Джейн была достаточно умна, чтобы знать, как развлечь мужчину, не дать ему заскучать, вести себя так, чтобы ее спутник никогда не был уверен, что она предпримет в следующий момент.
Рэндал проводил с Джейн много времени, практически все часы, которые он мог оторвать от продюсирования своей новой пьесы и внесения изменений и поправок в текст для осенней постановки «Сегодня и завтра».
Пьеса, которую ставили в то лето, была всего лишь легкой комедией, но постановка все равно требовала от Рэндала много времени и сил. Если Джейн и не нравилось, что Рэндал занимается чем угодно, только не ею, она была слишком умна, чтобы не говорить об этом. И только Хоппи было известно об истинных чувствах девушки. Только Хоппи видела нарастающую волну нетерпения за спокойной искренностью улыбки Джейн.
Но даже Хоппи Джейн ни за что бы не призналась, что Рэндал не торопится назначить дату их свадьбы. Он думал, что их решение пожениться было секретом, и не подозревал, что отец Джейн уже говорил об этом как о свершившемся факте. Рэндал же был убежден, что «никто ничего не должен знать».
Наверное, он скоро изменит свое мнение, убеждала себя Джейн. Ей казалось, что он ждет премьеры «Сегодня и завтра». Она понятия не имела об истинной причине подобной сдержанности Рэндала, но все ее существо инстинктивно протестовало против того, что страстное желание Рэндала завоевать ее не увенчалось желанием немедленно закрепить победу.
Джейн была уверена в Рэндале – никто не был так в нем уверен. Она знала, что в его жизни было до нее много женщин. Но она не сомневалась, что сумеет удержать этого мужчину, как только он будет принадлежать ей. Он бывал безответственным, и Джейн иногда боялась будущего, как, например, в этот раз, когда он уехал неожиданно на юг Франции и совсем ей не писал.
Это Хоппи сказала Джейн, где находится Рэндал и когда он вернется. Это Хоппи убеждала ее вновь и вновь, что Рэндал никогда не писал ни строчки, если ему за это не заплатили. Необходимость писать письма всегда была для него кошмаром.
– Рэндал вернется завтра, – сказала ей Хоппи, и вот завтра наступило, а Рэндала все нет.
– Что с ним случилось, Хоппи? – взволнованно вопрошала Джейн, то и дело вскакивая с дивана – она была не в силах усидеть на месте.
– Предположим, что он выехал в двенадцать, – рассудительно сказала Хоппи. – Значит, он может появиться в любой момент.
– Но почему бы ему не прилететь обычным пассажирским самолетом? – недоумевала Джейн.
– Рэндал любит сам сидеть за штурвалом, – отвечала на это Хоппи. – Во время войны, как вы знаете, он служил в военно-воздушных силах. Если что-то и доставляет ему в этой жизни удовольствие, так это парить в облаках. Когда он становится совсем несносным или дела идут кое-как, я сама говорю ему: «Бога ради, полетайте немного, вернетесь другим человеком». Так он всегда и делает. Именно поэтому я надоумила его купить аэроплан. Очень трудно было взять напрокат самолет так, чтобы разрешили лететь одному. Это вам не прокат машин.
– Да, наверное, – растерянно проговорила Джейн.
Впрочем, Хоппи видела, что девушка ее не слушает. Они обе говорили лишь для того, чтобы заполнить тягостное ожидание.
– Он – один из самых аккуратных пилотов, – продолжала Хоппи. – Никогда не рискует, не пытается проделать всякие там дурацкие фигуры, как некоторые молодые идиоты. Лететь с Рэндалом все равно что ехать на «роллс-ройсе» – ровно и спокойно. Забываешь о том, с какой огромной скоростью мчится самолет.
Джейн поглядела на золотые часики с рубинами на своей руке.
– Наверное, моя тревога выглядит смешно. Я надеялась, что мы сможем поужинать вместе, но, думаю, это нереально, раз Люсиль Лунд уже здесь. Поеду-ка я лучше домой. когда приедет Рэндал, попросите его мне позвонить. Я должна поговорить с ним, даже если не смогу его увидеть.
– Непременно скажу ему, – кивнула Хоппи. – Уверена, он будет еще до ужина. И незачем вам, мисс, так беспокоиться.
– Ну конечно…
Джейн направилась к двери, но в этот момент раздался телефонный звонок. Хоппи подошла к телефону.
– Алло! – Она автоматически отвечала ровным голосом профессиональной секретарши, но через секунду тон ее изменился. – Алло… Рэндал! Боже правый! Где вы? Мы все тут волнуемся… что с вами случилось. Авария?! С вами все в порядке? Что? Кто? Но я никогда о нем не слышала… Да, да, конечно… Да, оставьте бумаги мне… Вы уверены, что с вами все в порядке? Слава богу!
Хоппи положила трубку, хотя Джейн подбежала к ней с возгласами:
– Дайте! Дайте мне поговорить с ним!
– Он отсоединился. – Хоппи взяла девушку за руку. – Вам не стоит с ним сейчас говорить. Он попал в аварию, в нехорошую аварию.
– Но с ним ведь все в порядке?! Я слышала, как вы это сказали.
– Да, с Рэндалом все в порядке, – с мрачным выражением лица произнесла Хоппи. – Но погиб кто-то, кто летел вместе с ним.
– И кто же это был? – спросила Джейн.
– Мужчина. Кто-то, о ком я никогда не слышала. Рэндал сказал, что его звали Дарси Форест.
– Я тоже никогда о нем не слышала, – сказала Джейн. – Как это случилось?
– Возникли проблемы с двигателем, и ему пришлось совершить вынужденную посадку. Аэроплан врезался в дерево. С Рэндалом все в порядке, отделался ушибами, а вот этот Дарси Форест, кто бы он там ни был, погиб.
– Слава богу, Рэндал не ранен! – Джейн с облегчением вздохнула.
– Да, с Рэндалом все в порядке. Как и еще с одним пассажиром. С дочерью этого мистера Фореста. Рэндал привезет ее сюда.
Глаза двух женщин встретились. Обе они думали сейчас об одном и том же, обе мысленно задавали себе один и тот же вопрос: кто же это – дочь Дарси Фореста и почему она путешествовала с Рэндалом?
