Женщин по-прежнему сильно влечет к колдовству, ибо в народной памяти с библейских времен живет почти забытое прошлое, когда Ева имела больше власти и больше сексуальной свободы.
   Честно и без претензий написанная история любви вселяет в нас чувство неловкости потому, что нам с детства внушали разницу между двумя вещами – священной и простой любовью.
   Но честный мужчина и честная женщина в глубине души согласятся, что вознесение сексуальной любви на божественные высоты все же лучше, чем наши натужные, а нередко и тошнотворные попытки классифицировать ее как-то иначе.
   Отделяя сексуальную любовь от более высокой человеческой деятельности, мы все равно не решаем проблему ее определения. До сих пор в этой области сделано весьма мало полезного.
   Выбор, впрочем, большой. Кинзи5 сводит любовь к математической формуле, подобно идеальному рецепту, рекомендуемому рекламой слабительного, что, разумеется, дополняется осуждением тех, кто не обращает внимания на рекламу.
   Эрих Фромм6 и целая плеяда психоаналитиков спорят, то ли любовь – это жажда собственности, то ли желание принести себя в жертву. Фрейд называет любовь симптомом подавленной или неудовлетворенной сексуальности. Карл Маркс видит в ней буржуазный капиталистический способ удовлетворения одураченных масс. Современные рекламные агенты открыли возможность для сбыта бесконечного множества товаров под маркой сексуального болеутоляющего.
   Все эти теории не только скучны и банальны, но, кроме того, неверны и вводят в заблуждение. Они принижают женщину, вдохновительницу любви, превращая ее в мошенницу и обманщицу, намекая, что она не несет и не может нести мужской половине человечества радость, которую ждут от нее на протяжении тысячелетий. К счастью, нынче же ночью несколько миллионов мужчин сумеют опровергнуть эту ложь.
   Поскольку мы предпочитаем считать секс механическим процессом или нервным импульсом, женщина лишилась значительной доли престижа, невзирая на факт своего участия в голосовании, право трудом зарабатывать деньги и привилегию жить в комфорте с экономической точки зрения без любви и заботы мужчины.
   Может быть, беспристрастный свидетель придет к заключению, что в борьбе за эти сомнительные блага женщина обменяла свое сексуальное первородство на миску экономической чечевичной похлебки.
   С удовлетворением утверждая, что в XX в. ничто не помешает женщине занять любую мужскую должность, кроме, пожалуй, епископской, мы, как ни странно, склонны забывать об утрате Женщиной множества привилегий, которыми она пользовалась в более ранних цивилизациях.
   Как свидетельствуют писания Ветхого Завета об окружавших Израиль странах, две и более тысячи лет назад преобладали эротические религии. А при эротических религиях женщина играла огромную роль в жизни общества, ибо по самой сути подобной веры общество с полным господством мужчин невозможно.
   В Древнем Египте жена высоко ценилась в обществе, престолонаследие передавалось по материнской царственной линии, женщина имела право сделать в любви первый шаг – назначить свидание, написав на табличке послание с указанием времени и места встречи и перечислением своих достоинств. При подобном поступке египетская женщина не «теряла лицо», а впоследствии именно она предлагала вступить в брак.
   Можно, однако, предположить, что во время свидания, если оно состоялось, активная роль в занятиях любовью принадлежала мужчине. Если говорить о самом акте, то в очень немногих культурах женщина предлагает, а мужчина принимает любовь.
   В редких случаях, когда в любви главенствует женщина, например в некоторых племенах Новой Гвинеи и среди североамериканских индейцев, она также первенствует в труде, в экономике, в управлении племенем.
   Активная любовница и пассивный любовник наводят на мысль об упадке культуры. Гораздо чаще девушка, если правила позволяют ей выбрать супруга, все равно должна испросить разрешение, пусть даже формальное, у отца или другого родственника-мужчины.
   Современная западная женщина не имеет никакой возможности удовлетворить свои сексуальные аппетиты, пока не убедит мужчину сделать первый шаг. Ее робкая сестра практически не рискует, что ее кто-нибудь соблазнит или уговорит, и вполне может всю жизнь прожить фригидной.
   Этого никогда не бывало там, где секс в свое время считался абсолютно естественным и божественным. Одни женщины благодаря своей сексуальности приобретали огромную власть, другие ее страстно жаждали. Кажется, было признано, что каждый мужчина и каждая женщина должны испытывать сексуальное желание и радоваться этому факту, независимо от разрешения женщины на ухаживание.
   У вавилонян, например, был примечательный обычай поощрять сексуальную близость с богами. Согласно Геродоту, каждая вавилонская женщина на протяжении жизни должна была совершить одно паломничество в храм, посвященный Милитте, богине любви.
   В результате дворы этих храмов всегда были полны женщин, терпеливо ждавших, когда их выберут. Вокруг рыскали мужчины, высматривая самых привлекательных. Выбрав женщину, мужчина бросал ей монетку, достоинство которой не имело никакого значения. Тогда она немедленно поднималась и шла с ним за пределы храма.
   Женщина не могла отказать ни одному бросившему монету мужчине и, кроме демонстрации своих прелестей, не имела права хоть как-нибудь намекнуть, что ее стоит выбрать.
   Хорошенькие девушки быстро добивались цели паломничества и возвращались домой, тогда как некрасивой женщине приходилось ждать в храме месяцы и даже годы. Священнослужители позволяли женщине покидать двор только вместе с мужчиной, предъявляя брошенную монетку.
   Развитие ритуала любви – удивительная сага, которая начиналась с сиюминутного обладания женщиной ради мимолетного удовольствия, прошла через тщательно разработанную практику храмовой проституции, посвящение в половую зрелость и пришла к правилам ухаживания, законам о браке, сексуальным разрешениям и запретам, половой активности в браке и вне брака.
   Любовь в истории человечества – это серия экспериментов, шагов вперед, отступлений, бесплодных тупиков. Можно спорить о правильности пути, которым мы сейчас движемся, не говоря уж о видимой цели. Похоже, попытки и ошибки продолжаются и будут продолжаться, вечно разочаровывая и интригуя людей.
   Изучая прошлую историю поисков мужчинами и женщинами Любви, можно все-таки, несмотря на причуды нашего личного темперамента, отыскать массу редкостных глупостей и примеры вдохновляющей мудрости.

