Страница:
Рассердишься — прет напролом. Выйдешь из себя — доводит до кипения. Задрожишь — поддержит. Попробуешь задеть — отвечает. Поддашься его привлекательности — зажигает тебя, как факел. А стоит впасть в задумчивость — начинает будоражить.
Может быть, это его способ соблазнения? В таком случае он не похож ни на кого, с кем ей приходилось встречаться. Большинство мужчин до смешного беспомощны, заявляя о своих сексуальных притязаниях с тонкостью трубящего слона. Мэтт же, в отличие от них, чрезвычайно многообразен: легчайшая паутинка в солнечном луче и ураганный шквал, тихое замечание и язвительная насмешка. Он прям и требователен, но при этом настолько неоднозначен, что любая вспышка сексуального влечения, проскакивающая между ними, может оказаться только частью флирта, ведущего куда угодно или никуда, совсем никуда.
Остановив задумчивый взгляд на его лице, она отвлеклась от мыслей и улыбнулась про себя тонким изменениям выражения лица, когда он внимательно слушал Джошуа, а потом отвечал с мгновенной логикой суждений. Какой же он невероятно умный — на любом уровне. Заявленное намерение — вещь ощутимая, и потому с ней можно справиться. Но он ничего не заявлял, ни с чем не соглашался; смеялась ли она, задумывалась, протестовала или переживала любое другое из вызванных им настроений, сам он оставался загадкой.
Скоро пришло время переодеваться для театра, и, поделив ванную у спальни Мэтта между девушками, а вторую, в холле, — между молодыми людьми, они разошлись по своим комнатам.
Доставая из чемодана серое платье, Сайен смаковала уединенность кабинета. Платье было очень простым, из немнущегося джерси, и выглядело так, будто его только что выгладили. Облегающее, длиной до середины икр, без рукавов, с небольшим круглым вырезом у шеи и подложенными плечами, оно выглядело строгим и одновременно сексуальным и казалось почти приличным, пока не заметишь сзади вырез до пояса. Ясно, что бюстгальтер под него не наденешь, но Сайен в нем и не нуждалась — при ее высокой, крепкой и круглой груди.
Царапины на спине почти зажили, но легкие следы все же оставались. Сайен спрятала их под черной шелковой водолазкой, такой воздушно-прозрачной, что сквозь нее проникало малейшее дуновение, а линии рук и спины, чуть прикрытые легкой дымкой, были ясно видны.
Она надела поверх водолазки платье, натянула черные колготки, сунула ноги в лаковые туфельки и застегнула на талии широкий черный ремень, пришедшийся как раз под краем выреза на спине. Потом тщательно расчесала свои сверкающие волосы и стянула их у основания шеи простым, но очень элегантным узлом. Чуть тронув косметикой лицо, чтобы подчеркнуть выразительные глаза и высокие скулы, прикоснулась помадой к губам и наконец сочла себя готовой.
Вечер за стенами кондиционированной прохлады квартиры должен был быть теплым, и Сайен, не надевая пиджака, подхватила сумочку с кожаной кушетки и вышла из кабинета.
Мужчины, уже одетые, ожидали в гостиной. Легкие летние костюмы придавали им официальный вид. Сайен улыбнулась про себя, заметив, как на мгновение приостановилась их беседа, и даже Стивен, по уши влюбленный в Джейн, сделал заметную паузу.
Однако Мэтью едва взглянул на нее. Он только спросил:
— Вина или еще стакан лимонада?
— Вина, если не трудно, — ответила девушка. Прикрыв длинными ресницами разочарование в зеленых глазах, она вдруг осознала, что одевалась с такой тщательностью специально для него, а он не только никак не отреагировал, но еще и говорит с ней почти до грубости кратко.
— Нисколько не трудно, мы как раз… Она повернулась, повесила сумочку на спинку стула и подставила взглядам изящную спину под тенью шелка.
Если раньше была пауза, то теперь воцарилась мертвая тишина. Она оглянулась через плечо, чуть нахмурив брови.
— Вы как раз что?
Джошуа и Стивен смотрели на нее с нескрываемым восхищением. Мэтью же отвернулся и копался в стенном баре, поэтому голос его прозвучал приглушенно:
— Мы тут как раз откупорили бутылочку, ожидая наших дам.
— Сайен, ты выглядишь изумительно, — проговорил Джошуа.
Она заставила себя улыбнуться в ответ.
— Спасибо.
Выражение лица Мэтта, когда он вытащил наконец голову из бара, было совершенно каменным. Только глаза мерцали всеми цветами радуги, с преобладанием голубых и зеленых искр. Со строго причесанной каштановой шевелюрой, в сером костюме, намного светлее ее платья, он выглядел непринужденно-изысканно и душераздирающе сексуально.
Это несправедливо, успела подумать она, пока он пересекал комнату, держа по бокалу вина в каждой руке. От одного его вида у нее слабеют коленки, а он не обращает на нее никакого внимания!
Как раз когда он подошел, в гостиной появилась Джейн и потребовала у Стивена и Джошуа бокал вина для себя. Сайен протянула руку за своим бокалом, но Мэтт слишком долго не разжимал пальцы, заставив ее взгляд удивленно подняться.
Под прикрытием шума, поднятого остальными, он сказал негромко и иронически:
— Я вижу шелк и кожу. Кружева не нашлось? И без того разозленная, она забыла об осторожности и выпустила на волю дремавшего внутри чертенка, который немедленно проворковал в ответ:
— А разве я сказала, что не надела кружева? Его взгляд молнией метнулся от губ к бедрам. Было совершенно очевидно, что единственное, что еще могло быть надето на ней, — это трусики.
— Радикальное средство повысить температуру мужчины на несколько градусов.
Сайен пригубила вино и подержала его на языке, дегустируя. Глядя на Мэтта поверх бокала, призналась:
— А я-то подумала, что тебе не понравился покрой моего платья.
— Не понравился? — Взгляд снова метнулся вверх и на одно мгновение полыхнул жарко и алчно, хотя лицо сохраняло выражение вежливого интереса. Он хрипло прошептал:
— Да я не знаю, чем занять руки, чтобы не броситься на тебя прямо сейчас!
Одно насыщенное электричеством мгновение они глядели в глаза друг другу, и мир Сайен зашатался под натиском его неприкрытого желания. Налет изысканности слетел с его лица. Глаза Сайен стали огромными, дыхание замерло в легких, и, охваченная сонмом первобытных чувств, она не могла разобраться, хочет ли прикоснуться к его мощным плечам или бежать в ужасе прочь.
