Страница:
Причина кризиса пенсионной системы всем прекрасно известна, она заключается в глубоком обеднении государства вследствие передачи почти всей его собственности и источников дохода в руки ничтожного меньшинства, которое к тому же оказалось несостоятельным как управляющий хозяйством. Так что весь бюджет государства сократился настолько, что стал несовместим с воспроизводством жизни страны.
А если уж говорить о связи между пенсией стариков и числом нынешних работников, то катастрофой для Пенсионного фонда является как раз не увеличение числа стариков, а выведение из сферы производства миллионов молодых людей (на 9 миллионов работников сократился только промышленный персонал, на 5 млн. — число работников сельскохозяйственных предприятий). Безработные, торговцы и охранники не производят материальных ценностей, которые можно обратить в пенсии для стариков.
Второй аргумент в пользу перехода к накопительным «пенсиям» — ссылка на Запад. В ФРГ переходят от государственной системы к накопительной — значит, и нам надо! Это демагогия тупая, ибо никакой аналогии в данном вопросе между ФРГ и Россией нет. Как получают свой кусок хлеба старики — интимный вопрос каждой культуры. Где-то в Японии, если верить их фильму «Легенда о Нараяме», в ХIХ веке старика-отца или старуху-мать любимый сын был обязан отнести на закорках на священную гору и оставить там умирать. Любопытная вещь, но к нам никакого отношения не имеет, у нас так не принято было поступать.
Поскольку рыночных политиков русской культурой не проймешь, скажу попроще: в ФРГ при средней зарплате в 2000 евро за сорок лет работы можно без всякой натуги накопить нормальную пенсию на десять лет старости. В РФ большинство работников имеет зарплату, позволяющую семье жить на уровне бедности или чуть ниже. Никакой возможности копить большинство не имеет. Поэтому отказ от государственной системы пенсионного обеспечения со ссылкой на опыт ФРГ следует считать крайним цинизмом. Через десять лет в России будет мыкать горе поколение стариков, впавших уже не в бедность, а в нищету.
Почему же эта реформа будет страшным ударом по России? Потому, что у нас человек не стал, как в протестантизме, свободным индивидом, у нас пока сохранился народ. Народ вечен, пока в нем есть взаимные обязательства поколений. Одно из них в том, что трудоспособное поколение в целом кредитует потомков — оно трудится, не беря всю плату за свой труд. Иногда эта лепта в благополучие потомков очень велика (как это было у поколений, которые создали советское хозяйство и защитили страну). Обязательство потомков — лишь организовать получение заработанной пенсии тем людям из предыдущего поколения, кто дожил до старости. Так же, как в крестьянской России сын кормил старика-отца не от доброты своей. Напротив, он сам жил в доме, построенном отцом и кормился с возделанной им земли.
В СССР этот извечный закон был воплощен в систему государственного пенсионного обеспечения.
Она гарантировала именно связь поколений. Часть данного предыдущим поколением кредита возвращалась ему в виде пенсий. Только часть! Остальное шло на развитие страны, уже для внуков. А сейчас по десять раз на дню нам повторяют ложь, будто средства на пенсии изымаются из кармана молодых.
Реформа лишает народ средства сохранить себя как непрерывную цепь поколений через долг и хлеб — без государства это трудно, все рассыпается на изолированные индивидуальные решения. Основная масса русских стариков впадет в страшную бедность. Они не смогут накопить, будучи молодыми, ибо они не протестанты, они подсознательно живут по Евангелию.
Чем раньше мы поймем это, тем лучше сможем подготовиться к тому, чтобы предотвратить очередное преступление власти против народа.
Сентябрь 2003г.
Историческая ловушка
СОВЕТСКИЙ СТРОЙ — ПАМЯТЬ И МАТРИЦА ДЛЯ БУДУЩЕГО
Исполнилось десять лет событию, которое давно должно было бы войти в учебники истории России — если бы эти учебники писали не прикормленные Соросом профессора. Это — 3 и 4 октября 1993 г., когда несколько тысяч безоружных людей попытались своими телами защитить остатки достоинства и права. И эта их попытка кончилась расстрелом, который к тому же загодя готовился как всемирный телевизионный спектакль, поданный на все «цивилизованные страны» с синхронным переводом американских комментариев.
События того Октября — не политические. Политика в них была, но как оболочка, почти как шелуха. Они важны для каждого русского, какую бы позицию он в политике сегодня ни занимал. Это был выброс духовной, а не материальной силы. Неожиданный и никем не организованный отклик на зов совести. То, что таких людей, какие откликнулись на этот зов с риском для жизни, ради уже почти задушенных, еле мерцающих идеалов, было множество — вещь удивительная. Ею каждый русский и каждый советский может гордиться. Даже тот, повторяю, кто с этими идеалами и с правдой тех людей не согласен.
Потому-то идеологические шавки стараются так принизить те события: «Это был путч! Это была разборка между сторонниками Ельцина и Хасбулатова!». Эти подонки пера и экрана взялись оболгать мёртвых, прекрасно зная, что для тех, кто пришёл к Дому Советов, и Хасбулатов, и Руцкой были ноль. Такой же ноль, как и сейчас. Конечно, говорили и о них, и о Ельцине, и о Конституции — но чтобы как-то прикрыть обыденными словами то невыражаемое, что их туда привело и соединило.
Стараясь придать тем событиям образ мелкой стычки сходных политических шаек, нынешние идеологи хотят вытравить из обихода понятия чести и совести, гордости и самоотверженности. Всё это, мол, не для русских.
Весь мир видел — умирать к Верховному Совету РСФСР пришли тысячи именно простых людей, причём с плохо скрытым презрением к депутатам, отдавшим РСФСР на растерзание тому режиму, который теперь отбрасывал этих депутатов, как рваную тряпку. Что же двигало этими людьми? Об этом не говорили, даже стеснялись. А двигали ими именно чистые чувства. Такое редко бывает — а у нас было, перед нашими глазами.