Глава 3
ГРЕКИ НАЗЫВАЛИ ЭТО ПО-РАЗНОМУ

   Возможно, известная нам сегодня Любовь – гораздо более совершенный инстинкт по сравнению с практикой пещерных предков. Как искусство она почти целиком родилась в Древней Греции, как и почти все обычаи цивилизованной жизни.
   Верх совершенства женской красоты – Афродита. Капризы любви символизируют стрелы Эроса. Примером героического типа любви, которая ввергает мужчину в фантастические испытания, требует много лет терпеливо стремиться к единственной цели, служат для нас приключения Одиссея, Энея, Леандра7 и прочих.
   Из греческих мифов родились наши теории о подсознательных мотивах любви – о любви к матери и о ненависти к отцу, о платонической и, коли на то пошло, гомосексуальной любви. Елена – символ красоты и вероломства; Геро – тип женщины, ради которой мужчина готов умереть.
   Древние греки сознательно – так же, как нынче мы подсознательно, – следовали в сексуальной жизни примеру Афродиты.
   Гесиод, рассказывая в «Теогонии» историю происхождения Афродиты, описывает, как Кронос, сын прародителей Геи (Земли) и Урана (Неба), оскопил серпом собственного отца.
 
Член, отсеченный железом,
бросает он в мope, и море уносит
Божественный член,
извергающий белую пену.
 
   Имя Афродита происходит от греческого слова «афрос», что означает «пена». Но в данном случае это не морская пена, а сперма оскопленного бога.
   Гесиод продолжает:
 
Из той пены рождается дева, приносит ее на Киферу,
А оттуда и к острову Крит,
где на берег выходит богиня – сама красота…
 
   Афродита мало чем может похвастаться, кроме очарования и красоты. Она готова на прелюбодеяние, с радостью поставляет девушек собственному любовнику, с момента своего появления принося бесконечные неприятности. Недаром Зевс, приказывая в наказание человечеству создать Пандору, велел сделать ее точной копией Афродиты.
   Афродита, идеальная богиня, вряд ли предлагает смертным идеальный образец для подражания. Она была женой Ареса и любовницей Посейдона. Ее несчастный отпрыск Гермафродит родился от интрижки с Гермесом. Сын от Диониса – безобразнейший из полубогов Приап. Страстно влюбившись в Адониса, она почти одновременно завела короткий роман с Анхисом, в результате которого на свет появился Эней.
   Она стала прямой и косвенной причиной гибели огромного числа мужчин и женщин. Ее жертвами были Елена, Медея, Аталанта. Она провоцировала раздоры, порой перераставшие в крупномасштабные войны. Ни один грек не отказывал ей в красоте и любовном могуществе, но никто не считал ее достойной личностью.
   Богиня любви не была богиней брака. Она с радостью заводила мимолетные любовные приключения и поощряла на это других. Разграничение между любовью с одной стороны и браком с другой окрашивало общественное поведение на протяжении всего существования афинской цивилизации и в последующие столетия во многом повлияло на поведение римлян.
   Афродита фактически стала богиней физической любви, ограничив свои интересы и цели простым актом совокупления. Предшествующие и порой сохранявшиеся после этого чувства относятся к сфере ее сына Эроса.
   Эрос с таким же успехом благословлял и гомосексуальную близость, постепенно превратившись в настоящего бога страстной любви между партнерами одного пола, тогда как Афродита занималась краткосрочными гетеросексуальными связями.
   Факт параллельной деятельности богини и бога свидетельствует, что два эти вида любви считались совершенно разными и – очень важно отметить – равноценными.
   Отсюда весьма неприятный для нас нынче вывод: греки считали гомосексуальную любовь между мужчинами нормальной и поистине необходимой.
   С такой временной дистанции нельзя с точностью установить, что представлял собой греческий гомосексуализм. Слово «педерастериа», которым они его называли, означает «любовь к мальчикам». Оно относится к безличной любви учителя к умному юноше, к восторгу стареющего атлета перед физически идеальным подростком или к плотской любви мужчины к мальчику.
   По письменным источникам и свидетельствам даже приблизительно не угадаешь, одинаково ли была принята между мужчинами любовь дружеская, духовная и физическая.
   Изначально в большинстве греческих городов существовали запрещающие такую любовь законы, и, возможно, за рамками культурных и правящих классов она вообще не имела особого распространения. Но поскольку большинство мужчин время от времени собирались в армии, – представители нижних слоев также, очевидно, знакомились с гомосексуальной практикой, приходя к убеждению, что, раз ею наслаждаются люди с высоким общественным положением, это не только не грех, а как раз добродетель.
   Гомосексуализм получил всеобщее распространение благодаря двум факторам. Первый – отстранение женщин от общественной и гражданской жизни. В обычный день на улицах не было видно ни одной греческой женщины. Даже рабыни, покупавшие на рынках провизию, рано утром возвращались домой.
   Второй – фантастическое почитание греками красоты. Кажется, красота для них была столь же важной, как еда и вода. Для повседневного наслаждения красотой в отсутствие на виду женщин приходилось смотреть на мальчиков в гимнасиях и школах.
   Толпы самых блистательных граждан регулярно ходили в гимнасии просто взглянуть на полностью обнаженных юнцов, занимавшихся играми и упражнениями.
   Подобное обожание в основном было простым эстетическим восприятием красоты. Но в этот страстный интерес неизбежно закрадывалась сексуальность. Любопытно, что любовь между взрослыми мужчинами, видимо, не имела такого всеобщего распространения и не так дозволялась. Сама суть педерастии заключалась в любви старшего мужчины к юной мужской красоте.
 
Как желанен в двенадцать цветущий мальчик.
В тринадцать он еще прекрасней.
Слаще цветок любви расцветает в четырнадцать.
В пятнадцать все больше очарование.
Шестнадцать – божественный возраст.
Не осмелюсь упрашивать семнадцатилетнего.
Право на это есть только у Зевса.
 
   Так гласит популярная греческая эпиграмма, свидетельствуя о досадном факте: с возрастом мальчик становится недоступнее, ибо при первом признаке появления бороды роман должен был прекратиться.
   Если можно говорить об утонченности извращения, в этом виде противоестественной страсти существовало мало правил приличия. Любой взрослый мужчина – философ, поэт, государственный деятель, скульптор – считал нужным его испробовать, а обладавшие иными вкусами не стали б с чрезмерным усердием порицать интересующихся.
   Но под поверхностным слоем неизбежно проглядывали грязь и грубость. Афинские законы свидетельствуют о существовании мужской проституции. Став проституткой, афинский гражданин лишался демократических прав. Но, кажется, мужчины-рабы не подвергались никаким наказаниям.
   Мальчики-проститутки собирались на перекрестках дорог, пользовались духами и косметикой. Бордели для педерастов были официально разрешены и выплачивали ежегодный налог в зависимости от числа содержавшихся мальчиков.
   Возможно, фактическая терпимость властей к торговле услугами гомосексуалистов объясняется устойчивым убеждением в пользе этого для укрепления мужества. В армии Фив гомосексуальные пары всегда служили в одних рядах.
   «Любовь – непобедимый генерал», – утверждала известная в Фивах пословица, а вошедший в историю ударный «священный отряд» фиванской армии состоял целиком из гомосексуалистов.
   Согласно Платону, этот отряд никогда не терпел поражений, пока его не атаковал Филипп Македонский. После битвы на поле остались лежать триста мертвых. Филипп осмотрел тела. Все лежали парами, ни один не был ранен в спину.
   Платон объясняет, что горстка гомосексуальных партнеров, бьющихся плечом к плечу, способна противостоять целой армии, потому что влюбленному, безусловно, легче покинуть ряды или бросить оружие на глазах у толпы, чем у любимого. Бог любви вдохновит и последнего труса так, что он не оставит любимого в битве и выручит из опасности.
   При таком отношении к гомосексуализму вкупе с врожденной любовью афинских мужчин к красоте и преклонением перед отвагой идея гомосексуальных связей становилась неизбежной и поистине привлекательной.
   К этому сексуальному извращению вели все обстоятельства: ранняя разлука с матерью и рабынями, жизнь среди мужчин, воспитание учителями-мужчинами, которые сами считали естественной любовь к умному и красивому мальчику.
   Мужчины дарили любимым мальчикам сосуды, на которых были вырезаны их имена. В афинском Акрополе найден небольшой клинообразный резной камень. На нем в V в. до Рождества Христова высечено: «Лисит объявляет, что любит Микиона больше всех юношей в городе, ибо он храбр».
   Из-за гомосексуальных связей совершалось множество преступлений на почве страсти. Греческих тиранов нередко убивали юноши, соблазненные ими, а потом их возненавидевшие.
   А что же афинские девушки, которых тоже растили в строгой изоляции от мальчиков и мужчин?
   Из Афин до нас дошло слово «лесбийская любовь», или «сапфизм», хотя женский гомосексуализм придумала, безусловно, не Сапфо. Фактов мало – из тысяч стихов сохранилось лишь несколько сотен строк, написанных этой женщиной с острова Лесбос.
   Сапфо жила в VI в. до Рождества Христова, была замужем, имела дочь. Главным ее занятием было содержание школы для «юных леди», где она учила их поэзии, музыке, танцу.
   Виновна она в противоестественной практике или нет, останется неразрешимым вопросом. Она, несомненно, питала к своим ученицам такую же любовь, как каждый греческий философ к юношам-ученикам, и перед англосаксом опять встает проблема разграничения физической и интеллектуальной страсти.
   Конечно, школу Сапфо посещали девушки из богатых и аристократических семей. Такая возможность получить образование, как на острове Лесбос, была поистине редкой для женщин. Сапфо назвала свою школу «Обитель служительниц Муз». Это был главным образом религиозный институт, и, что существенно, вдобавок к посвящению Музам и Грациям он находился под покровительством Афродиты, а это автоматически означало плотскую любовь.
   Безусловно, Сапфо обожала своих юных учениц. Афиняне уподобляли стихи, вдохновленные ими, Гомеру. Ее поклонники утверждают, что только безответная любовь порождает ту боль и тоску, которой пронизаны ее стихи.
   Однако некоторые сохранившиеся фрагменты ее стихов сильно подрывают это утверждение.
 
…И настала полночь,
И час миновал урочный…
Одной мне уснуть на ложе!
(Пер. Вяч. Иванова)
 
   Это явно эротическое желание любви. Если бы стихи принадлежали мужчине и были посвящены женщине, никто не усомнился бы в смысле. Но их адресовала юной девушке маленькая, крепкая смуглая женщина.
   Стихотворение Сапфо о ее эмоциональных переживаниях по отношению к ученице – классический пример любовных страданий:
 
чуть вдали завижу
Образ твой, – я сердца не чую в персях.
Уст не раскрыть мне!
Бедный нем язык, а по жилам тонкий
Знойным холодком пробегает пламень;
Гул в ушах; темнеют, потухли очи;
Ноги не держат…
Вся дрожу, мертвею; увлажнен потом
Бледный лед чела: словно смерть подходит…
Шаг один – и я, бездыханным телом,
Сникну за землю.
(Пер. Вяч. Иванова)
 
   В тысяча и одном современном романе можно найти плагиат этого описания эротической страсти. Многие греки знали оду наизусть; она переведена на многие языки.
   Впрочем, свидетельств о широком распространении в Древней Греции женского гомосексуализма мало. Единственное определенное упоминание касается женщин Спарты. Но это не означает, будто его не существовало, – просто либо это было обычным, не заслуживавшим упоминания делом, либо господствовавшие в Афинах мужчины не удостаивали вниманием занятия женщин.
   Мы уже говорили о факте строгого разделения полов в повседневной жизни, что вполне могло способствовать распространению лесбийской любви, точно так же, как педерастии.
   Тем не менее можно предположить, что в типичной свободной греческой семье дочь, в отличие от своего брата, не знала о гомосексуальной практике, пока после брака не знакомилась с эмоциональными интересами мужа.
   Если принять за критерий взгляды Гесиода, идеальную жену в Афинах выбирали главным образом из практических соображений. Он советует:
 
В дом свой супругу вводи,
как в возраст придешь подходящий;
До тридцати не спеши, но и за тридцать долго не медли;
Лет тридцати ожениться – вот самое лучшее время.
Года четыре пусть зреет невеста, женитесь на пятом.
Девушку в жены бери: ей легче внушить благонравье.
Взять постарайся из тех, кто с тобою живет по соседству.
Все обгляди хорошо, чтоб не насмех соседям жениться.
Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете,
Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей.
 
   (Пер. В. Вересаева)
   Трезвый выбор жены, как полезного для хозяйства приобретения, был характерным для отношения греков к женщине. Греческая женщина, одинокая или замужняя, не имела законных прав и жила под контролем мужчины – мужа, отца, брата или других родственников.
   С детства до замужества девочка содержалась в гинекее – на женской половине дома, – время от времени разминаясь и отдыхая во внутреннем дворике. После замужества, если супруг отличался терпимостью, она могла стать хозяйкой дома и полностью распоряжаться рабами, но даже тогда редко выходила из дома.
   «Ведь дверь – граница для свободной женщины, – замечает Менандр. – А с бранью гнаться, выбегать на улицу – собачье дело, Рода, а не женское!» (Пер. О. Смыки.)
   Высокое, романтическое отношение греков к телу мальчиков контрастирует с их презрением к женщине, предназначенной лишь для рождения сына.
   Ксенофонт излагает урок, преподнесенный женихом юной невесте, который говорит, что легко отыскал бы другую, чтобы разделить с нею ложе. Но после должного размышления о своих интересах, а также интересах ее родителей, рассмотрев всех других кандидаток на руководство домашним хозяйством и воспитание детей, остановил выбор на ней.
   Здесь весьма мало страсти – но горе девушке, которая оказалась неблагодарной, не зачав желанное для своего хозяина и господина дитя или не пробудив в нем необходимое для этого сексуальное желание.
   Возможно, неграмотность была счастьем для девушки – она, скорее всего, не знала любовных историй богов и богинь, как ни странно, вознесших на небеса гетеросексуальную любовь. Впрочем, может быть, если б и знала, среда и обычаи внушили бы ей, что эти божественные удовольствия не для смертных женщин.
   В «Облаках» Аристофана один из персонажей, земледелец, жалуется, взяв в жены горожанку «важную, надутую»:
 
От барышни помадой, поцелуями
И Афродитой пахло и расходами.
 
   Греческая девушка не имела права высказываться насчет выбора мужа. Первая же церемония, просто словесная – сговор, по закону считалась нерасторжимой. Это было соглашение между будущим мужем и ближайшими родственниками девушки по мужской линии. При этом подробно обсуждалось приданое, которое она должна была принести с собой.
   Сговор часто заключался между отцами. Жених мог на нем присутствовать, а невеста отсутствовала.
   Само бракосочетание оставалось прозаическим событием, связанным в основном с изменением в экономическом и общественном положении после объединения двух семейств. Невеста удостаивалась какого-то внимания лишь в момент обращения к богам с просьбой о ее плодовитости.
   В «Экономе» Ксенофонта мужчина говорит о своей юной жене: «Что она могла знать, Сократ, когда я женился на ней? Ей и пятнадцати не было. За ней надо было все время строго присматривать. Дозволялось ей видеть и слышать лишь самое необходимое, да еще задавать как можно меньше вопросов».
   Крайним примером брачного хладнокровия служат обычаи спартанцев. После церемонии новобрачную уводили, сдавали на руки рабыне, которая остригала ей волосы, раздевала, переодевала в мужскую тунику и укладывала на соломенную подстилку, где ей и следовало оставаться до наступления ночи.
   Тем временем муж с наслаждением отмечал это событие со своими друзьями-мужчинами. Позже, вечером, когда гости, наевшись и напившись, засыпали, он украдкой выскальзывал, доводил бракосочетание до конца и как можно скорее возвращался к друзьям.
   Супружеская жизнь продолжалась подобным же образом. Муж навещал жену максимально скрытно, на максимально короткое время. Соитие всегда происходило в темноте. Мужчина нередко становился отцом нескольких детей, даже как следует не разглядев жену.
   Браки заключались исключительно ради размножения, но многочисленные семейства возникали редко. Гесиод советует супружеским парам заводить только одного сына, однако законодатель Солон, беспокоясь о сыне, наследующем семейное имущество в случае кончины отца жены, не имеющего наследников мужского пола, велит мужу «совокупляться с женой, как минимум, трижды в месяц».
   В таких обстоятельствах измены мужчин были, конечно, нормальным явлением. Жене приходилось мириться с этим, но ее измена приводила к разводу. Стерпевшего это мужа лишали политических прав.
   Каким бы величием ни обладал в Греции свободнорожденный мужчина, свободнорожденная женщина, даже довольно высокого интеллекта, почти ничего не имела. Впрочем, следует помнить, что эта цивилизация существовала долго и с ходом столетий холодное отношение к любви между мужчиной и женщиной постепенно менялось.
   Но греческие мужчины явно питали неприязнь к браку.
   Поэт подытожил это в жестокой эпиграмме:
 
Брак дарит мужу два радостных дня:
Тот, когда он на ложе ведет новобрачную,
И тот. когда он ее опускает в могилу.
 
   Несомненно, признание мужчины в любви к своей жене считалось вульгарным, седобородые осуждали испорченность молодых поколений, но со временем началась определенная эмансипация женщин.