— Я бы хотела спросить вас... как вы думаете, это было бы не слишком... неуместно и, может быть, оскорбительно для вас... если я попрошу позволить мне надеть... амазонку вашей мамы?
Она проговорила это все, отчаянно запинаясь и краснея, и лорд Хейвуд невольно поднял голову и с удивлением посмотрел на нее.
— Амазонку моей матери? — переспросил он.
— Там, в ее спальне, где я сейчас сплю, хранится много всякой одежды в гардеробе.
Я никогда об этом не думал, но, полагаю, это действительно так, — кивнул он. — Я сам, к своему удовольствию, обнаружил не только свою прежнюю одежду, что когда-то носил, но и одежду отца, которая прекрасно подошла мне.
— Вам... может быть, неприятно, что я прошу вас об этом, — сказала Лалита, — но если я буду ездить верхом в своих собственных платьях, то они вряд ли мне долго прослужат.
— Вполне с вами согласен, — заметил лорд Хейвуд. — Тем более что вам. видимо, придется обходиться этими платьями достаточно долго.
Он улыбнулся, а затем добавил:
— Вы можете взять любые вещи моей матери, какие вам понравятся. Мне почему-то кажется, что, если бы она могла узнать о том, что здесь произошло, это бы ее очень позабавило.
Глаза девушки радостно вспыхнули.
— Благодарю вас, благодарю! — воскликнула она. — Как странно, однако, что вы так говорите! Когда я сплю в ее комнате, то временами у меня возникает ощущение, что она все еще здесь и в отличие от вас нисколько не осуждает меня за то, что я сбежала из дома!
— Ну, в этом вы не можете быть уверены, — все тем же снисходительным тоном проговорил лорд Хейвуд. — Однако я вижу, что вы намерены прокатиться со мной верхом, а раз так, вам лучше пойти и переодеться.
— Я мигом! — радостно воскликнула Лалита и бросилась из комнаты, словно у нее за плечами выросли крылья.
И снова лорд Хейвуд должен был признать, что эта милая девушка очень его забавляет.
В этот день не было и минуты, чтобы он не находил ее совершенно необычной, удивительной и, бесспорно, далеко не глупой. Ему нравилась ее непосредственная манера разговаривать, молчать, улыбаясь, смотреть из-под полуопущенных ресниц. Кроме того, она помогала ему сохранять присутствие духа и не давала погрузиться в мрачные раздумья о будущем.
Между тем Лалита поставила себе, целью убрать и привести в порядок комнаты, которыми они пользовались.
Лорд Хейвуд был уверен, что ей никогда прежде не приходилось заниматься ничем подобным, тем более ее старания были достойны всяческого восхищения. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что те красавицы, которых он встречал в Париже или помнил по своей довоенной жизни, ни за что не стали бы заниматься столь неприятным и недостойным делом, как уборка в доме.
Пока Картер выбивал пыль из ковров, Лалита вычищала щеткой мягкую мебель и старательно стирала пыль со столов, зеркал и всевозможных дорогих вещиц, украшавших комнаты.
Лорд Хейвуд обнаружил в первый же день, что его кровать застелена чистыми простынями, что, без сомнения, было делом рук Лалиты, и все дни в его комнате поддерживалась безукоризненная чистота и порядок, как это было в дни его юности.
Конечно, они были не в состоянии поддерживать чистоту и порядок во всем доме, но Лалита привела в достойный вид библиотеку, кабинет и их спальни, а Картер довел до блеска столовую, так что теперь, освещенная солнечным светом, она просто сверкала чистотой.
Но, несмотря на все их старания, лорд Хейвуд не мог отделаться от воспоминаний о тех временах, когда шесть высоких, статных лакеев, одетых в зелено-желтые ливреи фамильных цветов рода Хейвудов, стояли, вытянувшись в струнку, в зале, а старый Меривейл, тогда еще не высохший, как сейчас, а представительный, исполненный чувства собственного достоинства, с важностью царедворца принимал прибывающих гостей.
Лорд Хейвуд помнил и то, как около полудюжины горничных сновали из комнаты в комнату; как домоправительница, шурша юбками из черной тафты, с серебряной цепочкой для ключей на поясе, зорко приглядывала за слугами и за порядком в доме.
И теперь, заметив, с какой грустью смотрит Лалита на свои загрубевшие от работы руки, он почувствовал себя виноватым.
— Вам совершенно ни к чему всем этим заниматься, — заявил он довольно резко, когда спустя час зашел в кабинет и застал ее там: девушка, стоя на коленях, все еще протирала стопку пыльных книг.
— Мы же не можем каждый раз пачкаться, как трубочисты, когда берем книгу с полки, — возразила она. — К тому же книги портятся, если за ними не ухаживать.
— А какое вам, собственно, дело до моих книг? — сказал он, не подумав, что может обидеть ее.
Лалита опустила тряпку и, сев на пятки, взглянула на него снизу вверх.
— У вас, наверное, дурное настроение? — спросила она. — Я спрашиваю это потому, что как раз собиралась вам предложить сделать кое-какую работу в оранжерее, которая мне не под силу.
— В оранжерее? — не сумел скрыть своего изумления лорд Хейвуд.
— Я знаю, что у вас не так много времени, чтобы приглядывать за теплицами, — продолжала Лалита как ни в чем не бывало, — но персики уже начинают поспевать, и Картер говорит, что их можно будет есть уже через неделю. А если вы того заслужите, то получите к обеду клубнику!
Лорд Хейвуд рассмеялся.
— Вы заставили меня почувствовать себя так, словно я только что приехал из школы и к моему возвращению приготовили разные вкусные вещи.
— На этот раз вы вернулись не из школы, а с войны, — серьезно отвечала девушка. — Но если вы не будете добрым, то я накажу вас и съем все сама.
Лорд Хейвуд опять засмеялся.
— Но учтите, Картер сказал, что ленч будет готов точно через пять минут, а вы ведь знаете, как он пунктуален, — предупредил полковник. — Так что у вас осталось совсем мало времени, чтобы вымыть руки и привести себя в порядок.
— Ну, успею я их вымыть или нет, все равно я страшно голодная! — выпалила Лалита.
Она легко поднялась на ноги и, подобрав юбки, чтобы не мешали ей быстро двигаться, поспешно выбежала из комнаты.
С улыбкой глядя ей вслед, лорд Хейвуд думал о том, какое все-таки она милое и забавное дитя. Но затем улыбка его погасла, и он тяжело вздохнул. Хотя он должен был признаться, что присутствие Лалиты в доме доставляет ему радость, было необходимо серьезно подумать о ее предстоящем отъезде.
