Картленд Барбара. Путешествие в рай

   Но даже в этом неровном свете Конрад видел ее лицо.
   “Как же она красива…” – подумал он.
   Так красива, что невозможно было себе представить, что это очаровательное создание будет путешествовать одно по безлюдным сельским дорогам или же останется дома под властью изверга-дяди.
   А если она солгала ему? Конрад вновь заглянул ей в глаза и понял, что она говорила правду.
   Было в ней нечто открытое, непосредственное и бесхитростное, присущее детям. Впрочем, она и есть ребенок. Разве у взрослых бывают такие невинные, такие нежные лица? Поскольку в эту минуту кроме них в комнате никого не было, он произнес свои мысли вслух.
   – Вам все равно рано или поздно придется выйти замуж.
   Камала испуганно посмотрела на него:
   – Почему вы мне это говорите?
   – Потому что женщина, особенно такая привлекательная, как вы, должна иметь мужа, который будет заботиться о ней.
   – Я никогда не выйду замуж без любви.
   – Вы уверены в этом? Большинство женщин ищут в браке защиту от превратностей судьбы, комфорт, положение в обществе…
   – Этого действительно хочется всем, – согласилась Камала, – но в то же время выйти замуж – это… это нечто личное… Интимное… Я не выйду замуж до тех пор, пока не встречу человека, которого полюблю и который будет любить меня.
   – Вы действительно так считаете?
   – Несомненно. Моя кузина собралась замуж за человека с титулом, человека, которого она ни разу не видела. Можете себе представить, какой насмешкой над здравым смыслом это обернется? – Камала на мгновение замолчала, а затем продолжила: – Это все равно что сделка, заключенная между двумя людьми. Она продает себя за деньги, за положение в обществе… Как это… грубо, безнравственно… и ужасно!
   – Но ведь на Востоке браки устраиваются между женихом и невестой, которые незнакомы и впервые видят друг друга лишь на свадьбе, – возразил Конрад Вериан.
   – И они бывают счастливы? – не удержалась от вопроса Камала.
   – Внешне они кажутся счастливыми, – ответил он. – Женщина благодарна мужчине за то, что он становится ее защитником и дает ей свое имя. Мужчине же нужна та, что будет заботиться о нем и подарит ему детей.
   – Но это на Востоке, – возразила Камала. – А я знаю, как такое происходит в Англии. Родители и опекуны выбирают жениха, который им кажется подходящим, и женщина вынуждена против своей воли идти к алтарю. Отец всегда говорил мне, что это просто варварство, и обещал, что они с мамой не станут настаивать на моем замужестве, дав мне возможность дождаться того мужчину, которого я полюблю так, как любили друг друга мои родители.
   – Но ведь вы же не хотите остаться старой девой? На вас это не похоже!
   – Уж лучше я останусь старой девой, чем превращусь в рабыню шестидесятилетнего старика, которому я нужна лишь для того, чтобы обзавестись наследником!
   – Вы действительно полагаете, что нужны ему только для этого?
   Не успел Конрад Вериан произнести эти слова, как Камала вспомнила огонек в глазах генерала, когда тот сказал, что лотос приятен на ощупь, вспомнила циничную усмешку на его тонких губах и какую-то неприятную нотку в голосе, от которой ей сделалось страшно.
   – Наверное, я плохо понимаю все то, что связано с браком… – медленно проговорила она. – Мама… мама почему-то никогда не рассказывала мне, как именно мужчина и женщина… занимаются любовью. Но я уверена, абсолютно уверена, что если не любить мужа… не любить его по-настоящему, то все, что он делает с женщиной, покажется пугающим и непристойным.
   Ее голос оборвался, и она замолчала.
   – Вы правы, Камала, – тихо произнес Конрад Вериан. – Нельзя связывать себя узами брака с тем, кого не любишь.

Глава третья

   Они отправились в Саутгемптон только через пять дней.
   Конрад настаивал на более раннем отъезде, но после небольшой прогулки верхом по соседнему полю вернулся разбитым: он был бледен и весь дрожал и сам, без уговоров, лег в постель.
   – Я же говорила вам, что еще рано! – укоряла его Камала.
   – Вы говорите точно так же, как моя няня, когда мне было шесть лет, – ответил Конрад. – Она всегда считала, что права, и никогда не упускала случая проворчать: “Я же говорила тебе!”
   – Вам надо набраться терпения и дать сломанной кости срастись, чтобы вновь почувствовать себя здоровым, – назидательно произнесла Камала.
   От ее внимания не ускользнуло, что ему все еще больно. Она даже настояла на том, чтобы он снял повязку: хотела убедиться, что верховая прогулка не нанесла ему вреда.
   Все оказалось в порядке, и она легко, но умело принялась разминать Конраду больное плечо.
   – У вас волшебные пальцы, – признался он. – Я не знаю, как это объяснить, но вы превосходно умеете снимать боль и облегчать страдания изнуренного тела.
   – Хорошо, если бы это было правдой, потому что то же самое люди говорили и о моем отце, – ответила польщенная Камала. – Как только его пальцы прикасались к больным, те сразу начинали чувствовать себя лучше.
   – Вы полагаете, что унаследовали его дар?
   – Хотелось бы надеяться, – ответила девушка. – Когда я делаю массаж, вправляю сломанные кости или просто уговариваю больного поспать, я молю Всевышнего, чтобы через меня он даровал несчастному исцеление.
   – Вы незаурядная личность, – вырвалось у Конрада.
   После массажа он уснул, а когда проснулся, обнаружил, что уже наступил вечер и его спасительница сидит у камина. Он принялся разглядывать ее в отблесках огня.
   Камала подняла голову, и их взгляды встретились.
   – Вам лучше?
   – Намного, – подтвердил Конрад. – Мне кажется, вы действительно обладаете неким магическим даром исцеления, однако я не стану искушать судьбу. Я преклоняю голову перед вами и буду еще три дня смиренно ожидать того момента, когда мы с вами отправимся в Саутгемптон.
   – Вы не заскучали здесь? – полюбопытствовала Камала.
   – Мне никогда еще в жизни не было так хорошо и так интересно, как в этом тихом крестьянском доме, – признался Конрад. – Более того, я еще никогда не был так… заинтригован.
   – Кем? Мной?
   – Вы весьма загадочная личность!
   – И чем же я загадочна?
   – Я ни разу не встречал таких людей, как вы.
   – Признаюсь вам, я рада, что не напоминаю девушек, которых вы, возможно, встречали в каждом порту.
   – Будь они похожи на вас, я бы не вернулся домой.
   Камала неуверенно посмотрела на него. Конрад говорил сухим, довольно циничным тоном, и было непонятно, насмехается он над ней или нет.
   У нее сложилось впечатление, что временами он напускает на себя грубоватое безразличие, хотя на самом деле испытывает совершенно иные чувства. Казалось, он намеренно пытается сохранять дистанцию между ними.
   – Расскажите мне еще про Францию, – попросила Камала, меняя тему разговора.
   – Я не знаю эту страну так хорошо, как Италию, – ответил Конрад. – Но вам непременно понравится Париж, если вы в нем побываете.
   – Чем же? – уточнила Камала.
   – Этот город отличается особой красотой, и в нем живут замечательные люди: у них прекрасные манеры, они галантны, доброжелательны и умеют так радоваться жизни, как, пожалуй, никакой другой народ на свете.
   – А я думала, что все это было утрачено в годы Французской революции, – заметила Камала.
   – Революции могут сметать с трона королей, – отозвался Конрад, – но не меняют глубинный характер народа.
   – Да, история это доказывала, и не раз, – согласилась его собеседница.
   “Удивительно, насколько она умна и как много знает!” – подумал Конрад.
   – Откуда вам это известно? – спросил он, когда они заговорили о странах Востока и выяснилось, что Камала неплохо разбирается в основах буддизма.
   Девушка улыбнулась:
   – Папа всегда говорил, что если ты не можешь путешествовать физически, то для путешествий ума нет никаких преград.
   – Вы, должно быть, много читали?
   – Да, всякий раз, когда у меня бывала такая возможность, – ответила Камала.
   В ее голосе прозвучала легкая горечь: Камала тотчас вспомнила, как дядя Маркус запрещал ей брать в руки книги и постоянно повторял, что каждую свободную минуту она должна проводить за вышиванием.
   Как будто прочитав ее мысли, Конрад сказал:
   – Теперь, когда вы освободились от власти вашего дяди, можете читать что угодно и когда угодно. Кстати, у вашей тети во Франции большая библиотека?
   Камала поспешно отвернулась и принялась разглядывать огонь в очаге.
   – Э-э-э… Я… я не знаю.
   – По крайней мере, надеюсь, что она не запретит вам читать.
   – Я тоже…
   – Вы говорите как-то неуверенно. Это потому, что вы не видели вашу тетю вот уже несколько лет, я правильно понимаю?
   – Да…
   – Но если вас не слишком радует предстоящая встреча с ней, то на что вы надеетесь?
   – Думаю, что, как только я попаду во Францию, моя жизнь наладится, – ответила Камала.
   Боже, как ей хотелось признаться, что она солгала, что во Франции у нее нет никакой тети!
   Но она опасалась, что Конрад немедленно отправит ее к Маркусу Плейтону, узнав, что в Гавре ее никто не ждет, ведь он очень сильно удивился, когда она сказала, что путешествует в одиночку. Камала была уверена, что он именно так и поступит, и решила ни в коем случае не говорить ему правду. Она попрощается с ним в Саутгемптоне, и пусть он думает, что, переправившись через Ла-Манш, она окажется в надежных руках.
   И в то же время обман ей претил, ведь Конрад был так добр к ней, проявил такое понимание и вообще показал себя человеком, которому можно доверять.
   Однажды он польстил ей, назвав ее красивой, но сделал это очень деликатно, не задев ее. Сказать по правде, ей было даже приятно слышать подобное признание из его уст.
   – Я счастлива! Боже, как я счастлива! – говорила себе Камала каждую ночь, ложась в постель.
   Она была не настолько наивна и невинна, чтобы не понимать, что, общаясь с незнакомым мужчиной, рискует поставить себя в неловкое, а то и откровенно щекотливое положение.
   Впрочем, следовало признать, что еще никто из мужчин не вел себя с ней так галантно и сдержанно, как Конрад Вериан.
   С другой стороны, что ей было известно о мужчинах? Если она с кем и общалась, то только с гостями Плейтонов. Причем, как правило, это были или стеснительные тихони, или развязные ловеласы.
   Ей снова вспомнился генерал Уоррингтон. Она прекрасно представляла, как он повел бы себя в таких обстоятельствах, как теперешние.
   Да, пусть она знает о мужчинах крайне мало, но и этого достаточно, чтобы понять: для многих из них женщина – лишь игрушка, слабое создание, за которым можно охотиться, как за убегающей лисой.
   Конрад Вериан же был настоящим мужчиной, сильным и смелым. А также нежным и понимающим, тактичным и добрым…
   – Он замечательный… – прошептала Камала.
   Когда Конрад наконец заявил, что больше не может ждать и готов немедленно отправиться в Саутгемптон, стоял холодный и ветреный день. Небо затянуло тяжелыми серыми тучами, готовыми вот-вот разразиться дождем. Выйдя во двор, Камала увидела, что ее спутник седлает коней.
   Он оглядел ее одежду: голубая амазонка поверх легкой муслиновой блузки. В руках она держала узелок с вещами, который соорудила из шали.
   – Разве у вас нет плаща? – спросил он.
   Девушка отрицательно покачала головой:
   – У меня не было возможности взять его с собой.
   – Тогда нужно будет остановиться в ближайшем городе, который нам встретится, и купить его, – решительно заявил Конрад.
   – Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке.
   Камала опасалась, что плащ обойдется недешево, ведь она уже лишилась части денег, расплатившись с миссис Хейворд за постой.
   У нее даже вышел по этому поводу спор с Конрадом.
   – С хозяйкой расплачусь я, – заявил он вечером накануне отъезда.
   – За себя я заплачу сама, – ответила Камала.
   – Я не могу этого допустить, ведь, оставшись со мной, вы понесли непредвиденные расходы, – сказал он. – Если бы не я, вы уже давно были бы в Саутгемптоне.
   – Все равно, – упорствовала девушка, – я не могу допустить, чтобы вы заплатили за мое пребывание на ферме, за стол и кров.
   – Давайте не будем спорить, – усмехнулся Конрад Вериан. – Да и вообще, поздно проявлять принципиальность после того, как хозяева узнали, что мы брат и сестра. Кроме того, миссис Хейворд может посчитать странным, если мы с вами потребуем от нее два отдельных счета.
   Камала была вынуждена согласиться, что в его словах есть логика.
   – Тогда я отдам вам то, что должна, и вы расплатитесь за нас двоих.
   – Неужели вам нравится унижать меня? – спросил Конрад. – Мужчина должен всегда платить за женщину, верно я говорю? Или, если быть точным, – джентльмен за леди?
   Немного помолчав, Камала спросила:
   – Что вы будете делать, когда мы доберемся до Саутгепмтона?
   – Хочу присмотреть себе корабль.
   – Потому что вам нужны деньги?
   – Если вам угодно знать, мне нужно очень быстро найти работу, – ответил он.
   – Я догадывалась, – ответила Камала. – Таким образом, поскольку мы с вами одинаково бедны, смею надеяться, что вы все-таки забудете о гордости и я заплачу свою половину.
   – Скажите мне честно, Камала, – отсмеявшись, произнес ее спутник, – откуда у вас деньги на путешествие во Францию?
   – У меня есть двадцать пять фунтов, и когда я доберусь до Саутгепмтона, то буду вынуждена продать моего славного Ролло.
   – Значит, вы не настолько бедны, – с ноткой облегчения в голосе произнес Конрад и взял два соверена, которые протянула Камала.
   – Мне кажется, меньше дать миссис Хейворд никак нельзя, – заметила та. – Вы думаете, этого будет достаточно?
   – Думаю, она будет счастлива, если за проживание в ее доме мы дадим ей четыре гинеи, – ответил Конрад и, как выяснилось, оказался прав.
   Миссис Хейворд была вне себя от счастья, получив такую щедрую плату. Гости покинули ферму под ее радостные благословения.
   – Плащ понадобится вам не только для верховой езды, но и для того, чтобы благополучно пересечь Ла-Манш, – сказал Конрад, глядя, как ветер треплет ей волосы. – На море будет очень холодно и ветрено. Вы хорошо переносите качку?
   – Я никогда не бывала в море, – призналась Камала. – Мне остается лишь уповать на то, что я не буду страдать от морской болезни. Вы когда-нибудь испытывали ее?
   – Подобно Нельсону, когда корабль начинает слишком сильно качать, в самом начале я иногда чувствую легкое головокружение, – ответил Конрад. – Но когда начинается шторм, обращать внимание на самочувствие не приходится. Нужно спустить паруса и сделать сотню других неотложных дел, так что в эти минуты просто нет времени думать о таких пустяках.
   – Лучшее лечение многих болезней – просто не думать о них, – сделала вывод Камала. – Вот почему дети и идут на поправку гораздо быстрее взрослых.
   Разговаривать на скаку было трудно, а они спешили поскорее добраться до ближайшего города.
   Поселение оказалось не очень большим, но в нем нашлась лавка с товарами для дам. Конрад настоял, чтобы его спутница купила плащ из плотной шерсти с капюшоном.
   Камала была разочарована скудным выбором товаров: в лавке нашелся всего один-единственный плащ, да и тот темного, почти черного цвета. Зато он был плотным и теплым, и Конрад его одобрил. Нет, конечно, Камала предпочла бы синий или даже красный цвет, но, к сожалению, плотных плащей веселых расцветок в крохотной лавке не оказалось, лишь легкие и тонкие.
   Увы, Конрад нашел их слишком непрактичными, и Камала была вынуждена прислушаться к его совету и закутаться в черную одежду.
   – Теперь я похожа на испанского инквизитора, – пошутила она, снова усевшись в седло.
   Ей было невдомек, что этот плащ великолепно подчеркивал ее красоту: очарование светлой кожи и синих глаз.
   – Боюсь, что пытки, на которые вы будете обрекать своих жертв, могут оказаться даже хуже инквизиторских, – многозначительно произнес Конрад, но Камала не поняла его намека.
   После обеда они проехали еще несколько часов, пока Камала не заметила по лицу Конрада, что он устал и нуждается в отдыхе, и предложила остановиться на ночлег.
   Они спешились возле небольшой придорожной гостиницы.
   – Вы слишком тяжелы, и, если свалитесь на землю, боюсь, я не смогу поднять вас, – сказала она. – Кроме того, я слишком устала. На прошлой неделе я почти не ездила верхом, и мне тяжело провести почти весь день в седле.
   – Хорошо, няня, – с наигранной покорностью проговорил Конрад. – Лучше жесткая постель, чем ваш острый язычок!
   Камала рассмеялась.
   – Вы умеете оставить последнее слово за собой! – произнесла она с легким укором. – Я же привыкла думать, что это прерогатива женщин.
   Гостиница оказалась менее уютной, чем ферма миссис Хейворд, хотя в ней было относительно чисто. Здесь имелось три спальни и конюшня для лошадей.
   – Теперь давайте воспользуемся моим именем, – сказал Конрад, прежде чем они шагнули через порог.
   – Как вам будет угодно, – согласилась Камала.
   – Мне так будет удобнее. Знаете, нелегко постоянно держать в памяти имя “мистер Линдэм”, – признался Конрад.
   Интересно, а что бы он сказал, узнай он, что она нарочно исказила свою фамилию?
   “На какие только ухищрения не приходится идти! – мысленно вздохнула Камала. – Боже, как надоело хитрить!”
   Конрад разнуздал лошадей, чтобы их накормить. Когда он вошел в маленькую гостиную, где хозяин предложил им перекусить, Камала снова заметила на его лице печать усталости.
   – Вам надо отдохнуть, – заметила она.
   Конрад сел в кресло, и Камала поспешила подставить маленькую скамеечку, чтобы он мог положить на нее ноги.
   – Мне стыдно, что я так ослаб, – смущенно пробормотал он.
   – При падении вы сильно ударились головой, – объяснила Камала. – Да и плечо у вас наверняка болит. Когда мы поднимемся в спальню, я вам его помассирую.
   Им подали простую, но вкусную еду. Отужинав, они сразу же поднялись наверх. Конрад распорядился, чтобы спальни протопили, и настоял на том, чтобы Камала заняла бо́льшую из двух комнат.
   – Хватит мне изображать из себя немощного, – сказал он. – Я и так слишком долго позволял вам нянчиться со мной.
   – Мне казалось, что вам это нравится, – улыбнулась Камала. – Снимайте сюртук и садитесь в кресло.
   На какое-то мгновение она подумала, что он воспротивится, но Конрад, видимо, слишком устал и сразу же подчинился.
   Она расстегнула его рубашку и, стянув ее с левого плеча, принялась растирать ему спину.
   – О, так намного лучше. Просто замечательно, – признался он.
   Камала тем временем обратилась с мольбой к небесам, чтобы Конрад поскорее выздоровел и обрел прежнюю силу.
   Она настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила, как он положил на ее руку свою ладонь, а когда осознала это, то вздрогнула от неожиданности.
   – Я уже поблагодарил вас за то, что вы сделали для меня? – спросил он.
   – Много раз, – ответила Камала. – Как ваше плечо, лучше?
   – Больше не болит.
   – Тогда вам пора в постель. Завтра мы снова отправимся в путь.
   Неожиданно он взял ее руку, лежащую у него на плече, и, поднеся к лицу, прикоснулся к ее ладони губами.
   На какой-то миг Камале стало страшно. Его губы были теплыми, упругими и даже слегка требовательными, и она невольно покраснела.
   Она попыталась высвободиться, и, как только Конрад это почувствовал, он тотчас выпустил ее руку и встал.
   – Ступайте спать, Камала, – сказал он. – Спокойной ночи.
   – Хорошо… – ответила девушка. – Я тоже устала. Спокойной ночи, Конрад.
   – Спокойной ночи, Камала, – вновь повторил Конрад, глядя ей в глаза.
   Стесняясь того, что он только что поцеловал ее руку, она отвела взгляд. Подойдя к двери, Камала услышала, как он сказал:
   – Мне очень хочется отблагодарить вас так, как вы того заслуживаете, но я не нахожу слов, ибо далек от поэзии.
   Камала легла в постель, но вскоре поняла, что не может уснуть. Что он имел в виду, сказав, что далек от поэзии? Неужели он действительно считает, что к ней применимо это чудное слово – “поэзия”?
   Ей было бы приятно, если бы он думал о ней как о прекрасном эфирном создании, нимфе, восстающей из вод озера в пелене утреннего тумана или танцующей при свете полной луны.
   Камала вздохнула. Боже, как неромантична, как банальна и как прагматична повседневная жизнь! Ей приходилось договариваться о стирке его рубашек, затем самой гладить их утюгом, а заодно чистить щеткой сюртук, который он выпачкал при падении…
   На ее взгляд, его сапоги выглядели не слишком опрятно. И он постоянно посылал ее проверить, накормлены ли должным образом их лошади.
   Интересно, что он подумает о ней, когда увидит ее в элегантном вечернем платье и с цветами в волосах?
   Она пожалела, что не надела под амазонку свой самый красивый наряд.
   “Далек от поэзии!”
   Прежде чем уснуть, Камала несколько раз вспомнила его голос, звучавший совершенно по-особому в тот момент, когда он произносил эту фразу. Завтрашний день они проведут вместе, и она осмелится спросить, что он имел в виду.
   Следующее утро принесло пасмурную и холодную погоду. Они съехали с постоялого двора до полудня, и, когда преодолели расстояние примерно в десять миль, начался дождь, который вскоре перешел в ливень.
   Конрад завернулся в плащ. Камала последовала его примеру, мысленно поблагодарив своего спутника за то, что он настоял на нужной покупке.
   Она натянула на голову капюшон – тот закрывал ей глаза и почти касался кончика носа. Увы, хотя плащ и был плотным и практически не пропускал влагу, Камала все равно продрогла.
   Спустя какое-то время они остановились в придорожной таверне, чтобы перекусить и согреться. Конрад попросил жену трактирщика приготовить для них яичницу с беконом. Надо сказать, она оказалась гораздо вкуснее пикулей и сыра, которые обычно подавали посетителям постоялых дворов.
   Также он уговорил Камалу выпить стаканчик домашнего сидра, который приятно согрел тело изнутри. Когда после непродолжительного отдыха они снова тронулись в путь, она почувствовала, что от выпитого сидра у нее слегка кружится голова.
   Увы, холодный дождь, сопровождаемый ледяным ветром, хлестал им в лицо, прогоняя тепло и мешая ехать с нужной скоростью.
   Более того, с каждой минутой становилось все холоднее, и спустя два часа оба почувствовали, что продрогли до костей.
   Вскоре двигаться вперед стало невозможно из-за плотной пелены дождя. Стоя посреди безлюдной местности, они озирались в поисках хоть каких-нибудь признаков жилья.
   Но, куда ни глянь, нигде не было видно ни домов, ни ферм. Впрочем, неудивительно, ведь они старались держаться в стороне от больших дорог. – Черт побери! – раздраженно воскликнул Конрад. – Так больше продолжаться не может! Нужно найти хоть какое-то пристанище!
   – Конечно… Г-где-то ведь должен быть… п-постоялый двор, – стуча зубами от холода, пробормотала Камала.
   – Последние пять миль нам не попалось ни одной деревушки, – ответил Конрад. – Лишь отдельно стоящие дома.
   В следующий миг дождь, сопровождавшийся все нарастающими завываниями ветра, превратился в настоящую стену воды.
   Камала замерзла так, что уже еле держалась в седле и была не в силах не только говорить о чем-то, но даже просто попросить об отдыхе.
   Конрад подался вперед и, взяв Ролло под уздцы, резко повернул вправо.
   – Кажется, там вдали что-то виднеется, – сообщил он. – Надо выяснить, что это такое.
   Постройка оказалась старым полуразрушенным сараем. Конрад открыл висевшую на одной петле дверь, чтобы завести внутрь лошадей, и путники увидели, что сарай наполовину завален сеном.
   – Это намного лучше, чем ничего, – произнес Конрад.
   У дальней стены виднелось какое-то отверстие, к которому он и направился. В следующее мгновение Конрад пропал из вида. Затем Камала услышала его голос:
   – Идите сюда! Посмотрите, что здесь! Нам повезло!
   Чувствуя, что ноги не слушаются ее, Камала тем не менее шагнула вперед.
   Темная дверь вела из сарая в крошечный фермерский домик, состоявший всего из одной комнаты. Два окна были заколочены досками, наружная дверь заперта.
   Внутри оказался полуразвалившийся каменный очаг с холодной, давно остывшей золой. Рядом валялась охапка сухих дров. Похоже, этим местом время от времени пользовались путники и местные бродяги.
   – Я разожгу огонь, – предложил Конрад. – Вы сильно замерзли?
   – Оч-ч-чень, – проговорила Камала сквозь стиснутые зубы.
   Она так окоченела, что у нее не было сил сбросить с себя промокший плащ. Руки не слушались и казались чужими.
   Камала вернулась в сарай, где села на охапку соломы.
   Она понимала, что должна чем-то помочь своему спутнику, но в данный момент настолько онемела от холода, что не смогла придумать, чем ей заняться.
   А вот лошади тотчас почувствовали себя как дома и принялись лакомиться сеном в дальнем углу сарая.
   Камала закрыла глаза. А когда открыла их снова, то почувствовала, что Конрад тянет ее за руку, пытаясь поднять на ноги.
   – Пойдемте, – сказал он. – Я разжег огонь.
   Ее тело настолько одеревенело, что ему пришлось едва ли не нести ее к огню.
   Камала бессильно опустилась на огромную охапку сена, которую Конрад принес в комнату.
   – Нам нужно быть острожными, чтобы сено не загорелось, иначе не миновать беды, – предупредил он ее. – Мне, признаться, будет не столько жаль бывшего владельца дома, сколько того, что в случае пожара мы с вами окажемся без крыши над головой.
   – Я… я больше не смогу… ехать… дальше, – пробормотала Камала.
   – А я вас и не прошу об этом, – ответил Конрад. – По-хорошему, привал нужно было сделать еще час назад. Простите меня, я рассчитывал лишь на свои силы и переоценил ваши.
   – Со мной все будет… в порядке, – заверила его Камала.
   Видя, что она не в состоянии сделать что-либо сама, Конрад стащил с ее рук мокрые перчатки. Затем пощупал край намокшего плаща и рукав жакета.
   – Вам нужно снять плащ, – сказал Конрад. – Он промок насквозь.
   С этими словами он потрогал ее подол.
   – Юбка тоже промокла. Снимайте, я повешу ее сушиться перед огнем.
   С этими словами он снял с ее плеч плащ, однако тотчас поймал на себе ее удивленный взгляд.
   – Но я… я не могу снять юбку! – прошептала она. – Во всяком случае, в вашем присутствии.
   – Под ней у вас нижняя юбка, – ответил он. – Не забывайте, Камала, ведь теперь я ваш брат.
   Она ничего не ответила, и тогда Конрад продолжил:
   – Вы видели меня обнаженным по пояс, умывали меня, массировали мне плечо. Так что нет ничего неприличного в том, что я прошу вас снять мокрую юбку, которая мешает вам согреться. Ее непременно нужно высушить, а вам – вытереться насухо.
   – Но ведь это совсем другое дело… – пролепетала Камала.
   Конрад улыбнулся ей так, будто разговаривал с маленьким ребенком.
   – Я не буду смотреть на вас. Пойду принесу еще сена. Когда вы снимете мокрую юбку, вы сядете и накроетесь им.
   В его голосе прозвучала озорная нотка, и Камала поспешила сказать:
   – Неужели вы считаете меня… ханжой?
   – Я знаю одно: если человек замерз, он с трудом соображает, только и всего, – ответил он. – Я не могу допустить, чтобы вы заболели. Не забывайте, что я не умею ухаживать за больными столь же ловко, как вы. Более того, я испытываю отвращение к болезням!