Картленд Барбара. Любовь и страдания принцессы Марицы

   – Вы правы, – согласился лорд Эркли, – но излишний вес может пагубно сказаться на его сердце. А мы так любим его и не переживем, если его не станет.
   – Вы очень любите его? ~ спросила Марица.
   – Это исключительный человек и, по-моему, единственный, кто может поддержать мир в Европе.
   Он умышленно говорил это, зная, что, если Марица передаст содержание разговора мужу, его настроение отнюдь не улучшится.
   – Герцогиня мне говорила, – сказала Марица, – что некоторые называют его "Дядюшкой всей Европы".
   – Подходящий титул, – согласился лорд Эркли. – А теперь, если позволите, поговорим о вас. Почему вы никогда не приезжаете в Англию погостить у родственников?
   – Я мечтаю об этом, – ответила Марица, – и мой дядюшка, герцог Дорсетский, приглашал меня в прошлом году.
   – И вам пришлось отказаться?
   – Фридрих был не в состоянии совершить столь дальнее путешествие. – Лорд Эркли промолчал, и Марица добавила: – Герцогиня говорит, в вашем доме в Хемпшире очень красивая французская мебель.
   – Я бы очень хотел показать ее вам, – сказал лорд Эркли, – а также великолепные французские полотна, в том числе нескольких импрессионистов, которых, я уверен, вы оцените.
   – Импрессионисты? – Марица оживилась. – Еще до моего замужества отец рассказывал, что, будучи в Париже, он восхищался творчеством человека по фамилии Моне.
   – У нас с вашим отцом одинаковый вкус, – улыбнулся лорд Эркли.
   – Меня очень интересуют импрессионисты, в их картинах много спорного и необычного, – сказала Марица. – Но в Германии осуждается все французское и признается лишь традиционное искусство.
   – А у вас иное мнение?
   – Возможно, я бунтарка по натуре, – ответила Марица. – Мне всегда хотелось увидеть и испытать все новое. В мире есть столько интересного, о чем Я никогда не услышу, не говоря уже о том, чтобы увидеть.
   Ее глаза опять погрустнели, и лорду очень захотелось сказать ей, что она не должна так страдать, что все будет хорошо. Но откуда он знал, что все будет хорошо? Принц Фридрих был его ровесником – им было всего по двадцать девять лет, – и теперь, когда ему стало значительно лучше, вполне можно было ожидать, что он проживет еще очень долго, если только пьянство не убьет его раньше времени. Лорд Эркли чувствовал, что Марица не выдержит подобного напряжения. Как можно жить день за днем, год за годом, словно на вулкане?
   – О чем вы думаете? – спросил он.
   – Я думала о том, – и она посмотрела вдаль, – что, если сесть в лодку и долго-долго грести сквозь туман, вероятно, можно найти совершенно иной мир на другом берегу.
   – Вы уверены, что он был бы лучше этого мира? – поинтересовался лорд Эркли.
   – По крайней мере он будет новым и не похожим на наш, – ответила принцесса. Он посмотрел на нее, потом произнес:
   – Но убежать от действительности в иной мир вполне возможно, вы, я думаю, это знаете не хуже меня.
   – Вы имеете в виду в мыслях?
   – Конечно! С помощью книг, музыки и искусства, например, картин Моне.
   – Именно это я и пытаюсь сделать, – сказала принцесса, – но это трудно… очень трудно.
   – И все же постарайтесь, – заметил лорд. – Только что, когда вы смотрели в туман, вы были очень далеко. Сейчас посмотрите на сосны и постарайтесь убедить себя, что, если вы будете идти по лесу, вам откроется нечто такое, о чем мы не имеем ни малейшего представления, сидя здесь, в этом кафе.
   – Я попытаюсь… я правда попытаюсь, – пообещала Марица.
   Говорила она совершенно искренне. Затем, когда их глаза встретились, они оба вдруг почувствовали какое-то удивительное спокойствие.
   – Наверное, – почти прошептала она, – когда я найду дорогу в иной мир, вы тоже там будете.
   – Постараюсь, – ответил он. – Но вы знаете, что это будет нелегко как вам, так и мне.
   Эркли сам не совсем понимал, что он имел в виду. Ему казалось, что все, что он ей говорил, подсказывалось чем-то иди кем-то посторонним. Никогда раньше у лорда не было такого странного разговора с женщиной. Но он никогда не сидел в столь ранний час на берегу озера с самым очаровательным созданием, которое ему доводилось видеть. В ней было нечто, думал он, от чего любая другая женщина рядом с ней казалась грубой и нежеланной, как перезрелая роза рядом с ландышем. Да, Марица напоминала ландыш или, скорее, подснежник, отважно растущий и пробивающий себе дорогу к солнцу, когда с земли еще не стаял снег. Марица вздохнула:
   – Я буду помнить это всегда. Я буду помнить и ваш совет, он поможет мне, как спасательный круг во время шторма.
   – Помните также, что шторм рано или поздно стихает, – сказал лорд Эркли.
   Она слегка улыбнулась ему. Не желая навлекать на Марицу гнев принца Фридриха за столь долгое отсутствие, он попросил счет.
   Назад они ехали почти молча, но потому, как Марица смотрела по сторонам, лорд был уверен, что она запоминает все, что видит, говоря себе, что любой красивый пейзаж поможет ей войти в тот тайный мир, о котором он ей говорил.
   Когда показались крыши Мариенбада, он спросил:
   – Не хотите ли вы и завтра поехать со мной?
   – Я мечтаю об этом больше всего на свете, но не смогу, и возможно… Она заколебалась, и лорд Эркли возразил:
   – Не говорите так. Я уже сказал вам, что только с вами я получаю удовольствие от прогулки.
   – Я так боюсь вам надоесть.
   – Вы же знаете, что вы мне нисколько не надоели.
   – Вы… уверены?
   – Думайте лучше не о моих чувствах, – посоветовал лорд Эркли, – а о неведомом мире, которого вы пытаетесь достичь.
   – Я буду думать об этом, – произнесла Марица, – каждую секунду, и особенно, когда я одна. – Затем, проехав еще немного, она продолжала: – Я на днях читала учение госпожи Блаватской. Там говорится, что, если ты готов к приходу Учителя, он появляется.
   Лорд Эркли улыбнулся.
   – Вы, по-моему, льстите мне. Я читал эту книгу. Мне кажется, ваш советчик и учитель не обязательно должен быть человеком. – Он увидел, как она озадачена, и продолжал: – Помощь можно найти где угодно. Кто-то находит ее в церкви, кто-то на вершине горы, а некоторые в лодке на озере, похожем на то, которое мы видели.
   – Конечно! – воскликнула Марица. – Как я раньше об этом не подумала? – Потом смущенно добавила: – И все же я верю, что вы посланы… помочь мне.
   – Я надеюсь, – ответил лорд Эркли, когда они уже подъезжали к "Веймару".
   Часы не пробили и девяти, когда Марица стремительно взбежала на второй этаж. Она открыла дверь в номер и увидела, что принц Фридрих уже встал, одет и завтракает в гостиной. Он всегда любил поесть и сейчас доканчивал огромное блюдо мяса в сладком соусе. Когда вошла принцесса, он только поднял голову, но ничего не сказал и продолжал есть.
   – Доброе утро, Фридрих, – сказала Марица. – Как мило с твоей стороны, что ты разрешил мне покататься с лордом Эркли, я получила огромное удовольствие.
   Она тут же осеклась, ей показалось бестактным так говорить, когда ее .муж не мог принять участие в прогулке. Но ведь если бы она не упомянула об этом, принц мог не пустить ее кататься в следующий раз под предлогом, что ей не понравилась первая прогулка.
   – Будет ли ваше королевское высочество завтракать? – поинтересовался Джозеф, предлагая ей кресло.
   – Разве что кофе, если вам не трудно, – ответила Марица, понимая, что нельзя совсем отказаться от еды. Принцесса чувствовала, что не в силах рассказать Фридриху о том, как они с лордом Эркли сидели в маленьком кафе на берегу озера. Это было место их тайны, место, где они были вдвоем, и даже упоминание об этом в разговоре с кем-то посторонним отравило бы всю прелесть этих минут.
   Принц Фридрих оттолкнул пустое блюдо, посмотрел на Марицу и произнес:
   – Ну, и о чем ты с ним говорила?
   – С лордом Эркли?
   – А с кем же еще? Вы же были вдвоем, если мне не изменяет память?
   – Мы очень мало говорили.
   – Что он говорил? Я просил тебя запомнить, что он скажет. Говорили о короле Эдуарде?
   – Да. Лорд Эркли считает его очень славным человеком.
   – Что еще?
   – Что он гурман.
   – Это и так известно. Что еще он тебе сказал?
   – Он рассказывал мне забавные подробности путешествий короля в разные страны.
   – О Германии говорил?
   – Нет.
   – О Франции?
   – Только о своей поездке в Париж с королем Эдуардом два года назад.
   Какой-то миг стояла гробовая тишина. Затем внезапно, да так внезапно, что Марица подскочила, принц Фридрих с силой ударил кулаком по столу. Зазвенели тарелки, чашки, блюдца.
   – Ты нарочно во всем мешаешь, – сказал он. – Если я разрешил тебе поехать, я хочу знать все подробности вашего разговора. Видит Бог, у меня в жизни мало удовольствий! Я бы тоже мог так развлекаться!
   Марице стало стыдно.
   – Прости, Фридрих! Я не думала, что тебя интересует, о чем мы говорили с лордом Эркли.
   – Меня это очень интересует, поэтому рассказывай быстро.
   Марица отчаянно пыталась вспомнить, о чем же они говорили, кроме своих чувств и переживаний, и не могла подобрать нужные слова.
   – Я сказала, что слышала, как короля Эдуарда назвали "Дядюшкой всей Европы", – прошептала она, – и лорду Эркли очень понравилось это выражение, так как только король, сказал он, способен сохранить мир!
   – Сохранить мир! – презрительно поморщился принц Фридрих. – Ты думаешь, именно эту цель он и преследует, подстрекая Францию против Германии?
   – Нет, не думаю.
   – Ты не думаешь! Что ты знаешь, безмозглая дура? – усмехнулся принц Фридрих. – Бюллов говорил о "заморском кинжале" короля Эдуарда. Вот о чем я хочу услышать. Вот что тебе должен был объяснить лорд Эркли.
   Он кричал достаточно громко, и Марица молилась только о том, чтобы лорд Эркли случайно не услышал его слов. Она с ужасом подумала, что тогда он заподозрит ее в том, что она поехала с ним только для того, чтобы получить от него нужную информацию и передать ее Фридриху. В таком случае он больше не захочет с нею разговаривать. В то же время она чувствовала, что ее разговором с лордом, конечно, интересуется еще кое-кто, кроме Фридриха, хотя эта идея показалась ей абсурдной.
   Лорд Эркли был слишком опытен, чтобы сообщить ей что-либо, способное привлечь внимание таких людей, как генерал фон Эхардштейн или адмирал фон Сенден.
   Принцесса усилием воли отогнала от себя эту мысль и подумала, что просто у Фридриха очень тяжелый характер, и, возможно, он, хоть и ненавидит ее, сам того не сознавая, ревнует к любому молодому привлекательному мужчине. Она пыталась вспомнить, что же еще сказал лорд Эркли о короле, но так ничего и не вспомнила.
   По сердитому взгляду мужа Марица поняла, что он чем-то очень раздражен и разочарован.
   – Я должна переодеться, – сказала она, вставая, – чтобы не заставлять тебя ждать и сейчас же идти в парк.
   – Если ты не будешь готова, я поеду без тебя. – сказал принц Фридрих почти машинально, а когда принцесса отправилась в свою комнату, он добавил: – Полагаю, ты и завтра поедешь кататься с лордом Эркли?
   Она остановилась.
   – Я бы очень хотела, если ты позволишь.
   – Я позволю, если ты обещаешь сообщить мне что-нибудь более интересное, чем сегодня. Одному Богу известно, как я страдаю, будучи прикован к этому креслу и слушая изо дня в день твою глупую болтовню. Когда тебе случается беседовать со светским человеком, старайся запомнить остатками своих мозгов, что он тебе говорит.
   – Я сделаю все, что в моих силах, Фридрих, – пообещала Марица. – И спасибо за то, что я и завтра могу поехать кататься.
   Когда принцесса выпорхнула из комнаты, сердце ее пело, и она с трудом верила, что еще раз испытает подобное счастье. Переодеваясь, Марица думала о том, что лорд Эркли приоткрыл ей волшебный мир, доселе ей неведомый. У нее было такое чувство, что он протянул ей руку и помог выбраться из болота уныния, в котором она тонула.
   – Он удивителен! Совершенно удивителен! – шептала принцесса сама себе. Она начала считать часы и минуты, оставшиеся до нового свидания с лордом Эркли.
 
   Переодеваясь с помощью Хоукинса, лорд Эркли думал о Марице, о выражении ее глаз, когда он рассказывал ей о таинственном мире.
   "Откуда я мог знать, что именно это она и хотела слышать? – удивленно думал он. – Как пришли мне в голову такие слова? Ведь я никогда раньше не думал об этом!"
   И все же он, как и Марица, думал об очаровании тумана, которым было окутано озеро, красоте сосен и мерцании чистой воды у них под ногами.
   "Как она непохожа на всех женщин, которых я раньше знал!"– признался он себе, надеясь, что она и завтра сможет совершить с ним прогулку.
   – Вам записка от его величества, милорд, – нарушил молчание Хоукинс.
   – Что он пишет?
   – Его величество просит вас зайти к нему, когда он вернется в отель.
   Лорд Эркли взглянул на часы.
   – Он уже должен быть в номере. Вы сказали ему, что я ездил верхом?
   – Да, милорд.
   Лорд Эркли взял шляпу и трость.
   – Я сейчас же иду к его величеству.
   Он вздохнул, сейчас ему больше всего хотелось прочитать письма и газеты. Но королю нужно его видеть, его величество будет очень раздражен, если его не окажется рядом.
   Проходя по коридору в другой конец отеля, Эркли почему-то вспомнил усмешку принца Фридриха, когда он назвал короля погонщиком, и о том, что сэр Кемпбелл-Беннерлен находит общество короля очень скучным. Это все было правдой, но тем не менее все, кто служил королю, делали это от чистого сердца и с удовольствием.
   Король был один в номере, и лорд Эркли знал, что его величество ждет его.
   – Доброе утро, Эркли, – сказал он. – Я слышал, вы ездили верхом.
   – Да, ваше величество.
   – Один?
   По тому, как был задан вопрос, лорду Эркли стало ясно, что король уже знает ответ. Лорд, однако, сделал вид, что ничего не понимает.
   – Принц Фридрих попросил меня сопровождать принцессу Марицу, – объяснил он. – Я же не мог ему отказать.
   – А вы не поняли, почему вас об этом попросили?
   – Нет, ваше величество.
   Лорд твердо решил, что кто бы и что бы ни думал о принце, Марица должна быть вне всяких подозрений.
   Король улыбнулся:
   – Принцесса чрезвычайно привлекательна. Еще в детстве она была очень хороша, и можно только представить, как бы она расцвела, если бы с ней рядом не было этого пьяницы.
   Лорд Эркли согласился, но счел за лучшее промолчать. После недолгой паузы король добавил:
   – Сядьте! Вы имеете представление, зачем Эхардштейн позавчера был в Мариенбаде? И зачем он был у принца Фридриха?
   – Да, ваше величество.
   – Правда? – удивленно спросил король. – И зачем же?
   – Я могу ошибаться, ваше величество, но я думаю, что, во-первых, немецкое командование интересует, какие сведения я привез из Германии, во-вторых, они еще не уверены в гостеприимстве вашего величества по отношению к французскому флоту в Синтхеде.
   Это событие действительно произошло только несколько недель назад и действительно по инициативе короля. Незадолго до разгрома немцев в Танджере одно из подразделений французского флота было официально приглашено в Синтхед. Приглашение, конечно, было принято, и через две недели первый морской лорд адмирал Фишер начал строить планы относительно посещения гостями Атлантического флота Бреста.
   После всех неприятностей, вызванных поведением немцев в Марокко, король сам занялся разработкой программы, которая была бы основным доказательством англо-французской дружбы.
   Англия и Франция не были еще официальными союзниками, но, подобно Англии и России, сближались все больше и больше.
   Никогда еще на Британских островах не принимали иностранных моряков так, как принимали офицеров и матросов с шести французских крейсеров и шести миноносцев под командованием адмирала Гайара. Они встали на якорь в Портсмуте в первую неделю августа, когда лорд Эркли был в Германии. Он слышал, что король посетил французские корабли. В его честь офицеры дали завтрак, где его величество поднял тост за Францию и за своего доброго друга президента.
   Не было ничего удивительного в том, что немцы пришли в крайнее замешательство от всего происходящего и еще больше, чем раньше, начали опасаться, как бы за их спиной не был подписан какой-нибудь секретный пакт.
   – Адмирал фон Сенден тоже в Мариенбаде, – продолжал лорд Эркли. – Предполагается, что он проходит здесь курс лечения!
   – Я слышал, – сказал король. – Как вы думаете, почему он приехал в то же время, что и вы?
   – Я думаю, это простое совпадение, ваше величество.
   – Я им не доверяю, как не доверяю и своему племяннику, – произнес король.
   Лорд Эркли подождал. Он знал, что король все тщательно обдумывает и сопоставляет факты.
   – Я боюсь, – сказал он наконец очень спокойным голосом, – что генеральный штаб вынудит Вильгельма развязать войну. На него будут сильно давить. У него не хватит мужества завладеть ситуацией, он малодушно подчинится требованиям военной верхушки. Война разразится не по его воле, а из-за его слабости.
   – Вы действительно так думаете? – спросил лорд Эркли.
   – Мне бы очень хотелось ошибаться, – ответил король. – Видит Бог, никто не хочет войны, но надо смотреть правде в глаза, Эркли.
   – А в чем заключается правда?
   – В том, что кайзер возомнил себя величайшим монархом на земле и считает своим божественным предназначением сделать Германию владычицей мира.
   Вздохнув, лорд Эркли сказал:
   – Только вы, ваше величество, можете помешать исполнению этих планов.
   – Я был бы счастлив это сделать, – задумчиво произнес король, – но меня очень волнует, что ждет мир после моей смерти.

Глава 5

   Джозеф вошел в гостиную, где его ожидала Марица.
   – Его королевское высочество заснул, принцесса.
   – Вы уверены, что я ему не понадоблюсь, Джозеф?
   – Да, ваше королевское высочество. Сегодня доктор активно потрудился. – Он помолчал, потом, вздохнув, добавил: – Но боюсь, ваше королевское высочество, никакой доктор не принесет ему большой пользы.
   – Я тоже это понимаю, Джозеф, – ответила Марица, – и все же, если его королевское высочество верит в лечение, ни в коем случае нельзя его прекращать.
   Слуга посмотрел на нее своими добрыми, понимающими глазами. Он лучше, чем кто-либо, знал, что, когда принц Фридрих не был занят своим лечением, консультациями с врачами и целебными водами, приступы его ярости становились еще чаще. Больше всего от этого страдали он сам и принцесса. Джозеф никогда никому не говорил о тумаках, которые доставались ему, когда он раздевал принца или укладывал его в постель после крепкого подпития. Не отличаясь высоким ростом, Джозеф, однако, обладал огромной физической силой. Он научился уклоняться от ударов в голову и ловко уворачиваться, если принц целил ему в грудь.
   Принц Фридрих, как пьяный, так и трезвый, ясно отдавал себе отчет, что без Джозефа он пропадет. Несмотря на то что принц по натуре был хулиганом, он умел ценить мужество, и ему нравилось, что его слуга не раболепствует перед ним.
   С Марицей же все обстояло иначе. Она была женщиной, и поэтому от нее требовались кротость, послушание и, как считал принц, раскаяние. Ведь именно из-за женитьбы на ней он стал калекой.
   – Если вы уверены, что я не понадоблюсь его королевскому высочеству, – прошептала Марица, – я навещу герцогиню.
   Джозеф взглянул на часы.
   – Если вы намерены вернуться к пятичасовому чаю, ваше королевское высочество, у вас еще очень много времени.
   Марица улыбнулась и вышла из комнаты. Она сегодня чувствовала себя счастливой, несмотря на то что Фридрих очень грубо обошелся с ней за завтраком.
   Впервые за все время их брака его оскорбления и колючие словечки не задели ее, так как в мыслях она была далеко, в таинственном мире за туманом. Пока принц Фридрих принимал свои процедуры, она не читала, а сидела в уродливой, безобразной приемной и видела только мерцающую воду озера и глаза лорда Эркли, глядящие в ее глаза. Ей сейчас казалось невозможным, что она осмелилась говорить с ним так, как не говорила еще ни с кем, тем более с мужчинами.
   Завтра она опять поедет с ним, и она знала: что бы лорд ни говорил о необходимости жить сегодняшним днем, она жива, пока может ездить с ним верхом и знать, что они наедине.
   Марица подошла к номеру герцогини и, когда горничная открыла ей дверь, с радостью увидела, что герцогиня одна,
   В небольшой передней не было ни мужской шляпы, ни трости, а из салона не было слышно никаких голосов.
   – Ее королевское высочество принцесса Марица! – воскликнула она. – Я так надеялась на это!
   Марица прошла через всю комнату, и, когда она наклонилась, чтобы поцеловать герцогиню в щеку, старая женщина сказала:
   – Ты великолепно выглядишь, дитя мое, и, по-моему, даже изменилась. – Затем, глядя своими проницательными глазами в лицо Марице, добавила: – Ты счастлива! В чем дело?
   Марица засмеялась:
   – От вас невозможно ничего утаить. Я действительно очень счастлива, ведь я так замечательно провела утро!
   – Ездила верхом с лордом Эркли.
   – Вы уже знаете!
   – Конечно, знаю! Ты не допускаешь мысли, что здесь, в отеле, все всем известно? Мой слуга Анри выгуливал собаку и увидел, как вы отправляетесь на прогулку.
   – Как это удивительно – снова быть на лошади!
   – И в компании такого обаятельного мужчины, – закончила герцогиня мысль принцессы.
   Марица покраснела, и герцогиня сказала:
   – Я не дразню тебя. Я так рада, что ты хоть на время отрешилась от своих забот.
   – Я была потрясена, совершенно потрясена, когда Фридрих предложил мне это! – ответила Марица. – Я хотела порадовать вас еще вчера, но боялась даже говорить об этом, пока все не свершилось.
   – На случай, если бы Фридрих изменил свое решение, – сухо сказала герцогиня. Марица кивнула:
   – Не представляю, кто подсказал ему, но главное, он разрешил мне покататься сегодня и сказал, что я поеду и завтра.
   Герцогиня молчала. Потом, как бы с трудом подбирая слова, она спросила:
   – Что ты думаешь о лорде Эркли?
   – Он так добр и так не похож на всех мужчин, которых я когда-либо знала.
   – Меня он очаровал!
   – Он был у вас!
   – Да. Он пришел вчера после того, как ты передала ему мои слова. Мы говорили о его матери, и я думаю, если бы Лелия могла его видеть сейчас, она бы им гордилась.
   – Он очень умен, – заметила Марица.
   – Что не имеет ни малейшего значения для большинства его знакомых женщин.
   – Я всю жизнь слышала, что мужчины не любят умных женщин.
   Герцогиня улыбнулась:
   – Это зависит от того, как они себя держат. Больше всего мужчина не любит, когда женщина пытается утвердить свое превосходство над ним и доказать, что она умнее его.
   – Другими словами, ей следует быть кроткой и послушной, – сказала Марица. – Это чисто немецкая точка зрения.
   – Я не это имею в виду, – отрезала герцогиня. – Француженки правили Францией со времен Дианы де Пуатье, но они делали это умно, используя всевозможные женские уловки, закрывающие мужчине глаза на то, что им манипулируют.
   – Я не хочу никем манипулировать, – улыбнулась Марица. – Мне приятно, когда мужчина учит меня, потому что я так мало знаю.
   – Я уверена, что такой урок доставляет удовольствие каждому мужчине, – сказала герцогиня, – особенно если это урок любви.
   Немного смутившись тем, что разговор принял такой поворот, Марица сменила тему:
   – Я не хочу говорить о себе. Я устала от этих разговоров. Поговорим лучше о вас, сударыня. Навещал ли вас король?
   – Он придет завтра на чашку чая, – ответила герцогиня, – и это значит, что все хорошенькие женщины, ожидающие его в своих надушенных будуарах, будут готовы выцарапать мне глаза.
   Это было сказано с таким удовлетворением, что Марица не удержалась от смеха.
   – Они действительно душат свои комнаты?
   – Конечно! И вместе с тем носят совершенно неприличные так называемые "платья для чая", мало чем отличающиеся от ночных рубашек!
   По выражению лица Марицы герцогиня поняла, что она думала не о короле, а о женщинах, пытающихся заманить в ловушку лорда Эркли.
   – Эти любовные похождения несерьезны, – мягко улыбнулась герцогиня. – Это просто времяпрепровождение. Любовь, настоящая любовь, совершенно иная, и она не нуждается в надушенных будуарах и соблазнительных платьях для чая.
   Марица ничего не ответила, но у герцогини было такое лицо, как будто она и не подозревала, что такое чувство, как любовь, может родиться в сердце принцессы.
   – Не отчаивайся, дитя мое, – утешила ее герцогиня. – Все проходит, особенно несчастье.
   – Я не должна думать ни о чем, кроме того, чтобы Фридриху было лучше, – мужественно сказала Марица. И как бы отгоняя от себя дурные мысли, она сменила тему разговора. – О, я хотела спросить вас, ведь вы всех знаете. Слышали ли вы когда-нибудь о баронессе фон Кеттлер?
   Герцогиня сразу как-то напряглась и с удивлением взглянула на Марицу.
   – Баронесса фон Кеттлер? – повторила она. – А почему ты меня спрашиваешь о ней?
   – Кто-то упомянул в разговоре ее имя, – неуверенно ответила Марица, – и я… мне интересно, кто это такая.
   – Я расскажу тебе все о ней, – сказала герцогиня, – во всяком случае все, что вообще можно знать о столь необыкновенной женщине.
   – А чем она необыкновенна?
   – Вернее было бы сказать, что она сделала необыкновенную карьеру, – сказала герцогиня. – Ходят слухи, что начинала она певицей или танцовщицей в захудалом кафе, но никто не уверен, что это правда.
   – Актриса?
   – О, это слишком вежливое выражение! – сухо сказала герцогиня. – Впервые ее заметили, когда она подцепила, другого слова не подобрать, бедного старого барона фон Кеттлера, очень богатого вдовца, занимавшего к тому же высокое положение в обществе.