И не бесшабашные были эти люди, предвидели финал. Когда обыскивали карманы юношей, убитых около Останкино, находили квитанции на загодя оплаченный гроб. И это было идеализмом! Не хотели эти юноши, чтобы на гроб для них тратилось постылое правительство? Так и по этим квитанциям гробы для них власти не забрали — на рассвете свезли их в крематорий, навалом на грузовиках.
По какому-то закону диалектики, с разнузданной силой проявилась в те дни душевная низость и мелочность тех, кто отдал приказ о расстреле или радовался этому приказу, Я тогда, сравнивая, полностью успокоился: эти люди, которые пробрались к власти, рано или поздно будут из России смыты, они с ней духовно несовместимы.
Вспомните, как началось: в огромном здании Дома Советов, полном людей, отключили свет, отопление и водопровод. А был уже снег на дворе. И этой низости аплодировала интеллигенция — поэты, музыканты. Потом, когда полностью блокировали Дом Советов и в его дворе осталось около семи тысяч граждан, к нему подогнали жёлтый БТР с мощными динамиками, чтобы день и ночь оглушать этих людей похабными песнями. Получайте, идеалисты! Это люди Волкогонова постарались, «политработники».
Сам Волкогонов тоже поставил своего рода рекорд низости. После расстрела Дома Советов из танков, он тут же официально выступил по телевидению и заявил, что обстрел вёлся болванками — снарядами без взрывчатки. Лишь для сотрясения здания! Вот как нагло врёт эта власть. В Доме Советов были и артиллеристы, они зафиксировали тип снаряда при каждом выстреле. Были и самые современные снаряды кумулятивного действия. Взрываясь внутри здания, они давали такую взрывную волну, которая разрывала тела всех, кто находился в помещении. Те, кто после взрыва вбежал в эти помещения оказать помощь раненым, рассказывали, какое страшное зрелище представало их глазам. Помощь оказывать было некому. Но не о Волкогонове разговор. Он был подлец по долгу службы, к тому же неплохо оплачиваемой. Удивляет «бескорыстная» низость московской культурной элиты.
Президиум Российской Академии наук публично одобрил действия Ельцина. Браво, господа! Слава российской науке! Так что же вы потом жаловались, что Академии не платили зарплату? Вы же плюнули на кровь тех, кто и пытался защитить строй жизни, при котором наука была нужна и её уважали.
А те меломаны, которые потекли на ритуальный концерт на Красной площади 3 октября, загодя отмечающий окончательную победу «демократии»? Ведь знали, что совсем рядом — сгусток горя и гнева сограждан. Возрождали обычай накрывать победный пир над телами связанных и задыхающихся побеждённых? Ну, ладно, Ростропович (какое верное имя — Мстислав!) — а зачем было в день национальной трагедии участвовать в этом балагане простому учителю, врачу, инженеру? Ведь их друзья по работе в это время около Дома Советов буквально готовились к смерти.
Ведь уже и толпы мародёров начали подтягиваться к Дому Советов, пока метро не закрылось. Их Гайдар пригласил по телевидению — вспомните это, голосующие за СПС. И вспомните истерику Немцова: «Давите их! Давите, Виктор Степанович!»
Я не хочу говорить о той стороне событий, которая била по чувствам, потрясала. Хочу вспомнить вещи вторичные, почти незаметные, но, по-моему, важные для всех, кто пытается понять самих себя, сегодняшних.
Около Дома Советов собрались люди из разных слоев общества, конфликт вышел за рамки политического. Этих людей влекло что-то общее, сохранившееся в народе. Было там много рабочих и инженеров, но я видел там и нескольких видных профессоров (даже моего первого научного руководителя в университете). Только с нашего курса химфака МГУ я встретил четырёх, а кого-то, может, не узнал.
Все эти люди, чтобы прийти и остаться, от многого отрешились. Но потом уже об этом не думали и не говорили. Съёживались и нервничали, когда ОМОН в очередной раз имитировал атаку с дубинками, давил на нервы. Как расширялись зрачки у женщин и девушек — глаза чёрные, совсем без радужной оболочки. Хотелось каждой поклониться. Но не уходили — это как-то было вычеркнуто из вариантов поведения. Только по утрам, когда мужчины виновато уходили на работу, спрашивали: «Вернётесь?»
В ночь на 28 сентября я, промокнув насквозь и чувствуя озноб, поехал домой переодеться. А утром Дом Советов был полностью блокирован, безуспешно туда пытались пробиться даже депутаты. Один полковник милиции объяснял: «Граждане! Вас мало, и поэтому с вами можно не считаться. Вот если бы вышло вас полмиллиона, то ничего этого бы не было». Но говорил он эти разумные слова как раз тем, кто пришёл, а не тем, кто глазел у телевизоров и на чьей совести поэтому тоже есть капельки крови.
Конечно, ничто не забыто, и память о 3-4 октября тихо работает в нашей душе. Шуму она не делает, но, думаю, редко когда пролитая кровь была такой спасительной для народа. Хотя её прямого воздействия на политику вроде бы и не видно. Я думаю, главное, чему послужила стойкость наших соотечественников, это то, что не удалось вселить в нас леденящий страх и не удалось стравить людей по политическим признакам. Особенно натравить граждан на армию.
Вот, вечером 28 сентября от посольства США на блокаду Дома Советов России передвигался батальон дивизии им. Дзержинского. Толпа ревела им: «Фашисты! Фашисты!»
Я подошёл поближе и смотрел в лица солдат, одетых в каски и бронежилеты. Это были мальчики, все как один худые, щуплые, с русскими лицами, неспособными скрыть никакое чувство. В глазах их застыл ужас. Ужас перед тем, что им могли приказать сделать.
