2229 год от В.И.
Утро 24-го дня месяца Агнца.
Село Лошадки. Нижняя Арция
   Луи приподнялся на локте и с интересом посмотрел на свернувшуюся калачиком пейзаночку. Похоже, он был прав, когда выбрал вчера именно ее, хотя та, рыженькая, зеленоглазая, была тоже очень ничего… Надо будет как-нибудь сюда вернуться. Интересно все-таки, кого все же зовут Сана, эту или ту?
   Девушка сладко спала, и Луи раздумал ее будить — его вчерашняя подружка оказалась в определенном смысле чудо как хороша; проснись она сейчас, они никак не успеют выехать вовремя, а после рассвета охота — не охота, а так, забава для толстых негоциантов. Луи ловко собрал сорванную впопыхах одежду и совсем было собрался соскользнуть с сеновала, но его осенила мысль, показавшаяся удачной. Арциец мстительно улыбнулся самому себе и, порывшись в объемистом кошельке, вытащил тяжелое кольцо, которое и надел на руку девчонке — так Митте, Проклятый ее побери, и надо. Камень, на который она положила глаз, достался смазливой поселянке, вот она разозлилась бы… Жаль, чертова кукла не узнает, какую шутку он с ней сыграл. Луи подавил смешок — еще разбудишь эту курочку, свои же засмеют, что припозднился, — и спрыгнул вниз.
   Ночь была звездной и прохладной, но племянник императора Базилека в отличие от большинства ныне здравствующих родственничков привык к походной жизни, и предутренний ветерок его приятно возбуждал, напоминая о грядущих охотничьих радостях. Проклятье! Он намерен веселиться назло этому протухшему судаку Бернару и своей дуре-кузине!!! В конце концов, на Арции свет клином не сошелся, а корона ему, что б там ни лепетала эта сучка Митта, нужна не больше, чем кардинальский посох. В жизни и без этого много хорошего. Если б только за ним не таскался этот старый зануда Матей, поклявшийся собственноручно связать проштрафившегося принца и привезти в Мунт, чуть тот вознамерится покинуть окрестности Старой Месы. Ну да ничего!!! Рано или поздно старому перечнику надоест таскаться за ним по охотам и пирушкам, и тогда прости-прощай, Арция! В мире много куда более веселых мест, чем этот дохлый Мунт, а он молод, силен и желает радоваться жизни.
   Луи, легко поигрывая мускулами, вытащил из аккуратного колодца с резным, украшенным фигурками журавлей навесом бадью с ледяной водой и с наслаждением опрокинул себе на голову. Стало холодно и очень весело. По-волчьи отряхнувшись, принц распахнул ногой дверь в дом, где ночевали его другари,[68] и жизнерадостно проорал бездельникам, чтоб они вставали, еще раз доказав, что, какой бы бурной ни была ночь, он, Луи че Лагг, все равно встанет раньше всех и с наслаждением проведет весь день в седле.
   В доме раздалось недовольное ворчание и кряхтенье людей, которым помешали досмотреть предутренний сон, но сигуранты[69] и другари протестовали недолго. Те, кто связался с полоумным арцийским принцем и согласился разделить с ним его полуизгнание-полуарест, понимали, на что шли. Луи был не из тех, кто будет сидеть в Старой Месе и замаливать грехи, он постарается наделать кучу новых.
   Небо только еще начинало светлеть, когда два десятка всадников покидали гостеприимную деревушку. К вящему неудовольствию Луи и его приближенных, у околицы к ним присоединился немалый отряд вооруженных всадников под командованием неразговорчивого лысого крепыша. Принц скрипнул зубами, но смолчал, только послал своего чалого вперед. В конце концов, он императорской крови и имеет право ехать впереди, а этот невозможный Матей — как только отец его терпел — пусть глотает пыль из-под копыт чужих лошадей. Хотя какая пыль по такой росе? Принц в глубине души был человеком справедливым и признавал за его добровольным сторожем тьму достоинств. Матей был неутомим, смел и верен раз и навсегда принесенной присяге. Впрочем, за последнее его качество изгнанник готов был убить старика. Другой на его месте давно бы позволил молодежи развлекаться, как ей угодно, а сам бы сидел себе в городке, попивая местное — очень неплохое — вино, да бросал бы кости и вспоминал минувшие деньки с такими же ветеранами. Так ведь нет! Старый волчара таскался за ними, как хвост за собакой!
   Принц невольно расхохотался от пришедшего ему в голову поэтического образа, а затем еще раз, когда представил, как он вставляет его в мадригал об этой сучке кузине. В конце концов, в том, что он оказался выслан в эту богом забытую дыру, виновата была именно Митта, и нечего было ей корчить из себя оскорбленную невинность. Невинность с ней и рядом не ночевала. Она всегда была блудливой и жадной, хоть и до невозможности красивой. Даже не просто красивой. Горело в ней что-то такое, мимо чего не мог пройти ни один мужчина. Как замерзший путник мимо таверны. Ха! Именно Митта затащила его в постель, а потом, когда их застукали, подняла вопли, как циалианка какая-нибудь…
   Впрочем, похоже, что на сей раз она тоже нарвалась. Бернар был намерен терпеть эту драную кошку в Мунте не больше, чем самого Луи. И все равно это было мерзко. Вот уже пятый месяц, как он каждое утро клянется никогда не вспоминать об этом позоре, и все равно вспоминает. Ни вино, ни женщины, которые в Нижней Арции, надо отдать им справедливость, и хорошенькие, и податливые, ни столь любимая им охота не позволяют забыть о нанесенном оскорблении. Его, любимца всего Мунта, вышвырнули из столицы, как напаскудившего щенка, да еще навязали ему целую ораву стражников. А Матей сам вызвался его караулить, чтобы он, видите ли, еще больше не опозорил фамилию. Бред какой! Принц дал шпоры коню. Тот обиженно заржал — не привык к подобному обращению, да и в шпорах-то не нуждался. Хозяину было бы достаточно чуть тронуть поводья, и Атэв понесся бы вперед как птица. Бедный жеребец был не в состоянии понять, за что ему такое невезение, но честно прыгнул вперед и галопом помчался по полю.
2229 год от В.И.
24-й день месяца Агнца.
Западные Ларги
   Горы хороши тем, что их видно издали, ямы ведут себя скромнее, но от этого никто удовольствия не получает. Во всяком случае, Рамиэрль, бодро шагавший на восток по ровной, как стол, степи, однообразие которой нарушили лишь небольшая речушка и несколько то ли рощиц, то ли небольших лесов, окружавших степные источники, невольно вздрогнул, оказавшись на краю обрыва, тянувшегося вниз на много десятков локтей. Внизу переливалась яркими красками лесная чащоба. Оранжевая, алая, бурая и золотая листва завораживала и пугала, так как нет ничего более жестокого и неуместного, как напоминающий об обреченности всего сущего островок осени посреди весны.
   Рамиэрль лег на живот и свесился вниз. Гладкие черные стены блестели на солнце, словно были отполированы искуснейшими гранильщиками. Бездна тянулась в обе стороны до самого горизонта, обойти ее не представлялось никакой возможности, да Рамиэрль и не собирался этого делать. Он знал, что почти пришел, и, глядя вниз, на разноцветные вершины, прикидывал, как спуститься.
   В том, что выход есть, эльф не сомневался, так же как и в том, что многие годы, если не века, никто не нарушал покоя этого леса. Уанна здесь не было, Примеро тоже. Рамиэрлю было некогда гадать, почему они не дошли — сбились ли с пути, вернулись ли, отвлеклись на что-то иное или же с ними что-то случилось. В конце концов, его целью было отыскать Проклятого, и он был близок к этому. В сравнении с той дорогой, которая осталась позади, это — сущие пустяки: базальтовая стена и то, что прячется под пологом пламенеющей листвы. Роман посмотрел на свое кольцо, в черно-фиолетовой глубине которого уже давно появилась живая, дрожащая искра. Он не сомневался, что именно кольцо привело его сюда. Эльф ощущал магию этих мест — медленную, как бы спящую, но необычайно сильную. Что ж, так оно, видимо, и должно быть в месте Древней Силы.
   Либр еще раз посмотрел вниз. Высоковато, конечно, никакой веревки не хватит. Летать он не умеет, хоть и принадлежит к Дому Лебедя. За свою долгую жизнь Рамиэрль так и не удосужился узнать, чем был обязан его клан такому названию, но уж точно не тому, что его предки были в родстве с птицами. Спуститься-то он, конечно, спустится, но вот выбраться из этой ловушки без посторонней помощи, если не удастся отыскать Эрасти, будет тяжко. Ладно, чего думать, надо действовать, а там как повезет. Бард разобрал свои немногочисленные пожитки и отобрал то, что нужно, — длинный и прочный кусок бечевки и два одинаковых кинжала. Без магии, хоть и простенькой, тут не обойтись.
2229 год от В.И.
вечер 24-го дня месяца Агнца.
Нижняя Арция
   Охота не задалась. Птицы на знаменитых Теплых Озерах было много, но не для таких охотников, как принц Луи Арцийский и его другари. Ни серых горных лебедей, обычно отдыхающих здесь во время весеннего перелета, ни королевских цапель, ни знаменитых своей верткостью (сбить его влет почетно для любого охотника) куликов-чернокрылок и близко не было, а бить рыжих уток, плескавшихся в воде и не пожелавших взлетать, даже когда в них с берега полетели палки и комья земли, но медленно и нагло отплывших к середине озера, было позорно. Стрелять по сидящим птицам — это не для нобилей. Были еще, конечно, дикие гуси, которые, потеряв десяток-другой своих товарищей, уразумели, что в этом месте становится опасно, и дружно устремились на северо-восток. Не ахти какая добыча, но сбитых птиц вполне хватало для того, чтобы накормить две дюжины молодых и голодных людей, которым все равно больше нечего делать.
   Матей и его бренчащие железом вояки в тростники не полезли, и Луи решил отдохнуть от их общества, а посему отыскал сравнительно сухой полуостров, глубоко вдававшийся в одно из озер, на котором и провел весь день, весело подтрунивая над своими приятелями. Хорошее настроение вернулось к принцу вскоре после полудня, когда он победил в шутливом поединке третьего по счету сигуранта. В конечном счете, жизнь была прекрасна, даже несмотря на наличие такой гадости, как Бернар, Митта или Матей. А поскольку настроение вожака очень быстро передается всей стае, то к вечеру из леса вывалилась очень даже веселая компания, которую вид невозмутимо сидящих в седлах стражников не мог вывести из себя, скорее наоборот. День выдался солнечный, и Луи с восторгом подумал, что вот так неподвижно просидеть десять ор кряду в нагретых железных горшках — достаточно хорошее наказание за назойливость.
   Матей ничего не сказал, его люди молча заняли место в хвосте кавалькады и двинулись к тракту. По дороге Луи пытался решить, чего ему меньше не хочется — вернуться в Старую Месу и поплясать на гулянке, которую местный эркард по недоразумению называет балом, или же провести еще одну ночь в Лошадках с этой самой Саной или не Саной. В конце концов, желание узнать, как зовут девчонку, которой он подарил кольцо, предназначавшееся Митте, победило, и принц решительно направился к Лошадкам.
   Отдохнувшие кони шли легкой рысью. Поднявшийся к вечеру ветерок приятно освежал, трава была зеленой, небо синим, а жизнь вполне сносной. Темно-серая тучка на горизонте поначалу Луи не заинтересовала. Ну, туча и туча, летит себе куда-то, и пусть ее. Больше облаков на небе не было, и арциец с полным основанием решил, что дождя ждать не приходится. Однако вскоре стало видно, что туча, упрямо висящая на одном месте, распалась на отдельные столбы и что находится она как раз там, где лежат Лошадки. Чалый Атэв недовольно потянул ноздрями воздух и тревожно, коротко заржал. Слегка встревоженный Луи сосредоточился, и ему показалось, что он чувствует едва уловимый запах дыма. Принц натянул поводья. Что-то в происходящем казалось странным. По всему выходило, что в Лошадках пожар, но не могла же средь белого дня запылать целая деревня. Луи резко обернулся к ехавшему сзади курносому сигуранту: «Жани, крикни сюда этого зануду. Он мне нужен».
   Матей появился почти сразу же, хоть каждое его движение казалось неторопливым. Ветеран подъехал к Луи и спокойным, равнодушным голосом — словно никогда не качал маленького непоседу на своей ноге — осведомился:
   — Вы меня звали, монсигнор?[70]
   — Да, Проклятый меня побери. Похоже, Лошадки горят, или я ничего не понимаю!
   Матей довольно долго вглядывался в серые столбы на горизонте.
   — Горят, и пусть меня сожрет лягушка, если их не подожгли. Я с вашим батюшкой нагляделся на такое в Чинте, когда вас еще не было. Но кто бы мог чудить здесь?
   — Сейчас разберемся, — пообещал Луи, — а ну, все в галоп!
2229 год от В.И.
Вечер 24-го дня месяца Агнца.
Ларги. Рыжий лес
   Рамиэрль целый день шел по странному лесу, где среди яркой осенней листвы обитали удивительные существа — веселые, очаровательные и совершенно бессердечные, похожие одновременно и на белок, и на котят. Они с любопытством таращились на эльфа раскосыми глазищами с узкими зрачками, что-то верещали, дрались друг с другом, между делом ловили и убивали все, что было мельче их, — от бабочек и разноцветных лягушек, водившихся здесь в изобилии, до зазевавшихся птиц и новорожденных пятнистых зайчат. Кроме этих белок-кошек, Рамиэрлю раза два попались олени — не белые, а самые настоящие, а один раз он увидел какую-то тварь, весьма напоминающую явно неуместного в этих местах льва. Хищник, впрочем, предпочел не связываться с пришельцем и царственной поступью удалился в чащу. Преследовать его у Романа не было ни малейшего желания.
   Идти по Рыжему лесу для кого-нибудь, кроме эльфа, было бы чистым мучением, так как, кроме пламенеющих деревьев, если б не неуместная по весне расцветка листьев, ничем не отличавшихся от привычных Рамиэрлю буков и остролистных кленов, котловина заросла густым колючим кустарником, вдобавок переплетенным плющом и диким виноградом. Только вечная дружба Детей Звезд с растениями, где б те ни росли, позволяла барду идти достаточно быстро.
   Опасности он не чувствовал, но ощущалось в этой котловине что-то неправильное. И дело было не только в раскраске листвы или в том, что Рамиэрль, обладавший врожденным чувством направления, очень скоро понял, что не помнит, откуда пришел. Он знал, что идет туда, куда нужно, но как будто оставался на месте, до того все вокруг казалось одинаковым — рыжие пушистые существа, скачущие по веткам, непролазная чащоба — влажная, напоенная странными, горьковатыми ароматами, редкие поляны, заросшие перистыми роскошными листьями, напоминающими стелющийся по земле папоротник…
   Иногда эльф останавливался и торопливо обшаривал окрестности в поисках чужой магии. Лес был чист и нетронут, словно бы под его сень ни разу не вступала нога существа, хоть сколько-нибудь сведущего в колдовстве. В том, что ни Уанн, ни Примеро не посещали этих мест, Роман понял еще у обрыва, но сейчас ему начинало казаться, что со времени Исхода здесь не было ни единого разумного создания. Если бы ни оживавшее на глазах кольцо, эльф бы уже решил, что все, что было в Кантиске, ему примерещилось, а его погоня за Проклятым — не более чем чудовищная ошибка и пустая трата драгоценного времени.
2229 год от В.И.
Вечер 24-го дня месяца Агнца.
Село Лошадки. Нижняя Арция
   Этого просто не могло быть, но это было. Луи отдал бы полжизни за то, чтоб увиденное оказалось пьяным бредом, разум отказывался верить глазам, а вот отчаянно бьющееся сердце поверило сразу. Лошадок, где они еще вчера спали, пили, целовались с хорошенькими селянками, больше не было.
   Кони отказывались идти вперед, с испугом косясь на догорающие домики. Стоившие целое состояние гунтеры[71] не были лошадьми войны, привычными к запаху гари и к трупам, через которые приходится переступать.
   Арция не воевала давно. Очень давно, если не считать мелкие приграничные стычки и дело пятнадцатилетней давности в Южной Чинте, когда не в меру возомнивший о себе молодой калиф решил прибрать к рукам это небольшое, но богатое герцогство, находящееся под протекторатом империи. Но атэвы не жгли дома и не вырезали людей. Они были людьми практичными и не собирались портить имущество, которое намеревались заполучить. Две армии — арцийская (к которой примкнуло Святое воинство — как же, богомерзкие еретики напали на детей Церкви — и таянская тяжелая конница — Марко не мог упустить возможности показать свою растущую силу) и атэвская некоторое время гонялись друг за другом среди бескрайних виноградников и наконец сошлись в решающей битве, после которой атэвы благополучно убрались за свой пролив, потеряв при этом — с помощью эландцев, разумеется, — полтора десятка прекрасных кораблей. Это была война, о которой мечтает любой рыцарь, — полная подвигов, взаимных расшаркиваний и богатых трофеев. То же, что произошло в Лошадках, было немыслимым. Ну кому могло помешать затерявшееся среди озер и лесов маленькое село? Но ведь помешало же…
   Луи вздрогнул, налетев на лежащий посреди улицы труп. Было еще достаточно светло, чтоб он мог узнать свою вчерашнюю приятельницу, которую, возможно, звали Сана. Или не Сана. Этого он уже никогда не узнает. Девушке повезло — она, видимо, умерла сразу, так как никто не в силах перенести подобный удар в голову и остаться живым. Череп малышки был буквально размозжен чудовищным ударом сзади, тонкая рука перерублена чуть выше запястья, а отсеченная кисть куда-то делась. Это оказалось последней каплей. К горлу принца подступил отвратительный, пульсирующий комок, и арциец, схватившись руками за горло, бросился в заросли распускающейся сирени, где его и вывернуло наизнанку. Луи лихорадочно пошарил у пояса. Хвала Эрасти, охотничья фляжка оказалась на месте, и он чуть не захлебнулся крепчайшей, обжигающей горло царкой. Голова немного прояснилась, но к глазам подступили слезы. Молодой человек со злостью прикусил губу, пытаясь с ними справиться. Сколько раз в своих мечтах он скакал впереди войска, преследуя бегущих врагов, спасал прекрасных дам и с презрительной усмешкой бросал к ногам дядюшки-императора военные трофеи! А теперь он дрожал от ужаса и бессильной ярости в саду сгоревшего дома, а в голове билась мысль: это ты убил ее, подарив проклятое кольцо. Ее убили и отсекли руку с перстнем, чтоб долго не возиться… Если бы не ты…
   — Выходите, — Матей был груб и спокоен. Как, собственно, и всегда, хотя кирпичное лицо ветерана было бледнее, чем обычно. — Вы арцийский принц, Проклятый вас забери, — вот и докажите на деле, что не только юбки задирать умеете.
   Луи молча кивнул и на все еще дрожащих ногах заковылял на улицу, где толпились его сигуранты и другари вперемешку с воинами Матея, причем лица многих отливали той же изысканной зеленью, что и у принца. Странное дело, но это зрелище почему-то успокоило племянника императора, напомнив как о том, что не он один такой неженка, так и о том, что все эти люди пришли сюда за ним и из-за него и он за них отвечает. Это совсем не походило на старинные баллады. Это вообще ни на что не походило, но он внезапно понял, что следует делать.
   — Коня! — Атэв отыскался тут же, и Луи легко взлетел в седло. Конь, раздраженный непривычными, страшными запахами, начал взбрыкивать, и Луи, не думая, легко ударил его рукояткой хлыста между ушей, а затем, успокаивая, погладил. Эти привычные действия окончательно привели принца в чувство, и он сообразил, что как раз конь-то тут и не нужен. Сдерживать возбужденных пожаром и трупами животных, когда возможен бой… Луи, махнув рукой, соскочил на землю и лично привязал жеребца к какой-то жердине.
   — Найдется тут десяток мужчин, которые в состоянии переносить это зрелище и не блевать при этом в кустах?
   Несколько сигурантов и воинов с мрачными, но решительными физиономиями вышли вперед. Странно, но яростная вражда между людьми принца и людьми Матея куда-то исчезла. Теперь они ощущали себя единым целым — небольшой кучкой людей, столкнувшихся с огромным и непонятным Злом.
   — Возьмите собак на сворки. Мы сейчас обшарим деревню, — принц старался говорить спокойно, и с каждым словом это у него выходило все лучше. — Надо понять, кто тут побывал. Может быть, остались живые. Ждите нас, — он огляделся по сторонам, — вон у тех зарослей. Старшим остается сигнор,[72] — он впервые за последние полгода назвал его так, — че Матей.
   Тут Луи немного запнулся — еще вопрос, пожелает ли старик выполнить его приказ, но тот только быстро наклонил плешивую голову в знак согласия. Луи в ответ тронул эфес шпаги и медленно пошел впереди своих людей по заросшей расторопшей улочке.
   Они обшаривали деревню дом за домом, благо она была небольшой. Жалкое имущество селян было нетронуто. Видимо, роскошный рубин на руке сельской девушки был единственной ценной добычей, взятой в Лошадках. Кроме его жителей. Люди куда-то исчезли, хотя трупов было куда меньше, чем обитателей деревеньки, и лежали они так, словно бы их приканчивали походя, как отбившихся от стада овец. Чем ближе к маленькой площади, на которой стоял старенький, но чистый и веселый иглеций, тем больше убитых валялось на улице. Луи уже не сомневался, что сельчан зачем-то сгоняли на площадь. Странно, но боль и ужас отпустили принца, он ничего не чувствовал, словно выпил настойку плешивого гриба,[73] которой его однажды опоил шарлатан-медикус, взявшийся вырвать больной зуб. Принц действовал как во сне, когда видишь себя со стороны. Собаки, скуля и упираясь, все-таки шли вперед, но пока ни одной живой души обнаружить не удавалось. Он почти равнодушно переступил через полную молодую женщину, в спине которой торчала стрела, и ее годовалого ребенка, пригвожденного к земле странным белым копьем, про себя отметив, что мертвых надо будет как-то похоронить и что это работа на всю ночь.
   У одного домика — видимо, здесь жил кузнец — они в первый раз наткнулись на попытку сопротивления. Деревенский силач дорого продал свою жизнь. Судя по кровавым лужам и переломанному оружию, кого-то из нападавших он достал, но трупы или раненых унесли. В доме на постели лежала хрупкая женщина в зеленом платье и трое ребят — мал мала меньше. Что-то в их позе показалось неожиданным.
   — Это он сам их, — Винсен, аюдант[74] Матея, неотвязно следовал за Луи, но принца это почему-то больше не раздражало, — верно, решил, что уж лучше он сам, чем эти…
   — Но кто они? — хрипло пробормотал Луи.
   — Ума не приложу. Никогда такого не видел. Но оружие не наше и тряпки, — воин кивнул на разодранный светло-серый плащ, придавленный тяжелым телом кузнеца, — поговаривали, в Последних горах погань всякая гнездится, но чтобы такое…
   — Куда они людей-то погнали, как ты думаешь? Может, еще догоним?
   — Боюсь, недалеко, — махнул рукой ветеран, — собраться не дали. Вещи все тут. Этот вот даже детей прикончил, значит, видел, что их ждет… Думаю, найдем всех в одной яме.
   И они действительно нашли всех. Но не в яме, а в деревенском иглеции. Прошел не один день, когда заглянувшие туда смогли в первый раз улыбнуться.
   Бесконечный весенний вечер тянулся и тянулся, и на чистенькой площади, несмотря на дым, было довольно светло. Светло было и в храме, хотя лучше бы спасительная тьма прикрыла своими добрыми крыльями от людских глаз то, что сильные сотворили со слабыми.
   Основные двери в иглеций были намертво закрыты и приперты стволами двух вековых каштанов, еще утром украшавших площадь яркой весенней зеленью. Единственным входом в здание оставалась маленькая дверка, которой обычно пользуются клирики и которая ведет в недоступное простым прихожанам помещение. Луи с детства знал, что этот порог переступать нельзя, но не колебался. По всему видно, людей согнали в иглеций, значит, что б там его ни ожидало, он должен войти. Винсен дышал в спину, и это придавало уверенности. Арциец, велев двум сигурантам, казавшимся поспокойнее, идти следом, вошел в Чистый Зал.[75] Там они нашли толстенького деревенского клирика, его возглашальщика[76] и четырех старух, из числа тех, что вечно толкутся у храмов.
   Творец, дом которого они защищали изо всех своих смешных сил, разумеется, им не помог. Нападавшие, кто бы они ни были, прихлопнули бедняг, как мух. Но им еще повезло — они не увидели ни оскверненного алтарного чертога, ни сошествия Смерти в их скромный храм. А Луи Арцийский, племянник императора Базилека, разрешившего воинству Михая Годоя пройти через земли Нижней Арции, увидел все.