Он слегка кивнул головой, чуть улыбнулся и снова набросил на себя плащ цивилизованности, только что так откровенно брошенный К ее ногам.
Мэтью сказал, обращаясь ко всем:
— Пожалуй, пора выходить. Поймаем пару такси или пойдем пешком? Здесь недалеко — минут пятнадцать неспешной ходьбы.
Все в один голос заявили, что предпочитают прогуляться. Казалось, никто не обратил внимания ни на замороженную неподвижность Сайен, ни на ее молчание; Сайен отметила это и исполнилась благодарности к друзьям, потому что все еще не могла прийти в себя от того, что случилось.
Она чувствовала себя то ли пьяной, то ли оглушенной. Прогулка до театра несколько прояснила голову. Мэтт показывал дорогу, а Джейн, вцепившись в руку Джошуа, немилосердно пикировалась с ним. Парочка хихикала и виляла по всему тротуару. Сайен и Стивен шли последними.
Непонятно, как это ему удалось за столь короткое время, но Мэтт добыл превосходные места на самую популярную романтическую комедию сезона. Он предъявил билеты капельдинерше, и та провела их. Затем он учтиво подождал, пока остальные займут свои места. Сайен немного задержалась, чтобы Джейн и Стивен оказались рядом, и, пока они сличали номера кресел с билетами, розданными Мэттом, возникло какое-то замешательство. Джошуа обернулся, нахмурившись, и сказал:
— Здесь только три.
— Да-да, — небрежно отмахнулся Мэтт. — Остальные два вон там, через проход. Это лучшее, что я мог достать, — времени-то почти не было.
Он только высказал вслух то, о чем думала Сайен минуту назад, однако она наградила его подозрительным взглядом, потому что не могла избавиться от мысли, что все подстроено.
Джейн наблюдала за ними, почти не скрывая радостного любопытства. Сайен наградила подругу хмурым взглядом, на что та выразительно передернула плечами и постаралась отвлечь на себя Джошуа, пронзительно уставившегося на брата.
Мэтью поднял бровь, взглянув на Сайен. На нем была сейчас одна из лучших масок благонравной невинности. Она покачала темной элегантной головкой и тихо произнесла, усаживаясь на указанное им место:
— Гадкий ты человек, Мэтт.
— И не каюсь, можно бы добавить, — ответил он и по-хозяйски положил руку на ее спину. Неожиданное прикосновение этой руки, излучающей тепло сквозь шелковую дымку, волнами прошло по ее телу, и Сайен отвернула голову от почти ощутимо втягиваемого им воздуха.
— Ты всегда идешь к своей цели, невзирая на средства? — спросила она, внимательно глядя на него.
— Очень серьезный вопрос, — спокойно ответил Мэтт с довольно хмурым видом. — И я думаю, что это зависит от личных приоритетов. Если хочешь чего-то так, что готов пойти на все и заплатить любую цену, всегда найдутся люди, которые скажут, что ты не выбираешь средств. Суть здесь в том, чтобы добиться того, чего хочешь, не потеряв собственной целостности. Ну, например, во мне есть то, чем я не пожертвую даже ради любви или денег. Сострадание, уважение, чувство справедливости, деловая честность — только некоторые из них. Высокий уровень безопасности в моей работе — это еще одно. Я не идеалист, но для меня эти вещи превыше всего. Разуверившись в них, я потерял бы самую важную часть самого себя, и деньги стали бы просто одним из грязных слов, а любовь — не более чем второстепенным чувством.
— Вера, надежда, милосердие? — прошептала она, глядя перед собой невидящим взглядом.
— Да, — спокойно и просто ответил он и потянулся за ее рукой, Свет в зале померк, занавес поднялся, и до самого антракта они хохотали до слез над остроумной, веселой пьесой. В антракте Джошуа и Стивен пошли добывать мороженое для всех, а Сайен молча расслабилась в своем кресле, пока Мэтт болтал с подошедшей проведать их Джейн.
Когда, съев принесенное мороженое, все вернулись на свои места в ожидании второго действия, Мэтью снова завладел ее рукой и спросил:
— Не против помочь мне соорудить утром завтрак? Я способен намазать масло на тосты, но яичница на пятерых — это уже за пределами моей квалификации.
— Конечно, — согласилась Сайен, старательно делая вид, что внимательно рассматривает сменившиеся декорации. На самом деле все ее внимание было сосредоточено на длинных жилистых пальцах, обхватывающих ее кисть. Она тихо произнесла:
— Спасибо еще раз за то, что пригласил нас. Всем здесь ужасно нравится!
Его пальцы сжались. Помедлив, он ответил:
— Боюсь, я сделал это из чисто эгоистических соображений. Ты приедешь ко мне еще?
Сайен повернулась к нему. Цветные огни сцены отразились в вопрошающем взгляде маленькими радугами над чистыми зелеными глубинами. Мэтт не отводил пристальных глаз, пока она не облизнула губы и не ответила наконец:
— Не знаю, удастся ли согласовать свободное время, когда ребята начнут работать.
Напряженное терпение не покидало хищного взгляда.
— Я не приглашаю всех.
Тем временем на сцене бурно развивалось действие, но эти двое ничего не замечали. Сайен не произносила ни слова, пристально глядя ему в глаза, но тонкие пальцы предательски вздрогнули в его ладони.
— Сайен, — сказал Мэтт, — чего ты так боишься?
Она молча покачала головой.
Губы его посуровели, но говорил он по-прежнему мягко.
— Просто скажи, что приедешь. Мы пойдем потанцевать, можем сходить в кино или в парк, а можем провести полдня в Институте искусств. И я уверен, что мои друзья, когда ты познакомишься с ними завтра вечером, так же понравятся тебе, как мне — твои.
Но за каждой из нарисованных им картин лежал настоящий вопрос, суть вопроса. Приедешь ли? Что она могла ответить? Что, конечно, хочет, но боится — это он знал и сам. Каждое «за» вызывало массу тревожных «против», а каждое «против» — опасное, безрассудное желание отбросить все сомнения.
— Я не знаю, — беспомощно пролепетала она. Ее растерянность была слишком очевидна. Он наклонился, касаясь губами нежной щеки.
— Спешить незачем, — ворковал он в самое ее ухо. — Времени более чем достаточно. Просто обещай подумать.
Вместо того чтобы принуждать к прямому ответу, он был внимателен и чуток, как всегда, когда играл роль друга; и так хотелось пойти ему навстречу.
— Х-хорошо.
Мэтт кивнул и переключил внимание на сцену. Прекрасно, думала Сайен. Окончательного слова фактически она не сказала, и можно колебаться сколько душе угодно. Рано или поздно он потребует настоящего ответа, но это еще впереди, в неясном пока, далеком будущем.
Между тем оказалось, что его приглашение ставит перед ней слишком много вопросов. Он не более чем пригласил ее в гости еще раз. То же самое он мог предложить любому из своих приятелей-мужчин.
Вот только одна загвоздка — она не мужчина. И Мэтт не собирается приглашать никого больше — только ее. Только они вдвоем будут предаваться обычным для двоих занятиям: танцы, рестораны, визиты к друзьям. И любовь?
Он и не просил этого — куда там. А в этом-то все и дело, единственная проблема, сучок в ее глазу — крошечная картинка двух тел, сплетающихся в страстном порыве.
Конечно, она может поставить условие, что жить будет в комнате для гостей. Но тогда не исключено, что он обидится и откажется от приглашения — как грубо! — или же невозмутимо согласится — как скучно! — или взглянет удивленно, будто и не представлял себе другого, — как стыдно! А может — почему бы и нет? — с изощренным и неприметным искусством возьмется переубеждать ее.
И эта мысль — о Боже! — снова вернула ее к сцене в кабинете.
Ладно. Она откажется при первой возможности. Это все решает, разве нет? Конец дилемме раз и навсегда, потому что он вряд ли повторит свое предложение.
Она возвратится домой с остальными в воскресенье, попрощавшись с Мэттом, сказав: «Спасибо, все было очень хорошо». Пойдет в аспирантуру, как и планировала, и все вернется к нормальному, спокойному, безмятежному существованию, которое она вела раньше. Конец неуверенности в себе, всем этим мелким стрессам, конец веселым перебранкам, конец дрожи возбуждения, конец наслаждению пробуждающейся женственности, конец головоломкам, конец Мэтью.
Навсегда.
Будь проклят этот мужчина вместе с его разудалым обыкновением залезать ей в самые печенки. Кто, если не он, виноват в том, что она места себе не находит? Сказал бы прямо, чего хочет, — ей не пришлось бы сейчас рваться на куски. Нет, что ли?
Все на самом деле очень просто: как она может сказать «да» или «нет», когда с его стороны слышит сплошные околичности? Она сидела не шевелясь, старательно распаляя себя, и стремительно вскочила, едва зажегся свет и публика принялась бешено хлопать и свистеть в знак одобрения.
Ни слова из второго действия она так и не услышала, а сколько удовольствия доставило первое!
Это тоже по его милости. Во время позднего ужина в итальянском ресторане злость уже просто распирала ее и выплескивалась брызгами едких замечаний сквозь улыбающиеся губы.
Остальные смеялись. Им казалось, что она шутит. Однако после первого внимательного и удивленного взгляда Мэтью, являвшийся основным объектом ее саркастических острот, тоже начал злиться, и вскоре они уже цапались, как пара йоркширских терьеров.
Это доставляло Сайен огромное удовольствие, равно как и его застывший железной полосой рот, по дороге к его дому.
Дневная жара наконец улеглась, и с озера подул ровный свежий ветер. Поначалу он приятно освежал лицо, но потом ее начала пробирать дрожь, и Мэтт, мрачно вышагивавший за спиной, стряхнул с плеч пиджак и подал ей.
Она отказалась.
Он прорычал напряженно и злобно:
— Возьми.
— Не хочу, — прошипела Сайен с болью и наслаждением.
— Я сказал, возьми! — Пиджак полетел ей в лицо и упал бы на загаженный тротуар, не подхвати она его инстинктивным движением. Надменно вскинув бровь, она накинула его на плечи и ускорила шаг, чтобы присоединиться к остальным.
Войдя в квартиру и шумно пожелав друг другу спокойной ночи, компания рассеялась по комнатам готовиться ко сну. Сайен, не поблагодарив, бросила пиджак Мэтта на спинку кушетки и заторопилась в спасительную тишину кабинета.
Но не успела. Мэтт нагнал ее в холле и властно схватил за предплечье.
От рывка она развернулась, оказавшись лицом к лицу с ним. Она судорожно искала в себе гневное возмущение от такой непозволительной вольности, но взамен в глазах влажно заблестела беспомощность отчаяния. Долгое мгновение Мэтью вглядывался, не дыша, потом его собственная ярость растворилась, и остался только очень усталый мужчина.
— Не получится, — ровно сказал Мэтью.
— Что не получится?
— Не получится у тебя разозлить меня настолько, чтобы отказаться от моего приглашения. — Он наклонил голову и прошептал в миллиметре от ее лица:
— Я хочу, чтобы ты приехала. В худшем случае хотя бы разберешься во всем для самой себя. Так что брось изображать из себя гадкую девочку, ладно?
И, отпустив ее, он зашагал обратно в гостиную. Она молча смотрела, как он, запрокинув голову, глубоко вздохнул, сдернул с шеи галстук и начал стаскивать рубашку.
Что-то похожее на сдавленный стон сорвалось с ее губ, когда он исчез из виду. Боже, о Боже! Как хочется побежать за ним, обхватить руками за талию и просить прощения! Каким наслаждением было бы прикоснуться к гладкой коже его обнаженной загорелой груди!
Вместо этого она по-кошачьи шмыгнула в кабинет, прижалась спиной к двери, а потом в отчаянии стукнула по ней кулаком. Ночь обещала быть длинной и бессонной.
Глава 8
Может быть, это его способ соблазнения? В таком случае он не похож ни на кого, с кем ей приходилось встречаться. Большинство мужчин до смешного беспомощны, заявляя о своих сексуальных притязаниях с тонкостью трубящего слона. Мэтт же, в отличие от них, чрезвычайно многообразен: легчайшая паутинка в солнечном луче и ураганный шквал, тихое замечание и язвительная насмешка. Он прям и требователен, но при этом настолько неоднозначен, что любая вспышка сексуального влечения, проскакивающая между ними, может оказаться только частью флирта, ведущего куда угодно или никуда, совсем никуда.
Остановив задумчивый взгляд на его лице, она отвлеклась от мыслей и улыбнулась про себя тонким изменениям выражения лица, когда он внимательно слушал Джошуа, а потом отвечал с мгновенной логикой суждений. Какой же он невероятно умный — на любом уровне. Заявленное намерение — вещь ощутимая, и потому с ней можно справиться. Но он ничего не заявлял, ни с чем не соглашался; смеялась ли она, задумывалась, протестовала или переживала любое другое из вызванных им настроений, сам он оставался загадкой.
Скоро пришло время переодеваться для театра, и, поделив ванную у спальни Мэтта между девушками, а вторую, в холле, — между молодыми людьми, они разошлись по своим комнатам.
Доставая из чемодана серое платье, Сайен смаковала уединенность кабинета. Платье было очень простым, из немнущегося джерси, и выглядело так, будто его только что выгладили. Облегающее, длиной до середины икр, без рукавов, с небольшим круглым вырезом у шеи и подложенными плечами, оно выглядело строгим и одновременно сексуальным и казалось почти приличным, пока не заметишь сзади вырез до пояса. Ясно, что бюстгальтер под него не наденешь, но Сайен в нем и не нуждалась — при ее высокой, крепкой и круглой груди.
Царапины на спине почти зажили, но легкие следы все же оставались. Сайен спрятала их под черной шелковой водолазкой, такой воздушно-прозрачной, что сквозь нее проникало малейшее дуновение, а линии рук и спины, чуть прикрытые легкой дымкой, были ясно видны.
Она надела поверх водолазки платье, натянула черные колготки, сунула ноги в лаковые туфельки и застегнула на талии широкий черный ремень, пришедшийся как раз под краем выреза на спине. Потом тщательно расчесала свои сверкающие волосы и стянула их у основания шеи простым, но очень элегантным узлом. Чуть тронув косметикой лицо, чтобы подчеркнуть выразительные глаза и высокие скулы, прикоснулась помадой к губам и наконец сочла себя готовой.
Вечер за стенами кондиционированной прохлады квартиры должен был быть теплым, и Сайен, не надевая пиджака, подхватила сумочку с кожаной кушетки и вышла из кабинета.
Мужчины, уже одетые, ожидали в гостиной. Легкие летние костюмы придавали им официальный вид. Сайен улыбнулась про себя, заметив, как на мгновение приостановилась их беседа, и даже Стивен, по уши влюбленный в Джейн, сделал заметную паузу.
Однако Мэтью едва взглянул на нее. Он только спросил:
— Вина или еще стакан лимонада?
— Вина, если не трудно, — ответила девушка. Прикрыв длинными ресницами разочарование в зеленых глазах, она вдруг осознала, что одевалась с такой тщательностью специально для него, а он не только никак не отреагировал, но еще и говорит с ней почти до грубости кратко.
— Нисколько не трудно, мы как раз… Она повернулась, повесила сумочку на спинку стула и подставила взглядам изящную спину под тенью шелка.
Если раньше была пауза, то теперь воцарилась мертвая тишина. Она оглянулась через плечо, чуть нахмурив брови.
— Вы как раз что?
Джошуа и Стивен смотрели на нее с нескрываемым восхищением. Мэтью же отвернулся и копался в стенном баре, поэтому голос его прозвучал приглушенно:
— Мы тут как раз откупорили бутылочку, ожидая наших дам.
— Сайен, ты выглядишь изумительно, — проговорил Джошуа.
Она заставила себя улыбнуться в ответ.
— Спасибо.
Выражение лица Мэтта, когда он вытащил наконец голову из бара, было совершенно каменным. Только глаза мерцали всеми цветами радуги, с преобладанием голубых и зеленых искр. Со строго причесанной каштановой шевелюрой, в сером костюме, намного светлее ее платья, он выглядел непринужденно-изысканно и душераздирающе сексуально.
Это несправедливо, успела подумать она, пока он пересекал комнату, держа по бокалу вина в каждой руке. От одного его вида у нее слабеют коленки, а он не обращает на нее никакого внимания!
Как раз когда он подошел, в гостиной появилась Джейн и потребовала у Стивена и Джошуа бокал вина для себя. Сайен протянула руку за своим бокалом, но Мэтт слишком долго не разжимал пальцы, заставив ее взгляд удивленно подняться.
Под прикрытием шума, поднятого остальными, он сказал негромко и иронически:
— Я вижу шелк и кожу. Кружева не нашлось? И без того разозленная, она забыла об осторожности и выпустила на волю дремавшего внутри чертенка, который немедленно проворковал в ответ:
— А разве я сказала, что не надела кружева? Его взгляд молнией метнулся от губ к бедрам. Было совершенно очевидно, что единственное, что еще могло быть надето на ней, — это трусики.
— Радикальное средство повысить температуру мужчины на несколько градусов.
Сайен пригубила вино и подержала его на языке, дегустируя. Глядя на Мэтта поверх бокала, призналась:
— А я-то подумала, что тебе не понравился покрой моего платья.
— Не понравился? — Взгляд снова метнулся вверх и на одно мгновение полыхнул жарко и алчно, хотя лицо сохраняло выражение вежливого интереса. Он хрипло прошептал:
— Да я не знаю, чем занять руки, чтобы не броситься на тебя прямо сейчас!
Одно насыщенное электричеством мгновение они глядели в глаза друг другу, и мир Сайен зашатался под натиском его неприкрытого желания. Налет изысканности слетел с его лица. Глаза Сайен стали огромными, дыхание замерло в легких, и, охваченная сонмом первобытных чувств, она не могла разобраться, хочет ли прикоснуться к его мощным плечам или бежать в ужасе прочь.
Он слегка кивнул головой, чуть улыбнулся и снова набросил на себя плащ цивилизованности, только что так откровенно брошенный К ее ногам.
Мэтью сказал, обращаясь ко всем:
— Пожалуй, пора выходить. Поймаем пару такси или пойдем пешком? Здесь недалеко — минут пятнадцать неспешной ходьбы.
Все в один голос заявили, что предпочитают прогуляться. Казалось, никто не обратил внимания ни на замороженную неподвижность Сайен, ни на ее молчание; Сайен отметила это и исполнилась благодарности к друзьям, потому что все еще не могла прийти в себя от того, что случилось.
Она чувствовала себя то ли пьяной, то ли оглушенной. Прогулка до театра несколько прояснила голову. Мэтт показывал дорогу, а Джейн, вцепившись в руку Джошуа, немилосердно пикировалась с ним. Парочка хихикала и виляла по всему тротуару. Сайен и Стивен шли последними.
Непонятно, как это ему удалось за столь короткое время, но Мэтт добыл превосходные места на самую популярную романтическую комедию сезона. Он предъявил билеты капельдинерше, и та провела их. Затем он учтиво подождал, пока остальные займут свои места. Сайен немного задержалась, чтобы Джейн и Стивен оказались рядом, и, пока они сличали номера кресел с билетами, розданными Мэттом, возникло какое-то замешательство. Джошуа обернулся, нахмурившись, и сказал:
— Здесь только три.
— Да-да, — небрежно отмахнулся Мэтт. — Остальные два вон там, через проход. Это лучшее, что я мог достать, — времени-то почти не было.
Он только высказал вслух то, о чем думала Сайен минуту назад, однако она наградила его подозрительным взглядом, потому что не могла избавиться от мысли, что все подстроено.
Джейн наблюдала за ними, почти не скрывая радостного любопытства. Сайен наградила подругу хмурым взглядом, на что та выразительно передернула плечами и постаралась отвлечь на себя Джошуа, пронзительно уставившегося на брата.
Мэтью поднял бровь, взглянув на Сайен. На нем была сейчас одна из лучших масок благонравной невинности. Она покачала темной элегантной головкой и тихо произнесла, усаживаясь на указанное им место:
— Гадкий ты человек, Мэтт.
— И не каюсь, можно бы добавить, — ответил он и по-хозяйски положил руку на ее спину. Неожиданное прикосновение этой руки, излучающей тепло сквозь шелковую дымку, волнами прошло по ее телу, и Сайен отвернула голову от почти ощутимо втягиваемого им воздуха.
— Ты всегда идешь к своей цели, невзирая на средства? — спросила она, внимательно глядя на него.
— Очень серьезный вопрос, — спокойно ответил Мэтт с довольно хмурым видом. — И я думаю, что это зависит от личных приоритетов. Если хочешь чего-то так, что готов пойти на все и заплатить любую цену, всегда найдутся люди, которые скажут, что ты не выбираешь средств. Суть здесь в том, чтобы добиться того, чего хочешь, не потеряв собственной целостности. Ну, например, во мне есть то, чем я не пожертвую даже ради любви или денег. Сострадание, уважение, чувство справедливости, деловая честность — только некоторые из них. Высокий уровень безопасности в моей работе — это еще одно. Я не идеалист, но для меня эти вещи превыше всего. Разуверившись в них, я потерял бы самую важную часть самого себя, и деньги стали бы просто одним из грязных слов, а любовь — не более чем второстепенным чувством.
— Вера, надежда, милосердие? — прошептала она, глядя перед собой невидящим взглядом.
— Да, — спокойно и просто ответил он и потянулся за ее рукой, Свет в зале померк, занавес поднялся, и до самого антракта они хохотали до слез над остроумной, веселой пьесой. В антракте Джошуа и Стивен пошли добывать мороженое для всех, а Сайен молча расслабилась в своем кресле, пока Мэтт болтал с подошедшей проведать их Джейн.
Когда, съев принесенное мороженое, все вернулись на свои места в ожидании второго действия, Мэтью снова завладел ее рукой и спросил:
— Не против помочь мне соорудить утром завтрак? Я способен намазать масло на тосты, но яичница на пятерых — это уже за пределами моей квалификации.
— Конечно, — согласилась Сайен, старательно делая вид, что внимательно рассматривает сменившиеся декорации. На самом деле все ее внимание было сосредоточено на длинных жилистых пальцах, обхватывающих ее кисть. Она тихо произнесла:
— Спасибо еще раз за то, что пригласил нас. Всем здесь ужасно нравится!
Его пальцы сжались. Помедлив, он ответил:
— Боюсь, я сделал это из чисто эгоистических соображений. Ты приедешь ко мне еще?
Сайен повернулась к нему. Цветные огни сцены отразились в вопрошающем взгляде маленькими радугами над чистыми зелеными глубинами. Мэтт не отводил пристальных глаз, пока она не облизнула губы и не ответила наконец:
— Не знаю, удастся ли согласовать свободное время, когда ребята начнут работать.
Напряженное терпение не покидало хищного взгляда.
— Я не приглашаю всех.
Тем временем на сцене бурно развивалось действие, но эти двое ничего не замечали. Сайен не произносила ни слова, пристально глядя ему в глаза, но тонкие пальцы предательски вздрогнули в его ладони.
— Сайен, — сказал Мэтт, — чего ты так боишься?
Она молча покачала головой.
Губы его посуровели, но говорил он по-прежнему мягко.
— Просто скажи, что приедешь. Мы пойдем потанцевать, можем сходить в кино или в парк, а можем провести полдня в Институте искусств. И я уверен, что мои друзья, когда ты познакомишься с ними завтра вечером, так же понравятся тебе, как мне — твои.
Но за каждой из нарисованных им картин лежал настоящий вопрос, суть вопроса. Приедешь ли? Что она могла ответить? Что, конечно, хочет, но боится — это он знал и сам. Каждое «за» вызывало массу тревожных «против», а каждое «против» — опасное, безрассудное желание отбросить все сомнения.
— Я не знаю, — беспомощно пролепетала она. Ее растерянность была слишком очевидна. Он наклонился, касаясь губами нежной щеки.
— Спешить незачем, — ворковал он в самое ее ухо. — Времени более чем достаточно. Просто обещай подумать.
Вместо того чтобы принуждать к прямому ответу, он был внимателен и чуток, как всегда, когда играл роль друга; и так хотелось пойти ему навстречу.
— Х-хорошо.
Мэтт кивнул и переключил внимание на сцену. Прекрасно, думала Сайен. Окончательного слова фактически она не сказала, и можно колебаться сколько душе угодно. Рано или поздно он потребует настоящего ответа, но это еще впереди, в неясном пока, далеком будущем.
Между тем оказалось, что его приглашение ставит перед ней слишком много вопросов. Он не более чем пригласил ее в гости еще раз. То же самое он мог предложить любому из своих приятелей-мужчин.
Вот только одна загвоздка — она не мужчина. И Мэтт не собирается приглашать никого больше — только ее. Только они вдвоем будут предаваться обычным для двоих занятиям: танцы, рестораны, визиты к друзьям. И любовь?
Он и не просил этого — куда там. А в этом-то все и дело, единственная проблема, сучок в ее глазу — крошечная картинка двух тел, сплетающихся в страстном порыве.
Конечно, она может поставить условие, что жить будет в комнате для гостей. Но тогда не исключено, что он обидится и откажется от приглашения — как грубо! — или же невозмутимо согласится — как скучно! — или взглянет удивленно, будто и не представлял себе другого, — как стыдно! А может — почему бы и нет? — с изощренным и неприметным искусством возьмется переубеждать ее.
И эта мысль — о Боже! — снова вернула ее к сцене в кабинете.
Ладно. Она откажется при первой возможности. Это все решает, разве нет? Конец дилемме раз и навсегда, потому что он вряд ли повторит свое предложение.
Она возвратится домой с остальными в воскресенье, попрощавшись с Мэттом, сказав: «Спасибо, все было очень хорошо». Пойдет в аспирантуру, как и планировала, и все вернется к нормальному, спокойному, безмятежному существованию, которое она вела раньше. Конец неуверенности в себе, всем этим мелким стрессам, конец веселым перебранкам, конец дрожи возбуждения, конец наслаждению пробуждающейся женственности, конец головоломкам, конец Мэтью.
Навсегда.
Будь проклят этот мужчина вместе с его разудалым обыкновением залезать ей в самые печенки. Кто, если не он, виноват в том, что она места себе не находит? Сказал бы прямо, чего хочет, — ей не пришлось бы сейчас рваться на куски. Нет, что ли?
Все на самом деле очень просто: как она может сказать «да» или «нет», когда с его стороны слышит сплошные околичности? Она сидела не шевелясь, старательно распаляя себя, и стремительно вскочила, едва зажегся свет и публика принялась бешено хлопать и свистеть в знак одобрения.
Ни слова из второго действия она так и не услышала, а сколько удовольствия доставило первое!
Это тоже по его милости. Во время позднего ужина в итальянском ресторане злость уже просто распирала ее и выплескивалась брызгами едких замечаний сквозь улыбающиеся губы.
Остальные смеялись. Им казалось, что она шутит. Однако после первого внимательного и удивленного взгляда Мэтью, являвшийся основным объектом ее саркастических острот, тоже начал злиться, и вскоре они уже цапались, как пара йоркширских терьеров.
Это доставляло Сайен огромное удовольствие, равно как и его застывший железной полосой рот, по дороге к его дому.
Дневная жара наконец улеглась, и с озера подул ровный свежий ветер. Поначалу он приятно освежал лицо, но потом ее начала пробирать дрожь, и Мэтт, мрачно вышагивавший за спиной, стряхнул с плеч пиджак и подал ей.
Она отказалась.
Он прорычал напряженно и злобно:
— Возьми.
— Не хочу, — прошипела Сайен с болью и наслаждением.
— Я сказал, возьми! — Пиджак полетел ей в лицо и упал бы на загаженный тротуар, не подхвати она его инстинктивным движением. Надменно вскинув бровь, она накинула его на плечи и ускорила шаг, чтобы присоединиться к остальным.
Войдя в квартиру и шумно пожелав друг другу спокойной ночи, компания рассеялась по комнатам готовиться ко сну. Сайен, не поблагодарив, бросила пиджак Мэтта на спинку кушетки и заторопилась в спасительную тишину кабинета.
Но не успела. Мэтт нагнал ее в холле и властно схватил за предплечье.
От рывка она развернулась, оказавшись лицом к лицу с ним. Она судорожно искала в себе гневное возмущение от такой непозволительной вольности, но взамен в глазах влажно заблестела беспомощность отчаяния. Долгое мгновение Мэтью вглядывался, не дыша, потом его собственная ярость растворилась, и остался только очень усталый мужчина.
— Не получится, — ровно сказал Мэтью.
— Что не получится?
— Не получится у тебя разозлить меня настолько, чтобы отказаться от моего приглашения. — Он наклонил голову и прошептал в миллиметре от ее лица:
— Я хочу, чтобы ты приехала. В худшем случае хотя бы разберешься во всем для самой себя. Так что брось изображать из себя гадкую девочку, ладно?
И, отпустив ее, он зашагал обратно в гостиную. Она молча смотрела, как он, запрокинув голову, глубоко вздохнул, сдернул с шеи галстук и начал стаскивать рубашку.
Что-то похожее на сдавленный стон сорвалось с ее губ, когда он исчез из виду. Боже, о Боже! Как хочется побежать за ним, обхватить руками за талию и просить прощения! Каким наслаждением было бы прикоснуться к гладкой коже его обнаженной загорелой груди!
Вместо этого она по-кошачьи шмыгнула в кабинет, прижалась спиной к двери, а потом в отчаянии стукнула по ней кулаком. Ночь обещала быть длинной и бессонной.
Глава 8
Как ни странно, стоило ей, дождавшись очереди в ванную, помыться и почистить зубы, а затем, облачившись в длинную ночную сорочку, скользнуть между простынями на мягкий упругий надувной матрац, как тут же навалился глубокий тяжелый сон.
Из-за непривычной обстановки Сайен несколько раз в ночи всплывала к грани бодрствования, последний — ранним утром, когда лучи восходящего солнца осветили кабинет сквозь задернутые шторы.
Сайен поморгала и уставилась слепо на французскую репродукцию над головой, потом глаза снова закрылись, и ей привиделся весенний Париж.
Она брела по широкой набережной Сены, как вдруг начался дождь и легкие теплые капли упали на ее обращенное к небу лицо. Компания улыбчивых японских туристов предложила ей зонтик, но она потрясла головой. Ей нравился дождь, он успокаивал, ласкал разгоряченную кожу длинными чуткими пальцами и шептал: «Просыпайся, милая. Разве ты не хочешь проснуться?»
Она вздохнула, повернулась на бок и открыла глаза, очутившись на полу, куда съехала со своего матраца, зарывшись, как испуганный зверек, в простыни.
Опустившийся на колени Мэтт держал в ладонях ее лицо. Сонный взгляд доверчиво обежал его. Без рубашки, босой, одетый в одни лишь линялые джинсы, он излучал чистый запах мыла и мужское тепло. Влажные каштановые волосы были зачесаны назад, открывая свежевыбритое лицо.
— Просыпайся, милая, — шептал он, нежно проводя по ее мягким губам пальцем правой руки.
— Привет, — пробормотала Сайен, все еще не проснувшаяся, наполненная бессознательным счастьем. Радостно удивленные, забывшие о необходимости защитных барьеров чудные зеленые глаза улыбались ему навстречу.
Что-то дрогнуло в его лице, что-то похожее на восхищение, и со вздохом побежденного он нагнулся и поцеловал беззащитный рот. Естественным, как дыхание, было движение ее рук, поднявшихся, чтобы дать пальцам зарыться в прохладные влажные волосы и скользнуть к шее. Дрогнув, опустились ее отяжелевшие веки.
От этой ласки он встрепенулся в чувственном наслаждении, а губы легкими изучающими прикосновениями очерчивали контур ее рта. Блаженное тепло разлилось по ее распростершемуся телу. Руки скользнули с ее лица по нежному стеблю шеи ниже, лаская сквозь тонкий хлопок рубашки подавшийся навстречу ему торс.
Прикоснуться к ней значило познать пульсирующие чувствительные ямочки, изящество стана, упругость грудей, затвердевших в восхитительном жаре под его ладонями.
Она плыла в переплетающихся струях желания, устремляясь к неизведанным землям, и в этом плавании очертания его обнаженных плеч были и штурманом, и якорем. Изумленным цветком раскрылся ее рот, и он, задохнувшись от счастья, принял подарок, проникая в интимные глубины за неземным наслаждением, вжимая ее голову в мягкий ворс ковра.
Ее руки сплелись на мощных плечах, судорожно скользнули по спине и прогнули напряженной дугой его тело.
Он был воистину могуч, но столь податливой стала она сама, что, раздавленная, вжатая выглянувшими из выреза ночной рубашки ключицами в его грудь, испытала лишь еще большее наслаждение, да усилилась боль пустоты между ногами. Все быстрее метались его жесткие требовательные губы, превращая ее желание в жар, от которого увлажнились завитки на висках и дыхание прерывалось от неутоленной страсти.
Она застонала, потому что ощущение пустоты превращалось в агонию, и мгновенным страстным ответом тяжелое колено ворвалось меж ее ног, все его тело напряглось, стало агрессивным, сокрушающим грудь, бедра и невинную округлость таза.
Легкая ткань стала приводящим в ярость барьером. Не в силах более терпеть эту преграду, бессознательно, ибо невозможно ничто сознательное на вершине порыва к соединению, она рванулась под ним, и его руки до боли сжали грудь, и он откинул голову, с мучительным стоном оторвавшись от ее губ, и так жестоко было это лишение, что, как и в прошлый раз, ее лицо исказилось в хриплом протестующем всхлипе.
— Боже! — яростно выдохнул он, содрогнувшись от головы до пят. — Сайен, умоляю, помоги мне остановиться!
— Не хочу. — Слова вырвались почти независимо от нее, и она в отчаянии схватилась за голову.
— Я тоже, — со стоном прошептал он. — Но не здесь, не сейчас, когда дом полон людей.
Ее глаза распахнулись от внезапного возвращения в реальность, и она простонала:
— О нет…
— Милая, мне так жаль, — глухо отозвался Мэтт и погладил ее горестно исказившуюся щеку. — Я не хотел, чтобы так получилось.
Таким мучением было видеть, чувствовать и желать его так сильно, что глаза ее налились слезами, и она порывисто отвернулась, процедив:
— Уходи.
— Не могу, — хрипло произнес Мэтью. — Не могу, пока не увижу, что ты в порядке.
— Да, да, я в порядке, но, пожалуйста, уйди и дай мне несколько минут, чтобы прийти в себя! — Голос Сайен оборвался на последних словах, и одно затянувшееся мгновение она читала его мысли так же ясно, как чувствовала биение его сердца у своей груди: невыразимое, почти неуправляемое желание сделать ее счастливой, и она знала, что не сможет отказать ему в этом, как не сможет отказать ему сейчас ни в чем.
Потом он оторвался от нее и в протестующе звенящей тишине напряженно проговорил:
— Я буду на кухне.
Иди. Иди. Она обхватила руками грудь, съежившись под простынями, и лежала так, пока не закрылась дверь. Потом она длинно, по-звериному, простонала и задрожала как в лихорадке.
Незнакомая с такой неуправляемой страстью, Сайен не понимала, что теперь делать с собой; все ее знания о сексе были почерпнуты из учебников. Она знала все о последствиях сексуального неудовлетворения, но никогда не испытывала их сама; ее тело было непочатым сосудом.
Она вовсе не считала себя недотрогой. Целовалась и позволяла кое-какие ласки, но это всегда оказывалось таким поверхностным удовольствием, не затрагивающим ни ума, ни сердца, что и речи быть не могло о безрассудной потере контроля над собой. Соответственно, ей до смешного просто было не дать затащить себя в постель, и она постепенно пришла к выводу, что дождется мужа, чтобы подарить ему невинность. По трезвом размышлении это выглядело как часть приданого, особо ценная в современном мире, где случайные связи несут определенную опасность.
Но Мэтью пробудил в ней что-то атавистическое. Должно быть, они оба, сами того не зная, попали в сердцевину инстинктов, скрытых даже друг от друга.
О, этот Мэтт! Доводит ее до безумия, до ярости, провоцирует ее, преследует, вертит ею как хочет. Всклокоченная голова беспокойно металась на подушке. Она устала убегать, отказывать, устала от страха и увещеваний. Сколько можно толкать ее за грань, не доводя до кульминации! И что ей делать со всем этим? В поисках разрешения проблемы надо добраться до сути — плевать на последствия! — и осадить его.
Сайен медленно улыбнулась, сияя зелеными глазами, и впервые после знакомства с Мэтью ощутила душевное спокойствие.
Чуть погодя она встрепенулась и занялась прозаическими делами: заправила постель, отыскала в своем багаже полотняную сумочку с зубной щеткой и пастой. Ванная оказалась пустой, и она вошла, заперлась и несколько минут постояла под струями холодного душа. Это успокоило пылающее тело и освежило голову; вымывшись с мылом и шампунем, она вернулась в кабинет, чтобы натянуть черную блузку и просторные голубые шорты.
Вспомнив наконец, зачем Мэтт приходил будить ее, она пошла искать его на кухню. Оттуда доносился аромат свежесваренного кофе.
Мэтт успел облачиться в белую футболку и теперь резал дольками грейпфрут. Она появилась на пороге молча, но его голова немедленно повернулась в ее сторону.
Лицо Мэтта было очень серьезным, карие глаза затуманились. Взгляд пробежался по ее бледному точеному лицу, отметил неподвижность черт, и Мэтт сказал, вздохнув:
Из-за непривычной обстановки Сайен несколько раз в ночи всплывала к грани бодрствования, последний — ранним утром, когда лучи восходящего солнца осветили кабинет сквозь задернутые шторы.
Сайен поморгала и уставилась слепо на французскую репродукцию над головой, потом глаза снова закрылись, и ей привиделся весенний Париж.
Она брела по широкой набережной Сены, как вдруг начался дождь и легкие теплые капли упали на ее обращенное к небу лицо. Компания улыбчивых японских туристов предложила ей зонтик, но она потрясла головой. Ей нравился дождь, он успокаивал, ласкал разгоряченную кожу длинными чуткими пальцами и шептал: «Просыпайся, милая. Разве ты не хочешь проснуться?»
Она вздохнула, повернулась на бок и открыла глаза, очутившись на полу, куда съехала со своего матраца, зарывшись, как испуганный зверек, в простыни.
Опустившийся на колени Мэтт держал в ладонях ее лицо. Сонный взгляд доверчиво обежал его. Без рубашки, босой, одетый в одни лишь линялые джинсы, он излучал чистый запах мыла и мужское тепло. Влажные каштановые волосы были зачесаны назад, открывая свежевыбритое лицо.
— Просыпайся, милая, — шептал он, нежно проводя по ее мягким губам пальцем правой руки.
— Привет, — пробормотала Сайен, все еще не проснувшаяся, наполненная бессознательным счастьем. Радостно удивленные, забывшие о необходимости защитных барьеров чудные зеленые глаза улыбались ему навстречу.
Что-то дрогнуло в его лице, что-то похожее на восхищение, и со вздохом побежденного он нагнулся и поцеловал беззащитный рот. Естественным, как дыхание, было движение ее рук, поднявшихся, чтобы дать пальцам зарыться в прохладные влажные волосы и скользнуть к шее. Дрогнув, опустились ее отяжелевшие веки.
От этой ласки он встрепенулся в чувственном наслаждении, а губы легкими изучающими прикосновениями очерчивали контур ее рта. Блаженное тепло разлилось по ее распростершемуся телу. Руки скользнули с ее лица по нежному стеблю шеи ниже, лаская сквозь тонкий хлопок рубашки подавшийся навстречу ему торс.
Прикоснуться к ней значило познать пульсирующие чувствительные ямочки, изящество стана, упругость грудей, затвердевших в восхитительном жаре под его ладонями.
Она плыла в переплетающихся струях желания, устремляясь к неизведанным землям, и в этом плавании очертания его обнаженных плеч были и штурманом, и якорем. Изумленным цветком раскрылся ее рот, и он, задохнувшись от счастья, принял подарок, проникая в интимные глубины за неземным наслаждением, вжимая ее голову в мягкий ворс ковра.
Ее руки сплелись на мощных плечах, судорожно скользнули по спине и прогнули напряженной дугой его тело.
Он был воистину могуч, но столь податливой стала она сама, что, раздавленная, вжатая выглянувшими из выреза ночной рубашки ключицами в его грудь, испытала лишь еще большее наслаждение, да усилилась боль пустоты между ногами. Все быстрее метались его жесткие требовательные губы, превращая ее желание в жар, от которого увлажнились завитки на висках и дыхание прерывалось от неутоленной страсти.
Она застонала, потому что ощущение пустоты превращалось в агонию, и мгновенным страстным ответом тяжелое колено ворвалось меж ее ног, все его тело напряглось, стало агрессивным, сокрушающим грудь, бедра и невинную округлость таза.
Легкая ткань стала приводящим в ярость барьером. Не в силах более терпеть эту преграду, бессознательно, ибо невозможно ничто сознательное на вершине порыва к соединению, она рванулась под ним, и его руки до боли сжали грудь, и он откинул голову, с мучительным стоном оторвавшись от ее губ, и так жестоко было это лишение, что, как и в прошлый раз, ее лицо исказилось в хриплом протестующем всхлипе.
— Боже! — яростно выдохнул он, содрогнувшись от головы до пят. — Сайен, умоляю, помоги мне остановиться!
— Не хочу. — Слова вырвались почти независимо от нее, и она в отчаянии схватилась за голову.
— Я тоже, — со стоном прошептал он. — Но не здесь, не сейчас, когда дом полон людей.
Ее глаза распахнулись от внезапного возвращения в реальность, и она простонала:
— О нет…
— Милая, мне так жаль, — глухо отозвался Мэтт и погладил ее горестно исказившуюся щеку. — Я не хотел, чтобы так получилось.
Таким мучением было видеть, чувствовать и желать его так сильно, что глаза ее налились слезами, и она порывисто отвернулась, процедив:
— Уходи.
— Не могу, — хрипло произнес Мэтью. — Не могу, пока не увижу, что ты в порядке.
— Да, да, я в порядке, но, пожалуйста, уйди и дай мне несколько минут, чтобы прийти в себя! — Голос Сайен оборвался на последних словах, и одно затянувшееся мгновение она читала его мысли так же ясно, как чувствовала биение его сердца у своей груди: невыразимое, почти неуправляемое желание сделать ее счастливой, и она знала, что не сможет отказать ему в этом, как не сможет отказать ему сейчас ни в чем.
Потом он оторвался от нее и в протестующе звенящей тишине напряженно проговорил:
— Я буду на кухне.
Иди. Иди. Она обхватила руками грудь, съежившись под простынями, и лежала так, пока не закрылась дверь. Потом она длинно, по-звериному, простонала и задрожала как в лихорадке.
Незнакомая с такой неуправляемой страстью, Сайен не понимала, что теперь делать с собой; все ее знания о сексе были почерпнуты из учебников. Она знала все о последствиях сексуального неудовлетворения, но никогда не испытывала их сама; ее тело было непочатым сосудом.
Она вовсе не считала себя недотрогой. Целовалась и позволяла кое-какие ласки, но это всегда оказывалось таким поверхностным удовольствием, не затрагивающим ни ума, ни сердца, что и речи быть не могло о безрассудной потере контроля над собой. Соответственно, ей до смешного просто было не дать затащить себя в постель, и она постепенно пришла к выводу, что дождется мужа, чтобы подарить ему невинность. По трезвом размышлении это выглядело как часть приданого, особо ценная в современном мире, где случайные связи несут определенную опасность.
Но Мэтью пробудил в ней что-то атавистическое. Должно быть, они оба, сами того не зная, попали в сердцевину инстинктов, скрытых даже друг от друга.
О, этот Мэтт! Доводит ее до безумия, до ярости, провоцирует ее, преследует, вертит ею как хочет. Всклокоченная голова беспокойно металась на подушке. Она устала убегать, отказывать, устала от страха и увещеваний. Сколько можно толкать ее за грань, не доводя до кульминации! И что ей делать со всем этим? В поисках разрешения проблемы надо добраться до сути — плевать на последствия! — и осадить его.
Сайен медленно улыбнулась, сияя зелеными глазами, и впервые после знакомства с Мэтью ощутила душевное спокойствие.
Чуть погодя она встрепенулась и занялась прозаическими делами: заправила постель, отыскала в своем багаже полотняную сумочку с зубной щеткой и пастой. Ванная оказалась пустой, и она вошла, заперлась и несколько минут постояла под струями холодного душа. Это успокоило пылающее тело и освежило голову; вымывшись с мылом и шампунем, она вернулась в кабинет, чтобы натянуть черную блузку и просторные голубые шорты.
Вспомнив наконец, зачем Мэтт приходил будить ее, она пошла искать его на кухню. Оттуда доносился аромат свежесваренного кофе.
Мэтт успел облачиться в белую футболку и теперь резал дольками грейпфрут. Она появилась на пороге молча, но его голова немедленно повернулась в ее сторону.
Лицо Мэтта было очень серьезным, карие глаза затуманились. Взгляд пробежался по ее бледному точеному лицу, отметил неподвижность черт, и Мэтт сказал, вздохнув: