Хозяин дома несколько секунд пристально смотрел ей в лицо, и она потупилась. Тогда полковник уселся верхом на стул, положив руки на его спинку.
— Ну рассказывайте, что тут происходит, — сказал он. — С первого взгляда совершенно ясно, что вы тут устраиваете какой-то заговор.
— Именно это мы и делаем, — подтвердил граф, после чего еще раз коротко обрисовал ситуацию.
Полковник Беркли громко захохотал.
— Говорите после этого о челтнемских спектаклях! — сказал он. — Дорогой мой Тальбот, чувствую, что вы еще будете писать пьесы для моего театра!
— Для вас в этой пьесе роли нет, — парировал граф. — Все сосредоточено на Жизели. Ей надо убедить Джулиуса в том, что она — богатая наследница, в качестве которой она и будет ему представлена. Тогда он перестанет преследовать мисс Клаттербак и сосредоточит свое внимание на йоркширских миллионах, которые будет рассчитывать отправить в свой бездонный карман.
— Отказаться от верного дела ради миража? — проговорил полковник. — Определенно, дорогой мой Тальбот, здесь есть материал для неплохого первого акта. Однако гораздо важнее, что произойдет в двух последующих.
— В пьесе, которую мы хотим поставить, важнее всего, чтобы Джулиус не успел совершить решительного шага, — возразил на это граф Линдерст.
— Тут я с тобой полностью согласен, — поддержал его капитан. — Когда я уезжал из Лондона, все ждали, что помолвка вот-вот будет объявлена.
— Есть слабый шанс, что Джулиус настолько хитер, что просто решил напугать тебя, Тальбот, предполагаемым браком, чтобы ты еще раз заплатил его долги. Он уже так поступал, — напомнил полковник.
— Но я не имею намерения это делать! — резко сказал граф.
— Тогда Жизель должна быть очень достоверной, — ответил полковник. — От нее одной зависит успех этой затеи.
Он снова посмотрел на нее так пристально, что девушка почувствовала сильное смущение. От нее не укрылось и то, что, говоря о ней, он называет ее по имени. Однако она поспешила напомнить себе, что, став служанкой, не может ожидать иного обращения со стороны джентльменов.
— Ну же, Фиц, — поторопил его граф, — тут-то нам и понадобятся твои советы специалиста!
— Хорошо, — ответил полковник Беркли, вдруг став серьезным. — Если Жизели предстоит стать богачкой, то пусть она лучше будет ч вдовой. Тик не появится опасений относительно родственников, которые, несомненно, постарались бы не допустить, чтобы Джулиус имел с ней дело. А еще это позволит ей остановиться В ЭТОМ доме даже при отсутствии компаньонки.
— Лучше сделать ее дальней родственницей, — подсказал Генри Сомеркот. — Иначе вы понимаете, как будет истолковано ее присутствие в Немецком коттедже в качестве гостьи.
Три мужчины многозначительно переглянулись, но граф заметил, что Жизель явно не поняла смысла этих слов.
— Если я буду вдовой… — сказала она, — то он может задавать вопросы о моем… муже.
— Воспоминания о его смерти будут настолько тяжелы для вас, что вы не пожелаете об этом говорить, — ответил полковник. — И, бога ради, не забудьте, что вам понадобится обручальное кольцо!
Его слова зазвучали резко. Граф и его молодой друг знали, что причиной такой перемены в настроении полковника была мысль о его собственном незаконном рождении.
Дело, которое слушалось в палате лордов четыре года назад, в 1812 году, вызвало в обществе настоящую сенсацию. Мать Фица привлекла все возможные доказательства, чтобы подтвердить, что он был рожден в законном браке. Однако палата лордов приняла решение, что шестым графом Беркли на самом деле является младший брат полковника, Мортон.
Такое решение заставило полковника нести себя еще более неуемно и вольно, чем раньше. Широкая огласка, которую получило их дело, мучительное унижение, пережитое его матерью, сенсационное разбирательство, которое длилось четыре месяца и выставило на всеобщее обозрение все детали частной жизни их семьи — все это оставило свой след. Полковник испытывал немалую враждебность по отношению к обществу и не пропускал случая бросить ему вызов.
Он не признавался в том, что пережил унижение, но рубцы на его сердце остались навсегда.
— Жизели понадобится не только обручальное кольцо, — сказал граф, переводя разговор с неприятного момента, — но и модные дорогие наряды.
— Да, конечно, — согласился полковник, заговорив совершенно иным тоном. — И вот тут я смогу вам помочь. Мадам Вивьен, которая шьет костюмы для моих театральных постановок, — просто гений портновского искусства. А еще она не будет болтать, что очень важно. Иначе весь Челтнем будет знать, что Жизель получает приданое в театральной костюмерной.
— А как насчет прислуги? Особенно если она будет жить здесь? — спросил Генри.
Полковник бросил на него презрительный взгляд.
— Не думаете ли вы, что кто-то из работающих на меня людей осмелится сплетничать о ком-то из моих гостей или вообще о чем-то, что происходят в этом доме?
Сделав небольшую паузу, он внушительно добавил:
— Посторонние могут сплетничать обо мне как угодно, но, уверяю вас, все, что происходит в любом принадлежащем мне доме, остается сугубо частным делом. Хотя, конечно, повсюду есть любопытные дураки, которые готовы думать самое плохое.
— Никаких слухов о Жизели быть не должно! — твердо сказал граф. — Пригласите сюда эту мадам Вивьен. Девушку надо одеть так, как подобает богатой наследнице. Но в то же время не слишком вызывающе, респектабельно, как должна выглядеть вдова из Йоркшира.
— Вы уже придумали ей фамилию? — осведомился Генри.
Наступило молчание. Трое мужчин погрузились в раздумья. Первым заговорил полковник:
— Бэрроуфилд вполне подойдет. Помню, так звали одного персонажа пьесы, в которой я впервые играл на сцене. Он был родом из Йоркшира. А может, это был не «он», а «она»— я запамятовал.
— Прекрасно, — согласился граф. — Жизель станет миссис Бэрроуфилд, вдовой сквайра из Йоркшира, который заработал миллионы на продаже шерсти.
— Пусть ее мать будет моей дальней родственницей, — предложил полковник. — Тогда не придется объяснять разницу в фамилиях.
Внезапно Жизель осознала, что именно планируют предпринять джентльмены, и испуганно пролепетала:
— Пожалуйста, не затевайте этого! Я… боюсь за это браться! Что, если я вас подведу? А что, если… меня разоблачат?
— Тогда Джулиус женится на мисс Клаттербак, — ответил Генри, опередив остальных. — И так или иначе ничего особо страшного не произойдет. Миссис Бэрроуфилд сможет снова исчезнуть, уехав в свой родной Йоркшир.
Хотя ответил Жизели капитан, она продолжала смотреть на графа, и тот прочел в ее взгляде мольбу о помощи и поддержке.
— У тебя все прекрасно получится! — решительно сказал он. — И, по правде говоря, тебе ничего особенно и делать не надо. Я не сомневаюсь, что Джулиус явится ко мне с визитом, как только услышит от Генри, что в одном со мной доме остановилась богатая наследница. Вас друг другу представят, и он каким-то образом — тут уж придется смотреть по обстоятельствам — предложит проводить тебя к источнику. А после нескольких подобных встреч он, возможно, пригласит тебя пообедать с ним.
Еще не договорив, граф почувствовал, что эта мысль пугает Жизель, однако сказал себе, что это не важно. Главное, что благодаря его плану можно было решить как его собственную проблему и хорошенько проучить Джулиуса, так и проблему относительно денег для операции брата Жизель.
— У меня идея! — сказал полковник. — Кингли, мой управляющий, хранит коллекцию драгоценностей, которые я использую для моих постановок.
Туг он посмотрел на Жизель и, словно почувствовав, как ее пугает мысль о том, что ей придется надеть дорогие украшения, добавил:
— Камни в них исключительно полудрагоценные: гранаты, аметисты… Кажется, есть и небольшая нитка жемчуга. Было бы странно, если бы у богатой наследницы не оказалось совершенно никаких украшений.
— Да, конечно, — согласился граф. — Право, Фиц, без вашей помощи мы с нашим спектаклем не справимся. Как вы считаете, сколько времени понадобится мадам Вивьен, чтобы подготовить Жизель к выходу на сцену?
— Думаю, это можно будет сделать практически немедленно, — беззаботно заявил полковник. — Поскольку я понимаю всю срочность дела, я сам к ней схожу и попрошу немедленно прийти сюда. У нее наверняка найдется несколько готовых платьев — по крайней мере столько, что Жизель сможет совершить первый выход.
Улыбнувшись, он добавил, обращаясь к девушке:
— Какой ответственный момент! Вы должны вызвать интерес у зрителей и удерживать его до конца пьесы.
Жизель чуть заметно содрогнулась, и он укоризненно сказал:
— Нет-нет! Никаких страхов перед началом спектакля! Я никогда не разрешаю моим актерам бояться. Я требую только одного: чтобы они знали свои роли и точно выполняли то, что я им говорил.
— Но… мне потому и страшно, что я… не знаю… роли, — прошептала Жизель.
— Предоставьте все мне, — великодушно сказал полковник. — Я буду вашим постановщиком, Жизель. И могу вас уверить, что у меня в этом немалый опыт.
— Я предпочла бы… предоставить это… его милости, — тихо сказала Жизель.
Граф невольно почувствовал радостное торжество из-за того, что она предпочла довериться ему, а не полковнику. Но если это и было мягкой попыткой поставить полковника Беркли на место, тот не обратил на это внимания.
— Ну конечно, — согласился он. — Это ведь пьеса Тальбота, так что я не стану портить его драматичный сюжет. Но в то же время я беру на себя роль ведущего спектакль. И, скажу вам откровенно и без ложной скромности, я чертовски хорошо умею это делать!
— Мы все это знаем, Фиц, — подтвердил граф. — Но только не пугайте Жизель. Я уверен, что она еще никогда не делала ничего похожего, так что ей придется нелегко.
— Кто знает, может, мы найдем в ней новое дарование на уровне миссис Сиддонс! — заметил полковник Беркли.
— Или даже на уровне Марии Фут, — лукаво заметил Генри.
Полковник вопросительно посмотрел на него, и он добавил:
— Я видел ее в «Роланде для Оливера». По-моему, она была превосходна!
— Они очень красива, — самодовольно проговорил полковник, словно в этом была его заслуга.
— Жизель вполне справится с ролью миссис Бэрроуфилд, — сказал граф, — а большего нам сейчас от нее и не нужно. Поспешите, Фиц, и разыщите для меня мадам Вивьен. А ты, Генри, иди и попробуй выяснить, где остановился Джулиус.
— Он остановился в «Плуге», а мисс Клаттербак — в «Лебеде».
— Тогда будем надеяться, что нам удастся разлучить их окончательно.
Генри Сомеркот оперся на изножье кровати, в которой лежал граф.
— И что именно я должен ему сказать? Граф немного подумал, а потом медленно проговорил:
— Скажи ему, что заходил повидаться со мной и что я пребываю в добром здравии. А потом начни петь дифирамбы хорошенькой богатой вдове, которая тоже живет в Немецком коттедже.
Сделав паузу, он добавил:
— Я думаю, надо сделать еще одну вещь. Когда у Жизели будет такая возможность, ей следует сказать, что она выехала из Йоркшира в сопровождении немолодой тетки, которая, к несчастью, заболела и должна была задержаться в Лондоне, но позже присоединится к ней здесь.
— Прекрасная мысль! — одобрил полковник и сказал наставительно:
— Всегда надо, чтобы у персонажей существовали убедительные причины для всех их поступков и обстоятельств. Такая достоверность должна служить основой любой пьесы.
— А потом? — спросил Генри, напоминая графу, что его роль еще до конца не определена.
— Небрежно так скажешь, что намерен еще раз зайти ко мне ближе к вечеру, и предложи ему отправиться вместе с тобой…
Тут граф прервал свои распоряжения и обратился к полковнику Беркли:
— Мадам Вивьен сможет подготовить Жизель настолько быстро? У нее ведь должно найтись хотя бы одно платье, которое придется ей впору?
— Думаю, их будет несколько десятков, — ответил тот. — И каждое будет к лицу очаровательной Жизели. Предоставьте все мне. Тальбот. Я сейчас же отправляюсь к мадам Вивьен. А перед тем как уйти, переговорю с Кингли.
— Я иду с вами, — сказал Генри. — Уверен, что нам с вами надо обсудить еще очень много важных деталей для этой постановки.
— Я вас подвезу, — с улыбкой пообещал полковник. — Мой фаэтон ждет у дверей.
— Спасибо, — отозвался Генри. — Главный недостаток вашего города, полковник, это то, что В НЕМ приходится слишком много ходить пешком!
— Любой врач подтвердит вам, что это очень полезно для здоровья, — ответил покровитель Челтнема.
— И я ничуть не сомневаюсь в том, что вы ищете способ заставить приезжих платить за каждый сделанный ими шаг! — рассмеялся Генри.
Двое заговорщиков вышли из комнаты. Граф молча смотрел на Жизель, ожидая, что она скажет.
Он знал, что девушка испытывает немалую тревогу. А еще ее выразительные глаза сказали ему, что ей все еще не верится, что все слышанные ею планы — это не пустая фантазия, которая никогда не будет воплощена в жизнь.
Она подошла к его кровати и остановилась в ногах, так напряженно уцепившись за резной столбик балдахина, словно боялась упасть.
— Не бойся, Жизель, — мягко проговорил граф. — Сейчас я напишу тебе чек на пятьдесят фунтов, которые тебе так необходимы.
— Это слишком щедро! — сказала она. — Я уверена, что это слишком много!
— Если ты так считаешь, то можешь спросить у полковника, сколько он платит актерам-любителям, которые участвуют в его постановках, — ответил граф. — Ты убедишься в том, что он платит им подобную сумму за неделю. А поскольку я предвижу, что этот маскарад может продлиться и десять дней, и даже дольше, то на самом деле ты достаешься мне очень дешево.
Заметив, что все еще не убедил ее, он добавил:
— Ты, похоже, не слышала историю об Эдварде Кине, которому в Челтнеме заплатили пятьдесят фунтов за утренний спектакль, за дневной в Тьюксбери — еще пятьдесят, а вечером в Глостере еще такую же сумму, так что он за день заработал сто пятьдесят фунтов.
— Но я же… не Эдвард Кин. Граф улыбнулся:
— Надо ли говорить очевидное?
— Вы делаете все это… чтобы… меня спасти, милорд, — неуверенно сказала Жизель.
— Конечно, это одна из причин, по которой я предложил такой план, — признал граф. — Но, как ты прекрасно понимаешь, есть и другая причина: я не хочу, чтобы моей близкой родственницей стала дочь ростовщика.
— А если… мистер Линд мною… не заинтересуется? Вдруг я не в его вкусе?
— А я и не говорил о том, что ты должна заинтересовать его как женщина, — ответил, граф. — Но вот состояние, которое ты якобы имеешь, несомненно, должно его заинтересовать. Капитан Сомеркот не преувеличивал, говоря, что во время этого лондонского сезона Джулиус преследовал всех богатых невест, прилагая все возможные усилия, чтобы жениться на одной из них.
Граф подумал, не следует ли ему рассказать Жизели о том, как Джулиус пытался скомпрометировать одну из девушек и как ему пришлось спасаться по водосточной трубе. Однако он сказал себе, что это только испугает ее, хотя она скорее всего и не поймет всего, что крылось за такой попыткой.
По мнению графа, главная проблема заключалась в том, поверят ли люди тому, что Жизель была замужем.
В ней очень заметно ощущались юность и невинность — такие качества, которых граф не встречал среди женщин, с которыми флиртовал и обществом которых наслаждался до своего ранения.
В своем простеньком синем платье она сейчас казалась именно тем, кем была: юной девушкой, которая не понимает жизни и ничего не подозревает о всех подводных течениях и интригах аристократического общества.
Однако он сказал себе, что единственной альтернативой его плану было то, что предложила сама Жизель, а сама мысль об этом была ему нестерпима.
Прибегнув к своему самому решительному тону, которому все окружающие всегда безусловно повиновались, граф Линдерст сказал:
— Спустись вниз, Жизель, и передай мистеру Кингли, что я прошу у него банкнотов на сумму пятьдесят фунтов. Скажи ему, что я приготовлю чек на эту сумму, который он может забрать у меня в любое удобное для него время.
Завтра о самого утра ты можешь отнести эти деньги мистеру Ньюэлу и договориться относительно операции на четверг.
Жизель прерывисто вздохнула, и на мгновение в ее глазах вспыхнула радость. А потом она сказала:
— Если я вас подведу… Если мистер Линд мною не заинтересуется… Я верну вам эти деньги.
— Если ты будешь со мной спорить, — ответил граф, — то у меня резко, ухудшится состояние, и Ньюэл вообще никого не будет оперировать: он будет выхаживать меня! Ради бога, девочка, прекрати придумывать возражения и выполняй то, что я тебе приказываю!
В его голосе звучало раздражение. Жизель подошла чуть ближе и сказала:
— Извините… меня, ваша милость. Я заставила вас рассердиться, а мне вовсе не хотелось это сделать. Я вам благодарна… так благодарна, что и сказать не могу.
— Тогда вырази свою благодарность тем, что постарайся как можно лучше сыграть роль, которая должна даться тебе совсем легко: ведь это роль леди, которой ты являешься и по рождению, и по воспитанию.
— Но по роду занятий я — служанка, — грустно улыбнулась Жизель.
— Я считаю тебя моей сиделкой, — ответил граф. — И какой бы ты великолепной ни стала в твоих новых нарядах, сколько бы балов и ассамблей ни посещала в роли миссис Бэрроуфилд, ты по-прежнему будешь делать мне перевязки и в свободное время выполнять все мои желания.
— Вы же знаете… что я охотно буду это делать, милорд, — тихо сказала Жизель. — И… пожалуйста… разрешите мне еще раз поблагодарить вас!
Ее голос звучал необычайно нежно, а в глазах появилось такое выражение, какого прежде граф никогда не видел. Однако, зная, как надо с ней обращаться, и испытывая непонятное ему самому нежелание ответить ей прямо, он резко сказал:
— Я не, позволю тебе пренебрегать моими удобствами!
— Этого никогда не случится, — пообещала Жизель. — Вот и сейчас, милорд, вам необходимо отдохнуть.
— Я буду отдыхать при условии, что меня не оставят в неведении относительно того, что будет происходить. Когда появится мадам Вивьен, я хочу ее видеть. Я сам намерен пояснить ей, что нам понадобится. И платья для тебя я тоже буду выбирать сам, каждое!
— Да, конечно, — согласилась Жизель. И тут ей в голову пришла новая мысль, заставившая ее тревожно спросить:
— И вы сами будете за них… платить, ваша милость?
— Конечно, я за них заплачу! — непререкаемым тоном заявил граф. — И не вздумай со мной спорить, Жизель. Нельзя поставить театральный спектакль, не затратив денег. Могу тебя уверить, что, какую бы сумму я ни потратил, она будет ничтожной по сравнению с тем, во что обошелся мне Джулиус в одном только прошлом году, не говоря уже о том, сколько мне пришлось выкладывать в предыдущие годы.
— Как это он может тратить так много денег? Что он на них покупает? — недоуменно спросила Жизель.
— Если бы я мог сказать «на лошадей», что соответствовало бы истине, говори мы о полковнике, который тратит на них целые состояния, я бы еще считал, что это можно хоть как-то извинить, — ответил ей граф. — Но деньги Джулиуса уходят на вино и порочных женщин. И, конечно, на азартные игры.
— Как глупо!
— Ты права: очень глупо — и очень дорого обходится.
— Никогда не могла бы восхищаться человеком, который увлечен азартной игрой, — задумчиво проговорила Жизель. — Это кажется мне таким бессмысленным: ставить деньги на карту… особенно если вы не можете себе этого позволить.
— А как насчет остальных пороков? — поинтересовался граф. — Женщин, например?
К его глубокому изумлению, Жизель покраснела и опустила глаза, которые только что открыто смотрели ему в лицо.
— В некоторых… случаях, — сказала она жестким тоном, которого прежде граф от нее не слышал, — такое поведение… совершенно непростительно.
Жизель встала и направилась к двери. — Я скажу дворецкому, чтобы он провел к вам мадам Вивьен, когда она придет, а пока отдыхайте, милорд, — сказала она и ушла. Граф изумленно смотрел ей вслед. Оказывается, среди прочих тайн этой девушки была одна, связанная с тем родом женщин, о которых он только что упомянул. Жизель была явно выведена из равновесия.
Графу пришло в голову, что, возможно, ее отец оставил свою семью без всяких средств к существованию из-за любовницы, которая оказалась для него привлекательнее семейной жизни.
Да, возможно, дело было именно в этом. Но тогда непонятно, почему нужна была такая скрытность. Подобные ситуации встречались чуть ли не на каждом шагу, и обычно брошенная семья достаточно громко выражала свое вполне законное негодование по поводу выпавшей на их долю участи.
Тайны. Все новые и новые тайны!
Граф чувствовал, что ни на шаг не приблизился к их разгадке. Сейчас он знал о Жизели не больше, чем в первый день, когда она заинтересовала его тем, что была столь явно истощена от недоедания.
Ну теперь она уже больше не голодала. Да и ее родные хоть и не живут в роскоши, но тоже не сидят впроголодь благодаря тому, что она зарабатывает фунт в неделю и к тому же приносит для них еду с его стола.
А теперь ее брату можно будет сделать операцию, и, зная золотые руки мистера Ньюэла, можно было не сомневаться, что он поставит мальчика на ноги.
«Наверное, я все-таки понемногу что-то о ней узнаю», — сказал себе граф.
Ему вспомнилось, насколько легче было получать информацию о противнике во время военных действий — несравненно легче, чем разгадывать секреты его таинственной служанки! На него работали шпионы, приносившие ему известия обо всем, что он хотел узнать, он мог допрашивать пленных… Было и еще немало способов добывать сведения, благодаря которым он был самым хорошо информированным командиром на всем Перинейском полуострове.
Несмотря на то, что ему надо было обдумать множество разных вещей, после легкого ленча граф действительно задремал и, вздрогнув, проснулся только тогда, когда дворецкий ввел к нему в спальню мадам Вивьен.
Эта подвижная француженка во время войны тщательно скрывала свою национальность, но теперь была готова объявить ее всему свету.
Граф выяснил, что мадам Вивьен работала на полковника с самой первой пьесы, которую тот поставил. Приглашая ее к графу, он уже рассказал модистке, что именно от нее потребуется, и теперь она сообщила, что привезла с собой все свои готовые платья, а также шляпки и шали к ним. Кроме того, она захватила рисунки для других нарядов и образцы тканей, чтобы можно было заказать новые платья специально для Жизели.
Папки с рисунками и образцами материй были разложены по кровати, а мадам Вивьен предложила, чтобы они с Жизелью ушли в другую комнату, где девушка могла бы переодеться в одно из привезенных для нее платьев.
— Насколько я понимаю, милорд, — проговорила модистка, не пытаясь скрыть своего акцента, — сегодня — особый день, и вечером должен прийти особый джентльмен, ради которого мадам Бэрроуфилд должна выглядеть как можно лучше.
Граф с Жизелью не сразу сообразили, на кого мадам Вивьен намекает.
Потом мадам Вивьен увлекла Жизель за собой в соседнюю комнату, а граф остался просматривать рисунки туалетов. Большинство из них он счел слишком театральными и вызывающими для нежной и спокойной Жизели, считая, что в подобных нарядах она будет походить на воробышка в павлиньих перьях.
Однако вскоре потрясенному графу пришлось полностью изменить свое мнение.
Он уже. начал гадать, что могло так долго происходить в соседней комнате, где уединились модистка и Жизель, и собирался вызвать Бэтли и отправить его за ними со словами, что он устал ждать… и тут открылась дверь и в спальню вошла мадам Вивьен.
— Я нарядила мадам Бэрроуфилд, — сообщила она графу, — так, как мне приказал месье полковник. Надеюсь, милорд, что вы одобрите результат.
Она взмахнула рукой, и в комнату медленно вошла Жизель, которая до тех пор стояла за дверью, словно это были кулисы настоящего театра.
Граф мог только смотреть на нее в немом изумлении.
Мадам Вивьен получила от полковника Беркли подробные инструкции и совершенно точно выполнила их.
Теперь Жизель выглядела старше своих девятнадцати лет, и фигура ее казалась более пышной. Но что стало для графа самой большой неожиданностью, это то, что она оказалась настолько красивой.
Секунду он не мог понять, что именно могло так радикально изменить ее внешность, но уже через мгновение ему все стало понятно.
Мадам Вивьен умело наложила на лицо Жизели модную косметику, к которой прибегали все светские дамы. Конечно, на них она была не настолько яркой, как на тех, кто появлялся на театральных подмостках: благородные дамы пользовались краской очень осторожно и весьма умело. Только теперь граф понял, почему лицо Жизели — за исключением ее необычайно больших, ярких и выразительных глаз — всегда казалось ему бледным и неинтересным.
Она не пользовалась никакой косметикой по той простой причине, что не могла себе позволить расходовать па нес деньги.
Теперь ее нежная кожа буквально светилась, словно драгоценный жемчуг. На щеках лежал легкий румянец, скрадывавший впадинки у нее под скулами. Глаза ее, окруженные очень длинными, темными и шелковистыми ресницами, казались еще более яркими, чем обычно.
Изящный изгиб ее губ был чуть тронут специальным карминовым составом, а волосы уложены на голове в виде короны, с локонами, спускавшимися по обе стороны ее личика.
— Ну рассказывайте, что тут происходит, — сказал он. — С первого взгляда совершенно ясно, что вы тут устраиваете какой-то заговор.
— Именно это мы и делаем, — подтвердил граф, после чего еще раз коротко обрисовал ситуацию.
Полковник Беркли громко захохотал.
— Говорите после этого о челтнемских спектаклях! — сказал он. — Дорогой мой Тальбот, чувствую, что вы еще будете писать пьесы для моего театра!
— Для вас в этой пьесе роли нет, — парировал граф. — Все сосредоточено на Жизели. Ей надо убедить Джулиуса в том, что она — богатая наследница, в качестве которой она и будет ему представлена. Тогда он перестанет преследовать мисс Клаттербак и сосредоточит свое внимание на йоркширских миллионах, которые будет рассчитывать отправить в свой бездонный карман.
— Отказаться от верного дела ради миража? — проговорил полковник. — Определенно, дорогой мой Тальбот, здесь есть материал для неплохого первого акта. Однако гораздо важнее, что произойдет в двух последующих.
— В пьесе, которую мы хотим поставить, важнее всего, чтобы Джулиус не успел совершить решительного шага, — возразил на это граф Линдерст.
— Тут я с тобой полностью согласен, — поддержал его капитан. — Когда я уезжал из Лондона, все ждали, что помолвка вот-вот будет объявлена.
— Есть слабый шанс, что Джулиус настолько хитер, что просто решил напугать тебя, Тальбот, предполагаемым браком, чтобы ты еще раз заплатил его долги. Он уже так поступал, — напомнил полковник.
— Но я не имею намерения это делать! — резко сказал граф.
— Тогда Жизель должна быть очень достоверной, — ответил полковник. — От нее одной зависит успех этой затеи.
Он снова посмотрел на нее так пристально, что девушка почувствовала сильное смущение. От нее не укрылось и то, что, говоря о ней, он называет ее по имени. Однако она поспешила напомнить себе, что, став служанкой, не может ожидать иного обращения со стороны джентльменов.
— Ну же, Фиц, — поторопил его граф, — тут-то нам и понадобятся твои советы специалиста!
— Хорошо, — ответил полковник Беркли, вдруг став серьезным. — Если Жизели предстоит стать богачкой, то пусть она лучше будет ч вдовой. Тик не появится опасений относительно родственников, которые, несомненно, постарались бы не допустить, чтобы Джулиус имел с ней дело. А еще это позволит ей остановиться В ЭТОМ доме даже при отсутствии компаньонки.
— Лучше сделать ее дальней родственницей, — подсказал Генри Сомеркот. — Иначе вы понимаете, как будет истолковано ее присутствие в Немецком коттедже в качестве гостьи.
Три мужчины многозначительно переглянулись, но граф заметил, что Жизель явно не поняла смысла этих слов.
— Если я буду вдовой… — сказала она, — то он может задавать вопросы о моем… муже.
— Воспоминания о его смерти будут настолько тяжелы для вас, что вы не пожелаете об этом говорить, — ответил полковник. — И, бога ради, не забудьте, что вам понадобится обручальное кольцо!
Его слова зазвучали резко. Граф и его молодой друг знали, что причиной такой перемены в настроении полковника была мысль о его собственном незаконном рождении.
Дело, которое слушалось в палате лордов четыре года назад, в 1812 году, вызвало в обществе настоящую сенсацию. Мать Фица привлекла все возможные доказательства, чтобы подтвердить, что он был рожден в законном браке. Однако палата лордов приняла решение, что шестым графом Беркли на самом деле является младший брат полковника, Мортон.
Такое решение заставило полковника нести себя еще более неуемно и вольно, чем раньше. Широкая огласка, которую получило их дело, мучительное унижение, пережитое его матерью, сенсационное разбирательство, которое длилось четыре месяца и выставило на всеобщее обозрение все детали частной жизни их семьи — все это оставило свой след. Полковник испытывал немалую враждебность по отношению к обществу и не пропускал случая бросить ему вызов.
Он не признавался в том, что пережил унижение, но рубцы на его сердце остались навсегда.
— Жизели понадобится не только обручальное кольцо, — сказал граф, переводя разговор с неприятного момента, — но и модные дорогие наряды.
— Да, конечно, — согласился полковник, заговорив совершенно иным тоном. — И вот тут я смогу вам помочь. Мадам Вивьен, которая шьет костюмы для моих театральных постановок, — просто гений портновского искусства. А еще она не будет болтать, что очень важно. Иначе весь Челтнем будет знать, что Жизель получает приданое в театральной костюмерной.
— А как насчет прислуги? Особенно если она будет жить здесь? — спросил Генри.
Полковник бросил на него презрительный взгляд.
— Не думаете ли вы, что кто-то из работающих на меня людей осмелится сплетничать о ком-то из моих гостей или вообще о чем-то, что происходят в этом доме?
Сделав небольшую паузу, он внушительно добавил:
— Посторонние могут сплетничать обо мне как угодно, но, уверяю вас, все, что происходит в любом принадлежащем мне доме, остается сугубо частным делом. Хотя, конечно, повсюду есть любопытные дураки, которые готовы думать самое плохое.
— Никаких слухов о Жизели быть не должно! — твердо сказал граф. — Пригласите сюда эту мадам Вивьен. Девушку надо одеть так, как подобает богатой наследнице. Но в то же время не слишком вызывающе, респектабельно, как должна выглядеть вдова из Йоркшира.
— Вы уже придумали ей фамилию? — осведомился Генри.
Наступило молчание. Трое мужчин погрузились в раздумья. Первым заговорил полковник:
— Бэрроуфилд вполне подойдет. Помню, так звали одного персонажа пьесы, в которой я впервые играл на сцене. Он был родом из Йоркшира. А может, это был не «он», а «она»— я запамятовал.
— Прекрасно, — согласился граф. — Жизель станет миссис Бэрроуфилд, вдовой сквайра из Йоркшира, который заработал миллионы на продаже шерсти.
— Пусть ее мать будет моей дальней родственницей, — предложил полковник. — Тогда не придется объяснять разницу в фамилиях.
Внезапно Жизель осознала, что именно планируют предпринять джентльмены, и испуганно пролепетала:
— Пожалуйста, не затевайте этого! Я… боюсь за это браться! Что, если я вас подведу? А что, если… меня разоблачат?
— Тогда Джулиус женится на мисс Клаттербак, — ответил Генри, опередив остальных. — И так или иначе ничего особо страшного не произойдет. Миссис Бэрроуфилд сможет снова исчезнуть, уехав в свой родной Йоркшир.
Хотя ответил Жизели капитан, она продолжала смотреть на графа, и тот прочел в ее взгляде мольбу о помощи и поддержке.
— У тебя все прекрасно получится! — решительно сказал он. — И, по правде говоря, тебе ничего особенно и делать не надо. Я не сомневаюсь, что Джулиус явится ко мне с визитом, как только услышит от Генри, что в одном со мной доме остановилась богатая наследница. Вас друг другу представят, и он каким-то образом — тут уж придется смотреть по обстоятельствам — предложит проводить тебя к источнику. А после нескольких подобных встреч он, возможно, пригласит тебя пообедать с ним.
Еще не договорив, граф почувствовал, что эта мысль пугает Жизель, однако сказал себе, что это не важно. Главное, что благодаря его плану можно было решить как его собственную проблему и хорошенько проучить Джулиуса, так и проблему относительно денег для операции брата Жизель.
— У меня идея! — сказал полковник. — Кингли, мой управляющий, хранит коллекцию драгоценностей, которые я использую для моих постановок.
Туг он посмотрел на Жизель и, словно почувствовав, как ее пугает мысль о том, что ей придется надеть дорогие украшения, добавил:
— Камни в них исключительно полудрагоценные: гранаты, аметисты… Кажется, есть и небольшая нитка жемчуга. Было бы странно, если бы у богатой наследницы не оказалось совершенно никаких украшений.
— Да, конечно, — согласился граф. — Право, Фиц, без вашей помощи мы с нашим спектаклем не справимся. Как вы считаете, сколько времени понадобится мадам Вивьен, чтобы подготовить Жизель к выходу на сцену?
— Думаю, это можно будет сделать практически немедленно, — беззаботно заявил полковник. — Поскольку я понимаю всю срочность дела, я сам к ней схожу и попрошу немедленно прийти сюда. У нее наверняка найдется несколько готовых платьев — по крайней мере столько, что Жизель сможет совершить первый выход.
Улыбнувшись, он добавил, обращаясь к девушке:
— Какой ответственный момент! Вы должны вызвать интерес у зрителей и удерживать его до конца пьесы.
Жизель чуть заметно содрогнулась, и он укоризненно сказал:
— Нет-нет! Никаких страхов перед началом спектакля! Я никогда не разрешаю моим актерам бояться. Я требую только одного: чтобы они знали свои роли и точно выполняли то, что я им говорил.
— Но… мне потому и страшно, что я… не знаю… роли, — прошептала Жизель.
— Предоставьте все мне, — великодушно сказал полковник. — Я буду вашим постановщиком, Жизель. И могу вас уверить, что у меня в этом немалый опыт.
— Я предпочла бы… предоставить это… его милости, — тихо сказала Жизель.
Граф невольно почувствовал радостное торжество из-за того, что она предпочла довериться ему, а не полковнику. Но если это и было мягкой попыткой поставить полковника Беркли на место, тот не обратил на это внимания.
— Ну конечно, — согласился он. — Это ведь пьеса Тальбота, так что я не стану портить его драматичный сюжет. Но в то же время я беру на себя роль ведущего спектакль. И, скажу вам откровенно и без ложной скромности, я чертовски хорошо умею это делать!
— Мы все это знаем, Фиц, — подтвердил граф. — Но только не пугайте Жизель. Я уверен, что она еще никогда не делала ничего похожего, так что ей придется нелегко.
— Кто знает, может, мы найдем в ней новое дарование на уровне миссис Сиддонс! — заметил полковник Беркли.
— Или даже на уровне Марии Фут, — лукаво заметил Генри.
Полковник вопросительно посмотрел на него, и он добавил:
— Я видел ее в «Роланде для Оливера». По-моему, она была превосходна!
— Они очень красива, — самодовольно проговорил полковник, словно в этом была его заслуга.
— Жизель вполне справится с ролью миссис Бэрроуфилд, — сказал граф, — а большего нам сейчас от нее и не нужно. Поспешите, Фиц, и разыщите для меня мадам Вивьен. А ты, Генри, иди и попробуй выяснить, где остановился Джулиус.
— Он остановился в «Плуге», а мисс Клаттербак — в «Лебеде».
— Тогда будем надеяться, что нам удастся разлучить их окончательно.
Генри Сомеркот оперся на изножье кровати, в которой лежал граф.
— И что именно я должен ему сказать? Граф немного подумал, а потом медленно проговорил:
— Скажи ему, что заходил повидаться со мной и что я пребываю в добром здравии. А потом начни петь дифирамбы хорошенькой богатой вдове, которая тоже живет в Немецком коттедже.
Сделав паузу, он добавил:
— Я думаю, надо сделать еще одну вещь. Когда у Жизели будет такая возможность, ей следует сказать, что она выехала из Йоркшира в сопровождении немолодой тетки, которая, к несчастью, заболела и должна была задержаться в Лондоне, но позже присоединится к ней здесь.
— Прекрасная мысль! — одобрил полковник и сказал наставительно:
— Всегда надо, чтобы у персонажей существовали убедительные причины для всех их поступков и обстоятельств. Такая достоверность должна служить основой любой пьесы.
— А потом? — спросил Генри, напоминая графу, что его роль еще до конца не определена.
— Небрежно так скажешь, что намерен еще раз зайти ко мне ближе к вечеру, и предложи ему отправиться вместе с тобой…
Тут граф прервал свои распоряжения и обратился к полковнику Беркли:
— Мадам Вивьен сможет подготовить Жизель настолько быстро? У нее ведь должно найтись хотя бы одно платье, которое придется ей впору?
— Думаю, их будет несколько десятков, — ответил тот. — И каждое будет к лицу очаровательной Жизели. Предоставьте все мне. Тальбот. Я сейчас же отправляюсь к мадам Вивьен. А перед тем как уйти, переговорю с Кингли.
— Я иду с вами, — сказал Генри. — Уверен, что нам с вами надо обсудить еще очень много важных деталей для этой постановки.
— Я вас подвезу, — с улыбкой пообещал полковник. — Мой фаэтон ждет у дверей.
— Спасибо, — отозвался Генри. — Главный недостаток вашего города, полковник, это то, что В НЕМ приходится слишком много ходить пешком!
— Любой врач подтвердит вам, что это очень полезно для здоровья, — ответил покровитель Челтнема.
— И я ничуть не сомневаюсь в том, что вы ищете способ заставить приезжих платить за каждый сделанный ими шаг! — рассмеялся Генри.
Двое заговорщиков вышли из комнаты. Граф молча смотрел на Жизель, ожидая, что она скажет.
Он знал, что девушка испытывает немалую тревогу. А еще ее выразительные глаза сказали ему, что ей все еще не верится, что все слышанные ею планы — это не пустая фантазия, которая никогда не будет воплощена в жизнь.
Она подошла к его кровати и остановилась в ногах, так напряженно уцепившись за резной столбик балдахина, словно боялась упасть.
— Не бойся, Жизель, — мягко проговорил граф. — Сейчас я напишу тебе чек на пятьдесят фунтов, которые тебе так необходимы.
— Это слишком щедро! — сказала она. — Я уверена, что это слишком много!
— Если ты так считаешь, то можешь спросить у полковника, сколько он платит актерам-любителям, которые участвуют в его постановках, — ответил граф. — Ты убедишься в том, что он платит им подобную сумму за неделю. А поскольку я предвижу, что этот маскарад может продлиться и десять дней, и даже дольше, то на самом деле ты достаешься мне очень дешево.
Заметив, что все еще не убедил ее, он добавил:
— Ты, похоже, не слышала историю об Эдварде Кине, которому в Челтнеме заплатили пятьдесят фунтов за утренний спектакль, за дневной в Тьюксбери — еще пятьдесят, а вечером в Глостере еще такую же сумму, так что он за день заработал сто пятьдесят фунтов.
— Но я же… не Эдвард Кин. Граф улыбнулся:
— Надо ли говорить очевидное?
— Вы делаете все это… чтобы… меня спасти, милорд, — неуверенно сказала Жизель.
— Конечно, это одна из причин, по которой я предложил такой план, — признал граф. — Но, как ты прекрасно понимаешь, есть и другая причина: я не хочу, чтобы моей близкой родственницей стала дочь ростовщика.
— А если… мистер Линд мною… не заинтересуется? Вдруг я не в его вкусе?
— А я и не говорил о том, что ты должна заинтересовать его как женщина, — ответил, граф. — Но вот состояние, которое ты якобы имеешь, несомненно, должно его заинтересовать. Капитан Сомеркот не преувеличивал, говоря, что во время этого лондонского сезона Джулиус преследовал всех богатых невест, прилагая все возможные усилия, чтобы жениться на одной из них.
Граф подумал, не следует ли ему рассказать Жизели о том, как Джулиус пытался скомпрометировать одну из девушек и как ему пришлось спасаться по водосточной трубе. Однако он сказал себе, что это только испугает ее, хотя она скорее всего и не поймет всего, что крылось за такой попыткой.
По мнению графа, главная проблема заключалась в том, поверят ли люди тому, что Жизель была замужем.
В ней очень заметно ощущались юность и невинность — такие качества, которых граф не встречал среди женщин, с которыми флиртовал и обществом которых наслаждался до своего ранения.
В своем простеньком синем платье она сейчас казалась именно тем, кем была: юной девушкой, которая не понимает жизни и ничего не подозревает о всех подводных течениях и интригах аристократического общества.
Однако он сказал себе, что единственной альтернативой его плану было то, что предложила сама Жизель, а сама мысль об этом была ему нестерпима.
Прибегнув к своему самому решительному тону, которому все окружающие всегда безусловно повиновались, граф Линдерст сказал:
— Спустись вниз, Жизель, и передай мистеру Кингли, что я прошу у него банкнотов на сумму пятьдесят фунтов. Скажи ему, что я приготовлю чек на эту сумму, который он может забрать у меня в любое удобное для него время.
Завтра о самого утра ты можешь отнести эти деньги мистеру Ньюэлу и договориться относительно операции на четверг.
Жизель прерывисто вздохнула, и на мгновение в ее глазах вспыхнула радость. А потом она сказала:
— Если я вас подведу… Если мистер Линд мною не заинтересуется… Я верну вам эти деньги.
— Если ты будешь со мной спорить, — ответил граф, — то у меня резко, ухудшится состояние, и Ньюэл вообще никого не будет оперировать: он будет выхаживать меня! Ради бога, девочка, прекрати придумывать возражения и выполняй то, что я тебе приказываю!
В его голосе звучало раздражение. Жизель подошла чуть ближе и сказала:
— Извините… меня, ваша милость. Я заставила вас рассердиться, а мне вовсе не хотелось это сделать. Я вам благодарна… так благодарна, что и сказать не могу.
— Тогда вырази свою благодарность тем, что постарайся как можно лучше сыграть роль, которая должна даться тебе совсем легко: ведь это роль леди, которой ты являешься и по рождению, и по воспитанию.
— Но по роду занятий я — служанка, — грустно улыбнулась Жизель.
— Я считаю тебя моей сиделкой, — ответил граф. — И какой бы ты великолепной ни стала в твоих новых нарядах, сколько бы балов и ассамблей ни посещала в роли миссис Бэрроуфилд, ты по-прежнему будешь делать мне перевязки и в свободное время выполнять все мои желания.
— Вы же знаете… что я охотно буду это делать, милорд, — тихо сказала Жизель. — И… пожалуйста… разрешите мне еще раз поблагодарить вас!
Ее голос звучал необычайно нежно, а в глазах появилось такое выражение, какого прежде граф никогда не видел. Однако, зная, как надо с ней обращаться, и испытывая непонятное ему самому нежелание ответить ей прямо, он резко сказал:
— Я не, позволю тебе пренебрегать моими удобствами!
— Этого никогда не случится, — пообещала Жизель. — Вот и сейчас, милорд, вам необходимо отдохнуть.
— Я буду отдыхать при условии, что меня не оставят в неведении относительно того, что будет происходить. Когда появится мадам Вивьен, я хочу ее видеть. Я сам намерен пояснить ей, что нам понадобится. И платья для тебя я тоже буду выбирать сам, каждое!
— Да, конечно, — согласилась Жизель. И тут ей в голову пришла новая мысль, заставившая ее тревожно спросить:
— И вы сами будете за них… платить, ваша милость?
— Конечно, я за них заплачу! — непререкаемым тоном заявил граф. — И не вздумай со мной спорить, Жизель. Нельзя поставить театральный спектакль, не затратив денег. Могу тебя уверить, что, какую бы сумму я ни потратил, она будет ничтожной по сравнению с тем, во что обошелся мне Джулиус в одном только прошлом году, не говоря уже о том, сколько мне пришлось выкладывать в предыдущие годы.
— Как это он может тратить так много денег? Что он на них покупает? — недоуменно спросила Жизель.
— Если бы я мог сказать «на лошадей», что соответствовало бы истине, говори мы о полковнике, который тратит на них целые состояния, я бы еще считал, что это можно хоть как-то извинить, — ответил ей граф. — Но деньги Джулиуса уходят на вино и порочных женщин. И, конечно, на азартные игры.
— Как глупо!
— Ты права: очень глупо — и очень дорого обходится.
— Никогда не могла бы восхищаться человеком, который увлечен азартной игрой, — задумчиво проговорила Жизель. — Это кажется мне таким бессмысленным: ставить деньги на карту… особенно если вы не можете себе этого позволить.
— А как насчет остальных пороков? — поинтересовался граф. — Женщин, например?
К его глубокому изумлению, Жизель покраснела и опустила глаза, которые только что открыто смотрели ему в лицо.
— В некоторых… случаях, — сказала она жестким тоном, которого прежде граф от нее не слышал, — такое поведение… совершенно непростительно.
Жизель встала и направилась к двери. — Я скажу дворецкому, чтобы он провел к вам мадам Вивьен, когда она придет, а пока отдыхайте, милорд, — сказала она и ушла. Граф изумленно смотрел ей вслед. Оказывается, среди прочих тайн этой девушки была одна, связанная с тем родом женщин, о которых он только что упомянул. Жизель была явно выведена из равновесия.
Графу пришло в голову, что, возможно, ее отец оставил свою семью без всяких средств к существованию из-за любовницы, которая оказалась для него привлекательнее семейной жизни.
Да, возможно, дело было именно в этом. Но тогда непонятно, почему нужна была такая скрытность. Подобные ситуации встречались чуть ли не на каждом шагу, и обычно брошенная семья достаточно громко выражала свое вполне законное негодование по поводу выпавшей на их долю участи.
Тайны. Все новые и новые тайны!
Граф чувствовал, что ни на шаг не приблизился к их разгадке. Сейчас он знал о Жизели не больше, чем в первый день, когда она заинтересовала его тем, что была столь явно истощена от недоедания.
Ну теперь она уже больше не голодала. Да и ее родные хоть и не живут в роскоши, но тоже не сидят впроголодь благодаря тому, что она зарабатывает фунт в неделю и к тому же приносит для них еду с его стола.
А теперь ее брату можно будет сделать операцию, и, зная золотые руки мистера Ньюэла, можно было не сомневаться, что он поставит мальчика на ноги.
«Наверное, я все-таки понемногу что-то о ней узнаю», — сказал себе граф.
Ему вспомнилось, насколько легче было получать информацию о противнике во время военных действий — несравненно легче, чем разгадывать секреты его таинственной служанки! На него работали шпионы, приносившие ему известия обо всем, что он хотел узнать, он мог допрашивать пленных… Было и еще немало способов добывать сведения, благодаря которым он был самым хорошо информированным командиром на всем Перинейском полуострове.
Несмотря на то, что ему надо было обдумать множество разных вещей, после легкого ленча граф действительно задремал и, вздрогнув, проснулся только тогда, когда дворецкий ввел к нему в спальню мадам Вивьен.
Эта подвижная француженка во время войны тщательно скрывала свою национальность, но теперь была готова объявить ее всему свету.
Граф выяснил, что мадам Вивьен работала на полковника с самой первой пьесы, которую тот поставил. Приглашая ее к графу, он уже рассказал модистке, что именно от нее потребуется, и теперь она сообщила, что привезла с собой все свои готовые платья, а также шляпки и шали к ним. Кроме того, она захватила рисунки для других нарядов и образцы тканей, чтобы можно было заказать новые платья специально для Жизели.
Папки с рисунками и образцами материй были разложены по кровати, а мадам Вивьен предложила, чтобы они с Жизелью ушли в другую комнату, где девушка могла бы переодеться в одно из привезенных для нее платьев.
— Насколько я понимаю, милорд, — проговорила модистка, не пытаясь скрыть своего акцента, — сегодня — особый день, и вечером должен прийти особый джентльмен, ради которого мадам Бэрроуфилд должна выглядеть как можно лучше.
Граф с Жизелью не сразу сообразили, на кого мадам Вивьен намекает.
Потом мадам Вивьен увлекла Жизель за собой в соседнюю комнату, а граф остался просматривать рисунки туалетов. Большинство из них он счел слишком театральными и вызывающими для нежной и спокойной Жизели, считая, что в подобных нарядах она будет походить на воробышка в павлиньих перьях.
Однако вскоре потрясенному графу пришлось полностью изменить свое мнение.
Он уже. начал гадать, что могло так долго происходить в соседней комнате, где уединились модистка и Жизель, и собирался вызвать Бэтли и отправить его за ними со словами, что он устал ждать… и тут открылась дверь и в спальню вошла мадам Вивьен.
— Я нарядила мадам Бэрроуфилд, — сообщила она графу, — так, как мне приказал месье полковник. Надеюсь, милорд, что вы одобрите результат.
Она взмахнула рукой, и в комнату медленно вошла Жизель, которая до тех пор стояла за дверью, словно это были кулисы настоящего театра.
Граф мог только смотреть на нее в немом изумлении.
Мадам Вивьен получила от полковника Беркли подробные инструкции и совершенно точно выполнила их.
Теперь Жизель выглядела старше своих девятнадцати лет, и фигура ее казалась более пышной. Но что стало для графа самой большой неожиданностью, это то, что она оказалась настолько красивой.
Секунду он не мог понять, что именно могло так радикально изменить ее внешность, но уже через мгновение ему все стало понятно.
Мадам Вивьен умело наложила на лицо Жизели модную косметику, к которой прибегали все светские дамы. Конечно, на них она была не настолько яркой, как на тех, кто появлялся на театральных подмостках: благородные дамы пользовались краской очень осторожно и весьма умело. Только теперь граф понял, почему лицо Жизели — за исключением ее необычайно больших, ярких и выразительных глаз — всегда казалось ему бледным и неинтересным.
Она не пользовалась никакой косметикой по той простой причине, что не могла себе позволить расходовать па нес деньги.
Теперь ее нежная кожа буквально светилась, словно драгоценный жемчуг. На щеках лежал легкий румянец, скрадывавший впадинки у нее под скулами. Глаза ее, окруженные очень длинными, темными и шелковистыми ресницами, казались еще более яркими, чем обычно.
Изящный изгиб ее губ был чуть тронут специальным карминовым составом, а волосы уложены на голове в виде короны, с локонами, спускавшимися по обе стороны ее личика.