Когда передние ряды ревевшей толпы, придвинувшейся к колонне, увидели глаза этих солдат, многие женщины заплакали. Они стали совать солдатам яблоки и сигареты. Им было жалко этих вооружённых детей гораздо больше, чем самих себя. Кто из них за Хасбулатова, кто за Ельцина? Это же чушь. Все видели: это две родные части одного народа, которые заталкиваются подлыми политиками в какую-то страшную мясорубку. Да, русские люди не могут организоваться, чтобы умело этому противостоять. Но душу свою они вам, господа, не продали (кое-кто из любопытства отдал даром, но это другое дело).
А если уж говорить о связи между пенсией стариков и числом нынешних работников, то катастрофой для Пенсионного фонда является как раз не увеличение числа стариков, а выведение из сферы производства миллионов молодых людей (на 9 миллионов работников сократился только промышленный персонал, на 5 млн. — число работников сельскохозяйственных предприятий). Безработные, торговцы и охранники не производят материальных ценностей, которые можно обратить в пенсии для стариков.
Второй аргумент в пользу перехода к накопительным «пенсиям» — ссылка на Запад. В ФРГ переходят от государственной системы к накопительной — значит, и нам надо! Это демагогия тупая, ибо никакой аналогии в данном вопросе между ФРГ и Россией нет. Как получают свой кусок хлеба старики — интимный вопрос каждой культуры. Где-то в Японии, если верить их фильму «Легенда о Нараяме», в ХIХ веке старика-отца или старуху-мать любимый сын был обязан отнести на закорках на священную гору и оставить там умирать. Любопытная вещь, но к нам никакого отношения не имеет, у нас так не принято было поступать.
Поскольку рыночных политиков русской культурой не проймешь, скажу попроще: в ФРГ при средней зарплате в 2000 евро за сорок лет работы можно без всякой натуги накопить нормальную пенсию на десять лет старости. В РФ большинство работников имеет зарплату, позволяющую семье жить на уровне бедности или чуть ниже. Никакой возможности копить большинство не имеет. Поэтому отказ от государственной системы пенсионного обеспечения со ссылкой на опыт ФРГ следует считать крайним цинизмом. Через десять лет в России будет мыкать горе поколение стариков, впавших уже не в бедность, а в нищету.
Почему же эта реформа будет страшным ударом по России? Потому, что у нас человек не стал, как в протестантизме, свободным индивидом, у нас пока сохранился народ. Народ вечен, пока в нем есть взаимные обязательства поколений. Одно из них в том, что трудоспособное поколение в целом кредитует потомков — оно трудится, не беря всю плату за свой труд. Иногда эта лепта в благополучие потомков очень велика (как это было у поколений, которые создали советское хозяйство и защитили страну). Обязательство потомков — лишь организовать получение заработанной пенсии тем людям из предыдущего поколения, кто дожил до старости. Так же, как в крестьянской России сын кормил старика-отца не от доброты своей. Напротив, он сам жил в доме, построенном отцом и кормился с возделанной им земли.
В СССР этот извечный закон был воплощен в систему государственного пенсионного обеспечения.
Она гарантировала именно связь поколений. Часть данного предыдущим поколением кредита возвращалась ему в виде пенсий. Только часть! Остальное шло на развитие страны, уже для внуков. А сейчас по десять раз на дню нам повторяют ложь, будто средства на пенсии изымаются из кармана молодых.
Реформа лишает народ средства сохранить себя как непрерывную цепь поколений через долг и хлеб — без государства это трудно, все рассыпается на изолированные индивидуальные решения. Основная масса русских стариков впадет в страшную бедность. Они не смогут накопить, будучи молодыми, ибо они не протестанты, они подсознательно живут по Евангелию.
Чем раньше мы поймем это, тем лучше сможем подготовиться к тому, чтобы предотвратить очередное преступление власти против народа.
Сентябрь 2003г.
Историческая ловушка
Впервые за 15 лет нашем обществе появились проблески общего мнения. Это — огромное изменение, его даже ещё трудно оценить. Почти весь народ с отвращением встретил войну США в Ираке. Как говорят социологи, до 90% опрошенных желали поражения США.
При этом большинство из них вовсе не желало зла американскому народу и не испытывало больших симпатий к Саддаму Хусейну. Отвратительна была наглая претензия США на мировое господство, на присвоение чужих природных богатств, на ликвидацию всей построенной с таким трудом системы международного права. Противно было смотреть, как на наших глазах большая страна, пусть и с культурой без традиций, превращается в монстра — в гибрид судьи Линча, жандарма и палача в одном лице. Остановить США на этом пути в пропасть было бы именно на пользу американцам.
И вот, оказалось, что наш расколотый по множеству трещин народ в этом мнении един. А небольшое меньшинство, тянущееся, как рыба-прилипала, за акулой империализма, уже окуклилось и окончательно определило себя как меньшинство отщепенцев. Такое меньшинство всегда оформляется в критические моменты истории.
Но это — единство во взглядах на мировые процессы. Гораздо важнее, что у нас складывается общее мнение и во взглядах на то, что происходит в своей стране. Одинаково начинают смотреть на наши собственные болезни люди, даже стоящие на разных политических платформах — вот что важно.
Получилось так, что за две недели мне пришлось участвовать в трёх собраниях разного типа, где ораторы мазок за мазком рисовали картину состояния РФ. И эти три картины оказались схожи, хотя собрания эти прошли под разными политическими лозунгами. Одно из них — конференция в «Президент-отеле» на тему «Власть на пороге перемен: реформа без иллюзий». Во главе круглого стола Ю. М. Лужков, два заместителя председателя Госдумы, депутаты, академики. Разговор далеко не рядовой, доклады делают видные учёные и политики «от власти». После десятка выступлений возникает вполне определённая картина состояния дел в стране. Вслед за этим прошёл съезд Конгресса русских общин. Эта организация избегает политических деклараций, она нацелена на чисто конструктивную работу в интересах русских общин, особенно на национальных окраинах России, в зонах конфликтов, за пределами РФ и т.п. Здесь тоже выступают и учёные, и дипломаты, и делегаты из областей и республик РФ. Говорят о проблемах русского населения вроде бы без политики — а картина выходит совершенно та же, что и у ораторов в «Президент-отеле».
