И это была чистая правда. Ей было очень боязно сделать что-то не так.
   Впрочем, как-то раз она – под руководством и наблюдением отца, когда он порезал палец и не мог заниматься пострадавшим, – вправила сломанную ключицу одному мальчику.
   Но то был ребенок. На этот раз ей пришлось иметь дело со взрослым, крупным мужчиной. Неудивительно, что у нее поначалу слегка дрожали руки.
   Хозяин и два его старших сына отнесли пострадавшего на второй этаж дома, в спальню с низким потолком, по их словам, лучшее помещение в их скромном жилище.
   – Там раньше жила моя свекровь, – пояснила миссис Хейворд. – Когда старушка отошла в мир иной, мы стали использовать эту комнату как гостевую, вот только гости у нас бывают не часто.
   Уютное помещение с весьма скромной обстановкой радовало пуховой периной на кровати и, к великой радости Камалы, идеальной чистотой.
   Мужчины уложили незнакомца на кровать, а Камала поспешила на кухню, где застала миссис Хейворд и попросила у нее кусок холстины, чтобы сделать раненому повязку.
   К счастью, нашлась старая простыня, порвав которую на длинные узкие полосы Камала вернулась в спальню. Мужчины успели к этому времени снять с пострадавшего рубашку.
   На какой-то миг девушка смутилась.
   Ей никогда не доводилось видеть мужчину обнаженным по пояс. У незнакомца оказалось сильное мускулистое тело, которое нисколько не было похоже на щуплые тела мальчишек, которых приходилось лечить ее отцу.
   Его кожа была упругой и прохладной на ощупь, и Камала невольно подумала о том, хватит ли ей сил поставить на место сломанную кость.
   Затем ей показалось, будто она мысленно слышит голос отца, словно он с небес подсказывал ей, что и как следует делать.
   Лежащий без сознания незнакомец был для нее не мужчиной, а пациентом, страждущим, тем, кто нуждался в исцелении и сострадании.
   Камала вправила сломанную ключицу и наложила на плечо и руку тугую повязку.
   После этого миссис Хейворд принесла старую рубашку мужа, порядком изношенную, но чисто выстиранную, и мужчины помогли облачить в нее незнакомца. А пока Камала занималась другими делами в противоположном конце комнаты, они также сняли с него бриджи и сапоги.
   – Теперь вашему мужу будет удобнее, мэм, – сказала миссис Хейворд, отходя от постели.
   – Он мне не муж, – поспешила возразить Камала, дабы избежать возможных неприятных последствий. – Он… он мой брат.
   Она сама не знала, почему солгала, просто инстинкт подсказал ей, что лучше избежать ненужных объяснений. Да и зачем говорить, что она впервые увидела этого мужчину лишь недавно и успела обменяться с ним всего парой фраз, после чего пустила коня в галоп вслед за мчавшимися за лисой собаками.
   Миссис Хейворд и ее муж вряд ли поняли бы ее и наверняка пришли бы в недоумение, узнай они, что молодая женщина ухаживает за человеком, к которому не имеет никакого отношения.
   – Так это ваш брат! – воскликнула миссис Хейворд. – А я-то думала, кто он? Я еще удивилась, не заметив у вас обручальных колец.
   “Может, эта женщина и немолода, но глаз у нее зоркий, и она все подмечает”, – подумала Камала.
   – Тогда вам понадобится отдельная комната, мисс, – продолжила хозяйка дома.
   – Да, пожалуй.
   Было уже темно, а Камала совсем не горела желанием так поздно отправляться на поиски жилья.
   В ту ночь незнакомец бредил, и, не будь ее рядом, мог свалиться с кровати и ушибиться, и тогда все ее старания пошли бы прахом.
   У нее не возникло вопроса, оставаться с ним на следующий день или нет. Камала решила, что никуда не уедет и будет присматривать за больным.
   В одном она не сомневалась: дядя Маркус не станет искать ее на этой уединенной ферме. Впрочем, на всякий случай она предприняла кое-какие меры предосторожности.
   – Могу я спросить ваше имя, мисс? – полюбопытствовала миссис Хейворд.
   – Да, конечно, меня зовут Лин… – Она неожиданно запнулась и после секундной заминки добавила: – Мисс Линдэм.
   Что, если дядя Маркус уже разыскивает ее? Было бы великой глупостью называть свое настоящее имя. Понимала Камала и то, что позднее ей придется объяснять незнакомцу, какую роль она ему отвела.
   В его темных глазах виделось нечто особенное. Казалось, будто они буравят ее взглядом. Камала не могла избавиться от ощущения, что он не потерпит притворства и лжи.
   – Кто-нибудь может принести мне вещи, которые находились в моей седельной сумке? – спросил он, прежде чем она начала свой рассказ. – Или их уже внесли в дом?
   – Они здесь, в доме, – ответила Камала.
   Незнакомец поднес руку к подбородку:
   – Я хотел бы побриться. И еще неплохо было бы помыться.
   – Вас уже вымыли.
   – Неужели?
   Камала покраснела.
   – Я вымыла вам лицо и руки, – призналась она. – Ну а поскольку я наложила вам повязку, то больше мыть особенно было нечего.
   – Я начинаю думать, что все это мне снится, – сказал незнакомец. – Когда я в первый раз пришел в себя, то на какой-то миг подумал, будто оказался на небесах и на меня смотрит ангел. Теперь я понимаю, что так оно и было. Но оказывается, вы очень даже практичный ангел.
   – Я лишь надеюсь, что ваша сломанная ключица срастется правильно, – ответила Камала.
   – Честно говоря, я уже ломал ее раньше, – признался незнакомец довольно беззаботным тоном. – Хотелось бы, правда, надеяться, что вы не менее искусны, чем корабельный костоправ, который в последний раз ставил ее на место, причем делал он это довольно грубо.
   – Так вы моряк! – воскликнула Камала. – Я так и думала.
   – Как же вы догадались? – спросил он.
   – Я заметила у вас татуировки, – застенчиво ответила девушка.
   Незнакомец улыбнулся:
   – Признаться честно, я и забыл о них.
   – Отец рассказывал мне, что в Китае и Индии татуировки – великое искусство, – сказала Камала. – Его принесли в Европу моряки. Скажите, вы бывали на Востоке?
   – Я бывал и в Индии, и в Китае, – ответил незнакомец. – Но татуировку на руке мне сделали на острове Борнео.
   Камала прошла через комнату, чтобы достать из ящика под умывальником кожаный несессер.
   – Вот ваша бритва, – сказала она. – Я принесу вам горячей воды. Вы справитесь одной рукой?
   – Пожалуй, справлюсь, – ответил незнакомец, – если вы подержите передо мной зеркало. – Подержу.
   – Я не смею требовать от вас, чтобы вы ухаживали за мной, – довольно резко произнес он. – Этим должны заниматься другие люди.
   – Здесь сейчас одна лишь миссис Хейворд, – ответила Камала, – и в данный момент она готовит еду для своих мужчин, которые скоро вернутся с поля. Мне бы не хотелось ее тревожить. Она и так много для вас сделала. – Камала подошла к постели и подала ему бритву. – Немного позже к вам придет Фред, ее младший сын, – добавила она. – Он хотел бы помочь вам и будет к вашим услугам.
   – У меня до сих пор голова плохо соображает, – с ноткой смущения в голосе признался незнакомец. – Мне кажется, должно быть какое-то объяснение тому, почему вы приглядываете за мной и почему, поручив меня попечению хозяев этого дома, не последовали дальше, куда направлялись.
   – А мне кажется, вы уже достаточно наговорились, – строго ответила Камала. – Вы устали, я это вижу. Давайте отложим любые объяснения до того времени, когда вы поспите и наберетесь сил, хорошо?
   В следующее мгновение его веки сомкнулись. Было понятно, что даже этот короткий разговор немало утомил больного.
   Что ж, это была вполне естественная усталость. Камале вспомнились слова отца о том, что люди с переломами должны как можно дольше лежать спокойно и не делать резких движений, чтобы кости хорошенько срослись.
   Узнав, что в кухонном шкафу у миссис Хейворд имеется небольшой запас лауданума, Камала обрадовалась.
   – Доктор прописал его мистеру Хейворду, – пояснила хозяйка дома, – когда отрезал ему на ноге большой палец, загноившийся после того, как он проколол его ржавым гвоздем. “Дайте ему как можно больше рома, миссис Хейворд, – сказал доктор. – Но прежде влейте в него пару чайных ложек этого снадобья”. Пока ему делали операцию, он спал как младенец, а потом еще двое суток оставался без памяти. Иначе его ни за что бы не вышло утихомирить, так сильно мучила его боль.
   – Охотно верю, – ответила Камала, подумав про себя, что ее отец наверняка спас бы палец хозяйкиному мужу.
   Впрочем, сейчас лауданум пришелся как нельзя кстати. Лекарство, которое она дала больному накануне, еще будет действовать какое-то время, а поскольку состояние его улучшилось, небольшой дозы будет достаточно.
   Видя, что он уснул, Камала отложила бритву и вернулась в кухню.
   – Моему брату гораздо лучше, миссис Хейворд, – сообщила она. – Он разговаривает вполне разумно. Можно я приготовлю для него немного бульона?
   – Конечно, мисс, поступайте как знаете, – ответила хозяйка. – Из вас кухарка, пожалуй, будет лучше, чем я. Я всегда считала, что больным, когда они начинают идти на поправку, надо давать что-нибудь питательное.
   – Вы, безусловно, правы, – сказала Камала.
   Она сварила бульон и, когда незнакомец проснулся, накормила его с ложечки.
   – Кажется, у меня пробудился аппетит, – признался он. – Извините, что во время разговора с вами я не удержался и заснул.
   – Вы просто очень устали, – успокоила его девушка, – и у вас совершенно не оставалось сил. Мне пришлось дать вам лауданум, чтобы вы спали спокойно и не метались во сне. Вы такой большой, что в одиночку мне с вами просто бы не совладать.
   – Неужели я вел себя недостойно? – спросил он.
   – Нет-нет, вы меня ничем не обидели.
   – Я говорил во сне?
   – Вы все время что-то бессвязно говорили о деньгах. Похоже, они сильно вас беспокоят.
   – Деньги – это всегда предмет адской заботы, – ответил он. – Или вы так не считаете?
   – Да-да, я тоже так думаю, – согласилась Камала.
   Она вспомнила о том, что ее родители постоянно были вынуждены бороться с бедностью и что она, убегая из дома Маркуса Плейтона, забрала из стола тетушки двадцать пять фунтов. Ей до сих пор было стыдно за свой поступок, хотя она и пыталась убедить себя в том, что это не было кражей. Тем не менее приятно было осознавать, что она в состоянии расплатиться с миссис Хейворд за стол и ночлег.
   У незнакомца тоже имелись с собой деньги: Камала случайно заметила, когда вынимала из карманов его сюртука вещи, что среди них есть и кошелек, в котором, судя по его толщине, лежало несколько купюр.
   Ее по-прежнему занимали два вопроса: кто он такой и куда направляется?
   В его седельной сумке оказалась смена белья, бритва и щетка для волос. Кроме того, к седлу был приторочен свернутый валиком плащ из плотной шерсти.
   Его одежда и обувь были хорошего качества, хотя на вид и не слишком дорогие, так же как и его лошадь – крупное и здоровое животное, но явно не чистых кровей.
   Камала отправила в рот больному последнюю ложку бульона и встала с края постели.
   – Вам нужно что-нибудь съесть попозже, раз вы голодны.
   – У меня уже проснулся аппетит, – отозвался незнакомец, – но для начала я бы предпочел побриться. Не хочу, чтобы вы видели меня таким неопрятным.
   – Пойду принесу вам горячей воды. – Взявшись за дверную ручку, Камала обернулась: – Кстати, на всякий случай предупреждаю вас: я сказала миссис Хейворд, что мы с вами – брат и сестра. – Заметив, что он удивленно выгнул бровь, она добавила: – Наша фамилия – Линдэм.
   Она выскользнула за дверь прежде, чем незнакомец успел что-то сказать, а когда вернулась, то увидела, что он снова лежит, откинувшись на подушки. Он ничего не сказал, и Камала поставила перед ним тазик и кувшин с горячей водой, а также протянула кусок мыла и полотенце.
   – Зеркало есть у меня в комнате, я сейчас вернусь.
   Камала вернулась и села на стул возле кровати, держа зеркало так, чтобы больному было удобно в него смотреться.
   Незнакомец взглянул на свое отражение и усмехнулся:
   – Я выгляжу, как настоящий разбойник с большой дороги! Удивляюсь, что вы не побоялись назвать меня своим родственником!
   – Простите меня, если вам кажется, что это дерзость с моей стороны, – нервно произнесла Камала. – Но хозяева сначала решили, что мы с вами муж и жена. Я же после того, как решила остаться присматривать за вами, не могла объяснить им, что мы с вами – чужие люди.
   – Я уже задавал вам вопрос, как вы решились на такой подвиг? – ответил незнакомец, покрывая мыльной пеной щеки.
   – Вы были в таком состоянии, что я никак не могла бросить вас одного.
   – Послушайте, вашей вины здесь нет. Это я повел себя глупо и самонадеянно.
   – Знаете, мой отец ни за что не оставил бы человека в беде, будь тот болен или ранен. Вот я и решила остаться с вами.
   Незнакомец не проронил ни слова, пока не закончил бриться. Затем он вытер лицо полотенцем и сказал:
   – Если вы намерены и далее любезно прислуживать мне, то передайте, пожалуйста, щетку для волос.
   Камала отнесла на место тазик и кувшин. Вернувшись в комнату, она заметила, что у незнакомца не получается вытереть бритву одной рукой. Тогда она сделала это за него и положила ее в футляр, после чего передала ему щетку, отметив про себя, что это была довольно дешевая вещица. Пока он причесывался, она снова держала ему зеркало.
   После того как незнакомец побрился, стало видно, что он довольно хорош собой: загорелое лицо, прямой нос, решительный подбородок, красивый рот, в уголках которого таилась немного циничная усмешка, и глубоко посаженные глаза обращали на себя внимание.
   Впрочем, во сне он выглядел моложе. Теперь же Камала подумала, что в его манерах есть что-то властное, как будто он привык командовать людьми.
   Незнакомец зачесал назад темные волосы и, когда Камала убрала щетку на туалетный столик, произнес:
   – А теперь, мисс Линдэм, я хотел бы услышать ваш рассказ. Кто вы и куда направляетесь?
   – Да, конечно, я все объясню, – немного нервничая, ответила Камала. Она принесла сплетенное из тростника кресло, поставила его рядом с кроватью, села, положив руки на колени, совсем как ученица, собравшаяся отвечать урок, и заговорила: – Меня зовут Камала, Камала Линд…
   – Камала? – перебил ее незнакомец. – Это слово означает “лотос”.
   – Откуда вы знаете?
   – Я же говорил вам, что бывал в Индии. Какое, однако, редкое и необычное для Англии имя!
   – Мой отец интересовался санскритом, Ведами и восточными религиями. Больше всего на свете он мечтал заработать денег, чтобы совершить путешествие в Индию.
   – Это прекрасная, удивительная страна, – ответил незнакомец. – Прекрасная, как и ваше имя.
   Какое-то время Камала удивленно смотрела на него, думая, что ослышалась. Затем, заглянув ему в лицо, опустила глаза.
   – Сколько вам лет? – неожиданно спросил незнакомец.
   – Восемнадцать.
   – Почему вы путешествуете одна?
   – Я направлялась в Саутгемптон. Я хочу… попасть во Францию, – ответила Камала и, заметив промелькнувшее в глазах собеседника недоверие, поспешила добавить: – Я еду к своей тете. – И ваши родители позволили вам одной, без сопровождающих, отправиться в столь далекое путешествие?
   – Мои родители умерли.
   – Под чьим же попечением вы находитесь?
   – Со мной все будет в порядке, – уходя от прямого ответа, произнесла Камала. – Насколько мне известно, из Саутгемптона каждый день в Гавр отправляется колесный пароход.
   – Верно, – отозвался незнакомец. – Тем не менее я бы посоветовал вам путешествовать в обществе горничной или слуги. До Саутгемптона отсюда путь не близкий.
   – Думаю, он не займет много времени, – вновь попыталась уйти от ответа Камала. – Ролло… мой конь… он сильный.
   – И все-таки это путешествие, в котором девушку никто не сопровождает… – едва ли не с возмущением произнес ее собеседник. – Особенно девушку с такой внешностью, как у вас!
   – А какое значение имеет моя внешность? – невинно спросила Камала.
   – О, огромное! – последовал ответ. – А теперь извольте сказать мне правду, мисс!
   – Правду? – переспросила Камала.
   – Расскажите мне, почему вы путешествуете одна. Я никогда не поверю, что кто-то из взрослых рассудительных людей дал вам на это разрешение. Разумеется, если вы его у них попросили!
   Камала смутилась и машинально принялась разглаживать край шерстяного покрывала.
   Поскольку она молчала, незнакомец заговорил снова.
   – Я жду, – напомнил он.
   Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд. С какой стати он задает ей эти вопросы? Она сделала ему добро, что, однако, не дает ему права приставать к ней с расспросами, равно как и права смотреть на нее так строго. Внезапно Камала почувствовала, что больше не в силах молчать.
   – Я… я сбежала из дома! – едва ли не шепотом призналась она.
   – Я так и подумал. И от кого же вы сбежали, если не секрет?
   – От моего опекуна.
   – А вам не кажется, что это довольно глупо?
   – Я должна была… Вы… вы просто ничего не понимаете. Кроме того, это… это вас не касается.
   С этими словами она встала и шагнула к двери.
   – Касается, и еще как касается, особенно после того, что вы сделали, – произнес ей вслед с кровати незнакомец. – У вас была возможность бросить меня здесь одного, когда я лежал без сознания, но вы ею не воспользовались. Вместо этого вы остались и сообщили хозяевам, что я ваш брат. Это означает, что теперь на мне лежит если не юридическая, то, по крайней мере, моральная ответственность.
   – Я хочу всего лишь добраться до Саутгемптона.
   – Это сделать несложно, но все будет гораздо легче, если вы расскажете, что вынудило вас бежать из дома, от вашей прежней жизни.
   Возникла пауза. Первой ее нарушила Камала:
   – Я жила в доме моего дяди. Он сказал мне, что я должна… должна выйти за человека, которого он выбрал мне в мужья.
   – Если вы не хотели выходить замуж за того, кто вам не нравится, то что мешало вам попробовать убедить вашего дядю повременить с замужеством? Вот что нужно было сделать, а не убегать из дома!
   – Переубедить его было абсолютно невозможно.
   – Почему же?
   – Он даже не спрашивал моего согласия… Просто приказал мне выйти за этого человека, которого я к тому же ужасно боюсь.
   – Почему?
   – Во-первых, он стар, ему почти шестьдесят, и… Он очень жесток. Он даже более жесток, чем мой дядя. Говорят, он безжалостно избил свою первую жену, избил до смерти.
   – И ваш дядя хотел, чтобы вы вышли замуж за такого зверя?
   – Он хотел избавиться от меня. Его дочь… моя кузина… должна выйти замуж за джентльмена, и она боится, что если я буду оставаться в доме, то…
   Голос Камалы оборвался.
   Она забыла о лежащем в постели незнакомце. В это мгновение ей вспомнился эпизод в столовой, когда Софи бросила ей в лицо “Я ненавижу тебя!” и дала пощечину.
   – Судя по всему, – оборвал ее мысли незнакомец, – ваша кузина ревнует. Она боится, что этот самый джентльмен может предпочесть вас ей.
   – К чему эти разговоры? – спросила Камала. – Я убежала, я ушла от них, я хочу все забыть!
   – А мне кажется, вам нужно вернуться, – сказал он. – Ваш дядя наверняка встревожен вашим исчезновением. Я полагаю, что вы сможете убедить его, и он выслушает ваши доводы. Вряд ли он будет настаивать на том, чтобы вы в восемнадцать лет стали женой шестидесятилетнего мужчины.
   – Он не просто хочет, чтобы я вышла замуж, он настаивает на этом браке! – возмутилась Камала. – Останься я дома, дядя заставил бы меня поступить так, как хочется ему! Он бы устроил мне порку… Он бил бы меня до тех пор, пока не вырвал бы у меня согласие!
   – Бил бы вас?!!
   Слова прозвучали резко, как пистолетный выстрел.
   – Вы хотя бы знаете, что это такое, когда тебя избивают хлыстом? Когда тебя секут до тех пор, пока ты не утратишь способность думать, пока боль не станет невыносимой?! – бросила ему девушка. – И тогда ты соглашаешься с тем, чего от тебя требуют, лишь бы побои наконец прекратились! Вот поэтому я и сбежала из дома.
   И больше никогда туда не вернусь!..
   Ее голос оборвался, перейдя в рыдание. Возникла пауза, которую первым нарушил незнакомец:
   – Подойдите ко мне!
   Привыкшая повиноваться, Камала повернулась и, не сводя с него взгляда, с испуганным лицом и дрожащими губами подошла к кровати.
   Незнакомец протянул к ней руку. Камала ощутила прикосновение его теплой ладони, и ее пальцы дрогнули.
   – Посмотрите на меня, – произнес он, – посмотрите на меня, Камала!
   Она заглянула в глубину его темных глаз – как ей показалось, прямо в его сердце.
   – Это правда?.. Все то, что вы мне рассказали?
   – Да… Правда.
   – Ваш дядя действительно порол вас? С трудом верю, что кто-либо способен причинять боль созданию столь хрупкому и столь прелестному…
   – Он всегда меня бил, – подтвердила Камала. – Я же вам сказала, что он ненавидит меня.
   – Тогда побег был правильным поступком, но вы все равно не должны путешествовать одна. Я поеду с вами до Саутгемптона, чтобы оттуда вы отправились к вашей тете.
   Их глаза встретились, но Камала поспешила отвести взгляд.
   – Вы довезете меня до Саутгемптона… – шепотом сказала она. – Я буду вам очень благодарна… Правда, я боюсь, что дядя поймает меня и вернет обратно.
   – Он этого не сделает, – пообещал незнакомец. – Но я до сих пор не могу поверить в то, что вы мне рассказали. Мне кажется, его жестокость сильно преувеличена.
   – Клянусь вам, я сказала чистую правду! – взмолилась Камала. – Он презирал моего отца за бедность, а мою мать за то, что она вышла замуж за бедняка. Мне никогда не было так плохо, как эти последние три года!
   – А теперь? – спросил незнакомец, держа ее за руку.
   – Я счастлива и свободна! Мир кажется мне совсем другим! Даже ухаживать за вами было мне в радость. Я не была счастлива с тех самых пор, как утонули мои родители.
   – Утонули?
   – Утонули в море, возвращаясь из Италии, – ответила Камала. – Отец получил аванс за книгу, и они смогли позволить себе путешествие. Они так радовались этой возможности, даже называли эту поездку вторым медовым месяцем. Но мои бедные родители так и не вернулись домой…
   – И тогда вам пришлось перебраться в дом вашего дяди?
   При напоминании о Маркусе Плейтоне Камала снова вздрогнула. Выражение ее лица было красноречивее всяких слов.
   – Забудьте о нем! – пылко воскликнул незнакомец, привстав на постели. – Выбросьте из головы все мысли о прошлом и думайте только о будущем! Вам понравится Франция, вот увидите. Это прекрасная страна! Почти такая же замечательная, как Италия.
   – Вы бывали там?
   – Много раз, – ответил он. – Но сейчас давайте поговорим о другом. Надо определить самое главное: поскольку вы сказали хозяйке, что вас зовут Камала Линдэм, то, видимо, и у меня появилось новое имя?
   – Извините. Но вы были не в том состоянии, чтобы отвечать на мои вопросы, – улыбнулась Камала.
   – Тогда позвольте представиться. Меня зовут Конрад Вериан, хотя теперь правильнее было бы назваться Конрадом Линдэмом.
   – Мне нравится имя Конрад, оно вам идет.
   – То же могу сказать и о вас, маленький Лотос!
   Камала покраснела. Прежде чем она успела что-то сказать, до ее слуха донесся голос миссис Хейворд, поднимавшейся по лестнице. В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась хозяйка с подносом в руках.
   – Я принесла вам поесть, сэр. Это будет посущественней, чем бульон, – сообщила она. – Я хорошо знаю, какой аппетит бывает у молодых мужчин, мне ведь приходится кормить сразу четверых. Теперь, сэр, когда вы вернулись в царство живых, вы наверняка проголодались.
   – Верно, миссис Хейворд, проголодался, – согласился с ней Конрад Вериан. – Я весьма благодарен вам за заботы обо мне. Моя… моя сестра рассказала мне о вашей доброте.
   – Не стоит благодарности, сэр. Хотя, признаться, мы за вас переволновались.
   – Всему виной моя самонадеянность – я попытался перескочить через изгородь, когда мой скакун почти обессилел.
   Миссис Хейворд поставила перед ним поднос и сняла крышку с тарелки, на которой лежала горка жареного картофеля и яичница с ветчиной.
   – Это, конечно, не настоящая еда для джентльмена, сэр, – чуть виноватым тоном произнесла хозяйка, – но, осмелюсь сказать, вкусная.
   – Обещаю воздать должное вашей стряпне, миссис Хейворд, – улыбнулся Конрад.
   – Не желаете ли, сэр, стаканчик сидра или кружку эля? После сбора урожая у мистера Хейворда осталось по бочонку того и другого.
   – Думаю, что не отказался бы от кружки эля, – ответил Конрад.
   – Давайте я принесу, – предложила Камала. – Не стоит вам бегать вверх-вниз по лестнице, миссис Хейворд, у вас и так болят ноги от долгого стояния на кухне у плиты.
   – Верно, мисс, хотя разве это беспокойство для меня?
   – Мы и так причинили вам вон сколько хлопот.
   Камала последовала за хозяйкой вниз по лестнице, а когда вернулась наверх с кружкой эля, то увидела, что Конрад Вериан съел все, что было на тарелке.
   – Теперь я чувствую себя полным сил, – признался он. – Завтра мы можем отправиться в путь.
   – Думаю, нам следует подождать еще день-другой, – возразила Камала. – Или даже три.
   – Вы носитесь со мной, как наседка.
   – Вам будет нелегко ехать верхом в вашем состоянии, – стояла на своем девушка.
   В конце концов она его уговорила, и Конрад согласился повременить с отъездом. Уже стемнело, за стенами дома гулял холодный ветер, от которого постукивали ставни на окнах.
   Камала задернула занавеску и подбросила в очаг несколько поленьев. Дешевые свечи время от времени гасли, так что освещение было скудным.