Аркадий Карасик
NEXT-3: Венок для Лавра

Глава 1

   Пожилая женщина медленно шла полем к полуразрушенному бывшему военному городку. Задумчиво улыбалась. Будто уговаривала не шалить погибших пятилетних дочек-близняшек. Или разговаривала с мертвым мужем.
   В тот страшный вечер она задержалась на работе в сельском клубе. Супруга подполковника могла и не работать, но она не привыкла сидеть дома — скучно и неинтересно. Общаясь с коллегами на работе, чувствуешь себя нужной не только для общества, но и для своей семьи. Дополнительный доход в семейный бюджет, пример для детей.
   Долгие поиски работы увенчались неожиданным успехом — предложили заведовать библиотекой в деревне. Удобное место — всего в двух километрах от военного городка, где она жила. Рабочих мест в гарнизоне не было — их заняли более находчивые жены офицеров и прапорщиков.
   Должность библиотекаря не только не обременительная — интересная. Общение с читателями, организация обсуждений новинок, рекомендации новых публикаций — все захватывает, заставляет много читать, многим интересоваться. После обеда она с удовольствием бежала в клуб, поздно вечером приходила домой радостная оживленная, смеялась, шутила.
   Единственное неудобство — приходится поздно возвращаться с работы. Посетители библиотеки не торопятся — читают газеты, курят, выпуская дым в приоткрытую форточку, задают множество вопросов, играют в шашки и в шахматы, разгадывают кроссворды. Не сельская библиотечка — клуб по интересам!
   Не выгонять же, не намекать на брошенных детей и голодного мужа?
   Иногда ее провожают, но чаще приходится, дрожа от страха, добираться домой в одиночестве. По деревне она идет более или менее спокойно. Вокруг — люди, при необходимости можно позвать, попросить помощи. А вот когда она бежит по небольшому леску и по мосту через реку, сердце скатывается в желудок, страх туманит голову. Чудятся бандиты с пистолетами и ножами, черные деревья угрожающе шумят, из кустов вылезает какая-то нечисть.
   Муж всегда занят, но она не обижается. Мало ли обязанностей у заместителя командира части! Начиная от порядка в казармах и кончая караульной службой. Домой приходит в полночь, усталый и голодный. Иногда засыпает за столом…
   В тот вечер библиотекарша не успела добежать до речки — в гарнизоне прогремел сильный взрыв. Что случилось? Неужели взорвался склад боеприпасов? Или — короткое замыкание на складе ГСМ?
   Первая мысль — о муже. Вдруг он в момент взрыва находился в его эпицентре?
   Неожиданное происшествие подняло на ноги всю деревню, весь военный городок. Женщины плакали, мужчины гадали: бытовой газ или теракт? Солдаты и офицеры расчищали руины жилого здания, рычали бульдозеры, работали краны
   Она не плакала, не упала в обморок — безумными глазами смотрела на завалы кирпича и железобетона похоронившие ее детей. Губы что-то шептали, голова дергалась.
   Подполковник отвез жену в больницу. На обратном пути машина врезалась в стоящий на обочине грейдер. Погибли оба — и офицер, и солдат-водитель.
   Так, в одночасье женщина потеряла семью. Психика не выдержала — сломалась. Она никого не видела и не слышала — только Женечку и Таточку. Бродила по больничному коридору или по парку, что-то шептала, улыбалась, но никогда не плакала.
   Пострадавшую переправляли из больницы в больницу, упорно лечили. В конце концов, выписали со сложным диагнозом, в просторечии — тихое помешательство. Для общества она безопасна, зачем держать в четырех стенах? Вдруг общение с людьми благотворно повлияет на больную психику?
   Родственники пытались увезти ее на Урал, но она не далась — плакала, отбивалась. Пришлось оставить ее в покое. Так она и бродила по полям и перелескам, окружающим бывший военный городок, мысленно лаская двойняшек и разговаривая с мужем.
   Подкармливали несчастную сердобольные деревенские бабы, подавали милостыню дачники. Особенно старалась Клавдия — пирожки, ветчинку, холодец, заливное, кое-что из белья и одежды...
 
   Ивана тоже притягивал заброшенный городок мотострелкового полка. Но по другой причине.
   Однажды, Кирсанов взял сына в поездку по подмосковным городам. То ли изучал возможность открытия в них новых магазинов компании «Твоя империя», то ли решил отдохнуть от предпринимательской крутоверти. Тогда они завернули сюда, навестили школьного приятеля. Не то командира батальона, не то помпохоза — Иван по малости лет не разбирался в армейской иерархии. Впрочем, в гражданских должностях — тоже.
   Все, что касается погибшего отца для его сына — святыня. Не только люди, окружающие бизнесмена, но и здания в которых он побывал и даже дороги-тротуары...
   Как всегда, Иван устроился в развалинах бывшего технического здания на железобетонной плите. Закрыл глаза, попытался вспомнить отца. Не получилось. В голову лезли то дядя Лавр с его занудливыми поучениями, то — Федечка, слегка насмешливый, немного — серьезный, то — мама...
   Увидев идущую к нему уже знакомую сумасшедшую, он соболезнующе поморщился. Внешне — обычная женщина, никогда не подумаешь — несчастная сумасшедшая. Разве только отсутствующий взгляд пустых глаз да нервные подергивания рук.
   — Здрасьте.
   Она остановилась, строго поглядела на вежливого мальчика. Кто знает, какие мысли бродят в ее поврежденном сознании? Может быть, малолеток напоминает ей погибших дочек?
   — Моё почтение, — несколько вычурно ответила женщина, присаживаясь рядом. — Пришла пора позавтракать... Или — пообедать?
   Раскрыв пакет, она достала из него и разложила на газетном листе бутерброды, куски пирога. Иван попытался отказаться от угощения, но его отказ встретил негодующе поджатые губы. Брезгуешь угощением? Или презираешь дарительницу?
   Пришлось согласиться.
   — Они сказали: здесь — с икрой, а вот это — с яйцом и, кажется, с котлетой... Запьешь морсом из грибов. Кажется, боровичков.
   — Кто сказал? — не понял Иван.
   Недоуменное пожатие сухими плечами. Дескать, какое значение кто, главное — сказали. Но все же ответила. Спокойно, доброжелательно.
   — Дачники сказали... Им нравится быть щедрыми, вот и одаривают. Я тоже люблю принимать... Но все это — белковое. А мне нельзя. Группа крови не позволяет. А твоя группа крови разрешает принимать белковые бутерброды?
   И грустно, и смешно. Но смеяться нельзя — сумасшедшая обидится. Отец говорил: обижать людей — великий, незамолимый грех.
   — Не знаю... Думаю, разрешает, — серьезно ответил Иван.
   Женщина обрадовалась.
   — Я тоже так думаю. Надо много-много белков. Ты растешь, мальчик. Ты уже вырос... Вчера вырос... А что было вчера? Не помню...
   — Вчера была среда.
   — Господи, какой же ты умник! Как моя доченька Таточка... Совершенно верно — среда... Ешь. Говори и ешь белки. Среда — плохой день. Четверг — хороший день. Сегодня мы с тобой встретились. Значит — хорошо... Дачники — щедрые, Мне тоже нравится быть щедрой... Если бы я не была сумасшедшей, обязательно сделалась бы меценатом... Ешь, не стесняйся! Наверно, бутерброды очень вкусные, хлеб совсем свежий... Пожалуй, я отщипну корочку. К углеводам моя группа крови относится нейтрально... А ты попробуй пирожок с капустой. Говорят: тоже полезно.
   Пожевав корочку, она протянула сотрапезнику кусок пирога. Наверно, подношение заботливой Клавдии.
   — Спасибо.
   Кусок не лез в горло. Что по сравнению с этой несчастной все его переживания? Мелочь. Мало того — глупость! Мальчишество! Придумал себе врагов и — кого? Мягкого, заботливого Федора Павловича, такого же заботливого и внимательного Федечку.
   Иван будто прозрел. Ему сделалось нестерпимо стыдно.
   Сумасшедшая сложила в пакет остатки пиршества, поднялась, оправила сбившийся подол.
   — Пойду, пожалуй. Надо обойти еще триста пятьдесят девять грибниц и проверить всходы.
   Иван молча кивнул. Он был не в силах вымолвить хотя бы одно слово. Боялся расплакаться.
   Подойдя к выходу из разрушенного здания, женщина неожиданно остановилась.
   — Прощай, мальчик. Я больше не вернусь.
   — Почему?
   — Белковая пища. Ты уже вырос, взошел. А я не возвращаюсь к тем, кто вырос. Выросшим не нужны чужие бутерброды и пирожки. Они предпочитают свой хлеб, свою соль, свои ошибки и свои глупости... Чао, милый!
   Напевая детскую песенку, она медленно побрела по тропинке. Наклонится, поправит поникшую травинку, выдернет сорняк. И снова идет. До следующей остановки.
   До чего же она права, подумал Иван. Можно подумать, не сумасшедшая — оракул, пророк. Действительно, любой человек должен исправлять допущенные ошибки, выдергивать сорняки глупостей. Если он, конечно, не полный глупец и эгоист.
   Возвращался домой Иван в приподнятом настроении. Завтра же, нет — сегодня, он повидается с Федечкой, повинится. И все возвратится на круги свои. Кроме верного Хомченко, у него появится еще один советчик, более надежный, которому можно доверять.
   Каяться перед Федором Павловичем он не станет — стыдно. Просто наклонит голову. Лавр все поймет.
   Чем ближе коттедж, тем быстрей крутятся педали велика. Дай Бог, Федечка сидит на веранде, разговаривает с Лизой и не сводит ожидающих глаз с проселка. Будто неведомыми путями проник в сознание Ивана, подслушал его раскаяние...
   Конечно, Федечки в коттедже Кирсановых не было. Вместо него нетерпеливо прогуливается Лиза. Покопается в любимом своем цветнике, поправит скатерть, переставит с места на место вазу или кувшин.
   — Наконец-то, появилось красно солнышко, — с облегчением проговорила, вернее, прокричала она, когда велосипедист вкатился в открытые ворота. — Мать звонила, гулена. Беспокоится. Велела тебе немедля ехать в офис.
   Вот это фокус! Увлеченная невестиными проблемами, Ольга Сергеевна в последнее время начисто позабыла о своем бизнесе. Если и покидает свой коттедж, то только для того, чтобы навестить Клавдию или пообщаться в городе с женихом.
   После разговора с сумасшедшей горечь, если не исчезла окончательно, то как-то померкла. Вместо нее — добрая насмешка над любовными отношениями матери и Лавра.
   — Зачем вдруг к вечеру? Что за срочность?
   — А я откуда знаю? Велела и — все тут. Евгений уже раскочегарил своего «конька», ожидает. Потерпи, сейчас поедем.
   Значит, что-то произошло неприятное, подумал Иван. Неужели, с дядей Лавром? Не должно быть — Федор Павлович сидит в тюрьме, ожидает решения своей судьбы. С кем тогда проблемы? С Федечкой или с Иваном? Вот и Лиза чем-то встревожена.
   Женщина ушла в комнаты, появилась — в парадном одеянии — старомодном длинном платье с выпушками и рюшами. В руках — несколько пустых сумок. Непременные атрибуты любой хозяйки.
   — Поеду с вами, — пояснила она. — Московская квартира, небось, пылью заросла до потолка. Наведу революционный порядок.
   И наведет же! Все пылинки в панике выпрыгнут в раскрытые окна, грязная посуда сама собой очутится в мойке, мусор полетит в помойное ведро. Заработает стиральная машина, дурным голосом взревет пылесос.
   Иван усмехнулся и подошел к машине, устроил на заднем сидении Лизу. Хотел было занять законное свое место рядом с водителем.
   — Так и поедешь, без переодевания? — с привычной ехидиной осведомился Женька. — Матери не больно понравится.
   Иван оглядел запыленные джинсы, мятую рубашку. Женька прав — не понравится. Странно, но обычно не признающий вмешательства в его привычки, Кирсанов-младший сегодня на удивление покладист. Что на него так повлияло: общение с сумасшедшей женщиной или предчувствие неприятностей?
   — Ежели в офис — придется принарядиться.
   — Только поскорей, — попросила-приказала Лиза. — Мать ожидает.
   — Я по быстрому.
   Через десять минут машина вырулила на проселок. Лиза думала о предстоящей уборке, Женька вертел баранку, Иван размышлял о непонятном вызове в офис компании...
 
   Действительно, в головном супермаркете компании происходили, на первый взгляд, малопонятные события.
   Возле черного входя в магазин нетерпеливо расхаживал Федечка. Поминутно проверял во внутреннем кармане куртки сохранность какой-то важной бумаге, снимал и снова водружал на нос запотевшие очки.
   Когда к под"езду причалила легковушка и — вслед за ней — автобус с парнями в камуфляже, он облегченно вздохнул. Все идет по плану.
   Позади — нелегкая беседа с Кирсановой. Ольга Сергеевна долго не могла поверить в предательство помощника своего погибшего мужа. Первого супруга. Требовала доказательств. Получив их, согласилась на проведение некой операции, которая должна не только оздоровить атмосферу в компании, но и обезопасить ее и сына от посягательств преступников.
   Из легковушки выбрался немолодой, но не по годам резвый, господин.
   — Привет! — поздоровался он, протягивая пухлую руку. — Если не ошибаюсь, ты — сынишка Лавра?
   Федечка не терпел панибратского обращения незнакомых людей. Поэтому ответил максимально сухо:
   — Скорее, сын господина Лаврикова.
   Незнакомец не смутился. Благожелательно улыбнулся.
   — Виноват. Исправлюсь. Адвокат Резников Михаил Ильич. Можете не представляться, Федор Федорович — осведомлен. Санчо передал мне вашу просьбу. Я договорился с надежной охранной фирмой. Ее сотрудники приехали вместе со мной, — показал он на автобус с накачанными парнями. — Приказ руководства компанией у тебя? Еще раз извините — у вас?
   — Конечно.
   Резников внимательно прочитал поданную ему бумагу. Начиная от заглавия и кончая подписью, скрепленную печатью. Сначала — бегло, потом — медленно.
   — Годится, — удовлетворенно пробормотал он. — Юридически грамотный документ. Теперь веди в свое царство-государство. Сейчас забамбашим маленький дворцовый переворот. Даст Бог — бескровный.
   Повинуясь приглашающему жесту адвоката, парни вышли из автобуса и пошли за ним. На подобии гвардии, сопровождающей короля. Впереди — Федечка.
   В помещении охраны их встретил настороженный парень. В черном и при разноцветном галстуке.
   — Федор Федорович, кто с вами? Сами знаете — не положено!
   — Успокойся, Олег, не терзай свои нервы. Ничего тебе не грозит… Михаил Ильич, покажите, пожалуйста документы.
   — Нет проблем! — адвокат открыл папку, достал из нее полученную от Лаврикова бумагу, положил ее на стол перед секьюрите. — Получите, милейший, распоряжение президента компании госпожи Кирсановой о смене всей внешней и внутренней охраны офиса, магазинов и складов. Ознакомьтесь и будьте благоразумны. Вечерние выпуски новостей уже сверстаны. Так что, давайте не будем усложнять жизнь телевизионщикам и радиодеятелям. Обойдемся без шоу. Все совершенно законно. Заявляю, как юрист. Не верите? Тогда прочитайте мою карточку.
   Парень недоверчиво покосился на Лаврикова, тот утвердительно кивнул. Не сомневайся — святая правда! На мониторе следящей телекамеры — группа парней в камуфляже курят, смеются. Новая охрана?
   Присутствие видного акционера компании еще ни о чем не говорит. Его могут держать под прицелом или — завербовать.
   Что делать, как поступить?
   Господин Хомченко, который занимается не только поставками, но и отвечает за безопасность компании, не простит ошибки — безжалостно выбросит на улицу. А у него — жена, двое детей, мать-инвалидка. Как прокормить их безработному?
   Остается единственный выход: позвонить, узнать решение начальства. Пропустить — пожалуйста, он готов, не пускать — тогда станет железобетонной надолбой. Не подчинятся — призовет на помощь «вышибал».
   Позвонить ему не позволили, Лавриков накрыл ладонью телефонную трубку.
   — Не надо беспокоить занятых людей, — доброжелательно попросил он. Но за показной доброжелательностью спрятана угроза. — Олег, никто вас не собирается увольнять. Завтра состоится формальное переподчинение. Только и всего.
   Это для богатого акционера «только и всего», а бедный бесправный охранник мигом вылетит за ворота. Господина Хомченко не разжалобить, провинился — получай!
   Придется подчиниться. Даст Бог, обойдется без взрывов, стрельбы и кражи коммерческих секретов. К тому же, распоряжение Кирсановой — непрошибаемая защита. Даже для недоверчивого Хомченко.
   — А что с табельным оружием?
   — Отличный вопрос! — ликующе провозгласил адвокат. — умный и четкий! Вопрос по делу. Я думаю, нет — уверен, вам светит повышение! Что до пистолета — сдайте.
   Олег охотно снял кобуру, положил ее на стол перед адвокатом. Сразу полегчало — оружие давило на сознание, заставляло быть настороженным и недоверчивым.
   Резников осторожно подвинул опасную «игрушку» к Лаврикову. Михаил Ильич вообще опасался иметь дело с оружием — огнестрельным, колющим или рубящим. Даже кухонные ножи не брал в руки — вдруг порежется.
   Федечка передал кобуру стоящему рядом начальнику новой охраны.
   —А как же с оформлением? Пистолет числится за мной, — просительно осведомился охранник, уже смирившись с поражением. Если не затруднит, отметьте в журнале приемо-сдачи дежурств.
   — Проще простого! Давайте ваш журнал!
   Резников поставил на чистой странице свою подпись. С таким количеством разных завитушек, закорючек, вопросительных и восклицательных знаков, что разобраться в них было невозможно.
   Охранник с удовлетворением спрятал журнал в стол…
 
   Кабинет президента компании отличался от других комнат офиса спартанской простотой. Здесь не было ни длинноворсовых ковров, ни полированных шкафов и сервантов, ни картин в позолоченных рамах. Обычный письменный стол, приставленный к нему длинный стол для заседаний, на котором расставлены простые стеклянные пепельницы, разложены блокноты с логотипом компании.
   За председательским столом сидит Кирсанова. Строгая и серьезная. Как судья, читающая обвинительное заключение. Слева от нее — сын. Растерянный и бледный. Он с недоумением смотрит на мать, с жалостью — на Хомченко.
   Борис Антонович прогуливается по кабинету с видом повелителя, вынужденного общаться с обнаглевшими нищими посетителями. Там поправит блокнот, здесь — портьеру. Короче говоря, босс, хозяин!
   — Какие претензии? — равнодушно спросил он. Будто осведомлялся о ценах на рынке или о погоде.
   Ольга Сергеевна не возмутилась — осталась такой же строгой.
   — Или вы меня держите за сумасшедшую вдовствующую императрицу, за спиной которой можно вытворять все, что заблагорассудится? Видите ли, претензии понадобились. Нет — обвинения!
   Хомченко наклонился над столом, пытливо посмотрел в лицо невозмутимой женщины. Что это — примитивный шантаж или она держит в кармане какие-то компрометирующие его сведения? Последнего не должно быть, подпольная его жизнь надежно защищена. Значит, все же шантаж.
   Изгнания из компании или наказания он не боялся. Большинство акционеров поддержит, не даст в обиду. За время своей деятельности заместителем по поставкам, а после смерти Белугина еще и управляющим головным супермаркетом, он съумел обзавестись полезными знакомствами в прокуратуре и в верхних эшелонах власти.
   Вместо Бориса Антоновича ответил Иван. Не потому, что он безоглядно доверял униженному помощнику — поразила жестокость матери.
   — Мам, ну что ты так? Борис Антонович работал с папой и тот верил ему…
   — К сожалению, верил… А почему тогда господин Хомченко не удосужился даже президента поставить в известность о предложении Лаврикова-младшего продать компании свой пакет акций? Разве это ни странно, по меньшей мере?
   Борис Антонович с трудом удержал вздох облегчения. Если это единственное его прегрешение, то можно не тревожиться. Оправдываться слишком унизительно, он не опустится до оправданий, а вот объяснение заранее обдуманно и подготовлено. Глупая баба, возомнившая из себя президента «Империи», поверит.
   — Я руководствовался устными указаниями Ивана Владимировича.
   Мальчишка выпрямился, гордо поглядел на мать. Дескать, вот я какой умный и уважаемый человек, со мной советуются, мои рекомендации принимают и выполняют.
   Ольга Сергеевна вздохнула. Когда же он, наконец, повзрослеет, перестанет доверять явным проходимцам?
   — Устные указания Ивана Владимировича — это, конечно, круто. Очень круто! Но с меня-то, мало уважаемый оппонент, обязанности опекуна покуда никто не снимал. Или у вас готово соответствующее судебное решение? Или на руках вердикт психиатров о моей невменяемости? Тогда документы — на стол!
   Хомченко промолчал. Крыть нечем, все козыри пока на руках бабы. Пока! Надежда на Ивана не подтвердилась. Пацан блеет голодным барашком, пытается что-то доказать, но не получается.
   — Мама, почему ради твоего жениха мы должны рисковать делом?
   Вопрос не в бровь, а в глаз, ободрился Борис Антонович. Молодец, пацан!
   — Извини, сынок, мой жених тут совершенно не при чем! Мухи — отдельно, мед — отдельно! «Империи» предложены акции по номинальной цене, и только откровенный дурак или злонамеренный человек не увидит здесь прямой выгоды.
   А вот это уже прямое, неприкрытое оскорбление! Ответить ударом на удар — упомянуть о женской несостоятельности, граничащей с глупостью? Не стоит дразнить гусей, значительно лучше сделать вид — не расслышал. Или не понял.
   Промолчать не получилось — сработал инстинкт волка, загнанного в офлажкованную зону. Только не кричать — говорить спокойно и веско.