Потом меня пригласили на совещание представителей малых левых партий и движений (без КПРФ), а также деятелей местного самоуправления и некоторых профсоюзов. Это — оппозиция, более радикальная, чем КПРФ. И что же? Из десятка выступлений опять возникла та же самая картина — хотя здесь не было ни крупных экономистов, ни мэров, ни умудрённых парламентским опытом депутатов.
Так на трёх разных форумах, прошедших под разными лозунгами, людьми из разных слоев, разными словами изложено по сути одно и то же видение того бедственного положения, в котором оказалась Россия. Все эти разные люди знали, конечно, бодрые доклады Грефа о «росте ВВП», о якобы укрощённой инфляции и т.д., но одинаково считали всё это несущественным по сравнению с теми неумолимыми угрозами, что надвигаются на Россию. Образ суровой действительности как будто вырисовался в пространстве, и его уже нельзя не видеть. То, что столь разные части общества увидели его одинаково, вселяет надежду. Значит, восстанавливается здравый смысл и, в принципе, мы сможем договориться — как народ, а не как антагонистические классы.
Но пока что можем договориться лишь «в принципе». Видеть одинаково — не значит пойти затем по одной дороге. А, кроме того, во всех трёх случаях проявилось одно свойство, отражающее глубину нашего кризиса — общее оцепенение, если не сказать ужас, при виде этого «образа суровой действительности». Каждый оратор, описав «свой» кусочек общей картины, не связывал его с кусочком предыдущего оратора. Никто не завершал изложение выводом. А ведь в воздухе буквально висел вопрос: «Что же делать?»
Ещё недавно на этот вопрос были наготове ответы. Нельзя было, конечно, не видеть «массивных» процессов деградации главных систем жизнеобеспечения страны — квалификации работников, производственной базы, армии, здравоохранения и т.д. Но на это говорилось, что, ах, пока «нет денег». А деньги — дело наживное. Вот-вот хлынут иностранные инвестиции, а наши предприниматели завалят западные рынки лучшими и дешёвыми товарами. Ведь мы, слава Богу, освободились от плановой системы, у нас теперь частная инициатива, свобода, господа и различные источники богатства. Сейчас об этом не вспоминают, молчат об инвестициях, остались господа, причём прожорливые.
Но главное, всем вдруг приоткрылось, что все эти системы жизнеобеспечения стоят так дорого, что никакой возможности содержать их на рыночных началах у России нет и не будет. При плановой системе — «не на продажу, а для себя» — страна могла их содержать, а при рынке не может, нет таких денег.
Возьмём наглядную вещь — отопление городов. В советское время содержание этой системы брало на себя государство. Никто и не знал, что в среднем на отопление квартиры одного газа уходило, по мировым розничным ценам, на 2 тыс. долларов в год. Но газ — лишь текущие расходы. Надо ещё прокладывать и содержать теплосети, строить и эксплуатировать ТЭЦ и котельные — это целая сложная отрасль теплоэнергетики с централизованным теплоснабжением.
Как только в 1991 г. ликвидировали плановое хозяйство, оказалось, что государство содержать отопление не может, и правительство его просто бросило на произвол судьбы — котлы не ремонтировались, теплосети не перекладывались. Зимой 2002/2003 г. начался обвальный рост числа аварий. Чуть где поднимут из-за морозов температуру воды (а значит, и давление) — полностью изношенные трубы разрывает.
Сейчас подведены итоги отопительного сезона, в Чебоксарах собиралась коллегия Госстроя с представителями областей. Выводы тяжелые. Из 183 тыс. км теплосетей РФ (в двухтрубном выражении) надо срочно заменить 120 тыс. км. Замена 1 км труб в среднем по РФ стоит 6 млн. руб. или 0,2 млн. долларов. Значит, на срочный ремонт теплосети требуется 24 млрд. долл. (а если менять, как это делается сейчас, в ходе аварии, то в 10 раз больше). Ремонт котельных обойдётся ещё дороже. Заместитель председателя Госстроя назвал общую стоимость приведения в порядок инфраструктуры ЖКХ — 5 триллионов руб., и это — лишь самые срочные расходы. Понятно, что таких денег не имеет ни правительство, ни местные власти, ни население.
Касьянов пообещал, что состоятельным людям будут ставить индивидуальные «квартирные» мини-котельные на газе. Бедняки пусть, мол, делают буржуйки и топят мемуарами Ельцина и Гайдара. Но не стоит «состоятельным» обольщаться — распределительные газовые сети РФ не рассчитаны на такой расход газа. Об электросетях и говорить нечего. «Состоятельные» с их домашними саунами и грилями уже привели сети в аварийное состояние. Например, в Петербурге нагрузка на сети в три раза превысила допустимые нормы. Когда этой зимой в ряде районов там отключилось отопление и люди стали включать обогреватели, вышибло предохранители в домовых щитах. Когда жители стали ставить «жучки», начались аварии районных систем — всего по городу этой зимой произошло 1300 таких аварий.
Что же дальше? Ведь массовые отказы отопления — катастрофа для жителей. Почему граждане не могут осознать масштаб угрозы и оценить скорость её приближения? Видимо, часть людей не имеет мужества признать, что положение в стране может подойти к такому рубежу, не хочет думать и волноваться. Будь что будет! А другие считают, что наше общество уже совершило перескок к индивидуализму и солидарного противостояния угрозе организовать уже невозможно.
Кое— кто верит, что в момент катастрофы общество разделится на меньшинство, которому ОМОН гарантирует доступ к ресурсам жизнеобеспечения, и большинство «отверженных». В уме таких людей возобладала та утопия, которую провозгласили демократы — меньшинство построит себе островок благополучия, а большинство, лишённое жизненных ресурсов, уйдет в бараки и постепенно вымрет. Эта утопия неразумна, а в отношении отопления даже безумна — не сможет меньшинство отцепиться от общей трубы, вместе замёрзнем.
