Каплун Вадим. Шпоры для лабы

   Я вновь перешел на бег. Мелькали под ногами узловатые корни, влажная земля, сочная травка, изредка пепел. Тропинка стала шире, утоптанней, появились лавочки. На одной, развалясь, прикрыв глаза и вытянув ноги до середины тропинки сидел человек. Где-то я его видел. Лицо знакомое. Загорелое, с курчавым клинышком бородки, улыбчивое. Располагающее лицо. Да это же бармен из того заведения, куда мы с Мишелем в первый день заходили! Жаль, времени нет, с ним бы я потрепался.
   Бородатый внезапно открыл один глаз и произнес:
   - Стой! Ра-а-аз-два!
   От неожиданности я остановился.
   - Что же ты так скачешь? - прищурился бородатый. - Убегаешь от кого? Скрываешься?
   - Да нет. Я кросс бегу. Очень способствует...
   - Дай-ка руку, - попросил бармен. Он меня не узнал. Или не захотел узнавать. - Дай-ка ее сюда.
   Я дал. Он схватил за запястье, искоса глянул на пропуск-браслет и принялся щупать пульс.
   - Ого! - сказал он. - Да тебе же, парень, вредно бегать кроссы. Заявляю как специалист. И вообще, парень, с твоим ростом надо не бегать попусту, а играть в спейсбол. Какой у тебя рост?
   - Ты, специалист, пульс не там щупаешь. Он в другом месте, бородатый мне понравился. Забавный дядечка.
   - М-м-мда, пассаж! - бородатый ничуть не смутился. - Проклятые годы! Я, парень, тоже сначала все бегал, бегал. Опоздать боялся.
   - А сейчас? - спросил я. Я почувствовал, дядька - болтун. Пусть поговорит. Информация!
   - Сейчас? Я сейчас головастый как рыба-буй. Я, парень, давно понял, что уже не опоздаю и с той поры хожу пешком. Строго! Свое я и так найду.
   Я покосился на часы.
   - Счастливчик, - хмыкнул я. - Ты знаешь, где свое искать. А я - нет. Мне и найти-то надо пустяк - жалкие пять фонтанов.
   Бармен задумчиво осмотрел меня, задержав взгляд на пропуске.
   - Что ж... Все должно быть хорошо. Почему бы и нет, раз парень ты хороший? Что же ты, пяти фонтанов не знаешь? Чужой?
   Я кивнул.
   - Ну и как у вас, у чужих, дела?
   - У нас ничего. А у вас, барменов?
   - Какой я бармен! - ухмыльнулся бородатый. - Это так, хобби. Забава. Я ведь по натуре ученый. Медик. Бывший, правда. Бывший медик, биолог, генетик, психолог и прочая, прочая, прочая... Жрец-совместитель от науки. Как говорится, и жрец, и чтец, и на шприце игрец. Кровь у детишек и то я брал.
   - Ну и черт с ней, с кровью, - беспечно ответил я.
   Бородатый экс-медик повернулся и, по-прежнему улыбаясь, внимательно посмотрел на меня. Глаза его мне не понравились. Я понял, что сказал не то.
   - Парень, ты брось, - нахмурился он. - Ты себя хорошо веди. Я всегда так всем и говорю, что в баре, что здесь: "Парни, ведите себя хорошо! Культурно..."
   Он смотрел на меня. Я молчал.
   - Ах, да! Ты же чужой! - вспомнил бармен. - Тебе, парень, ничего не понять. Генотипом не вышел. И крови твоей в нашей земле нет.
   - И что с того?
   - А то, хотя бы, что остров никогда не станет для тебя Островом. Потому что тебе не придется, стиснув зубы и надувшись как рыба-буй, сидеть и ждать год. Понимаешь - целый год! Двести восемьдесят четыре дня. Прилетаешь сюда как перелетная муха, смотришь через окуляры на Остров и возвращаешься домой. А дома... Духовный атлетизм, моральный культуризм. Обрастаешь буграми нравственных мускулов. И копишь, копишь заботы, составляешь списки... Сюда, парень, никто не ездит просто так. Тебе, парень, этого не понять. Видел бы как сюда собираются! Семьями! Пассаж, бородатый неожиданно рассмеялся. - Это очень смелые люди, которые с семьями. Или глупые. Оптимисты! Понимаешь шутку юмора?
