Страница:
Окделл невольно поднял глаза – небо было высоким, синим и равнодушным. Высшим силам не было дела ни до «истинников», ни до котят.
– Прекрасно, – голос кэналлийца вернул герцога на землю, – я оправдан. А теперь считаю до ста. Если здесь кто-то останется, пеняйте на себя. Мои лучники не промахиваются.
Словно в ответ что-то свистнуло, и стрела с черным оперением пригвоздила мертвую голову к земле. Окделл поднял глаза и увидел на крыше стрелка в синей тунике. Видимо, вверх посмотрели многие, так как толпа стала стремительно редеть. Алва подошел к Дикону и взял было его за руку, но потом наклонился и поднял казавшегося тряпичным котенка. Мальчик что-то сказал герцогу, тот в ответ покачал головой – мол, ничего нельзя сделать. Только сейчас Алан понял, что его запястье все еще сжимают пальцы жены.
– Слава Четверым, – Женевьев была слишком взволнованна, чтобы следить за своими словами, – обошлось…
Именно, что обошлось. Чудом. И чудо это опять сотворил кэналлийский полукровка, не задумываясь рубивший руки и головы. Кровь на юге сто́ит дешевле воды, не говоря уж о вине.
Колокола Большого храма зазвонили, призывая всех, ожидающих Его, на вечернюю службу. Они что там, с ума сошли, сейчас нет и трех! Еще и труба запела… Разрубленный Змей! Алан с трудом разлепил глаза и не сразу им поверил. Не было ни Нижнего города, ни Женевьев, он лежал в собственной спальне, и за окном на самом деле звонили к вечерней службе. Да, разумеется, они же оставили город и затворились в Цитадели. Как глупо…
Значит, ему все приснилось – «истинники», сжимающий кинжал Дикон, убитый котенок, забрызганный чужой кровью Алва. Это был мерзкий сон, хотя и очень похожий на правду. Алан вздохнул и сел на постели, кое-как пригладив волосы. Как же он вчера устал, если не снял даже сапог, но нужно вставать и что-то делать, пока Придд и его приспешники не угробят все и вся. Герцог и сам не понял, что именно его насторожило, но в спальне кто-то был! После вчерашнего можно было ожидать всего, в том числе и убийства. Регент явно не прочь избавиться от Окделла, Эпинэ и Алвы. Алан вскочил и сразу же увидел отделившуюся от стены высокую фигуру.
Времени выяснять, кто и зачем к нему явился, не было, Окделл выхватил меч и бросился вперед. Незнакомец легко отбил удар и звонко расхохотался. Чужой! Алан сразу его узнал, хотя Повелитель Кошек мало походил на демона, разве что глаза у него и впрямь были зелеными и чуть раскосыми, как у подвластных ему ночных тварей. Чужой не стал атаковать, а, не убирая меча, прислонился к стене, с веселым любопытством разглядывая противника.
Странное дело, перед Аланом Окделлом было первородное Зло, но герцог не чувствовал к Зеленоглазому ненависти, напротив, демон чем-то ему нравился. Только почему Чужой ему показался веселым? Да, он улыбается, дразня ровными белоснежными зубами, но глаза не смеются, совсем не смеются.
– Чего ты ждешь, от меня, Алан Окделл? – Повелитель Кошек вбросил меч в ножны и скрестил руки на груди. – Ты знаешь все. Выбор за тобой. Свободен ты или раб, решать тебе и только тебе.
– Я не жду от тебя ничего, – почему ему так обидно? – и я тебя не звал.
– Звал. Потому что не можешь выбрать сам. Вернее, ты знаешь, что должен сделать, но ты сам связал себе ноги и повесил на шею камень. Сбрось его и иди вперед и вверх. Или оставь все, как есть, и прыгай в омут.
– Камень? Какой камень?! – Герцог Окделл опустил глаза и увидел огромный булыжник, висевший на рыцарской цепи, ставшей толще раза в три. Так вот почему ему так тяжело.
«Честь истинного талигойца можно было бы уподобить бриллианту, если б земля могла рождать камни подобающей чистоты и размера. Честь истинного талигойца висит у него на шее подобно рыцарской цепи, и нет потери горше, чем потеря оной…»
– Ты прав, – Зеленоглазый вновь смеялся, – я говорю о твоей чести. Мертвой чести. Каменной чести. Глупой чести. Она мешает тебе, твое сердце зовет тебя в иные дали.
Иные дали? Что там? Ветер в лицо, шум бьющихся о скалы волн, сверкание молний. Приближается гроза, нужно укрыться, отчего же ему не хочется уходить, а камень и впрямь мешает. Камень или честь?
Свет дробился о грани бриллианта. Бриллианта, в сравнении с которым знаменитое «Сердце Полудня» казалось жалкой галечкой. Бросить это?! Игра красок завораживала. Зеленоглазый лукав… Он сбивает рыцарей с прямой дороги на кривые, темные тропы и смеется, он всегда смеется. Это его проклятие – он не может плакать, только смеяться, он не может миловать – только карать, он не может любить – только ненавидеть, он бессмертен, но «страшнее смерти жизнь его и тех, кого он избирает своими спутниками».
– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой?
– Нет. Мои тропы не назовешь счастливыми, и вам, людям, ими не пройти.
– Чего же тебе нужно?
– Ничего, – ворвавшийся в окно закатный ветер растрепал золотистые волосы. – Спроси свою совесть, чего нужно тебе, и постарайся не лгать. Хотя бы себе самому.
Не лгать себе? Он, Алан Окделл, всегда был верен Чести. Но что может знать о Чести Зеленоглазый? Покровитель предателей и сам предатель, тварь, единственная радость которой – морочить людей и сбивать с пути истинного…
– Алан, – Шарль Эпинэ тряс его за плечо, – не сто́ит спать на солнце, тем более после боя. Демоны приснятся…
– Уже, – вздохнул Алан, – и не какие-нибудь, а Повелитель Кошек собственной персоной.
Приснится же такое! Значит, город пока еще в их руках, хорошо бы и вчерашний Совет оказался сном.
– Шарло, скажи, только честно, ты мне не снишься?
– Нет вроде, – утешил Эпинэ. – Ну и о чем с тобой говорил Леворукий? Он и в самом деле левша и носит красное и черное или это вранье?
– Меч он держал в правой, – нехотя буркнул Окделл, – и был в красном, а сапоги у него, кажется, черные.
– Страшно было?
– Нет… Глупо, не могу отделаться от мысли, что он сказал что-то важное. Вернее, это я во сне понял то, что не понимал наяву…
– Прости, что я тебя разбудил, но спать лучше в тени, а еще лучше в собственной постели. А то не только Зеленоглазого увидишь, но и Создателя верхом на крысе. Слушай, раз уж ты проснулся… Что будем делать с Приддом?