Никакой организационной и психологической подготовки к грядущему кризису не ведётся, нет и признаков самоорганизации населения. Лишь 20% опрошенных обеспокоены степенью износа теплосетей, больше говорят о повышении оплаты. Власть, наконец-то, признала, что ремонт сетей — вещь неподъёмная, а создать автономные системы в имеющемся жилом фонде невозможно. Расписалась в своём полном бессилии, так хоть растолковала бы людям серьёзность положения!
Отопление — частный пример. В таком же состоянии водопровод — представьте себе, что большой город остался без воды. Быстро растёт доля ветхого и аварийного жилого фонда. Но и ЖКХ — частный пример. Давайте же сделаем общий вывод — обо всём нашем жизнеустройстве. Нам кажется, что у нас есть какой-то общественный строй — политическая система, производство и торговля, школы и больницы… Но ведь всё это существует лишь постольку, поскольку существуют и незаметно работают огромные технико-социальные системы — заводы и колхозы, транспорт и отопление, армия и милиция. Рухни любая из этих систем — сразу, как карточный домик, развалится всё жизнеустройство, мы перейдём к иному образу жизни.
И вот, располагая опытом истёкшего десятилетия, мы должны сделать, наконец, вывод, который проверен и перепроверен, стал непререкаемым. Целый ряд больших систем, созданных за советский период, как оказалось, не могут быть преобразованы в системы рыночного типа. Сломать их или изуродовать можно, а переделать — никак.
Не удалось заменить колхозы и совхозы фермерами, как ни старались. Не удалось перестроить промышленность по западному образцу, несмотря на приватизацию. Десять лет бьются над «реформой» армии, а сумели лишь сделать её небоеспособной. Задушили науку — а другой не появилось. Частной медицины не возникло, если не считать стоматологов да венерологов. Бьются над расчленением Единой энергетической системы, но только изуродуют её. Так что никакого нового общественного строя не сложилось и не сложится — просто над советскими системами жизнеобеспечения нависла шайка паразитов, которая высасывает из них последние соки. То, что творится в стране, похоже на спектакль под названием «Пляска смерти».
Второй вывод ещё тяжелее. Советские системы не поддаются перестройке — ну так строили бы новые, хорошие, рыночные! Вон сколько экспертов МВФ и Всемирного банка у нас пасётся, могли бы научить. Но нет. Нужные России системы жизнеобеспечения настолько велики, что новый режим не в состоянии за обозримый срок построить параллельно со старыми советскими иные, альтернативные системы. Отопление — простой и наглядный пример, но в действительности почти все большие системы таковы. Не могут «инвесторы» построить свою, акционерную теплосеть или Братскую ГЭС, свою, акционерную, сеть автострад. Они могут только «приватизировать» то, что построено в плановом хозяйстве.
Понятно, что многие большие системы абсолютно необходимы для сохранения общества и даже физического выживания населения. Не может существовать город без воды, без канализации, без отопления. И выходит, что замкнулся заколдованный круг. Нынешний режим не может создать новые, «свои» системы. Но режим не может эксплуатировать и поддерживать в исправном состоянии построенные ранее советские системы — близится их полный износ и отказ. Мы попали в историческую ловушку.
Таким образом, этот режим не смог создать нового воспроизводимого общественного строя — общество в его нынешнем состоянии может просуществовать лишь столько, сколько просуществуют старые советские системы. Как только откажет отопление, возникнет иное бытие. Пока трудно предсказать, какое именно, но продолжение нынешнего строя жизни будет невозможно.
Вариантов прохождения через этот кризис немного: хаос и анархия, диктатура (с НАТО или без НАТО — не так уж важно), гражданское самоуправление (советы). Скорее всего, придётся пройти через нестабильное сочетание всех трёх типов жизни. Чем раньше власть и граждане признают крах «рыночной реформы» и договорятся о проекте восстановления, тем меньше потерь мы понесём в этот период и тем более человечным и справедливым будет тот строй, что возникнет после катастрофы.
Апрель 2003г.
При этом большинство из них вовсе не желало зла американскому народу и не испытывало больших симпатий к Саддаму Хусейну. Отвратительна была наглая претензия США на мировое господство, на присвоение чужих природных богатств, на ликвидацию всей построенной с таким трудом системы международного права. Противно было смотреть, как на наших глазах большая страна, пусть и с культурой без традиций, превращается в монстра — в гибрид судьи Линча, жандарма и палача в одном лице. Остановить США на этом пути в пропасть было бы именно на пользу американцам.
И вот, оказалось, что наш расколотый по множеству трещин народ в этом мнении един. А небольшое меньшинство, тянущееся, как рыба-прилипала, за акулой империализма, уже окуклилось и окончательно определило себя как меньшинство отщепенцев. Такое меньшинство всегда оформляется в критические моменты истории.
Но это — единство во взглядах на мировые процессы. Гораздо важнее, что у нас складывается общее мнение и во взглядах на то, что происходит в своей стране. Одинаково начинают смотреть на наши собственные болезни люди, даже стоящие на разных политических платформах — вот что важно.
Получилось так, что за две недели мне пришлось участвовать в трёх собраниях разного типа, где ораторы мазок за мазком рисовали картину состояния РФ. И эти три картины оказались схожи, хотя собрания эти прошли под разными политическими лозунгами. Одно из них — конференция в «Президент-отеле» на тему «Власть на пороге перемен: реформа без иллюзий». Во главе круглого стола Ю. М. Лужков, два заместителя председателя Госдумы, депутаты, академики. Разговор далеко не рядовой, доклады делают видные учёные и политики «от власти». После десятка выступлений возникает вполне определённая картина состояния дел в стране. Вслед за этим прошёл съезд Конгресса русских общин. Эта организация избегает политических деклараций, она нацелена на чисто конструктивную работу в интересах русских общин, особенно на национальных окраинах России, в зонах конфликтов, за пределами РФ и т.п. Здесь тоже выступают и учёные, и дипломаты, и делегаты из областей и республик РФ. Говорят о проблемах русского населения вроде бы без политики — а картина выходит совершенно та же, что и у ораторов в «Президент-отеле».
