Страница:
Французским наемникам Аллару, Вентуре и другим нравился стиль жизни махараджи, и они во многом подражали ему. "В один из дней,- рассказывает Жакмон,- мои хозяева дали в моем дворце в честь меня праздник, который оказался весьма пышным. Дворец был наполнен кашмирскими певицами и танцовщицами. Из них одна оказалась настолько прекрасна, что подобной красоты я еще не видел в стране. По-видимому, мое восхищение было замечено, и я оказался один в освещенном зале с этой оперной принцессой, а из сада слышались приглушенные голоса и смех удалившихся туда людей".
О дальнейших событиях Жакмон заставляет догадываться читателя его писем. Сообщается лишь то, что через некоторое время француз вернулся и, "забыв про свою жестокую диету, осушил несколько стаканов шампанского", очень дорогого в Пенджабе.
Французский путешественник мог не скупиться, ибо несколько раз получал большие денежные подарки от махараджи. Эти деньги он тратил в основном на подготовку экспедиции по Кашмиру. 18 марта 1831 года состоялась прощальная встреча с Ранджит Сингхом. Сикхский владыка щедро одарил француза: богатый набор парадной восточной одежды, расшитой драгоценными камнями, стоил, по мнению путешественника, 5 тысяч рупий, или 12 тысяч франков. Одновременно правитель сикхов вручил Жакмону кошелек, где находилось 1100 рупий; одна эта сумма превышала годовое содержание, выделенное путешественнику парижским Ботаническим садом. Ранджит Сингх снабдил француза верблюдами, носильщиками и солдатами охраны. Кроме того, через каждые 12 дней специальный скороход должен был вручать ему 500 рупий на расходы. Благодаря этим деньгам, "падающим с неба", Жакмон мог спокойно продолжать свое исследование Северной Индии. Однако его беспокоили фактически независимые бродяшие между Пешаваром и Кашмиром отряды патанов, которые могли напасть на караван,
25 марта 1831 года Жакмон покинул Лахор, а 30 марта, миновав город Рамангур, достиг ставки одного из владетельных князей Пенджаба. Это был Гуляб Сингх, будущий союзник англичан в англо-сикхской войне, ставший благодаря британским штыкам махараджей Кашмира.
"Раджа встретил меня у ворот своего дворца и в течение 15 минут мы обнимались друг с другом, подобно двум старым дядюшкам из классической комедии. Гуляб Сингх, бывший солдат, не похожий на расслабленных и сонных индийских феодалов, красивый человек лет сорока, с простыми манерами и энергичный. Оказалось, что Гуляб Сингх, так же как и я, занимается сбором минералов и растений и знает их названия не только на местном языке, но и на санскрите". Подобно Ранджиту, Гуляб Сингх был очень любопытен, он задавал десятки вопросов Жакмону о жизни в Европе, и несколько писцов по очереди записывали каждое слово француза. Раджа показал натуралисту свои рудники, "Прибыв сюда, Гуляб Сингх стал очень озабоченным и рассказал своему спутнику о частых обвалах, о гибели десятков рудокопов, об отвратительном воздухе и грязи внутри. А когда я изъявил желание спуститься в рудник, он сопровождал меня". После недельного пребывания у гостеприимного раджи путешественник отправился далее. Путешествие в Кашмир по сравнению с прежними экспедициями французского натуралиста казалось более приятным. Богатый караван, многочисленная охрана, великолепная погода содействовали его хорошему настроению. В письмах своему другу Маресту, описывая недавние свои встречи с Ранджит Сингхом, наш путешественник отмечал; "Вы, вероятно, думаете, что, рассказывая Вам о дворцах, слонах, пышных свитах и танцовщицах, я подражаю несравненной фантазии барона Стендаля". Но через пять дней настроение француза переменилось. Вот что он писал своему брату Порфиру, находясь на горной дороге, окаймленной лесами, по пути в Кашмир; "Вот уже пять дней чувствую себя несправедливо побитой собакой. Мое настроение стало портиться, как только мы начали подниматься в горы. Здесь меня должны ожидать носильщики и мулы. Но в Индии власть монарха уменьшается в геометрической прогрессии по мере удаления от его столицы. Местные князьки и племенные вожди отнеслись к предписаниям Ранджита с безразличием и враждебностью". Между тем жара усиливалась, н Жакмон решил двинуться в горы с теми носильщиками, которыми располагал, оставив часть багажа в крепости Мирпур.
На одном из ночных привалов в горах экспедицию застал сильный дождь, "И в нем, как соль, растворились мои носильщики, я послал за ними часть солдат, которые растворялись медленнее, чем носильщики. Оставшиеся люди, промокшие до нитки, распределили между собой багаж, кое-как тащились по дороге, скрежеща зубами от усталости. Тщетно я пытался найти какой-либо населенный пункт. Ночная гроза размыла все дороги. Однако мой мехмандар - руководитель каравана проявил качества Прометея, создающего людей из пустоты, и разыскал в густой высокой траве двадцать сбежавших носильщиков. Но солдаты-горцы, вооруженные кремневыми ружьями, кривыми саблями и щитами, вернувшие носильщиков, сами взбунтовались, требуя еды, и часть из них покинула лагерь". Жакмон попытался собрать оставшихся и двигаться дальше. Оказалось, что многие припасы потеряны, запасы воды смешаны с грязью. 22 апреля Жакмон писал отцу: "Кашмир называют "земным раем", наверное, это так, ибо попасть туда так же трудно, как в рай".
По дороге несколько раз французский путешественник попадал в грозовой ураган, напоминавший морские бури. "После такого испытания мои всадники цепенели, как змеи, закопанные в снег, а их бедные лошади превращались в деревянных". Но благодаря упорству француза маленький отряд продолжал двигаться по направлению к Кашмиру. Порой дорога была столь узкой, а заросли столь густыми, что Жакмону и его спутникам приходилось буквально прорубать себе путь. "Еще одна ночь напомнила о всемирном потопе. Наутро вновь половина отряда исчезла. Дорога размокла, конь мой хромал, а мехмандар сломал себе руку при падении (правда, оказалось, что этот великан, которому беспрекословно подчинялись все носильщики и солдаты, выпил бутылку крепкой раки и был почти недвижим от пьянства)".