Глава четвертая
Рэндал проводил с Джейн много времени, практически все часы, которые он мог оторвать от продюсирования своей новой пьесы и внесения изменений и поправок в текст для осенней постановки «Сегодня и завтра».
Пьеса, которую ставили в то лето, была всего лишь легкой комедией, но постановка все равно требовала от Рэндала много времени и сил. Если Джейн и не нравилось, что Рэндал занимается чем угодно, только не ею, она была слишком умна, чтобы не говорить об этом. И только Хоппи было известно об истинных чувствах девушки. Только Хоппи видела нарастающую волну нетерпения за спокойной искренностью улыбки Джейн.
Но даже Хоппи Джейн ни за что бы не призналась, что Рэндал не торопится назначить дату их свадьбы. Он думал, что их решение пожениться было секретом, и не подозревал, что отец Джейн уже говорил об этом как о свершившемся факте. Рэндал же был убежден, что «никто ничего не должен знать».
Наверное, он скоро изменит свое мнение, убеждала себя Джейн. Ей казалось, что он ждет премьеры «Сегодня и завтра». Она понятия не имела об истинной причине подобной сдержанности Рэндала, но все ее существо инстинктивно протестовало против того, что страстное желание Рэндала завоевать ее не увенчалось желанием немедленно закрепить победу.
Джейн была уверена в Рэндале – никто не был так в нем уверен. Она знала, что в его жизни было до нее много женщин. Но она не сомневалась, что сумеет удержать этого мужчину, как только он будет принадлежать ей. Он бывал безответственным, и Джейн иногда боялась будущего, как, например, в этот раз, когда он уехал неожиданно на юг Франции и совсем ей не писал.
Это Хоппи сказала Джейн, где находится Рэндал и когда он вернется. Это Хоппи убеждала ее вновь и вновь, что Рэндал никогда не писал ни строчки, если ему за это не заплатили. Необходимость писать письма всегда была для него кошмаром.
– Рэндал вернется завтра, – сказала ей Хоппи, и вот завтра наступило, а Рэндала все нет.
– Что с ним случилось, Хоппи? – взволнованно вопрошала Джейн, то и дело вскакивая с дивана – она была не в силах усидеть на месте.
– Предположим, что он выехал в двенадцать, – рассудительно сказала Хоппи. – Значит, он может появиться в любой момент.
– Но почему бы ему не прилететь обычным пассажирским самолетом? – недоумевала Джейн.
– Рэндал любит сам сидеть за штурвалом, – отвечала на это Хоппи. – Во время войны, как вы знаете, он служил в военно-воздушных силах. Если что-то и доставляет ему в этой жизни удовольствие, так это парить в облаках. Когда он становится совсем несносным или дела идут кое-как, я сама говорю ему: «Бога ради, полетайте немного, вернетесь другим человеком». Так он всегда и делает. Именно поэтому я надоумила его купить аэроплан. Очень трудно было взять напрокат самолет так, чтобы разрешили лететь одному. Это вам не прокат машин.
– Да, наверное, – растерянно проговорила Джейн.
Впрочем, Хоппи видела, что девушка ее не слушает. Они обе говорили лишь для того, чтобы заполнить тягостное ожидание.
– Он – один из самых аккуратных пилотов, – продолжала Хоппи. – Никогда не рискует, не пытается проделать всякие там дурацкие фигуры, как некоторые молодые идиоты. Лететь с Рэндалом все равно что ехать на «роллс-ройсе» – ровно и спокойно. Забываешь о том, с какой огромной скоростью мчится самолет.
Джейн поглядела на золотые часики с рубинами на своей руке.
– Наверное, моя тревога выглядит смешно. Я надеялась, что мы сможем поужинать вместе, но, думаю, это нереально, раз Люсиль Лунд уже здесь. Поеду-ка я лучше домой. когда приедет Рэндал, попросите его мне позвонить. Я должна поговорить с ним, даже если не смогу его увидеть.
– Непременно скажу ему, – кивнула Хоппи. – Уверена, он будет еще до ужина. И незачем вам, мисс, так беспокоиться.
– Ну конечно…
Джейн направилась к двери, но в этот момент раздался телефонный звонок. Хоппи подошла к телефону.
– Алло! – Она автоматически отвечала ровным голосом профессиональной секретарши, но через секунду тон ее изменился. – Алло… Рэндал! Боже правый! Где вы? Мы все тут волнуемся… что с вами случилось. Авария?! С вами все в порядке? Что? Кто? Но я никогда о нем не слышала… Да, да, конечно… Да, оставьте бумаги мне… Вы уверены, что с вами все в порядке? Слава богу!
Хоппи положила трубку, хотя Джейн подбежала к ней с возгласами:
– Дайте! Дайте мне поговорить с ним!
– Он отсоединился. – Хоппи взяла девушку за руку. – Вам не стоит с ним сейчас говорить. Он попал в аварию, в нехорошую аварию.
– Но с ним ведь все в порядке?! Я слышала, как вы это сказали.
– Да, с Рэндалом все в порядке, – с мрачным выражением лица произнесла Хоппи. – Но погиб кто-то, кто летел вместе с ним.
– И кто же это был? – спросила Джейн.
– Мужчина. Кто-то, о ком я никогда не слышала. Рэндал сказал, что его звали Дарси Форест.
– Я тоже никогда о нем не слышала, – сказала Джейн. – Как это случилось?
– Возникли проблемы с двигателем, и ему пришлось совершить вынужденную посадку. Аэроплан врезался в дерево. С Рэндалом все в порядке, отделался ушибами, а вот этот Дарси Форест, кто бы он там ни был, погиб.
– Слава богу, Рэндал не ранен! – Джейн с облегчением вздохнула.
– Да, с Рэндалом все в порядке. Как и еще с одним пассажиром. С дочерью этого мистера Фореста. Рэндал привезет ее сюда.
Глаза двух женщин встретились. Обе они думали сейчас об одном и том же, обе мысленно задавали себе один и тот же вопрос: кто же это – дочь Дарси Фореста и почему она путешествовала с Рэндалом?
