Страница:
Молдер откомментировал это так:
— Она была его секретарем. По крайней мере трое из окружения Лорен Кайт умерли за последний месяц…
Пробежали глазами статью. Обычный некролог. «Основал Исследовательский Центр… Бессменный руководитель… Личным примером… Выдающийся бизнесмен… Неясность мотивов….» Ничего более связного из публикации выяснить не удалось. Вот ведь ирония судьбы: не исключено, что еще накануне своего самоубийства Говард Грейвс читал именно эту газету. А теперь мы пытаемся выжать из нее посмертную информацию о нем самом. Ладно. Не время философствовать. Надо продолжить наблюдение за Лорен. Если только она не успела скрыться за это время. Могла ведь — рабочий день практически завершился…
И вновь повезло. Когда агенты подрулили к Центру промышленных технологий, на выходе как раз показалась Лорен Кайт. Вскочила в свою машину, рванула с места.
Поехали за ней.
Этот маршрут закончился на кладбище.
Лорен, уверенно выбирая дорогу, прошла к какой-то могиле. Положила на нее цветы. Всплакнула, вытираясь носовым платочком. Постояла еще немного. И ушла.
Молдер и Скалли, не сговариваясь, одновременно покинули машину, из которой вели наблюдение, и направились к могиле. Это показалось им важнее, чем продолжать следить за хаотичными шараханьями Лорен по городу. Никуда она не денется…
Надпись на могильной плите гласила:
ГОВАРД ПАТРИК ГРЕЙВС 4 марта 1940 — 5 октября 1993
Молдер и тут не смог удержаться от комментария, приправленного иронией:
— Немногие так сильно убиваются из-за шефа…
Скалли хмыкнула утвердительно, сделала шаг в сторону…
Тот, кто ходит по кладбищу, обычно неосознанно пристально смотрит под ноги и обращает, внимание на все надписи, попадающиеся на глаза. Именно поэтому взгляд Скалли остановился на ближайшей плите.
— Смотри, Молдер…
САРА ЛИНН ГРЕЙВС 8 сентября 1966 — 3 августа 1969
Интересно…
Теперь бы еще узнать у кого-нибудь подробности, тут газеты вряд ли помогут… Где-то здесь должен быть кладбищенский сторож.
И в самом деле, невдалеке, у небольшого бассейна, копался, натянув рукавицы, в системе стока старик в спецовке.
Подошли к нему.
— Простите, сэр. Не можем ли мы получить информацию об этих людях? — Молдер кивнул в сторону могил Грейвсов.
Высушенный солнцем и годами старик оказался из породы кладбищенских сторожей, описанной в свое время Джеромом. «Как?! Вы не хотите осмотреть эти замечательные могилки?» Он с охотой оторвался от своей работы, явно обрадовавшись гостям.
— О ком? Я бываю на всех погребениях. Я последний, кто провожает их на вечный покой…
Ему оставалось лишь добавить: «…и после этого они мне все про себя рассказывают…».
Надо направить его мысли по более конкретному руслу.
— Вы не знаете, кем доводилась Сара Линн Говарду Грейвсу? Разумеется, знает.
— Она его дочь. Однажды, когда они были дома, он не запер калитку, ведущую к пруду. И она утонула. А через год его покинула жена. Она похоронена на северо-восточной стороне.
Понятно. Теперь надо притормозить увлекшегося сторожа, а то он, бегло коснувшись истории жены Говарда Грейвса, перейдет к другим интересным историям из жизни обитателей кладбища.
— Спасибо, сэр.
— Не за что.
Старик, слегка разочарованный, вернулся к прерванному занятию. А спецагенты — к могилам Грейвсов.
— Ей было всего три года… — Скалли только сейчас присмотрелась к датам.
А Молдер сделал многозначительный намек:
— Они с Лорен родились в один год…
Да, теперь понятнее отношение Лорен к покойному шефу, особенно если предположить, что и он относился к ней, словно к обретенной вновь дочери.
Так или иначе, на сегодня расследование закончено. Надо ехать домой. Спать. А завтра — снова в бой.
Поехали.
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
20 октября 1993
Впрочем, не так все просто. «Спать, домой…» — это лишь красивый оборот речи. Потому как собранные за день материалы, факты и догадки требуют осмысления, протоколирования и классификации. По опыту известно, что потом на это не будет ни времени, ни сил. Да и по свежим следам все получается достовернее и подробнее.
Поэтому по прибытии в Вашингтон Молдер и Скалли заехали сначала в Штаб-квартиру.
Часть «подвала без окон и дверей» в несколько перестановок превратилась в фотолабораторию. Молдер пошел обрабатывать отщелканную пленку. А Скалли уселась за компьютер, записать все накопившееся.
От усталости после безумного дня мысли слегка разбегались, трудно было сосредоточиться и перестать думать о постороннем. Например, почему Молдер решил проявлять пленки и печатать пробные фотографии сам? Ведь так их можно и испортить. Просто из-за срочности, желания побыстрее увидеть результат? Нет. Скорее это еще один талант Молдера — фотодело. И он любит разводить в воде заданной температуры порошки, заправлять в эти непонятные крученые сосуды пленку, в полной темноте, на ощупь, совмещать пленку и раствор… Интересно, он сначала наливает жидкость, а потом погружает в нее пленку, или наоборот? Выдерживать, помешивая раствор, положенное время, промывать, заливать снова, сушить. Потом, уже при красном свете, вдыхая специфический химический запах, выверять выдержку на реле фотоувеличителя, опускать листки фотобумаги в ванночку и, затаив дыхание, всегда волнуясь, пусть и в тысячный раз, смотреть, как из небытия на белом листе проступает изображение виденного тобой еще сегодня днем в сотнях километров отсюда. Работа, требующая сосредоточения, одиночества, некой угрюмости, позволяющая подумать и помечтать. Есть в ней что-то от шаманства, алхимии, колдовства… Нет, не понимала Скалли этого увлечения.
И вернулась к своим баранам, то бишь компьютерам. Тем более что, судя по звукам, Молдер уже переходил ко второму этапу своего камлания.
Пальцы привычно порхают по клавиатуре:
«…более пристальное изучение дела Лорем Кайт. Отношения с семьей фактически разорваны. За два года она ни разу не позвонила родителям…»
А мысли опять разбегаются. Психокинез. Перемещение предметов усилием воли. Молдер убежден — мы имеем дело именно с этим явлением. Дескать, существует масса запротоколированных опытов, свидетельских показаний, просто происшествий, которые можно объяснить только этим. Еще больше — слухов, сплетен, фольклора, литературы, фильмов на эту тему… Всякие там «Полтергейсты», «Привидения», «Кэрри». С одной стороны, дыма без огня не бывает. Что-то во всем этом есть, иначе не стало бы человечество так долго и настойчиво муссировать эту тему. С другой стороны, все как-то несерьезно — будто участвуешь во второсортном сериале. Ведь настойчивое возвращение к теме может означать лишь общечеловеческую мечту о несбыточном. С третьей стороны, очень уж часто в последнее время приходится напоминать себе о знаменитом ляпе Французской Академии наук насчет падающих с неба камней. Слишком многое из считавшегося ранее невозможным теоретически стало для нас обыденным и само собой разумеющимся. А сколько еще станет? Не нахожусь ли я сейчас на том самом острие познания, на границе, отделяющей невозможное от банального? Лестно. Но и невероятно. Но и страшно. Но и ответственно. Тем более надо максимально пристально и достоверно отделять зерна от плевел, отработать все «реалистические» версии, чтобы железобетонно доказать: его фантастическая версия — единственно возможное объяснение.
Ладно. Все, все, все… Записи! Так я их никогда не закончу…
«…результаты наружного наблюдения указывают на близкие отношения между Лорен Кайт и Говардом Грейвсом. Не они ли стали причиной его самоубийства. Как связаны между собой нападение и смерть бойцов „Исфахан"? Мы найдем ответы на эти вопросы, только выявив сообщников Кайт…»
Закончила.
Причем одновременно с Молдером.
Он выходит из фотозакутка, щурясь от яркого для него света и сжимая в руке добычу — влажный еще лист, покрытый кадриками пробных отпечатков. В другой руке — мощная лупа. Что-то он там углядел?
— Вот, посмотри…
Действительно, на одной из фотографий, изображающей Лорен Кайт в оконном проеме, кроме самой Лорен на заднем плане, за ее спиной, виднеется еще один силуэт. Мелкий, смазанный, неразличимый — но это ведь только пробное фото.
Все ясно. Завтрашний день начнем с анализа этой фотографии.
Вот теперь и в самом деле — домой! Что там еще делать — дома? Только спать, измотав себя работой. Что? Говорите, другие женщины находят еще какие-то домашние занятия? Странный каприз, и чем там можно заниматься?
Дом Лорен Кайт
Филадельфия, штат Пенсильвания
21октября 1993
02:00
Лорен Кайт спит.
Если можно назвать сном это полубредовое пограничное состояние между сном и явью, когда не знаешь, что из окружающих тебя образов и видений существует на самом деле, а что — продукт воспаленного подсознания. Но тем не менее прекрасно осознаешь, что это — почти сон. Что надо бы заснуть поглубже, нормально, забыться, «уснуть и видеть сны». Или же, если не удается, полежать вот так еще минут десять, а потом встать, напиться воды, может, перекусить, принять таблетку, наконец. Во время такого полусна не отдыхаешь, а еще больше устаешь, выматываешься, а потом среди бела дня шарахаешься от людей на улице, а любой случайно брошенный на тебя взгляд воспринимаешь как признак слежки.
Зато в таком состоянии снами можно управлять. Ну, пусть не совсем управлять — так, слегка корректировать сюжеты. Исправлять несправедливости и ненормальности реального мира. Вот выясняется, что сообщение о смерти Говарда было ложным. Его просто перепутали с другим умершим в больнице. Ага! Я же говорила! А вы не верили! Он уже идет на поправку, его даже можно навещать. Он еще слаб, говорит с трудом, но это он, он жив! И врач говорит, что мистер Грейвс скоро встанет на ноги. Вот уже выписывается из больницы…
Кот, спящий, как обычно, в изножии, вдруг вскакивает, издает пронзительный испуганно-атакующий мяв, выставляет хвост трубой и соскакивает с постели.
Это во сне или наяву?
Лорен приподнимается на локте. Присматривается и прислушивается. Со стороны входной двери слышен какой-то шум.
Сна нет уже ни в одном глазу. Лорен быстро, но бесшумно откидывает одеяло. Спускает ноги на пол. Встает, стараясь не дышать. Даже приоткрывает рот, чтобы лучше слышать.
Так и есть. Шаги. То ли прямо возле двери, то ли уже где-то на лестнице, ведущей на второй этаж.
В стенном шкафу — бейсбольная бита. Как раз для таких случаев. Что бы мы делали без универсального американского оружия!
Лорен хватает биту и сразу чувствует себя гораздо уверенней. Открывает дверь, ведущую в коридор. Шум слышится где-то дальше. Женщина крадется в ту сторону. Шаги, голоса, крики все ближе. Появляется свет. Откуда? И постепенно возникает из небытия этот назойливый и пугающий звон.
Еще шаг.
И еще.
Ясно, что свет горит в ванной.
Лорен почти вплотную подходит к двери. Уже различаются слова в этих шумах и криках:
— Нет! Нет! Не надо! Что вы делаете?! Звон все сильнее. От него чуть не раскалывается голова. Но что это за голос? Такой знакомый голос. Неужели…
— Говард!..
Теперь это не догадка. Теперь это уверенность. Откуда он здесь? И кто там еще? И что они делают с Говардом? Лорен медленно приоткрывает дверь. Крики становятся невыносимыми:
— Нет! Нет! Не надо!!!
Лорен поудобнее перехватывает биту двумя руками, свирепо выпячивает челюсть. Сейчас она им покажет! Странно, в ванной комнате никого нет. Может, за задернутой шторкой? Крик переходит в стон, чуть ли не плач:
— Пожалуйста! Нет!
Лорен, не раздумывая более, одним рывком отдергивает полиэтиленовую штору, замахивается и…
Никого.
Лишь ванна, полная воды. И огромное, ужасное, отвратительное, расплывающееся кровавое пятно.
Оцепенев, Лорен смотрит, как кровь — в этом нет сомнений — постепенно смешивается с водой. Вода вдруг вспоминает, что ей надо вытекать в незаткнутое сливное отверстие, и клубящееся розовое облако с урчанием всасывается в бездну. Звон стихает, оставляя лишь эхо в мозгу.
Господи! Что это?! Это так было на самом деле?! Лорен не выдерживает и произносит вслух:
— Говард! Они убили его!
Что такое, почему так неудобно вытирать слезы? А, это мешает бита… Теперь ее можно бросить. Теперь она не нужна. Вот две недели назад… Не зря я не верила в его самоубийство… Но кто же это сделал? Кто способен на такую кошмарную подлость? Дорланд? То есть все мои подозрения не напрасны? Боже мой, я ведь с самого начала думала, что все связано с ним! Что же теперь делать? Что делать с этим знанием? Говард, зачем ты мне это показал? Чего ты от меня хочешь? Мести?
Понятно только, что заснуть сегодня уже не удастся.
21октября 1993
В течение дня
С самого утра становится ясно, что сегодняшний день будет не короче вчерашнего и, возможно, даже насыщенней.
Начинается он в компьютерном зале, где Молдер отдает фотографию для анализа специалисту. Тот сканирует снимок прямо с негатива — для уменьшения потерь на зернистость фотобумаги. Загружает файл, инвертирует в позитив. Подозрительный силуэт на экране монитора виден еще отчетливее.
— Увеличьте в десять раз…
Но тот и сам знает, что делать. Выделяет участок снимка, увеличивает, аппроксимирует размытый образ до состояния почти отчетливого изображения. Вот, вот оно! Позади Лорен Кайт стоит мужчина в костюме. Сомнений нет:
— Это — Говард Грейвс. Он жив! Молдер задумчиво смотрит на портрет на мониторе:
— Совсем не обязательно…
Что значит — «не обязательно»? Ведь дальнейшее так очевидно! И всю дорогу до филадельфийской клиники, где была зафиксирована смерть Грейвса, я пытаюсь донести до напарника одну простую мысль:
— Я думаю, Говард Грейвс инсценировал свою смерть.
Молдер привычно-спокойно ироничен.
— До сих пор это удалось только одному человеку…
— ?..
— Элвису.
Опять издевается?
Даже, наверное, не спокоен Фоке, а апатичен. Впал в зимнюю спячку. Такое впечатление, что он нехотя отбывает обязательную повинность, путешествуя вместе со мной. А сам спит и видит завтрашний прилет НЛО. Хм! Снятся ли Молдерам электропришельцы?
Чем бы его расшевелить?
— Он и Лорен Кайт, возможно, замешаны в какой-то нелегальной деятельности Центра, которой заинтересовалось ЦРУ.
На подходе к нужному кабинету Молдер меланхолично бросает:
— Может, ты и права…
Скалли от неожиданности застывает. Что это с ним? Заболел, наверное.
— Стой! Ты и правда так думаешь?
— Конечно. Тебе остается только доказать, что Говард жив.
Вот именно за этим они сюда и пришли. К этой двери с большой табличкой на ней:
«Эллен Бледсоу, доктор медицины».
Доктор Бледсоу оказывается невозмутимой негритянкой, простите, чернокожей американкой, которая в ответ на расспросы Скалли произносит скрипучим голосом приговор:
— Говард Грейвс мертв!
Откуда такая безапелляционность?
— Покажите результаты вскрытия.
— Вот. Смотрите.
И перекидывает через стол тощую папочку. Скалли быстро берет ее, открывает, шарит глазами по первой странице.
— Причина… Вскрытие вен? Доктор Бледсоу все так же невозмутимо комментирует:
— Четыре литра крови из шести — в ванной. Да… Если достаточно долго лежать в ванной со вскрытыми венами, то рано или поздно почувствуешь легкое недомогание… Это серьезное доказательство смерти.
— Не хватает анализов крови… Скалли все еще на что-то надеется.
— Мы делаем их, когда есть подозрение на убийство.
То есть — нет.
Молдер решает помочь коллеге и включается в беседу:
— ДНК-анализ вы тоже не проводили? Но доктора Бледсоу не так-то просто выбить из колеи.
— Зачем? Это — он.
— Откуда вы знаете? — Скалли еще сомневается.
— На ярлыке написано, — Бледсоу не сомневается ни в чем.
Это уже становится интересным. Проблема перестает быть только лишь медицинской. И Молдер обращается уже к Скалли, точнее, к папке в ее руках:
— Кто опознал тело?
Скалли пролистывает страницу, другую…
— Лорен Кайт.
Вот тебе на! Молдер тут же торопится охладить пыл Скалли:
— Но Говард Грейвс был кремирован. Невозможно сделать экспертизу органов…
— Ну почему же? Возможно, — с тихим омерзением восстанавливает истину доктор Бледсоу, — Его органы и ткани пересажены.
И спустя мгновение уже провожает агентов взглядом и мимикой сфинкса.
И вот уже университетский профессор вещает в телефонную трубку хорошо поставленным лекторским голосом:
— Говард Грейвс разошелся по пяти разным людям. Сразу после смерти мы отослали его органы по запросам. Почки в Бостон, печень в Даллас, роговицу — в штат Орегон… Все они уже трансплантированы.
Звучит-то как!
— Мы законсервировали только образцы спинного мозга. Сейчас я затребую медицинскую карту Говарда Грейвса. Мы сделаем гистологию и через несколько часов точно скажем, кто донор.
Несколько часов — так несколько часов. Делать им там больше нечего. Нам, впрочем, тоже. Можно пока пообедать, послоняться по улице, подождать еще немного. Самое утомительное — вот так бестолково ждать, когда от тебя ничего не зависит.
Уф! Дождались. Можно звонить. Результат готов.
— Донором действительно был Говард Грейвс, — сумрачно сообщает Скалли по окончании беседы. — Он мертв.
Вот и все. Теория проверки не выдержала. Что же тогда все это означало — и фото Грейвса, и покушения на Кайт, и убитые боевики? И что получается? Получается, что Молдер опять прав. Прав с самого начала.
Делать-то теперь что? Зацепок-то никаких!
И в этот момент в кармане у Молдера звонит телефон.
После короткого разговора Молдер встает — былой апатии нет и в помине, период спячки закончился.
— Скалли! Едем!
Исследовательский Центр промышленных технологий
Филадельфия, штат Пенсильвания
21 октября 1993
19:00
В Исследовательском Центре шла праздничная вечеринка. Конфетти, серпантин, коктейли, бутерброды, болтовня… Зачем? К чему? По какому поводу? Лорен искренне недоумевала: как можно что-то праздновать в это время и при этих обстоятельствах? И вообще, что сейчас за праздник? День Благодарения? Рождество? Годовщина? Какая разница!
Она прошла сквозь праздничный гомон сотрудников, — бывших, сотрудников — как раскаленный нож сквозь масло. Направилась к своему столу.
Тут ее настигла вездесущая Джейн. Возникла откуда-то сзади, возбужденная коктейлями и суетой. Приобняла за плечи.
— Дорогая! Я их поторопила, так что ты можешь получить чек еще до отъезда! И протянула конверт.
Ну как ее, такую, прогонишь? С ее искренней заботой…
— Спасибо!
Джейн всей позой и интонациями изобразила, немного переигрывая, горе, которое постигло ее в связи с расставанием. Правильно, лучше свести все к шутке…
— Я буду скучать по тебе! О-о-о! Что в этих ее слезах искренне, а что от игры? Лучше дать ей еще немного коктейля, это отвлечет ее от меня.
— Вот, возьми…
Сделала глоток, сообразила, что больше говорить не о чем.
— Пока…
А Лорен в который раз взялась за свою коробку, собираясь уйти — теперь уже навсегда. Нет, в последний разок краем глаза загляну в кабинет, вон, даже табличку еще не сняли…
ГОВАРД ГРЕЙВС.
Крадучись, приоткрыла дверь. Заглянула внутрь. Можно зайти на минутку. Все равно никто не увидит, все увлечены праздником.
Да, действительно отсюда уже все вывезли. Голые стены, никаких фотографий, никаких мелочей на столе и в шкафах. Ничто не напоминает о Говарде. Вот и хорошо, вот и ладно. Теперь здесь действительно нечего делать.
Оказалось, праздником были увлечены не все.
Лорен, вздрогнув, обернулась на звук захлопнувшейся двери.
В кабинете возник мистер Дорланд. Он и раньше был неприятен Лорен, а после сегодняшнего ночного происшествия — тем более. Она зябко поежилась, прижимая к себе злополучную коробку, как бы прикрываясь ею. А мистер Дорланд решил произнести напутственную речь:
— Хотела уехать, не попрощавшись? Что ж, я сам пришел сказать тебе «до свидания» и пожелать удачи. И еще сказать на прощание следующее. Я знаю, что Говард рассказал тебе все. И если это когда-нибудь всплывет, я не буду тратить время на догадки. Я сразу приду к тебе…
Что он говорит? Какой кошмар! Он ведь практически признался в убийстве! Надо что-то ему ответить!
— …и сделаешь со мной то же, что с Говардом? Ты убил его! Вот! Морщится. Изображает недоумение.
— С чего ты взяла?
Он думает, это так, мои догадки. Вовсе нет!
— Он мне показал!
Получил?
Дорланд не совсем понял, о чем говорит Лорен, что она имеет в виду. Ему было достаточно главного — она убеждена, что это он убил Грейвса. Невозможное, невероятное — случилось. Как — неважно. Надо ее остановить! Позавчера ей как-то удалось избежать смерти, но на этот раз осечки не будет.
Он протягивает руку, чтобы схватить проклятую девку. Но рука не подчиняется, память о вчерашнем происшествии отложилась где-то в подсознании.
Поэтому Лорен удается увернуться, выскользнуть, распахнуть дверь.
Людской гомон, шум праздника заставляют Дорланда одуматься. Не здесь! Конечно же, не здесь.
Лорен подбегает к своему столу, соображая, что же она натворила. Теперь он знает! Теперь ей не будет пощады! Кто может ее защитить? Кому пожаловаться? Кто ей поверит?!
Что ее дернуло за язык?!
И тут она вспоминает о телефоне, о визитке, оставленной федералами. Куда она ее запихнула? Ага! Вот! Хорошо всегда и везде ходить с одной и той же косметичкой — как ни подтрунивал Говард над этим универсальным вместилищем самых разнообразных мелочей, от канцелярских скрепок до запасного факела статуи Свободы.
Быстро набирает номер. Только бы взял трубку!
Молдер отзывается после второго гудка.
— Это — Лорен Кайт. Жду вас у себя дома!
— Зачем?
Как ему сейчас все объяснишь? Все — потом…
— Скорее!
Должен приехать. Обязан!
И, слегка успокоившись, унимая противную дрожь в руках, Лорен направляется к выходу.
Вслед ей смотрит Дорланд, так и оставшийся стоять в дверном проеме кабинета Грейвса. И во взгляде его читается нескрываемая угроза: «Ну-ну… Иди домой, иди…»
Только бы Молдер быстрее приехал!
Дом Лорен Кайт
Филадельфия, штат Пенсильвания
1 октября 1993
22:00
Правильно говорят, что окружающие вещи чувствуют нас. Наше состояние, настроение, наши намерения и опасения. И не только вещи. Если охватившее тебя состояние достаточно сильно, то на него реагируют и животные, и погода/ вообще весь окружающий Мир. Нож, которым ты боишься порезаться, обязательно полоснет тебя по пальцу. Поезд, на который тебе жизненно важно успеть, отправится на пять минут раньше расписания — по крайней мере, если судить по твоим часам. Стенной шкафчик, под которым ты проходишь, каждый раз поглядывая на него с опаской, обязательно рухнет на тебя, задев дверцей по переносице. Но это — негативные проявления мира вещей. Они случаются, если все время думать о негативе, настраивать себя — а значит, и весь мир — соответствующим образом. Если же сосредоточенно думать о возвышенном и светлом, то и мир вокруг будет вести себя лучше. Случайно встретится на улице человек, которого тебе захотелось увидеть. В трамвае продадут счастливый билетик. Погода будет как раз такой, какая нужна для завтрашнего пикника…
Все так. Только есть в этом одна закавыка. Если уж случилась с тобой беда, то тяжело, практически невозможно думать о чем-то хорошем и светлом. На деле это не удается почти никому. Мысли все время возвращаются к случившемуся, причинам, последствиям. И приводят…
Поэтому и говорят, что беда не приходит одна!
Так и с Лорен. Как ни старалась она уговорить себя, что скоро все кончится, что сейчас приедет агент Молдер, она пожалуется ему на неясную угрозу со стороны Дорланда и под защитой ФБР уедет отсюда прочь, навсегда, чтобы ничего этого больше не видеть и ни с чем этим больше не встречаться, мысли ее все равно упрямо возвращаются к убийству Говарда, к источающему смерть прощальному взгляду нового (уже бывшего) шефа, к этим кошмарным происшествиям, к этому звону и головной боли.
И мир, слыша мысли Лорен, вел себя соответственно. Кот, которого она твердо решила не оставлять на старой квартире, вдруг перед самым отъездом куда-то пропал. Может, не хочет переезжать? На улице вдруг решила разыграться поздняя мрачная осенняя гроза — поднялся ветер, молнии то и дело громыхали за окном, пригашая свет ламп в комнате. Лорен зажгла все лампы — и люстру, и настольные, и бра, — иначе было страшно. Вещи, которые необходимо было упаковать в сумку, вдруг самым странным образом пропадали, долго не находились, а потом, когда Лорен, плюнув на них, начинала искать другие, вдруг обнаруживались прямо возле сумки, а то и в ней…
Нет, так невозможно. Надо сосредоточиться…
Вот уже и шум машины у подъезда. Молдер?
Стук в дверь. Иду, иду…
Лорен подбегает к двери и обнаруживает, что и дверь ей сегодня не хочет подчиняться. Точнее, не сама дверь, а дверная защелка.
Она ее тянет, пытаясь открыть, а та не поддается. Всегда так легко ходила… Что такое? Молдер может подумать, что никого нет, и
уйти!
— Секундочку!
Наконец с огромным усилием, словно подымая гирю, отодвигает упрямую защелку — а та вдруг начинает сама собой ползти обратно. Это сон? Бред? И снова этот звон! А может, просто гром? Сверкает-то как!
— Она была его секретарем. По крайней мере трое из окружения Лорен Кайт умерли за последний месяц…
Пробежали глазами статью. Обычный некролог. «Основал Исследовательский Центр… Бессменный руководитель… Личным примером… Выдающийся бизнесмен… Неясность мотивов….» Ничего более связного из публикации выяснить не удалось. Вот ведь ирония судьбы: не исключено, что еще накануне своего самоубийства Говард Грейвс читал именно эту газету. А теперь мы пытаемся выжать из нее посмертную информацию о нем самом. Ладно. Не время философствовать. Надо продолжить наблюдение за Лорен. Если только она не успела скрыться за это время. Могла ведь — рабочий день практически завершился…
И вновь повезло. Когда агенты подрулили к Центру промышленных технологий, на выходе как раз показалась Лорен Кайт. Вскочила в свою машину, рванула с места.
Поехали за ней.
Этот маршрут закончился на кладбище.
Лорен, уверенно выбирая дорогу, прошла к какой-то могиле. Положила на нее цветы. Всплакнула, вытираясь носовым платочком. Постояла еще немного. И ушла.
Молдер и Скалли, не сговариваясь, одновременно покинули машину, из которой вели наблюдение, и направились к могиле. Это показалось им важнее, чем продолжать следить за хаотичными шараханьями Лорен по городу. Никуда она не денется…
Надпись на могильной плите гласила:
ГОВАРД ПАТРИК ГРЕЙВС 4 марта 1940 — 5 октября 1993
Молдер и тут не смог удержаться от комментария, приправленного иронией:
— Немногие так сильно убиваются из-за шефа…
Скалли хмыкнула утвердительно, сделала шаг в сторону…
Тот, кто ходит по кладбищу, обычно неосознанно пристально смотрит под ноги и обращает, внимание на все надписи, попадающиеся на глаза. Именно поэтому взгляд Скалли остановился на ближайшей плите.
— Смотри, Молдер…
САРА ЛИНН ГРЕЙВС 8 сентября 1966 — 3 августа 1969
Интересно…
Теперь бы еще узнать у кого-нибудь подробности, тут газеты вряд ли помогут… Где-то здесь должен быть кладбищенский сторож.
И в самом деле, невдалеке, у небольшого бассейна, копался, натянув рукавицы, в системе стока старик в спецовке.
Подошли к нему.
— Простите, сэр. Не можем ли мы получить информацию об этих людях? — Молдер кивнул в сторону могил Грейвсов.
Высушенный солнцем и годами старик оказался из породы кладбищенских сторожей, описанной в свое время Джеромом. «Как?! Вы не хотите осмотреть эти замечательные могилки?» Он с охотой оторвался от своей работы, явно обрадовавшись гостям.
— О ком? Я бываю на всех погребениях. Я последний, кто провожает их на вечный покой…
Ему оставалось лишь добавить: «…и после этого они мне все про себя рассказывают…».
Надо направить его мысли по более конкретному руслу.
— Вы не знаете, кем доводилась Сара Линн Говарду Грейвсу? Разумеется, знает.
— Она его дочь. Однажды, когда они были дома, он не запер калитку, ведущую к пруду. И она утонула. А через год его покинула жена. Она похоронена на северо-восточной стороне.
Понятно. Теперь надо притормозить увлекшегося сторожа, а то он, бегло коснувшись истории жены Говарда Грейвса, перейдет к другим интересным историям из жизни обитателей кладбища.
— Спасибо, сэр.
— Не за что.
Старик, слегка разочарованный, вернулся к прерванному занятию. А спецагенты — к могилам Грейвсов.
— Ей было всего три года… — Скалли только сейчас присмотрелась к датам.
А Молдер сделал многозначительный намек:
— Они с Лорен родились в один год…
Да, теперь понятнее отношение Лорен к покойному шефу, особенно если предположить, что и он относился к ней, словно к обретенной вновь дочери.
Так или иначе, на сегодня расследование закончено. Надо ехать домой. Спать. А завтра — снова в бой.
Поехали.
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
20 октября 1993
Впрочем, не так все просто. «Спать, домой…» — это лишь красивый оборот речи. Потому как собранные за день материалы, факты и догадки требуют осмысления, протоколирования и классификации. По опыту известно, что потом на это не будет ни времени, ни сил. Да и по свежим следам все получается достовернее и подробнее.
Поэтому по прибытии в Вашингтон Молдер и Скалли заехали сначала в Штаб-квартиру.
Часть «подвала без окон и дверей» в несколько перестановок превратилась в фотолабораторию. Молдер пошел обрабатывать отщелканную пленку. А Скалли уселась за компьютер, записать все накопившееся.
От усталости после безумного дня мысли слегка разбегались, трудно было сосредоточиться и перестать думать о постороннем. Например, почему Молдер решил проявлять пленки и печатать пробные фотографии сам? Ведь так их можно и испортить. Просто из-за срочности, желания побыстрее увидеть результат? Нет. Скорее это еще один талант Молдера — фотодело. И он любит разводить в воде заданной температуры порошки, заправлять в эти непонятные крученые сосуды пленку, в полной темноте, на ощупь, совмещать пленку и раствор… Интересно, он сначала наливает жидкость, а потом погружает в нее пленку, или наоборот? Выдерживать, помешивая раствор, положенное время, промывать, заливать снова, сушить. Потом, уже при красном свете, вдыхая специфический химический запах, выверять выдержку на реле фотоувеличителя, опускать листки фотобумаги в ванночку и, затаив дыхание, всегда волнуясь, пусть и в тысячный раз, смотреть, как из небытия на белом листе проступает изображение виденного тобой еще сегодня днем в сотнях километров отсюда. Работа, требующая сосредоточения, одиночества, некой угрюмости, позволяющая подумать и помечтать. Есть в ней что-то от шаманства, алхимии, колдовства… Нет, не понимала Скалли этого увлечения.
И вернулась к своим баранам, то бишь компьютерам. Тем более что, судя по звукам, Молдер уже переходил ко второму этапу своего камлания.
Пальцы привычно порхают по клавиатуре:
«…более пристальное изучение дела Лорем Кайт. Отношения с семьей фактически разорваны. За два года она ни разу не позвонила родителям…»
А мысли опять разбегаются. Психокинез. Перемещение предметов усилием воли. Молдер убежден — мы имеем дело именно с этим явлением. Дескать, существует масса запротоколированных опытов, свидетельских показаний, просто происшествий, которые можно объяснить только этим. Еще больше — слухов, сплетен, фольклора, литературы, фильмов на эту тему… Всякие там «Полтергейсты», «Привидения», «Кэрри». С одной стороны, дыма без огня не бывает. Что-то во всем этом есть, иначе не стало бы человечество так долго и настойчиво муссировать эту тему. С другой стороны, все как-то несерьезно — будто участвуешь во второсортном сериале. Ведь настойчивое возвращение к теме может означать лишь общечеловеческую мечту о несбыточном. С третьей стороны, очень уж часто в последнее время приходится напоминать себе о знаменитом ляпе Французской Академии наук насчет падающих с неба камней. Слишком многое из считавшегося ранее невозможным теоретически стало для нас обыденным и само собой разумеющимся. А сколько еще станет? Не нахожусь ли я сейчас на том самом острие познания, на границе, отделяющей невозможное от банального? Лестно. Но и невероятно. Но и страшно. Но и ответственно. Тем более надо максимально пристально и достоверно отделять зерна от плевел, отработать все «реалистические» версии, чтобы железобетонно доказать: его фантастическая версия — единственно возможное объяснение.
Ладно. Все, все, все… Записи! Так я их никогда не закончу…
«…результаты наружного наблюдения указывают на близкие отношения между Лорен Кайт и Говардом Грейвсом. Не они ли стали причиной его самоубийства. Как связаны между собой нападение и смерть бойцов „Исфахан"? Мы найдем ответы на эти вопросы, только выявив сообщников Кайт…»
Закончила.
Причем одновременно с Молдером.
Он выходит из фотозакутка, щурясь от яркого для него света и сжимая в руке добычу — влажный еще лист, покрытый кадриками пробных отпечатков. В другой руке — мощная лупа. Что-то он там углядел?
— Вот, посмотри…
Действительно, на одной из фотографий, изображающей Лорен Кайт в оконном проеме, кроме самой Лорен на заднем плане, за ее спиной, виднеется еще один силуэт. Мелкий, смазанный, неразличимый — но это ведь только пробное фото.
Все ясно. Завтрашний день начнем с анализа этой фотографии.
Вот теперь и в самом деле — домой! Что там еще делать — дома? Только спать, измотав себя работой. Что? Говорите, другие женщины находят еще какие-то домашние занятия? Странный каприз, и чем там можно заниматься?
Дом Лорен Кайт
Филадельфия, штат Пенсильвания
21октября 1993
02:00
Лорен Кайт спит.
Если можно назвать сном это полубредовое пограничное состояние между сном и явью, когда не знаешь, что из окружающих тебя образов и видений существует на самом деле, а что — продукт воспаленного подсознания. Но тем не менее прекрасно осознаешь, что это — почти сон. Что надо бы заснуть поглубже, нормально, забыться, «уснуть и видеть сны». Или же, если не удается, полежать вот так еще минут десять, а потом встать, напиться воды, может, перекусить, принять таблетку, наконец. Во время такого полусна не отдыхаешь, а еще больше устаешь, выматываешься, а потом среди бела дня шарахаешься от людей на улице, а любой случайно брошенный на тебя взгляд воспринимаешь как признак слежки.
Зато в таком состоянии снами можно управлять. Ну, пусть не совсем управлять — так, слегка корректировать сюжеты. Исправлять несправедливости и ненормальности реального мира. Вот выясняется, что сообщение о смерти Говарда было ложным. Его просто перепутали с другим умершим в больнице. Ага! Я же говорила! А вы не верили! Он уже идет на поправку, его даже можно навещать. Он еще слаб, говорит с трудом, но это он, он жив! И врач говорит, что мистер Грейвс скоро встанет на ноги. Вот уже выписывается из больницы…
Кот, спящий, как обычно, в изножии, вдруг вскакивает, издает пронзительный испуганно-атакующий мяв, выставляет хвост трубой и соскакивает с постели.
Это во сне или наяву?
Лорен приподнимается на локте. Присматривается и прислушивается. Со стороны входной двери слышен какой-то шум.
Сна нет уже ни в одном глазу. Лорен быстро, но бесшумно откидывает одеяло. Спускает ноги на пол. Встает, стараясь не дышать. Даже приоткрывает рот, чтобы лучше слышать.
Так и есть. Шаги. То ли прямо возле двери, то ли уже где-то на лестнице, ведущей на второй этаж.
В стенном шкафу — бейсбольная бита. Как раз для таких случаев. Что бы мы делали без универсального американского оружия!
Лорен хватает биту и сразу чувствует себя гораздо уверенней. Открывает дверь, ведущую в коридор. Шум слышится где-то дальше. Женщина крадется в ту сторону. Шаги, голоса, крики все ближе. Появляется свет. Откуда? И постепенно возникает из небытия этот назойливый и пугающий звон.
Еще шаг.
И еще.
Ясно, что свет горит в ванной.
Лорен почти вплотную подходит к двери. Уже различаются слова в этих шумах и криках:
— Нет! Нет! Не надо! Что вы делаете?! Звон все сильнее. От него чуть не раскалывается голова. Но что это за голос? Такой знакомый голос. Неужели…
— Говард!..
Теперь это не догадка. Теперь это уверенность. Откуда он здесь? И кто там еще? И что они делают с Говардом? Лорен медленно приоткрывает дверь. Крики становятся невыносимыми:
— Нет! Нет! Не надо!!!
Лорен поудобнее перехватывает биту двумя руками, свирепо выпячивает челюсть. Сейчас она им покажет! Странно, в ванной комнате никого нет. Может, за задернутой шторкой? Крик переходит в стон, чуть ли не плач:
— Пожалуйста! Нет!
Лорен, не раздумывая более, одним рывком отдергивает полиэтиленовую штору, замахивается и…
Никого.
Лишь ванна, полная воды. И огромное, ужасное, отвратительное, расплывающееся кровавое пятно.
Оцепенев, Лорен смотрит, как кровь — в этом нет сомнений — постепенно смешивается с водой. Вода вдруг вспоминает, что ей надо вытекать в незаткнутое сливное отверстие, и клубящееся розовое облако с урчанием всасывается в бездну. Звон стихает, оставляя лишь эхо в мозгу.
Господи! Что это?! Это так было на самом деле?! Лорен не выдерживает и произносит вслух:
— Говард! Они убили его!
Что такое, почему так неудобно вытирать слезы? А, это мешает бита… Теперь ее можно бросить. Теперь она не нужна. Вот две недели назад… Не зря я не верила в его самоубийство… Но кто же это сделал? Кто способен на такую кошмарную подлость? Дорланд? То есть все мои подозрения не напрасны? Боже мой, я ведь с самого начала думала, что все связано с ним! Что же теперь делать? Что делать с этим знанием? Говард, зачем ты мне это показал? Чего ты от меня хочешь? Мести?
Понятно только, что заснуть сегодня уже не удастся.
21октября 1993
В течение дня
С самого утра становится ясно, что сегодняшний день будет не короче вчерашнего и, возможно, даже насыщенней.
Начинается он в компьютерном зале, где Молдер отдает фотографию для анализа специалисту. Тот сканирует снимок прямо с негатива — для уменьшения потерь на зернистость фотобумаги. Загружает файл, инвертирует в позитив. Подозрительный силуэт на экране монитора виден еще отчетливее.
— Увеличьте в десять раз…
Но тот и сам знает, что делать. Выделяет участок снимка, увеличивает, аппроксимирует размытый образ до состояния почти отчетливого изображения. Вот, вот оно! Позади Лорен Кайт стоит мужчина в костюме. Сомнений нет:
— Это — Говард Грейвс. Он жив! Молдер задумчиво смотрит на портрет на мониторе:
— Совсем не обязательно…
Что значит — «не обязательно»? Ведь дальнейшее так очевидно! И всю дорогу до филадельфийской клиники, где была зафиксирована смерть Грейвса, я пытаюсь донести до напарника одну простую мысль:
— Я думаю, Говард Грейвс инсценировал свою смерть.
Молдер привычно-спокойно ироничен.
— До сих пор это удалось только одному человеку…
— ?..
— Элвису.
Опять издевается?
Даже, наверное, не спокоен Фоке, а апатичен. Впал в зимнюю спячку. Такое впечатление, что он нехотя отбывает обязательную повинность, путешествуя вместе со мной. А сам спит и видит завтрашний прилет НЛО. Хм! Снятся ли Молдерам электропришельцы?
Чем бы его расшевелить?
— Он и Лорен Кайт, возможно, замешаны в какой-то нелегальной деятельности Центра, которой заинтересовалось ЦРУ.
На подходе к нужному кабинету Молдер меланхолично бросает:
— Может, ты и права…
Скалли от неожиданности застывает. Что это с ним? Заболел, наверное.
— Стой! Ты и правда так думаешь?
— Конечно. Тебе остается только доказать, что Говард жив.
Вот именно за этим они сюда и пришли. К этой двери с большой табличкой на ней:
«Эллен Бледсоу, доктор медицины».
Доктор Бледсоу оказывается невозмутимой негритянкой, простите, чернокожей американкой, которая в ответ на расспросы Скалли произносит скрипучим голосом приговор:
— Говард Грейвс мертв!
Откуда такая безапелляционность?
— Покажите результаты вскрытия.
— Вот. Смотрите.
И перекидывает через стол тощую папочку. Скалли быстро берет ее, открывает, шарит глазами по первой странице.
— Причина… Вскрытие вен? Доктор Бледсоу все так же невозмутимо комментирует:
— Четыре литра крови из шести — в ванной. Да… Если достаточно долго лежать в ванной со вскрытыми венами, то рано или поздно почувствуешь легкое недомогание… Это серьезное доказательство смерти.
— Не хватает анализов крови… Скалли все еще на что-то надеется.
— Мы делаем их, когда есть подозрение на убийство.
То есть — нет.
Молдер решает помочь коллеге и включается в беседу:
— ДНК-анализ вы тоже не проводили? Но доктора Бледсоу не так-то просто выбить из колеи.
— Зачем? Это — он.
— Откуда вы знаете? — Скалли еще сомневается.
— На ярлыке написано, — Бледсоу не сомневается ни в чем.
Это уже становится интересным. Проблема перестает быть только лишь медицинской. И Молдер обращается уже к Скалли, точнее, к папке в ее руках:
— Кто опознал тело?
Скалли пролистывает страницу, другую…
— Лорен Кайт.
Вот тебе на! Молдер тут же торопится охладить пыл Скалли:
— Но Говард Грейвс был кремирован. Невозможно сделать экспертизу органов…
— Ну почему же? Возможно, — с тихим омерзением восстанавливает истину доктор Бледсоу, — Его органы и ткани пересажены.
И спустя мгновение уже провожает агентов взглядом и мимикой сфинкса.
И вот уже университетский профессор вещает в телефонную трубку хорошо поставленным лекторским голосом:
— Говард Грейвс разошелся по пяти разным людям. Сразу после смерти мы отослали его органы по запросам. Почки в Бостон, печень в Даллас, роговицу — в штат Орегон… Все они уже трансплантированы.
Звучит-то как!
— Мы законсервировали только образцы спинного мозга. Сейчас я затребую медицинскую карту Говарда Грейвса. Мы сделаем гистологию и через несколько часов точно скажем, кто донор.
Несколько часов — так несколько часов. Делать им там больше нечего. Нам, впрочем, тоже. Можно пока пообедать, послоняться по улице, подождать еще немного. Самое утомительное — вот так бестолково ждать, когда от тебя ничего не зависит.
Уф! Дождались. Можно звонить. Результат готов.
— Донором действительно был Говард Грейвс, — сумрачно сообщает Скалли по окончании беседы. — Он мертв.
Вот и все. Теория проверки не выдержала. Что же тогда все это означало — и фото Грейвса, и покушения на Кайт, и убитые боевики? И что получается? Получается, что Молдер опять прав. Прав с самого начала.
Делать-то теперь что? Зацепок-то никаких!
И в этот момент в кармане у Молдера звонит телефон.
После короткого разговора Молдер встает — былой апатии нет и в помине, период спячки закончился.
— Скалли! Едем!
Исследовательский Центр промышленных технологий
Филадельфия, штат Пенсильвания
21 октября 1993
19:00
В Исследовательском Центре шла праздничная вечеринка. Конфетти, серпантин, коктейли, бутерброды, болтовня… Зачем? К чему? По какому поводу? Лорен искренне недоумевала: как можно что-то праздновать в это время и при этих обстоятельствах? И вообще, что сейчас за праздник? День Благодарения? Рождество? Годовщина? Какая разница!
Она прошла сквозь праздничный гомон сотрудников, — бывших, сотрудников — как раскаленный нож сквозь масло. Направилась к своему столу.
Тут ее настигла вездесущая Джейн. Возникла откуда-то сзади, возбужденная коктейлями и суетой. Приобняла за плечи.
— Дорогая! Я их поторопила, так что ты можешь получить чек еще до отъезда! И протянула конверт.
Ну как ее, такую, прогонишь? С ее искренней заботой…
— Спасибо!
Джейн всей позой и интонациями изобразила, немного переигрывая, горе, которое постигло ее в связи с расставанием. Правильно, лучше свести все к шутке…
— Я буду скучать по тебе! О-о-о! Что в этих ее слезах искренне, а что от игры? Лучше дать ей еще немного коктейля, это отвлечет ее от меня.
— Вот, возьми…
Сделала глоток, сообразила, что больше говорить не о чем.
— Пока…
А Лорен в который раз взялась за свою коробку, собираясь уйти — теперь уже навсегда. Нет, в последний разок краем глаза загляну в кабинет, вон, даже табличку еще не сняли…
ГОВАРД ГРЕЙВС.
Крадучись, приоткрыла дверь. Заглянула внутрь. Можно зайти на минутку. Все равно никто не увидит, все увлечены праздником.
Да, действительно отсюда уже все вывезли. Голые стены, никаких фотографий, никаких мелочей на столе и в шкафах. Ничто не напоминает о Говарде. Вот и хорошо, вот и ладно. Теперь здесь действительно нечего делать.
Оказалось, праздником были увлечены не все.
Лорен, вздрогнув, обернулась на звук захлопнувшейся двери.
В кабинете возник мистер Дорланд. Он и раньше был неприятен Лорен, а после сегодняшнего ночного происшествия — тем более. Она зябко поежилась, прижимая к себе злополучную коробку, как бы прикрываясь ею. А мистер Дорланд решил произнести напутственную речь:
— Хотела уехать, не попрощавшись? Что ж, я сам пришел сказать тебе «до свидания» и пожелать удачи. И еще сказать на прощание следующее. Я знаю, что Говард рассказал тебе все. И если это когда-нибудь всплывет, я не буду тратить время на догадки. Я сразу приду к тебе…
Что он говорит? Какой кошмар! Он ведь практически признался в убийстве! Надо что-то ему ответить!
— …и сделаешь со мной то же, что с Говардом? Ты убил его! Вот! Морщится. Изображает недоумение.
— С чего ты взяла?
Он думает, это так, мои догадки. Вовсе нет!
— Он мне показал!
Получил?
Дорланд не совсем понял, о чем говорит Лорен, что она имеет в виду. Ему было достаточно главного — она убеждена, что это он убил Грейвса. Невозможное, невероятное — случилось. Как — неважно. Надо ее остановить! Позавчера ей как-то удалось избежать смерти, но на этот раз осечки не будет.
Он протягивает руку, чтобы схватить проклятую девку. Но рука не подчиняется, память о вчерашнем происшествии отложилась где-то в подсознании.
Поэтому Лорен удается увернуться, выскользнуть, распахнуть дверь.
Людской гомон, шум праздника заставляют Дорланда одуматься. Не здесь! Конечно же, не здесь.
Лорен подбегает к своему столу, соображая, что же она натворила. Теперь он знает! Теперь ей не будет пощады! Кто может ее защитить? Кому пожаловаться? Кто ей поверит?!
Что ее дернуло за язык?!
И тут она вспоминает о телефоне, о визитке, оставленной федералами. Куда она ее запихнула? Ага! Вот! Хорошо всегда и везде ходить с одной и той же косметичкой — как ни подтрунивал Говард над этим универсальным вместилищем самых разнообразных мелочей, от канцелярских скрепок до запасного факела статуи Свободы.
Быстро набирает номер. Только бы взял трубку!
Молдер отзывается после второго гудка.
— Это — Лорен Кайт. Жду вас у себя дома!
— Зачем?
Как ему сейчас все объяснишь? Все — потом…
— Скорее!
Должен приехать. Обязан!
И, слегка успокоившись, унимая противную дрожь в руках, Лорен направляется к выходу.
Вслед ей смотрит Дорланд, так и оставшийся стоять в дверном проеме кабинета Грейвса. И во взгляде его читается нескрываемая угроза: «Ну-ну… Иди домой, иди…»
Только бы Молдер быстрее приехал!
Дом Лорен Кайт
Филадельфия, штат Пенсильвания
1 октября 1993
22:00
Правильно говорят, что окружающие вещи чувствуют нас. Наше состояние, настроение, наши намерения и опасения. И не только вещи. Если охватившее тебя состояние достаточно сильно, то на него реагируют и животные, и погода/ вообще весь окружающий Мир. Нож, которым ты боишься порезаться, обязательно полоснет тебя по пальцу. Поезд, на который тебе жизненно важно успеть, отправится на пять минут раньше расписания — по крайней мере, если судить по твоим часам. Стенной шкафчик, под которым ты проходишь, каждый раз поглядывая на него с опаской, обязательно рухнет на тебя, задев дверцей по переносице. Но это — негативные проявления мира вещей. Они случаются, если все время думать о негативе, настраивать себя — а значит, и весь мир — соответствующим образом. Если же сосредоточенно думать о возвышенном и светлом, то и мир вокруг будет вести себя лучше. Случайно встретится на улице человек, которого тебе захотелось увидеть. В трамвае продадут счастливый билетик. Погода будет как раз такой, какая нужна для завтрашнего пикника…
Все так. Только есть в этом одна закавыка. Если уж случилась с тобой беда, то тяжело, практически невозможно думать о чем-то хорошем и светлом. На деле это не удается почти никому. Мысли все время возвращаются к случившемуся, причинам, последствиям. И приводят…
Поэтому и говорят, что беда не приходит одна!
Так и с Лорен. Как ни старалась она уговорить себя, что скоро все кончится, что сейчас приедет агент Молдер, она пожалуется ему на неясную угрозу со стороны Дорланда и под защитой ФБР уедет отсюда прочь, навсегда, чтобы ничего этого больше не видеть и ни с чем этим больше не встречаться, мысли ее все равно упрямо возвращаются к убийству Говарда, к источающему смерть прощальному взгляду нового (уже бывшего) шефа, к этим кошмарным происшествиям, к этому звону и головной боли.
И мир, слыша мысли Лорен, вел себя соответственно. Кот, которого она твердо решила не оставлять на старой квартире, вдруг перед самым отъездом куда-то пропал. Может, не хочет переезжать? На улице вдруг решила разыграться поздняя мрачная осенняя гроза — поднялся ветер, молнии то и дело громыхали за окном, пригашая свет ламп в комнате. Лорен зажгла все лампы — и люстру, и настольные, и бра, — иначе было страшно. Вещи, которые необходимо было упаковать в сумку, вдруг самым странным образом пропадали, долго не находились, а потом, когда Лорен, плюнув на них, начинала искать другие, вдруг обнаруживались прямо возле сумки, а то и в ней…
Нет, так невозможно. Надо сосредоточиться…
Вот уже и шум машины у подъезда. Молдер?
Стук в дверь. Иду, иду…
Лорен подбегает к двери и обнаруживает, что и дверь ей сегодня не хочет подчиняться. Точнее, не сама дверь, а дверная защелка.
Она ее тянет, пытаясь открыть, а та не поддается. Всегда так легко ходила… Что такое? Молдер может подумать, что никого нет, и
уйти!
— Секундочку!
Наконец с огромным усилием, словно подымая гирю, отодвигает упрямую защелку — а та вдруг начинает сама собой ползти обратно. Это сон? Бред? И снова этот звон! А может, просто гром? Сверкает-то как!