– А я-то надеялся, мне его регентство почудилось.
– Если бы! Ты не знаешь, где Алва?
– На укреплениях?
– Нет его ни там, ни у Октавии, а ей уже совсем пора…
– Думаешь, Придд?
– Ну, не кошатник же твой!
2
3
Эпилог
– Прекрасно, – голос кэналлийца вернул герцога на землю, – я оправдан. А теперь считаю до ста. Если здесь кто-то останется, пеняйте на себя. Мои лучники не промахиваются.
Словно в ответ что-то свистнуло, и стрела с черным оперением пригвоздила мертвую голову к земле. Окделл поднял глаза и увидел на крыше стрелка в синей тунике. Видимо, вверх посмотрели многие, так как толпа стала стремительно редеть. Алва подошел к Дикону и взял было его за руку, но потом наклонился и поднял казавшегося тряпичным котенка. Мальчик что-то сказал герцогу, тот в ответ покачал головой – мол, ничего нельзя сделать. Только сейчас Алан понял, что его запястье все еще сжимают пальцы жены.
– Слава Четверым, – Женевьев была слишком взволнованна, чтобы следить за своими словами, – обошлось…
Именно, что обошлось. Чудом. И чудо это опять сотворил кэналлийский полукровка, не задумываясь рубивший руки и головы. Кровь на юге сто́ит дешевле воды, не говоря уж о вине.
Колокола Большого храма зазвонили, призывая всех, ожидающих Его, на вечернюю службу. Они что там, с ума сошли, сейчас нет и трех! Еще и труба запела… Разрубленный Змей! Алан с трудом разлепил глаза и не сразу им поверил. Не было ни Нижнего города, ни Женевьев, он лежал в собственной спальне, и за окном на самом деле звонили к вечерней службе. Да, разумеется, они же оставили город и затворились в Цитадели. Как глупо…
Значит, ему все приснилось – «истинники», сжимающий кинжал Дикон, убитый котенок, забрызганный чужой кровью Алва. Это был мерзкий сон, хотя и очень похожий на правду. Алан вздохнул и сел на постели, кое-как пригладив волосы. Как же он вчера устал, если не снял даже сапог, но нужно вставать и что-то делать, пока Придд и его приспешники не угробят все и вся. Герцог и сам не понял, что именно его насторожило, но в спальне кто-то был! После вчерашнего можно было ожидать всего, в том числе и убийства. Регент явно не прочь избавиться от Окделла, Эпинэ и Алвы. Алан вскочил и сразу же увидел отделившуюся от стены высокую фигуру.
Времени выяснять, кто и зачем к нему явился, не было, Окделл выхватил меч и бросился вперед. Незнакомец легко отбил удар и звонко расхохотался. Чужой! Алан сразу его узнал, хотя Повелитель Кошек мало походил на демона, разве что глаза у него и впрямь были зелеными и чуть раскосыми, как у подвластных ему ночных тварей. Чужой не стал атаковать, а, не убирая меча, прислонился к стене, с веселым любопытством разглядывая противника.
Странное дело, перед Аланом Окделлом было первородное Зло, но герцог не чувствовал к Зеленоглазому ненависти, напротив, демон чем-то ему нравился. Только почему Чужой ему показался веселым? Да, он улыбается, дразня ровными белоснежными зубами, но глаза не смеются, совсем не смеются.
– Чего ты ждешь, от меня, Алан Окделл? – Повелитель Кошек вбросил меч в ножны и скрестил руки на груди. – Ты знаешь все. Выбор за тобой. Свободен ты или раб, решать тебе и только тебе.
– Я не жду от тебя ничего, – почему ему так обидно? – и я тебя не звал.
– Звал. Потому что не можешь выбрать сам. Вернее, ты знаешь, что должен сделать, но ты сам связал себе ноги и повесил на шею камень. Сбрось его и иди вперед и вверх. Или оставь все, как есть, и прыгай в омут.
– Камень? Какой камень?! – Герцог Окделл опустил глаза и увидел огромный булыжник, висевший на рыцарской цепи, ставшей толще раза в три. Так вот почему ему так тяжело.
«Честь истинного талигойца можно было бы уподобить бриллианту, если б земля могла рождать камни подобающей чистоты и размера. Честь истинного талигойца висит у него на шее подобно рыцарской цепи, и нет потери горше, чем потеря оной…»
– Ты прав, – Зеленоглазый вновь смеялся, – я говорю о твоей чести. Мертвой чести. Каменной чести. Глупой чести. Она мешает тебе, твое сердце зовет тебя в иные дали.
Иные дали? Что там? Ветер в лицо, шум бьющихся о скалы волн, сверкание молний. Приближается гроза, нужно укрыться, отчего же ему не хочется уходить, а камень и впрямь мешает. Камень или честь?
Свет дробился о грани бриллианта. Бриллианта, в сравнении с которым знаменитое «Сердце Полудня» казалось жалкой галечкой. Бросить это?! Игра красок завораживала. Зеленоглазый лукав… Он сбивает рыцарей с прямой дороги на кривые, темные тропы и смеется, он всегда смеется. Это его проклятие – он не может плакать, только смеяться, он не может миловать – только карать, он не может любить – только ненавидеть, он бессмертен, но «страшнее смерти жизнь его и тех, кого он избирает своими спутниками».
– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой?
– Нет. Мои тропы не назовешь счастливыми, и вам, людям, ими не пройти.
– Чего же тебе нужно?
– Ничего, – ворвавшийся в окно закатный ветер растрепал золотистые волосы. – Спроси свою совесть, чего нужно тебе, и постарайся не лгать. Хотя бы себе самому.
Не лгать себе? Он, Алан Окделл, всегда был верен Чести. Но что может знать о Чести Зеленоглазый? Покровитель предателей и сам предатель, тварь, единственная радость которой – морочить людей и сбивать с пути истинного…
– Алан, – Шарль Эпинэ тряс его за плечо, – не сто́ит спать на солнце, тем более после боя. Демоны приснятся…
– Уже, – вздохнул Алан, – и не какие-нибудь, а Повелитель Кошек собственной персоной.
Приснится же такое! Значит, город пока еще в их руках, хорошо бы и вчерашний Совет оказался сном.
– Шарло, скажи, только честно, ты мне не снишься?
– Нет вроде, – утешил Эпинэ. – Ну и о чем с тобой говорил Леворукий? Он и в самом деле левша и носит красное и черное или это вранье?
– Меч он держал в правой, – нехотя буркнул Окделл, – и был в красном, а сапоги у него, кажется, черные.
