– Ах… – повторила за нею вслед Тереса, прижимая ладонь к лицу. Из ноздрей ее хлынула алая кровь. Малдер схватил с соседнего стола салфетки, подал их Скалли.
– Принеси с кухни лед, – велела Скалли.
Она запрокинула девушке голову, велела плотно зажать нос, а сама стала быстро сворачивать из салфеток тампоны. И в этот момент в кафе вбежали двое: доктор Немман и с ним мужчина лет сорока пяти в непромокаемой куртке.
– Тереса, поехали домой, – быстро заговорил доктор, – Тереса, Тереса, пойдем, дорогая…
Он плечом, довольно грубо отодвинул Скалли и сам стал зажимать дочери нос.
– Мне кажется, она не слишком-то хочет ехать с вами, – сказал Малдер.
– А мне плевать, что вам кажется, – закричал доктор не оборачиваясь, – мне плевать, слышите, вы?
Ему хотелось быть грозным и страшным, но голос выдавал его с головой.
– Она больна, – мрачно сказал мужчина в дождевике, и Скалли узнала этот голос. Перед нею стоял тот охранник из леса. —Тереса, твой папа хочет отвезти тебя домой. Там он тебя помоет…
– …дома тебе ничто не будет угрожать, – говорил доктор все так же торопливо и жалко, – мы с детективом Майлзом никому не позволим…
– Так вы отец Билли Майлза, – Малдер наклонил голову и изогнул шею так, будто хотел всмотреться в лицо детектива сбоку, а то и с изнанки. В голосе его прозвучало какое-то особое понимание.
– Верно, – сказал детектив. – И вы держитесь от моего мальчика подальше, ясно вам ?
Вдвоем они усадили мягкую, как ватная кукла, девушку в тот устрашающий джин, обвешанный фарами и прожекторами, и укатили.
Бармен с шумом втянул в себя воздух. Малдер взглянул на него, но бармен отвернулся и стал протирать чашки.
– Нам тут должно понравиться, – сказал Малдер, любуясь задними габаритными огнями отъезжающего джипа. – Что ни день, то Хеллоуин. Как ты считаешь, Скалли?
Дождь, кажется, прекратился, но в воздухе продолжала висеть мелкая водяная взвесь. Ветер нес ее вдоль улицы, и казалось, что вдали горит что-то еще.
– Мне кажется, эти двое в курсе всего, – сказала Скалли. – Они знают, кто в ответе за убийства.
– Они знают что-то, – согласился Малдер. – Но вот что именно?
– А в чем ты сомневаешься? Они с самого начала давали ложные сведения. Врач и детектив. Весь спектр возможностей для злоупотреблений. Покрывать друг друга… ты и сам говорил… Они пытались помешать нашему расследованию, даже вскрытию. Может быть, они и выкрали труп… – Скалли в запальчивости рубила воздух ладонью. – Ну подумай: кому еще мог понадобиться труп?
– А им-то он зачем? – посмотрел на нее Малдер. – И вообще – для чего уничтожать улики? Чтобы усилить наши подозрения?
– Не знаю, – слегка растерялась Скалли.
– А вот интересно, агент Скалли, что лежит в оставшихся двух могилах? – сказал Малдер задумчиво…
9 марта 1992 года 05:12
Скалли думала, что им придется долго бродить по темному кладбищу, переходя от могилы к могиле, при свете фонарей читая имена, а потом вынимать душу из шерифа, требуя новой эксгумации – прямо сейчас, в пять утра… не терпит отлагательств, у вас тут трупы крадут, можно сказать, из-под ножа… И дождь опять лил как из ведра, небеса прохудились, стало по-настоящему холодно, ботинки промокли, и ног она уже не чувствовала. Однако – никого будить не пришлось. По запаху сырой разрытой земли они вышли к двум свежим ямам. На поваленных камнях были знакомые имена…
– Черт возьми, что же тут происходит?! – Малдер на долю секунды вышел из себя. Потом на лице его появилась кривая улыбка. – Что ж, нет худа без добра. Пожалуй, теперь я могу сказать наверняка, кто убийца… если здесь вообще можно использовать этот термин…
– Детектив? – попыталась угадать Скалли.
Малдер покачал головой.
– Сын детектива. Билли Майлз.
– Парень в коме? Ты шутишь?
– Нет.
– Неподвижно лежащий уже четыре года?! Выбежал, раскопал могилы…
Малдер молча, глядя ей прямо в глаза, наклонил голову. У него было странное выражение лица.
– Но это же… – Скалли не могла найти слов.
– Напоминаю некоторым сомневающимся и трезвомыслящим: Пегги О'Делл была почти четыре года прикована к креслу-каталке. Но погибла она, перебегая дорогу перед грузовиком.
– Хорошо. И как ты это объясняешь?
– Все это очень сильно напоминает некоторые описания вмешательства пришельцев.
– С летающих тарелок?
– Ты считаешь, что я сумасшедший… Скалли, вспомни: не так давно у нас с тобой украли десять минут времени. Всего каких-то десять минут, но мы не знаем, где мы были в это время и что делали… Что? – он наклонился, всматриваясь в лицо Скалли.
– Малдер… подожди, я вспомнила… я не вполне понимаю… Часы Пегги остановились в девять ноль три, а погибла она около двух ночи… И мы… с нами… в девять ноль три!..
– Какие часы у нее были? – спросил Малдер.
– Такие… я не запомнила марку, но явно дешевые и старые. Механические, которые заводятся…
– …и останавливаются при всякого рода встрясках, – кивнул Малдер. – Так оно и есть, Скалли. Ее тоже похищали вместе с нами. Лес собирает детей… а эти метки – след от анализов, что ли… или пропуск… и то вещество – помнишь формулу? – которое им вводят, оно вызывает посмертную перестройку организма…
– …а потом та сила, которая их собирает, заставила Пегги бежать в город…
– …раскапывать могилы…
– …а может быть, уже из города?.. и эта сила управляет Тересой, заставляя ее убегать в лес… у этих пришельцев есть такой приборчик… – Скалли чувствовала, как безумие охватывает ее.
– Совершенно верно, – сказал Малдер, и тут Скалли залилась хохотом. Это был не очень здоровый нервный смех, этакая истерика первой степени, но Дана ничего не могла с собой поделать. Дождь заливал лицо, и даже если из глаз текли слезы, этого никто не заметил бы.
– Ну, поехали, что ли? – спросил Малдер.
– Куда?
– Навестим нашего подозреваемого…
– Билли?
– А что, разве есть кто-то еще?
Рэймон, штат Орегон 9 марта 1992 года
Дежурная медсестра мисс Кэнтербери, строгая дама лет пятидесяти, отнюдь не задыхалась от счастья лицезреть двух агентов ФБР в шестом часу утра. Но профессиональная корректность не позволила ей поделиться с ними своим настроением. Лишь иногда в интонациях прорывалось что-то такое… впрочем, легко относимое и на счет конца долгого дежурства.
– Когда вот так вот сталкиваются ветер с гор и ветер с океана, да еще с дождем, да еще при полной луне – многие плохо спят, – рассказывала она, неторопливо налаживая капельницу с мутным белесым раствором. – Всю ночь, бывает, бегаешь – кому шприц, кому таблетки… Вот и нынешняя ночка выдалась – не дай Бог. Говорят, мотель сгорел, да? Все может случиться в такую ночку, когда ветер и с гор, и с океана. Не только люди с ума сходят – бесы, говорят, тоже… А вот Билли – он в этом отношении хороший. Не буянит никогда, не требует ничего. Хороший, Билли… сейчас завтрак будет.
– Парентеральное питание? – спросила Скалли, присматриваясь к бутылочке.
– Да, доктор прописал. Что-то взялся наш Билли худеть. Семь фунтов уже сбросил. Надо кушать, Билли, надо кушать, иначе не поправишься, мальчик мой…
Она сноровисто перехватила жгутом руку повыше локтя, вонзила иглу в толстую синюю вену. Питательный раствор побежал но трубке.
– А носовых кровотечений у него не было? – спросила Скалли.
– Было, как не быть. У многих таких вот лежачих на новолуние бывает. Последний раз когда?.. да вот дней десять назад. Трудно заметить: лежит же он неподвижно, все в глотку стекает…
– Он так и не шевелился ни разу?
– Нет. Только моргает.
– А вы не заходили к нему вчера так где-то около девяти часов вечера?
Мисс Кэнтербери задумалась.
– Нет. В половине девятого я закончила все плановые процедуры и села передохнуть. А в одиннадцать началась эта эпидемия бессонницы…
– Как вы отдыхали?
– Смотрела телевизор.
– Что именно, помните?
– Конечно. Сейчас… Так. Ох. Не помню… Надо же: смотрела ведь что-то, а вспомнить и нечего.
Скалли меж тем медленно обходила кровать. Встав у ножного конца, она стала смотреть на ноги Билли, прикрытые простыней. Что-то в этих ногах было не так. Неправильно что-то было… На практике она не раз видела людей, парализованных полностью или с парализованными ногами. Стопы их принимают характерное положение, так и называемое: стопа паралитика. Никакая лечебная физкультура, никакие массажи не в состоянии поправить дело. У Билли же стопы находились в положении таком, как у нормального человека, прилегшего отдохнуть… И тогда она, внутренне над собой посмеиваясь, приподняла простыню и на эти стопы посмотрела. Подошвы были вытерты очень чисто, но между пальцами застряла грязь. Очень характерная грязь, похожая на пепел от костра…
– Малдер, иди-ка сюда. Посмотри на это…
Говоря, она достала бумажный носовой платок (запаслась в ожидании неизбежного насморка) и карманный маникюрный наборчик, вынула щипчики для бровей – и стала выковыривать засохшие крупинки «пепла». «Бред, – говорила она себе, – какой-то бред… Но – если здравый смысл выходит на ринг против фактов, на кого ставить будем?» Малдер медленно и внимательно изучил стопы Билли, потом повернулся к медсестре:
– А вы не помните, кто из персонала занимался вчера Пегги О'Делл?
– Не помню. Не моя палата, не мой остров в этом «архипелаге ГУЛАГ». Можно узнать… А что она делает? – мисс Кэнтербери наконец заметила манипуляции Скалли.
– Ничего. Спасибо, что уделили нам внимание. Пойдем, Скалли… – и Малдер увлек ее в коридор больницы. – Всего вам хорошего, – поклонился он через плечо.
К выходу он почти бежал, и Скалли с трудом успевала за ним, делая три своих шага на каждый его один.
– У меня начинается паранойя, – пожаловался он на ходу. – Всех подозреваю как участников всемирного заговора против человечества. Вдруг она нас выдаст кому-нибудь… Неспроста же упомянула «ГУЛАГ»…
Еще вчера Скалли могла бы подумать, что он говорит всерьез – таким тоном и с такой убедительной миной это было преподнесено.
– Не могу поверить, что он мог убить Пегги, – сказала Скалли мрачно.
– Это безумие, – подтвердил Малдер.
– Но Билли был в лесу, – сказала она.
– Ты уверена?
– На ногах у него та самая грязь…
– Надо отдать в лабораторию.
– С чем сравнивать? Ведь образец из леса сгорел.
– Поскреби в кармане – может, что осталось, – предложил Малдер.
– После всей этой дождевой промывки? Нет. Надо съездить в лес и взять новые образцы.
– Ты вообще-то все понимаешь, что говоришь? – Малдер наклонил голову и усмехнулся.
Скалли остановилась. Она вдруг поняла, что они только что поменялись ролями.
– Ты же сам…
– По мне, как хорошо известно руководству, психушка плачет. Доклад-то писать тебе. И там все должно быть доказано фактами. Сухими научными фактами. Нельзя же серьезным людям принимать на веру всяческие антинаучные домыслы…
Скалли потерла ладонями щеки. Щеки горели. «Простужусь», – сказала она себе решительно.
– Ты прав. Едем в лес. Только сначала чашку кофе. Иначе в этом городе будет трупом больше.
– Две чашки кофе. Огромных чашки кофе. И большой-большой чизбургер.
– Два чизбургера. Кстати, а ты не знаешь случайно, где расположен этот Чизбург?
– Случайно знаю. Неподалеку от Гамбурга…
Бармен сменился, теперь за стойкой была солидных размеров дама с обесцвеченными и завитыми в мелкие кудряшки волосами. У окна два шофера торопливо уминали сосиски с картошкой и салатом. Зато старичок в глубине зала уже не дремал, а с интересом смотрел в сторону вошедших. Малдер сделал заказ, барменша сунула чизбургеры в микроволновую печь и налила из кофейника подогретый кофе. Старичок дождался, когда Скалли и Малдер сядут за стол, и подошел к ним. Он заметно прихрамывал.
– Вы разрешите сесть? – голос его был сиплый.
– Если хотите…
– Вы ведь из ФБР, не так ли?
– Да. Хотите нам что-то рассказать?
– Еще не знаю…
Скалли с удивлением отметила, что от старичка, несмотря на помято-пропитой вид, спиртным не пахнет – ни свежим, ни застарелым. Зато от него пахнет речной тиной. Она заметила, что плащ его остался там, где он сидел прежде, и сейчас на нем бесформенный пиджак цвета раздавленной ежевики, а под ним серая майка с надписью: «Знакомься через презерватив. Хиппи против СПИДа». И картинка: земной шар, на который натянут соответствующий предмет.
– Я понял так, что вы расследуете всякую чертовщину, которая здесь повсюду творится? – спросил он.
– В определенном смысле, да.
– Кстати, меня зовут Марвин Хелл, и если где-то кого-то посылают к черту, то значит, ко мне. Хе-хе. Я живу в хижине за Датским ручьем. В гости вас не приглашаю, потому что там повернуться негде из-за всех этих… которых посылают. Так вот, здесь повсюду происходят такие дела…
– Вы его не слушайте, – громко сказала барменша. – У него полное ку-ку.
Шоферы оторвались от еды и слаженно посмотрели на старичка. Потом вернулись к процессу.
– Тут будет ку-ку – и полное, и мелкими частями. Поживешь среди всех этих… А почему собаки из города начисто сбежали, а? Или это мне тоже мерещится? Нет в городе собак, ни одной не осталось. А которые не сбежали, не смогли – те перемерли в два дня. Или эти, Бог ты мой, двойники… да вот, как раз вчера вечером: сижу, рыбу ловлю. Детектив Майлз из леса по мосту проезжает. На джипе на своем, на «Самурае». Вот скажите: правильно, что помощник шерифа ездит не на американском автомобиле, а на японском? По-моему, так полная чушь. Хорошо, проехал. А через четверть часа он же в ту же сторону – пешком идет. Это как?
– Значит, в машине не он был, – сказала Скалли.
– Ага! Будто он кого-то постороннего до нее даже дотронуться допустит. Скорее небо на землю упадет. Да и не ходит он пешком, кроме как по лесу. Друг его, этот доктор мертвых, через дом от него живет – так он и к нему на машине ездит. Нет, тут другое… да и разве только один Майлз? Хо-о… Или эти совы безумные. Ну где вы слышали, чтобы совы летали днем и на людей нападали? Не может такого быть просто от природы. А все же – было ведь.
– Давно? – спросил Малдер.
– Осенью. В начале ноября.
– А на кого напала сова?
– На меня. Вот… – он задрал рукав.
Предплечье от локтя до запястья пересекали два грубых параллельных белых шрама. Еще несколько звездчатых шрамов усеивали кожу ближе к кисти.
– Ого, – сказала Скалли.
– Совершенно с вами согласен, леди. Но не верит никто. Ни одна сволочь.
– А что еще? – спросил Малдер.
– Еще я уверен, что жену нашего доктора мертвых убили. Но меня не слушают, потому что они тут все заодно.
– Расскажите.
– Иногда мне не спится. Давит. Тогда я иду гулять. В лес, в тот город, в другой… неважно куда. Как сегодня.
– Сегодня вас давит?
– Да. Вот здесь, – он обхватил пальцами виски. – В ту ночь я гулял по Бельфлёру. И видел – не вблизи, правда, – как из дома доктора вышел какой-то человек, явно не доктор, постоял, огляделся – и буквально исчез. В кусты нырнул, что ли… А утром жену доктора нашли мертвой. Но шериф сказал: чистой воды самоубийство…
– Не слушайте вы его, – сказала барменша в который раз. – И ты, Хелл, поменьше болтай. И вообще – выматывайся-ка отсюда, надоел.
– Я что, не плачу за съеденное? – повернулся старичок в ее сторону. – Или ты закрываешь заведение, цыпа? Или, может быть, я нарушаю порядок? Тогда вызови полицию…
Барменша поджала губы и стала усиленно протирать салфеткой кофейные чашки.
– Я им не нравлюсь, – сказал старичок. – Я им всем не нравлюсь. Это можно понять, но это чертовски трудно выносить.
9 марта 1992 года 06:50
Без десяти семь «шевроле», елозя по раскисшей лесной дорожке, едва не уткнулся бампером в зад все того же устрашающего вида джипа, который теперь стоял без огней. Малдер посветил внутрь салона. Там было пусто. Скалли зябко передернулась. Стало совсем холодно, под ногами похрустывали льдинки. «И насморка не избежать, – злорадно подумала она. – Буду ходить с вот таким носом… красным, мокрым…» У нее была своя методика бороться с простудой: представлять самые яркие картины сопливого будущего. Организм пугался…
По причине поднимающихся на востоке Орегонских гор утро в этой части побережья наступало на час позже, чем ему полагалось бы по часам. И если на шоссе как-то можно было поверить (невзирая на залепившие небо тучи модного цвета «мокрый асфальт») в скорый приход рассвета, то в лесу все оказалось по-ночному непроглядно. Скалли осмотрелась. Почему-то показалось, что это совсем другой лес. Не тот, в котором они были вечером. Может быть, это лес на другой планете…
– Ну, веди, где ты нашла этот пепел… – сказал Малдер, и в этот миг откуда-то издалека донесся крик!
Истошно, захлебываясь, кричала девушка.
Нельзя было терять ни секунды.
– Я туда, – показал Малдер, – а ты туда…
В лесу нелегко определить направление звука.
Скалли проломилась через колючие кусты на опушке, вытаскивая на ходу пистолет. Козел ты, доктор Немман…
Мы, мол, с детективом Майлзом… мы такие крутые…
Она бежала, экономя дыхание. Потому что за собственным шумным дыханием не слышно уже ничего. И никакие тренировки… не спасут…
Лощина. Осторожнее, Старбак.
Обломанная ветка оцарапала щеку.
Опять эти чертовы кусты, кто их придумал…
Скалли влетела в следующую лощинку и тут же увязла по колено. Пистолет уже мешал. Сунула в карман. Дотянулась до какого-то деревца, ухватилась, потянула. Деревце хрустнуло, но выдержало. Скалли выцарапалась вверх по склону. Тут начинались многолетние толстые деревья без подлеска. Она на миг остановилась, стараясь понять направление. Снова раздался крик. Чья-то душа вылетала с этим криком…
Туда.
Под ногами чавкает мягко и как-то по-особому. Наверное, этот самый «пепел». Потом, потом… Небо в просветах ветвей было почти зеленым – цвета океанской воды. А здесь темно. Ну хоть бы чуть-чуть света, чуть-чуть солнца… Снова лощинка. Ручей по дну. Скалли посветила фонарем. Если вон по тем камням – можно перепрыгнуть… Следы.
Кто-то шел. В тяжелых ботинках. Очень быстро шел…
Уже после дождя.
Только что.
Она додумывала это, перепрыгивая с камня на камень. И последнее умозаключение совпало у ее с появлением из-за дерева темного силуэта с чем-то длинным в руках. Пистолет – в кармане…
Скалли заслонилась фонарем.
Удар – в общем-то несильный, не в расчете убить – вышиб фонарь из руки. Приклад ружья скользнул по предплечью и обрушился на лоб.
Было совсем не больно. Как по деревяшке. Короткая белая вспышка под черепом. Скалли остановилась, будто забыла что-то. Человек стал виден хорошо. А, детектив, как вас там.
Детектив вдруг медленно взмыл вверх, при этом почему-то не отрываясь от земли. А сама земля встала вертикально и за неясную – а может, и чужую – вину наградила Скалли хорошей оплеухой но лицу.
– Я говорил вам: не подходите к моему сыну…
Кто говорит? Кто говорит? Это я. Заратустра…
Стало темно.
Малдер услышал сдвоенный вскрик: более далекий и уже знакомый – и близкий, короткий, оборвавшийся всхлипом.
– Скалли?
Молчание.
– Скалли-и!!!
Только общий вздох леса: ветер прошел по вершинам, стряхивая капли.
Ну, все. Если с ней что-нибудь… если…
Он вылетел на полянку – крошечную, три шага на три. С той стороны из тени шагнул человек. Ствол дробовика смотрел Малдеру в живот.
– На землю, – хрипло сказал человек. Детектив Майлз, конечно. – Бросьте оружие – и мордой вниз.
– Вы сошли с ума, – сказал Малдер. – Вы препятствуете деятельности ФБР.
– Я вас предупреждал… – голос детектива завибрировал. – Я вам говорил: держитесь подальше…
– Спокойно, детектив, спокойно. У вас в руках оружие. Вот, я кладу пистолет…
– Ближе ко мне!
– Мотель тоже вы подпалили? – спросил неожиданно Малдер.
– Вы что, совсем идиот?! На землю!..
– Он же ее убьет, Майлз. Он ее сейчас убьет…
Детектив поднял голову и издал странный звук – короткий оборвавшийся вой. Потом – метнулся в темноту. Малдер бросился за ним.
Детектив несся сквозь орешник напролом, как кабан. Малдер отставал шагов на двадцать. Поэтому, когда детектив вдруг исчез из виду, он успел притормозить. Здесь было что-то вроде гигантской, заросшей деревцами и кустарником воронки размером с футбольное поле. Края воронки почти отвесные, ближе к дну они закруглялись. Чтобы спуститься, надо было спрыгивать футов с восьми-десяти. Малдер замер, осматриваясь. В рассветных сумерках были хорошо видны двое: девушка, вытянувшаяся на земле, и голый по пояс парень, стоящий во весь рост с вытянутыми вперед и вверх руками. Он не прикасался к девушке и вообще не двигался, но Малдеру показалось, что тело девушки приподнялось над землей и стало медленно поворачиваться… А потом он услышал характерный лязг затвора дробовика.
Детектив стоял на колене и целился в парня.
Целился в своего сына…
– Не-е-е-ет!!! – заорал Малдер и прыгнул вниз.
Он успел в последний миг: дробовик оглушительно выпалил, и картечь прошла в стороне от ребят над землей, вздымая палые листья. Малдер успел еще изумиться, что здесь под ногами сухие и листья, и трава… кажется, детектив ударил его – он не понял, не заметил… Потому что все вокруг залил ослепительный белый, с ртутным отливом, свет. Свет падал сверху, но увидеть его источник было невозможно – и не потому, что он был слишком ярок (даже на солнце может посмотреть, прищурясь, терпеливый человек), а потому, что свет образовывал своего рода завесу, за которую взгляду проникать не разрешалось. Малдеру показалось, что источников света несколько, расположенных рядом – как рефлекторы в операционной лампе, – но он не поручился бы за это даже одним центом.
И – возник звук.
Звук пришел из каких-то глубин, из недр генетической памяти, наверное; когда ныряешь на глубину, примерно так шумит море. Но – только примерно. Потому что в этом шуме была и возвышенная музыка тихого органа, и крик пожираемой живьем птицы, и вибрация рождающейся планеты… Звук предлагал опуститься на колени – и внимать, внимать, внимать бесконечно… Малдер выпрямился. Цепляясь за него, рядом встал детектив.
Свет напрягся. Теперь он был плотным и живым.
В нем появились сверкающие нити. Нити выстреливали вниз и оплетали ребят. Парень – Билли – поднял девушку на руки. Повернулся. Теперь он стоял к Малдеру боком, и Малдер видел, что он не держит ее на весу, не принимает на себя ее – пусть невеликую – тяжесть, а лишь направляет, придерживает, поворачивает… Сдвинулся воздух. Медленно, будто тяжелый жернов – пошел по кругу. Быстрее, быстрее… Сухие прошлогодние листья покатились по земле, стали подпрыгивать и задерживаться в прыжке, потом – разом взмыли в воздух. Малдер почувствовал, как встают волосы на голове и задираются полы куртки. Детектив что-то кричал, но его не было слышно.
Свет вдруг стал влажным. И все, на что он попадал, мгновенно пропитывалось им и тоже начинало влажно светиться. Кусты, деревца, летящие в медленном вихре листья, люди – все это стало казаться облитым жидкой серебряной краской. Светящиеся маслянистые капли стекали с копчиков ветвей и подхватывались вихрем, образуя сверкающие спирали. Будто кокон из липких, парящих в воздухе паутин свивался сам собой вокруг детей…
Детектив бросился вперед. Движения его были раскоординированные и замедленные, будто он бежал под водой. Ружье он не бросил, но держал его нелепо, как мухобойку. Он удалился от Малдера шага на два и вдруг завис, продолжая перебирать ногами, но не продвигаясь ни на дюйм. Билли стал медленно поворачиваться против полета листьев и паутин. Тереса уже не лежала у него на руках, а плыла на уровне его лица, ничем не поддерживаемая. Наверное, там не было ветра: серебряные складки ее домашнего халатика висели неподвижно. Звук изменился. Теперь в нем слышался приближающийся визг множества механических пил. Они налетали со всех сторон, и Малдер с трудом подавил в себе желание немедленно зажать уши. А заодно – и закрыть глаза… Он стоял и смотрел. Летящая паутина стала густой и матово-белой на фоне все более и более ярко сверкающих людей и деревьев. Нити сплетались в какие-то узорчатые кружева, постоянно меняя рисунок, и Малдер мучительно не мог узнать возникающие и тут же пропадающие фигуры. В какой-то момент он все-таки успел охватить это взглядом: стремительно кружащаяся сфера, сотканная из контуров земных материков… это был миг, потом все смешалось. Звук пропал внезапно, будто бы втянувшись в какую-то воронку. Но наступившая тишина была еще более ужасной: не отсутствие звуков, а исчезновение, кража звуков уже из ушей, из мозга… Все светящееся набрякло, будто увеличиваясь в размерах. Движения замедлились – тем же бесчестным способом, которым упразднены были звуки. Потом немного выше ребят в пространстве появилась дыра. Будто бы все, что есть в мире, было всего-навсего проекцией на экран, и вот сейчас этот экран кто-то поджег с обратной стороны… Малдеру казалось, что он видит обугливающиеся края этой дыры, а за ней – проступает какая-то чешуйчатая темнота… дыра росла в стороны и немного вверх, пока не возник знакомый профиль соломенной шляпы, унесенной ветром… а потом чешуйчатая темнота взорвалась совсем уж ослепительным светом. Но в последний миг перед вспышкой Малдер вдруг понял, что именно он видит перед собой… Вспышка была настолько болезненна, что он сунулся на колени, обхватив ладонями лицо. Будто раскаленные гвозди вошли в глаза… а когда все прошло – прошло ненормально быстро, боль так не исчезает, обычная боль – и он снова обрел способность видеть, то, потрясенный, не догадался еще раз прокрутить в памяти тот последний мелькнувший образ – а в следующую секунду уже навсегда забыл его… Так люди забывают предутренние сны. Иногда эти сны вспоминаются вновь – сами. Сверху сыпались листья. Их было безумно много.