   — Наша беседа скатилась до кухонной свары. Эпитеты — в мой адрес?
   Оскорбленный и униженный Хомченко рассчитывал если не на извинения, то, по крайней мере, на ссылку на кого— то другого, в адрес которого Кирсанова высказалась.
   — Именно в ваш, господин Хомченко! Я давно закрывала глаза на проявление мелочной нечистоплотности, считала, что это неизбежно с любым заместителем-управляющим. Но теперь убедилась — зря… Впрочем…
   Борис Антонович обессилил, на избитом самолюбии появились болезненные синяки, нервы натянуты гитарными струнами — вот-вот лопнут, голова кружится.
   — Подождите, Ольга Сергеевна, — перебил он. — По моему, теперь нам стоит остановиться, успокоиться и продолжить разговор в более расширенном составе…
   Куда там! Дикая кошка вцепилась когтями, терзает и терзает. До боли, до крови! И не желает останавливаться.
   — Не перебивайте меня пожалуйста! Перебивать женщину вообще невежливо, президента — невежливо вдвойне! Теперь же, то есть немедленно, будут официально оформлены все документы по приобретению пакета акций, принадлежащего Лаврикову-младшему. Завтра утром сделку проведут юридически. Если понадобится, под гарантии моих личных средств.
   Ну, уж этого не будет! Ни за что! Униженный Хомченко пустит в ход все рычаги, нажмут на все кнопки. Мамыкин тоже не останется в стороне. Вдвоем они или переубедят бабу, или свергнут ее с президентского «престола». Если понадобится — силой!
   Куда девалась слабость и головная боль? Борис Антонович был готов продолжить начатое сражение.
   Иван тоже возмутился.
   — Значит, мое мнение… моя воля для тебя ничего не значит?
   Ольга Сергеевна отлично знала трудный характер своего сына, позаимствованный у отца. Володя тоже был далеко не подарок. Нежности не признавал, считал ее сентиментальным сюсюканьем, грубости — тем более, замыкался в себе, молчал. Единственное воздействие — беседа двух равноправных партнеров.
   Мать — равноправный партнер? Смешно даже подумать! Но судя по возмущенному выражению лица Ванюши, без этого не обойтись.
   — Прости, Иван, но в данном случае — ничего. Мало того, я немедленно отдам приказ о проведении полного аудита центральной площадки, всех филиалов, супермаркетов и складов. После закрытия магазинов все будет опечатано.
   Это уже, если не нокаут, то удар в солнечное сплетение. Аудиторы выявят такие нарушения — вся компания вздрогнет. А если доберутся до самопала и пакетиков — вообще абзац.
   Хомченко остановился напротив Кирсановой, вонзил в ее лицо испепеляющий взгляд.Подумать только, эта баба, эта нечисть разгадала все его лазейки! Но так просто он не сдастся — есть еще всемогущий Мама, друзья в прокуратуре и в службе безопасности. Да и сам он далеко не слабак, съумеет постоять за себя!
   — Виноват, но я не уполномочен исполнять такие решения, принятые единолично.
   Пора вводить в «игру» охрану, то бишь боевиков. Словами эту «императрицу» не переубедить.
   Борис Антонович достал из внутреннего кармана пиджака мобильник, но «разбудить» его не успел — запищал сотовик в сумочке Кирсановой.
   — Слушаю?… Да… Все прошло удачно?…Отлично… Спасибо!
   Непонятный набор слов. Что прошло удачно, за что она поблагодарила, не связано ли это с острым разговором в кабинете? Вызывать боевиков преждевременно, сначала нужно разобраться в новой ситуации.
   Отложив мобильник, Кирсанова повернулась к Хомченко.
   — И что это означает, Борис Антонович?
   Самообладанию женщины можно позавидовать. Держится с достоинством, говорит спокойно, без взрывчатых эмоций. На подобии диктора на телевидении.
   — Это значит, что я блокирую ваши решения.
   — Каким образом?
   — Если понадобится — силой.
   Хомченко ожидал испуга — ничего подобного не увидел.
   — Рабочий день кончается, поэтому приказ о вашем увольнении будет подписан завтра. Ищите себе новое место работы. Я обязательно проинформирую коллег в других фирмах и компаниях о вашем несносном характере и недопустимых для чиновника поступках.
   — Не все так просто, госпожа Кирсанова, — усмехнулся Хомченко, снова достав мобильник. — Я еще в седле и вам не удастся выбить его из-под меня.