— Значит, научное звание — нечто вроде отпущения всех грехов: и настоящих, и будущих?… Конечно, дело ваше, но мне не ясно одно: чем я могу помочь следствию? И могу ли вообще?
— Повторяю: мне важна каждая мелочь… К примеру, как относится сестра к новым нарядам, покупает их готовыми либо шьет сама? Может быть, пользуется услугами портных? Кто они, где живут, что собой представляют? Если у сестры имеются драгоценности — купила ли она их или получила в подарок? От кого, по какому случаю?
— Не знаю! — зло выкрикнул я. — Если бы знал — все равно вам не сказал бы! Неужели трудно понять — брат сестру не продаст! Ни при каких условиях, понимаете, ни при каких? Простите за прямоту, но психологически вы — голый, круглый нуль. И как только таким «нулям» доверяют решать человеческие судьбы?
— Или, к примеру, — невозмутимо продолжал Вошкин, пропуская мимо ушей мои оскорбительные выпады в его адрес, — вышла Серафима Ивановна замуж — кто такой ее муж? Нет, нет, не с точки зрения специальности или биографии — меня интересуют, так сказать, моральные устои. По любви он женился или по расчету?… Ведь ваша сестра… как бы это выразить, не блещет красотой…
— Можете считать, что разговора у нас действительно не получилось, — процедил я сквозь накрепко сжатые губы, с трудом удерживаясь, чтобы не врубить «психологу» прямым в нос. — Лучше будет, если мы распрощаемся… Желательно — навсегда.
— И, наконец, меня особенно интересует круг знакомств: подруги, мужчины… Поверьте моему опыту, нередко анализ родственников и друзей играет в расследовании преступления решающую роль.
Спорить с Вошкиным бесполезно, это все равно, что пытаться вступать в полемику с работающим радиоприемником. Ни приемник можно перевести на другую волну либо вообще выключить, с Вошкиным, к сожалению, такой прием не удастся. Когда собеседник окончательно выходит из себя и начинает грубить, ругаться, следователь как бы выключает слух. Можешь посылать его к матушке либо к бабушке, он не реагирует, продолжает твердить свое.
Я рывком открыл дверь машины, предлагая собеседнику покинуть салон. Но Вошкин не торопился. Помолчал, будто собираясь с силами для решающего броска. Я насторожился. Что еще собирается преподнести мне человек с «вшивой» фамилией?
— Кстати, слышал — вы числитесь неплохим автомехаником. А у меня — несчастье: «жигуленок» забарахлил, что случилось, не могу понять… Посмотрите? Гараж неподалеку — три остановки автобусом…
Вступать в конфликт с человеком, в руках которого, можно сказать, судьба твоей родной сестры, — глупее трудно придумать. А тут подбрасывают нечто вроде спасательного круга: исправишь машину — добрее сделаюсь по отношению к твоей преступной сестричке.
Все правильно. Рыночные отношения…
— Посмотрю, почему не посмотреть… Только не сейчас. Извините, Сергей Сергеевич, тороплюсь…
2
3
4
— Повторяю: мне важна каждая мелочь… К примеру, как относится сестра к новым нарядам, покупает их готовыми либо шьет сама? Может быть, пользуется услугами портных? Кто они, где живут, что собой представляют? Если у сестры имеются драгоценности — купила ли она их или получила в подарок? От кого, по какому случаю?
— Не знаю! — зло выкрикнул я. — Если бы знал — все равно вам не сказал бы! Неужели трудно понять — брат сестру не продаст! Ни при каких условиях, понимаете, ни при каких? Простите за прямоту, но психологически вы — голый, круглый нуль. И как только таким «нулям» доверяют решать человеческие судьбы?
— Или, к примеру, — невозмутимо продолжал Вошкин, пропуская мимо ушей мои оскорбительные выпады в его адрес, — вышла Серафима Ивановна замуж — кто такой ее муж? Нет, нет, не с точки зрения специальности или биографии — меня интересуют, так сказать, моральные устои. По любви он женился или по расчету?… Ведь ваша сестра… как бы это выразить, не блещет красотой…
— Можете считать, что разговора у нас действительно не получилось, — процедил я сквозь накрепко сжатые губы, с трудом удерживаясь, чтобы не врубить «психологу» прямым в нос. — Лучше будет, если мы распрощаемся… Желательно — навсегда.
— И, наконец, меня особенно интересует круг знакомств: подруги, мужчины… Поверьте моему опыту, нередко анализ родственников и друзей играет в расследовании преступления решающую роль.
Спорить с Вошкиным бесполезно, это все равно, что пытаться вступать в полемику с работающим радиоприемником. Ни приемник можно перевести на другую волну либо вообще выключить, с Вошкиным, к сожалению, такой прием не удастся. Когда собеседник окончательно выходит из себя и начинает грубить, ругаться, следователь как бы выключает слух. Можешь посылать его к матушке либо к бабушке, он не реагирует, продолжает твердить свое.
Я рывком открыл дверь машины, предлагая собеседнику покинуть салон. Но Вошкин не торопился. Помолчал, будто собираясь с силами для решающего броска. Я насторожился. Что еще собирается преподнести мне человек с «вшивой» фамилией?
— Кстати, слышал — вы числитесь неплохим автомехаником. А у меня — несчастье: «жигуленок» забарахлил, что случилось, не могу понять… Посмотрите? Гараж неподалеку — три остановки автобусом…
Вступать в конфликт с человеком, в руках которого, можно сказать, судьба твоей родной сестры, — глупее трудно придумать. А тут подбрасывают нечто вроде спасательного круга: исправишь машину — добрее сделаюсь по отношению к твоей преступной сестричке.
Все правильно. Рыночные отношения…
— Посмотрю, почему не посмотреть… Только не сейчас. Извините, Сергей Сергеевич, тороплюсь…
2
Непонятный разговор со следователем не задержался в сознании… А почему непонятный, очень даже ясный. Понадобись Вошкину задарма отремонтировать свою легковушку, вот и решил это сделать с помощью брата подследственной. В виде наживки нацепил на крючок горсть дурацких вопросов — авось, заглотнет простак… Я заглотнул.
По моему твердому убеждению, любой следователь в первую очередь должен быть умным человеком. А Вошкин разве не умён? Но его так называемый ум настроен на определенную волну — личного благополучия.
Чем дальше я удалялся от Москвы, тем чаще меня начинали терзать совсем другие мысли.
Как пройдет встреча возле Ногинского вокзала? Появятся «калужские предприниматели» или мне придется газовать домой в одиночестве? Виновны ли Тихон и Владик в краже изотопа или это сделали другие, и я зря прислушиваюсь к «работе» своего организма?
Короче, проблема лезет на проблему, вопрос цепляется за вопрос…
На выезде из Москвы снова встретился с Никитой. Стоял он, помахивая палочкой, оглядывая ползущие мимо моста иномарки. Видимо, «замки» уже сняты и гаишники занялись своей привычной деятельностью — ловят нарушителей дорожных правил.
Пришлось остановиться.
— Здорово, своячок. Снова — по делам? Или просто решил прошвырнуться по Подмосковью?
— Дороги нынче стали прогулки на машине… Дела, брат, дела… Фимку навещал?
— А как же! Доставил жене передачу: колбаску, конфеты, сахар, прочую снедь. Спасибо начальнику, помог, организовал свидание не через стекляшку — в отдельной комнате.
— Плачет?
— Малость успокоилась… Сказали, скоро выпустят под подписку. Вины вроде на ней нет, следователь считает — можно изменить меру пресечения…
Подкован Никита по части юридических терминов знатно. Мера пресечения! За что, почему? Не в том ли причина, что забарахлил «жигуль» следователя?
— А сам ты как считаешь: повязана ли Фимка с грабителями или не повязана?
Никита только отфыркнулся. Будто человек, которого неожиданно окунули с головой в воду. Подумать только, родной брат не верит сестре — что тогда говорить о посторонних?
Действительно дикость. Держать ни в чем не повинного человека за решеткой, не имея для этого достаточных фактов. Посадитъ в камеру того же Вошкина — как бы он себя чувствовал?
А если взглянуть с другой стороны?
Украли изотоп не из кабинета директора института и не и не из соседней лаборатории — из той, где лаборанткой трудится Фимка. Правда, не одна — есть и другие лаборанты, и научные сотрудники, остепененные и не остепененные… Почему же сыщики положили глаз именно на сестру? Имели какие-то зацепки? Не думаю, что Вошкин добился получения ордера на арест, узнав, что брат подследственной — опытный автомеханик… '
«Москвич» бежал резво. Старенький, чиненый-перечинен-ный, побывавший в трех авариях, он, тем не менее, служил безотказно. Мне знакомы все его раны. Вмятина в правом переднем крыле — ударился при выезде из родного гаража. Помят задний капот — стукнула перед светофором иномарка. Правая калеченая передняя дверка — «прижался» «жигуль»…
Упорно вспоминал я травмы «москвича», чтобы позабыть и собственных травмах. Нелюбимая работа, не сложившаяся семейная жизнь, необходимость рассчитывать каждый рубль, чтобы дотянуть до аванса или зарплаты…
Незаметно добрался до Ногинска.
К тротуару возле вокзала причалил без пяти одиннадцать. По нынешним временам точность потрясающая. Бизнес — обязательность, а разве то, чем я занимаюсь, не зовется бизнесом?
Обычно оживленная площадь пустынна. Изредка пробежит через дорогу опаздывающий на электричку пассажир. С зубовным скрежетом тормозит перед светофором огромный автофургон. Настороженно оглядываясь, прошагает милицейский патруль.
Одиннадцать… Никого. Половина двенадцатого…
Я завел двигатель, но с места не тронулся. Лучше самых крепких тормозов держала меня надежда на получение обещанных денег… К тому же, если не появятся — заболели. Тогда завтра же — к врачу. «Откачивать» полученную дозу радиации… Не дай Бог!
— Прости, Николай, за опоздание…
Владик! На этот раз не в модном плаще — в куртке. Предчувствия оправдались — обычное опоздание, ничего страшного.
— Ладно, чего уж там…
— Понимаешь, Тихон должен был прийти, не смог, заболел…
Заболел! Вот то, чего я так боялся! Значит — радиация! А как же Владик? Да очень просто — излучение не захватило его, или зацепило краем, он тоже заболеет, только позже… И мне грозит невидимый враг, он уже проник в организм, пронизал все органы, шевелится в крови…
— Что с ним приключилось? Слабость? Боли под ложечкой?
— Обычная простуда, — пренебрежительно сообщил Владик, но мне показалось — скрывает настоящую причину неожиданно заболевания. — Жми, Коля, по известному тебе адресу. Туда, куда подвозил в прошлый раз. Тихон велел доставить тебя для серьезного разговора…
По моему твердому убеждению, любой следователь в первую очередь должен быть умным человеком. А Вошкин разве не умён? Но его так называемый ум настроен на определенную волну — личного благополучия.
Чем дальше я удалялся от Москвы, тем чаще меня начинали терзать совсем другие мысли.
Как пройдет встреча возле Ногинского вокзала? Появятся «калужские предприниматели» или мне придется газовать домой в одиночестве? Виновны ли Тихон и Владик в краже изотопа или это сделали другие, и я зря прислушиваюсь к «работе» своего организма?
Короче, проблема лезет на проблему, вопрос цепляется за вопрос…
На выезде из Москвы снова встретился с Никитой. Стоял он, помахивая палочкой, оглядывая ползущие мимо моста иномарки. Видимо, «замки» уже сняты и гаишники занялись своей привычной деятельностью — ловят нарушителей дорожных правил.
Пришлось остановиться.
— Здорово, своячок. Снова — по делам? Или просто решил прошвырнуться по Подмосковью?
— Дороги нынче стали прогулки на машине… Дела, брат, дела… Фимку навещал?
— А как же! Доставил жене передачу: колбаску, конфеты, сахар, прочую снедь. Спасибо начальнику, помог, организовал свидание не через стекляшку — в отдельной комнате.
— Плачет?
— Малость успокоилась… Сказали, скоро выпустят под подписку. Вины вроде на ней нет, следователь считает — можно изменить меру пресечения…
Подкован Никита по части юридических терминов знатно. Мера пресечения! За что, почему? Не в том ли причина, что забарахлил «жигуль» следователя?
— А сам ты как считаешь: повязана ли Фимка с грабителями или не повязана?
Никита только отфыркнулся. Будто человек, которого неожиданно окунули с головой в воду. Подумать только, родной брат не верит сестре — что тогда говорить о посторонних?
Действительно дикость. Держать ни в чем не повинного человека за решеткой, не имея для этого достаточных фактов. Посадитъ в камеру того же Вошкина — как бы он себя чувствовал?
А если взглянуть с другой стороны?
Украли изотоп не из кабинета директора института и не и не из соседней лаборатории — из той, где лаборанткой трудится Фимка. Правда, не одна — есть и другие лаборанты, и научные сотрудники, остепененные и не остепененные… Почему же сыщики положили глаз именно на сестру? Имели какие-то зацепки? Не думаю, что Вошкин добился получения ордера на арест, узнав, что брат подследственной — опытный автомеханик… '
«Москвич» бежал резво. Старенький, чиненый-перечинен-ный, побывавший в трех авариях, он, тем не менее, служил безотказно. Мне знакомы все его раны. Вмятина в правом переднем крыле — ударился при выезде из родного гаража. Помят задний капот — стукнула перед светофором иномарка. Правая калеченая передняя дверка — «прижался» «жигуль»…
Упорно вспоминал я травмы «москвича», чтобы позабыть и собственных травмах. Нелюбимая работа, не сложившаяся семейная жизнь, необходимость рассчитывать каждый рубль, чтобы дотянуть до аванса или зарплаты…
Незаметно добрался до Ногинска.
К тротуару возле вокзала причалил без пяти одиннадцать. По нынешним временам точность потрясающая. Бизнес — обязательность, а разве то, чем я занимаюсь, не зовется бизнесом?
Обычно оживленная площадь пустынна. Изредка пробежит через дорогу опаздывающий на электричку пассажир. С зубовным скрежетом тормозит перед светофором огромный автофургон. Настороженно оглядываясь, прошагает милицейский патруль.
Одиннадцать… Никого. Половина двенадцатого…
Я завел двигатель, но с места не тронулся. Лучше самых крепких тормозов держала меня надежда на получение обещанных денег… К тому же, если не появятся — заболели. Тогда завтра же — к врачу. «Откачивать» полученную дозу радиации… Не дай Бог!
— Прости, Николай, за опоздание…
Владик! На этот раз не в модном плаще — в куртке. Предчувствия оправдались — обычное опоздание, ничего страшного.
— Ладно, чего уж там…
— Понимаешь, Тихон должен был прийти, не смог, заболел…
Заболел! Вот то, чего я так боялся! Значит — радиация! А как же Владик? Да очень просто — излучение не захватило его, или зацепило краем, он тоже заболеет, только позже… И мне грозит невидимый враг, он уже проник в организм, пронизал все органы, шевелится в крови…
— Что с ним приключилось? Слабость? Боли под ложечкой?
— Обычная простуда, — пренебрежительно сообщил Владик, но мне показалось — скрывает настоящую причину неожиданно заболевания. — Жми, Коля, по известному тебе адресу. Туда, куда подвозил в прошлый раз. Тихон велел доставить тебя для серьезного разговора…
3
— Здорово, шеф Коля, — встретил меня приветливой улыбкой Тихон. — Рад видеть… А я рассопливился, кашель замучил… Так что обниматься не будем, садись на табуретку в задний угол и слушай, что скажу…
Вполне возможно — простая простуда. Сопли текут — двух платков не хватает, кашляет так, что холодильник, стоящий возле дверей, вздрагивает.
Я успокоился и послушно сел на табурет.
В комнату вошла девушка в голубых брюках и белой кофточке. Красавица, каких мне еще не приходилось видеть. Пышные юсы упали на мраморно-белые плечи, озорные глаза вопросительно оглядели меня.
— Свой, свой, не бойся, — засмеялся Владик. — Наш с Тишкой «извозчик», парень свойский, любит бабки, да и девок, судя по всему, не чурается.
Откуда он взял мое пристрастие к слабому полу? Или это написано на лбу, и он перехватил мой заинтересованный взгляд?
Вошедшая, плавно переступая стройными ножками, вздохнула, протянула мне тонкую ручку.
— Люба… Слышала, вас Николаем зовут?
— Николаем, — подтвердил я, отвечая улыбкой на улыбку. — Как отрекомендовал меня ваш Владик, рядовой «извозчик».
— Все, Любочка, познакомилась и иди на кухню. Разговор предстоит мужской, тебе слушать вредно для здоровья… Марш!
Мне показалось, что по лицу девушки скользнула тень недовольства… Или обиды, смешанной с презрением?… Гордо тряхнув прической, она ушла.
Кем эта девица приходится Тихону? Сестрой? Женой?… Впрочем, какое мне дело до их родственных связей? Но почему-то стало неприятно от мысли, что Любаша может быть женой шефа.
— Все бабы скроены на один манер: любопытны и своевольны, — укоризненно покачал головой Тихон, вздохнул. — Держать их нужно в черном теле…
Будто вспомнив нечто важное, закашлялся, схватил свежий, подсунутый услужливым Владиком, носовой платок.
— Сколь раз говорено, глазолин надо капать. Чтобы дышать, как все люди, через нос, — назидательно проговорил Владик — А ты все на природу надеешься — выручит. Как бы эта природа в могилу тебя не загнала…
— Кончай воспитывать, сявка! — зло прикрикнул Тихон. — Ты вот что, Николай, прости за то, что не встретил, сам видишь — с трудом передвигаю ноги, от койки до туалета полчаса ползу…
— Ничего страшного. Владька-то встретил… А я собирался уже отчаливать в столицу. Жду, жду — никого…
— Как это — никого? — подозрительно глянул на товарища Тихон. — Ведь Владька ушел часа за два до назначенного срока… Где болтался?
Вопрос прозвучал ударом хлыста. Владик вздрогнул, вынужденно засмеялся. Дескать, прошелся по свежему воздуху, полюбовался ночным Ногинском, разве нельзя?
— Ладно, с тобой разберусь позже, узнаю, где прогуливался и кем любовался… Странное совпадение — Любаша тоже опоздала… — Тихон покашлял в платок, старательно вычистил нос. — Дело в том, Коля, что мы не сможем сопровождать тебя в Москву, Придется ехать одному… Но на вознаграждении это не отразится, — поспешно добавил он, уловив мое недовольство. — Повезешь… кое-что, передашь… одному человеку. Владька скажем, как найти… Мы тебе доверяем, только не дай тебе Бог подвести нас… Понимаешь? Деньги дадим авансом, вперед. И товар — под честное слово… Согласен?
Странный вопрос — что мне остается делать? Отказаться? Неизвестно, как отреагируют «калужские предприниматели» на мой отказ. Вполне может появиться из-под подушки тупорылый пистолет с полным набором неопровержимых аргументов.
— Только ты не думай, что имеешь дело с бандитами или рэкетирами, — продолжил Тихон, не кашляя и не чихая. Кажется, острый разговор излечил его лучше медикаментов и припарок. — Мы с Владиком — обычные предприниматели, коммерсанты, в области покупаем подешевле, в Москве продаем подороже, и наоборот. Этим и живем. А грабить и убивать — упаси Боже!
Я вспомнил дуло «Макарова», втиснутое в мои ребра, и усомнился в правдивости «калужского бизнесмена». Соответственно выросли подозрения… Действительно ли болен Тихон или притворяется больным?
Но шеф спохватился и так натурально закашлял, что я устыдился своих мыслей… Нет, нет, Тихон действительно болен… Но почему тот же Владик не может поехать со мной в Москву? Ухаживает за больным? А если этим заняться той же Любаше?
От размышлений пришлось оторваться. Тихон вытащил из-под подушки распухший бумажник, достал из него пачку денег принялся старательно отсчитывать какую-то сумму.
Очки — на кончике носа, азартно поплевывает на пальцы, шепотом ведет счет купюрам… Типичный бухгалтер-кассир, выдающий зарплату старательному работнику…
— Как и договаривались — триста за работу, двести — премиальных, сто — компенсация за издерганные нервы при ожидании на вокзале. Итого — шестьсот. Еще получишь двести в Москве… Мужик, получивший посылочку, рассчитается…
— Годится?
Ответ застрял у меня в глотке. За десять дней, за две поездки — почти миллион! Совсем недавно, до знакомства с Тихоном, я подумать о подобном заработке не мог.
— Молчишь, значит, годится, — торжествующе усмехнулся он. — Теперь слушай. В Москве завернешь на Ленинский проспект, там, где находится ресторан «Гавана». Владик позвонит, и тебя встретят… Скажем, в два ночи… Успеешь?
В горле по-прежнему першило, и я ограничился кивком — |успею. Тем более что там ожидает дополнительное вознаграждение.
— Тогда жми на газ…
По— видимому, Тихон окончательно забыл о необходимости кашлять и вытирать нос. Ко мне снова возвратились подозрения, Странная простуда, смахивающая на примитивное притворство.
Выпустить в рейс меня одного? А что это даст «предпринимателям»
— Не знаю, дозвонюсь ли? — заколебался Владик. — Связь сейчас дерьмовая, могут не соединить…
— Тихон так резко повернулся к парню, что столкнул с кровати подушку.
— В Москву не поедешь, понял? Знаю, почему сомневаешься в связи — девка поехала домой, надеешься заглянуть к ней, да? Учти, паскуда, я могу рассердиться по-настоящему!
Кажется, Владька струсил. Глаза его забегали, руки задрожали… Ага, вот в чем дело! «Калужские бизнесмены» подкатываются к Любаше, вот и ревнуют друг друга.
— Зря ты так, Тишка… Я хочу… как лучше…
— Знаю твои «как лучше»! Мое дело — предупредить… Не советую шутки шутить — ты меня знаешь!… Проводишь Николая — садись на телефон… Давай, Коля, работай, заколачивай башли и не обращай внимания на наши разговоры. Дела эти семейные, тебя не касаются.
Если бы семейные! Именно тогда во мне зародилось тревожное предчувствие. Тихон, Владик, Любаша — компания, в которую я рано или поздно попаду. И не только в качестве «извозчика».
Но остановить, преодолеть притяжение этих непонятных людей мне уже не дано, мешают деньги, которыми меня «подкармливают».
Я распрощался и вышел. Попутно заглянул на кухню. Никого. Тихон прав — Любаша уехала.
Владик аккуратно уложил в багажник туго набитый портфель, поощрительно похлопал меня по плечу…
Вполне возможно — простая простуда. Сопли текут — двух платков не хватает, кашляет так, что холодильник, стоящий возле дверей, вздрагивает.
Я успокоился и послушно сел на табурет.
В комнату вошла девушка в голубых брюках и белой кофточке. Красавица, каких мне еще не приходилось видеть. Пышные юсы упали на мраморно-белые плечи, озорные глаза вопросительно оглядели меня.
— Свой, свой, не бойся, — засмеялся Владик. — Наш с Тишкой «извозчик», парень свойский, любит бабки, да и девок, судя по всему, не чурается.
Откуда он взял мое пристрастие к слабому полу? Или это написано на лбу, и он перехватил мой заинтересованный взгляд?
Вошедшая, плавно переступая стройными ножками, вздохнула, протянула мне тонкую ручку.
— Люба… Слышала, вас Николаем зовут?
— Николаем, — подтвердил я, отвечая улыбкой на улыбку. — Как отрекомендовал меня ваш Владик, рядовой «извозчик».
— Все, Любочка, познакомилась и иди на кухню. Разговор предстоит мужской, тебе слушать вредно для здоровья… Марш!
Мне показалось, что по лицу девушки скользнула тень недовольства… Или обиды, смешанной с презрением?… Гордо тряхнув прической, она ушла.
Кем эта девица приходится Тихону? Сестрой? Женой?… Впрочем, какое мне дело до их родственных связей? Но почему-то стало неприятно от мысли, что Любаша может быть женой шефа.
— Все бабы скроены на один манер: любопытны и своевольны, — укоризненно покачал головой Тихон, вздохнул. — Держать их нужно в черном теле…
Будто вспомнив нечто важное, закашлялся, схватил свежий, подсунутый услужливым Владиком, носовой платок.
— Сколь раз говорено, глазолин надо капать. Чтобы дышать, как все люди, через нос, — назидательно проговорил Владик — А ты все на природу надеешься — выручит. Как бы эта природа в могилу тебя не загнала…
— Кончай воспитывать, сявка! — зло прикрикнул Тихон. — Ты вот что, Николай, прости за то, что не встретил, сам видишь — с трудом передвигаю ноги, от койки до туалета полчаса ползу…
— Ничего страшного. Владька-то встретил… А я собирался уже отчаливать в столицу. Жду, жду — никого…
— Как это — никого? — подозрительно глянул на товарища Тихон. — Ведь Владька ушел часа за два до назначенного срока… Где болтался?
Вопрос прозвучал ударом хлыста. Владик вздрогнул, вынужденно засмеялся. Дескать, прошелся по свежему воздуху, полюбовался ночным Ногинском, разве нельзя?
— Ладно, с тобой разберусь позже, узнаю, где прогуливался и кем любовался… Странное совпадение — Любаша тоже опоздала… — Тихон покашлял в платок, старательно вычистил нос. — Дело в том, Коля, что мы не сможем сопровождать тебя в Москву, Придется ехать одному… Но на вознаграждении это не отразится, — поспешно добавил он, уловив мое недовольство. — Повезешь… кое-что, передашь… одному человеку. Владька скажем, как найти… Мы тебе доверяем, только не дай тебе Бог подвести нас… Понимаешь? Деньги дадим авансом, вперед. И товар — под честное слово… Согласен?
Странный вопрос — что мне остается делать? Отказаться? Неизвестно, как отреагируют «калужские предприниматели» на мой отказ. Вполне может появиться из-под подушки тупорылый пистолет с полным набором неопровержимых аргументов.
— Только ты не думай, что имеешь дело с бандитами или рэкетирами, — продолжил Тихон, не кашляя и не чихая. Кажется, острый разговор излечил его лучше медикаментов и припарок. — Мы с Владиком — обычные предприниматели, коммерсанты, в области покупаем подешевле, в Москве продаем подороже, и наоборот. Этим и живем. А грабить и убивать — упаси Боже!
Я вспомнил дуло «Макарова», втиснутое в мои ребра, и усомнился в правдивости «калужского бизнесмена». Соответственно выросли подозрения… Действительно ли болен Тихон или притворяется больным?
Но шеф спохватился и так натурально закашлял, что я устыдился своих мыслей… Нет, нет, Тихон действительно болен… Но почему тот же Владик не может поехать со мной в Москву? Ухаживает за больным? А если этим заняться той же Любаше?
От размышлений пришлось оторваться. Тихон вытащил из-под подушки распухший бумажник, достал из него пачку денег принялся старательно отсчитывать какую-то сумму.
Очки — на кончике носа, азартно поплевывает на пальцы, шепотом ведет счет купюрам… Типичный бухгалтер-кассир, выдающий зарплату старательному работнику…
— Как и договаривались — триста за работу, двести — премиальных, сто — компенсация за издерганные нервы при ожидании на вокзале. Итого — шестьсот. Еще получишь двести в Москве… Мужик, получивший посылочку, рассчитается…
— Годится?
Ответ застрял у меня в глотке. За десять дней, за две поездки — почти миллион! Совсем недавно, до знакомства с Тихоном, я подумать о подобном заработке не мог.
— Молчишь, значит, годится, — торжествующе усмехнулся он. — Теперь слушай. В Москве завернешь на Ленинский проспект, там, где находится ресторан «Гавана». Владик позвонит, и тебя встретят… Скажем, в два ночи… Успеешь?
В горле по-прежнему першило, и я ограничился кивком — |успею. Тем более что там ожидает дополнительное вознаграждение.
— Тогда жми на газ…
По— видимому, Тихон окончательно забыл о необходимости кашлять и вытирать нос. Ко мне снова возвратились подозрения, Странная простуда, смахивающая на примитивное притворство.
Выпустить в рейс меня одного? А что это даст «предпринимателям»
— Не знаю, дозвонюсь ли? — заколебался Владик. — Связь сейчас дерьмовая, могут не соединить…
— Тихон так резко повернулся к парню, что столкнул с кровати подушку.
— В Москву не поедешь, понял? Знаю, почему сомневаешься в связи — девка поехала домой, надеешься заглянуть к ней, да? Учти, паскуда, я могу рассердиться по-настоящему!
Кажется, Владька струсил. Глаза его забегали, руки задрожали… Ага, вот в чем дело! «Калужские бизнесмены» подкатываются к Любаше, вот и ревнуют друг друга.
— Зря ты так, Тишка… Я хочу… как лучше…
— Знаю твои «как лучше»! Мое дело — предупредить… Не советую шутки шутить — ты меня знаешь!… Проводишь Николая — садись на телефон… Давай, Коля, работай, заколачивай башли и не обращай внимания на наши разговоры. Дела эти семейные, тебя не касаются.
Если бы семейные! Именно тогда во мне зародилось тревожное предчувствие. Тихон, Владик, Любаша — компания, в которую я рано или поздно попаду. И не только в качестве «извозчика».
Но остановить, преодолеть притяжение этих непонятных людей мне уже не дано, мешают деньги, которыми меня «подкармливают».
Я распрощался и вышел. Попутно заглянул на кухню. Никого. Тихон прав — Любаша уехала.
Владик аккуратно уложил в багажник туго набитый портфель, поощрительно похлопал меня по плечу…
4
С полчаса я проблуждал по переулкам и проездам Ногинска. Спросить дорогу — не у кого, ночь загнала замученного страхами горожанина за крепкие запоры и собачью охрану. Половина уличных фонарей разбита, вторая половина либо перегорела,
либо тускло перемигивается.
Наконец, выбрался под светофор и облегченно вздохнул. Сейчас — прямо, никуда не сворачивая. Выскочу на Горьковское шоссе — благодать, свобода, жми под сто — никто не остановит
Только размечтался — трое парней в униформе, с короткоствольными автоматами, дубинками… Знакомая форма, навидался в Москве. Муниципальная милиция. Крутые парни, лучше с ними не связываться.
Не успел остановиться — выволокли из салона, положили и. капот. Руки — врозь, ноги — в стороны. Без лишних слов ощупали, опустошили карманы, разрешили подняться. Но автоматы, будто сторожевые псы, стерегли каждое мое движение.
— Куда на ночь глядя? — спросил парнишка в круто залом ленном берете, видимо, старший патруля. — Добрые люди второй сон видят…
С каким бы удовольствием я окунулся в первый! Но с ментами не пооткровенничаешь — выйдет себе дороже.
— В Москву, домой… У друга гостил, засиделся…
— Адрес друга, фамилия, имя, отчество?
— Он мне анкету не заполнял, — обозлился я. — Ничего я не нарушил, скорость не превысил, обгонять некого — за что задержали?
— Больно уж подозрителен, — вступил в беседу второй парень, в очках. — Да нарушение налицо. Только что на наших глазах двинул при красном свете.
По опыту знаю: спорить бесполезно. Не зря бытует старая поговорка: прав тот, у кого больше прав. А уж у нашей родной защитницы столько прав, что любого забьют.
Один из парней остался сторожить подозрительную «личность», двое принялись курочить багажник… В салон не полезли, в бардачок не заглянули. Будто знали, куда Владик положик портфель.
Пусть ищут, ради Бога! Если верить Тихону, там — купленные по дешевке шмотки: джинсы с заграничными наклейками, прочая мелочь. В Москве этого — завались, но дело в разнице цен…
— А это что?
В руке старшего патруля высоко поднят целлофановый пакет с каким-то белым порошком… Сахар? Неужели взят из портфеля!
— Друг попросил шмотье родственникам в Москве передать.
— Между прочим, это вовсе не шмотье… Очень уж смахивает на наркотик… Как думаешь, Пашка?
— Здесь и думать нечего, — не задумываясь, ответил очкарик. — Явный наркотик. — Он взял пакет, взвесил на ладони. — Грамм триста наберется. Знатный улов!
Мигом крутые парни завернули мне руки за спину, застегнули наручники. Старший сел за руль «москвича», остальные зажали меня на заднем сиденье.
— Советую вести себя спокойно. Убивать не станем, но так врежем — часа на полтора вырубишься… Поехали.
Никогда не предполагал, что отделение милиции, пусть даже муниципальной, может размещаться в такой дали и в такой развалюхе. Покосившийся инвалидный домишко с темными окнами и намалеванной над кривым крыльцом вывеской «Штаб муниципальной милиции» размещался на самой окраине Ногинска. К окну приткнулся обшарпанным носом древний «жигуленок». Вокруг дома — пустыри.
— Временное пристанище, — миролюбиво пояснил начальник. — Новое здание в центре строят — закачаешься… А вообще-то, тебе без разницы, где дуба давать: в новом штабе или в старом.
«Дуба давать»? Сильно сказано. Многозначительное предупреждение. Неужели муниципальники собираются силой выбивать признание задержанного? А что, пристегнут наручниками руки и ноги к тому же стулу и примутся «обрабатывать»…
— Мне бы позвонить…
— Адвокату, что ли?
— Адвокату, — ответил я, лихорадочно вспоминая, куда засунул| листок с номером телефона Тихона, который на прощание дал мне Владька. — Без него слова не скажу.
Листок нашелся в нагрудном кармане пиджака. Старший мент предупредительно подвинул аппарат, снял наручники.
— По правилам один звонок разрешается. Учти — только один.
Я вцепился в телефонную трубку, словно в баранку автомобиля, сползающего в пропасть.
— Алло! Алло! Мне — Тихона Петровича, — отчаянно заорал, услышав мужской голос. — Или Владислава Матвеевича!
— Все уже спят… А кто спрашивает?
— Простите, ради Бога… Это — Николай… Недавно был у вас…
— Какой еще Николай?… Я сплю…
Явно врет. Голос не похож на голос неожиданно разбуженного человека.
— На машине приезжал вместе с Владиком…
— Ах да, извозчик… Припоминаю… Сейчас разбужу…
Тихон выслушал мое паническое повествование, не перебивая. То ли сомневался в достоверности изложенных фактов, то ли решал, как помочь. Покашлял, почихал, и, наконец, заговорил.
— Ничего страшного, Коля, не тряси штанами. Выручим. Знаю, где окопались муниципальщики… Жди. Владик уже выходит.
— Будет твой адвокат? — осведомился старший, когда я с облегчением положил трубку.
— Через полчасика появится…
Меня усадили в углу на широкую скамью. Напротив уселся очкарик. Второй лег на другую скамью, подложив под голову свернутую куртку.
Старший, позевывая, изучал мой паспорт. Потом пересчитав деньги. Взялся за бланк протокола и стал вдумчиво записывать. что-то в него… Может быть, не протокол — акт? Никогда раньше не приходилось иметь дело с милицией в роли задержанного за
наркотики.
— Домашний адрес?…
— Смотри паспорт, — отпарировал я.
— А вдруг прописан в одном месте, а живешь совсем в другом? Сейчас и такое встречается…
— Где прописан, там и живу…
Похоже, влип я капитально. Если удастся освободиться — никакие деньги больше не нужны, хватит получаемых на стройке. Буду спокойно жить, работать, по вечерам балдеть перед телеком. Никогда более не выеду на ночные заработки, хватит меня Тихонов и Владиков. Лучше слышать истерические вопли жены, чем дотошные вопросы следователя.
— Можно позвонить домой?
— Задержанным разрешается только один телефонный звонок. Я тебе уже говорил. Тем более по межгороду… Долго нам ожидать твоего адвоката?
— Сказали, выехал…
Прошел час… второй… За это время можно пешком пересечь весь Ногинск и возвратиться назад… Или Тихон не сказал помощнику адреса муниципалыциков, и тот сейчас блуждает по городу? Или сделал вид, что отправился спасать меня, а сам завалился спать?
— Ну, вот что, паря, — потянулся старший. — Нам работать нужно, а не сидеть в ожидании твоего адвоката. Запрем тебя в каталажку, один посторожит, чтоб не смылся. А двое — на охоту. Авось, еще одного нарушителя отловим.
Каталажка — обычный чулан с обшарпанными стенами и толстым слоем пыли на полу. В углу — топчан. Под потолком тусклая, засиженная мухами лампочка. Ни стола, ни стульев.
Как ни пытался уснуть — не получилось. В голове — мешанина из тревожных мыслей.
Кто подсунул в портфель наркотик? Тихон с Владиком? А зачем? По-моему, работодатели обязаны оберегать своего работника, а не подставлять его. Ведь я приношу им прибыль и, судя по получаемым мною деньгам, немалую… Нет, Тихон и Владик исключаются.
Тогда — муниципальщики. А им-то что за выгода? Доказать начальству активность, заработать премии и награды? Не верится. К тому же засадить невинного человека в тюрягу не так уж просто. Не говоря уже о том, что лично мне подобная подлость доставила бы немало хлопот. Совесть замучает, не позволит ни
есть, ни спать.
А если пакет с наркотиком попал в портфель случайно? Скажем, ошибся Владька, упаковывая две «посылки»: одну — для меня, вторую — для другого «извозчика». Не один же я работаю на их компанию…
Владик появился только утром. Из-за запертой двери чулана я услышал его немного гнусавый голос.
Когда меня, наконец, вывели в общую комнату, посланца Тихона уже не было. Старший сидел за своим столом — хмурый, озабоченный.
— Был твой адвокат. Потолковали, как нынче говорят — пообщались… Короче говоря, твой портфель мы временно реквизируем… Вот, подпиши актик, — я подписал, черт с ним, с портфелем, пусть кушают его с солью или без соли, мне от этого ни холодно, ни жарко. — Деньги тоже пока остаются у нас, — Старший придвинул мне очередной бланк, я подписал его, но со значительно меньшим энтузиазмом. — Вот подписка о невыезде и о явке в органы по первому требованию, — я поставил еще одну подпись. — Паспорт пока тоже остается у нас…
— Как же я поеду без паспорта? — взмолился я. — Первый же гаишник притормозит…
— Скажешь — в милиции.
Кажется, я легко отделался. Если судить по книгам и телепередачам, человек, пойманный с наркотиками, мигом оказывается за решеткой, а после суда переселяется в зону… Меня же отпускают… Почему?
В «москвиче» рядом с водительским креслом сидел Владик. Откинулся на спинку сиденья и сладко посапывал. Так сладко, что у меня поневоле стали закрываться глаза. Всю ночь не спал, переживал, а дело-то не стоит выеденного яйца.