   Шутку юмора я не понимал. Монолог бармена подкрепил мои подозрения насчет Острова, но туман не рассеял. Пока ясно одно - кто-то, посредством чего-то привлекает на Остров каких-то людей и что-то тут с ними делает. Колоссально! Чрезвычайно глубокая мысль! Ну ладно, пойдем сначала. Кто-то... Скорее всего бустеры. Чем привлекают? Неясно. И ведь не всех. Наверняка! Значит, сюда рвутся люди с определенными вкусами и определенным складом характера. Вот ответ на третий вопрос: что и зачем делают с приезжими на Острове. Происходит отбор. Селекция. Кого же здесь селекционируют? Я попытался вспомнить, чем отличаются встреченные мною люди от обычных лабиан. Получалось плохо. Ну, веселая публика. Странная. А может быть, эмоционально-несдержанная? Отбирают этаких берсеркеров. Но зачем? Куда они их потом денут? Куда этого бородатого можно деть?
   Я с интересом осмотрел бармена. Нет, не был он похож на берсеркера. Скорее, на Арлекина. Торопливая речь, улыбочка, а над ней веселенькие и пустые глазки.
   - Нервы, парень, нервы, - в тон моим мыслям продолжал бородатый. - В том-то и натрий-хлор нашей жизни! Обхохочешься! Правда смешно?
   По-прежнему улыбаясь, он закатал рукав и показал руку. Тыльную сторону от запястья до локтя расчерчивал узор мелких шрамов. Ни единого живого места, только причудливо стянутая кожа.
   - Мое изобретение, - ухмыльнулся бармен. - Если совсем погано становилось, я сюда чем попало пырял. Потому что срываться нельзя. Надо в руках себя держать. И вести себя нужно хорошо, культурно. Не всегда выходит, правда. Бывает, сорвешься и начинается потеха. Сначала ничего, а потом вспоминать страшно. Потом они приходят. Катрин, мать... Стоят, в глаза смотрят и говорят, говорят, говорят. Будто насквозь душу видят. Или плакать начнут. И не уйдешь, не спрячешься, вином не зальешь. Хоть утони в нем, а когда Катрин придет, трезвым становишься. Все мы прокляты. Ну почему он именно нас выбрал? В чем мы провинились?!
   Он замолчал. Я попытался пристыковать новую дозу сведений к прежним, Не получилось.
   - Понятно, - протянул я, совершенно не поняв. Все это напоминало расстройство центральной нервной системы, отягченное манией преследования. Определенно, в идее о берсеркерах что-то было.
   - Врешь! - немедленно отозвался бородатый. - Врешь, и правильно делаешь! Надо врать! Всем и себе, в первую очередь себе. Главное - убедить себя, что ты прав. Верить, что поступаешь по совести и не сомневаться. Сомневаться, парень, нельзя, погибнешь. У нас страшно. Тебе, парень, этого не понять. Проклятая кровь! Во имя веры в идею, можно убивать безнаказанно, а сомнение убьет тебя самого. Без провинности.
   - Убьет? - напрягся я. Это было уже нечто конкретное, по нашему ведомству. - Кто убьет? Кого убьет? Где? Как?
   - Культурно! Ха, парень! У нас самая культурная, изысканная, высоконравственная планета Сообщества. Здесь надо вести себя хорошо. "Пожалуйста", "Будьте любезны", "Благодарю". Все уступают, соблюдают, выполняют и перевыполняют. А у самих мальчики кровавые в глазах прыгают. Бешенство и страх. Бешенство - от безысходности. А страх от того, что не знаешь, как человек в следующий момент поступит. Может быть убьет тебя. Во имя идеи, по праву совести. Совершит высоконравственный поступок. Потому что ты не верил, потому что был недоволен. А недовольным не место на Лабе! Как можно морщиться, когда сам Цепеж...
   Бармен осекся. Пока он говорил, мы вышли на небольшую поляну.
   Неприятное место, идеально подходящее для засад и прочих мрачных дел. Которыми, похоже, здесь и занимались. Поляну, а кое-где и тропинку пересекали глубокие борозды. Развороченная земля была влажной и это тоже было знакомо. Недавно здесь дрались. Дрались зло и безжалостно, кромсая друг друга "брандспойтами". Плохо...
   "Брандспойт" или "клизма", несмотря на игривое название, штука страшненькая. Лет пятнадцать-двадцать назад "клизмы" с успехом использовались нашими ребятами в условиях планет с низким атмосферным давлением. Струя воды, выстреливаемая под чудовищным напором, режет камень и органику как масло. Понятно, оружие ближнего боя, но эффект... Неприятно смотреть.
   Бородатый экс-медик остановился.
   - Подожди, - прошептал он, неопределенно помахав мне рукой. Подожди, парень. Слушай, я хочу предложить тебе пассаж. Ты ведь, парень, здесь не просто так, ты многое можешь... Постой, - оборвал он, увидев, что я собираюсь возразить. - Не надо сказок! Ты не Андерсен, не нервируй мои хромосомы. Планета на карантине, а ты у нас! Неужели я не понимаю шутки юмора. Так вот, мне нужно улететь с Лабы. Ты со своими полномочиями можешь помочь. Взять с собой туда, - он ткнул пальцем в зенит. - Хотя бы на орбиту. Если я не исчезну с Лабы, они меня доконают. Катрин с матерью, либо эти... За малый энтузиазм и недостаточную нравственность. Некуда мне с Острова податься, только на орбиту. Подожди, головой не качай. Я мно-о-огое знаю!
   Я смотрел на бармена и не мог понять - придуривается он или говорит серьезно. Было некое несоответствие между смыслом, тоном слов и поведением. Он не бил себя в грудь, не хватал меня за руки. Вещал, скромно потупив очи и ковыряя ногой дорожку. И еще улыбался... А потом он поднял глаза, и все стало на места. Глаза были стеклянные и пустые. Как объективы. Глаза совершенно больного человека.
   - Галактика чудес! Будто сам уехать не можешь, - попробовал урезонить его я. - Оформи визу на выезд.
   - Кто ж меня отпустит? - прошипел бородатый. - С Лабы, парень, не уезжают. Никто и никогда! Не было, как земляне появились, ни единого случая. Вас, чужаков, сюда пускают, идиллией нашей полюбоваться, а нас... Здесь же так хорошо! Все довольны, все! Попробуй не будь... Каждый туда хочет, - он, воровато оглянувшись, снова ткнул пальцем в белесое небо. - И каждый не пустит другого. Всяк на себя тянет, а равнодействующая - ноль. Зависть, злоба, красивые слова. Лаба.
   Бармен был сумасшедшим, но в его словах чувствовалась логика. "Каждому свое" - знакомая присказка! Каждому свое и у себя. Запугать народ, отучить думать, заляпав патокой сладких речей, и главное - не отпускать от себя, держать под рукой. "С Лабы не уезжают". Стоп! А как же Мишель? Он учился на Земле. Что-то этот тип напутал...
   Я почувствовал легкое беспокойство.
   - Видишь ли, дружище, я бы всей душой. Всеми фибрами и порами, так сказать. Хоть на орбиту, хоть на Землю. Но, подумай сам, какие мои права? Прилетел-улетел... На всякий случай оставь код своего фона, я попробую разузнать.
   Я говорил и говорил. Врал неумеренно и беззастенчиво. С одной стороны, бородатый многое знал. И хотя говорил намеками, упускать его было нельзя. А с другой стороны, что я могу? Возьму код, там видно будет.
   - Эх, мон шер ами, как говаривал мой друг лингво-археолог. Простой ты парень. Плохо себя ведешь! Не хочешь хорошо вести... Жаль.
   Он покачал головой и с явным сожалением добавил:
   - Ладно, потопали к твоим фонтанам.
   Последней фразой бармен обманул меня только на секунду. Но и этого хватило.
   - Вот, парень, мы и пришли.
   Я и сам понял. Сбоку, спереди, сзади я ощущал тупые рыла "брандспойтов" и разрядников. Прятаться некуда, допрыгнуть до них невозможно - слишком далеко. А бить психополем по всем направлениям одновременно не умел даже Шаро-сан - основатель школы псимбо. Засада была рассчитана образцово и я вляпался в нее, мысленно восхитившись чужим профессионализмом.
   - А где фонтаны? - наивно улыбнулся я.
   - Сейчас тебе будут фонтаны! - резонно пообещал бармен. Он не изменился. Все такой же улыбчивый и доброжелательный. Но теперь это выглядело не симпатично, а страшно.
   - Что же дальше? - я ждал продолжения. Просто так не убивают. Должны что-то потребовать. Или предложить.
   - То есть как, дальше? Все! - радостно отозвался бармен. - Пойдем, парень, мы тебе твой новый коттедж покажем. Дарим за хорошее поведение. Ты ведь будешь вести себя хорошо? Культурно.
   Он решил, что я не понял, и махнул рукой. Из зарослей выдвинулись люди. Много людей, человек восемь. Бледных и загорелых до черноты, ухмыляющихся и нахмуренных, заросших и чисто выбритых, со стилл-татуировками и без. Только глаза, следящие за мной через рамки прицелов, были одинаковы. В них читалось одно желание: "УБИТЬ!"
   - Пойдем?
   Идти далеко не пришлось. В стороне от дорожки и, увы, все так же далеко от края поляны, недвусмысленно чернела глубокая яма. Отличная первобытная могила размерами два на один метр. В голову пришла идиотская мысль, что бородатый нарочно интересовался моим ростом, прикидывая, влезу ли я в яму. От неожиданности я даже испугался. В ушах зазвенели невидимые насекомые, а крошечные мурашки невидимо побежали по конечностям. Бешеной цепью мелькали мысли.
   Что им нужно?
   Почему ничего не требуют?
   Значит, меня заманили на Остров специально, чтобы убить.
   Арнольд... Слишком глубоко я копнул.
   Но когда они успели узнать? В створ попал...
   Я поднял глаза на бородатого и понял, что прав. Лицо у него стало как у мертвеца - застывшее, жуткое. У меня оставались секунды. Сейчас прозвучит команда "Давай, парни!" и части Вика Симонова начнут мягко падать в яму.
   Я напряженно ловил взгляд бармена. Поймал, сосредоточился. Первое и главное условие внедрения в чужую психику - отключение. Я отключился от всего. От поляны, Жерл "брандспойтов", оставшихся мгновений. Только взгляд бородатого. Я впитывал его, подтягиваясь, полз по нему, сантиметр за сантиметром приближаясь к мозгу. Только бы успеть...
   Все произошло как обычно. Эхо чужих мыслей звонко грохнуло в голове. Пронеслось волной и исчезло, оставив после себя сладковатый трупный запашок. Это я был трупом, это от меня так пахло. Внедрение в сознание не позволяет прочесть мысли дословно - это невозможно. Только чувства, самые общие чувства... Чувство страха и чувство ненависти, и радость от удачной засады, и досада, что не удалось договориться. И еще много-много картинок, в которых фигурировал Цепеж, мой пропуск и какие-то люди, посулившие его в обмен на мою жизнь, нацелившие на меня, показавшие мою голограмму.
   - Стоп! Стоп, друзья мои! - заторопился я. - Не спешите, ребята. Начальство вас не похвалит. Я им живой нужен.
   Я нес ахинею. Но сейчас это было неважно. Я не следил за своей речью. Главное - больше слов. Раскачать этого маньяка-убийцу, разговорить его. Я внушал и говорил. Говорил и внушал. Только ничего у меня не получалось, да и не могло получиться - это я тоже понял, проникнув в мысли бородатого. Какая-то жуткая сила, черная, страшная, могущественнее всего, что я встречал раньше, воздвигла в его мозгу барьеры, смяла сознание, вытравила человеческое. Эта сила принадлежала планете, она владела Лабой. И это были не бустеры.
   А я говорил. Тянул время. Потому что иного не оставалось.
   - Мы с вашим начальством договорились. Оно просто не успело...
   - Начальство? Мое начальство - вот! - бармен ткнул себя пальцем в лоб. - Над нами, парень, мы сами. Нам не надо учителей и их подсказок. Нам нужен твой месячный пропуск.
   - А я?
   - А ты нет... Понимаешь, парень, у каждого пропуска свой кодовый сигнал. Пока думают, что пропуск у тебя, все в порядке. Но если я тебя отпущу... Выловят тебя без пропуска на "раз-два". Ты же не будешь себя хорошо вести, расскажешь. А у нас с охраной счеты старые. Мы островитяне, - бородатый посмотрел на меня, ожидая реакции. - А! Я забыл, ты чужой. Мы - те, кто не хочет уходить с Острова и никогда отсюда не уйдет. Для того пропуска и добываем. А владельцев...
   Бородатый сообразил, что заболтался и скомандовал: "Давай, парни! Культурно..." Я успел спрыгнуть в могилу, и тут с небес с басовитым ревом свалился патрульный ракетоплан...
   Сначала я ничего не видел. Лежал, уткнувшись лицом в теплую влажную землю. Пахло прелью, перегноем, жухлыми огурцами. Наверху свистели и шипели выстрелы, кто-то заходился криком, а потом что-то тяжелое рухнуло на землю. Перевернувшись на спину, я выглянул наружу.
   Дрались беспощадно. Ракетоплан удалось сбить и он врезался в землю на краю поляны. Из кабины вырывался и плясал по траве, деревьям и кустам тусклый луч "Ньюмена". С хрустом падали горящие сучья, едкий дым стлался по земле. Хоть лес был влажен, это не помешало ему заняться в два счета. А от ракетоплана перли сквозь дым, рассыпаясь веером, киберы. Из леса по ним хлестали из "брандспойтов" - островитяне поспешно отступали. Но трое остались здесь. Они лежали на выжженной, перепаханной земле рядом с ямой. Одного я узнал. Это был говорливый бородач-бармен. В глазах его застыла злая ироническая усмешка. Я вдруг почувствовал, что меня бьет дрожь, а пальцы рвут, рвут и рвут траву.
   Бой закончился. Поредевшая цепочка киберов с лязгом скрылась в лесу, пальба из ракетоплана прекратилась. Один из киберов, отделившись от общего строя, подбежал ко мне. Я не сопротивлялся. Меня вытащили из ямы, поставили на ноги и подтолкнули к машине. Там стоял измазанный зеленью, ободранный и озверелый, старый знакомец - "офицер охраны".
   - Ну что, скотина? - начал он, но узнав, осекся. - А-а-а, это ты... Везунок! Не связались бы со мной по фону, не сказали бы, чтоб спасал и ты бы уже... Не понимаю! То не спасай тебя, то спасай. Руководителей развелось!
   Он с досадой плюнул на ракетоплан и повернулся к лесу.
   - А кто руководители-то? - отряхивая колени, спросил я.
   Он не ответил.
   - А эти милые молодые люди?
   - Островитяне. Подонки всякие, - ответил "офицер охраны". - Охотники за чужими пропусками. Хотят, понимаешь, себе бессрочный рай устроить.
   Он подошел к бородатому и ногой перевернул его. На спине бармена чернело огромное выжженное пятно.
   - Жизнерадостный народ, - отвернувшись, сказал я. - Жизнелюбивый. И отдыхает, кто во что горазд. Водные игры обожает.
   Я рассказал "офицеру" о происшедшем на пляже. Реакции не последовало.
   - Значит, утопили, - рассеянно сказал он. - Пропуска у них были, не заметил?
   - Вроде.
   - Тогда не наше дело. Их право, на то и Остров, - он помолчал, а потом вдруг добавил: - Пассаж!
   - А-а-а... - только и ответил я.
   Мы помолчали, прислушиваясь. Из леса раздавался отдаленный треск.
   - Опять всех не возьмем, - процедил "офицер". - Попрячутся. Хорошо хоть троих выбили. Дерьмо! Жечь их надо...
   Он еще раз плюнул и энергично выругался. Но мне показалось, в глазах промелькнула безнадежная, унылая зависть. Впрочем, возможно, почудилось, он стоял в профиль.
   Площадь Пяти Фонтанов была солнечной, нарядной, хотя и несколько замусоренной. По краям, под деревьями - лавочки, павильончики, автоматические ларьки и киоски, а на другой стороне, за фонтанами одноэтажные белые домики.
   Фонтаны впечатляли. Четыре, по углам площади - скромные работящие фонтаны, без затей. Зато центральный! Толстая струя, подхваченная мощными гравиторами, уходила вертикально вверх и исчезала в небе. Там, на километровой высоте она рассыпалась и невидимыми брызгами оседала на Остров, рождая сочную радугу.
   Рядом с фонтаном на высоком постаменте стоял Цепеж. Сияющее облако брызг окутывало терролитовое тело. Цепеж был точно таким же как в городе на центральной площади. Стоял, заложив руки за спину и сощурясь, смотрел поверх голов вдаль. Он стоял здесь по праву. Современные кибернетисты многим ему обязаны. Цепеж успел многое, еще там, на Земле. Другие учились на его ошибках, но чаще на его успехах и по его учебникам. Два века назад на Южном Побережье высилась лаборатория - огромное белое здание. Там он работал, жил и там же исчез. Можно лишь гадать как далеко шагнула бы наука, закончи он Теорию Непосредственных обратных Связей. Нечто фундаментальное в систематике. Прямая связь и управление киберами на уровне подсознания. Ученые до сих пор не разберутся.
   На постаменте я заметил надпись. У ног Великого Системщика светящимися буквами было выплавлено: "Тому, кто сделал нас такими, какие мы есть." Корявая фраза. На благодарность от киберов похоже. А в самом деле, "нас" - это кого? И какими, кстати, "такими" он их сделал?
   Чуть в стороне от надписи было еще что-то. Я присмотрелся.
   Кто-то буйствовал здесь в умоисступлении. Долбил сверхпрочный терролит, жег разрядником, малевал на постаменте несмываемой краской, которую потом все равно смывали. Не до конца, правда. Я смог разобрать надписи и поразился. Черные слова, проклятия, написанные от души, форсажные ругательства и гнусные рисунки.
   Я стоял, застыв, хотя после разговора с островитянином, казалось, ничто уже не могло удивить. Это же был Цепеж! Не кто-нибудь, а Великий Системщик - гордость планеты.
   Я поднял глаза и тогда заметил то, что не разобрал вначале. На Цепеже тоже были рисунки несмываемой краской. На разных местах. Я отвернулся. Мне стало не по себе.
   Повернувшись, я осторожно зашагал по скользким пластиковым плиткам вдоль площади. Происшествие с островитянами сбило с меня спесь и я стал внимателен. Арнольд сидел в глубине павильончика, спиной к стене из широких матерчатых полос. Он мог наблюдать всю площадь, а при необходимости - улизнуть через заднюю стену.
   Помахав рукой, я зашел в павильон.
   - Где Яна? - спросил я, усаживаясь за столик. - Ни на минуту девушку с тобой оставить нельзя.
   - Ка-а-акой ты, брат, ревнивый, - протянул Арнольд. - У тебя случаем в роду мавров не было?
   - А как же! Сорок тысяч предков, и все мавры!
   - Тогда сдаюсь, - Арнольд поднял руки. - Яна пошла узнать, где мы поселимся. Скоро придет. Девочка - подарок, а?
   Арнольд подмигнул. Я усмехнулся.
   - Кстати, - сказал я. - Что за странная надпись на памятнике? Кого это он сделал "такими"?
   - Разве не в курсе? - Арнольд прищурился. - Лабиане... Мы многим ему обязаны.
   Я хмыкнул. "Мы - лабиане." Ничего, сейчас я тебя раскручу!
   - Решил я тут Яне подарок сделать, - небрежно сказал я. - Как думаешь, она красивые безделушки любит? Браслеты, цепочки, медальончики...
   Арнольд задумчиво взял коробку с тоником, отхлебнул, кинул в рот ягоду.
   - Правда, хорошую вещицу на Лабе не найдешь, - продолжал я. Мастеров нет. Вот на Радости забавные штучки делают, - Арнольд по-прежнему молчал и я двинул напролом. - Надо попробовать гемолит достать. Говорят, камень редкой красоты...
   Я достал медальон и покачал на шнурке перед носом "агробиолога".
