Странно, но сегодня — ни малейшего оттенка неудовольствия.
   — Что-нибудь случилось дома?
   — Нет… у брата друга — свадьба. Пригласили… А что — срочное дело?
   — Нет, нет, что вы, Сергей Петрович, никаких срочностей. Желаю приятно провести вечер. Если возникнет необходимость, — начальник выразителшьно постучал себя по горлу, — можете завтра устроить себе выходной…
   С одной стороны, подгоняет расследование убийства Басова, с другой — щедро наделяет свободным днем? Уж не поехала ли у начальства крыша? Бабурин понимал: «крыша» — на месте. Просто лишний раз подчеркивают: можешь не торопиться, банкира не воскресить, с поимкой убийц не грех и подождать.
   Настоящих убийц — не подставленных. Типа жены убитого и ее любовника…
   На этот раз Оборин ничего не придумал: двоюродный братец, действительно, cуществовал и, действительно, женился. Молодой бизнесмен свадьбу организовал с размахом — в ресторане, гостей наприглашал — с трудом разместились в зале.
   Часа полтора пришлось потерпеть, кричать «горько», изображать легкое подпитие. Потом друзья незаметно покинули ресторан и медленно пошли по улице.
   Темнело. Гуляющих немного, больше — пьяных и проституток.
   — Мальчики, не желаете расслабиться? — загородила дорогу щедро накрашенная красотка. — Могу принять сразу двоих, если не хотите групповуху — найду подружку. Возьму недорого…
   — Иди, иди, путана, поищи других, — посоветовал Оборин. — У нас в кармане — космический вакуум.
   Услышав про «вакуум», проститутка разочарованно вздохнула и переключилась на немолодого мужчину в распахнутом плаще. С тем ей больше повезло — быстро сторговалась и повела клиента в сторону автобусной остановки.
   — Что нового? — спросил Бабурин. Не потому, что так уж нуждался в информации сыщика — просто нужно же о чем-то говорить? — Удалось что-нибудь узнать?
   Вопрос — на дурачка. Слишком мало прошло времени для каких-то результатов, это у котов с кошками быстро получается: перемяукались на крыше две-три минуты — ожидай котят. Сыск — дело тонкое, не терпящее торопливости.
   Но Оборин вдруг выразительно подмигнул в сторону прислушивающегося к их разговору грязного бомжа. Вполне возможно, что мужик — вовсе не бомж и не алкаш — посланец тех самых начальников, которые дуэтом отсылают своих подчиненных в сторону, противоположную от действительных убийц.
   Прошли метров сто. Димка огляделся и заговорил.
   — Кое-что. Не знаю, состыкуется ли это «кое-что» с нашим дельцем, но обсудить не помешает… Есть у меня дружок в военной авиации, служит в главном штабе ВВС. Вот он и поведал мне странную историю, которая произошла на одном из кавказских аэродромов…
   И Димка рассказал о расшифрованных записях «черного ящика» подбитого боевиками транспортника. Непонятная беседа произошла между членами экипажа. Какой-то грузовик с подарками десантникам и детским питанием, какой-то старший лейтенант, охраняющий этот «стратегический» груз…
   — Представляешь, огромный самолет перевозит на Кавказ кашку и молочко. И не пару десятков тонн — один грузовичок… Бортмеханик спрашивает старлея: кому эти консервы предназначены? Тот, как водится, ссылается на начальство, высказывает предположеия: детишки ныне ходят в ротах и полках, им, дескать, и везем… На обратном пути самолет подбивают стингером. Мало того, на следующий день находят на дороге сожженный грузовик, а в кустах — трупы офицера и солдата-водителя.
   — А детские консервы?
   — Разбросаны по дороге. Думаю, среди ящиков хранилось нечто важное, ради перевозки которого и затеяна была вся эта история.
   — Какая связь, по твоему, между сбитым транспортником и убийством банкира?
   Оборин улыбнулся. Хитро и угрюмо, одновременно.
   — Ну, я, как водится, погрузился в недра военной контрразведки. Поговорил со знакомыми ребятами, порылся в их бумажках… Так вот, тот самый грузовик на московском аэродроме сопровождала черная «волга», не имеющая отношения к военному ведомству. Постояла до взлета «Антоши», пассажиры помахали вслед ему ручками и поехали к шоссе. Возле выездного КПП подошел к ним какой-то офицер без погон, побеседовал…
   — Не пойму, почему тебя так заинтересовал этот плохой детектив?