Жакмон решил не обращать внимания на этот эпизод и приказал сделать привал. Путешественник предчувствовал, что ночь будет теплой и не дождливой. Ночная погода действительно оказалась благодатной, и утром отряд двинулся в путь.
"Я шел пешком вслед за своим хромым конем, которого вел под уздцы один из солдат, в довольно мрачном настроении, размышляя о коварстве природных сил, о разочаровавшем меня мехмандаре, и незаметно очутился у подножия высокой, почти вертикальной горы, вершина которой представляла ровное плато. Здесь находилась крепость Ранджит Сингха, охраняемая гарнизоном в 400 человек... Вскоре я увидел весьма оборванных солдат, вооруженных кремневыми ружьями и мечами. Их предводитель сказал, что комендант крепости ожидает меня на вершине горы".
В течение часа Жакмон поднимался по крутой дороге. Наконец он достиг вершины. "Это была веселая лужайка, азиатская крепость, люди в пестрых халатах придавали пейзажу восточный колорит, о котором так любят мечтать склонные к экзотике редакторы парижского географического журнала". Капитан крепости Heал Сингх объявил Жакмону, что он и его гарнизон не получали жалованья уже три дня и француз должен уплатить 10 тысяч рупий, иначе он останется заложником. Путешественник испугался и, придав себе вид знатного вельможи, произнес речь, состоящую из угроз, предсказаний тех кар, которые обрушит на мятежников Ранджит Сингх, если они обидят его гостя. Жакмон пообещал подарить солдатам небольшую сумму денег, и, хотя возбужденные люди по-прежнему требовали выплатить 10 тысяч рупий, Неал Сингх предложил компромиссную сумму - 2 тысячи, а затем согласился и на 500. Вскоре отряд мог двигаться дальше.
Последнее приключение могло окончиться трагичнее. Поэтому, встретив большое регулярное войско Ранджита, военачальник которого выказал все знаки внимания и вернул утраченные 500 рупий, Жакмон попытался распрощаться как можно скорее с воинами сикхского махараджи, ибо эти солдаты также давно не получали жалованья и могли взбунтоваться в любую минуту.
8 мая показался Сринагар-резиденция губернатора Кашмира, Здесь путешественника ждал торжественный прием. Его поместили во дворце, находящемся на острове, посреди озера. Губернатор был не столь знатен, чтобы новый личный друг правителя сикхов посетил его первым, и в то же время высокое положение губернатора не позволяло ему лично явиться в резиденцию француза; "свидание состоялось в Шалибаге - Трианоне прежних могольских императоров". "Этот маленький дворец ныне заброшен,-пишет Жакмон,- но по-прежнему прекрасен. Он расположен в дивном месте на противоположном от моего дома берегу озера. Губернатор потерся своей огромной бородой о мое левое плечо, а я сделал подобное же движение о его правое плечо, поскольку также обладал длинной черной бородой. После чего начался торжественный праздник в мою честь". На протяжении последующих дней Жакмон жил в своей резиденции, и специальный караул ограждал европейца от любопытных посетителей. Но некоторые из них переправлялись через озеро на лодках и подкрадывались к окнам дворца. Любопытство побеждало страх, ибо пойманного кашмирца ждала экзекуция несколько палочных ударов по пяткам.
"В Индии мне пришлось слышать много историй о хитрости и плутовстве кашмирцев, но мне нравятся эти люди: активные, доброжелательные, любящие поговорить". Удивили Жакмона и кашмирские брахманы, отличающиеся большой свободой поведения: они ели всякую пищу, за исключением говядины, и славились как большие любителя раки.
"Нигде я не видел таких уродливых ведьм, как в Кашмире (письмо брату Порфиру от 14 мая 1831 года), таково мое общее впечатление о женщинах, которых приходится видеть на улицах и на окрестных полях, Знатных женщин увидеть нельзя, ибо они проводят всю жизнь взаперти. Известно, что все девочки из бедных семей, обещающие быть красивыми, продаются в рабство при достижении восьми лет в Пенджаб и Индию, Их средняя цена - 50-60 франков". Родители считают, что жизнь в гареме -спасение от нищеты, но Жакмон уже немало прожил на Востоке, ему известна тяжелая судьба узниц гарема, часто становящихся безответной жертвой садизма евнухов.
Прожив десять дней во дворце, Жакмон вновь почувствовал желание странствовать. Он встретил великолепного охотника и специалиста по набивке чучел. Условия для экспедиции были благоприятны. "Я выехал из Калькутты, располагая жалкой палаткой, двумя телегами и шестью слугами, а теперь губернатор снарядил большой караван, который обслуживают сто человек". Но подготовка к экспедиции требует времени, и Жакмон продолжал знакомиться с интересными собеседниками. Вот, например, знатный сикх, прибывший после битвы при Музаффаргархе, где были разбиты войска противника Ранджит Сингха. "Этот старый человек, чья седая борода обожжена огнем многих битв, сам пришел в восторг от собственного рассказа о последнем сражении. "Я никогда не испытывал подобного счастья,- говорил он.- Мои люди всегда сражались, как тигры, враги убили триста и четыреста человек, но и мы не оставили никого в живых. Какие великие события!" - закончил свой рассказ старый воин".
Несколько месяцев жизни в Пенджабе и Кашмире заставили Жакмона понять, что государство сикхов недолговечно. Даже такой властный правитель, как Ранджит Сингх, не может контролировать свою страну, и после его смерти это государство, вероятно, станет добычей англичан. Британской короне сикхи сейчас не опасны. Единственная опасность для английских властей может заключаться в восстании "туземной армии", отмечал французский путешественник.
Жакмон не совершал длительных путешествий и ограничивался небольшими десятидневными экскурсиями в окрестные горы. Но в конце июля сильная жара стала препятствием для последующих экспедиций. "Гнетущая жара весьма редкое явление в Кашмире, она наступает тогда, когда полностью отсутствуют летние дожди, что и случилось в этом, году. Все реки пересохли еще месяц назад. Окрестные жители очень возбуждены. Народ осаждает мечети, требует от мулл большего рвения в молитвах, но последние, глядя на безоблачное небо, мало надеются на силу своих молитв и просят сикхского губернатора защитить их от гнева крестьян. Вчера грозовые тучи показались из-за горных хребтов и остановились, будто кто-либо запретил им двигаться. Мужчины из соседних деревень устремились к небольшому зданию, где, по преданию, хранится волос из бороды Мухаммеда, Их глубокая вера трогательна, но я сомневаюсь, сможет ли она спасти от гибели урожай риса". Наименее фанатичными из мусульман оказались на этот раз прорицатели-дервиши, несколько из них пришли а дом Жакмона справиться, как ведет себя барометр. "Он показывал "ясно". На рассвете небо вновь было безоблачно, тучи растворились в нем".
Француз, живший во дворце и окруженный слугами, спасался от жары, постоянно купаясь в озере или отдыхая в зале, доступном всем ветрам. Из многочисленных открытых окон были видны руины дворцов могольского императора Шах Джахана, от прошлого величия которых остались лишь гигантские платаны.
В середине августа жаркие дни сменились более прохладными, и Жакмон тотчас отправился в новую экспедицию, на этот раз длительную. В пустынных горах, отделяющих Кашмир от Тибета, он повстречал отряд оборванных и голодных горцев во главе со своим племенным вождем. "Этот бедняга, которого постоянные поборы губернатора Кашмира довели до отчаяния, решил вести партизанскую войну против Ранджит Сингха". Однако француз и сопровождавшие его лица не вызвали вражды, и Жакмон смог угостить вождя "караванным" чаем. "Я не знаю, почему этот напиток называется чаем. Он не имеет ни вкуса, ни запаха последнего. Он приготавливается с молоком, маслом, поваренной солью и другой солью, щелочной и очень горькой. В результате получается мутный красноватый бульон, в который затем добавляется манго, мука и мелко нарубленная вареная козлятина,- и это рагу и называется чаем".
Продолжая путешествовать по горам Кашмира, Жакмон сделал несколько открытий, радующих сердце натуралиста. Так, ему удалось обнаружить новый вид сурка. Охотники из свиты француза убили животное, которое казалось похожим на медведя неизвестного зоологам вида. Но занятия ученого были прерваны приездом двух послов. Один представлял местного князя, другой руководителя полуразбойничьего отряда; последний прибыл в сопровождении двухсот вооруженных горцев, что очень обеспокоило нашего путешественника. Жакмон облачился в свое лучшее европейское платье, придал своей личности как можно больше величия и принял обоих послов, восседая на походном стуле, словно на троне. Вождь горцев предложил французу побывать в его краях и обещал показать ему все достопримечательности своих владений. Он также просил Жакмона написать Ранджит Сингху, чтобы тот отпустил его жену и дочь, которые находятся в лахорском гареме. "Путешествие в неизвестный край было соблазнительно" но я подозреваю моего нового знакомого в попытке захватить меня как заложника и поэтому воздерживаюсь от поездки". Посол князя Ахмед Шаха оказался весьма колоритной фигурой. Уроженец Бомбея, иранец по происхождению, он начал свою карьеру слугой купца, но затем, несколько раз переменив свою веру, побывав з Иране и Китае, он обосновался у князя в качестве первого министра. После торжественной церемонии передачи подарков - нескольких кусков горного хрусталя, восьми мешков сухих фруктов и двух живых антилоп - он обратился к Жакмону с просьбой рассказать о тяжкой болезни Ахмед Шаха, поскольку о медицинском искусстве Жакмона уже стало известно во всей Северной Индии. Но когда французский путешественник остался наедине с визирем князя, последний попытался начать тайные переговоры с натуралистом как с представителем английского генерал-губернатора. Однако француз отказался взять на себя подобную миссию... Оба гостя вскоре покинули лагерь.
Жакмон понимал, что его экспедиция находится в опасности, может в любое время подвергнуться нападению со стороны различных местных властителей. Поэтому он решил двигаться на юг, в район, где находились основные регулярные силы Ранджит Сингха. 19 сентября 1831 года французский путешественник в сопровождении 60 носильщиков и 50 солдат покинул Кашмир, Жакмон провел несколько приятных дней у своего друга Гуляб Сингха, а 9 октября оказался в Амритсаре под охраной своего покровителя генерала Аллара.
"Я провел восемь дней в Амритсаре,- писал Жакмон отцу,-и накануне моего отъезда из этого города имел аудиенцию у Ранджит Сингха. Можете представить, что он мне предложил... Титул губернатора Кашмира! Я по благодарил, но отказался".
Приближался священный праздник сикхов. "Накануне праздника махараджа решил показать мне знаменитый "золотой храм", где хранится священная книга сикхов - "Адигрантх". Фанатизм и свирепость акали - стражей священной книги - известны далеко за пределами земли сикхов. Любой чужеземец, и особенно европеец, осмелившийся приблизиться к священной книге, рискует быть убитым на месте, если у "его нет сильной охраны. Я явился в храм под защитой отряда сикхской регулярной кавалерии и роты пехоты. Спустившись со слона, вошел в храм в сопровождении старика, пользующегося титулом святого, и губернатора Амритсара. Но я чувствовал на себе полные ненависти взгляды акали, готовых в любую минуту броситься на нас. Вцепившись в сухую руку старика, я медленно двигался по освещенному лампадами храму. Подойдя к его центру, я вручил главному хранителю священной книги триста рупий и быстро удалился из храма".
Несмотря на милостивое отношение сикхского махараджи, Жакмон решил покинуть сикхские владения, он боялся, что Ранджит Сингх может разгневаться за его отказ от должности губернатора Кашмира. Однако француз ошибся, пенджабский правитель по-прежнему покровительствовал путешественнику, В ставке Ранджит Сингха находился английский резидент капитан Вуд, он предложил Жакмону поехать с ним к английской границе, но французский натуралист решил еще несколько дней провести во владениях сикхского махараджи. Он двинулся на юго-восток от Амритсара.
"На третий день своего пути я оказался во владениях сикхского святого; здесь в горах правил духовный вождь сикхов - столетний старик, не так давно он прославился тем, что в припадке гнева зарубил саблей своего 80-летнего сына. Я хотел увидеть священного старца и готов был вручить ему подарок, но акали, вооруженные кремневыми ружьями, не подпустили и близко мой караван к его дворцу".
9 ноября 1831 года Жакмон пересек пограничную реку Сатледж и прибыл в резиденцию капитана Кеннеди, о котором он писал 28 ноября в письме Просперу Мериме: "Мой хозяин - любезный, наиболее обеспеченный из всех капитанов артиллерии в мире, царь царей, более властный, чем Агамемнон, поскольку среди его, вассалов не найдешь Ахилла, способного оказать какое-либо сопротивление". Почти месяц прожил французский путешественник в крепости Суббхату и 4 декабря двинулся на юг. Настроение Жакмона было не столь приподнятым, как во время поездки по Кашмиру. Вежливые и приветливые англичане почти не субсидировали француза. Ему пришлось довольствоваться несколькими голодными верблюдами и парой телег; часть багажа осталась в крепости. Многие английские офицеры казались весьма озабоченными. Произошло банкротство калькуттского банка, где хранились их сбережения. Жакмон с удивлением заметил, как колониальный режим развращает благонамеренных англичан, славящихся в Европе своей рассудительностью и самодисциплиной. "Ничего нет необычного для британского чиновника или офицера, если он имеет долг 50 тысяч рупий, 100 тысяч и даже 200 тысяч. И должники, часто капитаны и доктора, оклад которых не более 12 тысяч рупий, с азартом тратят деньги, им не принадлежащие. Эти англичане настолько горды, насколько тщеславны, что хладнокровно отрицают возможность взыскания с них по суду". Королевский суд весьма благосклонен к подобным должникам. "Английские джентльмены рассуждают следующим образом: я британский джентльмен, т. е. самое величайшее творение во вселенной, я покинул Европу, семью, друзей, чтобы жить на чужбине, И поэтому я имею право на лучшую пищу, вина, одежду, дома, и если у меня нет в данный момент средств, я их одалживаю. Для английских джентльменов человек, который пьет вместо вина воду, такой же пария, как пьяница для индийцев, или человек, потребляющий свинину, для мусульман".
На пути из Суббхату в Дели Жакмон писал своему отцу и Просперу Мериме объемистые письма, в которых вспоминал о днях, проведенных в Лахоре.
16 декабря 1831 года Жакмон прибыл в Дели, Здесь он приводил в порядок свои коллекции камней и растений, В Дели находился в это время генерал-губернатор Бентинк; французский путешественник мог вновь присутствовать на обедах его превосходительства и других знатных англичан. Жакмон планировал новое путешествие по колониальной Индии.
14 февраля 1832 года путешественник покинул столицу Великих Моголов и двинулся на юг. На этот раз его сопровождал секретарь, единственный из индийцев, жалованье которого оказывало влияние на бюджет путешественника. Этот секретарь, почтенный мусульманин, сайид - "потомок пророка" - владел несколькими языками и хорошо разбирался в хитросплетениях восточных канцелярий.
По пути из Дели в Бомбей Жакмон встретил несколько крестьянских подвод, запряженных быками, стада буйволов, одиноких крестьян, ведущих под уздцы осла или мула, нагруженных сухим коровьим навозом - главным топливом в этих местах. "Я пытался проникнуть сквозь непроницаемую оболочку лиц встречающихся на пути людей. Эту неподвижность во взгляде и чертах лица я никогда не замечал у народов Европы. И я сомневаюсь, что жители отсталого Востока завидуют нашей цивилизации. Нищета, дикость, убожество жизни огромного большинства населения наших городов ужасны. Бедняки Европы, кажется, осознают всю тяжесть своего положения. В предместьях Парижа и на улицах Лондона я всегда это чувствовал". По мнению Жакмона, индийцы менее чувствительны к невзгодам, менее прихотливы, чем европейцы.
По пути Жакмон встречал многих людей. Одним из его временных попутчиков оказался молодой офицер, бывший бретер и дуэлянт, но ныне горячий проповедник пресвитерианской религии. "Он имел с собой богатый запас библий и умолял меня взять одну из них, и я вынужден был согласиться, чтобы сделать ему приятное. Долго мой спутник рассказывал, как он и его жена будут изо всех сил молить господа о моем обращении. При нашем расставании я пожелал успеха в его молитвах и выразил надежду, что мы увидимся в раю. Однако библия оказалась очень тяжелой, и я не мог ее таскать с собой, поэтому отдал святую книгу моему секретарю; потомок пророка, человек, мало заботящийся о небесных делах, засунул ее в мешок, где хранились образцы минералов... Другой знакомый оказался индусом местным судьей, который говорил по-английски так же хорошо, как я (это редкий случай на севере Индии)... Мой знакомый -брахман по рождению, но воспитывался в полунищей семье. Один из английских высших чиновников обратил внимание на его красивую внешность и блестящие способности, рекомендовал молодого индийца английскому миссионеру. Но брахман нашел, что библейские шастры не столь прекрасны, как веды. Но и сами веды отныне не удовлетворяли его миросозерцания. Таким образом, он стал тем, кого пуритане из Филадельфии называют "ужасным деистом". Этот брахман очень разумный человек, и мы с ним целый вечер обсуждали различные казусы из его юридической практики".
Двигаясь от Дели к югу по густонаселенным районам, Жакмон все больше интересовался жизнью народа страны. Следует привести большую выдержку из его дневника от 16 февраля 1832 года. "Что касается земельной собственности на землю в Британской Индии, то этот вопрос весьма запутан. Вся дискуссия по этой проблеме пока еще сводится к словесной борьбе. Вся сельскохозяйственная продукция фактически находится под контролем британских властей. Во многих провинциях Индии, почти во всех, кроме Бенгалии, коллектор каждого округа сдает в аренду каждую деревню или маленький район тем, кто даст лучшую цену. Огромная территория Британской Индии подчинена этому правилу, которое очень удобно для чиновников фиска, но разорительно для крестьян и в конечном счете - для страны".
Жакмон отмечает, что коллектор каждого округа, один хуже, другой лучше, знает земельные угодья каждой деревни либо по старым документам могольских чиновников, либо по кадастрам, составленным английскими землемерами и счетоводами. Он рассчитывает приблизительный валовой сбор, устанавливает его среднюю цену и затем вычитает издержки сельскохозяйственного производства, устанавливает размеры налога, причем на долю крестьян по распоряжению правительства должна приходиться шестая часть урожая. "Но рвение коллекторов к исполнению своего служебного долга заставляет увеличивать предполагаемый нетто-продукт в такой степени, что 5/6 урожая, которые они предварительно вычисляют, реально составляет 6/6, а иногда 7/6 всего урожая". Последние цифры нельзя считать строгими статистическими данными. Но употребление гиперболы связано с возмущением автора дневника произволом колониальных властей.
О дальнейших событиях Жакмон заставляет догадываться читателя его писем. Сообщается лишь то, что через некоторое время француз вернулся и, "забыв про свою жестокую диету, осушил несколько стаканов шампанского", очень дорогого в Пенджабе.
Французский путешественник мог не скупиться, ибо несколько раз получал большие денежные подарки от махараджи. Эти деньги он тратил в основном на подготовку экспедиции по Кашмиру. 18 марта 1831 года состоялась прощальная встреча с Ранджит Сингхом. Сикхский владыка щедро одарил француза: богатый набор парадной восточной одежды, расшитой драгоценными камнями, стоил, по мнению путешественника, 5 тысяч рупий, или 12 тысяч франков. Одновременно правитель сикхов вручил Жакмону кошелек, где находилось 1100 рупий; одна эта сумма превышала годовое содержание, выделенное путешественнику парижским Ботаническим садом. Ранджит Сингх снабдил француза верблюдами, носильщиками и солдатами охраны. Кроме того, через каждые 12 дней специальный скороход должен был вручать ему 500 рупий на расходы. Благодаря этим деньгам, "падающим с неба", Жакмон мог спокойно продолжать свое исследование Северной Индии. Однако его беспокоили фактически независимые бродяшие между Пешаваром и Кашмиром отряды патанов, которые могли напасть на караван,
25 марта 1831 года Жакмон покинул Лахор, а 30 марта, миновав город Рамангур, достиг ставки одного из владетельных князей Пенджаба. Это был Гуляб Сингх, будущий союзник англичан в англо-сикхской войне, ставший благодаря британским штыкам махараджей Кашмира.
"Раджа встретил меня у ворот своего дворца и в течение 15 минут мы обнимались друг с другом, подобно двум старым дядюшкам из классической комедии. Гуляб Сингх, бывший солдат, не похожий на расслабленных и сонных индийских феодалов, красивый человек лет сорока, с простыми манерами и энергичный. Оказалось, что Гуляб Сингх, так же как и я, занимается сбором минералов и растений и знает их названия не только на местном языке, но и на санскрите". Подобно Ранджиту, Гуляб Сингх был очень любопытен, он задавал десятки вопросов Жакмону о жизни в Европе, и несколько писцов по очереди записывали каждое слово француза. Раджа показал натуралисту свои рудники, "Прибыв сюда, Гуляб Сингх стал очень озабоченным и рассказал своему спутнику о частых обвалах, о гибели десятков рудокопов, об отвратительном воздухе и грязи внутри. А когда я изъявил желание спуститься в рудник, он сопровождал меня". После недельного пребывания у гостеприимного раджи путешественник отправился далее. Путешествие в Кашмир по сравнению с прежними экспедициями французского натуралиста казалось более приятным. Богатый караван, многочисленная охрана, великолепная погода содействовали его хорошему настроению. В письмах своему другу Маресту, описывая недавние свои встречи с Ранджит Сингхом, наш путешественник отмечал; "Вы, вероятно, думаете, что, рассказывая Вам о дворцах, слонах, пышных свитах и танцовщицах, я подражаю несравненной фантазии барона Стендаля". Но через пять дней настроение француза переменилось. Вот что он писал своему брату Порфиру, находясь на горной дороге, окаймленной лесами, по пути в Кашмир; "Вот уже пять дней чувствую себя несправедливо побитой собакой. Мое настроение стало портиться, как только мы начали подниматься в горы. Здесь меня должны ожидать носильщики и мулы. Но в Индии власть монарха уменьшается в геометрической прогрессии по мере удаления от его столицы. Местные князьки и племенные вожди отнеслись к предписаниям Ранджита с безразличием и враждебностью". Между тем жара усиливалась, н Жакмон решил двинуться в горы с теми носильщиками, которыми располагал, оставив часть багажа в крепости Мирпур.
На одном из ночных привалов в горах экспедицию застал сильный дождь, "И в нем, как соль, растворились мои носильщики, я послал за ними часть солдат, которые растворялись медленнее, чем носильщики. Оставшиеся люди, промокшие до нитки, распределили между собой багаж, кое-как тащились по дороге, скрежеща зубами от усталости. Тщетно я пытался найти какой-либо населенный пункт. Ночная гроза размыла все дороги. Однако мой мехмандар - руководитель каравана проявил качества Прометея, создающего людей из пустоты, и разыскал в густой высокой траве двадцать сбежавших носильщиков. Но солдаты-горцы, вооруженные кремневыми ружьями, кривыми саблями и щитами, вернувшие носильщиков, сами взбунтовались, требуя еды, и часть из них покинула лагерь". Жакмон попытался собрать оставшихся и двигаться дальше. Оказалось, что многие припасы потеряны, запасы воды смешаны с грязью. 22 апреля Жакмон писал отцу: "Кашмир называют "земным раем", наверное, это так, ибо попасть туда так же трудно, как в рай".
По дороге несколько раз французский путешественник попадал в грозовой ураган, напоминавший морские бури. "После такого испытания мои всадники цепенели, как змеи, закопанные в снег, а их бедные лошади превращались в деревянных". Но благодаря упорству француза маленький отряд продолжал двигаться по направлению к Кашмиру. Порой дорога была столь узкой, а заросли столь густыми, что Жакмону и его спутникам приходилось буквально прорубать себе путь. "Еще одна ночь напомнила о всемирном потопе. Наутро вновь половина отряда исчезла. Дорога размокла, конь мой хромал, а мехмандар сломал себе руку при падении (правда, оказалось, что этот великан, которому беспрекословно подчинялись все носильщики и солдаты, выпил бутылку крепкой раки и был почти недвижим от пьянства)".
Жакмон решил не обращать внимания на этот эпизод и приказал сделать привал. Путешественник предчувствовал, что ночь будет теплой и не дождливой. Ночная погода действительно оказалась благодатной, и утром отряд двинулся в путь.
"Я шел пешком вслед за своим хромым конем, которого вел под уздцы один из солдат, в довольно мрачном настроении, размышляя о коварстве природных сил, о разочаровавшем меня мехмандаре, и незаметно очутился у подножия высокой, почти вертикальной горы, вершина которой представляла ровное плато. Здесь находилась крепость Ранджит Сингха, охраняемая гарнизоном в 400 человек... Вскоре я увидел весьма оборванных солдат, вооруженных кремневыми ружьями и мечами. Их предводитель сказал, что комендант крепости ожидает меня на вершине горы".
В течение часа Жакмон поднимался по крутой дороге. Наконец он достиг вершины. "Это была веселая лужайка, азиатская крепость, люди в пестрых халатах придавали пейзажу восточный колорит, о котором так любят мечтать склонные к экзотике редакторы парижского географического журнала". Капитан крепости Heал Сингх объявил Жакмону, что он и его гарнизон не получали жалованья уже три дня и француз должен уплатить 10 тысяч рупий, иначе он останется заложником. Путешественник испугался и, придав себе вид знатного вельможи, произнес речь, состоящую из угроз, предсказаний тех кар, которые обрушит на мятежников Ранджит Сингх, если они обидят его гостя. Жакмон пообещал подарить солдатам небольшую сумму денег, и, хотя возбужденные люди по-прежнему требовали выплатить 10 тысяч рупий, Неал Сингх предложил компромиссную сумму - 2 тысячи, а затем согласился и на 500. Вскоре отряд мог двигаться дальше.
Последнее приключение могло окончиться трагичнее. Поэтому, встретив большое регулярное войско Ранджита, военачальник которого выказал все знаки внимания и вернул утраченные 500 рупий, Жакмон попытался распрощаться как можно скорее с воинами сикхского махараджи, ибо эти солдаты также давно не получали жалованья и могли взбунтоваться в любую минуту.
8 мая показался Сринагар-резиденция губернатора Кашмира, Здесь путешественника ждал торжественный прием. Его поместили во дворце, находящемся на острове, посреди озера. Губернатор был не столь знатен, чтобы новый личный друг правителя сикхов посетил его первым, и в то же время высокое положение губернатора не позволяло ему лично явиться в резиденцию француза; "свидание состоялось в Шалибаге - Трианоне прежних могольских императоров". "Этот маленький дворец ныне заброшен,-пишет Жакмон,- но по-прежнему прекрасен. Он расположен в дивном месте на противоположном от моего дома берегу озера. Губернатор потерся своей огромной бородой о мое левое плечо, а я сделал подобное же движение о его правое плечо, поскольку также обладал длинной черной бородой. После чего начался торжественный праздник в мою честь". На протяжении последующих дней Жакмон жил в своей резиденции, и специальный караул ограждал европейца от любопытных посетителей. Но некоторые из них переправлялись через озеро на лодках и подкрадывались к окнам дворца. Любопытство побеждало страх, ибо пойманного кашмирца ждала экзекуция несколько палочных ударов по пяткам.
"В Индии мне пришлось слышать много историй о хитрости и плутовстве кашмирцев, но мне нравятся эти люди: активные, доброжелательные, любящие поговорить". Удивили Жакмона и кашмирские брахманы, отличающиеся большой свободой поведения: они ели всякую пищу, за исключением говядины, и славились как большие любителя раки.
"Нигде я не видел таких уродливых ведьм, как в Кашмире (письмо брату Порфиру от 14 мая 1831 года), таково мое общее впечатление о женщинах, которых приходится видеть на улицах и на окрестных полях, Знатных женщин увидеть нельзя, ибо они проводят всю жизнь взаперти. Известно, что все девочки из бедных семей, обещающие быть красивыми, продаются в рабство при достижении восьми лет в Пенджаб и Индию, Их средняя цена - 50-60 франков". Родители считают, что жизнь в гареме -спасение от нищеты, но Жакмон уже немало прожил на Востоке, ему известна тяжелая судьба узниц гарема, часто становящихся безответной жертвой садизма евнухов.
Прожив десять дней во дворце, Жакмон вновь почувствовал желание странствовать. Он встретил великолепного охотника и специалиста по набивке чучел. Условия для экспедиции были благоприятны. "Я выехал из Калькутты, располагая жалкой палаткой, двумя телегами и шестью слугами, а теперь губернатор снарядил большой караван, который обслуживают сто человек". Но подготовка к экспедиции требует времени, и Жакмон продолжал знакомиться с интересными собеседниками. Вот, например, знатный сикх, прибывший после битвы при Музаффаргархе, где были разбиты войска противника Ранджит Сингха. "Этот старый человек, чья седая борода обожжена огнем многих битв, сам пришел в восторг от собственного рассказа о последнем сражении. "Я никогда не испытывал подобного счастья,- говорил он.- Мои люди всегда сражались, как тигры, враги убили триста и четыреста человек, но и мы не оставили никого в живых. Какие великие события!" - закончил свой рассказ старый воин".
Несколько месяцев жизни в Пенджабе и Кашмире заставили Жакмона понять, что государство сикхов недолговечно. Даже такой властный правитель, как Ранджит Сингх, не может контролировать свою страну, и после его смерти это государство, вероятно, станет добычей англичан. Британской короне сикхи сейчас не опасны. Единственная опасность для английских властей может заключаться в восстании "туземной армии", отмечал французский путешественник.
Жакмон не совершал длительных путешествий и ограничивался небольшими десятидневными экскурсиями в окрестные горы. Но в конце июля сильная жара стала препятствием для последующих экспедиций. "Гнетущая жара весьма редкое явление в Кашмире, она наступает тогда, когда полностью отсутствуют летние дожди, что и случилось в этом, году. Все реки пересохли еще месяц назад. Окрестные жители очень возбуждены. Народ осаждает мечети, требует от мулл большего рвения в молитвах, но последние, глядя на безоблачное небо, мало надеются на силу своих молитв и просят сикхского губернатора защитить их от гнева крестьян. Вчера грозовые тучи показались из-за горных хребтов и остановились, будто кто-либо запретил им двигаться. Мужчины из соседних деревень устремились к небольшому зданию, где, по преданию, хранится волос из бороды Мухаммеда, Их глубокая вера трогательна, но я сомневаюсь, сможет ли она спасти от гибели урожай риса". Наименее фанатичными из мусульман оказались на этот раз прорицатели-дервиши, несколько из них пришли а дом Жакмона справиться, как ведет себя барометр. "Он показывал "ясно". На рассвете небо вновь было безоблачно, тучи растворились в нем".