– Страшно было?
– Нет… Глупо, не могу отделаться от мысли, что он сказал что-то важное. Вернее, это я во сне понял то, что не понимал наяву…
– Прости, что я тебя разбудил, но спать лучше в тени, а еще лучше в собственной постели. А то не только Зеленоглазого увидишь, но и Создателя верхом на крысе. Слушай, раз уж ты проснулся… Что будем делать с Приддом?
– А я-то надеялся, мне его регентство почудилось.
– Если бы! Ты не знаешь, где Алва?
– На укреплениях?
– Нет его ни там, ни у Октавии, а ей уже совсем пора…
– Думаешь, Придд?
– Ну, не кошатник же твой!
2
Кэналлиец исчез. Алан не представлял, что Алва может надолго оставить жену, но Октавия была убеждена, что герцог на стенах. Окделл не стал пугать молодую женщину, хотя надежда на то, что они когда-нибудь услышат смех Рамиро, стремительно таяла. Спрашивать у регента или кансилльера не имело смысла – если Придд и Ариго приложили руку к исчезновению южанина, концов не найдешь. Регент правильно рассудил – убей Рамиро и спи спокойно… Пока тебя не прикончит марагонец! Даже наплюй они с фок Варзов и Эпинэ на свою честь и прикончи обнаглевшего спрута, Талигойю без Алвы не спасти.
Шарло и Алан рыскали по самым глухим закоулкам, распугивая кошек и крыс, но ничего не нашли. Глубокой ночью они с Эпинэ сдались. Шарло поплелся на стены, Алан, умирая от усталости, рухнул на постель и провалился во тьму, из которой его вырвали голоса Михаэля фок Варзова и оруженосца. С трудом всплыв на поверхность сонного озера, Окделл уставился на непроницаемое лицо старого рыцаря:
– Что-то случилось? Рамиро?!
– Да, но не то, что вы думаете. Герцог Алва жив… Алан, он сдал город и Цитадель Оллару.
– Нет!
– Придд и Ариго убиты. Собирайтесь, нужно успеть!
– Да, да, сейчас…
Сдал Кабитэлу?! Как ему удалось, хотя чего удивляться? Кэналлиец знал город как свои пять пальцев, среди защитников равных ему не было. С бастардом они, надо полагать, сговорились, когда Алва отвозил письмо. Да, все сходится… Эрнани под арбалетными стрелами выбрал «вчера», Рамиро – «завтра», а что делать ему, Алану Окделлу?!
– Чего вы хотите от меня?
– Помогите спасти королеву и наследника. Прочих Бездомный вряд ли тронет, но юный Ракан живым ему не нужен. Шевелитесь, нужно успеть.
Они успели. Королева, совершенно одетая, с сухими красными глазами, сидела на молельной скамье, вцепившись в руку наследного принца. В который раз за последние безумные дни Алану показалось, что он спит, но сон, каким бы дрянным он ни был, никогда не перещеголяет явь. Где-то что-то горело, едкий дым просочился в молельню Ее Величества, выедая глаза. За окнами явственно слышался шум приближающегося боя – кое-кто из защитников Цитадели предпочел умереть, но не сложить оружия.
– Ваше Величество, мы с герцогом Окделлом имеем честь сопровождать вас в Агарис, – Михаэль фок Варзов не утратил своей обычной церемонности.
Вот как… В Агарис! А ты что думал? Что убьешь парочку хамов, подсадишь королеву в портшез и вернешься домой? Ты не влюбленный мальчик, чтоб часами прощаться с женой. И потом Михаэль прав – Женевьев и Дикону ничего не грозит.
– Я счастлив служить Ее Величеству.
Губы Бланш дрожали, но она нашла в себе силы поблагодарить. Во дворе что-то зашумело, раздался крик – Рамиро и Бездомный Король времени зря не тратили. Любопытно, как отсюда попасть в Агарис? Вряд ли их с Михаэлем мечей хватит, чтоб вырваться из города.
Королева подошла к комнатному алтарю, где омываемый волнами Света Создатель хмуро взирал на двоих рыцарей, преждевременно увядшую женщину и бледного, пухлого мальчика. Неужели она будет молиться?
Бланш преклонила колени перед алтарем, и одна из плит пола опустилась вниз, открывая квадратный люк. Как же он забыл о знаменитой «Дороге королев»? Михаэль затеплил светильник и начал спуск, королева с принцем последовали за ним, Алану выпало замыкать шествие.
Ход казался запущенным, но безопасным. Это в подземельях Гальтары бродят родичи Изначальных Тварей, загнанные туда в незапамятные времена, там текут подземные реки, там расположен алтарь Четверых, ждущий жертв во имя славы Золотой Империи. К счастью, в Кабитэле нет места магии, если не считать за таковую человеческую подлость и хитрость.
Они шли, соразмеряя свои шаги с шагами женщины и ребенка, лужица света омывала серые камни, иногда в тоннель вливались другие, но основной путь был отмечен особенными знаками.
Рамиро Алва убил Эктора Придда… Был поединок или регенту снесли голову, как безымянному гайифцу в шлеме с птичьей головой? Интересно, с кем Эпинэ и Савиньяк? Где они? Где Эрнани? Как Михаэль узнал о предательстве?
Еще один поворот, пятый или шестой, он не следил. Алану казалось, что он идет целую вечность, видя впереди пыхтящего мальчишку и головной убор королевы, которому светильник идущего впереди Михаэля придавал сходство с нимбом. Есть ли у них деньги? Он о них совершенно забыл, а без золота до Агариса не добраться, хотя королева несет какой-то сверток… Женщина всегда помнит то, о чем мужчины забывают, но в Агарис он не поедет. Он поможет Михаэлю найти лошадей и вернется. Его место в Талигойе, он не желает становиться изгнанником. Да, будет трудно, но Бездомный Король лучше бунтующих толп и озверевших «истинников». Сон, который он видел, оказался пророческим.
Коридор сменился пологой лестницей, в свою очередь упершейся в стену, на которой красовался королевский герб. Королева вновь что-то нажала, открывая проход. Было совсем светло, и с высоты холма, на котором они оказались, открывался вид на дорогу, спускающиеся к реке огороды, какую-то деревню.
Они выбрались наружу, и Бланш тяжело опустилась на нагретый осенним солнцем валун, властным движением указав спутникам на соседние камни. Она не была красавицей, бывшая талигойская королева, но ее величия хватило бы на несколько государынь.
– В гостинице наверняка есть лошади, – нарушил молчание Михаэль.
– Не сомневаюсь. – Разрубленный Змей, это все-таки не сон! – Ваше Величество, после того, как мы договоримся с хозяином лошадей, я попрошу у моей королевы разрешения ее покинуть.
– Разумеется, герцог, – глаза Бланш Ракан нехорошо блеснули, – теперь я спокойна – кровь моего супруга и маршала Придда будет отмщена.
Он не ослышался? Эрнани мертв?! Алану и в голову не могло прийти, что Михаэль скроет смерть короля и скажет о смерти маршала. А он-то решил, что Эрнани в плену, фок Варзов так уверенно сказал, что бастард никого не тронет…
– Ваше Величество… Я не знал…
– Вот как? – Голос королевы стал жестким. – В таком случае знайте, что Рамиро Алва предал нас марагонскому ублюдку и убил своего короля. Сначала короля, потом – регента! Теперь он талигойский маршал! Цареубийца и предатель!
– Михаэль, – Зеленоглазый, сделай, чтоб это было не так, и я отдам тебе душу, – это правда?
– Увы, – вздохнул старый рыцарь, – Эрнани мертв, заколот… Я видел его. Смерть была легкой.
– Это сделал Рамиро?
– Трудно сказать. Он был у Его Величества, и он последним из известных нам людей видел его в живых, но это ничего не доказывает.
– Для Михаэля? – возможно. Старик не был в Старом городе во время бунта и не видел, как кэналлиец убивает.
– Ваше Величество, клянусь, что убийца, кто бы он ни был, не уйдет. Моя королева откроет мне дверь?
– Да пребудет над вами мое благословение, герцог! Вам нет нужды возвращаться в мою молельню – у развилки, помеченной тройной короной, сверните направо. Вы попадете в королевскую приемную. Чтоб выйти наружу, достаточно прижать медную стрелку и, когда она уйдет в камень, толкнуть дверь.
Дорога назад казалась бесконечной, но кончилась и она. Алан, собираясь с силами, прижался к шероховатому камню. Если нажать короткую, блестящую стрелку, дороги назад не будет! Он еще может уйти, в конце концов все уже случилось, ничего не изменить! Он может уйти, но не уйдет, потому что подлость и предательство не должны оставаться безнаказанными. Не должны, иначе зачем жить, дышать, надеяться?! Что он скажет Дикону? Что клятвы существуют для того, чтобы их нарушать, цель оправдывает средства, а удары в чужие спины лучше не замечать? А ведь он чуть было не пошел за человеком, для которого нет никаких запретов. Маршал Талигойи… Разрубленный Змей!
Придд оказался прав, а они с Шарлем ошибались, признав морисского выродка своим. Алва обманул всех – и хитрых, и бесхитростных. Вдвоем с Бездомным Королем они не просто подомнут Талигойю, они пройдут от Багряных земель до Полночного моря, основав на месте Золотой Империи королевство подлости. Их нужно остановить, и он сделает это! Лучше никакое «сегодня», чем кровавое «завтра».
Герцог Алан Окделл просчитал до шестнадцати и нажал на медную пластинку, которая сразу же поддалась.
Шарло и Алан рыскали по самым глухим закоулкам, распугивая кошек и крыс, но ничего не нашли. Глубокой ночью они с Эпинэ сдались. Шарло поплелся на стены, Алан, умирая от усталости, рухнул на постель и провалился во тьму, из которой его вырвали голоса Михаэля фок Варзова и оруженосца. С трудом всплыв на поверхность сонного озера, Окделл уставился на непроницаемое лицо старого рыцаря:
– Что-то случилось? Рамиро?!
– Да, но не то, что вы думаете. Герцог Алва жив… Алан, он сдал город и Цитадель Оллару.
– Нет!
– Придд и Ариго убиты. Собирайтесь, нужно успеть!
– Да, да, сейчас…
Сдал Кабитэлу?! Как ему удалось, хотя чего удивляться? Кэналлиец знал город как свои пять пальцев, среди защитников равных ему не было. С бастардом они, надо полагать, сговорились, когда Алва отвозил письмо. Да, все сходится… Эрнани под арбалетными стрелами выбрал «вчера», Рамиро – «завтра», а что делать ему, Алану Окделлу?!
– Чего вы хотите от меня?
– Помогите спасти королеву и наследника. Прочих Бездомный вряд ли тронет, но юный Ракан живым ему не нужен. Шевелитесь, нужно успеть.
Они успели. Королева, совершенно одетая, с сухими красными глазами, сидела на молельной скамье, вцепившись в руку наследного принца. В который раз за последние безумные дни Алану показалось, что он спит, но сон, каким бы дрянным он ни был, никогда не перещеголяет явь. Где-то что-то горело, едкий дым просочился в молельню Ее Величества, выедая глаза. За окнами явственно слышался шум приближающегося боя – кое-кто из защитников Цитадели предпочел умереть, но не сложить оружия.
– Ваше Величество, мы с герцогом Окделлом имеем честь сопровождать вас в Агарис, – Михаэль фок Варзов не утратил своей обычной церемонности.
Вот как… В Агарис! А ты что думал? Что убьешь парочку хамов, подсадишь королеву в портшез и вернешься домой? Ты не влюбленный мальчик, чтоб часами прощаться с женой. И потом Михаэль прав – Женевьев и Дикону ничего не грозит.
– Я счастлив служить Ее Величеству.
Губы Бланш дрожали, но она нашла в себе силы поблагодарить. Во дворе что-то зашумело, раздался крик – Рамиро и Бездомный Король времени зря не тратили. Любопытно, как отсюда попасть в Агарис? Вряд ли их с Михаэлем мечей хватит, чтоб вырваться из города.
Королева подошла к комнатному алтарю, где омываемый волнами Света Создатель хмуро взирал на двоих рыцарей, преждевременно увядшую женщину и бледного, пухлого мальчика. Неужели она будет молиться?
Бланш преклонила колени перед алтарем, и одна из плит пола опустилась вниз, открывая квадратный люк. Как же он забыл о знаменитой «Дороге королев»? Михаэль затеплил светильник и начал спуск, королева с принцем последовали за ним, Алану выпало замыкать шествие.
Ход казался запущенным, но безопасным. Это в подземельях Гальтары бродят родичи Изначальных Тварей, загнанные туда в незапамятные времена, там текут подземные реки, там расположен алтарь Четверых, ждущий жертв во имя славы Золотой Империи. К счастью, в Кабитэле нет места магии, если не считать за таковую человеческую подлость и хитрость.
Они шли, соразмеряя свои шаги с шагами женщины и ребенка, лужица света омывала серые камни, иногда в тоннель вливались другие, но основной путь был отмечен особенными знаками.
Рамиро Алва убил Эктора Придда… Был поединок или регенту снесли голову, как безымянному гайифцу в шлеме с птичьей головой? Интересно, с кем Эпинэ и Савиньяк? Где они? Где Эрнани? Как Михаэль узнал о предательстве?
Еще один поворот, пятый или шестой, он не следил. Алану казалось, что он идет целую вечность, видя впереди пыхтящего мальчишку и головной убор королевы, которому светильник идущего впереди Михаэля придавал сходство с нимбом. Есть ли у них деньги? Он о них совершенно забыл, а без золота до Агариса не добраться, хотя королева несет какой-то сверток… Женщина всегда помнит то, о чем мужчины забывают, но в Агарис он не поедет. Он поможет Михаэлю найти лошадей и вернется. Его место в Талигойе, он не желает становиться изгнанником. Да, будет трудно, но Бездомный Король лучше бунтующих толп и озверевших «истинников». Сон, который он видел, оказался пророческим.
Коридор сменился пологой лестницей, в свою очередь упершейся в стену, на которой красовался королевский герб. Королева вновь что-то нажала, открывая проход. Было совсем светло, и с высоты холма, на котором они оказались, открывался вид на дорогу, спускающиеся к реке огороды, какую-то деревню.
Они выбрались наружу, и Бланш тяжело опустилась на нагретый осенним солнцем валун, властным движением указав спутникам на соседние камни. Она не была красавицей, бывшая талигойская королева, но ее величия хватило бы на несколько государынь.
– В гостинице наверняка есть лошади, – нарушил молчание Михаэль.
– Не сомневаюсь. – Разрубленный Змей, это все-таки не сон! – Ваше Величество, после того, как мы договоримся с хозяином лошадей, я попрошу у моей королевы разрешения ее покинуть.
– Разумеется, герцог, – глаза Бланш Ракан нехорошо блеснули, – теперь я спокойна – кровь моего супруга и маршала Придда будет отмщена.
Он не ослышался? Эрнани мертв?! Алану и в голову не могло прийти, что Михаэль скроет смерть короля и скажет о смерти маршала. А он-то решил, что Эрнани в плену, фок Варзов так уверенно сказал, что бастард никого не тронет…
– Ваше Величество… Я не знал…
– Вот как? – Голос королевы стал жестким. – В таком случае знайте, что Рамиро Алва предал нас марагонскому ублюдку и убил своего короля. Сначала короля, потом – регента! Теперь он талигойский маршал! Цареубийца и предатель!
– Михаэль, – Зеленоглазый, сделай, чтоб это было не так, и я отдам тебе душу, – это правда?
– Увы, – вздохнул старый рыцарь, – Эрнани мертв, заколот… Я видел его. Смерть была легкой.
– Это сделал Рамиро?
– Трудно сказать. Он был у Его Величества, и он последним из известных нам людей видел его в живых, но это ничего не доказывает.
– Для Михаэля? – возможно. Старик не был в Старом городе во время бунта и не видел, как кэналлиец убивает.
– Ваше Величество, клянусь, что убийца, кто бы он ни был, не уйдет. Моя королева откроет мне дверь?
– Да пребудет над вами мое благословение, герцог! Вам нет нужды возвращаться в мою молельню – у развилки, помеченной тройной короной, сверните направо. Вы попадете в королевскую приемную. Чтоб выйти наружу, достаточно прижать медную стрелку и, когда она уйдет в камень, толкнуть дверь.
Дорога назад казалась бесконечной, но кончилась и она. Алан, собираясь с силами, прижался к шероховатому камню. Если нажать короткую, блестящую стрелку, дороги назад не будет! Он еще может уйти, в конце концов все уже случилось, ничего не изменить! Он может уйти, но не уйдет, потому что подлость и предательство не должны оставаться безнаказанными. Не должны, иначе зачем жить, дышать, надеяться?! Что он скажет Дикону? Что клятвы существуют для того, чтобы их нарушать, цель оправдывает средства, а удары в чужие спины лучше не замечать? А ведь он чуть было не пошел за человеком, для которого нет никаких запретов. Маршал Талигойи… Разрубленный Змей!
Придд оказался прав, а они с Шарлем ошибались, признав морисского выродка своим. Алва обманул всех – и хитрых, и бесхитростных. Вдвоем с Бездомным Королем они не просто подомнут Талигойю, они пройдут от Багряных земель до Полночного моря, основав на месте Золотой Империи королевство подлости. Их нужно остановить, и он сделает это! Лучше никакое «сегодня», чем кровавое «завтра».
Герцог Алан Окделл просчитал до шестнадцати и нажал на медную пластинку, которая сразу же поддалась.
3
Приемная Эрнани не походила сама на себя. Чужаки в разномастных доспехах пялились на гобелены, примеряли к руке королевские мечи, громко переговаривались и хохотали. Они чувствовали себя хозяевами. Разрубленный Змей, да они и были хозяевами! Время Эрнани, время негромких разговоров и приглушенного света ушло. Алан почувствовал себя совой, вытащенной из дупла и оказавшейся на ярком солнце среди наглых дневных птиц.
– Еще один!
Кто-то рыжий и крепкий с похожим на огурец носом рванулся к нему, выхватывая меч и одновременно подавая знак своим людям.
– Оставьте, – негромкого оклика оказалось довольно. Рыжий нехотя отступил, и Алан Окделл увидел Рамиро. Предатель был без доспехов, голова и левая рука его были перевязаны – надо полагать, во время уличного боя он по своему обыкновению дрался в первых рядах.
Кэналлиец был здесь своим, не просто своим – чужаки признали в нем вожака. Все они, не раз сменившие хозяев, ненавидевшие старую знать и мечтавшие с ней сравняться, приняли предателя в свою стаю. Хотя для сторонников бастарда Алва был не предателем, а волком-одиночкой, сначала доказавшим свою силу в схватке с Франциском, а потом открывшим городские ворота. Для захватчиков это было не подлостью, а подвигом. Что значила для них смерть Эрнани?! Эрнани, возвысившего полукровку и тем самым подписавшего смертный приговор себе и Талигойе. Бедный Эрнани, счастливый Эрнани – он не видит, как по его дворцу бродят довольные собой хамы.
– Откуда вы выскочили, Алан? – Разрубленный Змей! У него хватает наглости не опускать глаз. – Надо заметить, время и место весьма неудачные, если б меня тут не оказалось, у вас были бы неприятности.
– Но вы тут, так что я оказался именно там и тогда, где хотел.
– Я рад. – Предатель ослепительно улыбнулся. Так вот отчего ухмылка Зеленоглазого казалась такой знакомой. Сон был пророческим, только он его не понял. – Но не думаю, что вам так уж хочется видеть Оллара. Ступайте к герцогине, я дам вам провожатых, а вечером мы все обсудим.