Потом меня пригласили на совещание представителей малых левых партий и движений (без КПРФ), а также деятелей местного самоуправления и некоторых профсоюзов. Это — оппозиция, более радикальная, чем КПРФ. И что же? Из десятка выступлений опять возникла та же самая картина — хотя здесь не было ни крупных экономистов, ни мэров, ни умудрённых парламентским опытом депутатов.
Так на трёх разных форумах, прошедших под разными лозунгами, людьми из разных слоев, разными словами изложено по сути одно и то же видение того бедственного положения, в котором оказалась Россия. Все эти разные люди знали, конечно, бодрые доклады Грефа о «росте ВВП», о якобы укрощённой инфляции и т.д., но одинаково считали всё это несущественным по сравнению с теми неумолимыми угрозами, что надвигаются на Россию. Образ суровой действительности как будто вырисовался в пространстве, и его уже нельзя не видеть. То, что столь разные части общества увидели его одинаково, вселяет надежду. Значит, восстанавливается здравый смысл и, в принципе, мы сможем договориться — как народ, а не как антагонистические классы.
Но пока что можем договориться лишь «в принципе». Видеть одинаково — не значит пойти затем по одной дороге. А, кроме того, во всех трёх случаях проявилось одно свойство, отражающее глубину нашего кризиса — общее оцепенение, если не сказать ужас, при виде этого «образа суровой действительности». Каждый оратор, описав «свой» кусочек общей картины, не связывал его с кусочком предыдущего оратора. Никто не завершал изложение выводом. А ведь в воздухе буквально висел вопрос: «Что же делать?»
Ещё недавно на этот вопрос были наготове ответы. Нельзя было, конечно, не видеть «массивных» процессов деградации главных систем жизнеобеспечения страны — квалификации работников, производственной базы, армии, здравоохранения и т.д. Но на это говорилось, что, ах, пока «нет денег». А деньги — дело наживное. Вот-вот хлынут иностранные инвестиции, а наши предприниматели завалят западные рынки лучшими и дешёвыми товарами. Ведь мы, слава Богу, освободились от плановой системы, у нас теперь частная инициатива, свобода, господа и различные источники богатства. Сейчас об этом не вспоминают, молчат об инвестициях, остались господа, причём прожорливые.
Но главное, всем вдруг приоткрылось, что все эти системы жизнеобеспечения стоят так дорого, что никакой возможности содержать их на рыночных началах у России нет и не будет. При плановой системе — «не на продажу, а для себя» — страна могла их содержать, а при рынке не может, нет таких денег.
Возьмём наглядную вещь — отопление городов. В советское время содержание этой системы брало на себя государство. Никто и не знал, что в среднем на отопление квартиры одного газа уходило, по мировым розничным ценам, на 2 тыс. долларов в год. Но газ — лишь текущие расходы. Надо ещё прокладывать и содержать теплосети, строить и эксплуатировать ТЭЦ и котельные — это целая сложная отрасль теплоэнергетики с централизованным теплоснабжением.
Как только в 1991 г. ликвидировали плановое хозяйство, оказалось, что государство содержать отопление не может, и правительство его просто бросило на произвол судьбы — котлы не ремонтировались, теплосети не перекладывались. Зимой 2002/2003 г. начался обвальный рост числа аварий. Чуть где поднимут из-за морозов температуру воды (а значит, и давление) — полностью изношенные трубы разрывает.
Касьянов пообещал, что состоятельным людям будут ставить индивидуальные «квартирные» мини-котельные на газе. Бедняки пусть, мол, делают буржуйки и топят мемуарами Ельцина и Гайдара. Но не стоит «состоятельным» обольщаться — распределительные газовые сети РФ не рассчитаны на такой расход газа. Об электросетях и говорить нечего. «Состоятельные» с их домашними саунами и грилями уже привели сети в аварийное состояние. Например, в Петербурге нагрузка на сети в три раза превысила допустимые нормы. Когда этой зимой в ряде районов там отключилось отопление и люди стали включать обогреватели, вышибло предохранители в домовых щитах. Когда жители стали ставить «жучки», начались аварии районных систем — всего по городу этой зимой произошло 1300 таких аварий.
Что же дальше? Ведь массовые отказы отопления — катастрофа для жителей. Почему граждане не могут осознать масштаб угрозы и оценить скорость её приближения? Видимо, часть людей не имеет мужества признать, что положение в стране может подойти к такому рубежу, не хочет думать и волноваться. Будь что будет! А другие считают, что наше общество уже совершило перескок к индивидуализму и солидарного противостояния угрозе организовать уже невозможно.
Кое— кто верит, что в момент катастрофы общество разделится на меньшинство, которому ОМОН гарантирует доступ к ресурсам жизнеобеспечения, и большинство «отверженных». В уме таких людей возобладала та утопия, которую провозгласили демократы — меньшинство построит себе островок благополучия, а большинство, лишённое жизненных ресурсов, уйдет в бараки и постепенно вымрет. Эта утопия неразумна, а в отношении отопления даже безумна — не сможет меньшинство отцепиться от общей трубы, вместе замёрзнем.
Никакой организационной и психологической подготовки к грядущему кризису не ведётся, нет и признаков самоорганизации населения. Лишь 20% опрошенных обеспокоены степенью износа теплосетей, больше говорят о повышении оплаты. Власть, наконец-то, признала, что ремонт сетей — вещь неподъёмная, а создать автономные системы в имеющемся жилом фонде невозможно. Расписалась в своём полном бессилии, так хоть растолковала бы людям серьёзность положения!
Отопление — частный пример. В таком же состоянии водопровод — представьте себе, что большой город остался без воды. Быстро растёт доля ветхого и аварийного жилого фонда. Но и ЖКХ — частный пример. Давайте же сделаем общий вывод — обо всём нашем жизнеустройстве. Нам кажется, что у нас есть какой-то общественный строй — политическая система, производство и торговля, школы и больницы… Но ведь всё это существует лишь постольку, поскольку существуют и незаметно работают огромные технико-социальные системы — заводы и колхозы, транспорт и отопление, армия и милиция. Рухни любая из этих систем — сразу, как карточный домик, развалится всё жизнеустройство, мы перейдём к иному образу жизни.
И вот, располагая опытом истёкшего десятилетия, мы должны сделать, наконец, вывод, который проверен и перепроверен, стал непререкаемым. Целый ряд больших систем, созданных за советский период, как оказалось, не могут быть преобразованы в системы рыночного типа. Сломать их или изуродовать можно, а переделать — никак.
Не удалось заменить колхозы и совхозы фермерами, как ни старались. Не удалось перестроить промышленность по западному образцу, несмотря на приватизацию. Десять лет бьются над «реформой» армии, а сумели лишь сделать её небоеспособной. Задушили науку — а другой не появилось. Частной медицины не возникло, если не считать стоматологов да венерологов. Бьются над расчленением Единой энергетической системы, но только изуродуют её. Так что никакого нового общественного строя не сложилось и не сложится — просто над советскими системами жизнеобеспечения нависла шайка паразитов, которая высасывает из них последние соки. То, что творится в стране, похоже на спектакль под названием «Пляска смерти».
Второй вывод ещё тяжелее. Советские системы не поддаются перестройке — ну так строили бы новые, хорошие, рыночные! Вон сколько экспертов МВФ и Всемирного банка у нас пасётся, могли бы научить. Но нет. Нужные России системы жизнеобеспечения настолько велики, что новый режим не в состоянии за обозримый срок построить параллельно со старыми советскими иные, альтернативные системы. Отопление — простой и наглядный пример, но в действительности почти все большие системы таковы. Не могут «инвесторы» построить свою, акционерную теплосеть или Братскую ГЭС, свою, акционерную, сеть автострад. Они могут только «приватизировать» то, что построено в плановом хозяйстве.
Понятно, что многие большие системы абсолютно необходимы для сохранения общества и даже физического выживания населения. Не может существовать город без воды, без канализации, без отопления. И выходит, что замкнулся заколдованный круг. Нынешний режим не может создать новые, «свои» системы. Но режим не может эксплуатировать и поддерживать в исправном состоянии построенные ранее советские системы — близится их полный износ и отказ. Мы попали в историческую ловушку.
Таким образом, этот режим не смог создать нового воспроизводимого общественного строя — общество в его нынешнем состоянии может просуществовать лишь столько, сколько просуществуют старые советские системы. Как только откажет отопление, возникнет иное бытие. Пока трудно предсказать, какое именно, но продолжение нынешнего строя жизни будет невозможно.
Вариантов прохождения через этот кризис немного: хаос и анархия, диктатура (с НАТО или без НАТО — не так уж важно), гражданское самоуправление (советы). Скорее всего, придётся пройти через нестабильное сочетание всех трёх типов жизни. Чем раньше власть и граждане признают крах «рыночной реформы» и договорятся о проекте восстановления, тем меньше потерь мы понесём в этот период и тем более человечным и справедливым будет тот строй, что возникнет после катастрофы.
Апрель 2003г.
СОВЕТСКИЙ СТРОЙ — ПАМЯТЬ И МАТРИЦА ДЛЯ БУДУЩЕГО
Спасительная кровь
Исполнилось десять лет событию, которое давно должно было бы войти в учебники истории России — если бы эти учебники писали не прикормленные Соросом профессора. Это — 3 и 4 октября 1993 г., когда несколько тысяч безоружных людей попытались своими телами защитить остатки достоинства и права. И эта их попытка кончилась расстрелом, который к тому же загодя готовился как всемирный телевизионный спектакль, поданный на все «цивилизованные страны» с синхронным переводом американских комментариев.
События того Октября — не политические. Политика в них была, но как оболочка, почти как шелуха. Они важны для каждого русского, какую бы позицию он в политике сегодня ни занимал. Это был выброс духовной, а не материальной силы. Неожиданный и никем не организованный отклик на зов совести. То, что таких людей, какие откликнулись на этот зов с риском для жизни, ради уже почти задушенных, еле мерцающих идеалов, было множество — вещь удивительная. Ею каждый русский и каждый советский может гордиться. Даже тот, повторяю, кто с этими идеалами и с правдой тех людей не согласен.
Потому-то идеологические шавки стараются так принизить те события: «Это был путч! Это была разборка между сторонниками Ельцина и Хасбулатова!». Эти подонки пера и экрана взялись оболгать мёртвых, прекрасно зная, что для тех, кто пришёл к Дому Советов, и Хасбулатов, и Руцкой были ноль. Такой же ноль, как и сейчас. Конечно, говорили и о них, и о Ельцине, и о Конституции — но чтобы как-то прикрыть обыденными словами то невыражаемое, что их туда привело и соединило.
Стараясь придать тем событиям образ мелкой стычки сходных политических шаек, нынешние идеологи хотят вытравить из обихода понятия чести и совести, гордости и самоотверженности. Всё это, мол, не для русских.
Весь мир видел — умирать к Верховному Совету РСФСР пришли тысячи именно простых людей, причём с плохо скрытым презрением к депутатам, отдавшим РСФСР на растерзание тому режиму, который теперь отбрасывал этих депутатов, как рваную тряпку. Что же двигало этими людьми? Об этом не говорили, даже стеснялись. А двигали ими именно чистые чувства. Такое редко бывает — а у нас было, перед нашими глазами.
И не бесшабашные были эти люди, предвидели финал. Когда обыскивали карманы юношей, убитых около Останкино, находили квитанции на загодя оплаченный гроб. И это было идеализмом! Не хотели эти юноши, чтобы на гроб для них тратилось постылое правительство? Так и по этим квитанциям гробы для них власти не забрали — на рассвете свезли их в крематорий, навалом на грузовиках.
По какому-то закону диалектики, с разнузданной силой проявилась в те дни душевная низость и мелочность тех, кто отдал приказ о расстреле или радовался этому приказу, Я тогда, сравнивая, полностью успокоился: эти люди, которые пробрались к власти, рано или поздно будут из России смыты, они с ней духовно несовместимы.
Вспомните, как началось: в огромном здании Дома Советов, полном людей, отключили свет, отопление и водопровод. А был уже снег на дворе. И этой низости аплодировала интеллигенция — поэты, музыканты. Потом, когда полностью блокировали Дом Советов и в его дворе осталось около семи тысяч граждан, к нему подогнали жёлтый БТР с мощными динамиками, чтобы день и ночь оглушать этих людей похабными песнями. Получайте, идеалисты! Это люди Волкогонова постарались, «политработники».
Сам Волкогонов тоже поставил своего рода рекорд низости. После расстрела Дома Советов из танков, он тут же официально выступил по телевидению и заявил, что обстрел вёлся болванками — снарядами без взрывчатки. Лишь для сотрясения здания! Вот как нагло врёт эта власть. В Доме Советов были и артиллеристы, они зафиксировали тип снаряда при каждом выстреле. Были и самые современные снаряды кумулятивного действия. Взрываясь внутри здания, они давали такую взрывную волну, которая разрывала тела всех, кто находился в помещении. Те, кто после взрыва вбежал в эти помещения оказать помощь раненым, рассказывали, какое страшное зрелище представало их глазам. Помощь оказывать было некому. Но не о Волкогонове разговор. Он был подлец по долгу службы, к тому же неплохо оплачиваемой. Удивляет «бескорыстная» низость московской культурной элиты.
Президиум Российской Академии наук публично одобрил действия Ельцина. Браво, господа! Слава российской науке! Так что же вы потом жаловались, что Академии не платили зарплату? Вы же плюнули на кровь тех, кто и пытался защитить строй жизни, при котором наука была нужна и её уважали.
А те меломаны, которые потекли на ритуальный концерт на Красной площади 3 октября, загодя отмечающий окончательную победу «демократии»? Ведь знали, что совсем рядом — сгусток горя и гнева сограждан. Возрождали обычай накрывать победный пир над телами связанных и задыхающихся побеждённых? Ну, ладно, Ростропович (какое верное имя — Мстислав!) — а зачем было в день национальной трагедии участвовать в этом балагане простому учителю, врачу, инженеру? Ведь их друзья по работе в это время около Дома Советов буквально готовились к смерти.
Ведь уже и толпы мародёров начали подтягиваться к Дому Советов, пока метро не закрылось. Их Гайдар пригласил по телевидению — вспомните это, голосующие за СПС. И вспомните истерику Немцова: «Давите их! Давите, Виктор Степанович!»
Я не хочу говорить о той стороне событий, которая била по чувствам, потрясала. Хочу вспомнить вещи вторичные, почти незаметные, но, по-моему, важные для всех, кто пытается понять самих себя, сегодняшних.
Около Дома Советов собрались люди из разных слоев общества, конфликт вышел за рамки политического. Этих людей влекло что-то общее, сохранившееся в народе. Было там много рабочих и инженеров, но я видел там и нескольких видных профессоров (даже моего первого научного руководителя в университете). Только с нашего курса химфака МГУ я встретил четырёх, а кого-то, может, не узнал.
Все эти люди, чтобы прийти и остаться, от многого отрешились. Но потом уже об этом не думали и не говорили. Съёживались и нервничали, когда ОМОН в очередной раз имитировал атаку с дубинками, давил на нервы. Как расширялись зрачки у женщин и девушек — глаза чёрные, совсем без радужной оболочки. Хотелось каждой поклониться. Но не уходили — это как-то было вычеркнуто из вариантов поведения. Только по утрам, когда мужчины виновато уходили на работу, спрашивали: «Вернётесь?»
В ночь на 28 сентября я, промокнув насквозь и чувствуя озноб, поехал домой переодеться. А утром Дом Советов был полностью блокирован, безуспешно туда пытались пробиться даже депутаты. Один полковник милиции объяснял: «Граждане! Вас мало, и поэтому с вами можно не считаться. Вот если бы вышло вас полмиллиона, то ничего этого бы не было». Но говорил он эти разумные слова как раз тем, кто пришёл, а не тем, кто глазел у телевизоров и на чьей совести поэтому тоже есть капельки крови.
Вот, вечером 28 сентября от посольства США на блокаду Дома Советов России передвигался батальон дивизии им. Дзержинского. Толпа ревела им: «Фашисты! Фашисты!»
Я подошёл поближе и смотрел в лица солдат, одетых в каски и бронежилеты. Это были мальчики, все как один худые, щуплые, с русскими лицами, неспособными скрыть никакое чувство. В глазах их застыл ужас. Ужас перед тем, что им могли приказать сделать.
Когда передние ряды ревевшей толпы, придвинувшейся к колонне, увидели глаза этих солдат, многие женщины заплакали. Они стали совать солдатам яблоки и сигареты. Им было жалко этих вооружённых детей гораздо больше, чем самих себя. Кто из них за Хасбулатова, кто за Ельцина? Это же чушь. Все видели: это две родные части одного народа, которые заталкиваются подлыми политиками в какую-то страшную мясорубку. Да, русские люди не могут организоваться, чтобы умело этому противостоять. Но душу свою они вам, господа, не продали (кое-кто из любопытства отдал даром, но это другое дело).