   - Говорят, - как автомат повторил Арнольд. Он казался ошеломленным и безобидным. Я возгордился и чуть не попался. Бустер резко поднял на меня расширенные глаза и подался вперед.
   Мир затянуло серой пеленой, исчезли звуки и запахи, остались черные дыры зрачков, затягивающие меня быстрее и быстрее. Я старался вырваться из этой пустоты, не мог и продолжал скользить. Меня уже не было в павильоне. Меня не было нигде. Но краем сознания я еще воспринимал приказ, настойчиво втискиваемый в мозг: "Забудь! Забудь Медальон. Оставь! Оставь подозрения. Друг! Я твой лучший друг. Я не только твой друг, но и..."
   Мгновение, и воля, растянутая пружиной, начнет рваться. Но не зря мучили нас в Школе семинарами по спик-тренингу. Закрепившись на Медальоне, и осторожно, как учили, я принялся крепить витки пружины. Намертво сращивал, заваривал, заливал супоксидом, пока хлипкая пружина не превратилась в гулкую терролитовую трубу. Получилось! Поставил я блок, сумел! Отпустило, стало легче. Я начал разбирать монотонный бубнеж наших голосов и увидел перекошенное лицо Арнольда, крупную каплю пота на кончике его носа.
   Я немного освободился, но и только. "Пережать" его не удавалось, хотя выкладывался я на все сто. Он тоже поставил блок, но не простой, с двойной фиксацией, сквозь которую я не мог пробиться. Какой "пережать", самому бы не расколоться! Не знаю, кто и как учил этого типа "спик-вертушкам", но преподаватели дилетантами не были. Знакомый почерк. Чувствуя, что начинаю сдавать, я напрягся и...
   И все кончилось. Стена из широких матерчатых полос за спиной Арнольда дрогнула. Полосы на мгновение раздвинулись, мелькнул солнечный блик. Арнольд, задумчиво склонив голову, откинулся на спинку стула. Я выиграл! Он сломался и сейчас начнет говорить!
   Но шли секунды, а Арнольд все сползал и сползал со стула. Наверное, заработал нервный обморок. Я хотел подхватить его, но застыл на месте. Арнольд больше не нуждался в моей помощи. Из этого обморока его могли вывести лишь трубы Страшного Суда, да и то, если бы трубили очень громко. Арнольд был мертв. Он лежал, запрокинув кадык, а из спины торчал, погруженный по саму рукоятку, охотничий вибронож.
   Я стоял и бездумно смотрел на него. Во мне плескалось холодное тяжелое недоумение, а в голове гудело идиотское словечко: "Отрезидентился..." Но отчего он, а не я? По логике событий именно Вик Симонов должен валяться с виброножом в глотке.
   Я лихорадочно просчитывал варианты. Вариант раз. Случай. Чья-то ошибка, погубившая Арнольда. Целились в меня, попали в него. Вариант два. На Лабе действует сила, не желающая отдавать планету бустерам. Конкуренты Белой Радости решили сделать свой ход и вот... Как говорил бородатый бармен: "Всяк на себя тянет, а равнодействующая - ноль". Точнее, труп. Правда о подобных силах мне слышать не приходилось. Третья возможность. Агробиолог не сошелся во мнениях с местными коллегами. По поводу вирусных заболеваний сои... Ха-ха. Не смешно.
   А может я усложняю и все обстоит гораздо проще? Скажем, островитяне. Или другие им подобные маньяки. Благо на Острове таких хватает.
   Я обсасывал эти предположения, разглядывал со всех сторон, старательно отгоняя мысль о четвертом варианте - самом правдоподобном.
   Арнольдом пожертвовали, с тем, чтобы повесить это убийство на меня. Кто пожертвовал? Тот, кто создал Остров и расставил охрану, запугал и замордовал лабиан. Стал ли Арнольд им не нужен или его с самого начала терпели только из-за Медальона, а когда он его лишился, убрали, я не знаю. Но расчет прост. Всякий подтвердит, что мы с агробиологом недолюбливали друг друга. И наверняка найдется свидетель, видевший нас вместе в павильончике. И разумеется, мои пальчики найдут на ноже... Постой-постой! Не с ним ли я по Лабе путешествовал?