Картер Лин. Пришелец

   «У каждого своя отвага и у каждого свой страх!»— как говорит Белая книга.
 
   Вскоре и Моргану Пришельцу довелось испытать на себе ледяное дыхание страха. И его храброе сердце сжала холодная рука самого настоящего ужаса.
   Неожиданно путникам пришлось остановиться в узком проходе, и страх коснулся всех без исключения, даже храбрейших из них. Высокий Лучник побледнел и стиснул свой черный лук так, что костяшки пальцев побелели.
   Впереди них что-то зашевелилось, окутанное тенями, словно призрак или мертвец, вставший из гроба. Послышались медленные шаги, и прямо перед ними разорвалась завеса паутины. Морган зажмурился, не веря собственным глазам, но в то же время не сомневаясь, что к нему движется что-то сверхъестественное. Сердце его забилось, точно птица в клетке.
   Древний ужас стоял у них на пути, протягивая сгнившие конечности и преграждая им дорогу!
   Когда-то это был человек, существо из плоти и крови, но это было слишком давно. Века иссушили плоть до черноты, кожа обвисла лохмотьями. Обнаженные желтые кости сверкали сквозь свисавшие с плеч лоскуты.
   От головы не осталось ничего, кроме черепа. Голая кость, потрескавшаяся и покрытая вековой пылью, с ухмылкой смерти, притаившейся в оскале зубов. Но глубоко в глазницах брезжил живой свет, будто этому существу даровали вечное существование в таком вот неприглядном виде. Скелет стоял на тонких ногах. Какая-то непонятная сила заставляла его двигаться. В одной руке — точнее, в том, что от нее осталось, мертвец сжимал меч. И, хотя лезвие покраснело от ржавчины, клинок, видать по всему, оставался острым.
   Ни слова не вырвалось из прогнившего рта, только блеснули сжатые зубы, уже не прикрываемые ни бородой, ни губами. Безмолвный вызов читался во взоре ожившего мертвеца.
   Коньен первым понял, что это такое, и выступил из оробевшей толпы.
   — Позволь нам пройти, Доровир, храбрый Доровир, самый верный из слуг! — стал распевать он.
   Череп чуть склонился набок, словно скелет прислушивался,
   — Позволь нам пройти, умоляем тебя, о Доровир! Твой добрый король спит в смертной колыбели, и мы не потревожим его покой. Пропусти же нас, Доровир Вернейший. Добрый король Аромедион будет спать безмятежно до скончания веков, и ты будешь нести стражу около его гроба, как суждено тебе по обету. Позволь же нам пройти, о храбрый Доровир!
   Путники шли в полном молчании, со скорбными лицами, полные дум. И никогда больше не упрекал Морган слугу своего Осгрима в суеверии. У этого мира были свои законы, и теперь Пришелец знал, что еще не все чудеса открылись ему.
   Путь сквозь Палаты Смерти занял несколько часов, но наконец путешественники вышли на свет. В большом мире, лежащем за Горными Вратами, уже наступило утро.
   Солнечный свет сразу согрел их, развеяв страхи и вновь напомнив им, что они — люди, и их мир находится здесь. Понемногу свежий горный воздух прогнал запахи тлена и разложения.
   Никто не говорил лишних слов — это было неуместно после всего, что прошло у них перед глазами. Все, не исключая и Пришельца, знали, что позади осталось славное прошлое мира, в котором они обитали.
   Через некоторое время, освежившись прохладным вином и последний раз поежившись от воспоминаний, путники были готовы отправиться дальше.
   Волшебный шар по-прежнему висел в воздухе. При солнечном свете в нем не было необходимости, и Содаспес поспешил взять медальон и потушил огненный шар, назвав иное Имя.
   Теперь их путь лежал к Горным Вратам. Дзармунджунг проводил людей, проследив, чтобы они не сбились с тропы. Но вскоре он повернул обратно, пожелав им всего наилучшего. После стольких лет, проведенных в кромешной тьме, дневной свет его не очень-то радовал.
   — Теперь прощайте, дети человеческие, и ты, дитя мое, — обратился он к Аргире, бережно сняв ее с плеча и ставя на землю.
   В голосе дракона сквозила глубокая печаль, и все пожалели его, снова остающегося в полном одиночестве. Огромные желтые глаза последний раз блеснули на прощание.
   — Отсюда вам придется идти одним, хотя хотел бы я не оставлять вас, да такова уж судьба.
   Один за другим путники сердечно распрощались с гигантской рептилией, поблагодарив старого дракона за доброту и гостеприимство. Но тот и слушать не пожелал.
   — Клянусь своим древним хвостом, — прорычал он. — Я ничего хорошего для вас не сделал. Разве что не стал выгонять вас из своей пещеры. Поэтому незачем благодарить старого Дзармунджунга. Когда же закончится ваш путь, и вы сделаете для спасения мира Бергеликса все, что возможно, вот тогда добро пожаловать снова ко мне в гости, и я устрою вам настоящий прием. Но теперь могу только пожелать доброго пути. И смотрите осторожнее с Черными гномами! Держите с ними ухо востро! Эти мерзавцы так и норовят выскочить из засады! Может, мы еще и встретимся… и даже быстрее, чем вы думаете!
   И с этими словами старый дракон повернулся и отправился прямиком к своей огромной пещере. Люди взглядами проводили его и тут же пустились в путь навстречу новым приключениям.
 
   Игга не солгал. Не прошло и часа после того как они распрощались с Дзармунджунгом, как Черные гномы уже пустились по следам путников, причем куда большим числом, чем прежде.
   Заря блистала в небесах, предвещая славный путь воинам. Они вновь выбрались на поверхность из подземелий и уже находились на самой Вершине мира. Всюду, куда ни глянь, вставали горные пики, покрытые девственными снегами, озаренными золотым сиянием рассвета. Теперь люди были уже недалеко от цели. Еще немного — и они предстанут пред Вратами Тарандона, где должен кончиться их путь.
   И тут их схватили. На них напали, застигнув врасплох, так что даже рука не успела потянуться к мечу.
   Путники проходили по узкому ущелью, когда на них были скинуты ловчие сети. Небо над головой на миг потемнело — и вот они уже были с ног до головы опутаны веревками.
   Лучник успел лишь издать предупреждающий крик, меч Аргиры блеснул в лучах рассвета, Осгрим взревел как рассерженный буйвол и взмахнул своей дубиной, но веревки опутали их, сковывая движения. Путники рвали сеть в разные стороны, и от этого только быстрее запутывались.
   Дьявольский хор голосов окружил их со всех сторон — это радовались гномы. А потом горные карлики набросились на связанных пленников целой ордой, молотя дубинками. Они опрокинули Лучника наземь. Точный удар угодил по запястью Аргиры, и меч выпал из онемевших пальцев амазонки. Однако понадобилась дюжина карликов, чтобы повалить ревущего Осгрима.
   Содаспес отбивался как мог, используя различные чародейские штучки, бросая в гномов из-под сетей шаровые молнии. Но и его, в конце концов, сбили с ног.
   Прошлась чья-то дубина и по затылку Моргана. Мир сразу вспыхнул звездами и тут же потонул во тьме.
   Так путники оказались пленниками Рыжей колдуньи.
 
   Кладезь Мудрости предупреждал об этом, и то, что случилось, было, по всей видимости, неотвратимо. Еще в пещерах Содаспес, посовещавшись со старым драконом, раскрыл загадочное предупреждение Лика.
   Похоже, на их пути встала могущественная волшебница, руководившая легионами Черных гномов. Звали ее Якла, и это имя наводило страх на обитателей окрестных земель.
   Опутанных сетью, оглушенных дубинами, еще не пришедших в себя окончательно путников отволокли в палаты горного дворца колдуньи, и они теперь лежали, спеленутые, точно жертвенные животные, у подножия ее трона.
   Палаты ведьмы были прекрасны, здесь поработали настоящие мастера. Стены из холодного камня, похожего на малахит, только глянцевые и полупрозрачные, поднимались со всех сторон на невероятную высоту. Пол представлял собой черное зеркало с золотыми звездочками, сиявшими из эбонитовой глубины. Жаровни из гнутой и кованой меди рождали изумрудное пламя в нефритовых сосудах по обе стороны трона — кресла из красной древесины неизвестной породы, устеленного зеленым бархатным покрывалом.
   На троне восседала сама Рыжая колдунья — привлекательная молодая женщина с высокой грудью и с властным взглядом. Рядом с ней Аргира, потрепанная и покрытая дорожной пылью, выглядела невзрачной серенькой мышкой. Но, несмотря на всю привлекательность, было в красоте чародейки нечто зловещее. Это была нечеловеческая красота, красота, созданная при помощи чар или иного, неземного происхождения. Трудно было даже сказать, действительно ли перед ними женщина, или существо, которое искусно имитирует женскую природу. Колдуньи такого уровня вообще редко показывают свой истинный облик, стараясь больше производить впечатление, чем демонстрировать собственное лицо.
   Итак, она звалась Рыжей колдуньей, и это прозвище дали ей недаром. Волосы ее казались факелом огня — они были неестественного цвета, видимо, над ними потрудился искусный мастер. Искусно вплетенные, блистали золотые и малиново-алые нити, словно в ее шевелюре золото перемешалось с кровью. Зловещий и очаровательный вид придавали ей эти волосы. Она носила длинное шелковое платье, скрывавшее высокие стройные ноги, однако маленькие крепкие груди были выставлены напоказ, лишь присыпанные золотой пудрой.
   Лицо колдуньи, правильной овальной формы, было спокойным и величественным. Льстец сравнил бы его с золотым яблоком, но вскоре бы пожалел о своей ошибке. Полные чувственные губы и маленький подбородок могли ввести в заблуждение кого угодно, но мало кто знал, какие приказы вырывались из этих чудесных уст!
   Однако глаза выдавали ее — глаза зверя, а не женщины. Под насурьмленными, аккуратно выведенными бровями светились алые, цвета крови, зрачки.
   На нижней ступеньке трона восседал жуткий горбатый карлик, черный как эбонит. Жуткую морду уродливого существа, которую и лицом-то назвать трудно, окружала косматая грива и рыжая борода с седыми прядями. Железная зубчатая корона, похожая на обруч от бочки, была натянута на самые брови карлика, точно украшение шута.
   Так выглядел Тог — вождь Черных гномов и слуга Рыжей колдуньи.
   Сети разрезали. Гномы держали путешественников за руки и за ноги, словно только и дожидаясь приказа повелительницы, чтобы разорвать их на части. Однако колдунья, похоже, не торопилась с казнью. На людей надели железные цепи и отобрали все оружие, включая лиру Коньена и кошелек Содаспеса с магическими принадлежностями. Все трофеи сложили у подножия трона. Все происходило в мрачном молчании, под безучастным взором колдуньи, лицо которой не выражало абсолютно ничего. За ним, казалось, притаилась сама пустота, безразличная к судьбам и душам человеческим.
   Когда она заговорила, голос ее зазвенел как колокольчик. Таким голосом могла говорить принцесса эльфов или сильфида.
   — Отчего же вы поднялись сюда, в такие выси, несмотря на предупреждение Колодца? Ведь вы знали, что будете захвачены в плен? — спросила она без всяких предисловий.
   Путники, а теперь уже пленники, обменялись взглядами, и затем заговорил Лучник, словно он — старший. Однако это показалось всем совершенно естественным.
   — Потому, госпожа, что Колодец обещал нам победу, — твердым голосом объявил он.
   — Победу! — фыркнула она, и в голосе ее звенели раздражение и насмешка. — О какой победе может идти речь, когда вы у меня в плену. Одно слово сорвется с моих губ — стальной клинок пронзит сердце Моргана, и все закончится, поскольку, как тебе известно, Содаспес, никто из этого мира не может закрыть Тарандонских Врат, кроме Пришельца.
   Содаспес, побледнев, ничего не ответил на эту колкость, он даже не поднял головы, как тогда, когда он стеснялся открыть правду о времени старому Дзармунджунгу.
   Лучник снова заговорил, и голос его звучал на удивление спокойно.
   — Ваша правда, госпожа, все это в самом деле может произойти, в том числе с любым из нас. И все же я знаю, что вы не скажете этого слова, а если и скажете, вашему желанию что-то воспрепятствует в последний момент, и оно не исполнится, а если даже исполнится, история все равно придет к иному концу каким-то другим чудесным образом…
   Ведьма разглядывала Лучника пристальным насмешливым взглядом, в котором не было и следа жалости.
   — И ты в самом деле веришь в это, Лучник? Может, нам стоит попробовать? Я могу приказать сделать это прямо сейчас, и ты увидишь, сколько крови в сердце Пришельца — она будет разлита на этом зеркальном полу.
   Лучник невольно посмотрел на эбонитовое зеркало, напоминавшее черный замороженный каток — таким оно было гладким.
   — Так что, попробуем, Лучник?
   Морган ощутил небывалый страх. Не просто страх — ужас подкрался к нему и ухватил за горло. Пришелец не мог сказать ни слова, он покорно ждал, как будто был уже заранее мертвым. Он ненавидел себя за этот страх, но ничем не мог помочь ни себе, ни своим спутникам. Спокойствие и уверенность, звучавшие в голосе Лучника, явно не находили отклика в сердце Моргана. Он приготовился закричать, но не смел ни шелохнуться, ни пискнуть. Он стоял у трона Рыжей колдуньи как мышь, придавленная кошачьей лапой, и ощущал ее когти у самого своего сердца. И все же, непонятным образом он чувствовал, что в этот момент ситуацией управляет не она, а Лучник. Якла, Рыжая колдунья, тоже чувствовала это и была сбита с толку.
   Лучник тем временем обратил беседу в иную сторону.
   — Ты не можешь убить Пришельца по своей воле, потому что не его Судьба — погибнуть в этом презренном месте, и не тебе решать его участь, — спокойно продолжал он. — И ты, владеющая красной магией, знаешь, что бесполезно бороться с Судьбой. Она неодолима.
   Неуверенность промелькнула на лице колдуньи. Затем, через миг оно снова стало холодным и твердым, как маска из слоновой кости.
   — Судьба! — фыркнула она, кривясь ехидной усмешкой. — Лик поведал вам, что вы одержите победу в конце концов? А разве не тот же Лик сообщил, что смерть ожидает одного из шестерых за Горными Вратами? Почему же этот счастливчик не может оказаться Морганом?
   Затем, прежде чем Лучник успел ответить, не давая ему вставить и слова, она продолжала:
   — И отчего ты уверен, что Лик говорит правду? И чьим голосом говорила эта призрачная маска? Может быть, с вами говорил властелин Хаос, а не глупый старый Игга!
   Лучник ничего не ответил, потому что и в самом деле сказать было нечего. Никто не мог быть уверен, что Лик говорит правду… Путники могли только на это надеяться.
   Тогда Колдунья заговорила вновь, уже более вкрадчивым тоном:
   — Зачем вам нужно сносить такие тяготы и трудности? Зачем рисковать своим бесценным здоровьем и жизнью? Ведь вы столько раз подвергали ее опасностям в горах и пещерах, а также в лесах и на равнинах. Откуда у вас взялась уверенность, что вам под силу закрыть Тарандонские Врата?.. Откуда вы знаете, что вообще сможете найти их среди горных лесов и пиков? А даже если это и случится, откуда вам знать, стоит ли вообще закрывать Врата Тарандона? Ваши боги снова вернутся в этот мир и встанут перед закрытыми дверьми. А кто знает, может быть, они придут сюда, чтобы превратить Бергеликс в зеленый цветущий рай? Вы уверены, что это не так? А может, если ворота закрыть, их не откроет уже никакая сила, даже сила всех могущественнейших магов этого мира, вместе взятых… И почему вы так боитесь господина Хаоса? Потому что он для вас олицетворяет Зло? Но Хаос лишь обратная сторона Творения. Две половины составляют единое целое, то, что мы называем природой. Разве природу можно заставить быть доброй или злой? Она такая, как есть. Это мы даем ей оценки. Разве это не насилие над природой — развешивать на ней ярлыки, придуманные маленькими людьми — аморальными философами? Разве может быть только Злом или только Добром какая-то вещь и явление в этом мире: ветер, камень, зверь, облако, волна?
   Музыка ее голоса действовала завораживающе. Морганом овладевала дремота. Все тело ныло, и неожиданно он почувствовал, насколько устал в пути и как желает отдохнуть. Спиной он ощущал холод черного зеркала, на котором все они лежали, и остальные, вероятно, чувствовали себя не лучше. Он усиленно заморгал и тряхнул головой, прогоняя наваждение, и только тут с удивлением заметил, что колдунья уже ничего не говорит. Она сидела без движения, словно изваяние, глядя на пленников с высоты своего трона. Глаза блистали на неподвижной маске ее прекрасного лица, словно две кроваво-огненные луны. Казалось, ее плоть ходила волнами, она стала прозрачной, как столб разноцветного дыма, в котором можно было увидеть все семь Хакрасов ее астрального тела, вращавшихся подобно огненным колесам.
   У ног чародейки, точно черный пес, скорчился гном, поскуливая и пряча свои красные глаза. Цветное пульсирующее облако нависло над его головой. Палата погрузилась в сумерки: все окутывал зеленоватый мрак. Казалось, будто все ушло под воду, в морские глубины, куда проникал лишь рассеянный зеленоватый свет. И этот свет внезапно померк, воцарилась полная тьма. Освещенной осталась только туманная прозрачная фигура на троне — семь вращающихся дисков пламени горели внутри ее тела, словно луны, проглядывающие сквозь облако, очертаниями напоминающее женское тело. Потом послышался резкий пронзительный скрежет, как будто резали тонны стекла: звук был столь высок, что его едва выносили барабанные перепонки. Аргира попыталась прикрыть уши скованными цепью руками. Содаспес побледнел, как покойник, и обливался потом; глаза его безумно блестели, пена выступила в уголках рта, безмолвно раскрытого, как у рыбы, словно он силился что-то сказать. Коньен повалился на черный пол, лихорадочно шепча молитву.
   Семь колес огня стали ярче, и субстанция, которую сейчас представляла плоть колдуньи, стала еще более эфемерной, почти растаяв. Пронзительный скрежет превратился в жужжание. Волны света исходили из облачного клубка, собравшегося над тем, что представляла собой сейчас Якла. Потом из этого облака показались тонкие усики или щупальца, как будто в голове у колдуньи находилось змеиное гнездо.
   Тут чьи-то руки схватили пленных и поволокли из палаты по черному полу, прочь от светящегося облака с вращающимися колесами. Морган впал в беспамятство, длившееся несколько часов. Он никогда еще не видел столь странной магической трансформации и понятия не имел, что это такое, и зачем ведьма затеяла весь этот разговор. Речь ее показалась Пришельцу загадочной, и в эпосе на этот счет не содержалось никаких объяснений.
 
   Клетка, в которую слуги Рыжей колдуньи бросили путников, оказалась большой и просторной, а главное, сюда свободно проходил воздух. После тягот путешествия и всех приключений, свалившихся на их голову, было не так уж плохо почувствовать себя пленником. Странная апатия овладела всеми. Никто не жаловался на условия содержания, не пытался бежать. Путники сидели или лежали, разговаривая о пустяках, временами впадая в странную дрему, иногда длившуюся часами. Теперь у них не осталось никакой цели, даже бегство представлялось им незначительным пустяком, не стоящим внимания.
   Зачем колдунья держала в клетке своих узников, было совершенно непонятно. Все, что они знали о ней, так это то, что она — служительница Хаоса, и, стало быть, враг. Морган не мог понять одного: отчего их оставили в живых. Ведь пока они жили, оставалась надежда, что они выполнят свою задачу до конца и закроют Тарандонские Врата. А смерть шестерых путников оборвала бы последнюю надежду. Кроме них, никто не сможет этого сделать. И все же она не стала убивать их… Морган был озадачен нерешительностью колдуньи, хотя ему было приятнее и утешительнее оставаться живым, даже несмотря на странную апатию, овладевшую им.
   Лениво и непоследовательно, урывками, путники составляли план бегства. Они обнаружили, что дверь в их камеру-клетку окована полосами из непонятного металла, бесцветного, точно его вымачивали в негашеной извести. Откуда взялся этот металл, а также каковы его свойства, никому из них не было известно, даже Содаспесу, несмотря на его обширные магические познания. Дверь не поддалась могучему плечу Осгрима. Она без всякого замка закрывалась магией, ключом могло стать и лишь одно-единственное слово.
   Между тем магическое оружие у них отобрали гномы. Даже без своего кошелька Содаспес сохранил знания, позволявшие его голосу и слову действовать иногда и посильнее и поточнее оружия. Но и они, как объяснил Содаспес, сейчас не могли помочь. Молодым магом тоже овладели отчаяние и апатия. Случилось то, чего больше всего боялся Морган.
   — Когда не можешь помочь себе сам, остается только ждать помощи извне, — пробормотал чародей.
   Однако это загадочное замечание сам он разъяснить не мог, умоляя Пришельца лишь ждать урочного часа.
   Рыжая колдунья больше не присылала за ними своих черных карликов и не беседовала с ними. Но временами всем казалось, что за ними наблюдают.
   — У нее есть зеркало, — томно пробормотал Содаспес, словно бы отвечая на вопрос Моргана. Пришелец знал, что существовали «ведьмины стекла», магические зеркала, в которое можно увидеть все что угодно, при этом оставаясь невидимкой.
   Удобный случай для бегства появился неожиданно и без малейшего, даже самого слабого предупреждения и намека. Это произошло через день после их пленения, насколько люди могли ориентироваться во времени в этом странном чертоге колдуньи, который находился, как казалось, за пределами времен.
   Морган дремал, когда каменный пол под ним внезапно подпрыгнул. Воздух наполнился пылью, кто-то взвыл. Гномы с топотом бежали по коридору, панически крича. В отдалении послышался шум осыпающихся камней и скрежет трущихся друг о друга камней. С таким звуком могли скрежетать челюсти гигантского чудовища. Пол в камере снова подпрыгнул, все перевернулось, и черная трещина пересекла стену от пола до самого потолка.
   — Землетрясение! — вырвалось у Моргана на новоанглийском вместо старокофирского. Вряд ли кто его понял.
   Но Содаспес каким-то образом ухватил суть сказанного и ответил со слабой улыбкой:
   — Посмотрим, Пришелец! Сдается мне, что это землетрясение с глазами и большим-пребольшим хвостом, — загадочно сказал он.
   Внезапно жуткий звук сотряс замок до самого его основания. Все здание затряслось и чуть сдвинулось с места. Из трещин между блоками камней повалили тучи пыли. Из какого-то отдаленного коридора послышался шум обвала, и ему вторил хриплый рев насмерть перепуганных гномов.
   Потом по стенам защелкали молнии и раздался грохот, какой бывает от падения башни. Пол камеры-клетки покачнулся, заходил волнами и стал проваливаться. Аргира вскочила с места. Пришелец едва успел схватить ее за плечи, чтобы удержать от падения. Даже в этот драматический момент он ощутил округлость ее плеч и тепло ее тела, запах ее волос коснулся его ноздрей. Амазонка посмотрела на него долгим странным взглядом и затем освободилась из его невольного объятия.
   Пыль крутилась столбом. Лучник что-то кричал в общем шуме. Все посмотрели туда, куда показывал его палец, выставленный вперед, точно одна из стрел, которые у него вместе с другим скарбом путешественников тоже отобрали гномы. Заколдованная дверь их камеры упала вместе с куском каменной стены. Перед путниками открылся совершенно пустой коридор. Пленники выбрались наружу и тут же ощутили, как качается пол, словно они вышли на палубу корабля во время шторма. Камни в потолке угрожающе трещали.
   — Сейчас все это обрушится нам на голову, — пробормотал Осгрим.
   Морган кивнул, приходя в себя, и спросил:
   — Какой путь выберем?
   — Любой, главное — побыстрее убраться отсюда, — крикнул старый Коньен, и все бросились вперед по уходящему из-под ног коридору, затем выбежали к лестнице и рванули по ней вверх. Шум стал громче, напоминая звуки сражения: захлебывающиеся крики, рычащие злобно голоса, как будто гномы сражались с сильным, одолевающим их врагом. Беглецам удалось добраться до следующей двери, так и не попавшись на глаза никому из охраны. Через эту дверь они прошли в коридор с необыкновенно высокими сводами или потолками. Точнее, коридором это было когда-то, а теперь представляло собой лишь руины. Статуи из молочно-белого светящегося камня были сброшены с пьедесталов и разбиты в куски. Меловая пыль стояла в воздухе. По стенам и над дверными проемами пошли трещины. Громадная порфировая колонна упала, и добрая часть арки обрушилась, засыпав проход осколками камней величиной с человеческую голову. Несколько гномов так и остались здесь, найдя вечное пристанище под обломками. Острый йодистый запах крови гномов витал в воздухе вместе с пылью.
   Перебравшись через обломки, беглецы попали в огромный круглый зал.
   Здесь, среди обломков, они нашли, к невыразимому своему восторгу, мечи, луки, лиру и магические приспособления, принадлежавшие Содаспесу. На всех предметах лежало заклятие, однако круг, насыпанный красным порошком» нарушила упавшая с потолка балка, и путники могли беспрепятственно ступить в него, по крайней мере, так сказал Содаспес. Трясущимися руками, боясь, что с минуты на минуту на них обвалится крыша, они разобрали принадлежавшие им предметы, и вскоре выбежали на парапет, идущий вдоль высокой стены. И тут их глазам открылась фантастическая, невероятная сцена.
   Замок Рыжей колдуньи был построен на отроге скалы, нависавшей над головокружительной пропастью. Вокруг стен во всем своем великолепии поднимались снежные пики, окрашенные в разные цвета лучами заката или рассвета — сейчас беглецам было трудно разобрать, поскольку пленники не сразу смогли сориентироваться по сторонам света. Солнце Ситри сверкало в безмятежной небесной голубизне ослепительно белым шаром. В этом неистовом сиянии каждая деталь подчеркивалась еще резче.