Страница:
Барбара Картленд
Спор богинь
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1870 год.
– Ах, дядя, какое чудесное место вы выбрали для ваших картин! – воскликнула Астара.
– Именно это я и надеялся от тебя услышать, моя дорогая, – ответил сэр Родерик.
Астара окинула восхищенным взглядом просторный салон, выдержанный в пышном георгианском стиле. Белые стены, голубой потолок с тяжелой позолоченной лепниной и три окна, выходившие на террасу, за которой полого спускался к озеру великолепный сад.
Лучи пока еще неяркого апрельского солнца падали на французскую мебель, обитую дорогой камчатой тканью, на прекрасный обюссонский ковер ручной работы с купидонами и цветами.
Взглянув на Астару, сэр Родерик подумал, что вся эта роскошь является прелестным обрамлением и для самой девушки.
Родители Астары погибли два года назад, и он отправил воспитанницу в школу во Флоренции. Уже тогда сэр Родерик предполагал, что со временем девушка станет замечательной красавицей.
Но когда несколько недель назад он приехал за ней, ему стало ясно, что ее красота превзошла все его ожидания.
За всю свою долгую и деятельную жизнь он не встречал ничего прелестней этих белокурых, искрящихся огнем локонов, обрамлявших нежный овал милого личика. Голубые глаза Астары своим цветом вызывали в памяти бурные волны Средиземного моря, а цвет кожи можно было сравнить разве что с белоснежными лепестками магнолии.
С очаровательной живостью, всегда казавшейся сэру Родерику неотразимой, девушка засмеялась и радостно захлопала в ладоши.
– Нашла! – воскликнула она. – Наконец-то я нашла идеальное место для нашей картины.
– Для которой из картин? – поинтересовался сэр Родерик. – Не забывай, моя дорогая, что в нашей коллекции их более сотни! Так о какой же из них ты говоришь?
– Вы прекрасно знаете, милый дядюшка, о какой именно картине идет речь. Она будет великолепно выглядеть вот здесь, над мраморным камином!
– Я могу лишь догадываться, – сказал сэр Родерик с легкой насмешкой, как бы желая ее поддразнить, – что ты говоришь про «Суд Париса», картину малоизвестного художника из Германии.
– Конечно же, я говорю именно про нее, – ответила девушка. – Это самая прелестная из всех картин, какие мне только доводилось видеть, и я не променяю ее ни на одного из ваших Кранахов, Гварди или Пуссенов!
– Остается лишь радоваться, что тебя не слышит какой-нибудь строгий знаток искусства, – суховато заметил сэр Родерик. – Хотя согласен, что твой Иоганн Ван-Ахен создал неплохую вещицу; она более других его картин свидетельствует о знакомстве этого немца с творчеством Тинторетто и Микеланджело.
Тут он понял, что Астара его не слышит.
Неподвижным взором она уставилась на пустую стену над камином, откуда сэр Родерик распорядился убрать картину Вуттона, которого столь рьяно коллекционировал в свое время его отец.
Для картины с охотничьим сюжетом место в чайном салоне было не слишком удачным, хотя сэр Родерик и признавал за ней весьма значительные достоинства. Поэтому он принял решение перевесить все картины Вуттона, Стаббса и Хондкотера в библиотеку и холл.
Да и вообще в Уорфилд-парке, родовом имении сэра Родерика, расположенном к югу,от Лондона, за время его отсутствия накопилось множество дел, требующих срочного решения. На обратном пути в Англию он сосредоточенно обдумывал, как с помощью Астары переделать и обустроить на новый лад огромный дворец.
Образование, полученное девушкой во Флоренции, разительно отливалось от того, которое давалось большинству юных англичанок. Еще в Риме сэр Родерик убедился, что Астара прекрасно разбирается в скульптуре и живописи, хорошо знает древнюю историю и множество античных памятников архитектуры, которыми изобилует Рим. Она и сама всем своим обликом напоминает античную богиню, подумалось ему.
В это время Астара легкими шагами прошла через салон, ласково взяла его за руку и с искренним восторгом в голосе воскликнула:
– Дядя Родерик! Как замечательно мы тут заживем! У меня столько времени не было совсем никакого дома, что теперь мне все здесь кажется восхитительным.
– Я ни минуты в этом не сомневался, – ответил довольный сэр Родерик. – Вот только я не уверен, долго ли ты пробудешь со мной и долго ли нам суждено наслаждаться вместе этой безмятежной домашней обстановкой.
В глазах Астары отразилось искреннее удивление, и дядя пояснил свою мысль:
– Судя по обилию молодых людей, которые бросали к твоим ногам в Риме сердца, титулы и дворцы, малопригодные к проживанию из-за своей ветхости, я невольно жду того же самого и в Англии.
Астара лукаво улыбнулась, и на ее щеках появились прелестные ямочки.
– Ха-ха, малопригодные к проживанию – самое подходящее слово для большинства из тех дворцов! – воскликнула она. – А еще, как я подозреваю, желание жениться на мне объяснялось тем, что молодые люди ожидали получить за мной большое приданое.
– То же самое можно сказать и про тех поклонников, что осаждали тебя в Париже!
– Французы способны на удивительную проницательность, когда дело касается денег, – помрачнев, заметила Астара.
Сэр Родерик засмеялся.
– Как бы то ни было, я приложу все старания, чтобы ты вышла замуж за англичанина. А еще мне хочется думать, что ты когда-нибудь поселишься здесь, в Уорфилд-хаузе, и после моей смерти твои дети будут играть на лужайках парка и бегать по картинной галерее.
– Пожалуйста, дядюшка, не нужно говорить о смерти! – взмолилась Астара. – Пусть этого не случится еще много-много лет! Вы ведь знаете… как мне будет тяжело… вас потерять. Вы ведь один у меня… вся моя семья – это вы!
Ее голос чуть дрогнул, и опекун понял, что девушка невероятно тоскует без отца и матери.
Оглядываясь на то, теперь уже давнее время, когда он видел в последний раз вместе всю их маленькую семью, сэр Родерик подумал, что никогда за свою жизнь не встречал более счастливых людей. И в самом деле, мало кто из мужчин и женщин способен был так любить друг друга, как любили отец и мать Астары. Вероятно, поэтому они и умерли одновременно, так что не осталось ни вдовы, ни вдовца с навеки разбитым сердцем, ни горечи разлуки. Страдала только их осиротевшая дочь Астара, и когда сэр Родерик получил от нее просьбу о помощи, он сразу же явился, готовый все оставшиеся годы своей жизни посвятить заботе о дочери своих друзей.
Его постоянно мучил один и тот же вопрос: неужели Чарльз Биверли, его самый близкий, несмотря на разницу в возрасте, друг, предчувствовал, что он и его любимая жена не вернутся из своей последней экспедиции?
Они находились в одном из горных районов Турции, когда произошло землетрясение такой сокрушительной силы, что погибли все, кто находился в его эпицентре. В живых не осталось никого, кто бы мог поведать о разыгравшейся там страшной трагедии. Незадолго до этого ужасного события родители сделали для Астары то, что оказалось впоследствии самым разумным, – назначили ей в опекуны сэра Родерика Уорфилда. Они искренне любили его, и их друг к тому же был необыкновенно богатым человек ком.
Сам сэр Родерик так никогда и не обзавелся семьей.
В молодые годы он был слишком увлечен осуществлением своих честолюбивых планов, рьяно зарабатывая состояние. К тому же мать Астары, Шарлотта, единственная женщина, которую он любил и которую готов был сделать своей женой, страстно влюбилась в Чарльза Биверли, ответившего ей пылкой взаимностью. С первых же мгновений своего знакомства, Чарльз и Шарлотта Биверли, буквально забыли обо всем на свете, увлеченные друг другом.
Человек, наделенный менее благородным характером, чем сэр Родерик, мог бы поддаться чувству ревности и горько пожалеть о том, что познакомил между собой самых дорогих для него людей, и в результате, поссорившись, потерял бы обоих. Но баронет Уорфилд был выше этого и сохранил с четой Биверли дружбу.
Чарльз всю жизнь был неутомимым путешественником и исследователем белых пятен на карте земного шара.
Шарлотта же была готова следовать за ним хоть на Луну, если бы он попросил ее об этом.
И Чарльз, и Шарлотта обожали свою Астару, увеличившую их счастье. Они никогда не считали ее обузой по той простой причине, что никогда не позволяли ей становиться таковой и мешать осуществлению их планов.
Отправляясь в очередную экспедицию, они брали ее с собой, какие бы трудности ни ожидали их впереди. К десяти годам Астара уже плавала по Нилу на дау-одномачтовом судне, как-то раз перевернулась в каноэ посреди кишащей крокодилами реки, а уж бурь на море и гроз навидалась столько, сколько не видал их бывалый мореход. Странствуя с родителями, она стала настоящей путешественницей. Ей довелось посетить такие уголки мира, где бывал мало кто из взрослых, не говоря уж о детях.
И нет ничего удивительного, что она попала под опеку сэра Родерика, уже будучи весьма разумной девушкой, знавшей и видевшей столько всего, о чем другие ее сверстницы порой даже и не подозревали.
В результате сэр Родерик пришел к выводу, что его воспитаннице требуется совсем немного – лишь умелая и деликатная шлифовка манер, которая позволила бы девушке со временем занять подобающее ей место среди цвета лондонской аристократии и дала бы гарантию, что ее редкостная и хрупкая красота получит достойное обрамление.
Сэр Родерик во многих отношениях являлся человеком широких взглядов, а благодаря огромному богатству не было в Европе города или дома, где его не ждали бы с распростертыми объятиями, не сочли бы за честь распахнуть двери перед столь достойным и всеми уважаемым человеком.
Семейство Уорфилдов по праву гордилось своей древней родословной и славными именами предков. Сэр Родерик был седьмым баронетом этого почтенного рода, уходящего корнями в глубины истории.
И без особых усилий он мог бы прибавить к этому титулу и ряд других не менее громких, поскольку правители многих стран обращались к нему за советом и впоследствии благодаря этому оказывались в выигрыше… Впрочем, такие мелочи его никогда не интересовали.
Тем не менее сэр Родерик невероятно гордился величественным дворцом и обширными землями в графстве Хартфордшир, находившимися во владении семейства Уорфилдов почти пять столетий.
Последние два года баронет посвятил поездкам по Европе, во время которых приобретал картины и другие произведения искусства, чтобы украсить ими интерьер Уорфилд-хауза.
И все-таки сэра Родерика позабавило, что Астара пленилась в Парилсе картиной «Суд Париса», принадлежащей кисти Иоганна Ван-Ахена, блестящего немецкого живописца, придворного художника императора Рудольфа П.
Хотя он и сам вполне разделял бурный восторг Астары, ведь его воспитанница так походила на этих прекрасных богинь, представших перед юным троянцем. Помимо великолепной техники, картина поражала и тонким психологизмом – художнику удалось передать уверенность каждой из трех красавиц, что «яблоко раздора» достанется именно ей.
Сэр Родерик в который раз подумал, что, помимо редкостной красоты, в облике Астары присутствует еще и нечто такое, что разительно отличает ее от всех прочих особ женского пола, которых ему доводилось встречать за свою долгую жизнь.
Это отличие он не мог бы облечь в слова, настолько неуловимо оно было, и все-таки он сознавал, что как раз именно благодаря ему мужчины безумно влюблялись в Астару с первых же мгновений знакомства.
Не приходилось сомневаться, что и Лондон не явится здесь исключением. В Лондоне все будет так же, как в Риме и Париже, и ему придется потратить немало времени и сил, чтобы отваживать как охотников за приданым, так и всяческих предприимчивых и назойливых авантюристов.
Он не делал секрета из того, что считает Астару своей приемной дочерью и именно ей предстоит через какое-то время унаследовать большую часть его богатства, а возможно, и все целиком.
Баронет пересек салон и вышел в холл, где несколько слуг были заняты распаковкой громадных сундуков, в которых прибыли в Англию сделанные на континенте покупки. И тут ему внезапно пришла в голову мысль, что богатство может стать для Астары не радостью, а проклятьем.
Сэр Родерик подозвал секретаря, присматривавшего за действиями слуг.
– Мистер Барнс, пусть два человека принесут вон ту картину в салон.
– Хорошо, сэр Родерик.
Секретарь немедля выполнил распоряжение баронета и прислал в салон двух лакеев.
Картина «Суд Париса» была довольно большим полотном в тяжелой резной позолоченной раме. Когда лакеи приложили картину к стене над камином, сэр Родерик сразу же понял, что у его воспитанницы безупречный вкус. Место для картины было действительно идеальным.
– Чудесно! Я так и знала! – радостно воскликнула девушка. – Картина прекрасно сочетается с розовым ковром и голубым потолком. Знаете, у меня такое ощущение, что она станет центральной точкой комнаты.
– Что ж, тогда ее нужно немедленно повесить на место! – улыбнулся сэр Родерик.
После этого они с Астарой долго выбирали место еще для нескольких картин. Здесь все получилось не столь удачно, как с «Судом Париса». Они никак не могли прийти к единодушному мнению, и в конце концов сэр Родерик предложил повесить полотна временно, а уж потом, приглядевшись, определить им окончательное место. На этом они и порешили.
– Дорогое дитя, мне хочется показать тебе в Уорфилд-хаузе еще очень много других занятных вещей, – сказал сэр Родерик Астаре, – а наши покупки могут немного и подождать. Очередь дойдет и до них.
Девушка улыбнулась, глаза ее сияли восторгом. Она уже начинала обнаруживать в Англии множество привлекательных особенностей и достоинств. Подобного ей не приходилось встречать в других странах.
Восемь лет Астара не была на родине и уже почти забыла, как здесь прекрасно. Об этом она и сказала своему опекуну, когда они ехали из Лондона в его родовое имение по дороге, обрамленной начинавшей зеленеть живой изгородью, около которой уже цвели примулы.
Нарциссы золотым ковром устилали лужайки парка. В саду на кустах и деревьях распускались почки.
– Все оказалось намного прелестней, чем я ожидала! – радостно восклицала Астара. – У меня и в самом деле такое ощущение, будто я приехала домой.
Сэр Родерик был очень рад, и Астара видела это.
Вечером они сидели в салоне. Глаза девушки постоянно обращались к висящей над камином картине, и опекун улыбнулся, заметив это.
– Тебе, как я вижу, не дает покоя «Суд Париса». Это навело меня на одну довольно занятную мысль.
– Какую, дядюшка? – спросила Астара.
– Я хочу, чтобы ты тоже произнесла свой приговор, только не в отношении трех красивых женщин, как делает это Парис на картине, а после того, как ты познакомишься с тремя симпатичными мужчинами!
Она с удивлением посмотрела на него, а он невозмутимо продолжил:
– Я уже говорил тебе, что после моей смерти ты станешь наследницей моего состояния. Но, как ты понимаешь, большие деньги всегда сопровождаются разного рода неприятными вещами. И особенно если дело касается юной девушки.
Он произнес это таким серьезным тоном, что Ас-тара соскользнула с софы, на которой сидела, и опустилась на колени подле его кресла.
– Тогда не давайте мне так много! – воскликнула она. – Я знаю, вы опасаетесь, что за мной станут увиваться любители легких денег. И, по-моему, было бы ошибкой создавать для них такое искушение.
– Ты права, это равнозначно тому, чтобы золотить лилию, – согласился сэр Родерик. – Ты так прелестна, моя милая, что, если бы даже была нищей цветочницей, в тебя все равно влюблялся бы каждый мужчина. Но мы с тобой достаточно разумные люди и понимаем, что большинство мужчин самым неотразимым достоинством девушки на выданье считают все-таки ее приданое.
– Мне хочется… чтобы меня любили… и без него, – тихо прошептала Астара.
– Так оно и будет, уверяю тебя, – убежденно ответил сэр Родерик. – Тебя невозможно не любить… Всякий, кто тебя видит, не способен устоять перед твоей красотой. И тем не менее я все же хочу создать надежные гарантии, чтобы, когда меня не станет, мои деньги оказались в хороших и разумных руках.
Астара промолчала, и через некоторое время опекун продолжил:
– Тебе известно не хуже, чем мне, что закон дает мужчине полный и абсолютный контроль над состоянием его жены. И поэтому нам необходимо найти такого человека, которого ты могла бы не только любить, но еще и испытывать к нему доверие и уважение.
– Вы полагаете, что это будет трудно?
– Нет, вовсе не трудно, если ты позволишь мне предложить троих претендентов на твою руку, в порядочности которых я всецело уверен.
Астара сначала притихла и чуть нахмурилась, а потом осторожно поинтересовалась:
– А вы не станете… настаивать, чтобы я… вышла замуж за того… кого не люблю?
– Мне хочется, чтобы ты нашла такое же счастье, какое довелось познать твоим родителям, – серьезно ответил сэр Родерик. – Впрочем, не любить твою мать было просто невозможно, выше человеческих сил.
Его голос слегка дрогнул, и он замолчал, охваченный нахлынувшими воспоминаниями. Астара почувствовала это и тихонько спросила:
– Вы сильно любили мою маму? Да, дядя Родерик?
– Я больше никогда и никого не любил,-просто ответил сэр Родерик, – вот почему я без всяких колебаний готов посвятить тебе всю свою оставшуюся жизнь. Какой бы ты ни была, все равно ты – дочь своей матери.
Он с нежностью дотронулся ладонью до золотых волос Астары.
– Но ты должна знать, что я люблю тебя саму, а не только как дочь Шарлотты, и постараюсь найти тебе в мужья человека, который мог бы позаботиться о тебе так же, как и я сам.
– И кого же вы… предлагаете? – тихо спросила Астара.
– Троих моих племянников, – ответил сэр Родерик.
– Ваших племянников? – эхом повторила Астара. – Должно быть, это очень невежливо и достаточно глупо с моей стороны, но я никогда не спрашивала вас о вашей семье. Мне как-то не приходило это в голову. Я почему-то всегда считала вас одиноким человеком.
– Абсолютно правильно, так оно всегда и было, – согласился сэр Родерик. – Я ценил свою независимость. Мне нравилось разъезжать по свету и чувствовать себя совершенно свободным, отдавать все свои силы делам, и, как тебе известно, я делал это вполне успешно и с немалой прибылью. – Он улыбнулся, довольный собственными достижениями. – Но родственники у меня все-таки есть, и среди них трое замечательных молодых людей. Они тоже Уорфилды. Вот им я и готов доверить самое свое большое и драгоценное из сокровищ – тебя!
Астара положила голову ему на колени.
– Вы опять огорчаете меня, – запротестовала она. – Ну зачем вы всё время твердите о том, что умрете и оставите меня одну?! Мне так хорошо с вами, дядя Родерик, и совсем не хочется выходить замуж. Я даже не думаю об этом…
– Тебе уже девятнадцать, – серьезно ответил сэр Родерик, – и я никак не могу допустить, чтобы ты coifferSainte Catherine.
Это французское выражение означало «стать старой девой». Астара засмеялась.
– Я, разумеется, не думаю, что это возможно, – сказал сэр Родерик, прежде чем она успела возразить ему, – но нам не мешает принять кое-какие меры предосторожности. Так вот, прежде чем отправляться с тобой в Лондон, где тебя, вне всяких сомнений, ждет молниеносный и оглушительный триумф, как это уже случилось в Риме и Париже, мне хочется познакомить тебя с моими племянниками.
– Конечно же, я познакомлюсь с ними, – вежливо согласилась Астара, – но скажите, дядя Родерик, неужели мне и вправду придется вручить одному из них яблоко, да притом еще и золотое?
– Окончательный результат твоего суда мы предоставим определить судьбе, -улыбнувшись, ответил сэр Родерик. – К тому же мне будет любопытно и забавно посмотреть, как мои любезные племянники ответят на те письма, которые я им напишу.
– Прежде всего, дядя, расскажите мне о них хотя бы немного, – взмолилась Астара. – Вы заставляете меня нервничать.
– Ну, для этого нет ни малейших оснований, моя милая, – поспешил успокоить девушку сэр Родерик. – А тебе впредь не мешает быть более снисходительной к причудам старика… Хотя может статься, что мы с тобой по-разному смотрим на одни и те же вещи.
– Мне еще раз хочется услышать от вас обещание, – робко попросила Астара, – что мне не придется… выходить замуж… если этому человеку не будет отдано мое… сердце.
– Это я обещаю тебе твердо, – заявил сэр Родерик. – Впрочем, возможно, ты мне не поверишь, но у меня явственное предчувствие, более того, я совершенно уверен, что в одном из моих племянников – а все они невероятно хороши собой – ты найдешь того, кого само Провидение предназначило тебе в мужья.
Астара ничего не ответила. Понимая, чего она ждет, сэр Родерик сказал:
– По портретам моего отца ты можешь понять, что он был настоящим красавцем.
– Как ивы, – быстро добавила Астара.
– Что ж, не скрою, в молодости я тоже был довольно привлекательным, – охотно согласился сэр Родерик, – и об этом мне говорили многие прелестные дамы. Но три моих младших брата ничем мне не уступали. И вообще, если мы отправлялись куда-нибудь вчетвером, все внимание окружающих доставалось исключительно нам.
– Ах, если бы я знала вас тогда! – воскликнула Астара. – Тогда бы вы скорее всего женились на мне и не влюбились бы в мою маму!
Сэр Родерик ласково дотронулся до ее щеки:
– По-видимому, кто-то из предков оставил нам, Уорфилдам, в наследство неуемное честолюбие и стремление к успеху. Выходящие порой за пределы здравого смысла и доставляющие нам немало хлопот.
– Так, значит, это честолюбие побудило вас добиться такого огромного богатства? – улыбнулась Астара.
– Несомненно! – подтвердил сэр Родерик. – Я горел неутолимым желанием испытать свои силы и доказать всему миру, что мои мозги устроены лучше, чем у прочих людей. По-другому я просто не умел.
Он издал короткий смешок и заявил:
– Всякий раз, добившись очередного крупного финансового успеха, я казался себе павлином, распускающим хвост и хвастающимся, что он лучше всех.
Астара взглянула ему в лицо и засмеялась.
– Я прекрасно понимаю, что вы при этом испытывали. Должно быть, это казалось вам… очень забавным и увлекательным!
– Моих братьев снедало такое же честолюбие, – заметил сэр Родерик. – Джордж – он лишь на год младше меня – избрал своей стезей политику; он перебрался из палаты общин в палату лордов, стал графом Уэлдамом и был назначен генерал-губернатором Ирландии.
– И вправду большой успех! – воскликнула Астара.
– Его сын Уильям, виконт Илвертон, – продолжал сэр Родерик, – уже вполне успешно проявил себя среди придворных франтов и щеголей.
Астара замерла, устремив огромные глаза на лицо сэра Родерика.
– Уильям, – медленно проговорил он, – добился немалых успехов в самых разных видах спорта. Мне нет нужды говорить тебе, что он невероятно хорош собой, и, пожалуй, нет холостяка, за которым бы еще с таким усердием и рвением охотились мамаши из Сент-Джеймса.
Нежно взглянув на Астару, он добавил:
– Став женой Уильяма, ты получишь королевские почести, и мне трудно представить себе двух человек, которые так подходили бы друг другу, как вы, по своему внешнему облику.
Астара перевела взгляд на картину над камином.
– У Париса был выбор из трех богинь, – напомнила она. – Вы предложили мне Аполлона… Кто же следующий?
– Мой брат Марк, лорд Уорфилд, является в настоящий момент лорд-канцлером Англии, – ответил сэр Родерик.
– О, уж он-то определенно удовлетворил свое честолюбие! – воскликнула Астара. – Насколько мне известно, в правительстве это самая высокая должность, за исключением премьер-министра.
– Я ничуть не сомневаюсь, что Марк голову склоняет лишь перед королем, – подтвердил сэр Родерик. – Он еще в молодости отличался неутомимым трудолюбием. Но при этом ему еще достался в наследство дар красноречия. Он-то и помог ему вознестись на такую высоту.
– А его сын?
– Лайонел – офицер, и, как полагаю, ловок и галантен. Кажется, ему скоро исполнится двадцать шесть лет. Совсем в юном возрасте ему представилась возможность испытать себя на поле брани, в битве при Ватерлоо. И он не посрамил чести Уор-филдов. Сам герцог Веллингтон вручил ему награду за храбрость!
– А он тоже красив? – поинтересовалась Астара.
– Говорят, когда он надевает мундир, ни одна женщина не может смотреть на него равнодушно… А принц-регент, который, как известно, любит, чтобы его окружали самые видные и красивые придворные, постоянно приглашает Лайонела и Уильяма к себе в Карлтон-хауз.
– Вы рисуете такие волнующие картины! – смеясь, воскликнула Астара. – Жалко только, что словами, а не кистью и маслом на холсте. Это было бы еще более впечатляющим!
– Обычно портреты оказываются крайне обманчивыми, – возразил сэр Родерик. – Кстати, это напомнило мне вот что-я хочу заказать твой портрет. Трудность состоит лишь в том, чтобы решить, кто из английских художников сможет по-настоящему оказаться на высоте и изобразить тебя такой, какая ты есть.
– У меня вовсе нет ни малейшего желания просиживать по шесть часов, позируя художнику. Ведь в это время я могла бы скакать рядом с вами на лошади по парку или танцевать с красавцами Уильямом или Лайонелом!
Тут ее осенило, и она воскликнула:
– Дядя Родерик, нам нужно устроить бал! Подумайте, как это будет чудесно! И знаете что? В Париже вы танцевали намного лучше, чем все мои молодые партнеры.