Француз, живший во дворце и окруженный слугами, спасался от жары, постоянно купаясь в озере или отдыхая в зале, доступном всем ветрам. Из многочисленных открытых окон были видны руины дворцов могольского императора Шах Джахана, от прошлого величия которых остались лишь гигантские платаны.
В середине августа жаркие дни сменились более прохладными, и Жакмон тотчас отправился в новую экспедицию, на этот раз длительную. В пустынных горах, отделяющих Кашмир от Тибета, он повстречал отряд оборванных и голодных горцев во главе со своим племенным вождем. "Этот бедняга, которого постоянные поборы губернатора Кашмира довели до отчаяния, решил вести партизанскую войну против Ранджит Сингха". Однако француз и сопровождавшие его лица не вызвали вражды, и Жакмон смог угостить вождя "караванным" чаем. "Я не знаю, почему этот напиток называется чаем. Он не имеет ни вкуса, ни запаха последнего. Он приготавливается с молоком, маслом, поваренной солью и другой солью, щелочной и очень горькой. В результате получается мутный красноватый бульон, в который затем добавляется манго, мука и мелко нарубленная вареная козлятина,- и это рагу и называется чаем".
Продолжая путешествовать по горам Кашмира, Жакмон сделал несколько открытий, радующих сердце натуралиста. Так, ему удалось обнаружить новый вид сурка. Охотники из свиты француза убили животное, которое казалось похожим на медведя неизвестного зоологам вида. Но занятия ученого были прерваны приездом двух послов. Один представлял местного князя, другой руководителя полуразбойничьего отряда; последний прибыл в сопровождении двухсот вооруженных горцев, что очень обеспокоило нашего путешественника. Жакмон облачился в свое лучшее европейское платье, придал своей личности как можно больше величия и принял обоих послов, восседая на походном стуле, словно на троне. Вождь горцев предложил французу побывать в его краях и обещал показать ему все достопримечательности своих владений. Он также просил Жакмона написать Ранджит Сингху, чтобы тот отпустил его жену и дочь, которые находятся в лахорском гареме. "Путешествие в неизвестный край было соблазнительно" но я подозреваю моего нового знакомого в попытке захватить меня как заложника и поэтому воздерживаюсь от поездки". Посол князя Ахмед Шаха оказался весьма колоритной фигурой. Уроженец Бомбея, иранец по происхождению, он начал свою карьеру слугой купца, но затем, несколько раз переменив свою веру, побывав з Иране и Китае, он обосновался у князя в качестве первого министра. После торжественной церемонии передачи подарков - нескольких кусков горного хрусталя, восьми мешков сухих фруктов и двух живых антилоп - он обратился к Жакмону с просьбой рассказать о тяжкой болезни Ахмед Шаха, поскольку о медицинском искусстве Жакмона уже стало известно во всей Северной Индии. Но когда французский путешественник остался наедине с визирем князя, последний попытался начать тайные переговоры с натуралистом как с представителем английского генерал-губернатора. Однако француз отказался взять на себя подобную миссию... Оба гостя вскоре покинули лагерь.
Жакмон понимал, что его экспедиция находится в опасности, может в любое время подвергнуться нападению со стороны различных местных властителей. Поэтому он решил двигаться на юг, в район, где находились основные регулярные силы Ранджит Сингха. 19 сентября 1831 года французский путешественник в сопровождении 60 носильщиков и 50 солдат покинул Кашмир, Жакмон провел несколько приятных дней у своего друга Гуляб Сингха, а 9 октября оказался в Амритсаре под охраной своего покровителя генерала Аллара.
"Я провел восемь дней в Амритсаре,- писал Жакмон отцу,-и накануне моего отъезда из этого города имел аудиенцию у Ранджит Сингха. Можете представить, что он мне предложил... Титул губернатора Кашмира! Я по благодарил, но отказался".
Приближался священный праздник сикхов. "Накануне праздника махараджа решил показать мне знаменитый "золотой храм", где хранится священная книга сикхов - "Адигрантх". Фанатизм и свирепость акали - стражей священной книги - известны далеко за пределами земли сикхов. Любой чужеземец, и особенно европеец, осмелившийся приблизиться к священной книге, рискует быть убитым на месте, если у "его нет сильной охраны. Я явился в храм под защитой отряда сикхской регулярной кавалерии и роты пехоты. Спустившись со слона, вошел в храм в сопровождении старика, пользующегося титулом святого, и губернатора Амритсара. Но я чувствовал на себе полные ненависти взгляды акали, готовых в любую минуту броситься на нас. Вцепившись в сухую руку старика, я медленно двигался по освещенному лампадами храму. Подойдя к его центру, я вручил главному хранителю священной книги триста рупий и быстро удалился из храма".
Несмотря на милостивое отношение сикхского махараджи, Жакмон решил покинуть сикхские владения, он боялся, что Ранджит Сингх может разгневаться за его отказ от должности губернатора Кашмира. Однако француз ошибся, пенджабский правитель по-прежнему покровительствовал путешественнику, В ставке Ранджит Сингха находился английский резидент капитан Вуд, он предложил Жакмону поехать с ним к английской границе, но французский натуралист решил еще несколько дней провести во владениях сикхского махараджи. Он двинулся на юго-восток от Амритсара.
"На третий день своего пути я оказался во владениях сикхского святого; здесь в горах правил духовный вождь сикхов - столетний старик, не так давно он прославился тем, что в припадке гнева зарубил саблей своего 80-летнего сына. Я хотел увидеть священного старца и готов был вручить ему подарок, но акали, вооруженные кремневыми ружьями, не подпустили и близко мой караван к его дворцу".
9 ноября 1831 года Жакмон пересек пограничную реку Сатледж и прибыл в резиденцию капитана Кеннеди, о котором он писал 28 ноября в письме Просперу Мериме: "Мой хозяин - любезный, наиболее обеспеченный из всех капитанов артиллерии в мире, царь царей, более властный, чем Агамемнон, поскольку среди его, вассалов не найдешь Ахилла, способного оказать какое-либо сопротивление". Почти месяц прожил французский путешественник в крепости Суббхату и 4 декабря двинулся на юг. Настроение Жакмона было не столь приподнятым, как во время поездки по Кашмиру. Вежливые и приветливые англичане почти не субсидировали француза. Ему пришлось довольствоваться несколькими голодными верблюдами и парой телег; часть багажа осталась в крепости. Многие английские офицеры казались весьма озабоченными. Произошло банкротство калькуттского банка, где хранились их сбережения. Жакмон с удивлением заметил, как колониальный режим развращает благонамеренных англичан, славящихся в Европе своей рассудительностью и самодисциплиной. "Ничего нет необычного для британского чиновника или офицера, если он имеет долг 50 тысяч рупий, 100 тысяч и даже 200 тысяч. И должники, часто капитаны и доктора, оклад которых не более 12 тысяч рупий, с азартом тратят деньги, им не принадлежащие. Эти англичане настолько горды, насколько тщеславны, что хладнокровно отрицают возможность взыскания с них по суду". Королевский суд весьма благосклонен к подобным должникам. "Английские джентльмены рассуждают следующим образом: я британский джентльмен, т. е. самое величайшее творение во вселенной, я покинул Европу, семью, друзей, чтобы жить на чужбине, И поэтому я имею право на лучшую пищу, вина, одежду, дома, и если у меня нет в данный момент средств, я их одалживаю. Для английских джентльменов человек, который пьет вместо вина воду, такой же пария, как пьяница для индийцев, или человек, потребляющий свинину, для мусульман".
На пути из Суббхату в Дели Жакмон писал своему отцу и Просперу Мериме объемистые письма, в которых вспоминал о днях, проведенных в Лахоре.
16 декабря 1831 года Жакмон прибыл в Дели, Здесь он приводил в порядок свои коллекции камней и растений, В Дели находился в это время генерал-губернатор Бентинк; французский путешественник мог вновь присутствовать на обедах его превосходительства и других знатных англичан. Жакмон планировал новое путешествие по колониальной Индии.
14 февраля 1832 года путешественник покинул столицу Великих Моголов и двинулся на юг. На этот раз его сопровождал секретарь, единственный из индийцев, жалованье которого оказывало влияние на бюджет путешественника. Этот секретарь, почтенный мусульманин, сайид - "потомок пророка" - владел несколькими языками и хорошо разбирался в хитросплетениях восточных канцелярий.
По пути из Дели в Бомбей Жакмон встретил несколько крестьянских подвод, запряженных быками, стада буйволов, одиноких крестьян, ведущих под уздцы осла или мула, нагруженных сухим коровьим навозом - главным топливом в этих местах. "Я пытался проникнуть сквозь непроницаемую оболочку лиц встречающихся на пути людей. Эту неподвижность во взгляде и чертах лица я никогда не замечал у народов Европы. И я сомневаюсь, что жители отсталого Востока завидуют нашей цивилизации. Нищета, дикость, убожество жизни огромного большинства населения наших городов ужасны. Бедняки Европы, кажется, осознают всю тяжесть своего положения. В предместьях Парижа и на улицах Лондона я всегда это чувствовал". По мнению Жакмона, индийцы менее чувствительны к невзгодам, менее прихотливы, чем европейцы.
По пути Жакмон встречал многих людей. Одним из его временных попутчиков оказался молодой офицер, бывший бретер и дуэлянт, но ныне горячий проповедник пресвитерианской религии. "Он имел с собой богатый запас библий и умолял меня взять одну из них, и я вынужден был согласиться, чтобы сделать ему приятное. Долго мой спутник рассказывал, как он и его жена будут изо всех сил молить господа о моем обращении. При нашем расставании я пожелал успеха в его молитвах и выразил надежду, что мы увидимся в раю. Однако библия оказалась очень тяжелой, и я не мог ее таскать с собой, поэтому отдал святую книгу моему секретарю; потомок пророка, человек, мало заботящийся о небесных делах, засунул ее в мешок, где хранились образцы минералов... Другой знакомый оказался индусом местным судьей, который говорил по-английски так же хорошо, как я (это редкий случай на севере Индии)... Мой знакомый -брахман по рождению, но воспитывался в полунищей семье. Один из английских высших чиновников обратил внимание на его красивую внешность и блестящие способности, рекомендовал молодого индийца английскому миссионеру. Но брахман нашел, что библейские шастры не столь прекрасны, как веды. Но и сами веды отныне не удовлетворяли его миросозерцания. Таким образом, он стал тем, кого пуритане из Филадельфии называют "ужасным деистом". Этот брахман очень разумный человек, и мы с ним целый вечер обсуждали различные казусы из его юридической практики".
Двигаясь от Дели к югу по густонаселенным районам, Жакмон все больше интересовался жизнью народа страны. Следует привести большую выдержку из его дневника от 16 февраля 1832 года. "Что касается земельной собственности на землю в Британской Индии, то этот вопрос весьма запутан. Вся дискуссия по этой проблеме пока еще сводится к словесной борьбе. Вся сельскохозяйственная продукция фактически находится под контролем британских властей. Во многих провинциях Индии, почти во всех, кроме Бенгалии, коллектор каждого округа сдает в аренду каждую деревню или маленький район тем, кто даст лучшую цену. Огромная территория Британской Индии подчинена этому правилу, которое очень удобно для чиновников фиска, но разорительно для крестьян и в конечном счете - для страны".
Жакмон отмечает, что коллектор каждого округа, один хуже, другой лучше, знает земельные угодья каждой деревни либо по старым документам могольских чиновников, либо по кадастрам, составленным английскими землемерами и счетоводами. Он рассчитывает приблизительный валовой сбор, устанавливает его среднюю цену и затем вычитает издержки сельскохозяйственного производства, устанавливает размеры налога, причем на долю крестьян по распоряжению правительства должна приходиться шестая часть урожая. "Но рвение коллекторов к исполнению своего служебного долга заставляет увеличивать предполагаемый нетто-продукт в такой степени, что 5/6 урожая, которые они предварительно вычисляют, реально составляет 6/6, а иногда 7/6 всего урожая". Последние цифры нельзя считать строгими статистическими данными. Но употребление гиперболы связано с возмущением автора дневника произволом колониальных властей.