— Я не хожу в кино.
   — И правильно делаешь, Билли! Немного потерял! Хотя спиллберговский инопланетянин весьма забавен. Дети в восторге. А наш муляж в препараторской — один к одному из «I.T.». И абсолютно ничего общего с теми… из Розуэлла. Более того! Мы по-черному от-пиарили прошлогоднюю премьеру «Русского следа» на нашем канале TNT…
   — Я не смотрю канал TNT. Я вообще стараюсь не смотреть телевизор.
   — И правильно делаешь, Билли! Немного потерял! Хотя фильм не лишен поучительности. Его слепили якобы папарацци TNT якобы о свердловском, 1968 года, аналоге Розуэлла якобы в подмосковном Алабино. Нормальный кошмар — русские войска ПВО сбили в небе над Свердловском летающую тарелку, а уцелевших после катастрофы гуманоидов хирурги-кагэбэшники затерзали на операционном столе. Документальная лента, с риском для жизни вывезенная бывшим комитетчиком, выбравшим свободу. Бутафория, по сравнению с которой Санта-Клаус — воплощение реальности!.. Дальше больше! Мы даже через нашу турецкую резидентуру озвучили «радио» — НЛО в Азербайджане: в Бакинской бухте на глубине восьмидесяти метров покоится потерпевший аварию инопланетный корабль, рухнувший в Каспий несколько дней назад. Плюс подлинные слова заглотнувшего наживку аборигена из сектора космической сейсмологии: «Помимо научного значения, „тарелка“ имеет и прикладное. Ее оборудование оценивается в триллионы долларов. И официальный Баку не намерен ни с кем делиться!» Форменный блеф, разумеется. У армян — панацея от СПИДа, «арменикум», а тогда у азербайджанцев «тарелка» в триллионы долларов! Кто поверит?.. И наконец! Мы слили через Интернет целую серию материалов, секретных материалов. Естественно, некоторым образом препарировав.
   — Я не пользуюсь Интернетом.
   — И правильно делаешь, Билли! Немного потерял! Глобальная Сеть настолько глобальна, что в ней застревает преимущественно мусор. Так вот, насчет мусора. Когда различные таблоиды, скачивают из Интернета нашу полудезу и печатают ее в своих изданиях, то тираж, возможно, и повышают, но доверия к таковым икс-файлам, несомненно, убавляют. Особенно, когда и если издание ради пущей рекламы так и называется «Икс-файлы». Читателя-обывателя привлечет, но не в качестве «чистой монеты»… В общем, Билли, старина, мы проделали большую работу.
   — Которая пропала даром, так? Сизифов труд,так?
   — Ну почему даром…
   — Потому что ты приехал ко мне. И шантажируешь меня дальнейшей судьбой моего сына. Или вам было мало Саманты, мало моей дочери?!
   — Нам? Не нам, Билли. Побойся бога, Билли! Ты же знаешь, что не нам.
   — Знаю. А… Фокс — тоже не вам?
   — Нам он, по существу, не нужен. Нам нужны икс-файлы, которые ему ненароком достались.
   — А откуда вы знаете, что они ему достались? Откуда?!
   — Да понимаешь, Билли, один никчемный человечек, сдуру выкравший их из директории Министерства обороны, признался, как на духу, что передал дискетку с данными твоему, Билли, единственному и такому непоседливому сыну. И этот никчемный человечек вряд ли лжет. В нашем арсенале не единственный способ заставить любого человечка говорить… И не единственный способ заставить любого человечка молчать. Ну ты понимаешь меня, Билли…
   — Боже мой! Почему, почему все данные не уничтожили там же и тогда же!
   — Увы, Билли, сожаление о несделанном, как и сожаление о сделанном, сопровождает нас всю жизнь — от колыбели до могилы.
   — О какой… о чьей могиле ты говоришь?
   — Билли, старина! Что ты! Фигура речи, не более. Без конкретики, без имен… Кстати, в этих икс-файлах фигурирует и мое имя, и твое… Но все эти икс-файлы настолько угрожают нам, насколько быстро будут расшифрованы. Быстро — не получится. Ни у кого. Таким образом, некоторая фора. Экая роскошь!.. Любишь роскошь, Билли? Нет, не любишь. Скромно живешь, Билли, вижу… Однако я не хочу, чтобы факты всплыли в принципе! Хоть когда-нибудь. Ты понимаешь меня, Билли?
   — Только не делайте ему ничего плохого!
   — Я отстаивал его до тех пор, пока… Словом, отстаивал. Надо мной тоже есть начальство. Но твой сын, Билли, кажется, сорвал привязь и намерен действовать на свой страх и риск. Должен предупредить, Билли, — это серьезный страх и немалый риск. Ну-ну, Билли! Побереги себя. Нет, понимаешь, у нас хлопот, как Фокса Молдера превращать в мученика за идею!
   — Но если Фоксу все-таки суждено узнать, что я тоже вовлечен… то пусть тогда я сам ему…
   — Билли! Ты всегда был себе на уме и, вижу, хорошо сохранился в этом смысле. Настоятельно рекомендую, Билли — если твой сын попытается связаться с тобой, отрицай все и вся… Самая выигрышная позиция — отрицать все и вся. Основополагающий принцип, Билли. Понимаешь меня?
   Старик Вильям Молдер понимает мистера Никотина, понимает. А что ему остается!
   Профессор Молдер, вы большой ученый. В биологии, генной инженерии и прочих смежных науках знаете вы толк. А Мистер Никотин — простой госслужащий и чей-то под-чиненныНРно, в свою очередь, под его началом спецподразделение «Полярный волк».
   Когда твари испуганы, они очень агрессивны.
   — Очень приятно было с тобой встретиться снова, Билли. Ты выглядишь молодцом. Повторюсь, хорошо сохранился.
   Это он слукавил на прощание, мистер Никотин. Или он лукавил с самого начала? Так или иначе, но профессор Молдер сохранился плохо. Старик Вильям Молдер и впрямь старик — по сравнению с мистером Никотином. А ведь почти ровесники. Вместе начинали полвека назад — каждый на своем месте, но в единой системе… ценностей.
   И призадумаешься невольно, что вредней — беспробудно пить или без продыха курить!
 
   Вашингтон, округ Колумбия 13 апреля, ночь
   Вредней — глотать «колеса». Они погружают в забытье, приносящее временное облегчение. Но, будучи в забытьи, по ту сторону сна, теряешь контроль над тем, что по эту сторону сна, то есть в действительности.
   Лежать в своей квартире на диванчике, не скинув и обуви, и видеть сны, быть может.
   Вот в чем трудность — какие сны приснятся в крепком сне, когда ты сбросил этот бренный шум, под воздействием снотворного. Кошмары не замучают?
   Нет, трудность не в том, замучают кошмары или не замучают. Сон разума, конечно, рождает чудовищ. Но они, монстры, виртуальны. Они из подсознания выползают, пока разум в отключке, и туда же, в подсознание юркают, стоит пробудиться.
   Настоящая трудность, агент Молдер, в том, что пока разум в отключке, в квартирке могут материализоваться не воображаемые, а реальные монстры — явочным порядком…
   Спи, моя радость, усни — а к дивану на бесшумных цыпочках приближается и приближается некто, склоняется и склоняется над тобой, протягивает и протягивает руку, в которой зажат…
   Но агент ФБР — всегда агент ФБР. И в последний миг чуткий сторожевой рецептор спящего организма гаркает: «Молдер-р-р!» Я! «Палочка от нуля!!! Берегись!»
   Ладонь Молдера на автоматизме ныряет под подушку и выныривает оттуда уже с пистолетом. Еще не успев разлепить глаза, Молдер уже целит табельным оружием в…
   — Тс-с-с… Молдер, Молдер. Это я, Скалли.
   Уф! И в самом деле, Скалли. И в руке у нее ничего не зажато. Просто хотела потрогать за плечо, разбудить.
   Однако! Так недолго лишиться напарника!
   — Скалли… Уф!.. Я ведь мог выстрелить.
   — Мог? В меня?
   — Откуда мне знать, что это ты! Я спал:
   — Так крепко, что не реагировал на мои звонки. Ни по телефону, ни вот сейчас, в дверь.
   — Таблеток наглотался.
   — Реакция у тебя сохранилась. Еще та реакция. Что, действительно, пальнул бы?
   — Ну, извини.
   — Забыли!.. Я искала тебя на работе, не нашла. Забеспокоилась. Звонила сюда — никто не снимает трубку. Вот… пришла.
   — Я же заперся. Как ты пришла? То есть… вошла?
   — Молдер! У меня же второй ключ. Мы же партнеры.
   — Давай все же выберем слово «напарники».
   — Мы же напарники. Ты сам мне доверил ключ, еще когда…
   — Да помню, помню… Стоп! Зачем же ты звонила, если у тебя есть второй ключ?
   — Из вежливости, сэр! Из природной тактичности. Мы же напарники, а не партнеры.
   Женщины иногда не уступают по ядовитости пустынной гремучке. Особенно когда им наступают на хвост. Скалли — женщина. Хоть и агент.
   — Ну, извини еще раз!.. Просто голова чугунная. Наверное, у меня лихорадка. Может быть, предчувствие, что гореть мне синим пламенем на этих чертовых слушаниях, на дисциплинарной комиссии.
   — Кстати. Меня сегодня вызывали.
   — И что ты им сказала?
   — Что у нас все отлично!
   — В таком случае ты им сказала правду, одну только правду и ничего, кроме правды. И да поможет тебе в этом бог!
   Мужчины иногда не уступают по ядовитости женщинам. Нет, все-таки уступают. Сарказм Молдера какой-то… усталый, вымученный.
   — Молдер, ты сам нарвался на неприятности. Они только и ищут повод… а ты вдруг так подставился.
   — Ладно-ладно, я скажу им, что весьма сожалею и больше не буду, и что давайте забудем…
   — Никто не забыт и ничто не забыто, Молдер. Ты видел, какой у Скиннера фингал?
   — А будет знать!
   — Молдер, оставь это мальчишество. Скажи лучше… Эти икс-файлы… Ты знаешь, у кого еще они есть?
   — А что?
   — А то, что мне сегодня пришлось солгать. Я поставила под угрозу свою репутацию и карьеру. Если они выяснят, что эти икс-файлы у нас…
   — А как они выяснят?
   — А если они уже выяснили?
   — Ты же сказала, что тебе пришлось солгать.
   — Я — не единственный источник информации.
   — Мы — вместе?
   — Я же сказала тебе — у НАС. Мы парт-не… Напарники. Вопрос в другом — стоит ли игра свеч?
   — Мне! Нужно! Знать! Что! Внутри! Найди мне кого-нибудь, кто мог бы расшифровать…
   — У меня утром встреча кое с кем… Возможно, кое-что удастся выяснить. Мне нужно лишь нечто вроде заверения от тебя, что нас не повесят из-за всей этой затеи, что я поступаю правильно.
   — Ты поступаешь правильно. Нас повесят.
   — Гарантируешь?
   — А что?
   — Я бы предпочла электрический стул. Более эстетично. И не повредит прическу.
   — То, что у тебя на голове, ты называешь прической?
   — На себя посмотри! Страшила-муд… рый! Для такого случая вызову напоследок в камеру парикмахера, сделаю шестимесячную завивку.
   — Может, тогда лучше газовую камеру? Или инъекцию? Леди?
   — О, вы так любезны, сэр.
   — Я стараюсь, леди… Но, кроме шуток, Дэй-на, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет.
   — Что ж, на нет и суда нет, напарник.
   — Суда действительно не будет, Скалли.
   — Вот и я говорю!.. Да! И еще одно. Просто хочу знать. С чего вдруг ты набросился на Скиннера?
   — Сам голову ломаю. Честно? Понятия не имею.
   — Тогда я пошла, что ли?
   — Куда?
   — Молдер! Кое-куда! Я же сказала — у меня встреча. Возможно, кое-что удастся выяснить. Не хочешь составить компанию?
   — Хочу. Но не составлю. У тебя своя компания, у меня своя. Пока ты ходишь, я здесь еще посижу. Возможно, и у меня встреча. Здесь. Возможно, и мне кое-что удастся выяснить… Скалли! Прекрати смотреть на меня, как на шизофреника!
   А как еще прикажешь, агент Молдер, на тебя смотреть, если без всякой видимой связи с произнесенным ты начинаешь сосредоточенно вскрывать упаковку скотча, отматывать и отстригать сначала одну белую полоску, потом вторую, потом сосредоточенно лепишь эти полоски косым крестом в правый нижний квадрат окна, потом сосредоточенно пялишься сквозь стекло на безлюдную улочку… Что, эта, Молдеровская сторона улицы при обстреле наиболее опасна? Тем более нечего сидеть напоказ мишенью, помеченной крестиком! . — Молдер?
   — Скалли? Ты еще здесь?
   — Знаешь, чтобы не смотреть на тебя, как на шизофреника, придется общаться с тобой, зажмурившись!
   — Ну-ка? Угу! Знаешь, тебе так больше идет! Только не попади под машину.
   — Кому суждено быть повешенным… Ты меня дождешься? Никуда не исчезнешь?
   — Разве что инопланетяне похитят. Сижу сиднем, жду тебя.
   — Слово, напарник?
   — Слово, слово!
   Вольно же агенту Молдеру и агенту Скалли бодриться, выбирая друг для друга наиболее приемлемый способ перехода в мир иной. Юмор висельников!
   А между тем, если полазить по Интернету, пополняя багаж знаний об аномальных явлениях, то изредка такое выудишь, такое!
   Вот какое:

ЖЕСТОКАЯ СТАТИСТИКА.

   Принимаясь за новый роман, затрагивающий проблему наблюдений и исследований НЛО, небезызвестный автор бестселлеров Сидни Шелдон затребовал статистику по специалистам, так или иначе причастным к изучению феномена «летающих тарелок» и сделал интересное наблюдение. Оказывается, именно среди этих людей смертность высока как нигде в другой области профессиональной деятельности. Причем гибнут лучшие — серьезные исследователи, профессура — кто чисто конкретно мог приоткрыть завесу тайны над феноменом НЛО.
   Несколько примеров из «Списка Шелдона». (Более чем десятилетней давности, а значит, проверено временем):
   Октябрь 1986 года. Профессор Аршад Шариф удавился, привязав один из концов веревки к дереву, другим затянув себе шею и резко рванув свою машину с места.
   Ноябрь 1986 года. Профессор Вимал Да-зибай бросился вниз головой с Бристольского моста.
   Январь 1987 года. Доктор Автар Синг-Гида пропал без вести, объявлен умершим.
   Февраль 1987 года. Инженер Питер Пип-пел задавлен в гараже своей машиной.
   Март 1987 года. Профессор Дэвид Сэндс покончил с собой, направив машину на большой скорости в здание кафе.
   Апрель 1987 года. Профессор Марк Виз-нер — повесился.
   Апрель 1987 года. Инженер Дэвид Грин-халг — упал с моста.
   Апрель 1987 года. Профессор Шани Уоренн — утопился.
   Май 1987 года. Профессор Майкл Бей-кер — погиб в автокатастрофе.
   Во всех вышеперечисленных случаях полиция пришла к выводу, что имел место суицид. Однако столь большое количество самоубийств в определенной области профессиональной деятельности за столь короткий период заставляет задуматься.
   Сидни Шелдон предположил, что существует некая международная сверхсекретная организация, уничтожающая людей, всерьез занимающихся проблемой НЛО. Какой в этом смысл? Объяснение простое: правительства Земли давно состоят в контакте с инопланетными цивилизациями и хотят сохранить монополию на информацию об ином разуме. Помимо прямого устранения ученых и свидетелей сверхсекретная организация применяет шантаж, запугивание, насилие.
   …Такие дела. Невеселые, прямо сказать дела.
   Впрочем, не исключено, эдакая полу деза из Интернета — малая толика из той большой работы, проделанной Мистером Никотином и Ко. И только.
   Дядя-дядя, наши Сети притащили мертвеца!
   Ай-яй-яй! Вот и трижды подумайте, энтузиасты-поисковики, прежде чем совать длинный нос не в свои дела. Недолго и пополнить вышеприведенный «список Шелдона». Его пример — другим наука!
   Когда твари испуганы, они очень агрессивны.
 
   Офис Национального Представительства Навахо Вашингтон, округ Колумбия 14 апреля, утро
   Про длинный нос — да не обидится агент Скалли, да не истолкует превратно. Про длинный нос — выражаясь фигурально, метафорически.
   Хотя по сравнению с «кнопочкой» на лице официальной представительницы Навахо (типичная скво!) у Скалли действительно… Пиноккио понуро отдыхает в сторонке.
   А типичной скво и агенту Скалли не до отдыха. Обе-две колдуют над распечаткой того самого «… al-doh-tso-dey-dey-dil-zeh-tkam-besh-ohrash».
   — Это все, что у вас есть, мисс?
   — В настоящий момент — да.
   — Кое-какие слова я узнаю. Но прочитать целиком — нужны мозги квалифицированного дешифровщика.
   — И такой дешифровщик…
   — Есть один человек, который мог бы вам помочь. Могу вас с ним связать.
   — Ответ: да! Сейчас? Прямо сейчас?!
   — Имейте немного терпения, мисс. Наши предки-дене говорили: «Поспешай медленно».
   — А какие из этих слов вы узнаете? Все-таки!
   — Вот это — «бартер». И вот — «вакцинация».
   — Оба слова современные.
   — Именно. Потому они и выделяются из общего массива.
   — Спасибо. Вы мне очень помогли.
   — Надеюсь, человек, с которым я вас свяжу, поможет более основательно.
   — И я надеюсь.
   — Ждать и надеяться, мисс, ждать и надеяться. Так говорили наши предки-дене.
   — Наши тоже так говорили…
 
   Вашингтон, округ Колумбия 14 апреля утро… день. . . вечер.. . ночь
   И было утро, и был день, и был вечер.
   И Молдер все утро, весь день, весь вечер просидел, как пришитый, у оконца, заклеенного косым крестом.
   На взгляд непосвященного — шизофреник шизофреником. По разумению же посвященного — в этом есть глубинный смысл. Настолько глубинный и скрытый, что доступен только двоим — самому агенту Молдеру и Бездонной Глотке.
   Плох тот агент, который, помимо заявленных и надлежащим образом оформленных информаторов, не имеет личного законспирированного источника.
   Агент Молдер не плох, он хорош. Он имеет личного законспирированного источника.
   Бездонная Глотка — редкостный источник. .. невидимый постороннему глазу подземный ключ, проникающий сквозь толщу наслоений, огибающий препоны, всегда находящий дырочку, никогда не журчащий, но по наполненности — самое то!
   И ведь ни за что не заподозришь этих качеств в компанейском рубахе-парне с намечающейся лысинкой, характерной для геев со стажем, и легкой манерностью, характерной для них же. Вот и прозвище характерное — «Бездонная глотка»! Детям до двадцати одного года — выключить телевизор! А для остальных после небольшой паузы сообщим: «Бездонная глотка» — крутое порно, фильм, ставший культовым не только для прыщавых онанистов, но и для убеленных сединами эстетов. Это ж как нужно быть ориентированным, чтобы самоназваться и откликаться на прозвище «Бездонная глотка»! Да что там рассусоливать! Гей — он и есть гей! Сейчас нетрадиционалы вообще престижней натуралов — по жизни. Ну и жизнь пошла!
   А Молдер?! Что же, агент Молдер, с нетерпением ждущий в холостяцкой квартирке Бездонную глотку, — латентный гей?! Недаром проговорился партне… напарнику: «У тебя своя компания, у меня — своя». У женщин свои секреты. Да. Но и… у мужчин свои секреты. Стыдно, Молдер! А еще секс-символ!
   Стыдиться Молдеру нечего, даже если всё и так. А — не так. Всё не так. И амплуа «гей» для источника — недурственная легенда, если по первому зову являешься к своему агенту, где бы ты ни находился. Где бы ни находился, а просто мимо, знаете ли, проходил — он, источник, регулярно этим маршрутом ходит и очень редко к своему агенту заходит. Только завидев в окошке условный знак — косой крест из белого скотча на стекле. И знак тот: «Нужна информация!» А по части добывания и поглощения информации с последующей доставкой оной своему агенту источник Бездонная Глотка — незаменим. И прозвище Бездонная Глотка — это насчет поглощения именно информации, а не того, о чем подумали ухмыляющиеся и подмигивающие. И когда и если источник откликнется на зов и явится в холостяцкую квартирку своего агента, они там займутся делом, а не глупостями разными. Вот!
   Однако долгонько не откликается на зов источник Бездонная Глотка. Утро… День… Вечер… И ни слуху, ни духу. Обычно источник Бездонная Глотка пунктуален до педантичности. Но вот и в прошлый раз, полгода назад, когда Молдер отсигналил источнику белым крестом в окошке, — ни слуху, ни духу. Молдер тогда, конечно, чертыхнулся, но не более. Мало ли куда и зачем отъехал источник] Может, его и в городе нет. Отпуск решил себе устроить, на Майами позагорать. В конце концов, разве агент сторож источнику своему?! Отпуск отпуском, но не по полгода же!
   А Бездонной Глотки нет как нет. Во второй раз. Тенденция, однако! Жив ли вообще?! Или просто решил, что независимость превыше всего, что ты мне друг, агент Молдер, но независимость дороже? А обратной связи у них, у агента с источником, не предусматривалось изначально. Все на доверии, все на доверии.
   М-да, невольно посожалеешь, что агент не сторож источнику своему! Особенно когда информация нужна позарез, кровь из носу, полцарства за…
   Ждать и надеяться. Ждать и надеяться, Молдер. Ждать и надеяться.
   Доколе?!
   И когда уже отчаиваешься ждать, когда уже отчаиваешься надеяться… в поступившей ночи по нервам бьет телефонный звонок.
   Наконец-то!
   Ну?!
   Не нервничай, агент Молдер. Отдай себе отчет, агент Молдер, — на условный знак «Нужна информация!» твой источник никогда не звонит по телефону, а всегда является собственной персоной. Так что это не твой источник, агент Молдер. Это…
   — Фокс? Это твой отец.
   — Папа? Ты? Знаешь, который час?
   — Знаю. Мне нужно с тобой встретиться немедленно.
   — Ты где сейчас?
   — Я дома. На «Виноградниках Марты»… Фокс?
   — . Папа?
   — Как скоро ты сможешь приехать?.
   — Папа, сейчас уже очень поздно.
   — Вот и я думаю, что уже слишком поздно. И тем не менее, лучше поздно, чем никогда.
   — Папа? Ты о чем? Ты опять пьешь, папа?
   — Нет.
   — Я же слышу в трубке.
   — Надеюсь, кроме тебя, никто нас не Слышит.
   — Папа? В чем дело?!
   — Дело в том… Фокс, очень важное дело, поверь.
   — Я слушаю, слушаю.
   — Не телефонный разговор, Фокс. Жду тебя, сын. Поспеши.
   — Хорошо. Сейчас. Плюс-минус дорога. Мне что-нибудь привезти с собой? Для тебя?
   — У меня все есть. Привези себя. Остальное у меня в избытке.
   — Папа, не пей! Ну, хотя бы дождись меня.
   — Постараюсь.
   И какова цена твоему слову, напарник?! «Сижу сиднем. Жду тебя»!
   Напарник Скалли мозги свихнула, пока в офисе навахо мудрила вместе с экзотичной скво над твоей абракадаброй! Напарник Скалли скорость превысила и чудом от копов улизнула, пока сюда добиралась! Напарник Скалли каблук сломала, пока дробно цокала вверх по лестнице, ведущей… в твою, напарник Молдер, холостяцкую квартирку…
   И где ты?! И где тебя искать?!
   Где-где! Рифмуй!.. На далекой звезде! Инопланетяне похитили, не иначе!
   Хоть бы записку оставил или знак какой указующий…
   Ни записки, ни знака. Ничего. Кроме косого белого креста в стеклянном квадратике окна. Но то знак не напарнику Скалли, а кому-то еще… Вглядывайся в косой крест, не вглядывайся, хоть гипнотизируй пристально: «Дай ответ!»
   Не дает ответа.
   А вот долго стоять в полутемной комнате, отсвечивая силуэтом для уличных-всяких — чревато, агент Скалли. Можно и пулю-дуру словить в лоб. Крестик, опять же, провоцирующий — прямо-таки указатель: сюда целься, сюда! Готовься. Целься. Пли!
   Выстрел!
   Стекло с косым крестиком — вдребезги.
   Агент Скалли — кулем на пол.
   И — тишина.
   По счастью, пуля — дура. Лишь царапнула лоб. И ушла в стену — заподлицо.
   Царапина — пустяк. Хотя кровь, черт побери, кровь… обильно. Ладно, Скалли и как незаурядный агент, и как заурядная женщина к обильной крови привыкши. А пуля… Сейчас — к стеночке ползком-ползком, и пулю-дуру из стеночки выкор… выковы… рывы… Не-ет, сволочь сплющенная, мы тебя все-таки вы-ко-вы-ря-ем! Если не сейчас, когда под рукой ни плоскогубцев, ни пассатижей, ни пинцета… только ногти, которые еще сломать не хватало… Если не сейчас, то потом! И непременно!
   Зачем?
   А пригодится!
 
   Западный Тисбари Массачусетс, «Виноградники Марты»
   14 апреля, ночь
   — Фокс…
   — Папа…
   Обнялись…
   Встреча любящего отца и любящего сына — всегда выжимает у случайных свидетелей скупую слезу умиления или, на худой конец, сочувственную улыбку в сочетании с неконтролируемым « Эх-х!..»
   Но после первого понятного порыва, когда избыток чувств отхлынул, самое время запереть дверь, проверочно ее подергать (да, запер), устроиться в креслах гостиной и затеять разговор за жизнь.
   Взрослый сын к отцу пришел. И отец с порога — что такое хорошо, что такое плохо. Отвечать на столь, казалось бы, простенький вопрос людям совестливым приходится всю жизнь. Профессор Вильям Молдер — совестливый человек. И человек не самый дурной, судя по Фоксу Молдеру, — яблоко от яблони… У записного мерзавца никогда не вырастет достойный отпрыск. Обратное утверждение, увы, не всегда верно, однако в данный момент не рассматривается.
   Данный момент — ночь, двое в гостиной — сын с отцом, и ангелочек Саманта — фотографией на белой стене.
   — Мне понадобилась почти вся жизнь, Фокс, чтобы понять… Боже мой, на что ушла почти вся жизнь, мой мальчик!.. Зато теперь все так просто и ясно… Но, Фокс, поверь мне, тогда казалось все так сложно… Нужно было сделать выбор.
   — Что за выбор, пап?
   — Фокс… Ты у меня умный мальчик. Ты намного умней меня, тогдашнего, полувековой давности. Да и сейчас тоже.
   — О чем ты, пап?
   — Не сбивай меня с мысли, Фокс. Мне и так трудно объяснить…
   — Прости, пап, но мне тем более трудно понять.
   — Постарайся. Мы ведь с тобой схожи, не правда ли? Ты всегда был себе на уме, как и я. Твои принципы — это всегда твои принципы. Ты ведь никогда слепо не верил никому… Я заклинаю тебя, мальчик мой, не изменяй этому принципу. Я, если угодно, завещаю тебе. С той минуты, как ты им поверишь, их доктрины станут твоими, и ты будешь за все отвечать. Но не они.
   — Пап?
   — Ты ведь уже долгие годы работаешь на правительство. Конечно, наше правительство состоит из наиболее достойных и уважаемых граждан. Мы же сами выбирали их. А если в ком-то ошиблись, то чья в том вина? Только наша, не правда ли?
   — Прости, пап, но ты говоришь тривиальные истины. Я их знаю. Эти слова ты мне говорил, когда я тебя впервые спросил… Мне тогда было семь лет… — старание сына мягкостью тона компенсировать резкость упрека достойно всяческих похвал.