Карр Джон Диксон. Убийства в Плейг-Корте

   — Тогда, дорогая мисс Латимер, — пробубнил майор, потирая подбородок, — почему, ради всего святого…
   — Понимаете ли? — тихо, с улыбкой сказала она. — Вот что я имею в виду. Дартворт мне не нравился. Можно даже сказать, я его ненавидела. За манеру речи, за поведение, ох, не могу объяснить… Я слышала о людях, которые подпадали под власть врачей. Вот и он был таким уникальным врачом, отравляющим вас… — Девушка мельком взглянула на Холлидея и быстро отвела глаза. — Ну… ужасно говорить так, но ты как будто видишь личинок, кишащих на знакомых… любимых людях! Прямо какие-то колдовские чары, как в старых книжках… Он мертв. И мы все свободны, а я и хотела быть свободной!
   Лицо ее вспыхнуло, поток слов ускорился до неразборчивости. Тед издал ехидный смешок:
   — Я бы на твоем месте, ангел мой, придержал язык. Ты как раз излагаешь мотивы убийства.
   — Эй-эй! — оборвал его Холлидей, вытащив изо рта сигарету. — Хочешь, чтобы я тебе морду набил?
   Юный интеллектуал испытующе посмотрел на него, осторожно попятился, поглаживая пробивающиеся усики. Он казался бы смешным, если бы не фанатичный огонь в глазах.
   — О, если уж до того дошло дело, старик, у всех у нас были мотивы. Может быть, кроме меня, что плохо, ибо я нисколько не возражаю против обвинений в мой адрес. — Демонстрируя очень знакомое высокомерие обитателя фешенебельного района Челси, Тед, по-моему, заметил легкую гримасу Холлидея, после чего лицо его отвердело, и он быстро продолжил: — Тем более, что никого никогда не смогут арестовать. Да, я верил Дартворту и до сих пор верю! Вижу, как все вы жутко засуетились и завиляли, как только кто-то упомянул о полиции. Пусть она приходит. В определенном смысле, я даже рад. Правда откроется всему свету и тем занудам, что вечно стараются воспрепятствовать любому научному прогрессу. — Он тяжело сглотнул. — Отлично, отлично! Можете считать меня чокнутым, но истина восторжествует. Разве это не стоит человеческой жизни? Что значит человеческая жизнь по сравнению с научным достижением…
   — Да, — перебил его Холлидей. — Похоже, жизнь человека интересует тебя только после его смерти. Что касается прочего, я этот опасный бред уже слышал. — Он пристально взглянул на своего оппонента. — Кстати, к чему ты ведешь?
   Тед вытянул шею, медленно постучал пальцем по спинке кресла, покачал головой, скривился в нечаянной ухмылке.
   — Только к одному, парень. К тому самому. Мы не совсем безмозглые. Слышали, как твой друг полицейский дверь выбивал, слышали многое, что было сказано, поняли тайные мысли… И пока твой Скотленд-Ярд не расскажет, как был убит Дартворт, я буду придерживаться собственного мнения.
   Он с притворной беспечностью взглянул в топку камина, сощурился. Все почему-то страшно изумились, видя, как леди Беннинг выпрямилась.
   Глаза ее уже высохли, но лицо было столь мрачным, что в своем платье с черными кружевами — роскошной, изысканной оболочке — она казалась карикатурной. Бог знает зачем — впоследствии я об этом припомнил — майор Фезертон наклонился, поправил накидку на ее плечах. Красной подкладки видно не стало, старая дама превратилась в темную фигуру в полумраке. Лишь браслеты на руках звякнули, когда она уткнулась локтем в ручку кресла и оперлась на кулак дряблым подбородком, глядя в потухшую топку камина. Потом задумчиво вздернула плечи.
   — Спасибо, Уильям. Вы очень любезны. Да-да, мне уже лучше.