   — Потерпи, дружище, не пыли… Так вот, по описанию свидетелей один из пассажиров «волги» удивительно напоминает убитого банкира, а человек, беседующий с беспогонным офицером — сухопарого дружка и конкурента покойного… в золотых очках.
   У Бабурина прервалось дыхание. Вот она, разгадка убийства! Сработал все же нюх сыщика, повел его по верному следу. Похоже, заказчик вычислен, дело за малым — отыскать убийцу. Но это уже задача не Оборина — следователя прокуратуры.
   — Какие меры приняла контрразведка? Все же — военный аэродром…
   — А — никаких! Приказали закрыть дело. Дескать, не просматривается ничего криминального, никакой угрозы безопасности страны. Велели искать боевиков, подбивших самолет и убивших офицера. Остальное — ерунда. Уверен — боевиков не нашли. Точно так же, как не отыскали «поклажу». Имею в виду не детские консервы, а то, что было спрятано между ними.
   Помолчали. Оборин — переживая сказанное, Бабурин — пытаясь проникнуть в глубь полученной информации. Такова уж манера прокурорского детектива — не ограничиваясь поверхностным «осмотром», забираться в нутро, копаться в недосказанном, в разных там междометиях и умолчаниях. Только после такого углубленного «анализа» Сергей Петрович двигался дальше.
   В сгустившейся темноте на лавочке бульвара возились двое алкашей. То ли занимались сексом, то ли — шутливой борьбой. От скамейки плыл густой, многоэтажный мат. За действиями матерщиников с увлечением следили две девчушки лет по четырнадцати, не больше. Скорей всего, подрастающее поколение проституток.
   — Подумать только, и милиции нет. Раньше чуть ли не на каждом углу дежурили, следили за порядком, а сейчас…
   — Это потому, что я — на страже, — невесело засмеялся Димка. — Последние денечки.
   — Почему — последние?
   — По приказу убываю на стажировку аж в Германию. Подфартило твоему дружку. Поеду передавать немцам опыт российской уголовки, заодно, начинять собственные мозги, — помолчав, добавил далеко не веселым тоном. — Похоже, кое-кто вычислил наше с тобой содружество и посчитал дальнейшее мое пребывание в Москве смертельно опасным… Сам знаешь, для кого опасным. Спасибо еще, что отправляют в Германию, а не на тот свет.
   — И все же, как тебя вычислили? Где и когда прокололся?
   Оборин смерил друга насмешливым взглядом. Даже в темноте этот взгляд будто обжег Сергея. Он терпеть не мог выглядеть наивным глупцом, малоумком, которых жалеют и презирают.
   — Это не я прокололся, а ты. Пасут тебя, Серега, нагло и почти открыто пасут. Засекли наши с тобой встречи и решили: сыщик работает на следователя, помогает ему. Пора рассечь опасное содружество, оставить прокурорского чистоплюя в одиночестве… Дошло или продолжить?
   — Дошло, — сердито буркнул Бабурин, провожая опасливым взглядом двух «джинсованных» парней. — Вот только слежки не замечал…
   — Зато я засек. Вернее, не я — Адуев. Спасибо ему — подсказал. Так что разрешаю из двух заработанных мною бутылок одну распить с Ахметом.
   Вот тебе, бабушка и Юрьев день, подумал Сергей. В самый ответственный момент следствия его лишают единственного помощника. Одному, пожалуй, на два «фронта» не управиться. И открыться, попросить о помощи — некого, нет на примете таких, как верный, изученный с головы до пят, Димка Оборин… А ведь заказчики убийства банкира — на расстоянии вытянутой руки. Еще одно усилие и — повязаны.
   Прав толстый сыщик, до чего же прав! Кому-то страшно не хочется допускать двух наивняков близко к раскрытию тайны преступления. Вот и получили купленные начальнички задания: ударить излишне активных подчиненных по рукам, отбить охоту и дальше углубляться в святая-святых криминального бизнеса.
   Только теперь следователь понял, почему в приемной юридической консультации деваха, убившая Ханжу, выстрелила в него. Если бю не оборинский парняга с золотым крестом, лежать бы ему рядом с рэкетиром.
   Бабурин недоуменно огляделся. Где он находится — в родной России или в той же Америке? Почему, выслеживая преступников, ему приходится бояться собственного начальства, маскировать идиотскими предлогами встречи с институтским другом, сотрудником уголовки? Мало того, что ему фактически приказали не трогать убийц — еще и слежку организовали, и убить попытались!
   Сергей Петрович непокорно, будто дикий жеребец, на которого пытаются набросить узду, вскинул голову. Нет, сдаваться он не намерен, еще посмотрим, кто кого перехитрит, кто кого подставит. Придется сойтись в схватке с родным начальством или кем-то повыше — сойдется. Кажется, пора отрешиться от благоразумия и опаски.
   Жаль только, что его лишают помощника…
   — Значит, остаюсь в гордом одиночестве?
   — Обижаешь, дружан, — скривился Оборин. — Ни за что обижаешь… Одному тебе только проституток ловить. На подобие той, которая только-что хвасталась управиться с двумя мужиками одновременно… Короче, вчера переговорил я с Ахметом Адуевым… Помнищь, о нем базарили в курилке? Подтверждаю: парень звезд с неба не хватает, глупую рыбешку из речки не вытянет. Но упрям, как тот самый баран из детской сказочки. Получит наводку, упрется рогами — не сдвинуть.
   — И ты открылся ему?
   — Не совсем — самую малость. Меня Адуев, понятно, не заменит — такой, как я, попросту незаменим, — с напускной гордостью развел он руками, — но при необходимости плечо подставит. Не сомневайся.
   — А как быть с его национальностью?
   Оборин брезгливо пожал плечами и отвернулся. Будто подсунули ему под нос нечто дурнопахнущее, вызывающее тошноту.
   — С таким же успехом можно заподозрить нашего Квасмана в работе на израильскую разведку. Честно говоря, меня всегда злит тупоумие тех, кто разделяет людей по национальному признаку. Да, Адуева я недолюбливаю, но это идет не от его национальности. К примеру, на дух не выношу украинца Кондратенко и чистейшего, без примесей, русака Павлова… Ох, черт, опять меня понесло! Дебаты по национальному вопросу считаются закрытыми…
   — А телефон дружка из контрразведки дашь?
   — Конечно, дам…Мало того, вчера же заочно отрекомендовал тебя, посвятил парня в суть дела. Не так, как Адуйчика — полностью, ничего не скрывая. Сашка не тот человек, от которого нужно прятаться. Отличный мужик. Вот он заменит Оборина.
   — Когда можно ему звонить? — спросил Бабурин, пряча в записную книжку листок с записанными телефонами. — Если домой — не обидится?
   — Когда и куда пожелаешь…
   Снова — молчание. Все темы разговора исчерпаны, общение — в тягость, пора разбегаться. Тем более, что в любом прохожем чудится «топтун»…
   Если судить по спокойному басу, ответившему по телефону, Вертелов видится крепким широкоплечим парнем. На жаргоне таких людей нередко именуют «амбалами». Говорит кратко, отрывисто, разделяя фразы такими же короткими паузами. Будто вбивает гвозди.
   — Знаю. Димка говорил. Завтра в двенадцать подруливай к входу на стадион «Динамо». Ты — на колесах?
   — Нет. Пока хожу ножками.
   — Вот и ладушки. Тогда я появлюсь в тачке… Стой, не дергайся — сам объявлюсь.
   Похоже, Вертелов принадлежал к людям, не признающим обращения на «вы». Как правило, такие по натуре открыты и добродушны. Но как совместить профессию контрразведчика с открытостью характера? Все равно, что виляние хвостом сторожевой собаки с угрожающим рычанием.
   Подозрительное несоответствие! Не рекомендуй Вертелова Димка, следователь ни за что не пошел бы на встречу. И все же всю дорогу до Динамо Бабурин задумчиво улыбался. Будто мысленно изучив краткий диалог с Сашкой, понял — ничего опасного. Соответственно, смыл с души опасения, подпитал ее уверенностью в благополучном исходе задуманной операции.
   Обрезанная великая страна, разгромленная экономика, низведенное до крайней степени нищеты население и на фоне этого стихийного бедствия — честные, преданные делу люди. Не пропившие совесть, не продавшие за долларовые подачки высокие идеалы справедливости и верности. Возможно ли такое или Бабурин плавает в розовом тумане высокопарных мечтаний?
   Почему-то очень хочется верить в существование наивных дурней. Дай-то Бог, чтобы этим дурням удалось оттеснить и отправить в небытие черных дьяволов, пожирающих собственную страну.
   Если Вертелов — такой же честный дурень, как и прокурорский следователь, то будущий сотоварищ по расследованию убийства вполне заменит убывшего на стажировку в Германию Димку Оборина. И это радовало Сергея Петровича, внушало уверенность, придавало силы…
   Бабурин вышел из автобуса, огляделся. Множество продавцов и покупателей, жуликов и бомжей, нищих и богатых. Слепок с российской действительности. В стороне припаркованы легковушки. В большинстве — иномарки, родных «жигулей» и «москвичей» — единицы. С краю автомобильного табуна стыдливо приткнулось несколько «запорожцев».
   — Серега! — окликнули Бабурина из непрестижного «москвича». — Ныряй в машину. Пойдет дождь — вымокнешь.
   Дождя не ожидалось, облака, закрывающие небо, постепенно расходились, открывая голубые полыньи, но следователь охотно, не дожидаясь повторного приглашения, сел на переднее сидение рядом с водителем. Парень мордастый, веселый, с умными глазами. Чем-то неуловимо напоминает Димку Оборина. Конечно, не внешностью: Димка — добродушный толстяк, этот — жилистый, крепкий. Но оба — весельчаки.
   «Москвич» фыркнул, выкатился из ряда легковушек и завилял, выбираясь на оживленное шоссе.
   — Противно, но приходится маскироваться. Раньше такое в дурном сне не приснилось бы: прятаться дома. И от кого — от собратьев по профессии. Но тебя явно пасут… Не поворачивайся, пусть думают — мы ничего не заметили.
   А Бабурин и на самом деле ничего не заметил. Обычное скопление транспорта, обычные светофоры, гаишники, пробки. Только наметанный взгляд профессионала может разобраться, отбросить ни в чем неповинные легковушки, засечь одну, выслеживающую.
   В облике Вертелова — ничего особенного, обычный человек, автолюбитель. Кличка «амбал», приклеенная к нему следователем, попросту смехотворна. Ни широченных плеч, ни выпуклой богатырской груди, ни упрямо выпирающего подбородка. Обычный здоровяк.
   — Сегодняшняя встреча — «обнюхивание». Ничего потрясного сказать не могу. Работаем.
   — Начальство не мешает работать?
   Вертелов понимающе усмехнулся.
   — Наоборот, помогает. Не все продано-куплено — не успели. Дает о себе знать специфика контрразведывательной профессии… Короче, потерпи парочку недель. Кажется, удалось высветлить беспогонного мужика. Авось, с его помощью выйдем на заказчиков… Работать будем попрежнему: ты — снизу, я — сверху. Состыкуем информацию — все ясно-понятно. Встречаться с тобой, как сейчас, не придется — опасно. Имеешь надежного человечка?
   Бабурин вспомнил о «подарке» Оборина — Ахмете Адуеве. Вот когда пригодится упрямый сыщик, не хватающий звезд с неба! Кратко нарисовал будущего «почтальона».
   — Годится, — олобрил контрразведчик. — Димка говорил про него.
   Талантливый человек Димка, про себя восхитился Сергей Петрович. Понимал, толстый весельчак, что контрразведка и уголовный розыск — родственные структуры, их сотрудники постоянно общаются друг с другом и никто не подумает плохого. Мало ли зачем ходит Адуев к Вертелову, не обязательно их встречи привязаны к убийству банкира.
   Другое дело — прокурорский следователь, ведущий следствие по погибшему Басову. За километр пахнет «криминалом», обоюдной заинтересованностью. А уж встречаться с Адуевым Бабурину можно по той же схеме, что и с Обориным. Она отработана и надежна.
   Правда, действуя по этой схеме, Димка умудрился засветиться, но, видимо, по причине излишней активности. А Адуев — обычный связник, за ним следить не должны.
   Адуев охотно взял на себя обязанности связника. Во первых, его охватил азарт, важность полученного задания приятно вскружило голову. Во вторых, понял: после длительного забвения, когда сыщику поручали второстепенные дела, отодвигали на второй план, он оказался в центре внимания. Пусть не родного начальства — прокуратуры, но все же…
   До чего же обидно ощущать недоверие, ловить на себе подозрительные взгляды! И все из-за национальной принадлежности. Что из того, что он чеченец? Разве все чеченцы — предатели, убийцы и насильники, борцы за дурацкую самостоятельность какой-то Ичкерии? Лично Адуев давно уже не живет на Кавказе, сердцем и кровью повязан с Россией. Жена — полурусская, полукраинка, дети учатся в русской школе. Ахмет, конечно, общается с единоверцами, не без этого, посещает мечеть, но разве это может быть причиной для недоверия?
   — Сделаю, все сделаю, — заикаясь от волнения, твердил он Бабурину. — Только скажи, что нужно, как сказать, куда повернуть…
   — Твоя задача проста: по моему сигналу выйдешь на связь с одним человеком, передашь ему на словах мое поручение, принесешь мне ответное. Никакой самодеятельности, Ахмет, ровным счетом никакой… Понял?
   Адуев так замотал головой, что Сергей Петрович забеспокоился по поводу целости шейных позвонков нового помощника. И облегченно вздохнул — проблема связи с Вертеловым решена, он может быть спокоен за свой тыл и за… поиски заказчика расследуемого убийства. «Тыл» обеспечит Адуев, охоту за «заказчиком» — Вертелов.
   Сам же следователь, наконец, выбрал время для встречи со Старцевым, связистом Сервизбанка, «героем» одной из версий, нарисованной в мозгу и на бумаге с чертенятами.
   Ни домашнего телефона подозреваемого, ни его адреса Бабурин не знал. Конечно, можно узнать через справочное, но это — длительный процесс, а Сергей Петрович по непонятной причине торопился. Будто близился конец его жизни и хотелось максимально полно использовать отведенное ему судьбой-злодейкой время.
   Глупости! Мужику еще и сорока не исполнилось, а он думает о смерти. И все же, медлить не следует. Ибо подспудно жило в Бабурине чувство состязательности — опередить Вертелова или хотя бы достигнуть финиша одновременно с ним, голова к голове.
   Как же здорово получится: узнать имена и заказчика и исполнителя убийства! Посадить их рядышком и устроить очную ставку, для которой в голове уже готов набор острых, царапающих до крови, вопросов. Не укроются преступники, не увильнут. Достанет их следователь до самого нутра, выпотрошит все секреты.
   Прежде всего, нужно вызнать затаенное, сугубо личное. Пройтись по биографии бандюг. Не пришлось ли кому-нибудь из них начинять взрывчаткой «мерседес» и выкатывать его на улицу, по которой в это время проходила Наталья Бабурина?… Вдруг повезет и он, наконец, лицом к лицу столкнется с убийцами жены. Поглядит в глаза, с удовлетворением увидит в них животный страх перед неминуемой расплатой.
   Не исключенно, что один из этих преступников — Старцев…
   Нет, вызывать связиста в прокуратуру Бабурин не будет. Прежде всего, потому, что официальный допрос лишает следователя наслаждения победы над подследственным. Сколько ему довелось допрашивать убийц и грабителей, мошенников и рэкетиров! Привычные, многократно повторяемые стандартные вопросы навязли в зубах, сушат горло, вылетают автоматически, так же автоматически принимаются привычные ответы. Дерзкие и насмерть перепуганные, хамские и покаянные.
   Значительно лучше встретиться на нейтралке, познакомиться, как говорится, без протокола, побеседовать, перекурить. Опыта подобного общения Бабурину не занимать, не раз начальство укоряло следователя: отступаешь от принятой процдуры допроса. А ему наплевать на эту самую «процедуру», главное для Сергей Петровича результат, а он почти всегда — в его пользу.
   Без протоколов, конечно, не обойтись, но их составление можно отложить на потом, когда главное будет выяснено.
   Жаль, нельзя навестить Старцева дома, посидеть в кухне за чашками, наполненными ароматным чаем, доброжелательно, не срываясь на угрозы и матерщину, побеседвать. По имеющимся сведениям связист не имеет ни квартиры, ни семьи, живет одиноким волком. Вот и придется пообщаться со свидетелем — пока со свидетелем! — в служебно-рабочей обстановке.
   И Бабурин не стал медлить, побоялся — накатятся другие дела, вызовут к начальству, появится архисрочное задание. Ехал в травмае, потом пересел на автобус. Мысленно проигрывал предстоящую беседу с непредсказуемым окончанием…
   Сервизбанк расположен на первом этаже громадного жилого дома, там, где раньше находилась булочная-кондитерская и книжный магазин. Соединили между собой оба торговых предприятия, заменили окна солидными тонированнымии витринами, соорудили портик с остекленными дверями — получился банк.
   — Мне нужен Василий Старцев, — вежливо обратился следователь к засушенной женщине в больших очках, знакомой Бабурину по рассказу Оборина. — Нельзя ли побеседовать с ним?
   Охранник в камуфляжной форме стоит рядом, подстерегая каждое движение посетителя. Обижаться глупо, время такое, когда приходится ожидать нежелательного визита налетчиков, пожелавших поживиться деньгами и драгоценностями банка.
   — По какому вопросу? — так же вежливо осведомилась «экспонат гербария». — Представьтесь, пожалуйста.
   Вместо ответа, Бабурин раскрыл удостоверение. Раньше указание должности — следователь областной прокуратуры по особо важным делам — вызывало если не страх, то уважание. Сейчас — полное равнодушие.
   Охранник зевнул и отошел в сторону, сотрудница банка подняла трубку телефона, что-то сказала.
   Минут через десять появился Старцев. Молодец своячок, так умело описал мужика — не ошибешься. Все подметил: широкие скулы, озлобленный взгляд из-под густых бровей, нескладную фигуру, ощупывающие рабочую куртку подвижные руки.
   — Слушаю вас?
   — Следователь прокуратуры Сергей Петрович Бабурин, — солидно отрекомендовался, вторично доставая из кармана удостоверение, посетитель. Одновременно ощупал настороженным взглядом собеседника: не дрогнут ли сжатые губы, не поднимутся ли в недоумении брови? Нет, полное равнодушие и спокойствие. — Мне нужно задать вам несколько вопросов. Нельзя ли использовать для беседы одну из комнат. Не хотелось бы разговаривать в общем зале…
   — Прошу.
   Связист повернулся и шагнул в дверь, ведущую вглубь банка. Бабурин последовал за ним.
   Помещение, куда привел посетителя Старцев, мало напоминала рабочую комнату банка. Настоящая мастерская с разложенными радиодеталями, разобранными телефонными аппаратами, препарированными компьютерами. Одновременно — жилое помещение. С аккуратно застеленной раскладушкой, вымытой посудой на краю обеденного стола, тумбочкой, накрытой выглаженным цветастым полотенцем. На тумбочке в простой картонной рамочке — фотокарточка девушки, Уже знакомой следователю по описанию свояка.
   Возле рабочего стола, загруженного деталями, — пара табуретов.
   — Садитесь. Слушаю вас.
   Сурок первым занял один из табуретов, вопросительно взметнул густые брови. И снова Бабурин отметил отсутствие малейшего волнения, которое в той или иной степени свойственно допрашиваемому человеку. Если даже он ни в чем не виновен.
   — Речь пойдет об убийстве вашего хозяина. В день приезда банкира на стройку вы были там и долго беседовали с Басовым. Можно узнать, о чем?
   Следователь осторожно отодвинул коробку с набором каких-то винтиков, освободил небольшой участок стола, положил на него раскрытый блокнот, достал авторучку. Протокол, не протокол, но кое-что записать не мешает, память начинает сдавать. Да и записывающий человек как бы подчеркивает важность беседы.
   Сурок молчал.
   — Наш разговор — не официальный, без протокола. В блокноте я помечу только некоторые его детали. Для памяти. Магнитофона, как видите, нет.
   В глазах связиста — насмешливые огоньки. Дескать, знакомы ментовские подходы, пришлось пройти через все их ухищрения. Не обманешь, не получится.
   — Подозреваете?
   — А что бы вы подумали на моем месте? Сейчас под подозрением — все, кто так или иначе общался с убитым. Не исключая даже жену Басова. Поэтому не обижайтесь и не удивляйтесь.
   Сурок понимающе кивнул. Действительно, посетитель прав, он обязан проверять все окружение семьи убитого… Но Старцев посмотрел не на Бабурина — на фотокарточку. Будто по волшебству, изменилось выражение лица: вместо понимания — жесткая озлобленность.
   — Что произошло между мной и банкиром — наши проблемы. Прокуратуре знать не обязательно.
   Набычился, глаза с"ужены — не подступиться. Но Бабурин за свою долгую следовательскую жизнь и не такое видел. Были и истерики — настоящие и притворные, и угрозы, и сентиментальные вздохи.
   — После убийства вашего хозяина скрытых проблем не должно быть. Вы ненавидели Басова — значит, есть причина для его физического уничтожения. Следствие не может пройти мимо этого. Поэтому примите добрый совет: не ершитесь, будьте откровенны. Поверьте, это в ваших интересах… Алиби, конечно, нет?
   Сурок молча кивнул на угол комнаты, где стояла раскладушка. Дескать, вон мое «алиби», другое отсутствует, не запасся.
   Добрые полчаса Бабурин изощрялся в доказательствах несомненной пользы для Сурка полностью открыться, ничего не умалчивая и ничего не скрывая. Допрашиваемый помалкивал, изредка поглядывал на тумбочку. Будто просил у девушки на фото совета: как поступить, открываться или не открываться?