Глава четвертая
Сорелла сидела на красном бархатном диване и кромсала ножницами платье, когда в комнату вошла Хоппи. На полу лежали несколько ярдов кружева, и Хоппи несколько мгновений удивленно смотрела на девочку, прежде чем поняла, что именно делает Сорелла.
– Боже мой! Ты же портишь такое красивое платье! – воскликнула она.
Сорелла бросила на Хоппи короткий взгляд и вернулась к своему занятию.
– Вы бы не считали его красивым, если бы вам пришлось его носить.
– Но ты не должна… Я хочу сказать, это было очень красивое платье для девочки. И стоило оно, наверное, дорого.
– Да, дорого стоило, – согласилась Сорелла.
Говоря это, она приподняла платье, словно желая оценить результаты своей работы. Со срезанными оборками и кружевами платье выглядело куцым и убогим.
– Ты испортила его! – воскликнула Хоппи.
– Думаю, да, – угрюмо согласилась Сорелла. – Теперь оно для меня слишком короткое. Впрочем, оно всегда было слишком коротким.
Жестом, полным презрения, девочка бросила платье на пол и заявила:
– Мне нужны деньги.
– На одежду? – спросила Хоппи.
Сорелла кивнула.
– Думаю, твою просьбу нельзя назвать неразумной, – заметила Хоппи, вспомнив тот вечер, когда Сорелла появилась в доме, и то, как выглядела девочка в пальто из желтого шелка и шляпке из того же материала.
Хоппи не ожидала увидеть ничего подобного. Она собрала всю свою выдержку, чтобы дать понять Рэндалу, как сердится на него за то, что он всех их так испугал. Хорошо зная Рэндала, Хоппи была уверена, что он появится, как всегда, учтивый, с извиняющейся улыбкой на губах и в обществе молодой особы.
Но она ошиблась. Рэндал был бледен и мрачен. Он был буквально убит тем, что стал невольной причиной гибели Дарси Фореста.
С Рэндалом в доме появилась отнюдь не очаровательная особа, а девочка по имени Сорелла – странный, непредсказуемый ребенок. Хоппи поняла это, как только увидела девочку.
Ей сразу показалось неестественным, что Сорелла не проронила ни слезинки по поводу смерти отца. Она молча съела ужин, пока Рэндал давал интервью прессе, разговаривал с полицией и разбирался с кучей формальностей, одновременно пытаясь отрывистыми фразами рассказать Хоппи о том, что же произошло.
В том, что случилась авария, не было его вины. Рэндал не нес ответственности за неисправность двигателя. И даже самый опытный пилот не смог бы в сложившейся ситуации посадить машину безопасно и избежать роковых последствий. Но Рэндал винил в происшедшем себя, а Хоппи злилась на неведомого ей Дарси Фореста, вызвавшего такую суматоху, в то время как Рэндалу необходимо было сосредоточиться на важных неотложных делах. А теперь, ко всему прочему, перед ними стояла проблема по имени Сорелла Форест.
Хоппи приготовила по просьбе Рэндала маленькую гостевую комнату, смежную с удобной ванной, и помогла Сорелле распаковать чемодан.
При первом взгляде на девочку она подумала, что наряд Сореллы совсем не подходит для холодной осенней погоды, которая уже установилась в Лондоне. Она полагала, что у девочки есть другие вещи, которые прибудут днем позже, так как представляли бы лишний вес для легкого самолета.
Но она ошибалась. Вещи Дарси Фореста прибыли, и Рэндал отправил их в благотворительную организацию, помогающую безработным и обедневшим актерам. Но в багаже не было вещей девочки, и Хоппи пришла к заключению, что содержимое одного маленького чемодана – это все, что есть у Сореллы.
Хоппи вынуждена была признать, что вычурные платья с оборками и кружевами никуда не годятся, а желтое пальто Сореллы, купленное, очевидно, на Рю-де-ла-Пэ – улице с дорогими магазинами, может принадлежать только юной кинозвезде или девочке, располагающей обширным и разнообразным гардеробом.
Наклонившись, Хоппи подобрала с полу испорченное платье и кружева, которые когда-то придавали ему очарование, делая похожим на кукольное.
– Полагаю, что есть человек, который занимается наследством твоего отца, – проговорила Хоппи. – Мы попросим мистера Грэя узнать, на что ты можешь рассчитывать, и тогда купишь себе все, что захочешь.
– Если вы думаете, что папа оставил какие-то деньги, – сказала Сорелла, – то вы сильно ошибаетесь. Когда мы вылетали из Канн, у него оставалось всего сто франков. Он сам мне сказал.
– Ты хочешь сказать, что это были все его деньги в франках?
– Нет, это были все его деньги в этом мире, – уточнила Сорелла. – А вы подумали, что мы богатые?
– Нет. То есть… ну, в общем, я сама не знаю, что я подумала.
Хоппи растерянно смотрела на платье, которое держала в руках. Оно, должно быть, стоило тысячи франков. Она перевела взгляд на украшенную кружевами и вышивкой одежду Сореллы. Платье было довольно экстравагантным, подобные можно было увидеть на манекенах в витринах магазинов. Обычный подросток отказался бы надеть его – настолько помпезно оно выглядело.
Сорелла встала с дивана.
– Вы не понимаете, – тихо сказала она и отошла к окну.
Хоппи отметила гибкость и грацию ее движений. Платье было слишком коротким – подол едва достигал колен, а белые носочки и черные босоножки из ремешков выглядели нелепо на девочке-подростке.
Да, Сорелле, несомненно, нужна была новая одежда. И Хоппи отлично понимала, что это будет очередная ее служебная обязанность.
– Я поговорю с Рэндалом о покупке для тебя новой одежды, – пообещала девочке Хоппи. – Я уверена, он согласится.
– Сегодня? Вы поговорите с ним сегодня? – спросила Сорелла, резко повернувшись к Хоппи.
– Если будет возможность, – с улыбкой пообещала Хоппи. – Он отправился сейчас на репетицию, а если они закончат пораньше, думаю, он пойдет ужинать кое с кем из друзей.
– Вероятнее всего, с Джейн, – заметила Сорелла.
– Разве ты не называешь ее мисс Крейк? – удивилась Хоппи.
– Она разрешила мне называть ее Джейн, – ответила Сорелла. – Но для меня это не имеет значения. Я могу называть ее как угодно, если уж на то пошло.
– Нет-нет, конечно, называй ее Джейн, если она согласилась, – поспешно произнесла Хоппи. – В театральном мире все зовут друг друга по именам, но мне казалось, что мисс Крейк – девушка другого круга. Хотя, конечно, называй ее так, как она велела.
Сорелла молчала, и Хоппи вопросительно посмотрела на девочку. Сорелла имела необычную привычку замолкать, когда этого меньше всего ожидали окружающие. От этого ее собеседнику становилось не по себе, а многие чувствовали себя смущенными.
– Вам очень нравится Джейн Крейк, да, Хоппи? – вдруг спросила Сорелла.
– Да, разумеется, – ответила Хоппи. – Она очень приятная.
– И вам не нравится Люсиль Лунд.
Хоппи вздрогнула от неожиданности.
– Что навело тебя на такую мысль?
– То, как меняется ваш голос, когда вы о ней говорите, и еще в глазах у вас появляется сердитое выражение.
– Я едва знаю мисс Лунд, – строго ответила Хоппи. – Она сделала себе имя, и я восхищаюсь ее актерским мастерством. Нравится она мне или нет как человек, не имеет никакого значения.
Губы Сореллы чуть искривились в полуулыбке, ясно говорившей Хоппи, что девочка не поверила ни одному сказанному слову. Мгновенно утратив интерес к разговору, Сорелла снова отвернулась к окну.
Хоппи вдруг почувствовала неожиданный приступ раздражения. Эта девчонка бывает иногда несносна, и сейчас был один из таких моментов.
Держа в руках испорченное платье, Хоппи направилась к двери.
– Если хочешь прогуляться, – сказала она на ходу Сорелле, – я иду минут через десять в библиотеку. Можешь пойти со мной.
– А после библиотеки вы пойдете в театр? – спросила Сорелла.
– Нет, сегодня нет, – ответила Хоппи.
Она скорее почувствовала, чем увидела, что интерес девочки немедленно угас. Сорелла молча смотрела в окно, и Хоппи вышла из комнаты.
Сорелла смотрела на растущие под окном деревья. Желтые, золотые и коричневые листья всех оттенков осени уже начинали опадать под дующим с реки настойчивым порывистым ветром. Солнечный свет изредка пробивался сквозь облака, но горизонт был туманно-синим, и над Лондоном висела едва видимая серая дымка, придававшая городу таинственное очарование.
Улица была полна шумом дорожного движения, которое здесь было довольно оживленным, иногда раздавался пронзительный звук клаксонов.
Сорелла, казалось, ничего не слышала. Ее глаза были прикованы к кронам деревьев и к просветам между ними, в которых вдруг мелькали солнечные блики. Девочка долго стояла у окна, пока вдруг не почувствовала, что ее обнаженные руки совсем замерзли. Поежившись, Сорелла отошла в глубь комнаты.
На каминной полке стоял портрет Рэндала, написанный одним из его друзей-художников. Портрет явно льстил Рэндалу. Шарм и привлекательная его внешность были несколько преувеличены, и в то же время нельзя было не заметить проницательность его взгляда и ироничную полуулыбку. Это был Рэндал, каким его видел окружающий мир. Это был Рэндал, каким он видел себя сам, когда его воспитание и ценности, усвоенные им в детстве, не проступали сквозь светский лоск, делая его куда более обычным человеком, но и куда более естественным.
Сорелла, не двигаясь, смотрела на портрет. Она не пошевелилась, когда за спиной открылась дверь, – она была уверена, что это вернулась Хоппи. Но вдруг, словно какое-то шестое чувство подсказало ей, кто стоит за ее спиной, она резко обернулась и увидела Рэндала.
Когда он открыл дверь, лицо его было встревоженным и напряженным. Но через несколько секунд Рэндал уже улыбался.
– Восхищаешься мной или решила выкинуть портрет?
– Вы уже вернулись? – спросила Сорелла, проигнорировав его вопрос. – Я думала, что вы на репетиции.
– Я там и был, – ответил Рэндал.
Он подошел к столику в углу, на котором стоял поднос с напитками, и налил себе виски с содовой.
– Люсиль вышла из себя. Репетицию пришлось отложить до завтра.
– Что же ее расстроило? – поинтересовалась Сорелла.
– Одному богу известно, – ответил Рэндал. – Но уж точно не мне.
С раздраженным видом он уселся в кресло.
Сорелла села рядом на высокий табурет с мягкой обивкой.
– Вы прекрасно знаете, – очень тихо произнесла она.
Рэндал удивленно посмотрел на девочку.
– С чего ты решила?
– Но ведь это правда, – ответила Сорелла. – Вы знаете, что расстроило Люсиль Лунд, но не хотите признаться в этом даже самому себе.
Рэндал с раздражением посмотрел на Сореллу, но потом лишь молча отвел глаза и пожал плечами.
– Признаюсь, – капитулировал он. – Знаю. А раз и ты столько об этом знаешь, то, может, посоветуешь, что мне со всем этим делать?
Сорелла молча сидела, сложив руки на коленях. У нее была привычка сидеть тихо-тихо в особо важные моменты, Рэндал не раз замечал это ее свойство. Он бы просто не вынес сейчас, если бы она вертелась и жестикулировала, он бы разозлился, если бы она вдруг смутилась и пожалела о том, что сказала.
Но девочка сидела абсолютно тихо. Ее зеленые глаза, печальные и в то же время полные удивительного сочувствия, буквально впились в его лицо.
– Итак? – произнес наконец Рэндал, прерывая молчание. – Какое же лекарство ты посоветуешь?
– Лекарства не существует, – сказала Сорелла. – Люсиль ревнует к Джейн. Вы об этом знаете. Сегодня она взбесилась, потому что вчера вечером вы ужинали с Джейн.
– Похоже на правду! – воскликнул Рэндал. – Но откуда знаешь о таких вещах ты, необычная девочка?
– Я вчера весь день была в театре, – ответила Сорелла. – И слышала, о чем говорят люди. На меня ведь никто не обращает внимания, они вообще не замечали моего присутствия. Там был какой-то мистер Джепсон, он только что прибыл из Америки. Ему не нравилось, как Люсиль проходит третью сцену. Он сказал, что вы имели в виду совсем не то, когда эту сцену писали. А Люсиль сказала, что если так, то вы могли бы сообщить ей об этом сами, и добавила, что вас, похоже, больше волнует на сегодняшний день каша на завтрак, чем эта постановка.
– А что ответил этот Джепсон? – поинтересовался Рэндал.
Сорелла задумалась на несколько секунд, словно желая точнее припомнить слова.
– Он сказал: «Ну, ну, малышка!» Таким американским голосом – ну вы знаете, как он говорит. Попытался успокоить Люсиль, но стало только хуже. А потом она заявила: «Я, знаешь ли, не приехала бы в эту богадельню, если бы не Рэндал. И если ты думаешь, что ему удастся бросить меня ради какой-то белокожей светской девицы, даже увешанной с ног до головы дорогими побрякушками, то ты ошибаешься. – Сорелла с коротким смешком добавила: – Когда Люсиль злится, то начинает разговаривать совсем как в американских комиксах.
Рэндал, рассмеявшись, допил виски.
– Просто Люсиль пытается говорить так, как ее собеседник. Эдвард Джепсон начинал как ковбой, но сегодня никто в это не поверит! Что ж, думаю, мне лучше последовать твоему совету.
– А разве я давала вам совет? – удивилась Сорелла.
– О да! Ты сказала мне, что, если я желаю успеха своей пьесе, надо позаботиться о том, чтобы Люсиль была в хорошем настроении. Вопрос только, в каком настроении будет Джейн, если я переключу свое внимание на Люсиль?
Рэндал улыбнулся Сорелле неотразимой лукавой улыбкой нашкодившего школьника, затем поднялся и подошел к телефону.
– Сорелла, поверь, женщины – это исчадия ада, – со вздохом проговорил он.
Сорелла ничего не ответила. Поднимая трубку, Рэндал увидел на ее лице странное выражение. Он спросил бы девочку, о чем она думает, если бы не начал набирать номер Джейн.
На самом деле его слова вызвали у Сореллы неприятные воспоминания. Те же самые слова произнес ее отец пять лет назад, меряя шагами комнату.
«Женщины – исчадия ада, Сорелла, – сказал он, – настоящие исчадия ада. Я перебрал все трюки, какие знал. Теперь твоя очередь».
«Но что я могу сделать?» – спросила она тогда.
«Ты должна что-то сделать, причем быстро. У меня осталась последняя пятерка, а надо оплатить счет за две недели. Управляющий вчера сказал мне об этом. Я объяснил ему, что со дня на день жду чек из Англии. Ты знаешь не хуже меня, что этот чек сидит здесь, в гостинице, в лучшем номере и с собственной машиной у дверей».
«Папа, но ведь ясно, что миссис Лазар не хочет тебя знать. Вспомни, когда ты заговорил с ней вчера вечером в лифте, она посмотрела на тебя холодно, а сегодня утром, когда миссис Лазар увидела, что ты вошел в холл, она отвернулась».
«Это вовсе не означает, что она не хочет видеть меня, Сорелла, – ответил Дарси Форест. – Женщины – странные создания. Если их добиваться слишком явно, они притворяются, что не хотят тебя знать. Но, стоит тебе направить стопы в другую сторону, они тут же кидаются за тобой. Однако дело в том, что сейчас у нас нет времени на эту игру, на то, чтобы осторожно обложить жертву, как можно было бы сделать при других обстоятельствах. Нам, моя куколка, надо действовать быстро, и вот тут на сцену должна выйти ты».
«Как это?» – поинтересовалась Сорелла.
Дарси Форест какое-то время молчал, пощелкивая пальцем по зубам. Так он всегда делал, когда был погружен в глубокие раздумья. Сорелла хорошо знала эту привычку отца.
«Дай подумать. – Дарси потер подбородок и вдруг щелкнул пальцами, одновременно выругавшись. – Нашел! – сказал он. – Путь к сердцу мадам лежит через собачку».
«Я не понимаю», – пожаловалась Сорелла.
«Сейчас поймешь. Миссис Лазар возвращается с прогулки в четверть пятого. Тебе надо подождать в холле, пока она будет интересоваться, нет ли для нее писем. Она обычно сразу идет за ними к стойке администратора. Пока она будет разбираться с письмами, начни суетиться вокруг собаки. Погладь ее, поговори с ней ласково. Это несносная маленькая бестия, которая, очень может быть, тебя укусит. Но тут уж ничего не поделаешь, придется потерпеть. Ты должна говорить нежным детским голоском, какая это хорошенькая собачка и как ты хочешь себе такую же, восторгайся маленькой мерзавкой погромче, пока не подойдет миссис Лазар, а затем спроси, нельзя ли тебе прийти и поиграть с ней. Скажи, что будешь вести себя хорошо и никому не доставишь хлопот».
«Папа! Я не могу так сделать!» – воскликнула Сорелла.
«Это идеальная схема с защитой от дураков, – заявил Дарси, не слушая возражений дочери. – Ты пойдешь затем с миссис Лазар в гостиную. Если она откажет тебе, подними шум, начинай плакать, прижимай к себе собачку и целуй ее. Через несколько минут я приду и заберу тебя. А остальное предоставь мне».
Сорелла побледнела.
«Но я не могу этого сделать, па. Не могу! – повторяла она. – Миссис Лазар мне не позволит пойти с ней. Ведь видно же, что она нас с тобой не любит. Как я могу просить ее, чтобы она пустила меня в свой номер?»
«Ты можешь сделать это – и ты сделаешь, – жестко отрезал Дарси. – Надевай-ка свое самое красивое платье – то, что подарила тебе в Париже Флоранс Эрскин. И, ради бога, постарайся выглядеть посимпатичнее. Если бы только бог одарил меня красивым ребенком, о, сколько бы всего я достиг! Ты даже не пытаешься выглядеть привлекательной, не желаешь быть милой, воспитанной девочкой. Я не забыл, как Флоранс жаловалась, что ты все время смотрела на нее сердито. Хотел бы я знать, сколько денег я потерял из-за твоих сердитых взглядов?»
– Боже мой! Ты же портишь такое красивое платье! – воскликнула она.
Сорелла бросила на Хоппи короткий взгляд и вернулась к своему занятию.
– Вы бы не считали его красивым, если бы вам пришлось его носить.
– Но ты не должна… Я хочу сказать, это было очень красивое платье для девочки. И стоило оно, наверное, дорого.
– Да, дорого стоило, – согласилась Сорелла.
Говоря это, она приподняла платье, словно желая оценить результаты своей работы. Со срезанными оборками и кружевами платье выглядело куцым и убогим.
– Ты испортила его! – воскликнула Хоппи.
– Думаю, да, – угрюмо согласилась Сорелла. – Теперь оно для меня слишком короткое. Впрочем, оно всегда было слишком коротким.
Жестом, полным презрения, девочка бросила платье на пол и заявила:
– Мне нужны деньги.
– На одежду? – спросила Хоппи.
Сорелла кивнула.
– Думаю, твою просьбу нельзя назвать неразумной, – заметила Хоппи, вспомнив тот вечер, когда Сорелла появилась в доме, и то, как выглядела девочка в пальто из желтого шелка и шляпке из того же материала.
Хоппи не ожидала увидеть ничего подобного. Она собрала всю свою выдержку, чтобы дать понять Рэндалу, как сердится на него за то, что он всех их так испугал. Хорошо зная Рэндала, Хоппи была уверена, что он появится, как всегда, учтивый, с извиняющейся улыбкой на губах и в обществе молодой особы.
Но она ошиблась. Рэндал был бледен и мрачен. Он был буквально убит тем, что стал невольной причиной гибели Дарси Фореста.
С Рэндалом в доме появилась отнюдь не очаровательная особа, а девочка по имени Сорелла – странный, непредсказуемый ребенок. Хоппи поняла это, как только увидела девочку.
Ей сразу показалось неестественным, что Сорелла не проронила ни слезинки по поводу смерти отца. Она молча съела ужин, пока Рэндал давал интервью прессе, разговаривал с полицией и разбирался с кучей формальностей, одновременно пытаясь отрывистыми фразами рассказать Хоппи о том, что же произошло.
В том, что случилась авария, не было его вины. Рэндал не нес ответственности за неисправность двигателя. И даже самый опытный пилот не смог бы в сложившейся ситуации посадить машину безопасно и избежать роковых последствий. Но Рэндал винил в происшедшем себя, а Хоппи злилась на неведомого ей Дарси Фореста, вызвавшего такую суматоху, в то время как Рэндалу необходимо было сосредоточиться на важных неотложных делах. А теперь, ко всему прочему, перед ними стояла проблема по имени Сорелла Форест.
Хоппи приготовила по просьбе Рэндала маленькую гостевую комнату, смежную с удобной ванной, и помогла Сорелле распаковать чемодан.
При первом взгляде на девочку она подумала, что наряд Сореллы совсем не подходит для холодной осенней погоды, которая уже установилась в Лондоне. Она полагала, что у девочки есть другие вещи, которые прибудут днем позже, так как представляли бы лишний вес для легкого самолета.
Но она ошибалась. Вещи Дарси Фореста прибыли, и Рэндал отправил их в благотворительную организацию, помогающую безработным и обедневшим актерам. Но в багаже не было вещей девочки, и Хоппи пришла к заключению, что содержимое одного маленького чемодана – это все, что есть у Сореллы.
Хоппи вынуждена была признать, что вычурные платья с оборками и кружевами никуда не годятся, а желтое пальто Сореллы, купленное, очевидно, на Рю-де-ла-Пэ – улице с дорогими магазинами, может принадлежать только юной кинозвезде или девочке, располагающей обширным и разнообразным гардеробом.
Наклонившись, Хоппи подобрала с полу испорченное платье и кружева, которые когда-то придавали ему очарование, делая похожим на кукольное.
– Полагаю, что есть человек, который занимается наследством твоего отца, – проговорила Хоппи. – Мы попросим мистера Грэя узнать, на что ты можешь рассчитывать, и тогда купишь себе все, что захочешь.
– Если вы думаете, что папа оставил какие-то деньги, – сказала Сорелла, – то вы сильно ошибаетесь. Когда мы вылетали из Канн, у него оставалось всего сто франков. Он сам мне сказал.
– Ты хочешь сказать, что это были все его деньги в франках?
– Нет, это были все его деньги в этом мире, – уточнила Сорелла. – А вы подумали, что мы богатые?
– Нет. То есть… ну, в общем, я сама не знаю, что я подумала.
Хоппи растерянно смотрела на платье, которое держала в руках. Оно, должно быть, стоило тысячи франков. Она перевела взгляд на украшенную кружевами и вышивкой одежду Сореллы. Платье было довольно экстравагантным, подобные можно было увидеть на манекенах в витринах магазинов. Обычный подросток отказался бы надеть его – настолько помпезно оно выглядело.
Сорелла встала с дивана.
– Вы не понимаете, – тихо сказала она и отошла к окну.
Хоппи отметила гибкость и грацию ее движений. Платье было слишком коротким – подол едва достигал колен, а белые носочки и черные босоножки из ремешков выглядели нелепо на девочке-подростке.
Да, Сорелле, несомненно, нужна была новая одежда. И Хоппи отлично понимала, что это будет очередная ее служебная обязанность.
– Я поговорю с Рэндалом о покупке для тебя новой одежды, – пообещала девочке Хоппи. – Я уверена, он согласится.
– Сегодня? Вы поговорите с ним сегодня? – спросила Сорелла, резко повернувшись к Хоппи.
– Если будет возможность, – с улыбкой пообещала Хоппи. – Он отправился сейчас на репетицию, а если они закончат пораньше, думаю, он пойдет ужинать кое с кем из друзей.
– Вероятнее всего, с Джейн, – заметила Сорелла.
– Разве ты не называешь ее мисс Крейк? – удивилась Хоппи.
– Она разрешила мне называть ее Джейн, – ответила Сорелла. – Но для меня это не имеет значения. Я могу называть ее как угодно, если уж на то пошло.
– Нет-нет, конечно, называй ее Джейн, если она согласилась, – поспешно произнесла Хоппи. – В театральном мире все зовут друг друга по именам, но мне казалось, что мисс Крейк – девушка другого круга. Хотя, конечно, называй ее так, как она велела.
Сорелла молчала, и Хоппи вопросительно посмотрела на девочку. Сорелла имела необычную привычку замолкать, когда этого меньше всего ожидали окружающие. От этого ее собеседнику становилось не по себе, а многие чувствовали себя смущенными.
– Вам очень нравится Джейн Крейк, да, Хоппи? – вдруг спросила Сорелла.
– Да, разумеется, – ответила Хоппи. – Она очень приятная.
– И вам не нравится Люсиль Лунд.
Хоппи вздрогнула от неожиданности.
– Что навело тебя на такую мысль?
– То, как меняется ваш голос, когда вы о ней говорите, и еще в глазах у вас появляется сердитое выражение.
– Я едва знаю мисс Лунд, – строго ответила Хоппи. – Она сделала себе имя, и я восхищаюсь ее актерским мастерством. Нравится она мне или нет как человек, не имеет никакого значения.
Губы Сореллы чуть искривились в полуулыбке, ясно говорившей Хоппи, что девочка не поверила ни одному сказанному слову. Мгновенно утратив интерес к разговору, Сорелла снова отвернулась к окну.
Хоппи вдруг почувствовала неожиданный приступ раздражения. Эта девчонка бывает иногда несносна, и сейчас был один из таких моментов.
Держа в руках испорченное платье, Хоппи направилась к двери.
– Если хочешь прогуляться, – сказала она на ходу Сорелле, – я иду минут через десять в библиотеку. Можешь пойти со мной.
– А после библиотеки вы пойдете в театр? – спросила Сорелла.
– Нет, сегодня нет, – ответила Хоппи.
Она скорее почувствовала, чем увидела, что интерес девочки немедленно угас. Сорелла молча смотрела в окно, и Хоппи вышла из комнаты.
Сорелла смотрела на растущие под окном деревья. Желтые, золотые и коричневые листья всех оттенков осени уже начинали опадать под дующим с реки настойчивым порывистым ветром. Солнечный свет изредка пробивался сквозь облака, но горизонт был туманно-синим, и над Лондоном висела едва видимая серая дымка, придававшая городу таинственное очарование.
Улица была полна шумом дорожного движения, которое здесь было довольно оживленным, иногда раздавался пронзительный звук клаксонов.
Сорелла, казалось, ничего не слышала. Ее глаза были прикованы к кронам деревьев и к просветам между ними, в которых вдруг мелькали солнечные блики. Девочка долго стояла у окна, пока вдруг не почувствовала, что ее обнаженные руки совсем замерзли. Поежившись, Сорелла отошла в глубь комнаты.
На каминной полке стоял портрет Рэндала, написанный одним из его друзей-художников. Портрет явно льстил Рэндалу. Шарм и привлекательная его внешность были несколько преувеличены, и в то же время нельзя было не заметить проницательность его взгляда и ироничную полуулыбку. Это был Рэндал, каким его видел окружающий мир. Это был Рэндал, каким он видел себя сам, когда его воспитание и ценности, усвоенные им в детстве, не проступали сквозь светский лоск, делая его куда более обычным человеком, но и куда более естественным.
Сорелла, не двигаясь, смотрела на портрет. Она не пошевелилась, когда за спиной открылась дверь, – она была уверена, что это вернулась Хоппи. Но вдруг, словно какое-то шестое чувство подсказало ей, кто стоит за ее спиной, она резко обернулась и увидела Рэндала.
Когда он открыл дверь, лицо его было встревоженным и напряженным. Но через несколько секунд Рэндал уже улыбался.
– Восхищаешься мной или решила выкинуть портрет?
– Вы уже вернулись? – спросила Сорелла, проигнорировав его вопрос. – Я думала, что вы на репетиции.
– Я там и был, – ответил Рэндал.
Он подошел к столику в углу, на котором стоял поднос с напитками, и налил себе виски с содовой.
– Люсиль вышла из себя. Репетицию пришлось отложить до завтра.
– Что же ее расстроило? – поинтересовалась Сорелла.
– Одному богу известно, – ответил Рэндал. – Но уж точно не мне.
С раздраженным видом он уселся в кресло.
Сорелла села рядом на высокий табурет с мягкой обивкой.
– Вы прекрасно знаете, – очень тихо произнесла она.
Рэндал удивленно посмотрел на девочку.
– С чего ты решила?
– Но ведь это правда, – ответила Сорелла. – Вы знаете, что расстроило Люсиль Лунд, но не хотите признаться в этом даже самому себе.
Рэндал с раздражением посмотрел на Сореллу, но потом лишь молча отвел глаза и пожал плечами.
– Признаюсь, – капитулировал он. – Знаю. А раз и ты столько об этом знаешь, то, может, посоветуешь, что мне со всем этим делать?
Сорелла молча сидела, сложив руки на коленях. У нее была привычка сидеть тихо-тихо в особо важные моменты, Рэндал не раз замечал это ее свойство. Он бы просто не вынес сейчас, если бы она вертелась и жестикулировала, он бы разозлился, если бы она вдруг смутилась и пожалела о том, что сказала.
Но девочка сидела абсолютно тихо. Ее зеленые глаза, печальные и в то же время полные удивительного сочувствия, буквально впились в его лицо.
– Итак? – произнес наконец Рэндал, прерывая молчание. – Какое же лекарство ты посоветуешь?
– Лекарства не существует, – сказала Сорелла. – Люсиль ревнует к Джейн. Вы об этом знаете. Сегодня она взбесилась, потому что вчера вечером вы ужинали с Джейн.
– Похоже на правду! – воскликнул Рэндал. – Но откуда знаешь о таких вещах ты, необычная девочка?
– Я вчера весь день была в театре, – ответила Сорелла. – И слышала, о чем говорят люди. На меня ведь никто не обращает внимания, они вообще не замечали моего присутствия. Там был какой-то мистер Джепсон, он только что прибыл из Америки. Ему не нравилось, как Люсиль проходит третью сцену. Он сказал, что вы имели в виду совсем не то, когда эту сцену писали. А Люсиль сказала, что если так, то вы могли бы сообщить ей об этом сами, и добавила, что вас, похоже, больше волнует на сегодняшний день каша на завтрак, чем эта постановка.
– А что ответил этот Джепсон? – поинтересовался Рэндал.
Сорелла задумалась на несколько секунд, словно желая точнее припомнить слова.
– Он сказал: «Ну, ну, малышка!» Таким американским голосом – ну вы знаете, как он говорит. Попытался успокоить Люсиль, но стало только хуже. А потом она заявила: «Я, знаешь ли, не приехала бы в эту богадельню, если бы не Рэндал. И если ты думаешь, что ему удастся бросить меня ради какой-то белокожей светской девицы, даже увешанной с ног до головы дорогими побрякушками, то ты ошибаешься. – Сорелла с коротким смешком добавила: – Когда Люсиль злится, то начинает разговаривать совсем как в американских комиксах.
Рэндал, рассмеявшись, допил виски.
– Просто Люсиль пытается говорить так, как ее собеседник. Эдвард Джепсон начинал как ковбой, но сегодня никто в это не поверит! Что ж, думаю, мне лучше последовать твоему совету.
– А разве я давала вам совет? – удивилась Сорелла.
– О да! Ты сказала мне, что, если я желаю успеха своей пьесе, надо позаботиться о том, чтобы Люсиль была в хорошем настроении. Вопрос только, в каком настроении будет Джейн, если я переключу свое внимание на Люсиль?
Рэндал улыбнулся Сорелле неотразимой лукавой улыбкой нашкодившего школьника, затем поднялся и подошел к телефону.
– Сорелла, поверь, женщины – это исчадия ада, – со вздохом проговорил он.
Сорелла ничего не ответила. Поднимая трубку, Рэндал увидел на ее лице странное выражение. Он спросил бы девочку, о чем она думает, если бы не начал набирать номер Джейн.
На самом деле его слова вызвали у Сореллы неприятные воспоминания. Те же самые слова произнес ее отец пять лет назад, меряя шагами комнату.
«Женщины – исчадия ада, Сорелла, – сказал он, – настоящие исчадия ада. Я перебрал все трюки, какие знал. Теперь твоя очередь».
«Но что я могу сделать?» – спросила она тогда.
«Ты должна что-то сделать, причем быстро. У меня осталась последняя пятерка, а надо оплатить счет за две недели. Управляющий вчера сказал мне об этом. Я объяснил ему, что со дня на день жду чек из Англии. Ты знаешь не хуже меня, что этот чек сидит здесь, в гостинице, в лучшем номере и с собственной машиной у дверей».
«Папа, но ведь ясно, что миссис Лазар не хочет тебя знать. Вспомни, когда ты заговорил с ней вчера вечером в лифте, она посмотрела на тебя холодно, а сегодня утром, когда миссис Лазар увидела, что ты вошел в холл, она отвернулась».
«Это вовсе не означает, что она не хочет видеть меня, Сорелла, – ответил Дарси Форест. – Женщины – странные создания. Если их добиваться слишком явно, они притворяются, что не хотят тебя знать. Но, стоит тебе направить стопы в другую сторону, они тут же кидаются за тобой. Однако дело в том, что сейчас у нас нет времени на эту игру, на то, чтобы осторожно обложить жертву, как можно было бы сделать при других обстоятельствах. Нам, моя куколка, надо действовать быстро, и вот тут на сцену должна выйти ты».
«Как это?» – поинтересовалась Сорелла.
Дарси Форест какое-то время молчал, пощелкивая пальцем по зубам. Так он всегда делал, когда был погружен в глубокие раздумья. Сорелла хорошо знала эту привычку отца.
«Дай подумать. – Дарси потер подбородок и вдруг щелкнул пальцами, одновременно выругавшись. – Нашел! – сказал он. – Путь к сердцу мадам лежит через собачку».
«Я не понимаю», – пожаловалась Сорелла.
«Сейчас поймешь. Миссис Лазар возвращается с прогулки в четверть пятого. Тебе надо подождать в холле, пока она будет интересоваться, нет ли для нее писем. Она обычно сразу идет за ними к стойке администратора. Пока она будет разбираться с письмами, начни суетиться вокруг собаки. Погладь ее, поговори с ней ласково. Это несносная маленькая бестия, которая, очень может быть, тебя укусит. Но тут уж ничего не поделаешь, придется потерпеть. Ты должна говорить нежным детским голоском, какая это хорошенькая собачка и как ты хочешь себе такую же, восторгайся маленькой мерзавкой погромче, пока не подойдет миссис Лазар, а затем спроси, нельзя ли тебе прийти и поиграть с ней. Скажи, что будешь вести себя хорошо и никому не доставишь хлопот».
«Папа! Я не могу так сделать!» – воскликнула Сорелла.
«Это идеальная схема с защитой от дураков, – заявил Дарси, не слушая возражений дочери. – Ты пойдешь затем с миссис Лазар в гостиную. Если она откажет тебе, подними шум, начинай плакать, прижимай к себе собачку и целуй ее. Через несколько минут я приду и заберу тебя. А остальное предоставь мне».
Сорелла побледнела.
«Но я не могу этого сделать, па. Не могу! – повторяла она. – Миссис Лазар мне не позволит пойти с ней. Ведь видно же, что она нас с тобой не любит. Как я могу просить ее, чтобы она пустила меня в свой номер?»
«Ты можешь сделать это – и ты сделаешь, – жестко отрезал Дарси. – Надевай-ка свое самое красивое платье – то, что подарила тебе в Париже Флоранс Эрскин. И, ради бога, постарайся выглядеть посимпатичнее. Если бы только бог одарил меня красивым ребенком, о, сколько бы всего я достиг! Ты даже не пытаешься выглядеть привлекательной, не желаешь быть милой, воспитанной девочкой. Я не забыл, как Флоранс жаловалась, что ты все время смотрела на нее сердито. Хотел бы я знать, сколько денег я потерял из-за твоих сердитых взглядов?»
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента