проклятый с ними! От добра добра не ищут. Решено, он позволит горбуну победить и даже поддержит, а Анжелика пусть удавится. В конце концов, можно и для себя немного пожить. Пусть жена торчит в Ифране, он с ней разведется, как с изменницей, к тому же первой оставившей мужа, и женится на молоденькой дочке какого-нибудь обедневшего барона… В политике главное — вовремя остановиться. Выше головы не прыгнешь.
Нет, каков Александр! Его отец и тот так бы не смог! Бедный Пьер, он же наверняка обгадился, на это глядючи! Впрочем, есть в кого. Покойный Орельен Тартю тоже был трусом отменнейшим.
— Монсигнор!
— Да, Робер?
Монсигнором [12]Стэнье отродясь не был, но такое обращение было графу приятно, и капитан Робер Фэрон это знал. Робер был сыном отца Селестина и то ли поварихи, то ли мельничихи, но спал и видел стать нобилем. Графа это устраивало. Он сделал Робера капитаном своей стражи и дал понять, что когда-нибудь пожалует ему первичную сигну. Этого было достаточно — Фэрон, чтобы угодить своему сигнору, рыл носом землю.
— Монсигнор, я готов.
— Подождем еще немного. Пусть горбун доберется до холма.
— Но сейчас наша позиция лучше.
— Если бить Тагэре, но мы будем бить Тартю.
Капитан был удивлен, и Селестин счел уместным пояснить:
— Я передумал. Тагэре меня устраивает больше, к тому же он будет мне обязан… Ты что-то хочешь сказать?
— Монсигнор, не уверен, что это важно. Но ваш двоюродный кузен…
— Роальд? Что натворил этот гусенок?
— Он ушел к горбуну.
— Когда?!
— Я… Мне донесли об этом пол-оры назад.
— И ты молчал?!
— Я не думал, что это так важно…
Еще бы, не думал. Не хотел сообщать неприятную новость. Хорошо, хоть сейчас сказал, а то все бы пошло прахом. Этот недоносок Роальд играет в рыцарей. Несомненно, он сообщил сюзерену о… Назовем жабу жабой. Об измене графа Стэнье. Теперь понятно, почему король бросился в эту безумную атаку, не поставив его в известность. Александр — умница, он чуть было не выиграл сражение и войну.
Селестин молча выругал себя за то, что влез в эту яму, но деваться было некуда. Дело о государственной измене рассматривает не король, а Генеральные Штаты, а выборные с восторгом отправят его на плаху. Горбун не вмешается — если он позволил обезглавить Гастона Койлу, то графа Стэнье и подавно не защитит. Что ж, остается один выход.
— Робер, выводите людей.
— Но, монсигнор, вы же сами сказали, что рано.
— Я еще раз передумал. Мы ударим по горбуну.
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
А ведь было мгновение, когда он подумал, что пронесло и Рогге не решится. Решился. То ли оказался смелее, чем о нем думали, то ли, наоборот, трусливее. Тяжеловооруженные всадники, меченные белым оленем, ринулись вперед. Будь проклята эта сигна, знак предательства, трусости, подлости! Но подлец — не обязательно дурак. Рогге выстроил своих людей в фигуру «кабан»: по бокам «клыки», они охватывают фланги. В середине — «рыло», нацеленное в тыл. Но тыл — это дарнийцы Игельберга, они выдержат… Теперь главное — скорость. Дорваться до Тартю, пока Рогге не набрал разгона. Это невозможно, но, если нет другого пути, надо сделать и невозможное. Или, по крайней мере, попытаться. Александр поднял коня на дыбы, вглядываясь вперед. Нет, не прорваться, но мы еще живы, и до победы ублюдкам ох как далеко.
Сердце на мгновение сжалось. «Волчата»… Обреченный отряд. Нет! Правда не может быть обречена, а они правы. Поудобнее перехватив секиру, Тагэре дал шпоры коню, и Садан, испустив громовое ржание, ринулся вперед. Они были ровно на полпути к холму, над которым реяло ненавистное знамя Лумэнов, знамя, с которым в Арцию не раз приходила беда. А «красные», увидев «оленей», ожили. Еще бы, они почти проиграли, но «почти» на войне — это очень много. Последний из Тагэре бросился на сверкающий железом строй, словно на деревянную стену, которую нужно и можно проломить. И стена дрогнула, не выдерживая неистового напора.
Ржали обезумевшие кони, оскальзываясь на залитых кровью, закованных в броню телах, валились под копыта вперемешку раненые, мертвые, выбитые из седла, лязгало и трещало, словно в кузнице, ломалось и крошилось железо, но король и его рыцари казались заговоренными.
Сандер рубился на самом острие клина, и его было прекрасно видно. Верхом на Садане, в залитых чужой кровью доспехах, с секирой в руках, он, на самом деле не столь и высокий, казался богатырем, от которого не спастись. Каждый удар отправлял кого-то в преисподнюю. Оказавшиеся на пути страшного всадника невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует… Кое-кому и впрямь «везло» — и они, избегнув королевской секиры, оказывались лицом к лицу с разъяренными «волчатами». Сталь, ударяясь о сталь, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие, разбитые щиты, сбитые со шлемов перья.
Проскакал обезумевший конь со вздыбленной гривой, сбивая всех, кто попадался ему на пути; громко, по-звериному взвыл воин, чья рука с обломком копья полетела вниз, на окровавленную траву, над кровавой круговертью взметнулась и опустилась секира, отсекая голову ифранскому десятнику, осмелившемуся заступить путь арцийскому королю. Краем глаза Александр заметил нацеленное на него копье и сверкнувший меч Одуэна. И вновь скалящиеся забрала, богохульства вперемежку с молитвами, опененные кони, груды изрубленных тел… Проклятый! Они почти стоят на месте! Холм с красным знаменем на вершине далек, страшно, безнадежно далек… Но мы еще живы! И мы вместе, значит — вперед! Замахнуться, привстать в стременах, ударить, снова замахнуться…
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Пьер Тартю приосанился. Алый плащ с золотыми нарциссами надежно скрывал неприятность, происшедшую с нижней частью костюма претендента на арцийский престол в те мгновения, когда казалось, что Александр Тагэре вот-вот прорвется к наследнику Лумэнов. Землистое лицо приняло выражение, которое могло бы сойти за величественное, не будь черты Эмраза столь незначительными. Странное дело — вместо радости Аршо-Жуай испытывал чувство, сходное одновременно с похмельем и волчьей тоской.
Все вышло именно так, как рассчитали регентша и Ее Иносенсия. Аршо-Жуай всю жизнь воевал с арцийцами, они были достойными врагами. Победа такой ценой хороша для политиков, но не для воинов.
Дело Тагэре обречено, через ору или две в Арции будет новый король, вот этот обгадившийся ублюдок, но бой продолжался. Александр и его рыцари не могли не понимать, что обречены, но никому и в голову не приходило сложить оружие или перейти на сторону победителей. Даже дарнийские наемники… Вот и говори после этого, что у них нет чести. А вот твоя честь, маршал Аршо, похоже, останется на Гразском поле. Тебя не хватило даже на то, чтобы надеть доспехи и преломить копье с арцийским королем. Ты струсил, Ипполит. Таких, как арциец, можно лишь задавить числом или застрелить в спину. Эту войну выиграл не ты, а Жоселин с Рогге.
Проклятый, Тагэре всегда славились умением умирать. Казнь Эдмона стала легендой, легендой станет и последний бой Александра. А Пьеру на троне удержаться будет непросто, даже с помощью Жоселин и Церкви. Маршал готов поклясться, что не пройдет и года, как Арция заполыхает. Ифране это только на руку, — так что же он не радуется? А Тагэре все еще дерется… Проклятый, не просто дерется, а рвется вперед. Неужели решил довести задуманное до конца? Нет, Александр не безумец, он всегда умел оценить положение. Просто король решил погибнуть по-королевски! То, что его рыцари остаются с ним, еще можно понять, но дарнийцы?!
Не забыть бы про тот отряд, что вцепился в северный фланг, — их не так уж и много, но неприятностей они могут наделать. А Базиль Гризье куда больше похож на короля, чем Пьер, даром что сынок заштатного барона. Ипполит изо всех сил пытался думать о чем угодно, но не об убиваемом на его глазах арцийском короле, но это у маршала получалось плохо. Скорей бы… Так будет лучше для всех.
— Скорей бы, — процедил сквозь зубы граф Мо. Силы сынка Элеоноры тоже были на исходе, но Пьер Тартю истолковал эту реплику по-своему. Выпятив убогую грудь, он громко и визгливо провозгласил:
— Герольды. Сообщите всем. Если простой воин принесет мне голову горбуна, он получит рыцарскую цепь. Нобиль станет бароном, а барон — графом!
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Король отшвырнул секиру и выхватил меч. Во-первых, тот был легче, а во-вторых… Во-вторых, если умирать, то ощущая в руке эту рукоять. «Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре!» Он не сдастся и не отступит. Вперед, только вперед, туда, где за чужими копьями прячется ничтожество, лица которого он так и не смог вспомнить. Убить этого ублюдка — другого не дано! Сандер не думал о том, что задуманное невозможно, что между ним и Тартю набивается все больше и больше ифранцев и вояк Рогге. Назад пути не было. Может, и можно свернуть, прорваться в обход холма, укрыться в овраге, но Тагэре не бегают. Победить можно и смертью… Если иначе нельзя.
Беспокоили «волчата». Жертвуя собой, он жертвовал и ими, но по-другому он не мог. Он бы тысячу раз умер за каждого из них, он любил их, Проклятый, как же он их всех любил, но это они умирали за своего друга и короля. Нет, за Арцию! Придут лучшие времена, но за них нужно драться. Драться, и неважно, что будет с тобой…
Яростный солнечный свет, бешеный галоп Садана, рвущаяся над головой консигна, какие-то тени впереди — и смерть. Говорите, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь? Вранье! Пока есть за что умирать, смерти нет!
Где-то справа запела труба. Чужая! Словно в ответ заржал Садан, гордо и вызывающе, и сзади раздалось ответное ржание. Он не один, еще не один. С ним «волчата», они живы, их кони отвечают на зов. Живы, но все ли? А вот это уже хорошо. Белый плащ! Циалианец, и не из простых… А за ним — целый отряд. Проклятый, сколько же их! Ну, будешь прятаться за чужие спины или пойдешь вперед? Пошел… Прекрасно! Жаль, ты не Стэнье, не Жись, не Тартю, но ты ответишь за всех.
Белый взял разгон и пошел тяжелым галопом, подняв копье, которого у Сандера не было, как и щита, — но у него был Садан и черный меч, и еще он ничего не боялся и ни о чем не жалел. Атэвский жеребец, захрипев, рванул вправо, обходя врага, и Сандер наотмашь ударил отцовским мечом. Сверкнуло что-то неистово-синее, под ноги обезумевшему коню скатилась отсеченная голова, а король, не оглядываясь, бросился дальше, рубя наотмашь всех, кто ему попадался.
Его проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Он не слышал и не слушал, подхваченный последним, неистовым порывом, который возносит смертного превыше богов. Все ненужное, наносное, чужое было сорвано и унесено вихрем битвы, в душе Александра Тагэре не было места ни сомнениям, ни страху, ни отчаянию. Он исполнял свой долг, как исполнял его всю жизнь. Как пришитые, мчались по проложенной их королем кровавой тропе «волчата» и их сигуранты, но их становилось все меньше. Исчез младший Трюэль, битва разметала кузенов Крэсси, упал Этьен, но его конь продолжал безумную скачку рядом с Ювером и мальчишкой, привезшим весть об измене… Никола… Ранен? Убит? Нет, держится, несется рядом с Одуэном. Сломал свой меч о чье-то забрало, вырвал чужой и всадил во врага. Ювер! Где Ювер? Задержался… Секира поднялась и опустилась на чей-то наплечник… Хвала Святому Эрасти, догоняет…
Держаться, не отставать, не дать убийцам ударить Тагэре в спину. Что значит жизнь в сравнении с дружбой, что значит смерть в сравнении с честью?! Так уходили в песню по солнечному лучу герои былого, так шли на смерть повстанцы Анхеля и Эрасти, так дрались на Бетокском поле отцы и братья.
Впереди что-то мелькнуло. Что-то красное! Кон-сигна! Консигна Тартю, они все-таки прорвались… Нет, лишь первая шеренга гвардии, а сам Эмраз далеко, за сотнями латников в красных туниках на вершине холма, до него не добраться… Что ж, пусть будет хотя бы консигна.
Садан, послушный своему господину, вскинулся на дыбы, ударил боевыми шипастыми подковами. Рослый лумэновец рухнул, подбив стоящего рядом, а черногривый ринулся в образовавшуюся брешь. Эти ублюдки никогда не знали цены знаменам, для них главное — спасти свою шкуру. Искаженные лица, скрежет металла, ржание, вопли… Мелькнул чей-то шлем, увенчанный головой ястреба, кто-то замахнулся секирой, кто-то попытался достать копьем… Встретят ли его друзья и враги и за Чертой, или там нет места земной вражде и земной присяге? Вот и консигна. Тяжелая, красная, шитая золотом… В грязь ее, под конские копыта, — и вперед! Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре! Отец, я все помню, помню, помню!
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
— Ювер?
— Сандер, только не злись. Давай обменяемся плащами и шлемами. Как у Мелового… Ты должен выбраться из этой ловушки. Когда мы начнем, пробивайся к лесу и скачи в Гвару. Потом вернешься и прикончишь этого ублюдка. Помнишь, что говорил Евгений? Король остается королем, где бы он ни был. Ты нужен Арции.
— Арции нужен король Тагэре, а не трус, откупившийся жизнями друзей!
— Сандер!
— Прости, Ювер. Я благодарен тебе, но я должен или победить, или умереть королем. Так надо. Если я побегу от этого ничтожества, я признаю его права и его силу. Этого не будет! Вспомни отца и Эдмона. Из их смерти родилась победа… И потом, если я пойду первым, у нас будет хоть какой-то шанс.
— Прости, я забыл, что ты еще и первый меч Арции. Мне тебя не заменить…
— Но в чем-то ты прав. Мне уходить нельзя, но вот вы с Эженом или Этьен… Может быть, кто-то из вас…
— Не думай о нас хуже, чем о себе. Мы — «волчата».
— Ваше Величество…
Кто? А, один из оруженосцев Герара.
— Ваше Величество. Перебежчики от Рогге. Двое.
Совсем юный светловолосый и кареглазый нобиль и ветеран со шрамом на виске. Они не сговаривались, просто честь воина и свойственная молодости искренность не позволили им ударить в спину своему королю. А ты, Сандер, можешь гордиться своим задним умом. Ты угадал, Рогге не просто замыслил предательство. Он уже принес присягу Пьеру Тартю, как когда-то Филиппу Тагэре…
Александр тепло улыбнулся двоим не предавшим его воинам. Двоим из двух тысяч! И те невольно улыбнулись в ответ. А король легко, без посторонней помощи вскочил в седло и принял из рук оруженосца боевую секиру. Знаменитый меч висел на боку, но для того, что он задумал, больше годилось другое оружие. Последний из Тагэре станет наконечником копья, направленного на прячущегося за чужими спинами ублюдка.
За спиной короля тихо, без привычных шуток и смешков, выстроились «волчата». У каждого было свое, ставшее привычным за годы бесконечных войн место. Одуэн Гартаж прикрывал спину Александра, рядом с ним плечом к плечу шел Никола Герар, затем кузены Крэсси, Ювер и Эжен с Ландеем, а вот места Луи и Рито заняли двое перебежчиков. Ветеран, тот не подведет, но за молодого Сандер немного беспокоился, хотя тот сам все решил, протянув руку слабейшему. Может, судьба его помилует… За «волчатами» шли их отряды, к несчастью, слишком малочисленные, и, наконец, дарнийцы. На случай, если Рогге все же ударит в спину.
Сандер оглянулся и заметил, как блеснул шлем Штефана Игельберга. Хороший, добротный шлем, украшенный подвитыми перьями авеструса. А Рито в облегченном доспехе… Ну да ведь это черепаху защищает панцирь, а мангуста — ловкость и быстрота… Наверное, нужно было что-то сказать, но что?
Король еще раз улыбнулся:
— Друзья. Если мы выживем, то будем счастливы. Придут лучшие времена! Я рад, что у меня есть вы, постарайтесь остаться в живых, если сможете. Даже если меня не будет. Смерть короля — еще не смерть королевства. Моим преемником станет сын Жоффруа и Изо. За ним идут Артур и Жан Бэрроты, Сезар Мальвани, Рафаэль Кэрна и, если будет совсем плохо, граф Лидда. Вот и все. Такова моя воля. На арцийском троне не должно быть бастарда. Даже Филиппа Рунского или Шарля Тагрэ. А сейчас — забудем о смерти! Мы обречены на победу! И мы победим! Вперед!
Сандер рывком опустил забрало и тронул поводья, Садан взял с места легкой, грациозной рысью. За королем вниз по склону двинулись и другие. Шли тихо — предатели не должны раньше времени узнать, что их замысел раскрыт. Не звучали боевые трубы, не кричали всадники, только слабый ветерок колыхал плюмажи и вздымаемые оруженосцами консигны. Обогнули холм благополучно. Впереди лежала широкая, пологая ложбина, на другой стороне которой развевалось знамя Тартю, алое знамя с золотыми нарциссами, знамя, о котором Арция почти забыла. Дольше скрываться не имело смысла. Наоборот! Александр поднял руку, грянули фанфары, кони с легкой рыси перешли в тяжелый, всесокрушающий галоп.
Сверкающий клин вылетел на залитый солнцем склон. Вспыхнула серебром королевская орифламма, и, словно отражая ее, загорелись три звезды Крэсси, сжала когти орлиная лапа Гартажей, поднял тяжелую морду обычно сонный бык Трюэлей, вскинул крылья альбатрос Гераров. Несколько десятков рыцарей, словно синим атэвским клинком, вспороли покрывавший ложбину шевелящийся красный ковер. Захваченная врасплох армия Пьера Тартю дрогнула и подалась назад.
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Позеленевший от ужаса Эмраз не отрывал взгляда от бьющейся на ветру королевской орифламмы. О таком он не договаривался! Фронтерцы куда-то делись, Рогге стоял на месте, а сумасшедший Тагэре рвался вперед, расшвыривая ифранских наемников. Еще немного — и он будет здесь! С высоты холма синяя стрела, рассекающая красное море, была прекрасно видна, и она неотвратимо приближалась, а на самом острие неистовствовал всадник на черногривом коне, казавшийся Пьеру страшным великаном. На самом деле король был среднего роста, ненамного выше его самого, но в боевых доспехах, верхом на Садане, во главе своих рыцарей, он был страшен, и Пьеру очень захотелось вновь очутиться в Авире.
— Командор Бавэ! — Голос претендента на престол, высокий и скрипучий, был куда громче, чем следовало для таких слов. — Где Стэнье?! Он обещал…
— Отчим Вашего Величества выжидает подходящего момента, — сообщил рыцарь, в глубине души посылая Эмраза к Проклятому. Такому не армии водить, а сидеть, скажем… на троне. Даже странно, что этот трус с вечно недовольной физиономией и расстроенным желудком — не сын Паука. Циалианец положил руку на рукоять меча.
— С вашего разрешения, Ваше Величество, я вас покину. Мое присутствие требуется в другом месте.
Пьер его, похоже, не расслышал, его мысли были заняты другим
— Ждет?! Чего?! — визжал сынок Анжелики Фарбье в лицо ифранскому маршалу. — Когда горбун снесет мне голову?! Он уже близко!
— Не так близко, как вам кажется, — Жуай с трудом сдерживал раздражение, — вы смотрите с вершины, это приближает противника. Тагэре нужно прорваться сквозь наши ряды И подняться на холм, он неминуемо потеряет разгон, да и людей с ним очень мало.
— Если Рогге не двинется с места, я прикажу отступать! Слышите?! Пошлите к нему гонцов! Немедленно.
— Уже послали, Ваше Величество! — Ох, не надо было об этом говорить! Бывший виконт Эмразский, нынче называвший себя Пьером Лумэном, впал в одну из своих истерик, выводить из которых его умела лишь мать, по понятным причинам на поле боя отсутствующая. Еще больше позеленев, Тартю, не стесняясь того, что его слышат, заголосил о том, что Рогге предал и надо бежать.
Аршо-Жуай и сам не исключал такого развития событий: «верность» Селестина давно вошла в поговорку, но нельзя же вопить о поражении при всем честном народе! А Тагэре хорош! Ему и впрямь нет равных. Ифранец в молодости был отменным бойцом и не мог не восхищаться чужой отвагой и мастерством, даже если это ломало тщательно продуманные планы. А ведь горбун и впрямь может прорваться. Если Стэнье струсит, так скорее всего и будет. Пусть арцийцев раза в четыре меньше, но один волк стоит полчища драных кошек. Ах, как он дерется! Маршал поймал себя на том, что чуть не закричал «браво», глядя, как король снес голову зазевавшемуся наемнику.
— Я приказываю отходить! — Вопль Тартю напомнил ифранскому полководцу о его миссии. — Он сейчас будет здесь!
— Вполне возможно, Ваше Величество, — заметил стоявший рядом с претендентом на корону светловолосый Базиль Гризье. — Не угодно ли Вашему Величеству решить спор в честном поединке?
А Базиль — шутник, даром что из «пуделей»! В честном поединке… Если б пьеров тартю было десять и они напали на одного Тагэре со спины, это еще могло сойти за честную схватку с непредсказуемым концом, но один на один… Дралась лягушка с аистом…
— Маршал… — Интересно, когда этот ублюдок прекратит зеленеть? Кажется, дальше некуда, ан нет. — Кузина Жоселин обещала, что я буду в безопасности. Почему вы молчите? Где Рогге?! Вы меня предали!
— Мы верны вам, Ваше Величество, успокойтесь. Если вы желаете отступить…
— Да! Желаю! Немедленно. Я возвращаюсь в Ифрану!
— Ее Высочество будет недовольна.
— Ее бы сюда! Это ей мешает Тагэре, ей! Она меня заставила, я не хотел… Она и мать. А теперь меня убьют из-за вас. Мы сдадимся! Слышите?! Мы сдаемся. Горбун нас помилует, он такой… Прикажите сложить оружие!
— Нет, Ваше Величество. Если Вашему Величеству угодно отступить и вернуться в Ифрану, мы так и поступим, но сдаваться противнику, который в четыре раза малочисленней, Аршо-Жуай не станет и Вашему Величеству не позволит!
— В четыре?! Да он сейчас будет здесь, и мне плевать, что на флангах полно наших остолопов. А ваш Рогге заодно с Тагэре! Горбун побеждает, разве вы не видите?
Маршал Аршо-Жуай видел. В воплях зеленого труса было зерно истины, даже два. Отряд Тагэре и впрямь мог прорваться к холму, и сам Проклятый не сказал бы, кто в этой схватке победит. Эмраз, во всяком случае, мог лишиться своей облезлой башки, да и самому маршалу не улыбалось попасть под секиру осатаневшего арцийца. Второй правдой было то, что Селестин Рогге раздумал предавать своего короля. Все с самого начала пошло вкривь и вкось: фронтерцы куда-то делись, не доведя дела до конца, а Рогге или узнал что-то неприятное, или, из свойственной ему осторожности, решил выждать и посмотреть, чем все кончится, а кончится скорее всего тем, что «волчонок» добьется своего. Пожалуй, и впрямь лучше отступить, хотя Жоселин и будет недовольна. Циалианец куда-то запропастился, придется брать ответственность на себя.
— Чего вы молчите?! Где мой конь? Где эскорт?!
— Ваше Величество, сейчас все будет…
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Граф Стэнье-Рогге видел, что атакованная с двух сторон армия Пьера, несмотря на подавляющее превосходство, вот-вот обратится в бегство. Это было неприятно, но ничего непоправимого пока не произошло. Странно, что король ударил вместе с дарнийцами, не прислав гонца с приказом закрепить и развить успех. Впрочем, посланец мог погибнуть, а скорее всего Тагэре счел ситуацию настолько очевидной, что предоставил своим военачальникам действовать самостоятельно.
Интересно, куда девался Жись? Хорош союзничек — начал за здравие, а кончил за упокой. Хотя чего еще ждать от фронтерцев. Воины они сносные, но верны только своим вожакам, да и то до обеда. На них надеяться — себе дороже. Хорошо, если совсем убрались, а то ведь могут и в спину ударить.
Селестин все больше досадовал, что позволил Анжелике и Аганну себя уговорить. Конечно, Александр Тагэре его не терпел, но король сам жил и давал жить другим. Неприязнь, которую горбун испытывал к нему из-за Рауля, выказывалась лишь в отстраненной, холодной вежливости. Младший сын Шарло задался целью раз и навсегда покончить с раздорами в Арции и всячески давал понять, что родичи и соратники Лумэнов для него такие же подданные, как и сторонники белых нарциссов.
При «волчонке» можно было спать спокойно, хотя, конечно, хотелось большего. Хотелось стать канцлером или, на худой конец, протектором какой-нибудь провинции побогаче, того же Ларрэна, — и все равно ему жилось неплохо. Если б не Анжелика! Зря он с ней связался, хотя тогда казалось, что Лумэны вернулись надолго. А сын у нее — дрянь. Ничтожество, причем злое и подлое. Кузнечик Филипп, тот хоть и был чучелом, но помешанным на рыцарстве и благородстве, этот же… Если Пьер напялит корону, за ним придется смотреть в четыре глаза, чтоб не попробовал избавиться от тех, кому всем обязан. С него станется, и с его матушки тоже, хотя не похоже, чтоб пасынок осквернил своей тощей задницей арцийский трон. По крайней мере, на сей раз. А Сандер — молодец, хорошо взял! Один рывок — и половина расстояния до холма, на котором засел Тартю!
А может, ну его? Пусть идет, как идет. Когда Тагэре окажется у подножия, он ударит по Пьеру с юга, а дарнийский отряд добавит с севера. И прости, дорогой родственник, ты мне, конечно, пасынок, но честь и Арция дороже. Горбун оценит. Пусть Трюэли и Крэсси ворчат — король наградит. Тагэре прямо-таки помешан на справедливости: чем меньше кого-то любит, тем больше старается не обижать. Он скорее на своего драгоценного мирийца рявкнет, чем на Вилльо или Гризье. Если, разумеется, те на горячем не попадутся… Ха, если Вилльо решились поднять бучу в Мунте, а король вернется с победой, — головы полетят. Ну и Проклятый с ними! От добра добра не ищут. Решено, он позволит горбуну победить и даже поддержит, а Анжелика пусть удавится. В конце концов, можно и для себя немного пожить. Пусть жена торчит в Ифране, он с ней разведется, как с изменницей, к тому же первой оставившей мужа, и женится на молоденькой дочке какого-нибудь обедневшего барона… В политике главное — вовремя остановиться. Выше головы не прыгнешь.
Нет, каков Александр! Его отец и тот так бы не смог! Бедный Пьер, он же наверняка обгадился, на это глядючи! Впрочем, есть в кого. Покойный Орельен Тартю тоже был трусом отменнейшим.
— Монсигнор!
— Да, Робер?
Монсигнором [12]Стэнье отродясь не был, но такое обращение было графу приятно, и капитан Робер Фэрон это знал. Робер был сыном отца Селестина и то ли поварихи, то ли мельничихи, но спал и видел стать нобилем. Графа это устраивало. Он сделал Робера капитаном своей стражи и дал понять, что когда-нибудь пожалует ему первичную сигну. Этого было достаточно — Фэрон, чтобы угодить своему сигнору, рыл носом землю.
— Монсигнор, я готов.
— Подождем еще немного. Пусть горбун доберется до холма.
— Но сейчас наша позиция лучше.
— Если бить Тагэре, но мы будем бить Тартю.
Капитан был удивлен, и Селестин счел уместным пояснить:
— Я передумал. Тагэре меня устраивает больше, к тому же он будет мне обязан… Ты что-то хочешь сказать?
— Монсигнор, не уверен, что это важно. Но ваш двоюродный кузен…
— Роальд? Что натворил этот гусенок?
— Он ушел к горбуну.
— Когда?!
— Я… Мне донесли об этом пол-оры назад.
— И ты молчал?!
— Я не думал, что это так важно…
Еще бы, не думал. Не хотел сообщать неприятную новость. Хорошо, хоть сейчас сказал, а то все бы пошло прахом. Этот недоносок Роальд играет в рыцарей. Несомненно, он сообщил сюзерену о… Назовем жабу жабой. Об измене графа Стэнье. Теперь понятно, почему король бросился в эту безумную атаку, не поставив его в известность. Александр — умница, он чуть было не выиграл сражение и войну.
Селестин молча выругал себя за то, что влез в эту яму, но деваться было некуда. Дело о государственной измене рассматривает не король, а Генеральные Штаты, а выборные с восторгом отправят его на плаху. Горбун не вмешается — если он позволил обезглавить Гастона Койлу, то графа Стэнье и подавно не защитит. Что ж, остается один выход.
— Робер, выводите людей.
— Но, монсигнор, вы же сами сказали, что рано.
— Я еще раз передумал. Мы ударим по горбуну.
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
А ведь было мгновение, когда он подумал, что пронесло и Рогге не решится. Решился. То ли оказался смелее, чем о нем думали, то ли, наоборот, трусливее. Тяжеловооруженные всадники, меченные белым оленем, ринулись вперед. Будь проклята эта сигна, знак предательства, трусости, подлости! Но подлец — не обязательно дурак. Рогге выстроил своих людей в фигуру «кабан»: по бокам «клыки», они охватывают фланги. В середине — «рыло», нацеленное в тыл. Но тыл — это дарнийцы Игельберга, они выдержат… Теперь главное — скорость. Дорваться до Тартю, пока Рогге не набрал разгона. Это невозможно, но, если нет другого пути, надо сделать и невозможное. Или, по крайней мере, попытаться. Александр поднял коня на дыбы, вглядываясь вперед. Нет, не прорваться, но мы еще живы, и до победы ублюдкам ох как далеко.
Сердце на мгновение сжалось. «Волчата»… Обреченный отряд. Нет! Правда не может быть обречена, а они правы. Поудобнее перехватив секиру, Тагэре дал шпоры коню, и Садан, испустив громовое ржание, ринулся вперед. Они были ровно на полпути к холму, над которым реяло ненавистное знамя Лумэнов, знамя, с которым в Арцию не раз приходила беда. А «красные», увидев «оленей», ожили. Еще бы, они почти проиграли, но «почти» на войне — это очень много. Последний из Тагэре бросился на сверкающий железом строй, словно на деревянную стену, которую нужно и можно проломить. И стена дрогнула, не выдерживая неистового напора.
Ржали обезумевшие кони, оскальзываясь на залитых кровью, закованных в броню телах, валились под копыта вперемешку раненые, мертвые, выбитые из седла, лязгало и трещало, словно в кузнице, ломалось и крошилось железо, но король и его рыцари казались заговоренными.
Сандер рубился на самом острие клина, и его было прекрасно видно. Верхом на Садане, в залитых чужой кровью доспехах, с секирой в руках, он, на самом деле не столь и высокий, казался богатырем, от которого не спастись. Каждый удар отправлял кого-то в преисподнюю. Оказавшиеся на пути страшного всадника невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует… Кое-кому и впрямь «везло» — и они, избегнув королевской секиры, оказывались лицом к лицу с разъяренными «волчатами». Сталь, ударяясь о сталь, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие, разбитые щиты, сбитые со шлемов перья.
Проскакал обезумевший конь со вздыбленной гривой, сбивая всех, кто попадался ему на пути; громко, по-звериному взвыл воин, чья рука с обломком копья полетела вниз, на окровавленную траву, над кровавой круговертью взметнулась и опустилась секира, отсекая голову ифранскому десятнику, осмелившемуся заступить путь арцийскому королю. Краем глаза Александр заметил нацеленное на него копье и сверкнувший меч Одуэна. И вновь скалящиеся забрала, богохульства вперемежку с молитвами, опененные кони, груды изрубленных тел… Проклятый! Они почти стоят на месте! Холм с красным знаменем на вершине далек, страшно, безнадежно далек… Но мы еще живы! И мы вместе, значит — вперед! Замахнуться, привстать в стременах, ударить, снова замахнуться…
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Пьер Тартю приосанился. Алый плащ с золотыми нарциссами надежно скрывал неприятность, происшедшую с нижней частью костюма претендента на арцийский престол в те мгновения, когда казалось, что Александр Тагэре вот-вот прорвется к наследнику Лумэнов. Землистое лицо приняло выражение, которое могло бы сойти за величественное, не будь черты Эмраза столь незначительными. Странное дело — вместо радости Аршо-Жуай испытывал чувство, сходное одновременно с похмельем и волчьей тоской.
Все вышло именно так, как рассчитали регентша и Ее Иносенсия. Аршо-Жуай всю жизнь воевал с арцийцами, они были достойными врагами. Победа такой ценой хороша для политиков, но не для воинов.
Дело Тагэре обречено, через ору или две в Арции будет новый король, вот этот обгадившийся ублюдок, но бой продолжался. Александр и его рыцари не могли не понимать, что обречены, но никому и в голову не приходило сложить оружие или перейти на сторону победителей. Даже дарнийские наемники… Вот и говори после этого, что у них нет чести. А вот твоя честь, маршал Аршо, похоже, останется на Гразском поле. Тебя не хватило даже на то, чтобы надеть доспехи и преломить копье с арцийским королем. Ты струсил, Ипполит. Таких, как арциец, можно лишь задавить числом или застрелить в спину. Эту войну выиграл не ты, а Жоселин с Рогге.
Проклятый, Тагэре всегда славились умением умирать. Казнь Эдмона стала легендой, легендой станет и последний бой Александра. А Пьеру на троне удержаться будет непросто, даже с помощью Жоселин и Церкви. Маршал готов поклясться, что не пройдет и года, как Арция заполыхает. Ифране это только на руку, — так что же он не радуется? А Тагэре все еще дерется… Проклятый, не просто дерется, а рвется вперед. Неужели решил довести задуманное до конца? Нет, Александр не безумец, он всегда умел оценить положение. Просто король решил погибнуть по-королевски! То, что его рыцари остаются с ним, еще можно понять, но дарнийцы?!
Не забыть бы про тот отряд, что вцепился в северный фланг, — их не так уж и много, но неприятностей они могут наделать. А Базиль Гризье куда больше похож на короля, чем Пьер, даром что сынок заштатного барона. Ипполит изо всех сил пытался думать о чем угодно, но не об убиваемом на его глазах арцийском короле, но это у маршала получалось плохо. Скорей бы… Так будет лучше для всех.
— Скорей бы, — процедил сквозь зубы граф Мо. Силы сынка Элеоноры тоже были на исходе, но Пьер Тартю истолковал эту реплику по-своему. Выпятив убогую грудь, он громко и визгливо провозгласил:
— Герольды. Сообщите всем. Если простой воин принесет мне голову горбуна, он получит рыцарскую цепь. Нобиль станет бароном, а барон — графом!
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА
Король отшвырнул секиру и выхватил меч. Во-первых, тот был легче, а во-вторых… Во-вторых, если умирать, то ощущая в руке эту рукоять. «Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре!» Он не сдастся и не отступит. Вперед, только вперед, туда, где за чужими копьями прячется ничтожество, лица которого он так и не смог вспомнить. Убить этого ублюдка — другого не дано! Сандер не думал о том, что задуманное невозможно, что между ним и Тартю набивается все больше и больше ифранцев и вояк Рогге. Назад пути не было. Может, и можно свернуть, прорваться в обход холма, укрыться в овраге, но Тагэре не бегают. Победить можно и смертью… Если иначе нельзя.
Беспокоили «волчата». Жертвуя собой, он жертвовал и ими, но по-другому он не мог. Он бы тысячу раз умер за каждого из них, он любил их, Проклятый, как же он их всех любил, но это они умирали за своего друга и короля. Нет, за Арцию! Придут лучшие времена, но за них нужно драться. Драться, и неважно, что будет с тобой…
Яростный солнечный свет, бешеный галоп Садана, рвущаяся над головой консигна, какие-то тени впереди — и смерть. Говорите, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь? Вранье! Пока есть за что умирать, смерти нет!
Где-то справа запела труба. Чужая! Словно в ответ заржал Садан, гордо и вызывающе, и сзади раздалось ответное ржание. Он не один, еще не один. С ним «волчата», они живы, их кони отвечают на зов. Живы, но все ли? А вот это уже хорошо. Белый плащ! Циалианец, и не из простых… А за ним — целый отряд. Проклятый, сколько же их! Ну, будешь прятаться за чужие спины или пойдешь вперед? Пошел… Прекрасно! Жаль, ты не Стэнье, не Жись, не Тартю, но ты ответишь за всех.
Белый взял разгон и пошел тяжелым галопом, подняв копье, которого у Сандера не было, как и щита, — но у него был Садан и черный меч, и еще он ничего не боялся и ни о чем не жалел. Атэвский жеребец, захрипев, рванул вправо, обходя врага, и Сандер наотмашь ударил отцовским мечом. Сверкнуло что-то неистово-синее, под ноги обезумевшему коню скатилась отсеченная голова, а король, не оглядываясь, бросился дальше, рубя наотмашь всех, кто ему попадался.
Его проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Он не слышал и не слушал, подхваченный последним, неистовым порывом, который возносит смертного превыше богов. Все ненужное, наносное, чужое было сорвано и унесено вихрем битвы, в душе Александра Тагэре не было места ни сомнениям, ни страху, ни отчаянию. Он исполнял свой долг, как исполнял его всю жизнь. Как пришитые, мчались по проложенной их королем кровавой тропе «волчата» и их сигуранты, но их становилось все меньше. Исчез младший Трюэль, битва разметала кузенов Крэсси, упал Этьен, но его конь продолжал безумную скачку рядом с Ювером и мальчишкой, привезшим весть об измене… Никола… Ранен? Убит? Нет, держится, несется рядом с Одуэном. Сломал свой меч о чье-то забрало, вырвал чужой и всадил во врага. Ювер! Где Ювер? Задержался… Секира поднялась и опустилась на чей-то наплечник… Хвала Святому Эрасти, догоняет…
Держаться, не отставать, не дать убийцам ударить Тагэре в спину. Что значит жизнь в сравнении с дружбой, что значит смерть в сравнении с честью?! Так уходили в песню по солнечному лучу герои былого, так шли на смерть повстанцы Анхеля и Эрасти, так дрались на Бетокском поле отцы и братья.
Впереди что-то мелькнуло. Что-то красное! Кон-сигна! Консигна Тартю, они все-таки прорвались… Нет, лишь первая шеренга гвардии, а сам Эмраз далеко, за сотнями латников в красных туниках на вершине холма, до него не добраться… Что ж, пусть будет хотя бы консигна.
Садан, послушный своему господину, вскинулся на дыбы, ударил боевыми шипастыми подковами. Рослый лумэновец рухнул, подбив стоящего рядом, а черногривый ринулся в образовавшуюся брешь. Эти ублюдки никогда не знали цены знаменам, для них главное — спасти свою шкуру. Искаженные лица, скрежет металла, ржание, вопли… Мелькнул чей-то шлем, увенчанный головой ястреба, кто-то замахнулся секирой, кто-то попытался достать копьем… Встретят ли его друзья и враги и за Чертой, или там нет места земной вражде и земной присяге? Вот и консигна. Тяжелая, красная, шитая золотом… В грязь ее, под конские копыта, — и вперед! Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре! Отец, я все помню, помню, помню!
2895 год от В.И.
10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА