Офис его конторы располагался на втором этаже здания. Небольшое помещение, вполне соответствующее своим функциям. Сотни людей уже прошли через эти двери, и многие из них ушли отсюда с надеждой. Да, с ним не всегда было просто разговаривать. И многим соискателям работы приходилось несладко при общении с Толли. Строгий и даже суровый командир на фронте – это понятно, но здесь ко всему иной подход. Впрочем, и безработные тоже были разными. Геройские подвиги на войне отнюдь не гарантия того, что из такого парня получится хороший работник в мирное время. Но Толли умел найти подход к каждому и знал, как побудить человека показать себя с самой лучшей стороны. Так было и на фронте. Поднимая солдат в атаку, он умел сделать так, чтобы те выложились по максимуму. Впрочем, случались у него и осечки в этом новом для него качестве. Иные безработные уже по определению не годились ни для какой работы, и трудно было ожидать от них даже минимальной пользы. Но многим Толли все же помог найти свое место в мирной жизни.
   Ему очень повезло с секретаршей. Мисс Эмис была незаменимой помощницей. Она сняла с него массу обременительных обязанностей. К тому же она оказалась отличным психологом и умела разговорить любого. И то, что порой не получалось у Толли, отлично выходило у нее: самые неразговорчивые клиенты при общении с ней начинали откровенничать, а в результате человек отправлялся к потенциальному работодателю, уже заранее зная, как представить себя в выгодном свете.
   Мисс Эмис обожала своего шефа и относилась к нему чуть ли не с собачьей преданностью. А потому в глубине души Толли был даже рад, что контора уже закрыта и секретарши там нет. В противном случае она бы немедленно бросилась расспрашивать его, что случилось, и прочее. Уж от ее-то зорких глаз не укрылось бы его состояние. Но, слава богу, Мэри Эмис имеет обыкновение уходить с работы ровно в шесть, и ни минутой позже. Ей еще надо было успеть на поезд до Пекхэма, где она жила вместе с больной матерью. А потому задержать ее в конторе могло разве что землетрясение, да и то едва ли.
   Погруженный в свои невеселые мысли, Толли миновал приемную, потом заглянул в машинописное бюро: пусто. Письменный стол мисс Эмис был аккуратно прикрыт сверху газетой. Она всегда так делала перед уходом, страхуясь на тот случай, если уборщица, прибираясь в комнате, вдруг ненароком заденет ее бумаги или – не дай бог! – уронит их на пол. В комнате было душно и витал целый букет слабых запахов сугубо канцелярского свойства. К этим запахам примешивался аромат кофе и чая, а также запах дешевых сигарет, которые обычно курили их клиенты. Но Толли даже не заметил духоты. Он был настолько поглощен собственными переживаниями, что не обратил внимания и на то, как нечаянно задел ногой корзину для бумаг, опрокинув ее содержимое на пол. Ему не терпелось поскорее попасть к себе в кабинет.
   Это была небольшая комната, вся обстановка которой делала ее похожей скорее на уютную гостиную, чем на офисный кабинет. Рядом с камином – два огромных кожаных кресла. На стенах несколько литографий, изображающих сцены охоты. Эти литографии Толли специально привез сюда из своего загородного имения. Письменный стол из полированного красного дерева он поставил возле окна. Сказать по правде, он редко сидел за своим рабочим столом. Мисс Эмис пользовалась его кабинетом гораздо чаще, особенно в тех случаях, когда ей нужно было уединиться с кем-нибудь из клиентов для особо доверительной беседы.
   Толли широко распахнул дверь своего кабинета в полной уверенности, что он в конторе один, а потому вздрогнул от неожиданности, услышав чьи-то всхлипы. Он замер на пороге, созерцая представшую перед ним картину. За столом сидела девушка и, уронив голову на руки, рыдала навзрыд. В первый момент он даже не понял, кто это и как здесь оказалась эта девушка. Потом он припомнил недавний разговор с мисс Эмис. Одна из их машинисток вышла замуж и уволилась, и мисс Эмис сообщила ему, что наняла на работу новенькую. Пару раз Толли действительно видел ее мельком в конторе. Девушка подняла залитое слезами лицо и в испуге уставилась на шефа. “Она еще совсем девочка”, – припомнил Толли слова своей секретарши, разглядывая побелевшее от страха лицо новой сотрудницы. “Но вы же понимаете, как трудно найти в наше время хорошую машинистку из молодых, – объяснила тогда мисс Эмис. – А потому будем надеяться, что из нее выйдет толк”. Тогда он пропустил слова секретарши мимо ушей, всецело полагаясь в подборе кадров на ее опыт и знание людей. И вот сейчас, задумчиво разглядывая юную машинистку, он подумал, что, вполне возможно, надеждам его многомудрой мисс Эмис не суждено сбыться. Скорее всего, она ошиблась с этой девочкой. Ошиблась, пожалуй, впервые в своей жизни.
   Между тем девчушка торопливо выскочила из-за стола.
   – Простите меня, пожалуйста! – пролепетала она едва слышно. – Я зашла сюда… мне нужно было положить кое-какие бумаги вам на подпись.
   Слезы все еще душили ее, и голос то и дело срывался и переходил на шепот.
   – Все в порядке. Не переживайте! Но боюсь, вас расстроило что-то еще.
   – Мне жаль… я сожалею, что все так вышло… Конечно, глупо с моей стороны… Но я… я не ожидала, что кто-то вернется в контору так поздно.
   Девушка быстро навела порядок на столе и повернулась к двери. Потом вытерла глаза скомканным носовым платком, который насквозь промок от пролитых ею слез. Было что-то трогательное и берущее за душу в этой беззащитной хрупкой фигурке, и у Толли вдруг возникло безотчетное желание утешить девчушку или хотя бы немного успокоить ее. Он всегда расстраивался, когда видел рядом с собой несчастные лица.
   – Послушайте! – начал он, осторожно подбирая слова. – Может быть, я смогу чем-нибудь помочь вам?
   – Нет, благодарю вас! И еще раз прошу прощения за то, что пришла сюда… Глупо, конечно, все вышло… но у меня был такой шок… и потом…
   – Понимаю! – участливо пробормотал Толли и, взглянув на девушку, добавил: – Вам лучше сесть, вы очень бледная. У вас такой вид, будто вы на грани обморока.
   – Нет-нет! Со мной все в порядке, правда!
   Девушка двинулась к дверям, и ее тут же повело в сторону. Толли заметил, как сильно дрожат у нее руки.
   – Стойте же, говорю я вам! – строго проговорил он. – И прошу вас, садитесь! Ну-ка! Будьте послушной девочкой и делайте то, что вам велят. Без пререканий, пожалуйста! У меня тут кое-что есть. Сейчас вам сразу станет легче!
   Он подошел к бару, встроенному в шкаф, и открыл его ключом, который был прикреплен к цепочке с часами. В баре стояло несколько бутылок спиртного. Толли всегда был рад угостить приятелей, которые любили заглядывать к нему в контору. А иногда порция виски как нельзя лучше помогала установить нужный контакт с неразговорчивым клиентом. Толли внимательно обозрел содержимое бара. “Виски для нее, пожалуй, будет слишком крепок”, – подумал он и тут же вспомнил, что у него где-то была бутылка бренди. Он извлек ее из самого дальнего угла бара, где она стояла, укрывшись за другими бутылками, плеснул бренди в бокал для вина и добавил немного содовой.
   – Вот! – сказал он, протягивая бокал девушке. – Пейте!
   – Не могу! – запротестовала та. – Я в самом деле не могу!
   – А я говорю вам, пейте!
   Девушка послушно взяла бокал, пригубила его и тут же поперхнулась от неожиданности: напиток оказался слишком крепким для нее. Но она сделала еще глоток, а потом обреченно выпила весь бокал до дна с видом послушного ребенка, которому велено пить горькую микстуру, прописанную доктором. Глаза у нее мгновенно затуманились, и она вдруг улыбнулась.
   – Благодарю вас! Ужас, до чего невкусно!
   – Некоторым нравится, и даже очень! – возразил Толли.
   – Но согревает! Спасибо вам!
   Она села на самый краешек стула, подобно птичке, готовой в любой момент вспорхнуть и улететь прочь.
   – Успокоились? Вот и хорошо! А теперь расслабьтесь! – приказным тоном распорядился Толли и налил себе в стакан виски и содовую. – Так что же у вас все-таки стряслось?
   – Мне надо идти! – сказала девушка нерешительно.
   – Уже? Так торопитесь?
   Она взглянула на него и прошептала:
   – Не то чтобы… Некуда мне особо торопиться… да и не за чем.
   Голос ее снова предательски дрогнул.
   – Что же вас так сильно расстроило? – спросил Толли ласково, словно и в самом деле говорил с ребенком.
   Девушка замялась, и он понял, что ей очень хочется излить кому-то душу. Причем не важно кому, главное – выплеснуть горе наружу. Видно, оно казалось ей невыносимо тяжелым.
   – Я… я получила письмо, – начала она едва слышно.
   – Обычное дело! – подбодрил ее Толли.
   – Да, вы правы. Вы очень великодушны! Проявить ко мне участие… но письмо… оно очень расстроило меня. Оно от человека, за которого я собиралась выйти замуж. А он написал мне, что не женится на мне… вот и все.
   Толли внимательно взглянул на девушку.
   – А почему он передумал?
   – Он собирается жениться на другой.
   – Все это я недавно уже слышал, – задумчиво обронил Толли, словно размышляя вслух, и тут же спохватился. Не дай бог, девушка превратно истолкует его реплику. – И что же теперь? Продолжайте, прошу вас!
   – Возможно, вам это покажется глупым, но я… Словом, все мои планы на будущее строились вокруг этого замужества. Я и не мыслила себе ничего иного. Этот брак, он казался мне таким правильным… В сущности, ни о чем другом я и не думала. И вот все рухнуло в один момент. Я не знаю, где я и что я. Такое чувство, будто меня бросили посреди бескрайней пустыни. Надо начинать все сначала, но я даже не представляю, что мне делать и зачем вообще мне жить.
   Она сцепила руки с такой силой, что костяшки пальцев стали белыми. Толли понял, что она отчаянно борется с подступившими слезами, но промолчал, давая ей возможность совладать с волнением.
   – Я была так счастлива, когда меня приняли к вам на работу. Где еще я могла бы заработать такие деньги? И мисс Эмис так добра ко мне, и сама работа мне нравится. Все было так хорошо. И вдруг это письмо… – Голос у нее сорвался, и она замолчала.
   – Как вас зовут?
   – Джин. Джин Маклейд.
   – Вы из Шотландии?
   – Да. Из Глендейла.
   – О, я знаю эти места – это совсем недалеко от нашего имения в Шотландии. Мой дядя там на реке обычно ставил запруды для лосося. А почему вы решили приехать в Лондон?
   – Мне нужно было заработать денег для того, чтобы купить все необходимое к свадьбе. Не могла же я выходить замуж бесприданницей. Ах, если бы я не была такой гордячкой, то уже давно была бы замужем!
   – Не расстраивайтесь! Вполне возможно, все к лучшему! – произнес Толли расхожую фразу, которую обычно говорят, когда хотят кого-то утешить. – И все же почему ваш парень передумал жениться на вас? – вдруг проявил он любопытство.
   – Нашел себе невесту получше, – прошептала Джин и тут же всхлипнула. – Та, другая, она побогаче и такая важная. Я знаю ее. Она давно положила на него глаз и вот добилась своего. Что ж, они подходят друг другу, одного поля ягоды. Ах, как бы мне хотелось показать им, что мне все это безразлично! Теперь все станут жалеть меня, утешать, все же знают, что он меня бросил ради нее. Я этого не вынесу! И значит, дорога домой мне отныне закрыта навсегда! Я никогда не вернусь туда! Не хочу встречаться ни с кем из тех, кто знает о том, что у меня увели жениха, пока я зарабатывала деньги себе на свадьбу. Ах, вам этого не понять! – воскликнула она с неожиданной горячностью. – Вам, наверное, все это кажется глупым. Но я потеряла не только жениха. Я лишилась своего прошлого, вся моя жизнь пошла под откос.
   – Напротив, я вас прекрасно понимаю! – ответил Толли серьезно. Отчаяние Джин тронуло его своей неподдельной искренностью. – Да, я вас прекрасно понимаю, потому что и сам оказался точно в таком же положении. Меня тоже только что бросили и, как и в вашем случае, предпочли другого, более, как вы говорите, важного.
   – Господи! Я слышала о вашей предстоящей помолвке. Неужели мисс Мелчестер могла так поступить?! – уставилась на него Джин, раскрыв глаза от удивления.
   – Именно! Мне дали от ворот поворот.
   – Какой ужас! Она такая прелестная девушка!
   Красавица!
   – Вы правы! Она удивительная!
   Толли почувствовал новый прилив злости. Перед его мысленным взором снова предстала недавно увиденная картина: Мелия радостно встречает Эрнеста Дэнкса на пороге своего дома.
   – Как она могла так поступить с вами? Не понимаю!
   – А я отлично понимаю! – угрюмо сказал Толли.
   – Но ведь можно же что-то сделать? Постарайтесь переубедить ее! Поговорите с ней еще раз! Вам ведь это проще, чем мне. Вы же тут, рядом, а не за сотни миль друг от друга.
   – Сказать по правде, я еще и сам пока не решил, что мне делать. Все это случилось только что.
   – Ах, бедный лорд Брори! Понимаю, как вам сейчас трудно. Ведь в Лондоне все знают о вашей помолвке. И что вы теперь скажете своим друзьям?
   – Как раз над этим я сейчас и ломаю голову. Получается, мисс Маклейд, мы с вами оказались в одной лодке! Нас обоих бросили ради более важных персон. И что нам делать, а? Разве что утопить наше общее горе в вине. Еще бренди?
   – О нет! Благодарю вас! Мне пора идти.
   Толли повернулся к бару.
   – Не уходите, пожалуйста, прошу вас! Как ни странно, вы сейчас – единственный человек, с которым мне приятно общаться. Ей-богу! Наверное, и вам тоже. Похожие проблемы сближают людей, не так ли? И хотя формально мы с вами, можно сказать, еще не знакомы, я уже чувствую в вас родственную душу.
   – Представляю, в какой ужас придет мисс Эмис, когда узнает, что вы застали меня в кабинете рыдающей за вашим письменным столом.
   – А мы ей ничего не скажем! – успокоил девушку Толли. – Так что же вам налить? Виски?
   Джин? Бренди?
   – Если можно, немного содовой.
   – Извольте! А я, пожалуй, выпью что-нибудь покрепче. За наших врагов, чтоб они все провалились в тартарары! – Он налил в стакан содовой и протянул его Джин. – Слишком слабый напиток для того, чтобы поднимать бокал за месть.
   – А вот это неправильно! – рассудительно заметила Джин. – Нельзя пить за месть!
   – Вы уверены? Но должны же мы придумать что-то им в отместку.
   – А что мы можем? Вы-то еще, быть может, что-то и сумеете сделать. А я? Как представлю сочувственные лица знакомых! И каждый будет причитать: “Бедняжка Джин! Как же ей не повезло!” Ненавижу, когда меня жалеют. Ненавижу!
   В голосе девушки вдруг прорвались такие страстные интонации, что Толли невольно бросил на нее удивленный взгляд. Надо же! Такая сила чувств в столь воздушном создании.
   – Я тоже в ярости от одной только мысли, что люди станут говорить: “Бедняга Толли!” – Он высоко поднял свой стакан. – Пью за месть! – провозгласил Толли и вдруг замер со стаканом в руке. – Постойте-ка! Мне только что пришла в голову отличная мысль!
   – Какая?
   – Минуточку! Минуточку! Это все надо хорошенько обдумать! Итак, и вам, и мне претит сама мысль о том, что наши друзья и знакомые будут нас жалеть, так?
   – Да, но…
   – Послушайте! Давайте объединим наши усилия и заставим замолчать всех – и друзей, и врагов. Раз и навсегда!
   – Да, но как? – пришла в замешательство Джин. – Я не вполне понимаю вас.
   – Я хочу сказать… – Толли поставил стакан на каминную полку, даже не притронувшись к нему, и вперил свой взгляд в девушку, словно увидел ее впервые. Но видел он не Джин, пред ним предстал тот хитроумный план, который внезапно созрел в его голове. Но вот разрозненные куски сложились в единое целое, и все! План был готов! – Я хочу сказать, что люди всегда жалеют слабых: тех, кого бьют, кого унижают, кого отвергают. А потому нам с вами надо сработать на опережение.
   – То есть?
   – Да как же вы не понимаете! Ведь ответ лежит буквально на поверхности! Превосходный план! Просто превосходный!
   – Какой план?
   – А вот такой! Мы первыми объявим о нашей помолвке. Не дадим им возможности насладиться своим счастьем.
   – О помолвке? Но как? И с кем?
   Толли улыбнулся.
   – Да все же просто как дважды два! Мы объявим о нашей с вами помолвке!

Глава вторая

   Не дожидаясь ответа Джин, Толли подхватился с места.
   – Замечательно! Гениальная идея! – воскликнул он с энтузиазмом. – У меня есть приятель, который поможет нам уладить дело наилучшим образом. – Он схватил телефонную трубку и набрал номер.
   Джин безуспешно пыталась вернуть себе дар речи.
   – Я… но… лорд Брори! – наконец промямлила она, запинаясь на каждом слоге.
   – Минуточку терпения! – оборвал ее Толли. – Алло! Это клуб? Пригласите, пожалуйста, капитана Фэрфакса к телефону. – Он ободряюще улыбнулся девушке, не отнимая от уха трубку.
   И Джин уже в который раз подумала, что их босс – очень красивый мужчина. Когда она увидела его впервые, то решила, что таких красивых мужчин ей в жизни не доводилось встречать. Но то, что происходит сейчас… Уж не сон ли это? В какое нелепое положение они себя поставят! Здравый смысл истинной шотландки возобладал. Она решительно подошла к Толли.
   – Пожалуйста, выслушайте меня, лорд Брори! Я понимаю, что это всего лишь шутка, а потому позвольте мне сейчас уйти и…
   – Какая шутка? Я вовсе не шучу! – оборвал ее на полуслове Толли и уже другим тоном заговорил в трубку: – Джеральд, это ты? Приветствую тебя! Нет, это я не с тобой говорил. Послушай, ты мне нужен. У меня тут кое-что случилось. Очень важное, да. Мне нужна твоя помощь. Да, немедленно! Стремительный марш-бросок, старина. Как всегда! – Он чему-то негромко рассмеялся в трубку и опустил ее на рычаг. – Сейчас приедет, – проговорил он, обращаясь к Джин, и, увидев ее смятение, добавил: – Послушайте меня! Давайте договоримся так: этим делом занимаюсь лично я. Мы оба попали в неприятное положение, не так ли? И оба потерпели временное – подчеркиваю это! – весьма кратковременное поражение. А в конечном счете мы победим, вот увидите! Мы покажем им всем со всеми их кознями! Они у нас еще получат свое! Прошу вас, доверьтесь мне, и все будет хорошо.
   Толли ободряюще улыбнулся, и Джин вдруг поняла, что она и в самом деле готова довериться ему.
   – Да, но я не вполне понимаю… – начала она неуверенно.
   – Сейчас я все вам объясню! – приободрил ее Толли. – Хотите сделать из бывшего жениха посмешище? Тогда вспомните, когда вы получили от него письмо.
   Джин достала конверт из кармана.
   – Вечерней почтой, в шесть часов. Я уже собиралась уходить, но мисс Эмис попросила меня напечатать несколько писем. Она сказала, что они должны быть готовы к завтрашнему утру и велела положить их вам на подпись.
   – Как хорошо, что вы ее послушались! – с чувством воскликнул Толли. – А когда он отослал свое письмо?
   Джин извлекла из конверта исписанные листы. И снова она не смогла совладать с собой – у нее дрожали руки, а при виде знакомого почерка слезы сами собой навернулись на глаза. Джин почему-то сразу почувствовала, что это письмо не сулит ей ничего хорошего. А ведь она всегда с таким нетерпением ждала писем Ангуса. Пусть всего лишь пару строк, но ласковых, нежных, полных любви и ожидания встречи. Как ей нужны были вдали от родного дома такие письма! А вместо этого формальное обращение, сухой тон письма, словно он уже поставил жирный крест на их планах на будущее, о котором они вместе когда-то мечтали. Обида и боль снова захлестнули ее, но усилием воли Джин заставила себя вернуться в день сегодняшний – ведь Толли ждет ее ответа.
   – Письмо написано в субботу утром. Но раньше обеда он вряд ли его отправил. Обычно по субботам днем он приезжает с фермы в Глендейл, чтобы купить в местных магазинах все необходимое на следующую неделю.
   – Так он у вас фермер?
   Джин молча кивнула в ответ.
   – Любите его?
   – Да! Наверное, да! – Она с трудом подавила всхлип. – Мне так хотелось стать его женой, о большем счастье я и не мечтала. Мой отец умер, родственников у меня нет. Да и ничего нет. Папа был священником в Глендейле. Он был непрактичным человеком, и после его смерти выяснилось, что у нас куча долгов. Чтобы рассчитаться с кредиторами, пришлось продать все имущество.
   – И что потом?
   – Мне было тогда пятнадцать лет, и меня забрала к себе тетя. Точнее, сестра моей бабушки по линии отца. Очень строгая, даже суровая женщина. Она не позволяла мне общаться ни с кем, даже со своими сверстницами. Но однажды я встретила Ангуса.
   При этом воспоминании лицо Джин просветлело. Сумеет ли она объяснить, что значил для нее Ангус в то время? И какое это было счастье просто поговорить с человеком, который проявил к тебе участие. Ее жизнь в доме тети была убогой и безрадостной. Нет, она не голодала, ее кормили и одевали, у нее была крыша над головой. И тем не менее она была так одинока и несчастна! Ей ни на минуту не давали забыть о том, что она сирота и живет в доме исключительно из милости. У нее не было ни единой вещи, принадлежавшей лично ей. Каждый ее шаг, каждое слово и поступок были под строгим надзором ее благодетельницы, и порой Джин казалось, что от зорких глаз тетки ничего нельзя скрыть, даже мысли и чувства. Девочка догадывалась, что за такой откровенной неприязнью, граничащей с ненавистью, скрывалась некая тайна, в которую ее не сочли нужным посвятить. Видно, старуха, день и ночь изводившая ее своими придирками, вознамерилась сломить юную воспитанницу и целиком подчинить ее своей воле.
   В один из таких дней полнейшего отчаяния Джин и встретилась с Ангусом. После очередного скандала, устроенного теткой, девушка рискнула проявить откровенное неповиновение. Она потихоньку выскользнула из кухни, где готовила ужин, и побежала на вересковую пустошь, которая начиналась прямо за их домом. Ей хотелось убежать подальше от людских глаз и выплакаться всласть. Солнце уже клонилось к закату, последние всполохи света скользили по вершинам дальних гор и цветущим зарослям. И когда молодой человек вдруг возник перед ней в солнечном свете, который словно нимб сиял над его головой, он показался ей неземным существом, человеком из другого мира. Разве можно было принять его за обычного фермера, отправившегося на поиски нескольких овец, отбившихся от стада?
   Их разговор продлился всего лишь несколько минут, но этого времени оказалось достаточно для того, чтобы в ней проснулась женщина. Впервые Джин осознала, что она уже не ребенок, которого можно бить шваброй и попрекать каждым съеденным куском. Впервые она ощутила себя тем, кем и была в действительности: молодой девушкой, полной жизни и желаний.
   Домой она вернулась улыбаясь, ведь скоро они с Ангусом увидятся снова. Почти год молодые люди встречались тайком. Джин проявляла чудеса осторожности и шла на самый настоящий риск, скрывая свои свидания от тетки. Та бы ни за что не позволила ей встречаться с парнем. За это время Джин не только лучше узнала окружающий мир, она и себя увидела с иной стороны. После смерти тети ей стало известно многое из того, что так озадачивало ее в детстве и стоило ей стольких пролитых слез. И снова она осталась без средств к существованию. Старая женщина жила на проценты от ренты, а дом и все остальное свое имущество она завещала церкви. Единственное, что получила Джин, – это свободу. Теперь она могла выйти замуж за Ангуса, если, конечно, тот сделает ей предложение.
   Ангус не стал тянуть с предложением руки и сердца, но тут в девушке проснулась истинно шотландская гордость. Она не может выйти замуж без приданого. Ей нужно заработать хоть немного денег, чтобы приобрести на них свадебное платье и еще кое-какие самые необходимые вещи. Не пойдет же она под венец в наряде, который купит ей жених. Пока Джин жила с тетей, она окончила заочные курсы стенографисток и машинисток. Тетка радела об ее учебе, требуя от нее не меньшего рвения, чем в домашних делах.
   Бесконечная уборка, стирка, готовка, глажка, и так с утра и до позднего вечера. Зато я буду хорошей женой, утешала себя Джин, но интуитивно она чувствовала, что в ее возрасте мало уметь хорошо готовить и чисто стирать. Ей хотелось красоты, радости, всего того, что свойственно юности и чего она была лишена в доме тетки. Но одновременно она жаждала и независимости. Ей претила мысль, что она войдет в дом мужа на правах бедной сироты. Нет, она должна стать на ноги и доказать всем, что она самостоятельная молодая девушка, которая сама может заработать себе на жизнь. У кого-то со стороны подобные мысли могли вызвать недоверчивую усмешку, но Джин, несмотря на протесты Ангуса, умолявшего ее остаться, настояла на своем и отправилась в Лондон на поиски работы.
   Многие отговаривали ее от столь опрометчивого шага, даже называли дурочкой и пытались раскрыть ей глаза на истинное положение вещей. Ей говорили, что ее парень – это жених номер один в Глендейле и девушки ему буквально проходу не дают. Тем более что у него отличная ферма, доставшаяся в наследство от отца, унаследовавшего ее в свою очередь от своего отца. Словом, Ангус – человек зажиточный, и к тому же он получил хорошее образование. “Слишком хорошее”, – язвили местные кумушки, ибо парень вел себя заносчиво и даже, по мнению знающих его людей, “начал строить из себя джентльмена”. Пожалуй, все это можно было бы списать на его молодость, но настораживало другое. Ангус успел раздружиться со всеми своими сверстниками, с которыми когда-то вместе рос и учился в школе. Теперь он водил дружбу с теми, кто побогаче, у кого были собственные дома и земли.
   – Я хорошо помню его мать, – сказала как-то раз в присутствии Джин одна пожилая женщина. – Та не чуралась никакой работы и сама била лучшее в округе масло. Но своей жене Ангус вряд ли позволит возиться на кухне или в хлеву. Ты у него будешь жить как леди, а всю грязную работу за тебя станут делать другие.