Когда я, излишне громко стукнув дверью, уселся на свое место, Владик нервно дернулся, гневно окинул меня взглядом… Но тут же заулыбался:
— Благополучно?
— Вроде бы… Дорого все это стоит?
— Что — все это? — Не понял или притворяется непонимающим?
— Освобождение…
— Дорого… Об этом потолкуете с Тихоном. Он ожидает.
— Какой Тихон? Мне домой нужно. С работы не отпрашивался, прогул запишут. Значит, сгорит синим пламенем премия. А мне ни к чему лишние неприятности… Особо бесплатные…
Тонкий намек на «бесплатность» моих мучений Владик отверг небрежным движением руки. Дескать, какие там бесплатные, мало ли загреб? Затвердил: Тихон разберется, Тихон поможет Тихон решит. Будто шеф всемогущ, в его власти не только милиция, но и погода… Господь Бог в преступном исполнении!
Ничего не поделаешь, придется ехать к новоявленному богу.
Но как сообщить Ольге? Ведь она с присущей ей неукротимой энергией все морги, небось, объездила, все больницы обзвонила, всех милицейских начальников подняла с постели.
Муж пропал! Кормильца похитили! За что плачу налоги, если не могу спокойно пользоваться преимуществами жены? Немедленно — розыск! По всей стране и желательно — за рубежом. Если не похитили, а сбежал — срочно возвратить под конвоем…
А вдруг она ринулась за помощью и сочувствием к родителям? Наверняка, не упустила свой шанс… Значит, и мать с отцом сейчас дергаются, не спят, не едят… Мало им одной Фимки, сидящей в следственном изоляторе.
Все это Ольга проделает не из любви к пропавшему мужу, нет, лично я ей — до лампочки. Но с того самого дня, когда она получила от меня первые тысячи, я ощутил изменившееся ко мне отношение. Правда, по-прежнему ходил полуголодный, в давно настиранных рубашках, неглаженом белье. Меня по-прежнему крестили тунеядцем и мерзавцем, каких мало… Но контроль стал намного жестче — где был, что делал, сколько заработал?
либо тускло перемигивается.
Наконец, выбрался под светофор и облегченно вздохнул. Сейчас — прямо, никуда не сворачивая. Выскочу на Горьковское шоссе — благодать, свобода, жми под сто — никто не остановит
Только размечтался — трое парней в униформе, с короткоствольными автоматами, дубинками… Знакомая форма, навидался в Москве. Муниципальная милиция. Крутые парни, лучше с ними не связываться.
Не успел остановиться — выволокли из салона, положили и. капот. Руки — врозь, ноги — в стороны. Без лишних слов ощупали, опустошили карманы, разрешили подняться. Но автоматы, будто сторожевые псы, стерегли каждое мое движение.
— Куда на ночь глядя? — спросил парнишка в круто залом ленном берете, видимо, старший патруля. — Добрые люди второй сон видят…
С каким бы удовольствием я окунулся в первый! Но с ментами не пооткровенничаешь — выйдет себе дороже.
— В Москву, домой… У друга гостил, засиделся…
— Адрес друга, фамилия, имя, отчество?
— Он мне анкету не заполнял, — обозлился я. — Ничего я не нарушил, скорость не превысил, обгонять некого — за что задержали?
— Больно уж подозрителен, — вступил в беседу второй парень, в очках. — Да нарушение налицо. Только что на наших глазах двинул при красном свете.
По опыту знаю: спорить бесполезно. Не зря бытует старая поговорка: прав тот, у кого больше прав. А уж у нашей родной защитницы столько прав, что любого забьют.
Один из парней остался сторожить подозрительную «личность», двое принялись курочить багажник… В салон не полезли, в бардачок не заглянули. Будто знали, куда Владик положик портфель.
Пусть ищут, ради Бога! Если верить Тихону, там — купленные по дешевке шмотки: джинсы с заграничными наклейками, прочая мелочь. В Москве этого — завались, но дело в разнице цен…
— А это что?
В руке старшего патруля высоко поднят целлофановый пакет с каким-то белым порошком… Сахар? Неужели взят из портфеля!
— Друг попросил шмотье родственникам в Москве передать.
— Между прочим, это вовсе не шмотье… Очень уж смахивает на наркотик… Как думаешь, Пашка?
— Здесь и думать нечего, — не задумываясь, ответил очкарик. — Явный наркотик. — Он взял пакет, взвесил на ладони. — Грамм триста наберется. Знатный улов!
Мигом крутые парни завернули мне руки за спину, застегнули наручники. Старший сел за руль «москвича», остальные зажали меня на заднем сиденье.
— Советую вести себя спокойно. Убивать не станем, но так врежем — часа на полтора вырубишься… Поехали.
Никогда не предполагал, что отделение милиции, пусть даже муниципальной, может размещаться в такой дали и в такой развалюхе. Покосившийся инвалидный домишко с темными окнами и намалеванной над кривым крыльцом вывеской «Штаб муниципальной милиции» размещался на самой окраине Ногинска. К окну приткнулся обшарпанным носом древний «жигуленок». Вокруг дома — пустыри.
— Временное пристанище, — миролюбиво пояснил начальник. — Новое здание в центре строят — закачаешься… А вообще-то, тебе без разницы, где дуба давать: в новом штабе или в старом.
«Дуба давать»? Сильно сказано. Многозначительное предупреждение. Неужели муниципальники собираются силой выбивать признание задержанного? А что, пристегнут наручниками руки и ноги к тому же стулу и примутся «обрабатывать»…
— Мне бы позвонить…
— Адвокату, что ли?
— Адвокату, — ответил я, лихорадочно вспоминая, куда засунул| листок с номером телефона Тихона, который на прощание дал мне Владька. — Без него слова не скажу.
Листок нашелся в нагрудном кармане пиджака. Старший мент предупредительно подвинул аппарат, снял наручники.
— По правилам один звонок разрешается. Учти — только один.
Я вцепился в телефонную трубку, словно в баранку автомобиля, сползающего в пропасть.
— Алло! Алло! Мне — Тихона Петровича, — отчаянно заорал, услышав мужской голос. — Или Владислава Матвеевича!
— Все уже спят… А кто спрашивает?
— Простите, ради Бога… Это — Николай… Недавно был у вас…
— Какой еще Николай?… Я сплю…
Явно врет. Голос не похож на голос неожиданно разбуженного человека.
— На машине приезжал вместе с Владиком…
— Ах да, извозчик… Припоминаю… Сейчас разбужу…
Тихон выслушал мое паническое повествование, не перебивая. То ли сомневался в достоверности изложенных фактов, то ли решал, как помочь. Покашлял, почихал, и, наконец, заговорил.
— Ничего страшного, Коля, не тряси штанами. Выручим. Знаю, где окопались муниципальщики… Жди. Владик уже выходит.
— Будет твой адвокат? — осведомился старший, когда я с облегчением положил трубку.
— Через полчасика появится…
Меня усадили в углу на широкую скамью. Напротив уселся очкарик. Второй лег на другую скамью, подложив под голову свернутую куртку.
Старший, позевывая, изучал мой паспорт. Потом пересчитав деньги. Взялся за бланк протокола и стал вдумчиво записывать. что-то в него… Может быть, не протокол — акт? Никогда раньше не приходилось иметь дело с милицией в роли задержанного за
наркотики.
— Домашний адрес?…
— Смотри паспорт, — отпарировал я.
— А вдруг прописан в одном месте, а живешь совсем в другом? Сейчас и такое встречается…
— Где прописан, там и живу…
Похоже, влип я капитально. Если удастся освободиться — никакие деньги больше не нужны, хватит получаемых на стройке. Буду спокойно жить, работать, по вечерам балдеть перед телеком. Никогда более не выеду на ночные заработки, хватит меня Тихонов и Владиков. Лучше слышать истерические вопли жены, чем дотошные вопросы следователя.
— Можно позвонить домой?
— Задержанным разрешается только один телефонный звонок. Я тебе уже говорил. Тем более по межгороду… Долго нам ожидать твоего адвоката?
— Сказали, выехал…
Прошел час… второй… За это время можно пешком пересечь весь Ногинск и возвратиться назад… Или Тихон не сказал помощнику адреса муниципалыциков, и тот сейчас блуждает по городу? Или сделал вид, что отправился спасать меня, а сам завалился спать?
— Ну, вот что, паря, — потянулся старший. — Нам работать нужно, а не сидеть в ожидании твоего адвоката. Запрем тебя в каталажку, один посторожит, чтоб не смылся. А двое — на охоту. Авось, еще одного нарушителя отловим.
Каталажка — обычный чулан с обшарпанными стенами и толстым слоем пыли на полу. В углу — топчан. Под потолком тусклая, засиженная мухами лампочка. Ни стола, ни стульев.
Как ни пытался уснуть — не получилось. В голове — мешанина из тревожных мыслей.
Кто подсунул в портфель наркотик? Тихон с Владиком? А зачем? По-моему, работодатели обязаны оберегать своего работника, а не подставлять его. Ведь я приношу им прибыль и, судя по получаемым мною деньгам, немалую… Нет, Тихон и Владик исключаются.
Тогда — муниципальщики. А им-то что за выгода? Доказать начальству активность, заработать премии и награды? Не верится. К тому же засадить невинного человека в тюрягу не так уж просто. Не говоря уже о том, что лично мне подобная подлость доставила бы немало хлопот. Совесть замучает, не позволит ни
есть, ни спать.
А если пакет с наркотиком попал в портфель случайно? Скажем, ошибся Владька, упаковывая две «посылки»: одну — для меня, вторую — для другого «извозчика». Не один же я работаю на их компанию…
Владик появился только утром. Из-за запертой двери чулана я услышал его немного гнусавый голос.
Когда меня, наконец, вывели в общую комнату, посланца Тихона уже не было. Старший сидел за своим столом — хмурый, озабоченный.
— Был твой адвокат. Потолковали, как нынче говорят — пообщались… Короче говоря, твой портфель мы временно реквизируем… Вот, подпиши актик, — я подписал, черт с ним, с портфелем, пусть кушают его с солью или без соли, мне от этого ни холодно, ни жарко. — Деньги тоже пока остаются у нас, — Старший придвинул мне очередной бланк, я подписал его, но со значительно меньшим энтузиазмом. — Вот подписка о невыезде и о явке в органы по первому требованию, — я поставил еще одну подпись. — Паспорт пока тоже остается у нас…
— Как же я поеду без паспорта? — взмолился я. — Первый же гаишник притормозит…
— Скажешь — в милиции.
Кажется, я легко отделался. Если судить по книгам и телепередачам, человек, пойманный с наркотиками, мигом оказывается за решеткой, а после суда переселяется в зону… Меня же отпускают… Почему?
В «москвиче» рядом с водительским креслом сидел Владик. Откинулся на спинку сиденья и сладко посапывал. Так сладко, что у меня поневоле стали закрываться глаза. Всю ночь не спал, переживал, а дело-то не стоит выеденного яйца.
Когда я, излишне громко стукнув дверью, уселся на свое место, Владик нервно дернулся, гневно окинул меня взглядом… Но тут же заулыбался:
— Благополучно?
— Вроде бы… Дорого все это стоит?
— Что — все это? — Не понял или притворяется непонимающим?
— Освобождение…
— Дорого… Об этом потолкуете с Тихоном. Он ожидает.
— Какой Тихон? Мне домой нужно. С работы не отпрашивался, прогул запишут. Значит, сгорит синим пламенем премия. А мне ни к чему лишние неприятности… Особо бесплатные…
Тонкий намек на «бесплатность» моих мучений Владик отверг небрежным движением руки. Дескать, какие там бесплатные, мало ли загреб? Затвердил: Тихон разберется, Тихон поможет Тихон решит. Будто шеф всемогущ, в его власти не только милиция, но и погода… Господь Бог в преступном исполнении!
Ничего не поделаешь, придется ехать к новоявленному богу.
Но как сообщить Ольге? Ведь она с присущей ей неукротимой энергией все морги, небось, объездила, все больницы обзвонила, всех милицейских начальников подняла с постели.
Муж пропал! Кормильца похитили! За что плачу налоги, если не могу спокойно пользоваться преимуществами жены? Немедленно — розыск! По всей стране и желательно — за рубежом. Если не похитили, а сбежал — срочно возвратить под конвоем…
А вдруг она ринулась за помощью и сочувствием к родителям? Наверняка, не упустила свой шанс… Значит, и мать с отцом сейчас дергаются, не спят, не едят… Мало им одной Фимки, сидящей в следственном изоляторе.
Все это Ольга проделает не из любви к пропавшему мужу, нет, лично я ей — до лампочки. Но с того самого дня, когда она получила от меня первые тысячи, я ощутил изменившееся ко мне отношение. Правда, по-прежнему ходил полуголодный, в давно настиранных рубашках, неглаженом белье. Меня по-прежнему крестили тунеядцем и мерзавцем, каких мало… Но контроль стал намного жестче — где был, что делал, сколько заработал?