   — Если вас что-нибудь беспокоит, Энн, — проворчал Фезертон, — я…
   — Нет. — Она скользнула рукой по широкому плечу майора, когда тот распрямился. Даже не знаю, что перед нами разыгрывалось — комедия или трагедия. — Спросите мистера Блейка, Дина, Мэрион, — продолжала она, не поднимая глаз. — Они знают.
   — Вы имеете в виду признание Джозефа, леди Беннинг? — уточнил я.
   — Отчасти.
   — Тогда скажите серьезно, вы никогда не подозревали Дартворта в мошенничестве?
   Снаружи донеслись голоса — приветствие, чей-то ответ; зазвучали шаги. Глухой голос у парадного произнес:
   — Неси свою ржавую треногу. Где, черт возьми…
   Кто-то ответил, раздался смех, ноги затопали вокруг дома.
   — Не подозревала? — переспросила леди Беннинг. — Никто не знал, что мистер Дартворт мошенник. Даже если так, в одном я уверена… Духи — не обман. Они настоящие. Он выступил против них, и они его убили.
   Последовала пауза. Она почувствовала общее настроение, неожиданно подняла глаза и продолжила:
   — Я старая женщина, мистер Блейк. Мало что уже может доставить мне радость. Я никогда не просила вас вмешиваться в мою жизнь. Но вы вторглись в нее в тяжелых сапогах, пугаете полоумных детей вроде Джозефа, топчете маленький садик. Ради милосердного Бога, друг мой, во имя Его любви, не делайте больше ничего!
   Она стиснула руки и отвернулась.
   — Тут есть одна ужасная деталь, — напомнил я. — Неужели вам хочется думать или вы действительно верите, что в вашего племянника может вселиться злой дух и свести его с ума?
   Прежде чем ответить, она взглянула на Холлидея.
   — Тебя? Ох, мой милый мальчик, я не сомневаюсь, что ты счастлив. Молод, богат, нашел прекрасную девушку… — Леди Беннинг говорила с легким злорадством, помахивая рукой, подчеркивая жестом каждое слово, и речь ее звучала пугающе, словно исходила из уст бурлескного Шейлока. — Ты здоров, у тебя есть друзья и мягкая постель по ночам. Не то что у бедного Джеймса там, на холоде. Почему бы и тебе немного не поволноваться и не поежиться? Почему бы твоей хорошенькой куколке с мягкими губками и красивым телом не пострадать и не погоревать всем сердцем? Ей это принесло бы больше пользы, чем бесконечные поцелуй. Почему бы мне это для вас не устроить?… Я не о тебе тревожилась. Я хотела очистить дом не для тебя. Для Джеймса. Джеймсу суждено оставаться па холоде, пока зло не уйдет из дома. Может быть, Джеймс и есть зло…
   — Энн, милая, дорогая моя, — вставил майор Фезертон, — Господи помилуй, как же можно…
   — А теперь выясняется, — продолжала леди Беннинг резким, но весьма обыденным тоном, — что Роджер Дартворт меня обманул. Очень хорошо. Но лучше бы мне догадаться пораньше.
   Холлидей, недоверчиво глядя на тетку, пробормотал:
   — Так это вы устроили…
   Я его перебил:
   — Он вас обманул, леди Беннинг?
   Она колебалась, пытаясь взять себя в руки.
   — Если он мошенник, значит, обманул. Если нет, все равно не изгнал зло из дома. В любом случае оно его убило. Он проиграл. А значит, обманул меня. — Леди Беннинг откинулась в кресле и конвульсивно затряслась от смеха, как будто высказала остроумное замечание. Потом утерла глаза. — Ах-ах… Не забыть бы. Хотите еще что-то спросить у меня, мистер Блейк?
   — Да. И у всех прочих тоже. Как мне стало известно, неделю назад на квартире майора Фезертона состоялась неофициальная встреча. На ней мистера Дартворта уговорили продемонстрировать пишущего духа. Верно?
   Старушка повернулась и дернула Фезертона за рукав:
   — Разве я вас не предупреждала, Уильям?… Так и знала. Когда сюда недавно вошел офицер полиции и принялся нас запугивать, с ним был молодой человек. Очередной полицейский, который увел Джозефа. Мы не видели его в лицо, но я знаю, кто это такой. Шпион, подосланный к нам полицией, а мы приняли его как друга.
   — Ох, будь я проклят! — вскочил Тед Латимер. — Что за гнусность! Берт Макдоннел, ну да! Мне показалось, что я узнал его в темноте, когда он приходил за бревном, заговорил с ним, а он не ответил… Нет, не может быть, черт возьми! Берт Макдоннел связан с полицией не больше, чем я сам. Чепуха! Фантастика… Слушайте, ведь это не правда?
   Я, как мог, уклонился от ответа — посоветовал спросить у Мастерса, чтобы не отвлекаться от темы. Я видел, что Холл идей не позволяет Мэрион говорить, и, не сводя глаз с майора Фезертона, кратко изложил то, что нам было известно. Майор почувствовал себя неловко.
   Я оглядел присутствующих:
   — Нам сообщили, что Дартворт был явно испуган запиской…
   — Да, Бог свидетель! — выпалил Фезертон, стукнув затянутым в перчатку кулаком по ладони. — Жутко. До смерти. Никогда такого не видел.
   — Да… — пробормотал Тед. — Да, это наверняка Берт…
   — А кто видел, что было написано на бумаге?
   Молчание длилось так долго, что мне показалось, будто я не получу ответа. Леди Беннинг сидела с равнодушным видом, но подозрительно поглядывала на Теда, что-то про себя бормотавшего.
   — Разумеется, куча дурацкой белиберды, — объявил майор и несколько раз прокашлялся. — Но… э-э-э… по-моему, я могу процитировать первую строчку. Не смотрите на меня такими глазами, Энн! Проклятие, я никогда не одобрял подобной чепухи и скажу вам вдобавок… те самые картины, которые вы мне велели купить… Гм, да. Теперь мне все ясно. Завтра же их сожгу… О чем я говорил? А, первая строчка. Отчетливо помню. «Я знаю, где зарыт труп Элси Фенвик»…
   Вновь воцарилось молчание. Майор стоял, хрипло дыша и с каким-то самодовольным вызовом поглаживая усы. Не слышалось ни единого звука, кроме его астматического дыхания. Повторив фразу вслух, я оглядел собравшихся. Либо один из них превосходный актер, либо эта фраза ни для кого не имеет никакого смысла. Приблизительно за три минуты, показавшиеся очень долгими, прозвучали лишь два замечания. Тед Латимер с неудовольствием проворчал:
   — Кто такая Элси Фенвик? — словно речь шла о совсем посторонней и неподобающей теме.
   Потом Холлидей задумчиво признался:
   — Никогда о ней не слышал.
   Все стояли, глядя на майора, лицо которого, цвета портвейна, еще сильнее пошло пятнами, а хриплое дыхание стало громче — по-видимому, оттого, что в правдивости его слов усомнились.
   А у меня в душе появилась уверенность, что один из пяти находившихся вместе со мной в этой комнате убил Роджера Дартворта.
   — Ну? — отрывисто спросил Фезертон. — Кто-нибудь что-нибудь скажет или нет?
   — Вы нам раньше этого не говорили, Уильям, — заметила леди Беннинг.
   Фезертон сделал широкий раздраженный жест.
   — Там же было женское имя, будь я проклят! — возразил он, будто сам не был в том точно уверен. — Понимаете? Женское!
   Тед оглянулся в каком-то диком изумлении, словно увидел неподобающую карикатуру. Холлидей пробормотал что-то насчет мидян и персов^[5]; Мэрион, сгорая от любопытства, тихо охнула. Только леди Беннинг мрачно, испытующе смотрела на них, вцепившись в воротник.
   В коридоре затопали тяжелые шаги, и все обернулись. При виде вошедшего в комнату Мастерса напряжение переросло в холодную враждебность.
   Инспектор был тоже враждебно настроен. Я никогда еще не видел его таким взъерошенным, озабоченным и зловещим. Пальто грязное, равно как и сбитый на макушку котелок. Он остановился в дверях, медленно оглядывая присутствующих.
   — Ну что? — спросил Тед Латимер. В данных обстоятельствах в его резком тоне звучала не столько бравада, сколько детское нетерпение. — Можно нам отправляться по домам? Долго вы еще будете нас здесь держать?
   Мастерс продолжал оглядываться вокруг. Затем, будто под влиянием какой-то мысли, улыбнулся и, кивнув, сказал:
   — Что ж, я вам все объясню, леди и джентльмены. — Он осторожно снял грязные перчатки, вытащил из-под пальто часы. — Сейчас ровно двадцать пять минут четвертого. Возможно, мы просидим тут до рассвета. Вы уйдете, как только ответите на мои вопросы, разумеется, не под присягой, но честно… Отвечать будете по отдельности — вас будут приглашать по одному. Мои помощники как раз готовят комнату, чтобы всем по возможности было удобно. С остальными по моей просьбе побудет констебль, присмотрит, чтобы никто из вас не пострадал. Мы вас считаем ценными свидетелями, леди и джентльмены.
   Улыбающиеся губы инспектора сжались.
   — А теперь… гм… извините меня, мистер Блейк, будьте добры на минуточку выйти. Мне надо сказать вам словечко наедине.

Глава 9

   Прежде чем заговорить, Мастерс увел меня на кухню. Джозефа там уже не было. Верстак стоял поперек комнаты прямо перед дверью, на нем горели выстроившиеся в ряд свечи, в нескольких шагах был установлен стул для свидетелей. Картина напоминала изображения инквизиторского трибунала.
   На заднем дворе царил шум, стремительно метались бесчисленные фонарные лучи, кто-то карабкался на крышу каменного домика, сверкали фотовспышки… Домик, стены, кривое дерево казались фантастической сценой с гравюры Доре. Глухой голос поблизости с благоговейным ужасом произнес:
   — Слушай, понял, а?
   Другой проворчал:
   — Ух!
   Кто-то чиркнул спичкой.
   Мастерс ткнул пальцем в окно, за которым шла бурная деятельность.
   — Я потерпел поражение, сэр, — провозгласил он. — По крайней мере, в данный момент, и не стыжусь в этом признаться. Не могло такого случиться, однако случилось. У нас есть свидетельства — очевидные, точные, — что никто на всем белом свете не мог войти в домик и выйти оттуда. Но Дартворт мертв. Хуже не придумаешь, доложу я вам. Постойте! Вы что-нибудь выяснили?
   Я коротко пересказал то, что услышал, но, когда заговорил о Джозефе, он меня остановил:
   — Ах!… Ах да. Хорошо, что вы его видели; и я тоже. — Инспектор по-прежнему мрачно улыбался. — Я его отправил на такси домой под охраной констебля. Возможно, опасность ему не грозит, но, с другой стороны…
   — Опасность?
   — Да. О, сэр, сначала все сходится. Полностью. Абсолютно. Дартворт боялся домика вовсе не из-за привидений. С духами он на короткой ноге. Он боялся чьего-то реального нападения… Иначе зачем бы он заперся изнутри на щеколду и на шпингалет? Ему бы в голову не пришло запираться от привидения на железный засов. Но он заподозрил, что кто-то из участников маленького спиритического кружка задумал с ним расправиться, и не знал, кто именно. Поэтому велел Джозефу сидеть нынче вечером в другом месте и вести наблюдение. Об опасности он узнал из записки, которую в листы бумаги, приготовленные для плутовского сеанса, мог сунуть только один из присутствовавших. Понимаете, сэр? Дартворт чего-то или кого-то смертельно боялся, на что и рассчитывал злоумышленник, кем бы он ни был. До того момента он считал себя в безопасности…
   Тут я рассказал о свидетельстве майора Фезертона.
   — «Я знаю, где зарыт труп Элси Фенвик»… — повторил Мастерс. Могучие плечи окостенели, а глаза сощурились. — Знакомое имя. Знакомое, клянусь святым Георгием! Причем связано с Дартвортом, могу поклясться. Хотя я очень давно просматривал его досье, поэтому не совсем уверен. Берт должен знать. Элси Фенвик! У нас положительно что-то есть…
   Он надолго умолк, покусывая костяшку большого пальца и что-то бормоча про себя. Потом обернулся:
   — А теперь позвольте описать, во что мы вляпались. Понятно ли вам, что мы никогда не сможем предъявить предполагаемому убийце никаких обвинений, пока не объясним, каким образом совершилось убийство? Не осмелимся даже возбудить судебное дело. А? Слушайте.
   Начнем с дома. Стены прочные, каменные, ни трещин, ни даже крысиных нор. Один из моих парней прополз по перекрытиям дюйм за дюймом — они такие же крепкие, Цельные, как во времена постройки. Прощупали каждый дюйм пола…
   — Вижу, — вставил я, — вы времени зря не теряли.
   — Ах-х-х! — вздохнул инспектор, теряя последние остатки гордости.
   — Да. Не каждому удастся вытащить полицейского врача из постели в три часа ночи… Итак, осмотрели пол, потолок, стены. Выбросьте из головы всякие мысли о потайных люках, подземных ходах и так далее. Их отсутствие удостоверено и засвидетельствовано моими людьми.
   Дальше, окна исключаются. Решетки глубоко вделаны в камень, и тут нет вопросов. Ячейки столь узкие, что в них, например, не пройдет даже лезвие того кинжала — мы пробовали. В дымоход человек не пролезет, даже осмелившись прыгнуть в пылающий огонь. Кроме того, чуть повыше он тоже затянут прочной железной решеткой. Исключается. Дверь… — Он замолчал, взглянул во двор и взревел:
   — Ну-ка, слезайте с крыши! Кто это там? Я же вам говорил, обождем до утра! Там сейчас ничего не увидишь…
   — «Дейли экспресс», инспектор, — ответил из темноты голос. — Сержант разрешил…
   Мастерс ринулся вниз по лестнице и исчез. Послышались неразборчивые красноречивые выражения, после чего он вернулся, запыхавшись.
   — Осмелюсь сказать, большого значения не имеет, — мрачно заметил он. — Не очень-то много нам известно. Так о чем я говорил? Дверь. О двери вы знаете. Закрыта на щеколду, поперек которой идет шпингалет, ни один болт не выдернут. Даже изнутри нелегко открыть…
   Наконец, самое невероятное. Придется обождать, пока полностью рассветет, чтоб окончательно убедиться, но могу рассказать то, что знаю сейчас. За исключением следов, которые оставили мы с вами, — и те, кто пришел позже, а они шагали точно по нашим следам, чтобы не натоптать, — больше нет ни одного отпечатка на расстоянии в двадцать футов от домика! А мы с вами помним — не так ли? — что, идя туда первыми, на всем пути не видели никаких следов.
   Это была безусловная истина. Перед моим мысленным взором встала густая, липкая, нигде не тронутая грязь. Однако я сказал:
   — И все-таки послушайте, Мастерс… Вечером во время дождя через двор прошла масса народу, входившего и выходившего из дома. Почему тогда грязь повсюду осталась нетронутой? Почему там не было следов, когда мы выходили?
   Мастерс вытащил блокнот, ущипнул себя за нос, нахмурился.
   — Видимо, дело в почве. В каких-то пластах, физических качествах, еще в чем-то, не знаю, но вот у меня тут записано. Об этом рассуждали Макдоннел и доктор Блейн. Дом стоит на каком-то плато. Когда дождь прекращается, вода, по словам Берта, стекает, унося с участка слой мелкого песка, который размазывается, вроде известки под мастерком каменщика. Вы заметили, вероятно, что во дворе дурно пахло. И слышали, как что-то журчало уже после дождя. По мнению Берта, где-то проходит сточная канава, которая тянется под землей к подвалу… Так или иначе, дождь прекратился за добрых три четверти часа до убийства Дартворта, и грязь кругом сгустилась в кисель.
   Он прошелся по кухне, мрачно растирая лицо, угрюмо уселся на ящик за верстаком — взбешенный инквизитор, перепачканный грязью, в полутемной комнате.
   — Вот так вот — сплошная грязь. Нетронутая. Невозможно. М-м-м… О чем я говорил? — переспросил инспектор. — Видно, старею, и спать хочу… Никаких следов возле домика, вообще никаких! Дверь, окна, полы, потолок, стены — настоящая каменная коробка! И все-таки где-то должен быть ход. Не поверю…
   Он взглянул на бумаги, лежащие на столе: письмо Джорджа Плейга, документ, газетная вырезка. Перевернул их с угрюмым любопытством, вложил в папку, взмахнул ей, бешено потряс.
   — В это никогда не поверю.
   — Вы оставили привидению не так-то много шансов, Мастерс. Когда ввалилась полиция, бедный старик Луис… — Я вспомнил, как леди Беннинг, обернувшись, обожгла меня взглядом, вспомнил ее упреки и обвинения в мой адрес. — Ну, не важно. Есть хоть что-нибудь вещественное, определенное?
   — Дактилоскописты работают. Доктор составил краткое заключение, а полный протокол вскрытия будет только завтра. Фургон здесь, его увезут, как только Бейли сфотографирует все внутри. А-а-ах! — воскликнул он, стиснув руки. — Если бы это случилось днем! Между нами говоря, никогда в жизни мне так не хотелось, чтобы сейчас был день. Где-то Должны быть следы… где-то они есть… а я их не увидел.
   И тут напортачил. Заместитель комиссара сделает выговор, скажет: не надо было мне оставлять свои следы на пути к домику, надо было доску перед собой бросать, еще какую-нибудь ерунду наплетет. Как будто у меня была такая возможность! Ах-ах, начинаю понимать… Начинаю понимать, как трудно быть методичным и соблюдать все правила, когда ты сам причастен к делу. Что-нибудь вещественное? Нет. Мы обнаружили только то, что вы видели собственными глазами. За исключением носового платка. Платок Дартворта с его инициалами лежал под трупом.
   — На полу валялось несколько листов бумаги и авторучка, — вспомнил я. — На них что-нибудь было написано?
   — Не повезло. Пусто. Чисто. Абсолютно. И больше ничего.
   — Ну… и что теперь?
   — Теперь, — энергично ответил Мастерс, — расспросим нашу небольшую компанию. Берт постоит у дверей, никто нам не помешает.
   Давайте еще разок по порядку посмотрим, заглянем в блокнот. Гм… Грубо говоря, около половины первого мы с Бертом и мистером Холлидеем оставили вас здесь читать этот бред и пошли обратно, в переднюю комнату. Мисс Латимер, услышав грохот разбившейся цветочницы, побоялась, как бы с Холлидеем чего не случилось, выбежала в вестибюль, наткнулась на нас и вцепилась в Холлидея. Потом мы направились к остальным. Берт держался в сторонке, а я имел беседу, которая оказалась… — Он нахмурился.
   — Бесплодной? — подсказал я.
   — Ну, пожалуй, что так, осмелюсь сказать. Старая леди с полным хладнокровием приказала мне отыскать несколько стульев, чтобы все расселись. Так я и сделал, разрази ее гром. Кстати, это была неплохая возможность оглядеться вокруг. В доме полным-полно разбитой мебели. Затем они захлопнули дверь у меня перед носом, но мы успели прихватить малыша Джозефа. Вместе с Бертом отвели его в комнату напротив, набитую всяким хламом, зажгли свечу, поговорили…
   — Он уже был накачан морфием?
   — Нет. Но нуждался в наркотике. Какое-то время он сидел тихо, но вскоре начал дергаться. Никаких предположений у него не было. Но затем, как я теперь припоминаю, когда он принял дозу, кое-что появилось. Без конца жаловался, что в комнате очень жарко, шмыгал в темноту, прикидываясь, будто срывает с окна доски, однако не сорвал. Я пошел, чтобы вернуть его на место, а он в тот момент что-то прятал во внутренний карман… Я его потащил и нащупал что-то круглое, гладкое, небольшое… Ха. Думаю, если шприц с наркотиком, то пускай хорошенько подействует перед дальнейшим допросом. Поэтому оставил придурка с Бертом, который всегда чертовски вежлив и любезен для службы в полиции, и отправился осматривать дом. Было это приблизительно без десяти час или чуть позже, хотя мы немного времени потратили. Вышел в вестибюль. В комнате, где впятером сидели члены кружка, было тихо и вроде темно. А парадная дверь слегка приоткрыта. Знаете, та, высокая, в которую мы вошли.
   Он многозначительно на меня покосился, и я заметил:
   — Мастерс, это абсурд! Безусловно, никто не осмелился бы в присутствии офицера полиции… Кроме того, парадная дверь стояла открытой, когда мы пришли. Может, ветер…
   — Ах! — простонал инспектор, стукнув себя в грудь. — И я точно так же подумал. Не обращая внимания на присутствующих в доме, присматривал, как вам ясно, за Дартвортом. Хотел разоблачить игру, и таким образом… Ну, я плотно закрыл дверь и запер ее на задвижку, затем поднялся наверх на разведку. Раньше казалось, каменный домик лучше виден из окон, которые выходят на задний двор. Оказалось, что нет. А когда я спускался по лестнице, парадная дверь вновь была приоткрыта. У меня был только фонарик, но я сразу это заметил. — Он грохнул по верстаку кулаком. — Скажу вам, сэр, я стоял в вестибюле один, сам до чертиков перепуганный, но… если б мне только пришло в голову, что кто-то задумал убить Дартворта… Я выскочил в ту самую дверь…
   — Кругом была грязь, — напомнил я. — Заметили следы?
   — Ни единого, — тихо ответил Мастерс.
   Мы с ним переглянулись. Даже в присутствии полицейских и жаждущих новостей репортеров, при свете фотовспышек дом был переполнен страхом и ужасом, описанными в прочитанных мной письмах.
   — Завернул за угол… — продолжал инспектор. — Я уже рассказывал вам об увиденном и услышанном. Дартворт стонал, умолял, а потом звякнул колокол.
   Он сделал паузу и громко выдохнул, словно слишком поспешно хлебнул крепкого спиртного и у него перехватило дух.
   — Да-да, сэр, вот о чем я хочу вас спросить. Вы говорили, что слышали, как кто-то прошел мимо закрытых дверей кухни, где вы сидели, читая бумаги. Правильно? А скажите, в каком направлении? К заднему двору или оттуда?
   Я мог ответить только одно:
   — Не знаю.
   Мастерс хрипло вздохнул:
   — Если проходивший возвращался в дом — я имею в виду, в этот дом, в большой, «навестив», так сказать, Дартворта в маленьком домике… Понимаете, я повернул за угол, на задний двор. И видел черный ход, где горела свеча. Частично даже двор видел перед собой. Какой же дьявол мог выйти в парадное, дойти до домика, не оставив ни следа в грязи на дворе, убить в каменном мешке Дартворта и вернуться сюда незамеченным через заднюю дверь, пройдя мимо горевшей свечи?
   Помолчав, инспектор коротко кивнул и направился к двери. Я слышал, как он посылает констебля в переднюю комнату караулить пятерых подозреваемых, едва расслышал указание препроводить в «совещательную комнату» леди Беннинг и слегка призадумался: а что об этом запутанном деле сказал бы мой бывший шеф из разведывательного управления, великий человек, о котором напомнил мне Фезертон? «Какой же дьявол мог…»