«Все обсудим?» Нечего им больше обсуждать. Нечего! Убийца и предатель, у которого хватает совести вести себя так, словно ничего не случилось. Хотя откуда у этой твари совесть?! «Не поворачивайся спиной к мориску!» А они повернулись, и Эрнани, и Шарло, и он сам… Приняли выродка за Человека Чести!
– Ответьте только на один вопрос. Я знаю, Эрнани мертв. Его убили вы?
– Не здесь, – на точеном лице проступила досада, – его убил я, но…
Кинжал Алана не дал убийце закончить. В черных глазах мелькнуло удивление и… и что-то еще. Не страх, не боль и не раскаяние… Зажимая рукой рану, Алва, шатаясь, опустился на ковер, алая ткань сливалась с кровью, делая ее незаметной. Казалось, герцог просто прилег отдохнуть.
– Алан, – Рамиро заговорил быстро, глотая слова, – вы – глупец… Эрнани… Неважно… Главное, что… – он осекся на полуслове – давешний здоровяк навалился на Окделла, заламывая ему руки, и почти сразу же раздался властный голос:
– Разрубленный Змей! Что тут происходит?!
Франциск Оллар не мог бы выбрать для своего появления более уместного момента. Среднего роста, коренастый и очень сильный, он вошел в тронный зал, как входят к себе домой. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, в чем дело.
– Вижу!
Не обращая внимания ни на кого, Оллар опустился на одно колено перед Рамиро и взял его за руку:
– Вы – Первый маршал Талига и герцог Кэналлоа.
– Нет, Франциск, – Алва все-таки улыбнулся, – я – мертвец… Неплохой маршал выйдет из Эпинэ… если вы его укротите… Вернее, убедите, что Талигойя не кончилась, а начинается… Савиньяк тоже неплох… Берхайм – дурак, Карлион и Гонт – тем более…
– Я поговорю с Эпинэ, – голос нового короля был уверенным и спокойным, – что я могу сделать для вас?
– Моя жена… и ребенок… Он должен вот-вот родиться… Отродью предателя придется несладко…
– Первый маршал Талига не может быть предателем.
– Не может… но есть, – губы кэналлийца искривила последняя в его жизни усмешка, – но я… не жалею… почти…
Оллар сорвал с плеч плащ, накрыл убитого и повернулся к своим людям:
– Как это было? Валмон!
Высокий человек грубоватой наружности выступил вперед.
– Мой государь, – Алан вздрогнул, поняв, что эти слова обращены к плотному молодому человеку с круглыми птичьими глазами. Старый мир кончился, ушел в никуда вместе с Эрнани, все остальное не имело никакого смысла, ему, по крайней мере, среди живых места не было. – Мой государь, маршал Алва ждал вас, мы с ним говорили обо всех этих странностях с крысами и о том, как воюют на юге. Потом откуда-то выскочил вот этот, – Валмон отнюдь не придворным жестом кивнул на Окделла, – Манрик приказал его схватить, маршал сказал, что не нужно, и пошел к нему. Мы подумали, они друзья, а он… Он ударил кинжалом. Ну, Манрик его схватил, только поздно было.
– Убийца не сопротивлялся?
– Нет.
Оллар повернулся к Алану:
– Что вы скажете в свое оправданье?
– Убить изменника – долг Человека Чести! Мне не в чем оправдываться, тем более – перед узурпатором и бастардом.
– Маршал Алва был верен Талигу и его королю, – глаза марагонца злобно сверкнули. – Я не Человек Чести, и мне не нравится, когда на протянутую руку отвечают ударом кинжала. Вы умрете, и немедленно.
– Я в этом не сомневался, – наклонил голову Алан. – Умереть в один день с Талигойей – большая честь.
– Да, – бросил Оллар, – Талигойя умерла. Давно пора. Зато родился Талиг. Вы с вашей Честью и вашими предрассудками пережили самих себя. Рамиро Алва это понял.
Он это тоже понял, но есть вещи, которые нельзя предавать – дружба, доверие, совесть. Если б они с Шарлем не доверяли предателю, король был бы жив, но им и в голову не приходило…
Нельзя бить в спину тех, кто верит тебе и в тебя! Если б Рамиро во всем признался… Пусть он решился сдать город на Совете или по дороге к Оллару, но, сговорившись с ним, он должен был рассказать…. Он бы понял, он сам был почти готов открыть ворота бастарду, лишь бы остановить Придда, но убийство Эрнани зачеркнуло все. Такое не прощают.
– Я могу проститься с женой и сыном?
– Маршал Алва умер, не увидев своего наследника. Своего вы тоже не увидите, – Франциск возвысил голос, – пусть бумагомараки запишут. Убийца никогда не получит того, чего лишился убитый, особенно если речь идет о наследстве. Если со смертью законного наследника его имущество по старшинству должно перейти к убийце, ни он, ни его семья не получат ничего. Если других наследников не отыщется, все отойдет короне.
А он и впрямь усидит на троне… Алан с ненавистью взглянул на коренастого чужака. Оллара нельзя было назвать красивым, но он принадлежал к людям, которых, раз увидев, забыть невозможно. Он пришел надолго, он и его вояки. Бездомный Король победил, грязь выбилась в короли, теперь во власти ублюдка жизнь и смерть всех Людей Чести…
Окделл зло усмехнулся в ответ на угрюмый взгляд Манрика. Они могут его убить, и они его убьют, но Алан Окделл умрет, как и жил, Повелителем Скал, а они останутся безродными псами. Жаль, он не увидит Дикона, он должен передать ему… Что передать? Глупые, ничего не значащие слова, которые никого не защитили и никому не помогли? Медальон, что разглядывал Рамиро Алва? Мальчишке и так придется несладко – сыновьям казненных врагов труднее, чем их отцам, не хватало ему тащить на себе еще и отслужившую свое шелуху.
– Алан!
Женевьев! Откуда?!
Герцогиня Окделлская разъяренной кобылицей с герба Эпинэ прорвалась сквозь вооруженную толпу и повисла на шее мужа.
– Алан, – так она еще на него не смотрела, – я хочу, чтобы ты знал! Я люблю тебя и всегда любила…
Всегда? Может быть… Люди Чести скрывают свои чувства. Она его любила, а он? Нет, он ее не любил, он никого не любил, не выпало ему этого счастья! Ни любви, ни дружбы, ни смысла, ничего!
От необходимости лгать герцога избавили прихвостни Франциска, они действовали грубо, но Алан был им благодарен. Когда все пошло прахом – единственный выход умереть с высоко поднятой головой. Создатель разберет, в чем новопреставленный раб Его прав, а в чем виновен. Герцог быстро взглянул на жену, та уже овладела собой – фамильная гордость взяла свое. Алан очень надеялся, что Женевьев сможет сохранить себя и детей.
Манрик подтолкнул его к выходу, и Алан Окделл вздернул подбородок, в последний раз покидая приемную Эрнани. Проходя мимо окна, он краем глаза заметил человека в алом. Только не это! Он хочет умереть в здравом рассудке. Зеленоглазый – выдумка, такая же, как Четверо, а у окна стоит очередной прихвостень бастарда, вырядившийся в красное. Мало ли в мире высоких и золотоволосых, а лица он не рассмотрел.
Последним желанием герцога Окделла было оглянуться и убедиться, что у золотоволосого обычные человеческие глаза, но Повелитель Скал не мог себе этого позволить – бастард и его свора могли истолковать его жест как страх или надежду. Люди Чести умирают, как жили, не оглядываясь и не опуская головы. Алан сдержал порыв и, не сбиваясь с шага, навсегда покинул королевский дворец.
– Еще один!
Кто-то рыжий и крепкий с похожим на огурец носом рванулся к нему, выхватывая меч и одновременно подавая знак своим людям.
– Оставьте, – негромкого оклика оказалось довольно. Рыжий нехотя отступил, и Алан Окделл увидел Рамиро. Предатель был без доспехов, голова и левая рука его были перевязаны – надо полагать, во время уличного боя он по своему обыкновению дрался в первых рядах.
Кэналлиец был здесь своим, не просто своим – чужаки признали в нем вожака. Все они, не раз сменившие хозяев, ненавидевшие старую знать и мечтавшие с ней сравняться, приняли предателя в свою стаю. Хотя для сторонников бастарда Алва был не предателем, а волком-одиночкой, сначала доказавшим свою силу в схватке с Франциском, а потом открывшим городские ворота. Для захватчиков это было не подлостью, а подвигом. Что значила для них смерть Эрнани?! Эрнани, возвысившего полукровку и тем самым подписавшего смертный приговор себе и Талигойе. Бедный Эрнани, счастливый Эрнани – он не видит, как по его дворцу бродят довольные собой хамы.
– Откуда вы выскочили, Алан? – Разрубленный Змей! У него хватает наглости не опускать глаз. – Надо заметить, время и место весьма неудачные, если б меня тут не оказалось, у вас были бы неприятности.
– Но вы тут, так что я оказался именно там и тогда, где хотел.
– Я рад. – Предатель ослепительно улыбнулся. Так вот отчего ухмылка Зеленоглазого казалась такой знакомой. Сон был пророческим, только он его не понял. – Но не думаю, что вам так уж хочется видеть Оллара. Ступайте к герцогине, я дам вам провожатых, а вечером мы все обсудим.
«Все обсудим?» Нечего им больше обсуждать. Нечего! Убийца и предатель, у которого хватает совести вести себя так, словно ничего не случилось. Хотя откуда у этой твари совесть?! «Не поворачивайся спиной к мориску!» А они повернулись, и Эрнани, и Шарло, и он сам… Приняли выродка за Человека Чести!
– Ответьте только на один вопрос. Я знаю, Эрнани мертв. Его убили вы?
– Не здесь, – на точеном лице проступила досада, – его убил я, но…
Кинжал Алана не дал убийце закончить. В черных глазах мелькнуло удивление и… и что-то еще. Не страх, не боль и не раскаяние… Зажимая рукой рану, Алва, шатаясь, опустился на ковер, алая ткань сливалась с кровью, делая ее незаметной. Казалось, герцог просто прилег отдохнуть.
– Алан, – Рамиро заговорил быстро, глотая слова, – вы – глупец… Эрнани… Неважно… Главное, что… – он осекся на полуслове – давешний здоровяк навалился на Окделла, заламывая ему руки, и почти сразу же раздался властный голос:
– Разрубленный Змей! Что тут происходит?!
Франциск Оллар не мог бы выбрать для своего появления более уместного момента. Среднего роста, коренастый и очень сильный, он вошел в тронный зал, как входят к себе домой. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, в чем дело.
– Вижу!
Не обращая внимания ни на кого, Оллар опустился на одно колено перед Рамиро и взял его за руку:
– Вы – Первый маршал Талига и герцог Кэналлоа.
– Нет, Франциск, – Алва все-таки улыбнулся, – я – мертвец… Неплохой маршал выйдет из Эпинэ… если вы его укротите… Вернее, убедите, что Талигойя не кончилась, а начинается… Савиньяк тоже неплох… Берхайм – дурак, Карлион и Гонт – тем более…
– Я поговорю с Эпинэ, – голос нового короля был уверенным и спокойным, – что я могу сделать для вас?
– Моя жена… и ребенок… Он должен вот-вот родиться… Отродью предателя придется несладко…
– Первый маршал Талига не может быть предателем.
– Не может… но есть, – губы кэналлийца искривила последняя в его жизни усмешка, – но я… не жалею… почти…
Оллар сорвал с плеч плащ, накрыл убитого и повернулся к своим людям:
– Как это было? Валмон!
Высокий человек грубоватой наружности выступил вперед.
– Мой государь, – Алан вздрогнул, поняв, что эти слова обращены к плотному молодому человеку с круглыми птичьими глазами. Старый мир кончился, ушел в никуда вместе с Эрнани, все остальное не имело никакого смысла, ему, по крайней мере, среди живых места не было. – Мой государь, маршал Алва ждал вас, мы с ним говорили обо всех этих странностях с крысами и о том, как воюют на юге. Потом откуда-то выскочил вот этот, – Валмон отнюдь не придворным жестом кивнул на Окделла, – Манрик приказал его схватить, маршал сказал, что не нужно, и пошел к нему. Мы подумали, они друзья, а он… Он ударил кинжалом. Ну, Манрик его схватил, только поздно было.
– Убийца не сопротивлялся?
– Нет.
Оллар повернулся к Алану:
– Что вы скажете в свое оправданье?
– Убить изменника – долг Человека Чести! Мне не в чем оправдываться, тем более – перед узурпатором и бастардом.
– Маршал Алва был верен Талигу и его королю, – глаза марагонца злобно сверкнули. – Я не Человек Чести, и мне не нравится, когда на протянутую руку отвечают ударом кинжала. Вы умрете, и немедленно.
– Я в этом не сомневался, – наклонил голову Алан. – Умереть в один день с Талигойей – большая честь.
– Да, – бросил Оллар, – Талигойя умерла. Давно пора. Зато родился Талиг. Вы с вашей Честью и вашими предрассудками пережили самих себя. Рамиро Алва это понял.
Он это тоже понял, но есть вещи, которые нельзя предавать – дружба, доверие, совесть. Если б они с Шарлем не доверяли предателю, король был бы жив, но им и в голову не приходило…
Нельзя бить в спину тех, кто верит тебе и в тебя! Если б Рамиро во всем признался… Пусть он решился сдать город на Совете или по дороге к Оллару, но, сговорившись с ним, он должен был рассказать…. Он бы понял, он сам был почти готов открыть ворота бастарду, лишь бы остановить Придда, но убийство Эрнани зачеркнуло все. Такое не прощают.
– Я могу проститься с женой и сыном?
– Маршал Алва умер, не увидев своего наследника. Своего вы тоже не увидите, – Франциск возвысил голос, – пусть бумагомараки запишут. Убийца никогда не получит того, чего лишился убитый, особенно если речь идет о наследстве. Если со смертью законного наследника его имущество по старшинству должно перейти к убийце, ни он, ни его семья не получат ничего. Если других наследников не отыщется, все отойдет короне.
А он и впрямь усидит на троне… Алан с ненавистью взглянул на коренастого чужака. Оллара нельзя было назвать красивым, но он принадлежал к людям, которых, раз увидев, забыть невозможно. Он пришел надолго, он и его вояки. Бездомный Король победил, грязь выбилась в короли, теперь во власти ублюдка жизнь и смерть всех Людей Чести…
Окделл зло усмехнулся в ответ на угрюмый взгляд Манрика. Они могут его убить, и они его убьют, но Алан Окделл умрет, как и жил, Повелителем Скал, а они останутся безродными псами. Жаль, он не увидит Дикона, он должен передать ему… Что передать? Глупые, ничего не значащие слова, которые никого не защитили и никому не помогли? Медальон, что разглядывал Рамиро Алва? Мальчишке и так придется несладко – сыновьям казненных врагов труднее, чем их отцам, не хватало ему тащить на себе еще и отслужившую свое шелуху.
– Алан!
Женевьев! Откуда?!
Герцогиня Окделлская разъяренной кобылицей с герба Эпинэ прорвалась сквозь вооруженную толпу и повисла на шее мужа.
– Алан, – так она еще на него не смотрела, – я хочу, чтобы ты знал! Я люблю тебя и всегда любила…
Всегда? Может быть… Люди Чести скрывают свои чувства. Она его любила, а он? Нет, он ее не любил, он никого не любил, не выпало ему этого счастья! Ни любви, ни дружбы, ни смысла, ничего!
От необходимости лгать герцога избавили прихвостни Франциска, они действовали грубо, но Алан был им благодарен. Когда все пошло прахом – единственный выход умереть с высоко поднятой головой. Создатель разберет, в чем новопреставленный раб Его прав, а в чем виновен. Герцог быстро взглянул на жену, та уже овладела собой – фамильная гордость взяла свое. Алан очень надеялся, что Женевьев сможет сохранить себя и детей.
Манрик подтолкнул его к выходу, и Алан Окделл вздернул подбородок, в последний раз покидая приемную Эрнани. Проходя мимо окна, он краем глаза заметил человека в алом. Только не это! Он хочет умереть в здравом рассудке. Зеленоглазый – выдумка, такая же, как Четверо, а у окна стоит очередной прихвостень бастарда, вырядившийся в красное. Мало ли в мире высоких и золотоволосых, а лица он не рассмотрел.
Последним желанием герцога Окделла было оглянуться и убедиться, что у золотоволосого обычные человеческие глаза, но Повелитель Скал не мог себе этого позволить – бастард и его свора могли истолковать его жест как страх или надежду. Люди Чести умирают, как жили, не оглядываясь и не опуская головы. Алан сдержал порыв и, не сбиваясь с шага, навсегда покинул королевский дворец.
Эпилог
«В пятом часу пополудни»
В песочных часах равнодушно перетекала вниз золотистая сухая струйка, в камине трещал огонь, иногда звякало оружие. Франциск своими круглыми, как у птицы, глазами смотрел на очень бледную молодую женщину и слегка улыбался. Послышались шаги, распахнулась дверь, и рыжий воин неуклюже преклонил колено перед сюзереном.
– Казнь свершилась?
– Да, государь.
– Как она прошла?
– Очень просто. Убийца не причинил нам хлопот.
– Он что-то сказал?
– Ничего, государь.
– Я так и думал. Такие или говорят очень много, или не говорят вовсе. Не правда ли, эрэа?
Темно-серые глаза Женевьев сверкнули:
– Будьте вы прокляты!..
– За такие слова лишаются головы, – равнодушно произнес победитель, – но вы только что овдовели, а горе лишает рассудка. К счастью для вас, оно будет недолгим. Я даю вам другого мужа. Подойдите, Ларак.
Хмурый, еще не старый человек со шрамом на щеке вышел вперед.
– Вы заслужили право на титул, владения и красивую жену. Согласны ли вы утешить эту эрэа и взять на себя защиту ее и ее детей от первого, весьма неудачного брака?
– Я постараюсь возместить ей ее утрату.
– Не сомневаюсь, – Франциск улыбнулся, показав крупные зубы, – через десять месяцев я намерен стать избранным отцом[15] ребенка, который со временем станет хозяином Надора. Подайте руку невесте и ведите ее в часовню. Кажется, это в западном крыле… Начинайте обряд, я проведаю роженицу и присоединюсь.
– Казнь свершилась?
– Да, государь.
– Как она прошла?
– Очень просто. Убийца не причинил нам хлопот.
– Он что-то сказал?
– Ничего, государь.
– Я так и думал. Такие или говорят очень много, или не говорят вовсе. Не правда ли, эрэа?
Темно-серые глаза Женевьев сверкнули:
– Будьте вы прокляты!..
– За такие слова лишаются головы, – равнодушно произнес победитель, – но вы только что овдовели, а горе лишает рассудка. К счастью для вас, оно будет недолгим. Я даю вам другого мужа. Подойдите, Ларак.
Хмурый, еще не старый человек со шрамом на щеке вышел вперед.
– Вы заслужили право на титул, владения и красивую жену. Согласны ли вы утешить эту эрэа и взять на себя защиту ее и ее детей от первого, весьма неудачного брака?
– Я постараюсь возместить ей ее утрату.
– Не сомневаюсь, – Франциск улыбнулся, показав крупные зубы, – через десять месяцев я намерен стать избранным отцом[15] ребенка, который со временем станет хозяином Надора. Подайте руку невесте и ведите ее в часовню. Кажется, это в западном крыле… Начинайте обряд, я проведаю роженицу и присоединюсь.