«Сразу же, как только вернусь из Лондона, надо будет вплотную этим заняться», — решил он.
Лорд Хейвуд был уверен, что, услышав о его возвращении, к нему вскоре начнут наведываться знакомые со всего графства, хотя бы просто из любопытства. Можно представить, с каким изумлением и тайным злорадством они станут обсуждать такую пикантную новость, что в доме лорда Хейвуда живет одинокая молодая женщина, а он даже ничего толком не знает о ней. В том, что это обязательно произойдет, можно было не сомневаться, это был лишь вопрос времени.
«Нет, Лалита непременно должна уехать отсюда, — твердо решил лорд Хейвуд. — И в ближайшее время».
Но он совершенно не представлял себе, как уговорить девушку уехать, а главное — куда он может ее отправить.
Каждую ночь, лежа без сна под гнетом тяжелых мыслей о будущем, он гадал, кто она такая. Была в этой истории одна очень странная деталь, которая настораживала лорда Хейвуда и вызывала у него недоумение. Почему родственники Налиты до сих пор не подняли никакого шума по поводу ее побега?
Он почти не сомневался, что объявление о розыске пропавшей девушки обязательно появится в газетах, однако там ничего не было.
Судя по тому, что ему рассказала сама Лалита, а также учитывая, что она слышала об аббатстве, была неплохо осведомлена о жизни в поместье, знала о том, что он служил во Франции, лорд Хейвуд мог предположить, что девушка жила где-то неподалеку.
Он мог бы поручить Картеру расспросить местных жителей. Они вполне могли что-нибудь слышать о сбежавшей или исчезнувшей девушке.
Но он решил, что это было бы нечестно. Лалита доверяла ему, и обмануть ее доверие было недостойно джентльмена, ведь своими действиями он мог невольно навлечь на нее беду.
И тем не менее что же ему с ней делать?
Она была слишком молода и слишком красива, чтобы одной скитаться по миру. Он содрогался от одной мысли о том, с какими ужасными опасностями она может столкнуться в этой нелегкой жизни.
Когда Лалита вернулась в кабинет, он все еще продолжал о ней думать. Девушка сняла свой огромный фартук горничной и выглядела теперь чисто и опрятно, но лорд Хейвуд прекрасно видел, хотя ни словом и не обмолвился об этом, как покраснели ее нежные руки. Видимо, ей пришлось оттирать с них грязь.
Кожа у нее была ослепительно белой и светилась, подобно жемчугу. И снова лорд Хейвуд, восхитившись ее нежной прелестью, подумал о том, как она хороша и как все-таки несправедливо, что она должна одна вступить в этот враждебный, жестокий мир.
Сопровождая Лалиту в столовую, лорд Хейвуд. спрашивал себя с некоторой долей сарказма, многие ли из его знакомых мужчин стали бы вести себя столь же целомудренно, как он, оказавшись волею случая наедине со столь очаровательной женщиной? Да и многие ли женщины, попав в подобные обстоятельства, отказались бы от всяких попыток завлечь его?
Он мог вспомнить среди всех своих знакомых лишь нескольких молодых женщин, которые не стали бы в такой ситуации флиртовать с ним или пытаться соблазнить. Но при этом они скорее всего держались бы с ним со сдержанной холодностью. Лалита же вела себя как доверчивый шаловливый ребенок.
Причина того, что она не воспринимала его как мужчину, крылась, по-видимому, в ее невинности и весьма юном возрасте.
Лорд Хейвуд знал, что она считала его очень красивым, во всяком случае, она так ему говорила. Кроме того, она всегда считалась с его мнением, уступая ему во всем, что само по себе можно было принять за утонченную форму лести.
Но все это слишком отличалось от льстивых речей и недвусмысленного кокетства, то есть от всего того, что казалось лорду Хейвуду неизбежным, когда он оставался наедине с женщиной.
Внезапно он обнаружил, что думает о леди Ирен. Ему нетрудно было представить себе, насколько все сейчас было бы иначе, останься она с ним наедине в поместье.
Леди Ирен слишком ясно дала ему понять тогда, в Париже, каковы ее чувства и намерения по отношению к нему. Он, бесспорно, находил ее необыкновенно привлекательной и был благодарен за то, что в ее пылких объятиях мог ненадолго отвлечься от своих многочисленных забот. Тем не менее он был не слишком опечален, когда прощался с ней, уезжая в Англию.
Ее муж был убит в одном из сражений и погребен во вражеской земле, поэтому после прекращения военных действий леди Ирен приехала во Францию, чтобы побывать на его могиле.
Их познакомил сам герцог Веллингтон. Леди Ирен была дальней кузиной герцогини, и лорду Хейвуду фактически поручили позаботиться о ней, отвлекать от печальных мыслей и не позволять слишком предаваться своему горю.
Однако лорд Хейвуд очень скоро понял, что леди Ирен вовсе не так убита горем, как могло показаться вначале. Смерть супруга отнюдь не разбила ее сердца.
Она вышла замуж еще совсем молодой, но вскоре разочаровалась в замужестве и горько сожалела о своей импульсивности. Поэтому, овдовев, она нисколько не была этим огорчена.
У нее было достаточно денег, которые давали ей возможность жить в роскоши, к которой она привыкла, и пользоваться славой одной из самых красивых женщин высшего света.
Герцог Веллингтон, который знал толк в красивых женщинах, без сомнения, сам с удовольствием «позаботился» бы о красавице Ирен, если бы его внимание не было поглощено в тот момент другой очаровательницей, невероятно ревнивой и очень требовательной.
Так получилось, что ему пришлось поручить лорду Хейвуду показывать своей родственнице Париж, сопровождать в дальней поездке на могилу мужа, а затем доставить обратно к развлечениям французской столицы.
Надо сказать, что леди Ирен была весьма довольна тем эскортом, который предоставил в ее распоряжение герцог.
Она не стала терять времени даром и сразу же дала понять лорду Хейвуду, что только он может ее утешить и залечить разбитое горем сердце. Всем своим видом она показывала, что без него все соблазны Парижа ничего для нее не значат.
Лорд Хейвуд слишком долгое время был лишен женского общества, если не считать особ легкого поведения, которые, как это было во все времена, всегда сопровождают армию. Кроме того, после окончания военных действий у него появилось достаточно свободного времени.
Он не был бы настоящим мужчиной, если бы не воспользовался случаем, который предоставила ему судьба.
Эти отношения стали для него отрадной передышкой среди тягот службы. Увлеченный ее пылкой страстью, он забывал на короткие мгновения все свои заботы и тревоги. Однако вскоре полковник понял, к своему огорчению и беспокойству, что леди Ирен претендует на более важную роль в его жизни, чем легкое, ни к чему не обязывающее увлечение.
Хотя леди Ирен была весьма неразборчива в своих любовных связях и рассматривала любого мужчину, попавшего в ее поле зрения, как потенциального любовника, тем не менее она ни на миг не оставляла мыслей о новом браке.
Как только она узнала, что человек, всем известный под именем полковника Вуда, на самом деле не кто иной, как лорд Хейвуд, она тут же решила, что нашла достойного кандидата себе в мужья.
Конечно, она знала, что у него, как у многих представителей дворянства в этот послевоенный период, нет денег, но по сравнению с тем, что он принадлежал к древнему славному роду и являлся хозяином великолепного дома в Лондоне и одного из лучших поместий во всей Англии, это казалось не столь уж важным.
Леди Ирен уже видела себя принимающей гостей в качестве хозяйки в огромном доме Хейвудов в Лондоне. Этот особняк был несравнимо больше и величественней, чем дом ее мужа. Что касается аббатства, то о нем она много слышала как об одном из самых красивейших поместий в стране.
— Я люблю тебя, Ромни! — сказала она в ночь перед его отъездом в Англию. — Сразу, как толь ко я вернусь домой, мы обязательно должны по говорить о нашем будущем!
В первый раз она заговорила об этом так прямо, хотя и прежде не раз намекала на то, что хотела бы быть с ним вместе всю свою жизнь. Но, как и раньше, лорд Хейвуд ничего ей не ответил.
— Я никого так не любила в своей жизни, как тебя, — продолжала леди Ирен, придвигаясь к нему еще ближе, хотя, казалось, это было вряд ли возможно.
Она обняла его за шею и в страстном порыве притянула к себе.
— Мы будем с тобой очень счастливы вместе, любовь моя! — продолжала она пылко. — И я уверена, ни у одной женщины на свете никогда не было и не будет такого пылкого и требовательного возлюбленного!
Повинуясь ее горячим жадным губам, лорд не мог ничего сказать, даже если бы и попытался.
Но в то время как в его теле невольно разгорался огонь страсти, зажженный ее настойчивыми, жаркими поцелуями, разум не менее горячо твердил, что он вовсе не намерен жениться на леди Ирен или на какой-либо другой особе, подобной ей. Леди Ирен была красива, но не такой представлял себе лорд Хейвуд свою будущую жену.
Правда, он сам как следует не знал, какая жена ему нужна, но он был абсолютно уверен, что постарается еще долго избегать уз брака.
Если уж ему вздумается жениться, то, во всяком случае, не на женщине, которая сразу после его отъезда найдет утешение — а в этом он нисколько не сомневался — в объятиях его собратьев-офицеров или кого-нибудь из молодых дипломатов, которые только того и ждали, чтобы броситься в любое, ни к чему не обязывающее любовное приключение...
Лорд Хейвуд вместе с Лалитой вошел в столовую и увидел Картера, спешащего из кухни с блюдом в руках. И тут ему невольно пришла в голову мысль, что с деньгами или без денег, но он, безусловно, предпочтет находиться здесь с Лалитой, чем с леди Ирен.
После ленча они поехали кататься верхом и не возвращались до тех пор, пока не устали их лошади. Затем по настоянию Лалиты они зашли в сад и в оранжереи проверить, как там обстоят дела.
Лорд Хейвуд увидел сам, что персиковые деревья, за которыми несколько лет никто не ухаживал, обильно плодоносили, все ветки были усыпаны золотистыми плодами, но сами персики были гораздо мельче, чем в предыдущие годы.
Виноград также уже начал поспевать. Он срезал одну самую спелую кисть для Лалиты, и девушка с удовольствием ела сладкие, чуть с кислинкой, ягоды, пока они шли по направлению к цветочной оранжерее.
Орхидеи довольно сильно пострадали без надлежащего ухода, хотя все еще цвели, а вот неприхотливые гвоздики привели Лалиту в полный восторг. Она тут же срезала несколько букетов, чтобы украсить комнаты.
— Поспело слишком много фруктов, — сказала она. — Нам все их не съесть. Но я знаю, что с ними можно сделать. Я приготовлю вам необыкновенно вкусный фруктовый напиток, который всегда делала моя мама, когда я была маленькой девочкой. Она научилась его готовить еще в детстве, живя в Бостоне.
Заметив быстрый взгляд, который бросил на нее лорд Хейвуд при этих словах, она засмеялась.
— Ну вот видите, я, кажется, дала вам еще один ключ к моей тайне.
— Так, значит, ваша мать была американкой!
— Думаю, после моего промаха было бы глупо лгать или отказываться отвечать на этот вопрос, — улыбнулась Лалита.
Очень глупо! — согласился лорд Хейвуд. — Вот так постепенно, как складывают части головоломки, я сложу вместе все разрозненные факты, которые вы невольно сообщаете мне, и тогда уж вам непременно придется рассказать мне всю вашу историю во всех подробностях.
— Но только подумайте, как вы будете разочарованы, когда вам не над чем будет ломать голову! — нашлась Лалита.
— Не над чем ломать голову! — воскликнул он. Затем невольно рассмеялся. — Вам не удастся так легко сбить меня с толку.
— Я бы очень хотела... рассказать вам все, — сказала Лалита, став внезапно серьезной, — но я думаю, что это... будет ошибкой. Станет только хуже, если вы все узнаете.
— Хуже вам или мне?
— Ну разумеется, вам. Ведь если вы будете знать, кто я, то сразу почувствуете себя обязанным сообщить обо всем моему опекуну, и тогда вам придется отправить меня к нему. А так вы можете вполне успокаивать свою совесть... если она у вас есть, конечно... говоря, что я держала вас в неведении и поэтому вам ничего другого не оставалось, как проявлять себя добрым самаритянином.
Лорд Хейвуд прекрасно понимал, что в ее словах заключалась определенная доля истины, и поэтому не стал возражать ей.
Девушка призналась ему, что у нее с собой имеются драгоценности и деньги, и если ей придется одной скитаться по стране, то рано или поздно ее ограбят или сделают еще что-нибудь похуже.
В стране было сейчас неспокойно. Как знал лорд Хейвуд из многочисленных газетных статей, особенную тревогу вызывали люди, демобилизованные из армии и флота без пенсий сразу после окончания войны. Быстро истратив все, что они имели, бывшие воины бродили по стране, выпрашивая подаяние, грабя, а иногда и убивая свои жертвы.
Его ужасала одна только мысль о том, с какой опасностью может столкнуться одинокая девушка в подобных обстоятельствах. Он прекрасно понимал, что сама Лалита, которая до этого момента беззаботно жила среди близких ей людей, заботившихся о ней и баловавших ее, едва ли отдает себе отчет в том, что значит остаться одной, без защиты и поддержки.
Словно прочитав его мысли, Лалита коснулась его руки и тихо сказала:
— Я очень вам благодарна, правда, очень! Временами я думаю, что моя мама, которую я часто вспоминаю в своих молитвах, сама привела меня сюда и сделала так, чтобы вы вернулись домой как раз вовремя, чтобы позаботиться обо мне. Не знаю, что бы я без вас делала!
Лорд Хейвуд хотел уже было ответить, что это совершенно невероятное предположение, чтобы о нем стоило говорить серьезно, но в том, как произнесла это Лалита, с какой наивной доверчивостью взяла его за руку, было что-то детское и беззащитное, и он, почти против своей воли, чуть сжал ее нежные пальцы в своей горячей ладони.
И вместо слов, которые уже были готовы сорваться с его губ, он произнес:
— Мне бы очень хотелось попробовать этого вашего фруктового напитка; думаю, я такого ни когда не пил.
Этим же вечером, перед обедом, лорд Хейвуд сказал Картеру, что завтра он отправляется в Лондон.
— А как ваша светлость собирается ехать? — поинтересовался бывший ординарец.
— Полагаю, верхом на Ватерлоо.
— В конюшне стоит очень неплохой двухколесный экипаж, он еще вполне приличный и годится для путешествия.
— Двухколесный экипаж?
— Ваша светлость можете взять Победителя. Ватерлоо не совсем для этого годится, но тут у одного арендатора есть молодая лошадь, которую он впрягает в повозку, так она может составить пару с Победителем.
— Конечно, удобнее было бы ехать до Лондона в экипаже, — задумчиво сказал лорд Хейвуд.
Так я мигом доскачу до арендатора и возьму у него эту лошадь, милорд. Если дать им хороший отдых и вволю овса, как только ваша светлость доберется до места, так они вмиг домчат вас сюда, домой, на следующий день.
— Ты прав, Картер. Это действительно гораздо удобнее, чем ехать верхом, и к тому же мне не придется менять лошадь, когда я доберусь до Лондона.
Хотя Победитель был, несомненно, лучших кровей, молодая лошадь, взятая взаймы, отличалась силой и выносливостью, и вместе они составляли вполне подходящую пару.
Экипаж был еще в хорошем состоянии, он был выкрашен в черный с желтым цвета и легок в управлении, так что поездка до Лондона обещала стать весьма приятной.
На следующее утро лорд Хейвуд тщательно оделся и, спустившись по лестнице с цилиндром в руке, встретил восхищенный взгляд девушки, ожидавшей его внизу.
Лалита была приятно поражена, когда наутро увидела лорда Хейвуда. Таким элегантным она его еще никогда не видела.
До сих пор он носил лишь бриджи для верховой езды да сюртук свободного покроя с галстуком, свободно завязанным вокруг шеи. Поэтому она несколько опешила, обнаружив, что он одет как истинный лондонский денди.
Его туго обтягивающие панталоны цвета шампанского, введенные в моду принцем-регентом, были заправлены в высокие, отполированные до блеска сапоги, про которые Картер гордо говорил, что в них, если хочешь, можно смотреться, как в зеркало. Короткий спереди сюртук с длинными фалдами, как было известно Ладите, был введен в моду Красавчиком Брумелем, а галстук повязан очень модным способом, который назывался «математический стиль» и который, как писали в газетах, был наиболее замысловатым и сложным для исполнения, а потому особо чтимым светскими щеголями.
Она смотрела на него во все глаза, и лорд Хейвуд, заметив ее взгляд, чуть самодовольно улыбнулся.
— Я никак не ожидал, что одежда, которую я носил, когда был молод и— глуп, может так прекрасно сохраниться и, главное, не выйти из моды, — сказал он, чуть поведя плечами.
— Она прекрасно на вас сидит!
— Да, только, кажется, немного тесновата, — ответил он, чуть поморщившись. — Видимо, в армии я несколько раздался в плечах, и теперь сюртук несколько сковывает движения.
— Но выглядите вы просто восхитительно! Наверное, именно это имеют в виду, когда говорят «одет как франт».
Благодарю, — засмеялся лорд Хейвуд, — только я вовсе не стремился к этому. Но у меня небольшой выбор: либо эта одежда, либо та, что я носил до сих пор.
— Я думаю, вам было бы неловко появиться в Лондоне в своей повседневной одежде!
— Возможно, вы правы, во всяком случае, банк вряд ли предоставит мне кредит, если я буду выглядеть как обнищавший землевладелец.
— Так вы за этим едете в Лондон?
— Я намерен попытаться взять ссуду, хотя и не очень надеюсь на успех, — признался лорд Хейвуд.
— Уверена, они войдут в ваше положение, — сказала Лалита. — А я, в свою очередь, буду усердно молиться, когда вы уедете, чтобы они были более сговорчивыми и пошли вам навстречу.
— Не сомневаюсь, ваши молитвы обязательно мне помогут, — с теплой улыбкой отвечал лорд Хейвуд. — А теперь мне пора в путь.
Лалита прошла с ним до входной двери. И хотя это было нелепо, но она чувствовала себя одинокой и покинутой оттого, что не может с ним поехать и вынуждена оставаться здесь, дожидаясь его возвращения.
— Я буду присматривать за домом, пока вы не вернетесь, — грустно сказала девушка.
— Думаю, за вами самой необходимо присматривать, — отозвался лорд Хейвуд.
— Это будет делать Картер...
— И надеюсь, что вы оба будете хорошо себя вести и не попадете в какую-нибудь неприятность, пока меня здесь не будет.
— Обещаю! — вздохнула Лалита и добавила: — Но только... возвращайтесь поскорее.
В ее голосе явно послышалась мольба. Это глубоко тронуло лорда Хейвуда, который понял по ее грустному взгляду и тону, что девушка будет скучать по нему.
— Я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу, — сказал он ласково. — Но, если я не вернусь завтра к вечеру, не стоит беспокоиться.
— Это легко сказать, — запротестовала Лалита. — Я все равно буду беспокоиться, поэтому... пожалуйста, постарайтесь... не пропустить те вкусные вещи, которые мы приготовим... к вашему приезду.
Лорд Хейвуд улыбнулся ей, и, когда девушка приподняла лицо, глядя ему в глаза умоляющим взглядом, ему неожиданно пришла в голову странная идея поцеловать ее на прощание.
Она проговорила это все, отчаянно запинаясь и краснея, и лорд Хейвуд невольно поднял голову и с удивлением посмотрел на нее.
— Амазонку моей матери? — переспросил он.
— Там, в ее спальне, где я сейчас сплю, хранится много всякой одежды в гардеробе.
Я никогда об этом не думал, но, полагаю, это действительно так, — кивнул он. — Я сам, к своему удовольствию, обнаружил не только свою прежнюю одежду, что когда-то носил, но и одежду отца, которая прекрасно подошла мне.
— Вам... может быть, неприятно, что я прошу вас об этом, — сказала Лалита, — но если я буду ездить верхом в своих собственных платьях, то они вряд ли мне долго прослужат.
— Вполне с вами согласен, — заметил лорд Хейвуд. — Тем более что вам. видимо, придется обходиться этими платьями достаточно долго.
Он улыбнулся, а затем добавил:
— Вы можете взять любые вещи моей матери, какие вам понравятся. Мне почему-то кажется, что, если бы она могла узнать о том, что здесь произошло, это бы ее очень позабавило.
Глаза девушки радостно вспыхнули.
— Благодарю вас, благодарю! — воскликнула она. — Как странно, однако, что вы так говорите! Когда я сплю в ее комнате, то временами у меня возникает ощущение, что она все еще здесь и в отличие от вас нисколько не осуждает меня за то, что я сбежала из дома!
— Ну, в этом вы не можете быть уверены, — все тем же снисходительным тоном проговорил лорд Хейвуд. — Однако я вижу, что вы намерены прокатиться со мной верхом, а раз так, вам лучше пойти и переодеться.
— Я мигом! — радостно воскликнула Лалита и бросилась из комнаты, словно у нее за плечами выросли крылья.
И снова лорд Хейвуд должен был признать, что эта милая девушка очень его забавляет.
В этот день не было и минуты, чтобы он не находил ее совершенно необычной, удивительной и, бесспорно, далеко не глупой. Ему нравилась ее непосредственная манера разговаривать, молчать, улыбаясь, смотреть из-под полуопущенных ресниц. Кроме того, она помогала ему сохранять присутствие духа и не давала погрузиться в мрачные раздумья о будущем.
Между тем Лалита поставила себе, целью убрать и привести в порядок комнаты, которыми они пользовались.
Лорд Хейвуд был уверен, что ей никогда прежде не приходилось заниматься ничем подобным, тем более ее старания были достойны всяческого восхищения. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что те красавицы, которых он встречал в Париже или помнил по своей довоенной жизни, ни за что не стали бы заниматься столь неприятным и недостойным делом, как уборка в доме.
Пока Картер выбивал пыль из ковров, Лалита вычищала щеткой мягкую мебель и старательно стирала пыль со столов, зеркал и всевозможных дорогих вещиц, украшавших комнаты.
Лорд Хейвуд обнаружил в первый же день, что его кровать застелена чистыми простынями, что, без сомнения, было делом рук Лалиты, и все дни в его комнате поддерживалась безукоризненная чистота и порядок, как это было в дни его юности.
Конечно, они были не в состоянии поддерживать чистоту и порядок во всем доме, но Лалита привела в достойный вид библиотеку, кабинет и их спальни, а Картер довел до блеска столовую, так что теперь, освещенная солнечным светом, она просто сверкала чистотой.
Но, несмотря на все их старания, лорд Хейвуд не мог отделаться от воспоминаний о тех временах, когда шесть высоких, статных лакеев, одетых в зелено-желтые ливреи фамильных цветов рода Хейвудов, стояли, вытянувшись в струнку, в зале, а старый Меривейл, тогда еще не высохший, как сейчас, а представительный, исполненный чувства собственного достоинства, с важностью царедворца принимал прибывающих гостей.
Лорд Хейвуд помнил и то, как около полудюжины горничных сновали из комнаты в комнату; как домоправительница, шурша юбками из черной тафты, с серебряной цепочкой для ключей на поясе, зорко приглядывала за слугами и за порядком в доме.
И теперь, заметив, с какой грустью смотрит Лалита на свои загрубевшие от работы руки, он почувствовал себя виноватым.
— Вам совершенно ни к чему всем этим заниматься, — заявил он довольно резко, когда спустя час зашел в кабинет и застал ее там: девушка, стоя на коленях, все еще протирала стопку пыльных книг.
— Мы же не можем каждый раз пачкаться, как трубочисты, когда берем книгу с полки, — возразила она. — К тому же книги портятся, если за ними не ухаживать.
— А какое вам, собственно, дело до моих книг? — сказал он, не подумав, что может обидеть ее.
Лалита опустила тряпку и, сев на пятки, взглянула на него снизу вверх.
— У вас, наверное, дурное настроение? — спросила она. — Я спрашиваю это потому, что как раз собиралась вам предложить сделать кое-какую работу в оранжерее, которая мне не под силу.
— В оранжерее? — не сумел скрыть своего изумления лорд Хейвуд.
— Я знаю, что у вас не так много времени, чтобы приглядывать за теплицами, — продолжала Лалита как ни в чем не бывало, — но персики уже начинают поспевать, и Картер говорит, что их можно будет есть уже через неделю. А если вы того заслужите, то получите к обеду клубнику!
Лорд Хейвуд рассмеялся.
— Вы заставили меня почувствовать себя так, словно я только что приехал из школы и к моему возвращению приготовили разные вкусные вещи.
— На этот раз вы вернулись не из школы, а с войны, — серьезно отвечала девушка. — Но если вы не будете добрым, то я накажу вас и съем все сама.
Лорд Хейвуд опять засмеялся.
— Но учтите, Картер сказал, что ленч будет готов точно через пять минут, а вы ведь знаете, как он пунктуален, — предупредил полковник. — Так что у вас осталось совсем мало времени, чтобы вымыть руки и привести себя в порядок.
— Ну, успею я их вымыть или нет, все равно я страшно голодная! — выпалила Лалита.
Она легко поднялась на ноги и, подобрав юбки, чтобы не мешали ей быстро двигаться, поспешно выбежала из комнаты.
С улыбкой глядя ей вслед, лорд Хейвуд думал о том, какое все-таки она милое и забавное дитя. Но затем улыбка его погасла, и он тяжело вздохнул. Хотя он должен был признаться, что присутствие Лалиты в доме доставляет ему радость, было необходимо серьезно подумать о ее предстоящем отъезде.
«Сразу же, как только вернусь из Лондона, надо будет вплотную этим заняться», — решил он.
Лорд Хейвуд был уверен, что, услышав о его возвращении, к нему вскоре начнут наведываться знакомые со всего графства, хотя бы просто из любопытства. Можно представить, с каким изумлением и тайным злорадством они станут обсуждать такую пикантную новость, что в доме лорда Хейвуда живет одинокая молодая женщина, а он даже ничего толком не знает о ней. В том, что это обязательно произойдет, можно было не сомневаться, это был лишь вопрос времени.
«Нет, Лалита непременно должна уехать отсюда, — твердо решил лорд Хейвуд. — И в ближайшее время».
Но он совершенно не представлял себе, как уговорить девушку уехать, а главное — куда он может ее отправить.
Каждую ночь, лежа без сна под гнетом тяжелых мыслей о будущем, он гадал, кто она такая. Была в этой истории одна очень странная деталь, которая настораживала лорда Хейвуда и вызывала у него недоумение. Почему родственники Налиты до сих пор не подняли никакого шума по поводу ее побега?
Он почти не сомневался, что объявление о розыске пропавшей девушки обязательно появится в газетах, однако там ничего не было.
Судя по тому, что ему рассказала сама Лалита, а также учитывая, что она слышала об аббатстве, была неплохо осведомлена о жизни в поместье, знала о том, что он служил во Франции, лорд Хейвуд мог предположить, что девушка жила где-то неподалеку.
Он мог бы поручить Картеру расспросить местных жителей. Они вполне могли что-нибудь слышать о сбежавшей или исчезнувшей девушке.
Но он решил, что это было бы нечестно. Лалита доверяла ему, и обмануть ее доверие было недостойно джентльмена, ведь своими действиями он мог невольно навлечь на нее беду.
И тем не менее что же ему с ней делать?
Она была слишком молода и слишком красива, чтобы одной скитаться по миру. Он содрогался от одной мысли о том, с какими ужасными опасностями она может столкнуться в этой нелегкой жизни.
Когда Лалита вернулась в кабинет, он все еще продолжал о ней думать. Девушка сняла свой огромный фартук горничной и выглядела теперь чисто и опрятно, но лорд Хейвуд прекрасно видел, хотя ни словом и не обмолвился об этом, как покраснели ее нежные руки. Видимо, ей пришлось оттирать с них грязь.
Кожа у нее была ослепительно белой и светилась, подобно жемчугу. И снова лорд Хейвуд, восхитившись ее нежной прелестью, подумал о том, как она хороша и как все-таки несправедливо, что она должна одна вступить в этот враждебный, жестокий мир.
Сопровождая Лалиту в столовую, лорд Хейвуд. спрашивал себя с некоторой долей сарказма, многие ли из его знакомых мужчин стали бы вести себя столь же целомудренно, как он, оказавшись волею случая наедине со столь очаровательной женщиной? Да и многие ли женщины, попав в подобные обстоятельства, отказались бы от всяких попыток завлечь его?
Он мог вспомнить среди всех своих знакомых лишь нескольких молодых женщин, которые не стали бы в такой ситуации флиртовать с ним или пытаться соблазнить. Но при этом они скорее всего держались бы с ним со сдержанной холодностью. Лалита же вела себя как доверчивый шаловливый ребенок.
Причина того, что она не воспринимала его как мужчину, крылась, по-видимому, в ее невинности и весьма юном возрасте.
Лорд Хейвуд знал, что она считала его очень красивым, во всяком случае, она так ему говорила. Кроме того, она всегда считалась с его мнением, уступая ему во всем, что само по себе можно было принять за утонченную форму лести.
Но все это слишком отличалось от льстивых речей и недвусмысленного кокетства, то есть от всего того, что казалось лорду Хейвуду неизбежным, когда он оставался наедине с женщиной.
Внезапно он обнаружил, что думает о леди Ирен. Ему нетрудно было представить себе, насколько все сейчас было бы иначе, останься она с ним наедине в поместье.
Леди Ирен слишком ясно дала ему понять тогда, в Париже, каковы ее чувства и намерения по отношению к нему. Он, бесспорно, находил ее необыкновенно привлекательной и был благодарен за то, что в ее пылких объятиях мог ненадолго отвлечься от своих многочисленных забот. Тем не менее он был не слишком опечален, когда прощался с ней, уезжая в Англию.
Ее муж был убит в одном из сражений и погребен во вражеской земле, поэтому после прекращения военных действий леди Ирен приехала во Францию, чтобы побывать на его могиле.
Их познакомил сам герцог Веллингтон. Леди Ирен была дальней кузиной герцогини, и лорду Хейвуду фактически поручили позаботиться о ней, отвлекать от печальных мыслей и не позволять слишком предаваться своему горю.
Однако лорд Хейвуд очень скоро понял, что леди Ирен вовсе не так убита горем, как могло показаться вначале. Смерть супруга отнюдь не разбила ее сердца.
Она вышла замуж еще совсем молодой, но вскоре разочаровалась в замужестве и горько сожалела о своей импульсивности. Поэтому, овдовев, она нисколько не была этим огорчена.
У нее было достаточно денег, которые давали ей возможность жить в роскоши, к которой она привыкла, и пользоваться славой одной из самых красивых женщин высшего света.
Герцог Веллингтон, который знал толк в красивых женщинах, без сомнения, сам с удовольствием «позаботился» бы о красавице Ирен, если бы его внимание не было поглощено в тот момент другой очаровательницей, невероятно ревнивой и очень требовательной.
Так получилось, что ему пришлось поручить лорду Хейвуду показывать своей родственнице Париж, сопровождать в дальней поездке на могилу мужа, а затем доставить обратно к развлечениям французской столицы.
Надо сказать, что леди Ирен была весьма довольна тем эскортом, который предоставил в ее распоряжение герцог.
Она не стала терять времени даром и сразу же дала понять лорду Хейвуду, что только он может ее утешить и залечить разбитое горем сердце. Всем своим видом она показывала, что без него все соблазны Парижа ничего для нее не значат.
Лорд Хейвуд слишком долгое время был лишен женского общества, если не считать особ легкого поведения, которые, как это было во все времена, всегда сопровождают армию. Кроме того, после окончания военных действий у него появилось достаточно свободного времени.
Он не был бы настоящим мужчиной, если бы не воспользовался случаем, который предоставила ему судьба.
Эти отношения стали для него отрадной передышкой среди тягот службы. Увлеченный ее пылкой страстью, он забывал на короткие мгновения все свои заботы и тревоги. Однако вскоре полковник понял, к своему огорчению и беспокойству, что леди Ирен претендует на более важную роль в его жизни, чем легкое, ни к чему не обязывающее увлечение.
Хотя леди Ирен была весьма неразборчива в своих любовных связях и рассматривала любого мужчину, попавшего в ее поле зрения, как потенциального любовника, тем не менее она ни на миг не оставляла мыслей о новом браке.
Как только она узнала, что человек, всем известный под именем полковника Вуда, на самом деле не кто иной, как лорд Хейвуд, она тут же решила, что нашла достойного кандидата себе в мужья.
Конечно, она знала, что у него, как у многих представителей дворянства в этот послевоенный период, нет денег, но по сравнению с тем, что он принадлежал к древнему славному роду и являлся хозяином великолепного дома в Лондоне и одного из лучших поместий во всей Англии, это казалось не столь уж важным.
Леди Ирен уже видела себя принимающей гостей в качестве хозяйки в огромном доме Хейвудов в Лондоне. Этот особняк был несравнимо больше и величественней, чем дом ее мужа. Что касается аббатства, то о нем она много слышала как об одном из самых красивейших поместий в стране.
— Я люблю тебя, Ромни! — сказала она в ночь перед его отъездом в Англию. — Сразу, как толь ко я вернусь домой, мы обязательно должны по говорить о нашем будущем!
В первый раз она заговорила об этом так прямо, хотя и прежде не раз намекала на то, что хотела бы быть с ним вместе всю свою жизнь. Но, как и раньше, лорд Хейвуд ничего ей не ответил.
— Я никого так не любила в своей жизни, как тебя, — продолжала леди Ирен, придвигаясь к нему еще ближе, хотя, казалось, это было вряд ли возможно.
Она обняла его за шею и в страстном порыве притянула к себе.
— Мы будем с тобой очень счастливы вместе, любовь моя! — продолжала она пылко. — И я уверена, ни у одной женщины на свете никогда не было и не будет такого пылкого и требовательного возлюбленного!
Повинуясь ее горячим жадным губам, лорд не мог ничего сказать, даже если бы и попытался.
Но в то время как в его теле невольно разгорался огонь страсти, зажженный ее настойчивыми, жаркими поцелуями, разум не менее горячо твердил, что он вовсе не намерен жениться на леди Ирен или на какой-либо другой особе, подобной ей. Леди Ирен была красива, но не такой представлял себе лорд Хейвуд свою будущую жену.
Правда, он сам как следует не знал, какая жена ему нужна, но он был абсолютно уверен, что постарается еще долго избегать уз брака.
Если уж ему вздумается жениться, то, во всяком случае, не на женщине, которая сразу после его отъезда найдет утешение — а в этом он нисколько не сомневался — в объятиях его собратьев-офицеров или кого-нибудь из молодых дипломатов, которые только того и ждали, чтобы броситься в любое, ни к чему не обязывающее любовное приключение...
Лорд Хейвуд вместе с Лалитой вошел в столовую и увидел Картера, спешащего из кухни с блюдом в руках. И тут ему невольно пришла в голову мысль, что с деньгами или без денег, но он, безусловно, предпочтет находиться здесь с Лалитой, чем с леди Ирен.
После ленча они поехали кататься верхом и не возвращались до тех пор, пока не устали их лошади. Затем по настоянию Лалиты они зашли в сад и в оранжереи проверить, как там обстоят дела.
Лорд Хейвуд увидел сам, что персиковые деревья, за которыми несколько лет никто не ухаживал, обильно плодоносили, все ветки были усыпаны золотистыми плодами, но сами персики были гораздо мельче, чем в предыдущие годы.
Виноград также уже начал поспевать. Он срезал одну самую спелую кисть для Лалиты, и девушка с удовольствием ела сладкие, чуть с кислинкой, ягоды, пока они шли по направлению к цветочной оранжерее.
Орхидеи довольно сильно пострадали без надлежащего ухода, хотя все еще цвели, а вот неприхотливые гвоздики привели Лалиту в полный восторг. Она тут же срезала несколько букетов, чтобы украсить комнаты.
— Поспело слишком много фруктов, — сказала она. — Нам все их не съесть. Но я знаю, что с ними можно сделать. Я приготовлю вам необыкновенно вкусный фруктовый напиток, который всегда делала моя мама, когда я была маленькой девочкой. Она научилась его готовить еще в детстве, живя в Бостоне.
Заметив быстрый взгляд, который бросил на нее лорд Хейвуд при этих словах, она засмеялась.
— Ну вот видите, я, кажется, дала вам еще один ключ к моей тайне.
— Так, значит, ваша мать была американкой!
— Думаю, после моего промаха было бы глупо лгать или отказываться отвечать на этот вопрос, — улыбнулась Лалита.
Очень глупо! — согласился лорд Хейвуд. — Вот так постепенно, как складывают части головоломки, я сложу вместе все разрозненные факты, которые вы невольно сообщаете мне, и тогда уж вам непременно придется рассказать мне всю вашу историю во всех подробностях.
— Но только подумайте, как вы будете разочарованы, когда вам не над чем будет ломать голову! — нашлась Лалита.
— Не над чем ломать голову! — воскликнул он. Затем невольно рассмеялся. — Вам не удастся так легко сбить меня с толку.
— Я бы очень хотела... рассказать вам все, — сказала Лалита, став внезапно серьезной, — но я думаю, что это... будет ошибкой. Станет только хуже, если вы все узнаете.
— Хуже вам или мне?
— Ну разумеется, вам. Ведь если вы будете знать, кто я, то сразу почувствуете себя обязанным сообщить обо всем моему опекуну, и тогда вам придется отправить меня к нему. А так вы можете вполне успокаивать свою совесть... если она у вас есть, конечно... говоря, что я держала вас в неведении и поэтому вам ничего другого не оставалось, как проявлять себя добрым самаритянином.
Лорд Хейвуд прекрасно понимал, что в ее словах заключалась определенная доля истины, и поэтому не стал возражать ей.
Девушка призналась ему, что у нее с собой имеются драгоценности и деньги, и если ей придется одной скитаться по стране, то рано или поздно ее ограбят или сделают еще что-нибудь похуже.
В стране было сейчас неспокойно. Как знал лорд Хейвуд из многочисленных газетных статей, особенную тревогу вызывали люди, демобилизованные из армии и флота без пенсий сразу после окончания войны. Быстро истратив все, что они имели, бывшие воины бродили по стране, выпрашивая подаяние, грабя, а иногда и убивая свои жертвы.
Его ужасала одна только мысль о том, с какой опасностью может столкнуться одинокая девушка в подобных обстоятельствах. Он прекрасно понимал, что сама Лалита, которая до этого момента беззаботно жила среди близких ей людей, заботившихся о ней и баловавших ее, едва ли отдает себе отчет в том, что значит остаться одной, без защиты и поддержки.
Словно прочитав его мысли, Лалита коснулась его руки и тихо сказала:
— Я очень вам благодарна, правда, очень! Временами я думаю, что моя мама, которую я часто вспоминаю в своих молитвах, сама привела меня сюда и сделала так, чтобы вы вернулись домой как раз вовремя, чтобы позаботиться обо мне. Не знаю, что бы я без вас делала!
Лорд Хейвуд хотел уже было ответить, что это совершенно невероятное предположение, чтобы о нем стоило говорить серьезно, но в том, как произнесла это Лалита, с какой наивной доверчивостью взяла его за руку, было что-то детское и беззащитное, и он, почти против своей воли, чуть сжал ее нежные пальцы в своей горячей ладони.
И вместо слов, которые уже были готовы сорваться с его губ, он произнес:
— Мне бы очень хотелось попробовать этого вашего фруктового напитка; думаю, я такого ни когда не пил.
Этим же вечером, перед обедом, лорд Хейвуд сказал Картеру, что завтра он отправляется в Лондон.
— А как ваша светлость собирается ехать? — поинтересовался бывший ординарец.
— Полагаю, верхом на Ватерлоо.
— В конюшне стоит очень неплохой двухколесный экипаж, он еще вполне приличный и годится для путешествия.
— Двухколесный экипаж?
— Ваша светлость можете взять Победителя. Ватерлоо не совсем для этого годится, но тут у одного арендатора есть молодая лошадь, которую он впрягает в повозку, так она может составить пару с Победителем.
— Конечно, удобнее было бы ехать до Лондона в экипаже, — задумчиво сказал лорд Хейвуд.
Так я мигом доскачу до арендатора и возьму у него эту лошадь, милорд. Если дать им хороший отдых и вволю овса, как только ваша светлость доберется до места, так они вмиг домчат вас сюда, домой, на следующий день.
— Ты прав, Картер. Это действительно гораздо удобнее, чем ехать верхом, и к тому же мне не придется менять лошадь, когда я доберусь до Лондона.
Хотя Победитель был, несомненно, лучших кровей, молодая лошадь, взятая взаймы, отличалась силой и выносливостью, и вместе они составляли вполне подходящую пару.
Экипаж был еще в хорошем состоянии, он был выкрашен в черный с желтым цвета и легок в управлении, так что поездка до Лондона обещала стать весьма приятной.
На следующее утро лорд Хейвуд тщательно оделся и, спустившись по лестнице с цилиндром в руке, встретил восхищенный взгляд девушки, ожидавшей его внизу.
Лалита была приятно поражена, когда наутро увидела лорда Хейвуда. Таким элегантным она его еще никогда не видела.
До сих пор он носил лишь бриджи для верховой езды да сюртук свободного покроя с галстуком, свободно завязанным вокруг шеи. Поэтому она несколько опешила, обнаружив, что он одет как истинный лондонский денди.
Его туго обтягивающие панталоны цвета шампанского, введенные в моду принцем-регентом, были заправлены в высокие, отполированные до блеска сапоги, про которые Картер гордо говорил, что в них, если хочешь, можно смотреться, как в зеркало. Короткий спереди сюртук с длинными фалдами, как было известно Ладите, был введен в моду Красавчиком Брумелем, а галстук повязан очень модным способом, который назывался «математический стиль» и который, как писали в газетах, был наиболее замысловатым и сложным для исполнения, а потому особо чтимым светскими щеголями.
Она смотрела на него во все глаза, и лорд Хейвуд, заметив ее взгляд, чуть самодовольно улыбнулся.
— Я никак не ожидал, что одежда, которую я носил, когда был молод и— глуп, может так прекрасно сохраниться и, главное, не выйти из моды, — сказал он, чуть поведя плечами.
— Она прекрасно на вас сидит!
— Да, только, кажется, немного тесновата, — ответил он, чуть поморщившись. — Видимо, в армии я несколько раздался в плечах, и теперь сюртук несколько сковывает движения.
— Но выглядите вы просто восхитительно! Наверное, именно это имеют в виду, когда говорят «одет как франт».
Благодарю, — засмеялся лорд Хейвуд, — только я вовсе не стремился к этому. Но у меня небольшой выбор: либо эта одежда, либо та, что я носил до сих пор.
— Я думаю, вам было бы неловко появиться в Лондоне в своей повседневной одежде!
— Возможно, вы правы, во всяком случае, банк вряд ли предоставит мне кредит, если я буду выглядеть как обнищавший землевладелец.
— Так вы за этим едете в Лондон?
— Я намерен попытаться взять ссуду, хотя и не очень надеюсь на успех, — признался лорд Хейвуд.
— Уверена, они войдут в ваше положение, — сказала Лалита. — А я, в свою очередь, буду усердно молиться, когда вы уедете, чтобы они были более сговорчивыми и пошли вам навстречу.
— Не сомневаюсь, ваши молитвы обязательно мне помогут, — с теплой улыбкой отвечал лорд Хейвуд. — А теперь мне пора в путь.
Лалита прошла с ним до входной двери. И хотя это было нелепо, но она чувствовала себя одинокой и покинутой оттого, что не может с ним поехать и вынуждена оставаться здесь, дожидаясь его возвращения.
— Я буду присматривать за домом, пока вы не вернетесь, — грустно сказала девушка.
— Думаю, за вами самой необходимо присматривать, — отозвался лорд Хейвуд.
— Это будет делать Картер...
— И надеюсь, что вы оба будете хорошо себя вести и не попадете в какую-нибудь неприятность, пока меня здесь не будет.
— Обещаю! — вздохнула Лалита и добавила: — Но только... возвращайтесь поскорее.
В ее голосе явно послышалась мольба. Это глубоко тронуло лорда Хейвуда, который понял по ее грустному взгляду и тону, что девушка будет скучать по нему.
— Я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу, — сказал он ласково. — Но, если я не вернусь завтра к вечеру, не стоит беспокоиться.
— Это легко сказать, — запротестовала Лалита. — Я все равно буду беспокоиться, поэтому... пожалуйста, постарайтесь... не пропустить те вкусные вещи, которые мы приготовим... к вашему приезду.
Лорд Хейвуд улыбнулся ей, и, когда девушка приподняла лицо, глядя ему в глаза умоляющим взглядом, ему неожиданно пришла в голову странная идея поцеловать ее на прощание.