Страница:
Парень хлопнулся в кресло, ткнул в распухшие губы сигарету. Скалли прищурилась и мысленно свистнула: любой из четырех перстней, красовавшихся на пальцах восемнадцатилетнего мальчишки, можно было бы обменять на этот бар и получить что-нибудь в придачу.
— Где ты был, Сэмюэл? — вполне миролюбиво спросил шериф. — Я тебя всюду искал.
— М-м? — протянул юный пророк, сосредоточившийся на зажигалке. Со второй попытки ему удалось прикурить. — Я размышлял.
— Ах вот как. Ну теперь у тебя будет уйма времени для размышлений. Я должен тебя арестовать.
— За убийство? — парень даже не удивился, только глаза чуть сузились, когда он задал этот короткий вопрос.
— По подозрению в убийстве, — корректно уточнил Дэниэлс, памятуя о двух федералах за спиной.
— Можно, я сначала пиво допью?
— Да, конечно. Валяй. Допивай, — шериф обошел задержанного и остановился за спинкой кресла. — Потом я сниму с тебя показания, а потом посмотрим, как там у вас обстоят дела с «Кадиллаками»…
— Эй, шериф, — вмешался Призрак, быстро отводя Дэниэлса в сторонку, — какие у вас основания для обвинения мальчика в убийстве?
— А что вам еще нужно? Мальчишка практически сам сознался.
— Да вы посмотрите, он же пьян!
— Ну, пьян. Но вполне соображает. Сэмюэл действительно соображал вполне сносно, хотя и медленно. Сейчас он внимательно разглядывал влажный фильтр сигареты, потемневший от крови. Потом закинул голову и с наслаждением затянулся.
— И давайте договоримся раз и навсегда, — жестко выговорил шериф. — Никаких сомнений в его вине нет и быть не может.
— Допустим. Вот только как он это сделал?
Ответом был тяжелый взгляд шерифа.
— Вы разрешаете мне с ним поговорить до ареста? — настаивал Малдер.
— Как вам угодно, — криво, одними губами, ухмыльнулся здоровяк.
Призрак метну лея назад, подтянул к себе стул, уселся верхом — так, чтобы смотреть прямо в глаза парнишке.
— Сэмюэл, я агент Малдер, это агент Скалли. Мы из ФБР.
Дана повторила движение Малдера лишь с легким запозданием и с маленьким отличием — на стул она села как все приличные люди. Призрак продолжал:
— Кажется, тебе здорово досталось? С этим трудно было спорить: огромный «фонарь» под глазом, несколько кровоподтеков и ссадин на скулах и подбородке, разбитый лоб, окровавленные лохмотья кожи на костяшках пальцев… И это только видимые повреждения. Что ж, может, и к лучшему, что парнишку отвезут сейчас в камеру. По крайней мере, его осмотрит полицейский врач.
— Наказание, мистер Малдер, — с непонятной надменностью заявил Сэмюэл.
— А по-моему, это варварство, — сдержанно произнесла Дана.
— Ну вы же наверняка знаете, — улыбнулся разбитыми губами юный пророк. — Сказано было: Он дает, и Он забирает обратно. Люди иногда гордятся мной, а иногда… Полезно, когда простые люди тебя избивают. Тогда у Господа Бога меньше забот.
— Каких забот? — не поняла Скалли.
— По унижению несчастного грешника.
— Виновного в убийстве? — подхватил Малдер, наклоняясь к парню и заглядывая ему в лицо.
— Да, сэр, — коротко ответил тот.
— Сэмюэл, но как это у тебя получилось? Как ты убивал?
— Очевидно, моя гордыня стала лазейкой для дьявола.
Малдер откинулся назад, пытаясь совладать с лицом. Гордыня была налицо:
мальчик явно искренне верил в то, что говорил:
— Я замутил реку собственной веры. И мой дар подвергся порче. Теперь он осквернен и искажен.
— Значит, вы утверждаете, что способны убивать людей прикосновением, — вежливо перебила Скалли.
— Я много раз прикасался к больным и умирающим. Я чувствовал их болезнь и чувствовал, как она покидает их тела. А умирающие получали из моих рук даже жизнь. Господь дал мне этот удивительный дар.
— А все эти бриллианты и кольца вам тоже купил Господь? — Скалли позволила себе снисходительную усмешечку. — По-моему, в вашем поэтическом рассказе что-то пропущено.
Из состояния полутранса трудно перейти сразу к ярости, но неподдельный гнев сверкнул в черных глазах чудотворца, когда он выпрямился и обвиняюще провозгласил:
— Вы смеете сомневаться в силе Господней?
— Нет, — она покачала головой. — Я сомневаюсь в правдивости ваших утверждений.
Вспышка утихла, гроза так и не разразилась. Сэмюэл заговорил тише. Показное безразличие исчезло с его лица.
— Я видел больных в лазаретах и госпиталях, на улицах и в домах престарелых, я много раз видел, как болезнь пожирает смертные тела. Я вижу болезнь человеческую так же ясно, как вижу сейчас боль в этом человеке, вот в нем.
— Правда? — взгляд Призрака изменился — стал пристальнее и словно потемнел. — И что же это за боль, если не секрет?
Юноша прикрыл глаза, сосредоточился. Голос стал звучным, интонации — неестественно-торжественными, как у старой гадалки. Малдер уже досадливо передернул плечами, когда на него обрушился смысл слов, тяжело, по одному произносимых мальчишкой-пророком:
— Ваша боль… связана… с братом или сестрой… Это старая боль. Застарелая, — теперь он смотрел Малдеру в глаза. — Боль, которую годы так и не исцелили.
— Это что, фокус такой? — не выдержала Дана. — Что за надувательство?
Черт его знает, как он угадал, этот юный шарлатан, но совпадение получилось катастрофическое! Теперь Малдер ни о чем, кроме пропавшей Саманты, и думать не сможет. Хоть врачей вызывай!
— Нет. Это не фокус, мэм, — спокойно произнес мальчик, переведя взгляд на нее, и залпом отхлебнул полбанки пива.
— Я хочу услышать об этой боли поподробней. Расскажи мне, — попросил Фокс.
Скалли в сердцах вскочила. Ну что, он разве не понимает? Классический же трюк: стоит угадать хоть одну важную деталь из прошлого — и все остальное легко достраивается по реакции! Что же, Малдер никогда цыганок не видел? С предсказательницами не разговаривал? «Вижу рядом с ним женщину… блондинку… нет, брюнетку!.. высокую… нет, маленькую!.. далеко-близко, горячо-холодно…» Теперь, когда этот малолетний жулик нащупал слабое место Призрака, он из него веревки вить будет!
— Я вижу ее ясно как божий день, — щурясь, говорил Сэмюэл. — Это девочка. Вы потеряли сестру.
Призрак смотрел на избитого пьяного мальчишку как завороженный.
— Вы потеряли сестру совсем маленькой. Кто-то забрал ее.
— Дальше! — разлепил Малдер пересохшие губы.
— Кто-то чужой… Совсем чужой… Яркий свет…
— Шериф! — громко позвала Скалли. Она больше не могла попустительствовать этому безобразию.
— Вам нужно было приехать немножко раньше, — с видимым сожалением проговорил юноша. — Возможно, мне удалось бы исцелить вашу боль.
— Ладно, хватит, — обронил приблизившийся Дэниэлс.
— Да подождите же! — переполошено обернулся Фокс. — Мне нужна еще минутка.
Минутки ему не дали. Не Морис Дэниэлс, а сам мальчик. Он поднялся и сказал с внезапно вернувшейся надменностью, в которой Фокс теперь явственно слышал горечь:
— Но я больше не могу вам помочь. Уже — не могу. Больше ничего не могу. Мой дар покинул меня.
— Наручники на него! ~ скомандовал шериф.
Сэмюэл спокойно подставил запястья под стальные браслеты, но поморщился, когда защелкнулся замок. Пальцы его, унизанные массивными перстнями, непроизвольно сжались.
— Ладно, пошли. — Шериф потащил арестованного к выходу, частя скороговоркой: — Ты имеешь право молчать, ты имеешь право на адвоката…
Мальчик вдруг вывернулся из-под руки шерифа, вцепившейся в полуоторванный синий воротник, и оглянулся:
— Мистер Малдер! Я скажу вам! Господь наблюдает за своей паствой, он подает нам знаки каждый день. Прислушайтесь к своему сердцу. Имеющий глаза да увидит.
В следующее мгновение его выволокли наружу.
Дана с беспокойством поглядела на нА-парника… как следует подумала, набрала побольше воздуху и выпалила:
— Мне кажется, он шарлатан.
— Ты знаешь, — сглотнув, Малдер поднялся и, избегая смотреть Скалли в глаза, пошел к дверям, — я в этом не уверен.
Окружной суд, предварительное слушание
Кенвуд, штат Теннесси
6 марта 1994
Около четырех часов пополудни
Предварительное слушание до делу Сэмюэла Хартли получилось, мягко говоря, дурацким. Должностные лица в зале суда не могли избавиться от чувства неловкости. Почти все они хотя бы раз побывали на представлениях «Министерства чудес», почти все — или хотя бы их близкие родственники — были лично знакомы с людьми, убежденными, что Сэмюэл излечил их от тяжкой болезни. И вот теперь этот мальчик сам обвинил себя в двух убийствах, которые для человека разумного не могли представиться ничем, кроме чудовищного совпадения. Показания свидетелей обвинения звучали как детский лепет; перекрестный допрос превратился в цирк; прокурор произнес длинную туманную речь о необходимости торжества правосудия, но так и не смог мотивировать обвинения ничем, кроме глубокой убежденности шерифа и признания самого обвиняемого; адвокату с трудом удалось остановить поток панегириков в адрес юного чудотворца… И все служители Фемиды, в особенности судья, старательно придерживались привычной юридической терминологии — чтобы не соскользнуть в осознание бредовости ситуации.
Обвиняемый смотрел на происходящее с тихим отчаянием. Эти люди ровно ничего не понимали, они говорили о каком-то другом Сэмюэле — в лучшем случае о том, каким он был раньше. Ему хотелось кричать: «Разве вы не видите? Я не тот, я грешник, я мирянин, не смейте меня выпускать! Иначе я так и не смогу очиститься…»
— …учитывая исключительно примерную репутацию подсудимого, — речь адвоката подходила к концу, — и в высшей степени косвенный характер улик по этому делу, я прошу отпустить моего клиента до суда под честное слово, без залога…
— Судья, это неправильно! — подсудимый вскочил со скамьи, готовый разразиться обличительной речью в свой адрес.
— Сэмюэл! — предостерегающе выкрикнул отец Хартли. Это не помогло.
— Если вы отпустите меня, на вашу голову падет гнев Божий!.. — выкрикнул пророк.
— Достаточно! — судья грохнул молотком о столешницу. — Здесь не балаган. Вы находитесь перед лицом закона. Вам понятно?
Юноша яростно сверкнул заплывшим глазом. Он изо всех сил пытался выглядеть преступником, хамить и грубить, он даже оделся сегодня в вызывающе ярко-красную рубашку… Бесполезно. С грубостью ничего не вышло, она оказалась противна его человеческой природе. А синяки на физиономии и бинты на руках вызывали у этих слепцов не осуждение, а сочувствие.
— Да, сэр, — сдержанно ответил Сэмюэл и опустился на место.
Извинившись перед судьей, светловолосая женщина-адвокат уселась рядом с клиентом.
— Ваша честь, — взял слово прокурор, — несмотря на признание подсудимого в том, что он виновен, мы не видим необходимости держать его в тюрьме до суда. Однако мы требуем залог не меньше ста тысяч долларов.
— Хорошо, не возражаю, — подвел итог судья. — Суд не считает необходимой мерой пресечения содержание под стражей. Суд устанавливает сумму залога в сто тысяч долларов. Залог должен быть внесен непосредственно…
Судья вдруг резко дернулся, замахал руками и вскочил:
— Боже мой! Что это такое?! Он был не одинок в своем изумлении и испуге. Все присутствующие — и Скалли с Малдером в том числе — вдруг оказались в туче налетевших бог знает откуда бесчисленных насекомых. Саранча! Воздух наполнился треском и шуршанием сотен крылышек, все поверхности были испещрены жесткими блестящими тельцами. Женщины верещали. Насекомые ползали по столам и под ногами, путались в волосах, забирались под одежду. Огромная саранча с размаху влепилась в щеку святого отца Хартли и повисла, вцепившись в кожу колючими лапами.
Сэмюэл безумными глазами оглядел разыгравшуюся вакханалию и полез на стол. Теперь он возвышался над всеми — как пастух над мечущимся в панике стадом.
— Ну! Что еще требуется, чтобы вы уверовали? Сам Господь дал показания против меня! Пока вам в задницу не вцепятся, вы что, самых простых вещей понять не в состоянии? Слова внезапно иссякли. Он воздел кулаки к небу, напрягся в беззвучной исступленной молитве.
Несколько человек сообразили наконец спастись бегством, за ними бросились все остальные.
На выходе Келвин Хартли наткнулся на шерифа. Сжал кулаки, хотел сказать что-то резкое, но подоспевший Вэнс, преданной тенью следовавший за священником, тронул его за плечо — и оба покинули зал, так и не сказав ни слова.
На широком лице шерифа не отразилось ничего, кроме, разве что, недоумения.
Номер Малдера в мотеле «Незабудка»
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
Около полудня
Скалли с любопытством разглядывала здоровенную саранчу, зажав ее бока пинцетом. Несмотря на бурную жизнь — в качестве сотрудника отдела «Секретные материалы» — и множество необычных приключений, с насекомыми, да еще такими огромными, она сталкивалась нечасто.
Симпатии это существо у Даны не вызывало, зато помогало убить время.
Альтернативой было слушать Малдера (потому что сидеть у себя в номере в одиночку не хотелось совсем). Тот бродил по комнате и с выражением читал вслух:
— …И было утро, и принес восточный ветер саранчу. И покрыла саранча весь лик .земной, так что земля потемнела. И пожрала она все травы и злаки…
— Хватит! — перебила Дана. — Налет саранчи — это, конечно, впечатляет, но до казни египетской все-таки не дотягивает.
Малдер растянулся на кровати поверх покрывала, не выпуская книги из рук.
— Кроме того, мы находимся в штате с развитым сельским хозяйством, где массовая миграция насекомых, которую люди малограмотные, — она выразительно стрельнула глазами в напарника, — воспринимают как нашествие, — Дана сделала маленькую паузу, — вовсе не редкость.
— В зале суда, Скалли? — Фокс покосился на коллегу поверх черного переплета Библии.
— А что, по-твоему, будет дальше? Трехдневная тьма и заклание младенцев? Позавчера ты меня чуть на смех не поднял, когда я приехала с этим делом. Ты — ответь честно — ты уверен, что перестал считать Сэмюэла шарлатаном не только из-за того, что он сказал в баре? Я имею в виду, о твоей сестре?
Малдер отложил книгу, гибким движением сел и протянул Дане открытую папку:
— Эти истории болезни присланы из Окружной больницы Кенвуда. Зафиксированные профессиональными врачами случаи исцеления Сэмюэлом больных, признанных безнадежными.
— Рак предстательной железы… регенерация нервной ткани после травм… — бегло просматривала Скалли…
— В «Секретных материалах» — уйма свидетельств о чудотворцах и целителях, каких угодно, но только не таких, как он. Я думаю, этот мальчик — настоящий.
— Интересно, не спорю, но у меня дома есть огромная подборка медицинской литературы, описывающей необъяснимые случаи спонтанного выздоровления.
Призрак снова зашагал из угла в угол:
— Западная медицина рассматривает человеческое тело как биохимическую систему, правильно? Но ведь тело представляет собой и электромагнитную систему тоже?
И лечить его можно и как электромагнитную систему тоже.
— Чем? Руками? Это же мальчик, а не портативный излучатель. Ты пытаешься меня убедить, что Сэмюэл способен влиять на энергетическое поле. Между прочим, если это действительно так, тем же способом он может и убивать.
— Почему бы и нет? — ничуть не смутился Призрак.
— Хорошо, — Дана покладисто кивнула, принимая гипотезу. — Допустим, он может убить прикосновением. Зачем ему это надо?
— Он сам сказал: он замутил реку собственной веры. Это означает, что он…
Малдер не успел договорить. В дверь постучали.
За дверью оказалась знакомая жуткая физиономия, в которую Скалли так ни разу и не сумела всмотреться пристально, поскольку невольно переводила взгляд на что угодно, кроме изрытого шрамами полуовала под черными очками, перечеркнутого белесыми губами, наливающимися кровью во время разговора. Конечно, Леонард Вэнс не был виноват, что стал калекой, но с его стороны было бы гуманнее податься не в помощники проповедника, а в отшельники. И подальше.
— Если вы не заняты, — это было сказано без предисловий, даже без формального приветствия, — мы со святым отцом согласны вас принять.
И заковылял прочь, не дожидаясь ответа.
Напарники переглянулись.
Резиденция отца Хартли
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
12:50
Резиденция отца Келвина Хартли представляла собой нечто вроде переложения палаццо эпохи Возрождения на современный американский язык. Купол, венчающий здание, при переводе совсем не пострадал, сохранив идеальные очертания. Располагалась резиденция на холме, с которого во все стороны открывался великолепный вид.
Рабочий кабинет святого отца не показался бы скромным и папе римскому. Черт возьми, здесь даже решетки на окнах были коваными. И очень красивыми.
Спецагентов ничуть не удивили ни роскошь, ни архитектурные изыски. Неожиданностью оказался сам отец Келвин. От давешнего религ-жокея остался только белый костюм с ярким галстуком. За все время разговора проповедник не воспользовался ни единым отработанным жестом, ни одной эффектной интонацией.
Начал Хартли с извинений, и прозвучали они совершенно искренне:
— В последнее время я постоянно подвергаюсь серьезным стрессам. Конечно, это не извиняет моей вчерашней грубости, но, я надеюсь, вы найдете возможность понять и простить меня. Я очень волнуюсь за мальчика.
Малдер был заинтригован. Он ни разу в жизни не видел коммивояжера, который мог бы вести себя как нормальный человек больше пяти минут.
— Почему вы захотели с нами встретиться? — спросил он напрямик.
— Мне нужна ваша помощь, — так же напрямик ответил священник. Перевел взгляд с агента на его напарницу и обратно. — Сэмюэлу грозит суд по обвинению в убийстве.
Фокс пожал плечами:
— Я думаю, вам нужен хороший адвокат.
— Сэмюэл ни в чем не виноват.
— Почему вы так думаете? — хладнокровно поинтересовался Призрак.
— Потому что он — мой сын! — возвысил голос Хартли. Полушепотом.
— Мне почему-то кажется, что на присяжных этот аргумент не подействует, — ухмыльнулся Фокс. — Как и признание самого Сэмюэла.
— Вы должны понять одну вещь: Сэмюэл — очень сложный молодой человек, — тихо и медленно заговорил Хартли, подбирая слова, — его переживания куда глубже, чем у обычного человека. Он чувствует как никто другой. Для него булавочный укол может стать зияющей раной. Он черпает свою силу из способности чувствовать и сопереживать. Люди вроде Мориса Дэниэлса боятся силы и в слабости своей, постыдной для ложной гордости, пытаются уничтожить нас.
Как ни странно, на этот раз высокий стиль показался Малдеру вполне уместным.
Скалли же уловила в рассказе священника ниточку, которая могла оказаться полезной для расследования:
— Почему вы заговорили о шерифе Дэниэлсе? — спросила она.
— Это не секрет, — вздохнул Хартли, — он пытался добиться, чтобы «Министерство чудес» закрыли. Он пытается закрыть меня уже десять лет — с тех пор, как я впервые раскинул свой шатер проповедника.
— Почему же все уверены, что ваше «Министерство» — обман?
— Потому что в людях нет веры, — спокойно и уверенно ответил Хартли. — Взять, например, того же шерифа Дэниэлса. Его жена страдает от артрита, тяжелого и в высшей степени болезненного. Ее конечности искривлены, как древесные корни. Однако в «Министерство» он ее не пускает.
— В свете последних событий я легко могу его понять, — Скалли, скорчив гримаску, сочувственно покачала головой.
По круглому лицу проповедника скользнула боль:
— Я не знаю, как умерли эти бедные люди. Я не могу этого объяснить даже себе. Именно поэтому я прошу вас быть сегодня вечером в «Министерстве», чтобы вы своими глазами видели, как Сэмюэл выполняет долг, возложенный на него Господом.
Малдер вдруг перестал слышать отца Хартли. На лужайке за окном стояла маленькая черноволосая девочка в красном платье.
— Я могу рассчитывать, что вы будете? — настаивал священник.
— Думаю, да, — ответила Скалли и обернулась к напарнику: — а ты что скажешь?
Черные волосы и красная юбка развевались на ветру. Девочка выжидающе смотрела Малдеру прямо в глаза. «Саманта!» — беззвучно произнес Фокс и выбежал наружу.
Никого.
Ни следа красного платьица.
Только зелень травы и песчаные дорожки — куда ни посмотришь. И еще парнишка в рабочей одежде, возившийся с бело-снежным лимузином.
— Куда она ушла? — крикнул Призрак.
— Кто? — недоуменно переспросил тот.
— Маленькая девочка.
— Нет здесь никаких девочек, — пожал плечами парень.
Фокс беспомощно крутнулся на месте. Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову.
На втором этаже, за ажурными стеблями и листьями декоративной решетки, угадывалось лицо — изуродованное синяками лицо юного чудотворца.
— Малдер! — обеспокоенная, Скалли наскоро распрощалась с отцом Хартли и выскочила вслед за напарником. — Что случилось? Ты в порядке?
— Да вот… — маловразумительно ответил Призрак, — девочка тут…
— Какая еще девочка?
— Маленькая, — Фокс был серьезнее, чем на похоронах.
За окном второго этажа уже никого не было видно.
«Министерство чудес»
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
17:20
Зазывалой у входа выступал сегодня Вэнс:
— Братья и сестры, если вы не поможете друг другу, то кто поможет вам? Не скупитесь, не спешите пройти мимо, ваши жертвы угодны Господу! Да-да, и вы, девушка в кресле, — обратился он к молодой женщине, которую везли в инвалидном кресле двое пожилых людей, видимо родители. — Кажется, вы впервые пришли посмотреть на наше «Министерство чудес» и на Сэмюэла?
— Мы прочитали в газете, — заговорила мать девушки, торопливо опуская на поднос купюру, — что…
— Неважно, что пишут в газетах, — перебил Вэнс, — труды Господни да исполнятся. Он вырывает страждущих из лап Диавола и исцеляет больных. Ты слышишь, дорогая?
Калека склонился к самому лицу молодой женщины.
— Но примет ли он меня? — робко спросила она.
— Пожалуй, я замолвлю за тебя словечко. Как тебя зовут, дорогая?
— Маргарет Холлман.
— Ну что ж, Маргарет. Подожди здесь. Я попрошу кого-нибудь, чтобы тебя устроили в первом ряду. Хорошо?
Бедняжка не нашлась с ответом от счастья. Слезы навернулись на ее глаза. Она прижалась к расплакавшейся матери, а потом взяла из рук Вэнса заботливо предложенный стаканчик с кофе и принялась жадно глотать, почти не ощущая вкуса. После стольких лет страдания к ней пришла надежда!
Тем временем в задней части балагана, выполнявшей роль гримерной, разыгрывалась трагедия.
— Я не могу туда выходить! — бессильно, чуть не плача, повторял Сэмюэл, наверное уже в сотый раз. — После того, что случилось, — я просто не могу!
— Господь испытывает веру во всех нас, сынок, — уговаривал его Хартли. — Тебя он выбрал, чтобы исцелять больных. Тебе он послал самое трудное испытание.
— Перестань! — дернулся Сэмюэл. Вскочил и хотел убежать, но Хартли мягко удержал приемного сына, обняв за плечи.
— Ты не должен пренебрегать своим даром, мой мальчик. Не оскверняй его. Я священник, сынок. Это — то, что дано мне. Я призываю людей верить, и, чтобы достучаться до очерствевших сердец, приходится идти на все, — Хартли смущенно улыбнулся. — Устраивать представления, пускать пыль в глаза, надувать щеки. Иначе меня не будут слушать. Иначе тебя не заметят. Ты помнишь, как нас гнали, когда ты пытался излечить людей просто так? Не отворачивайся! Помнишь? Я много раз говорил тебе это и повторю снова. Ты видел их боль и хотел взять ее на себя, но тебя называли попрошайкой и гнали прочь. А теперь мы заставили их платить, они умоляют, - он не смог сдержать издевательскую нотку в голосе, и Сэмюэл прекрасно знал почему, — чтобы им позволили заплатить, они благодарны за это, и они верят, что если они заплатили, то не зря. Но главное — они приходят к тебе, они видят твои чудеса и начинают верить. И ты не имеешь права бросить свою ношу, сынок, как бы она ни была тяжела. Я не могу разделить ее с тобой. Ты проводник силы Господней, а я твой провозвестник. Я умею произносить проповеди, и меня слушают. Но все проповеди на свете не сумеют вызвать даже маленькое чудо.
Только сейчас священник и юноша обратили внимание на присоединившегося к ним Вэнса, уже давно слушавшего страстную речь. Хартли вложил обтянутую перчаткой ладонь калеки в забинтованные руки чудотворца.
— Вот этот человек, жизнь которого ты спас. Он был мертв — как камень, как земля. Ты вернул его к жизни. Это невозможно объяснить, ты сам не можешь объяснить, что ты делаешь. Все, что ты мне рассказывал, — лишь попытка человеческого разума дать описание тому, что человеческий разум постичь не в силах. Но ты это делаешь. Ты творишь чудеса, сынок…
Мальчик посмотрел в лицо старику. Для него это лицо не было отталкивающим. Это было лицо верного спутника, заботливого помощника. Год за годом Леонард Вэнс следовал за проповедником и его приемным сыном, как преданный цепной пес.
— …Я призываю его в свидетели величия и щедрости Бога, — не отступался Хартли. — Вот он, живое подтверждение твоей целительной силы.
— Сэмюэл, — веско сказало живое подтверждение, — все ждут только тебя.
Все ждали… Сэмюэла? Нет. Зрители уже дошли до того состояния, когда толпа превращается в единое целое, без остатка расплавив составляющие ее индивидуальности. Хор сбился в последовательности музыкальных номеров и тянул джазовое «Аллилуйя», стараясь лишь не потерять ритм. Зрители, потные, разгоряченные, давно отбили себе ладоши, давно охрипли, прослезились — и осушили слезы, познали экстаз — и усталость — и снова экстаз…
— Где ты был, Сэмюэл? — вполне миролюбиво спросил шериф. — Я тебя всюду искал.
— М-м? — протянул юный пророк, сосредоточившийся на зажигалке. Со второй попытки ему удалось прикурить. — Я размышлял.
— Ах вот как. Ну теперь у тебя будет уйма времени для размышлений. Я должен тебя арестовать.
— За убийство? — парень даже не удивился, только глаза чуть сузились, когда он задал этот короткий вопрос.
— По подозрению в убийстве, — корректно уточнил Дэниэлс, памятуя о двух федералах за спиной.
— Можно, я сначала пиво допью?
— Да, конечно. Валяй. Допивай, — шериф обошел задержанного и остановился за спинкой кресла. — Потом я сниму с тебя показания, а потом посмотрим, как там у вас обстоят дела с «Кадиллаками»…
— Эй, шериф, — вмешался Призрак, быстро отводя Дэниэлса в сторонку, — какие у вас основания для обвинения мальчика в убийстве?
— А что вам еще нужно? Мальчишка практически сам сознался.
— Да вы посмотрите, он же пьян!
— Ну, пьян. Но вполне соображает. Сэмюэл действительно соображал вполне сносно, хотя и медленно. Сейчас он внимательно разглядывал влажный фильтр сигареты, потемневший от крови. Потом закинул голову и с наслаждением затянулся.
— И давайте договоримся раз и навсегда, — жестко выговорил шериф. — Никаких сомнений в его вине нет и быть не может.
— Допустим. Вот только как он это сделал?
Ответом был тяжелый взгляд шерифа.
— Вы разрешаете мне с ним поговорить до ареста? — настаивал Малдер.
— Как вам угодно, — криво, одними губами, ухмыльнулся здоровяк.
Призрак метну лея назад, подтянул к себе стул, уселся верхом — так, чтобы смотреть прямо в глаза парнишке.
— Сэмюэл, я агент Малдер, это агент Скалли. Мы из ФБР.
Дана повторила движение Малдера лишь с легким запозданием и с маленьким отличием — на стул она села как все приличные люди. Призрак продолжал:
— Кажется, тебе здорово досталось? С этим трудно было спорить: огромный «фонарь» под глазом, несколько кровоподтеков и ссадин на скулах и подбородке, разбитый лоб, окровавленные лохмотья кожи на костяшках пальцев… И это только видимые повреждения. Что ж, может, и к лучшему, что парнишку отвезут сейчас в камеру. По крайней мере, его осмотрит полицейский врач.
— Наказание, мистер Малдер, — с непонятной надменностью заявил Сэмюэл.
— А по-моему, это варварство, — сдержанно произнесла Дана.
— Ну вы же наверняка знаете, — улыбнулся разбитыми губами юный пророк. — Сказано было: Он дает, и Он забирает обратно. Люди иногда гордятся мной, а иногда… Полезно, когда простые люди тебя избивают. Тогда у Господа Бога меньше забот.
— Каких забот? — не поняла Скалли.
— По унижению несчастного грешника.
— Виновного в убийстве? — подхватил Малдер, наклоняясь к парню и заглядывая ему в лицо.
— Да, сэр, — коротко ответил тот.
— Сэмюэл, но как это у тебя получилось? Как ты убивал?
— Очевидно, моя гордыня стала лазейкой для дьявола.
Малдер откинулся назад, пытаясь совладать с лицом. Гордыня была налицо:
мальчик явно искренне верил в то, что говорил:
— Я замутил реку собственной веры. И мой дар подвергся порче. Теперь он осквернен и искажен.
— Значит, вы утверждаете, что способны убивать людей прикосновением, — вежливо перебила Скалли.
— Я много раз прикасался к больным и умирающим. Я чувствовал их болезнь и чувствовал, как она покидает их тела. А умирающие получали из моих рук даже жизнь. Господь дал мне этот удивительный дар.
— А все эти бриллианты и кольца вам тоже купил Господь? — Скалли позволила себе снисходительную усмешечку. — По-моему, в вашем поэтическом рассказе что-то пропущено.
Из состояния полутранса трудно перейти сразу к ярости, но неподдельный гнев сверкнул в черных глазах чудотворца, когда он выпрямился и обвиняюще провозгласил:
— Вы смеете сомневаться в силе Господней?
— Нет, — она покачала головой. — Я сомневаюсь в правдивости ваших утверждений.
Вспышка утихла, гроза так и не разразилась. Сэмюэл заговорил тише. Показное безразличие исчезло с его лица.
— Я видел больных в лазаретах и госпиталях, на улицах и в домах престарелых, я много раз видел, как болезнь пожирает смертные тела. Я вижу болезнь человеческую так же ясно, как вижу сейчас боль в этом человеке, вот в нем.
— Правда? — взгляд Призрака изменился — стал пристальнее и словно потемнел. — И что же это за боль, если не секрет?
Юноша прикрыл глаза, сосредоточился. Голос стал звучным, интонации — неестественно-торжественными, как у старой гадалки. Малдер уже досадливо передернул плечами, когда на него обрушился смысл слов, тяжело, по одному произносимых мальчишкой-пророком:
— Ваша боль… связана… с братом или сестрой… Это старая боль. Застарелая, — теперь он смотрел Малдеру в глаза. — Боль, которую годы так и не исцелили.
— Это что, фокус такой? — не выдержала Дана. — Что за надувательство?
Черт его знает, как он угадал, этот юный шарлатан, но совпадение получилось катастрофическое! Теперь Малдер ни о чем, кроме пропавшей Саманты, и думать не сможет. Хоть врачей вызывай!
— Нет. Это не фокус, мэм, — спокойно произнес мальчик, переведя взгляд на нее, и залпом отхлебнул полбанки пива.
— Я хочу услышать об этой боли поподробней. Расскажи мне, — попросил Фокс.
Скалли в сердцах вскочила. Ну что, он разве не понимает? Классический же трюк: стоит угадать хоть одну важную деталь из прошлого — и все остальное легко достраивается по реакции! Что же, Малдер никогда цыганок не видел? С предсказательницами не разговаривал? «Вижу рядом с ним женщину… блондинку… нет, брюнетку!.. высокую… нет, маленькую!.. далеко-близко, горячо-холодно…» Теперь, когда этот малолетний жулик нащупал слабое место Призрака, он из него веревки вить будет!
— Я вижу ее ясно как божий день, — щурясь, говорил Сэмюэл. — Это девочка. Вы потеряли сестру.
Призрак смотрел на избитого пьяного мальчишку как завороженный.
— Вы потеряли сестру совсем маленькой. Кто-то забрал ее.
— Дальше! — разлепил Малдер пересохшие губы.
— Кто-то чужой… Совсем чужой… Яркий свет…
— Шериф! — громко позвала Скалли. Она больше не могла попустительствовать этому безобразию.
— Вам нужно было приехать немножко раньше, — с видимым сожалением проговорил юноша. — Возможно, мне удалось бы исцелить вашу боль.
— Ладно, хватит, — обронил приблизившийся Дэниэлс.
— Да подождите же! — переполошено обернулся Фокс. — Мне нужна еще минутка.
Минутки ему не дали. Не Морис Дэниэлс, а сам мальчик. Он поднялся и сказал с внезапно вернувшейся надменностью, в которой Фокс теперь явственно слышал горечь:
— Но я больше не могу вам помочь. Уже — не могу. Больше ничего не могу. Мой дар покинул меня.
— Наручники на него! ~ скомандовал шериф.
Сэмюэл спокойно подставил запястья под стальные браслеты, но поморщился, когда защелкнулся замок. Пальцы его, унизанные массивными перстнями, непроизвольно сжались.
— Ладно, пошли. — Шериф потащил арестованного к выходу, частя скороговоркой: — Ты имеешь право молчать, ты имеешь право на адвоката…
Мальчик вдруг вывернулся из-под руки шерифа, вцепившейся в полуоторванный синий воротник, и оглянулся:
— Мистер Малдер! Я скажу вам! Господь наблюдает за своей паствой, он подает нам знаки каждый день. Прислушайтесь к своему сердцу. Имеющий глаза да увидит.
В следующее мгновение его выволокли наружу.
Дана с беспокойством поглядела на нА-парника… как следует подумала, набрала побольше воздуху и выпалила:
— Мне кажется, он шарлатан.
— Ты знаешь, — сглотнув, Малдер поднялся и, избегая смотреть Скалли в глаза, пошел к дверям, — я в этом не уверен.
Окружной суд, предварительное слушание
Кенвуд, штат Теннесси
6 марта 1994
Около четырех часов пополудни
Предварительное слушание до делу Сэмюэла Хартли получилось, мягко говоря, дурацким. Должностные лица в зале суда не могли избавиться от чувства неловкости. Почти все они хотя бы раз побывали на представлениях «Министерства чудес», почти все — или хотя бы их близкие родственники — были лично знакомы с людьми, убежденными, что Сэмюэл излечил их от тяжкой болезни. И вот теперь этот мальчик сам обвинил себя в двух убийствах, которые для человека разумного не могли представиться ничем, кроме чудовищного совпадения. Показания свидетелей обвинения звучали как детский лепет; перекрестный допрос превратился в цирк; прокурор произнес длинную туманную речь о необходимости торжества правосудия, но так и не смог мотивировать обвинения ничем, кроме глубокой убежденности шерифа и признания самого обвиняемого; адвокату с трудом удалось остановить поток панегириков в адрес юного чудотворца… И все служители Фемиды, в особенности судья, старательно придерживались привычной юридической терминологии — чтобы не соскользнуть в осознание бредовости ситуации.
Обвиняемый смотрел на происходящее с тихим отчаянием. Эти люди ровно ничего не понимали, они говорили о каком-то другом Сэмюэле — в лучшем случае о том, каким он был раньше. Ему хотелось кричать: «Разве вы не видите? Я не тот, я грешник, я мирянин, не смейте меня выпускать! Иначе я так и не смогу очиститься…»
— …учитывая исключительно примерную репутацию подсудимого, — речь адвоката подходила к концу, — и в высшей степени косвенный характер улик по этому делу, я прошу отпустить моего клиента до суда под честное слово, без залога…
— Судья, это неправильно! — подсудимый вскочил со скамьи, готовый разразиться обличительной речью в свой адрес.
— Сэмюэл! — предостерегающе выкрикнул отец Хартли. Это не помогло.
— Если вы отпустите меня, на вашу голову падет гнев Божий!.. — выкрикнул пророк.
— Достаточно! — судья грохнул молотком о столешницу. — Здесь не балаган. Вы находитесь перед лицом закона. Вам понятно?
Юноша яростно сверкнул заплывшим глазом. Он изо всех сил пытался выглядеть преступником, хамить и грубить, он даже оделся сегодня в вызывающе ярко-красную рубашку… Бесполезно. С грубостью ничего не вышло, она оказалась противна его человеческой природе. А синяки на физиономии и бинты на руках вызывали у этих слепцов не осуждение, а сочувствие.
— Да, сэр, — сдержанно ответил Сэмюэл и опустился на место.
Извинившись перед судьей, светловолосая женщина-адвокат уселась рядом с клиентом.
— Ваша честь, — взял слово прокурор, — несмотря на признание подсудимого в том, что он виновен, мы не видим необходимости держать его в тюрьме до суда. Однако мы требуем залог не меньше ста тысяч долларов.
— Хорошо, не возражаю, — подвел итог судья. — Суд не считает необходимой мерой пресечения содержание под стражей. Суд устанавливает сумму залога в сто тысяч долларов. Залог должен быть внесен непосредственно…
Судья вдруг резко дернулся, замахал руками и вскочил:
— Боже мой! Что это такое?! Он был не одинок в своем изумлении и испуге. Все присутствующие — и Скалли с Малдером в том числе — вдруг оказались в туче налетевших бог знает откуда бесчисленных насекомых. Саранча! Воздух наполнился треском и шуршанием сотен крылышек, все поверхности были испещрены жесткими блестящими тельцами. Женщины верещали. Насекомые ползали по столам и под ногами, путались в волосах, забирались под одежду. Огромная саранча с размаху влепилась в щеку святого отца Хартли и повисла, вцепившись в кожу колючими лапами.
Сэмюэл безумными глазами оглядел разыгравшуюся вакханалию и полез на стол. Теперь он возвышался над всеми — как пастух над мечущимся в панике стадом.
— Ну! Что еще требуется, чтобы вы уверовали? Сам Господь дал показания против меня! Пока вам в задницу не вцепятся, вы что, самых простых вещей понять не в состоянии? Слова внезапно иссякли. Он воздел кулаки к небу, напрягся в беззвучной исступленной молитве.
Несколько человек сообразили наконец спастись бегством, за ними бросились все остальные.
На выходе Келвин Хартли наткнулся на шерифа. Сжал кулаки, хотел сказать что-то резкое, но подоспевший Вэнс, преданной тенью следовавший за священником, тронул его за плечо — и оба покинули зал, так и не сказав ни слова.
На широком лице шерифа не отразилось ничего, кроме, разве что, недоумения.
Номер Малдера в мотеле «Незабудка»
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
Около полудня
Скалли с любопытством разглядывала здоровенную саранчу, зажав ее бока пинцетом. Несмотря на бурную жизнь — в качестве сотрудника отдела «Секретные материалы» — и множество необычных приключений, с насекомыми, да еще такими огромными, она сталкивалась нечасто.
Симпатии это существо у Даны не вызывало, зато помогало убить время.
Альтернативой было слушать Малдера (потому что сидеть у себя в номере в одиночку не хотелось совсем). Тот бродил по комнате и с выражением читал вслух:
— …И было утро, и принес восточный ветер саранчу. И покрыла саранча весь лик .земной, так что земля потемнела. И пожрала она все травы и злаки…
— Хватит! — перебила Дана. — Налет саранчи — это, конечно, впечатляет, но до казни египетской все-таки не дотягивает.
Малдер растянулся на кровати поверх покрывала, не выпуская книги из рук.
— Кроме того, мы находимся в штате с развитым сельским хозяйством, где массовая миграция насекомых, которую люди малограмотные, — она выразительно стрельнула глазами в напарника, — воспринимают как нашествие, — Дана сделала маленькую паузу, — вовсе не редкость.
— В зале суда, Скалли? — Фокс покосился на коллегу поверх черного переплета Библии.
— А что, по-твоему, будет дальше? Трехдневная тьма и заклание младенцев? Позавчера ты меня чуть на смех не поднял, когда я приехала с этим делом. Ты — ответь честно — ты уверен, что перестал считать Сэмюэла шарлатаном не только из-за того, что он сказал в баре? Я имею в виду, о твоей сестре?
Малдер отложил книгу, гибким движением сел и протянул Дане открытую папку:
— Эти истории болезни присланы из Окружной больницы Кенвуда. Зафиксированные профессиональными врачами случаи исцеления Сэмюэлом больных, признанных безнадежными.
— Рак предстательной железы… регенерация нервной ткани после травм… — бегло просматривала Скалли…
— В «Секретных материалах» — уйма свидетельств о чудотворцах и целителях, каких угодно, но только не таких, как он. Я думаю, этот мальчик — настоящий.
— Интересно, не спорю, но у меня дома есть огромная подборка медицинской литературы, описывающей необъяснимые случаи спонтанного выздоровления.
Призрак снова зашагал из угла в угол:
— Западная медицина рассматривает человеческое тело как биохимическую систему, правильно? Но ведь тело представляет собой и электромагнитную систему тоже?
И лечить его можно и как электромагнитную систему тоже.
— Чем? Руками? Это же мальчик, а не портативный излучатель. Ты пытаешься меня убедить, что Сэмюэл способен влиять на энергетическое поле. Между прочим, если это действительно так, тем же способом он может и убивать.
— Почему бы и нет? — ничуть не смутился Призрак.
— Хорошо, — Дана покладисто кивнула, принимая гипотезу. — Допустим, он может убить прикосновением. Зачем ему это надо?
— Он сам сказал: он замутил реку собственной веры. Это означает, что он…
Малдер не успел договорить. В дверь постучали.
За дверью оказалась знакомая жуткая физиономия, в которую Скалли так ни разу и не сумела всмотреться пристально, поскольку невольно переводила взгляд на что угодно, кроме изрытого шрамами полуовала под черными очками, перечеркнутого белесыми губами, наливающимися кровью во время разговора. Конечно, Леонард Вэнс не был виноват, что стал калекой, но с его стороны было бы гуманнее податься не в помощники проповедника, а в отшельники. И подальше.
— Если вы не заняты, — это было сказано без предисловий, даже без формального приветствия, — мы со святым отцом согласны вас принять.
И заковылял прочь, не дожидаясь ответа.
Напарники переглянулись.
Резиденция отца Хартли
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
12:50
Резиденция отца Келвина Хартли представляла собой нечто вроде переложения палаццо эпохи Возрождения на современный американский язык. Купол, венчающий здание, при переводе совсем не пострадал, сохранив идеальные очертания. Располагалась резиденция на холме, с которого во все стороны открывался великолепный вид.
Рабочий кабинет святого отца не показался бы скромным и папе римскому. Черт возьми, здесь даже решетки на окнах были коваными. И очень красивыми.
Спецагентов ничуть не удивили ни роскошь, ни архитектурные изыски. Неожиданностью оказался сам отец Келвин. От давешнего религ-жокея остался только белый костюм с ярким галстуком. За все время разговора проповедник не воспользовался ни единым отработанным жестом, ни одной эффектной интонацией.
Начал Хартли с извинений, и прозвучали они совершенно искренне:
— В последнее время я постоянно подвергаюсь серьезным стрессам. Конечно, это не извиняет моей вчерашней грубости, но, я надеюсь, вы найдете возможность понять и простить меня. Я очень волнуюсь за мальчика.
Малдер был заинтригован. Он ни разу в жизни не видел коммивояжера, который мог бы вести себя как нормальный человек больше пяти минут.
— Почему вы захотели с нами встретиться? — спросил он напрямик.
— Мне нужна ваша помощь, — так же напрямик ответил священник. Перевел взгляд с агента на его напарницу и обратно. — Сэмюэлу грозит суд по обвинению в убийстве.
Фокс пожал плечами:
— Я думаю, вам нужен хороший адвокат.
— Сэмюэл ни в чем не виноват.
— Почему вы так думаете? — хладнокровно поинтересовался Призрак.
— Потому что он — мой сын! — возвысил голос Хартли. Полушепотом.
— Мне почему-то кажется, что на присяжных этот аргумент не подействует, — ухмыльнулся Фокс. — Как и признание самого Сэмюэла.
— Вы должны понять одну вещь: Сэмюэл — очень сложный молодой человек, — тихо и медленно заговорил Хартли, подбирая слова, — его переживания куда глубже, чем у обычного человека. Он чувствует как никто другой. Для него булавочный укол может стать зияющей раной. Он черпает свою силу из способности чувствовать и сопереживать. Люди вроде Мориса Дэниэлса боятся силы и в слабости своей, постыдной для ложной гордости, пытаются уничтожить нас.
Как ни странно, на этот раз высокий стиль показался Малдеру вполне уместным.
Скалли же уловила в рассказе священника ниточку, которая могла оказаться полезной для расследования:
— Почему вы заговорили о шерифе Дэниэлсе? — спросила она.
— Это не секрет, — вздохнул Хартли, — он пытался добиться, чтобы «Министерство чудес» закрыли. Он пытается закрыть меня уже десять лет — с тех пор, как я впервые раскинул свой шатер проповедника.
— Почему же все уверены, что ваше «Министерство» — обман?
— Потому что в людях нет веры, — спокойно и уверенно ответил Хартли. — Взять, например, того же шерифа Дэниэлса. Его жена страдает от артрита, тяжелого и в высшей степени болезненного. Ее конечности искривлены, как древесные корни. Однако в «Министерство» он ее не пускает.
— В свете последних событий я легко могу его понять, — Скалли, скорчив гримаску, сочувственно покачала головой.
По круглому лицу проповедника скользнула боль:
— Я не знаю, как умерли эти бедные люди. Я не могу этого объяснить даже себе. Именно поэтому я прошу вас быть сегодня вечером в «Министерстве», чтобы вы своими глазами видели, как Сэмюэл выполняет долг, возложенный на него Господом.
Малдер вдруг перестал слышать отца Хартли. На лужайке за окном стояла маленькая черноволосая девочка в красном платье.
— Я могу рассчитывать, что вы будете? — настаивал священник.
— Думаю, да, — ответила Скалли и обернулась к напарнику: — а ты что скажешь?
Черные волосы и красная юбка развевались на ветру. Девочка выжидающе смотрела Малдеру прямо в глаза. «Саманта!» — беззвучно произнес Фокс и выбежал наружу.
Никого.
Ни следа красного платьица.
Только зелень травы и песчаные дорожки — куда ни посмотришь. И еще парнишка в рабочей одежде, возившийся с бело-снежным лимузином.
— Куда она ушла? — крикнул Призрак.
— Кто? — недоуменно переспросил тот.
— Маленькая девочка.
— Нет здесь никаких девочек, — пожал плечами парень.
Фокс беспомощно крутнулся на месте. Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову.
На втором этаже, за ажурными стеблями и листьями декоративной решетки, угадывалось лицо — изуродованное синяками лицо юного чудотворца.
— Малдер! — обеспокоенная, Скалли наскоро распрощалась с отцом Хартли и выскочила вслед за напарником. — Что случилось? Ты в порядке?
— Да вот… — маловразумительно ответил Призрак, — девочка тут…
— Какая еще девочка?
— Маленькая, — Фокс был серьезнее, чем на похоронах.
За окном второго этажа уже никого не было видно.
«Министерство чудес»
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
17:20
Зазывалой у входа выступал сегодня Вэнс:
— Братья и сестры, если вы не поможете друг другу, то кто поможет вам? Не скупитесь, не спешите пройти мимо, ваши жертвы угодны Господу! Да-да, и вы, девушка в кресле, — обратился он к молодой женщине, которую везли в инвалидном кресле двое пожилых людей, видимо родители. — Кажется, вы впервые пришли посмотреть на наше «Министерство чудес» и на Сэмюэла?
— Мы прочитали в газете, — заговорила мать девушки, торопливо опуская на поднос купюру, — что…
— Неважно, что пишут в газетах, — перебил Вэнс, — труды Господни да исполнятся. Он вырывает страждущих из лап Диавола и исцеляет больных. Ты слышишь, дорогая?
Калека склонился к самому лицу молодой женщины.
— Но примет ли он меня? — робко спросила она.
— Пожалуй, я замолвлю за тебя словечко. Как тебя зовут, дорогая?
— Маргарет Холлман.
— Ну что ж, Маргарет. Подожди здесь. Я попрошу кого-нибудь, чтобы тебя устроили в первом ряду. Хорошо?
Бедняжка не нашлась с ответом от счастья. Слезы навернулись на ее глаза. Она прижалась к расплакавшейся матери, а потом взяла из рук Вэнса заботливо предложенный стаканчик с кофе и принялась жадно глотать, почти не ощущая вкуса. После стольких лет страдания к ней пришла надежда!
Тем временем в задней части балагана, выполнявшей роль гримерной, разыгрывалась трагедия.
— Я не могу туда выходить! — бессильно, чуть не плача, повторял Сэмюэл, наверное уже в сотый раз. — После того, что случилось, — я просто не могу!
— Господь испытывает веру во всех нас, сынок, — уговаривал его Хартли. — Тебя он выбрал, чтобы исцелять больных. Тебе он послал самое трудное испытание.
— Перестань! — дернулся Сэмюэл. Вскочил и хотел убежать, но Хартли мягко удержал приемного сына, обняв за плечи.
— Ты не должен пренебрегать своим даром, мой мальчик. Не оскверняй его. Я священник, сынок. Это — то, что дано мне. Я призываю людей верить, и, чтобы достучаться до очерствевших сердец, приходится идти на все, — Хартли смущенно улыбнулся. — Устраивать представления, пускать пыль в глаза, надувать щеки. Иначе меня не будут слушать. Иначе тебя не заметят. Ты помнишь, как нас гнали, когда ты пытался излечить людей просто так? Не отворачивайся! Помнишь? Я много раз говорил тебе это и повторю снова. Ты видел их боль и хотел взять ее на себя, но тебя называли попрошайкой и гнали прочь. А теперь мы заставили их платить, они умоляют, - он не смог сдержать издевательскую нотку в голосе, и Сэмюэл прекрасно знал почему, — чтобы им позволили заплатить, они благодарны за это, и они верят, что если они заплатили, то не зря. Но главное — они приходят к тебе, они видят твои чудеса и начинают верить. И ты не имеешь права бросить свою ношу, сынок, как бы она ни была тяжела. Я не могу разделить ее с тобой. Ты проводник силы Господней, а я твой провозвестник. Я умею произносить проповеди, и меня слушают. Но все проповеди на свете не сумеют вызвать даже маленькое чудо.
Только сейчас священник и юноша обратили внимание на присоединившегося к ним Вэнса, уже давно слушавшего страстную речь. Хартли вложил обтянутую перчаткой ладонь калеки в забинтованные руки чудотворца.
— Вот этот человек, жизнь которого ты спас. Он был мертв — как камень, как земля. Ты вернул его к жизни. Это невозможно объяснить, ты сам не можешь объяснить, что ты делаешь. Все, что ты мне рассказывал, — лишь попытка человеческого разума дать описание тому, что человеческий разум постичь не в силах. Но ты это делаешь. Ты творишь чудеса, сынок…
Мальчик посмотрел в лицо старику. Для него это лицо не было отталкивающим. Это было лицо верного спутника, заботливого помощника. Год за годом Леонард Вэнс следовал за проповедником и его приемным сыном, как преданный цепной пес.
— …Я призываю его в свидетели величия и щедрости Бога, — не отступался Хартли. — Вот он, живое подтверждение твоей целительной силы.
— Сэмюэл, — веско сказало живое подтверждение, — все ждут только тебя.
Все ждали… Сэмюэла? Нет. Зрители уже дошли до того состояния, когда толпа превращается в единое целое, без остатка расплавив составляющие ее индивидуальности. Хор сбился в последовательности музыкальных номеров и тянул джазовое «Аллилуйя», стараясь лишь не потерять ритм. Зрители, потные, разгоряченные, давно отбили себе ладоши, давно охрипли, прослезились — и осушили слезы, познали экстаз — и усталость — и снова экстаз…