Страница:
Служанка принесла лимонад для Николаса и Пру. Они его выпили, и, заскучав от разговоров взрослых, подошли к окну. Первой заметила фонтан Пру. Она вскрикнула и побежала к генералу.
— У вас есть фонтан! Я видела его из окна. Он не очень большой, но, пожалуйста, разрешите нам сходить и посмотреть.
— Конечно, идите, — разрешил генерал и встал, чтобы открыть французские окна для них. Со смехом и криками дети побежали туда, где в центре декоративного пруда журчал и переливался на солнце маленький фонтан.
Миссис Редфорд и Салли наблюдали за ними из другого окна.
— Всем детям нравятся фонтаны, — грустно сказала миссис Редфорд, и, повернувшись к мужу, добавила:
— Добавь напора, Лайонел. Им будет интересно, когда вода поднимется выше.
— Сейчас, — ответил он.
Он вышел вслед за детьми и спустился по ступенькам вниз к фонтану. Салли увидела, как Пру побежала к нему. Он взял ее за руку и повел вместе с Николасом к круглому крану, который контролировал напор воды. Генерал его отвернул, и миссис Редфорд и Салли услышали восторженные визги, когда фонтан взмыл в высоту на двенадцать футов.
Брызги воды переливались на солнце и попадали на раскрасневшиеся, взволнованные лица детей, бегавших вокруг маленького пруда.
Салли вдруг заметила, что миссис Редфорд вытирает глаза.
— Такие прекрасные дети, — сказала она, — и с такими хорошими манерами. Они твои родственники?
— Нет, — ответила Салли. — Я встретила их при очень странных обстоятельствах.
Не вдаваясь б подробности о причинах своего появления у Торнов, она рассказала миссис Редфорд, что случилось в поезде.
— Их мама такая красавица, и хотя я видела ее всего лишь раз или два, когда мы были с детьми в больнице, мне показалось, что она замечательный человек во всех отношениях, если смогла так хорошо воспитать детей. У них на все правильный взгляд. Они очень честные и послушные. Николас восхищается мужественными людьми, а Пру — самый добросердечный маленький человечек. Она не переносит, когда страдают люди или животные. Это буквально разбило ей сердце, когда мы вчера утром нашли на поляне мертвую птичку.
— Очень благородно со стороны леди Торн приютить бедняжек, но и совершенно правильно.
— Я думаю, что леди Торн очень довольна, что они живут у нее, и, наверное, будет скучать, когда дети вынуждены будут уехать.
— Может быть... — миссис Редфорд заколебалась, — ты приведешь их сюда еще раз? Мы с мужем так одиноки, а услышать в доме детские голоса такая радость. Посмотри на Лайонела. Я не видела его таким энергичным много лет.
Дети нашли мяч и бросали его генералу. Когда он его ловил, то подбрасывал, казалось, до самых верхушек деревьев, окружавших лужайку, а когда мяч падал, дети бросались его ловить. Им это редко удавалось, но они толкали друг друга, падали и заливались звонким, радостным смехом.
— Генералу, похоже, самому нравится играть, — улыбнулась Салли.
— Вы должны остаться и выпить с нами чая, — вдруг сказала миссис Редфорд, и ее голос был почти умоляющим. — Я попрошу Сару подать его прямо сейчас. Скажи «да», прошу тебя.
— Я думаю, что мы с удовольствием останемся, — ответила Салли, — если это не создаст лишних беспокойств. Дома мы сегодня будем пить чай поздно, так что никто не станет волноваться из-за нас.
— Это будет просто замечательно! — обрадовалась миссис Редфорд. — Пойду и скажу Саре, а заодно посмотрю, есть ли что-нибудь вкусненькое для детей. Может быть, ты пока пойдешь к ним в сад?
Салли вышла в сад и села на террасе, наблюдая за детьми, по, не делая попыток присоединиться к ним и генералу. Вскоре они устали от игры в мяч и пошли смотреть на хорьков, которых держал генерал, чтобы они охотились на крыс.
Когда миссис Редфорд вернулась, она застала Салли одну.
— Они пошли смотреть на хорьков, — сказала Салли.
— О да, для них это очень интересно. Я помню, когда мой сын был еще мальчиком, он очень любил хорьков, у него было два своих собственных.
Она говорила, немного запинаясь, о своем сыне. Салли догадалась, что долгое время миссис Редфорд не могла упоминать его имя, но присутствие детей сделало это возможным, и она была рада такому случаю.
— Николас умеет обращаться с животными, — заметила Салли. — Я сама выросла рядом с ними и знаю, что этот дар либо есть у человека, либо нет. Он относится к ним совершенно безбоязненно. И они, похоже, доверяют ему.
— Мой Боби был таким же, — сказала миссис Редфорд. — Я помню, когда ему было четыре года, мы увидели, что он вытащил из мышеловки крысу. Она уже была у него в руках, когда я подбежала, то была просто в ужасе, думая, что крыса сейчас его укусит, но она вела себя достаточно спокойно, пока он освобождал ее своими детскими ручками, а потом выпрыгнула и убежала, не причинив ему ни малейшего вреда.
— Удивительно! — с интересом воскликнула Салли. — Ведь крысы такие свирепые животные!
— Мы привыкли к увлечению Боби, — сказала миссис Редфорд. — Мне кажется, что у него были самые необычные домашние животные, какие только бывают у детей.
Сара принесла чай, и Салли увидела блюдо с шоколадным печеньем и несколько сандвичей, которые обязательно должны были понравиться детям.
Николас и Пру вернулись вместе с генералом из сада, страшно довольные и очень грязные.
— Где им можно помыть руки? — спросила Салли.
Миссис Редфорд встала.
— Я отведу вас наверх, — сказала она.
Салли и дети пошли за ней по широкой лестнице, которую она помнила еще с тех пор, когда могла вскарабкаться по ней только с помощью няни. Наверху они прошли прямо в спальню миссис Редфорд, а потом в примыкающую к ней ванную комнату. Салли включила для детей воду и сказала им тщательно вымыть руки. Миссис Редфорд в это время что-то искала в ящике письменного стола, и Салли догадалась, что она ищет фотографии.
— Это снимок моего Боби, — сказала она, — когда ему было приблизительно столько же лет, сколько и Николасу.
Ошибиться здесь было невозможно. Конечно, Боби был покрупнее и пополнее, но у него были такие же точеные черты лица и мужественная посадка головы. Ослепла, что ли, миссис Редфорд, если не видит сходства? Удивлялась Салли, когда, с соответствующими случаю словами и выражением интереса, передавала назад фотографию Боби.
Но миссис Редфорд не спускала с Николаса глаз, когда они вернулись в гостиную. Пру сразу побежала к генералу, который сидел на стуле возле камина.
— Мне нравятся львы, — сообщила она. — Вы называете их как-нибудь?
Генерал выглядел удивленным.
— Она имеет в виду геральдических львов на лестнице, — объяснила Салли.
— Боюсь, что нет. Я как-то не подумал, что им нужно дать имена, — ответил генерал.
— Но вы обязательно должны, — настаивала Пру. — Можно я их придумаю?
— Хорошая идея, — с улыбкой согласился генерал. — Ты можешь подумать, пока будешь пить чай.
Миссис Редфорд усадила детей на стулья с разных сторон стола. Потом налила в чашку чая и передала ее Салли.
— Дети будут пить чай или молоко? — спросила она.
— Мы будем пить молоко, — ответил Николас, — и совсем немножко чая в нем. Но вы называете это чаем, чтобы мы почувствовали себя взрослыми.
Все рассмеялись.
— Я сейчас вспомнила, что мне говорил папа, — вдруг сказала Пру. — Когда он был маленьким мальчиком, в его доме тоже были два льва, и он их называл Граулер и Праулер.
Миссис Редфорд побледнела. Какое-то мгновение казалось, что ей стало плохо, но она оперлась рукой о стел и посмотрела через стол на своего мужа, их взгляды встретились. Миссис Редфорд повернулась к детям.
— Как ваша ф-фамилия? — спросила она. На последнем слове ее голос дрогнул.
Салли набрала в легкие побольше воздуха, но прежде чем она успела заговорить, ответил Николас:
— Меня зовут Николас Редфорд, а это моя сестра — Пруденс Редфорд.
В комнате повисла гнетущая тишина. Салли не могла взглянуть ни на генерала, ни на его жену. Наконец таким тихим голосом, что она и сама не узнала бы его, ей удалось выдавить из себя:
— Я.., я подумала, может быть, случайно.., они ваши.., родственники.
Глава 10
— У вас есть фонтан! Я видела его из окна. Он не очень большой, но, пожалуйста, разрешите нам сходить и посмотреть.
— Конечно, идите, — разрешил генерал и встал, чтобы открыть французские окна для них. Со смехом и криками дети побежали туда, где в центре декоративного пруда журчал и переливался на солнце маленький фонтан.
Миссис Редфорд и Салли наблюдали за ними из другого окна.
— Всем детям нравятся фонтаны, — грустно сказала миссис Редфорд, и, повернувшись к мужу, добавила:
— Добавь напора, Лайонел. Им будет интересно, когда вода поднимется выше.
— Сейчас, — ответил он.
Он вышел вслед за детьми и спустился по ступенькам вниз к фонтану. Салли увидела, как Пру побежала к нему. Он взял ее за руку и повел вместе с Николасом к круглому крану, который контролировал напор воды. Генерал его отвернул, и миссис Редфорд и Салли услышали восторженные визги, когда фонтан взмыл в высоту на двенадцать футов.
Брызги воды переливались на солнце и попадали на раскрасневшиеся, взволнованные лица детей, бегавших вокруг маленького пруда.
Салли вдруг заметила, что миссис Редфорд вытирает глаза.
— Такие прекрасные дети, — сказала она, — и с такими хорошими манерами. Они твои родственники?
— Нет, — ответила Салли. — Я встретила их при очень странных обстоятельствах.
Не вдаваясь б подробности о причинах своего появления у Торнов, она рассказала миссис Редфорд, что случилось в поезде.
— Их мама такая красавица, и хотя я видела ее всего лишь раз или два, когда мы были с детьми в больнице, мне показалось, что она замечательный человек во всех отношениях, если смогла так хорошо воспитать детей. У них на все правильный взгляд. Они очень честные и послушные. Николас восхищается мужественными людьми, а Пру — самый добросердечный маленький человечек. Она не переносит, когда страдают люди или животные. Это буквально разбило ей сердце, когда мы вчера утром нашли на поляне мертвую птичку.
— Очень благородно со стороны леди Торн приютить бедняжек, но и совершенно правильно.
— Я думаю, что леди Торн очень довольна, что они живут у нее, и, наверное, будет скучать, когда дети вынуждены будут уехать.
— Может быть... — миссис Редфорд заколебалась, — ты приведешь их сюда еще раз? Мы с мужем так одиноки, а услышать в доме детские голоса такая радость. Посмотри на Лайонела. Я не видела его таким энергичным много лет.
Дети нашли мяч и бросали его генералу. Когда он его ловил, то подбрасывал, казалось, до самых верхушек деревьев, окружавших лужайку, а когда мяч падал, дети бросались его ловить. Им это редко удавалось, но они толкали друг друга, падали и заливались звонким, радостным смехом.
— Генералу, похоже, самому нравится играть, — улыбнулась Салли.
— Вы должны остаться и выпить с нами чая, — вдруг сказала миссис Редфорд, и ее голос был почти умоляющим. — Я попрошу Сару подать его прямо сейчас. Скажи «да», прошу тебя.
— Я думаю, что мы с удовольствием останемся, — ответила Салли, — если это не создаст лишних беспокойств. Дома мы сегодня будем пить чай поздно, так что никто не станет волноваться из-за нас.
— Это будет просто замечательно! — обрадовалась миссис Редфорд. — Пойду и скажу Саре, а заодно посмотрю, есть ли что-нибудь вкусненькое для детей. Может быть, ты пока пойдешь к ним в сад?
Салли вышла в сад и села на террасе, наблюдая за детьми, по, не делая попыток присоединиться к ним и генералу. Вскоре они устали от игры в мяч и пошли смотреть на хорьков, которых держал генерал, чтобы они охотились на крыс.
Когда миссис Редфорд вернулась, она застала Салли одну.
— Они пошли смотреть на хорьков, — сказала Салли.
— О да, для них это очень интересно. Я помню, когда мой сын был еще мальчиком, он очень любил хорьков, у него было два своих собственных.
Она говорила, немного запинаясь, о своем сыне. Салли догадалась, что долгое время миссис Редфорд не могла упоминать его имя, но присутствие детей сделало это возможным, и она была рада такому случаю.
— Николас умеет обращаться с животными, — заметила Салли. — Я сама выросла рядом с ними и знаю, что этот дар либо есть у человека, либо нет. Он относится к ним совершенно безбоязненно. И они, похоже, доверяют ему.
— Мой Боби был таким же, — сказала миссис Редфорд. — Я помню, когда ему было четыре года, мы увидели, что он вытащил из мышеловки крысу. Она уже была у него в руках, когда я подбежала, то была просто в ужасе, думая, что крыса сейчас его укусит, но она вела себя достаточно спокойно, пока он освобождал ее своими детскими ручками, а потом выпрыгнула и убежала, не причинив ему ни малейшего вреда.
— Удивительно! — с интересом воскликнула Салли. — Ведь крысы такие свирепые животные!
— Мы привыкли к увлечению Боби, — сказала миссис Редфорд. — Мне кажется, что у него были самые необычные домашние животные, какие только бывают у детей.
Сара принесла чай, и Салли увидела блюдо с шоколадным печеньем и несколько сандвичей, которые обязательно должны были понравиться детям.
Николас и Пру вернулись вместе с генералом из сада, страшно довольные и очень грязные.
— Где им можно помыть руки? — спросила Салли.
Миссис Редфорд встала.
— Я отведу вас наверх, — сказала она.
Салли и дети пошли за ней по широкой лестнице, которую она помнила еще с тех пор, когда могла вскарабкаться по ней только с помощью няни. Наверху они прошли прямо в спальню миссис Редфорд, а потом в примыкающую к ней ванную комнату. Салли включила для детей воду и сказала им тщательно вымыть руки. Миссис Редфорд в это время что-то искала в ящике письменного стола, и Салли догадалась, что она ищет фотографии.
— Это снимок моего Боби, — сказала она, — когда ему было приблизительно столько же лет, сколько и Николасу.
Ошибиться здесь было невозможно. Конечно, Боби был покрупнее и пополнее, но у него были такие же точеные черты лица и мужественная посадка головы. Ослепла, что ли, миссис Редфорд, если не видит сходства? Удивлялась Салли, когда, с соответствующими случаю словами и выражением интереса, передавала назад фотографию Боби.
Но миссис Редфорд не спускала с Николаса глаз, когда они вернулись в гостиную. Пру сразу побежала к генералу, который сидел на стуле возле камина.
— Мне нравятся львы, — сообщила она. — Вы называете их как-нибудь?
Генерал выглядел удивленным.
— Она имеет в виду геральдических львов на лестнице, — объяснила Салли.
— Боюсь, что нет. Я как-то не подумал, что им нужно дать имена, — ответил генерал.
— Но вы обязательно должны, — настаивала Пру. — Можно я их придумаю?
— Хорошая идея, — с улыбкой согласился генерал. — Ты можешь подумать, пока будешь пить чай.
Миссис Редфорд усадила детей на стулья с разных сторон стола. Потом налила в чашку чая и передала ее Салли.
— Дети будут пить чай или молоко? — спросила она.
— Мы будем пить молоко, — ответил Николас, — и совсем немножко чая в нем. Но вы называете это чаем, чтобы мы почувствовали себя взрослыми.
Все рассмеялись.
— Я сейчас вспомнила, что мне говорил папа, — вдруг сказала Пру. — Когда он был маленьким мальчиком, в его доме тоже были два льва, и он их называл Граулер и Праулер.
Миссис Редфорд побледнела. Какое-то мгновение казалось, что ей стало плохо, но она оперлась рукой о стел и посмотрела через стол на своего мужа, их взгляды встретились. Миссис Редфорд повернулась к детям.
— Как ваша ф-фамилия? — спросила она. На последнем слове ее голос дрогнул.
Салли набрала в легкие побольше воздуха, но прежде чем она успела заговорить, ответил Николас:
— Меня зовут Николас Редфорд, а это моя сестра — Пруденс Редфорд.
В комнате повисла гнетущая тишина. Салли не могла взглянуть ни на генерала, ни на его жену. Наконец таким тихим голосом, что она и сама не узнала бы его, ей удалось выдавить из себя:
— Я.., я подумала, может быть, случайно.., они ваши.., родственники.
Глава 10
Салли быстро шла через лес, не останавливаясь ни на мгновение, чтобы полюбоваться на проделки рыжих белок, или восхититься великолепными картинами, которые создавал контраст между солнечным светом и тенью. Ей было необходимо скорее добраться до святилища маленькой часовни, где она могла посидеть и подумать. Ее рука, глубоко в кармане голубого жакета, который она надевала поверх хлопчатобумажного платья, сжимала письмо от Мэри. Она только взглянула на него во время завтрака, но сейчас, когда наконец осталась одна, у нее появилась возможность спокойно его прочитать и обдумать, сколько ее душе угодно.
Детей несколько минут назад забрала их бабушка, и они поехали в больницу, навестить свою маму. Все пошло гладко и счастливо с тех пор, когда Салли, после отважного поступка леди Торн, повела детей в Мертон Гранж и познакомила их с дедушкой.
Оборона старика и гнев, который он копил в себе так много лет, растворились так быстро, что на него жалко было смотреть, но генерал наконец получил шанс на примирение с сыном, которого жаждал так давно.
Салли было очень интересно узнать, что произошло в больнице, когда на следующий день они поехали туда, чтобы повидаться с мамой детей. Из обрывков разговоров она поняла, что для генерала было довольно унизительно получать прощение. Так или иначе, радость генерала и его жены, когда они узнали, что их сын уже едет домой, и после его возвращения дети переедут жить в Мертон Гранж, была очевидна для всех. Майор Редфорд должен был приехать через два-три дня, к тому времени, можно было надеяться, что его жену разрешат забрать из больницы, и вместо того, чтобы остановиться в «Убежище», как было запланировано раньше, она поедет прямо в Мертон Гранж. У Салли смешивались два чувства, с одной стороны, она была счастлива, что у Николаса и Пру все так хорошо складывается, а с другой стороны, ей было очень жаль расставаться с ними.
Теперь пришло время очень серьезно задуматься о своем будущем. Дойдя до развалин, она достала письмо из кармана и еще раз посмотрела на чек, выпавший их конверта. Он был на сумму в двадцать пять фунтов, чему Салли очень обрадовалась, так как она долгое время думала, где взять денег, чтобы купить платье для работы на ферме, если ей подвернется такая.
Много раз она беспомощно смотрела на красивые платья и костюмы, которые были частью ее приданого. Они были из таких прекрасных, тонких материалов и очень красивых расцветок, но Салли с трудом могла представить себя в одном из шедевров мадам Маргариты или в очаровательных, маленьких шляпках, которые так хорошо подходили к ее нарядам, за дойкой коров или на уборке урожая.
— Мне необходимо найти работу, — сказала она себе и положила свернутый чек в карман.
Еще раз ее внимание сосредоточилось на главной новости, касающейся Линн. Она вышла замуж! Была счастлива и пользовалась огромным успехом в Южной Америке. Но, кроме этого, в письме было очень мало информации и почти никаких подробностей. Салли догадывалась, что Линн сообщила о своем замужестве телеграммой, потому что ненавидела писать письма.
Чего Салли никак не могла понять, перечитывая письмо опять и опять, так это, прислала ли Линн деньги Мэри, чтобы оплатить счета. И если да, то не были ли эти двадцать пять фунтов, которые она получила от Мэри, потихоньку изъяты из суммы, необходимой для того, чтобы выплатить долг одному из самых настойчивых кредиторов? Линн была слишком занята, чтобы помнить о проблемах дочери, но Мэри беспокоилась о ней с того самого момента, когда она покинула Беркли Сквер, с высоко поднятой головой и глазами, полными невыплаканных слез.
Салли положила письмо на колени и вздохнула. Линн была счастлива! Как бы ей хотелось увидеть ее замужней! Она, наверное, необыкновенно хороша в своем счастье, как обычная женщина в традиционном венке с оранжевыми цветами и в кружевной фате! В ее темных, загадочных глазах появляются огоньки, когда она смотрит на Эрика. Салли вспомнила, какие пылкие, страстные взгляды они бросали друг на друга. Она чувствовала, как между ними возникают волны притяжения, казалось, что воздух, которым они дышали, был насыщен электричеством. Салли была смущена, ошеломлена, буквально заворожена этим, но они даже не вспоминали о том, что она существует.
Да, они могли быть счастливы вместе тем счастьем, которое ей не дано понять. Ее любовь к Тони была спокойным, нежным чувством по сравнению с яростными, бурными эмоциями, которые сжигали Линн и Эрика.
Салли сидела одна в атмосфере мира и покоя, которую всегда находила в развалинах маленькой часовни, и думала, возможна ли такая любовь у нее. Услышит ли она когда-нибудь в своем голосе нотку едва сдерживаемого желания, которую она слышала у Линн? Будет ли когда-нибудь в глазах мужчины гореть почти сумасшедший огонь, вызванный любовью к ней, заставляющий ее приоткрывать губы и смотреть на него сияющими глазами, как это бывало у Линн с Эриком?
— Возможно, я никогда и не знала, что значит любить, — сказала Салли себе, и еще не успев сформулировать свою мысль, она уже знала, что это правда. Но ей не хотелось в этот момент думать ни о себе, ни о Тони. Сейчас только мысли о Линн должны были занимать ее целиком, без остатка. Но почему-то ей казалось, что Линн уже принадлежит к прошлому. Наверное, это было не правильно, но Салли вдруг поняла, что думает о детях, и о той счастливой жизни, которая их теперь ожидает. Для них наступило время возвращения блудных детей домой, и радостная встреча, хотя они еще слишком малы, чтобы понять, как долго были лишены своих корней.
И все-таки Салли чувствовала что-то такое, что невозможно сформулировать словами, присутствовало и в Николасе, и в Пру. На них каким-то образом, на подсознательном уровне отразилась и тоска их отца по дому, где он вырос, и понимание их матери, что ее муж слишком многим пожертвовал ради любви к ней.
Но теперь все будет хорошо. Салли еще раз подивилась, как много произошло совпадений, как будто кто-то нарочно связал их одной ниточкой. Какие эти дети замечательные, и как много они для нее значат! Большая часть ее несчастий и обид были забыты, или, может быть, вернее будет сказать, она была исцелена от них, благодаря тому, что занималась Николасом и Пру.
Салли не могла придумать что-нибудь более приятное, чем, если бы ей позволили, присматривать за ними. Она просто обожала их серьезные детские разговоры и откровенность. Ее восхищала способность детей привязываться к каждому человеку, который был с ними добр и пытался их понять. Если бы Николас и Пру были более слабохарактерными, то их обязательно бы испортили в «Убежище», потому что леди Торн очень любила детей, а слуги из кожи лезли вон, чтобы угодить им и приготовить что-нибудь особенное из сладкого или особо любимых ими блюд.
Только Нэда и капитан Павловский держались в стороне от Николаса и Пру. Но они оба были очень странными и чуждыми всему, что их окружало. И дело было не только в отсутствии интереса к детям, но и в том, что они просто старались держаться обособленно от всего, что происходило в доме.
Салли не сомневалась, что Нэда считает себя не британской подданной, каковой она являлась в тот момент, а скорее полькой. Это можно было понять, если учесть, что большую часть своей жизни она прожила на родине своей матери, а Англия, хотя и послужила ей пристанищем, была незнакомой и совершенно иной, в отличие от Польши, где она все знала и любила.
Николас и Пру все еще настойчиво искали подземный ход. Сэр Гай, несколько встревоженный их энтузиазмом, который он сам разбудил ненароком, повторял им опять и опять, что даже если они найдут вход, то сам подземный ход будет завален и совершенно непроходим. Но для детей это не казалось серьезной причиной, чтобы останавливать поиски. Для них подземный ход был чем-то настолько волнующим и привлекательным, что Салли начала понимать, как мало у них было развлечений в маленьком бунгало в Индии.
Ей доставляло удовольствие думать, что вот теперь они заживут жизнью, которая им была положена с самого их рождения. Теперь у них будут пони, чтобы на них кататься, сад, чтобы гулять, и густые заросли вереска, по которым они смогут вволю лазать. А до тех пор, пока все это материализуется для них, дети были полностью поглощены поисками подземного хода. Они принесли в песчаный карьер лопаты и стали копать под кустами, пытаясь найти вход. Когда им это не удалось, дети уселись поговорить на задней лестнице дома, ведущей в подвал.
Разозленная Нэда разыскала Салли.
— Уведите этих детей в сад, — сказала она резко. — Они не должны разгуливать по дому, где им заблагорассудится, устраивая беспорядок своими грязными ботинками. Это несправедливо по отношению к слугам. Вам следует лучше за ними смотреть.
— Мне очень жаль, — ответила Салли, чувствуя себя неловко, потому что Нэда была очень сердита и не собиралась слушать ее возражения насчет того, что слуги не обращают на такие мелочи внимания, и всегда рады детям, в какую бы комнату те не зашли.
— Будет замечательно, когда они наконец уедут отсюда, — бушевала Нэда. — Это упрямые, испорченные дети. В моей стране они получили бы хорошую порку.
Салли с удивлением смотрела на нее. До этого момента ей и в голову не приходило, что Нэда так ненавидит детей и ждет их отъезда с таким же нетерпением, как Салли надеется на то, что она как-то устроит свою жизнь. В замешательстве она быстро направилась к двери.
— Мне очень жаль, если они вас побеспокоили, — сказала она. — Я попрошу их, чтобы они пошли в сад. Дети сейчас же уйдут, потому что они очень послушные и всегда делают так, как их просят.
Она говорила спокойно, совсем не агрессивно, но не могла удержаться, чтобы не заступиться за детей, которых она так полюбила.
Нэда не успокаивалась.
— Забирайте их немедленно и выводите отсюда, — скомандовала она. Тон был повелительным и грубым, и Салли почувствовала, как ее щеки вспыхнули от негодования.
— Почему она такая злая? — спрашивала она себя, когда шла в подвал, чтобы позвать детей.
— Но, Салли, здесь внизу есть несколько таких интересных комнат, — запротестовал Николас,
когда она нашла их. — Я уверен, что в одной из них непременно окажется секретная дверь в подземный ход.
— Мне очень жаль, дорогие мои, — сказала она, расстроившись, когда увидела глубокое разочарование на их лицах, — но мисс Торн говорит, чтобы вы не ходили сюда, и мы должны послушаться ее.
— Но почему? — спросила Пру, послушно поднимаясь наверх.
— Хотя бы потому, что она здесь живет, а мы только в гостях.
Дети переваривали сказанное ею до тех пор, пока не вышли в сад, потом Пру решительно сказала:
— Я ненавижу мисс Торн! Она просто ужасная!
— Ты никого не должна ненавидеть, — поспешно сказала Салли.
— А я только ее ненавижу, — ответила Пру.
— Пру права, вмешался Николас. — Она действительно ужасная! И этот капитан Пав.., не помню, как дальше, тоже очень злой. Я попросил его очень, очень вежливо, не могли бы мы с Пру посмотреть на самолет, но он не разрешил. Он как закричал на меня:
— Нет! Нет! Нет! — и кричал до тех пор, пока я не убежал. Почему он такой злой, Салли?
— Я не знаю, — беспомощно ответила она. — Он проводит какие-то секретные эксперименты, и мне кажется, капитан боится, что вы догадаетесь, чем он занимается.
Про себя она улыбнулась, дав такое объяснение детям. Действительно, то, как капитан Павловский носился со своим самолетом, было просто глупо, как будто и вправду дети могли догадаться, что за секреты он там хранил.
Салли пришла к выводу, что тайна, которой он окружил свою работу просто покрывала тот факт, что его эксперименты не удавались. Если бы было наоборот, он выглядел бы более взволнованным, более довольным жизнью, и хотя бы немного более человечным, чтобы довериться людям, живущим в доме. А так, он появлялся только в часы приема пищи, криво усмехался и редко произносил хоть слово, пока с ним не заговорят.
По ночам Салли слышала гул мотора, когда он улетал куда-то. Но, когда она однажды спросила его вежливо, было ли предыдущей ночью холодно, он так на нее посмотрел, как будто счел ее вопрос неприличным, и молча продолжал есть.
Она часто задавала себе вопрос, что сэр Гай думает о капитане Павловском, и почему терпит его угрюмое присутствие в своей жизни. Леди Торн просто не замечала, есть он в доме или нет. Салли полагала, что так происходило из-за их привязанности к Нэде, и сэр Гай и леди Торн предпочитали вытерпеть все, что делает капитан Павловский, чем обидеть Нэду, выгнав из дома ее соотечественника. Надо заметить, что Нэда тоже очень странно вела себя, но с сэром Гаем и леди Торн всегда была приветлива.
Салли вздохнула еще раз и удивилась, как могли ее мысли так далеко уйти от письма Мэри. Она посмотрела на него и вдруг услышала голос Нэды. Ошибиться было невозможно. Говорила именно она, со своей особой интонацией, и кто-то ей отвечал. Этот голос тоже был необычным, резким, громким, как будто человек протестовал.
Салли инстинктивно вскочила на ноги. Ей не хотелось, чтобы Нэда застала ее среди руин старой часовни. Это было ее место, и она приходила в ужас от одной мысли, что мир и покой этого уголка будут нарушены присутствием злобной Нэды.
Она спустилась в карьер. Оттуда ей все еще были слышны голоса, но тех, кто говорил, она не видела. Не отдавая себе отчета, в том, что делает, Салли стала карабкаться на дальний склон, куда они забирались в самый первый день, и откуда Николас из-за кустов ежевики увидел самолет. Когда она добралась до края, ей стали видны Нэда и человек, с которым она разговаривала. Спрятавшись за большим кустом ежевики, в тени деревьев, Салли увидела несколько вещей, удививших ее. Первое это то, что недалеко от взлетного поля повсюду были цыгане. Там стояли пять фургонов, рядом щипали траву несколько лошадей. В небольшой ямке был разведен костер, и цыганята играли вокруг него. В это время женщины развешивали на кустах странный ассортимент цветной одежды и тряпок на просушку. Все это располагалось на поле, примыкающем к реке, но на нем также находился и ангар для самолета. Около разделительной полосы стоял еще один фургон, а рядом с ним Нэда, громко разговаривавшая с цыганом.
— Вы уберетесь отсюда прямо сейчас, все, — почти кричала она сердитым голосом.
— Вы уже это говорили, леди, но я вам ответил, что мы никуда отсюда не уйдем, — ответил цыган. — Мы уже много лет приезжаем сюда, и имеем на это право. Хозяин дал нам разрешение.
— На этот раз вы не получите никакого разрешения, — резко заявила Нэда. — И я вам еще раз повторяю, что вы немедленно должны отсюда убраться.
Было ясно, что цыган разозлился почти так же, как и она.
— А я вам говорю, леди, что моя маленькая дочь больна. Мы не сдвинемся с места, пока ей не станет лучше, предложи вы мне хоть тысячу фунтов.
— Вы должны выполнить мой приказ, — отчеканила Нэда, — иначе я вызову полицейского. Вы понимаете меня? Полицейского! Он вас заставит уехать отсюда. Это частное владение, а вы самовольно вторглись сюда.
— Хозяин всегда разрешал нам приезжать на это место. Мы были здесь в прошлом году, и в позапрошлом, и уже много лет останавливаемся на этом поле. Мы никому не причиняем вреда. Отдыхаем здесь несколько недель и едем дальше.
— Несколько недель! — Нэда почти взвизгнула. — Вы уберетесь отсюда сегодня ночью, иначе утром все окажетесь в тюрьме!
Она пришла в ярость, и вдруг Салли осознала, что подслушивает. Это было не ее дело, и у нее не было права слушать этот разговор. Она быстро села на край карьера, готовая спрыгнуть вниз, что она и сделала, когда услышала слова Нэды:
— Вы меня хорошо поняли? Я вызову полицию, если вы завтра утром все еще будете здесь.
Потом послышался звук ее шагов в лесу, сухие ветки потрескивали между деревьями, как пистолетные выстрелы. Салли не шевелилась, потому что у нее не было никакого желания, чтобы Нэда обнаружила ее здесь и поняла, что их разговор с цыганом был услышан.
Подождав достаточно времени, пока шаги Нэды стихли, она опять поднялась наверх и пошла по направлению к тропинке, которая тянулась от дома к аэродрому. Салли интересовало, не слишком ли Нэда много на себя брала? Имела ли она право прогонять цыган? Она вспомнила слова Гертруды, что из-за любви к леди Верил сэр Гай разрешил цыганам всегда размещаться на его землях, когда бы им это не понадобилось. Неужели он решил отказать им без всяких причин? Салли была почти уверена, что Нэда самовольно решила прогнать цыган из поместья по каким-то только ей ведомым причинам.
Хотя Салли предполагала, что они кроются в навязчивом желании капитана Павловского и Нэды сохранить тайну его экспериментов с самолетом. Возможно, они боялись, что цыгане что-то увидят. Но даже если один из фургонов, который стоял на границе с взлетным полем, пересечет разделительную полосу, все равно он будет очень далеко от того места, где обычно стоит самолет, когда он не в ангаре. Так что никакой опасности быть не может.
Как они были глупы! И вдруг ей стало жалко цыгана с его больным ребенком. Повинуясь импульсу, вызванному ее сочувствием к любому больному ребенку, и частично тем, что Нэда была опять груба, как и в случае с Николасом и Пру, запретив им обследовать подвал, Салли встала на ноги и, пробравшись через кусты ежевики, пошла по полю.
Детей несколько минут назад забрала их бабушка, и они поехали в больницу, навестить свою маму. Все пошло гладко и счастливо с тех пор, когда Салли, после отважного поступка леди Торн, повела детей в Мертон Гранж и познакомила их с дедушкой.
Оборона старика и гнев, который он копил в себе так много лет, растворились так быстро, что на него жалко было смотреть, но генерал наконец получил шанс на примирение с сыном, которого жаждал так давно.
Салли было очень интересно узнать, что произошло в больнице, когда на следующий день они поехали туда, чтобы повидаться с мамой детей. Из обрывков разговоров она поняла, что для генерала было довольно унизительно получать прощение. Так или иначе, радость генерала и его жены, когда они узнали, что их сын уже едет домой, и после его возвращения дети переедут жить в Мертон Гранж, была очевидна для всех. Майор Редфорд должен был приехать через два-три дня, к тому времени, можно было надеяться, что его жену разрешат забрать из больницы, и вместо того, чтобы остановиться в «Убежище», как было запланировано раньше, она поедет прямо в Мертон Гранж. У Салли смешивались два чувства, с одной стороны, она была счастлива, что у Николаса и Пру все так хорошо складывается, а с другой стороны, ей было очень жаль расставаться с ними.
Теперь пришло время очень серьезно задуматься о своем будущем. Дойдя до развалин, она достала письмо из кармана и еще раз посмотрела на чек, выпавший их конверта. Он был на сумму в двадцать пять фунтов, чему Салли очень обрадовалась, так как она долгое время думала, где взять денег, чтобы купить платье для работы на ферме, если ей подвернется такая.
Много раз она беспомощно смотрела на красивые платья и костюмы, которые были частью ее приданого. Они были из таких прекрасных, тонких материалов и очень красивых расцветок, но Салли с трудом могла представить себя в одном из шедевров мадам Маргариты или в очаровательных, маленьких шляпках, которые так хорошо подходили к ее нарядам, за дойкой коров или на уборке урожая.
— Мне необходимо найти работу, — сказала она себе и положила свернутый чек в карман.
Еще раз ее внимание сосредоточилось на главной новости, касающейся Линн. Она вышла замуж! Была счастлива и пользовалась огромным успехом в Южной Америке. Но, кроме этого, в письме было очень мало информации и почти никаких подробностей. Салли догадывалась, что Линн сообщила о своем замужестве телеграммой, потому что ненавидела писать письма.
Чего Салли никак не могла понять, перечитывая письмо опять и опять, так это, прислала ли Линн деньги Мэри, чтобы оплатить счета. И если да, то не были ли эти двадцать пять фунтов, которые она получила от Мэри, потихоньку изъяты из суммы, необходимой для того, чтобы выплатить долг одному из самых настойчивых кредиторов? Линн была слишком занята, чтобы помнить о проблемах дочери, но Мэри беспокоилась о ней с того самого момента, когда она покинула Беркли Сквер, с высоко поднятой головой и глазами, полными невыплаканных слез.
Салли положила письмо на колени и вздохнула. Линн была счастлива! Как бы ей хотелось увидеть ее замужней! Она, наверное, необыкновенно хороша в своем счастье, как обычная женщина в традиционном венке с оранжевыми цветами и в кружевной фате! В ее темных, загадочных глазах появляются огоньки, когда она смотрит на Эрика. Салли вспомнила, какие пылкие, страстные взгляды они бросали друг на друга. Она чувствовала, как между ними возникают волны притяжения, казалось, что воздух, которым они дышали, был насыщен электричеством. Салли была смущена, ошеломлена, буквально заворожена этим, но они даже не вспоминали о том, что она существует.
Да, они могли быть счастливы вместе тем счастьем, которое ей не дано понять. Ее любовь к Тони была спокойным, нежным чувством по сравнению с яростными, бурными эмоциями, которые сжигали Линн и Эрика.
Салли сидела одна в атмосфере мира и покоя, которую всегда находила в развалинах маленькой часовни, и думала, возможна ли такая любовь у нее. Услышит ли она когда-нибудь в своем голосе нотку едва сдерживаемого желания, которую она слышала у Линн? Будет ли когда-нибудь в глазах мужчины гореть почти сумасшедший огонь, вызванный любовью к ней, заставляющий ее приоткрывать губы и смотреть на него сияющими глазами, как это бывало у Линн с Эриком?
— Возможно, я никогда и не знала, что значит любить, — сказала Салли себе, и еще не успев сформулировать свою мысль, она уже знала, что это правда. Но ей не хотелось в этот момент думать ни о себе, ни о Тони. Сейчас только мысли о Линн должны были занимать ее целиком, без остатка. Но почему-то ей казалось, что Линн уже принадлежит к прошлому. Наверное, это было не правильно, но Салли вдруг поняла, что думает о детях, и о той счастливой жизни, которая их теперь ожидает. Для них наступило время возвращения блудных детей домой, и радостная встреча, хотя они еще слишком малы, чтобы понять, как долго были лишены своих корней.
И все-таки Салли чувствовала что-то такое, что невозможно сформулировать словами, присутствовало и в Николасе, и в Пру. На них каким-то образом, на подсознательном уровне отразилась и тоска их отца по дому, где он вырос, и понимание их матери, что ее муж слишком многим пожертвовал ради любви к ней.
Но теперь все будет хорошо. Салли еще раз подивилась, как много произошло совпадений, как будто кто-то нарочно связал их одной ниточкой. Какие эти дети замечательные, и как много они для нее значат! Большая часть ее несчастий и обид были забыты, или, может быть, вернее будет сказать, она была исцелена от них, благодаря тому, что занималась Николасом и Пру.
Салли не могла придумать что-нибудь более приятное, чем, если бы ей позволили, присматривать за ними. Она просто обожала их серьезные детские разговоры и откровенность. Ее восхищала способность детей привязываться к каждому человеку, который был с ними добр и пытался их понять. Если бы Николас и Пру были более слабохарактерными, то их обязательно бы испортили в «Убежище», потому что леди Торн очень любила детей, а слуги из кожи лезли вон, чтобы угодить им и приготовить что-нибудь особенное из сладкого или особо любимых ими блюд.
Только Нэда и капитан Павловский держались в стороне от Николаса и Пру. Но они оба были очень странными и чуждыми всему, что их окружало. И дело было не только в отсутствии интереса к детям, но и в том, что они просто старались держаться обособленно от всего, что происходило в доме.
Салли не сомневалась, что Нэда считает себя не британской подданной, каковой она являлась в тот момент, а скорее полькой. Это можно было понять, если учесть, что большую часть своей жизни она прожила на родине своей матери, а Англия, хотя и послужила ей пристанищем, была незнакомой и совершенно иной, в отличие от Польши, где она все знала и любила.
Николас и Пру все еще настойчиво искали подземный ход. Сэр Гай, несколько встревоженный их энтузиазмом, который он сам разбудил ненароком, повторял им опять и опять, что даже если они найдут вход, то сам подземный ход будет завален и совершенно непроходим. Но для детей это не казалось серьезной причиной, чтобы останавливать поиски. Для них подземный ход был чем-то настолько волнующим и привлекательным, что Салли начала понимать, как мало у них было развлечений в маленьком бунгало в Индии.
Ей доставляло удовольствие думать, что вот теперь они заживут жизнью, которая им была положена с самого их рождения. Теперь у них будут пони, чтобы на них кататься, сад, чтобы гулять, и густые заросли вереска, по которым они смогут вволю лазать. А до тех пор, пока все это материализуется для них, дети были полностью поглощены поисками подземного хода. Они принесли в песчаный карьер лопаты и стали копать под кустами, пытаясь найти вход. Когда им это не удалось, дети уселись поговорить на задней лестнице дома, ведущей в подвал.
Разозленная Нэда разыскала Салли.
— Уведите этих детей в сад, — сказала она резко. — Они не должны разгуливать по дому, где им заблагорассудится, устраивая беспорядок своими грязными ботинками. Это несправедливо по отношению к слугам. Вам следует лучше за ними смотреть.
— Мне очень жаль, — ответила Салли, чувствуя себя неловко, потому что Нэда была очень сердита и не собиралась слушать ее возражения насчет того, что слуги не обращают на такие мелочи внимания, и всегда рады детям, в какую бы комнату те не зашли.
— Будет замечательно, когда они наконец уедут отсюда, — бушевала Нэда. — Это упрямые, испорченные дети. В моей стране они получили бы хорошую порку.
Салли с удивлением смотрела на нее. До этого момента ей и в голову не приходило, что Нэда так ненавидит детей и ждет их отъезда с таким же нетерпением, как Салли надеется на то, что она как-то устроит свою жизнь. В замешательстве она быстро направилась к двери.
— Мне очень жаль, если они вас побеспокоили, — сказала она. — Я попрошу их, чтобы они пошли в сад. Дети сейчас же уйдут, потому что они очень послушные и всегда делают так, как их просят.
Она говорила спокойно, совсем не агрессивно, но не могла удержаться, чтобы не заступиться за детей, которых она так полюбила.
Нэда не успокаивалась.
— Забирайте их немедленно и выводите отсюда, — скомандовала она. Тон был повелительным и грубым, и Салли почувствовала, как ее щеки вспыхнули от негодования.
— Почему она такая злая? — спрашивала она себя, когда шла в подвал, чтобы позвать детей.
— Но, Салли, здесь внизу есть несколько таких интересных комнат, — запротестовал Николас,
когда она нашла их. — Я уверен, что в одной из них непременно окажется секретная дверь в подземный ход.
— Мне очень жаль, дорогие мои, — сказала она, расстроившись, когда увидела глубокое разочарование на их лицах, — но мисс Торн говорит, чтобы вы не ходили сюда, и мы должны послушаться ее.
— Но почему? — спросила Пру, послушно поднимаясь наверх.
— Хотя бы потому, что она здесь живет, а мы только в гостях.
Дети переваривали сказанное ею до тех пор, пока не вышли в сад, потом Пру решительно сказала:
— Я ненавижу мисс Торн! Она просто ужасная!
— Ты никого не должна ненавидеть, — поспешно сказала Салли.
— А я только ее ненавижу, — ответила Пру.
— Пру права, вмешался Николас. — Она действительно ужасная! И этот капитан Пав.., не помню, как дальше, тоже очень злой. Я попросил его очень, очень вежливо, не могли бы мы с Пру посмотреть на самолет, но он не разрешил. Он как закричал на меня:
— Нет! Нет! Нет! — и кричал до тех пор, пока я не убежал. Почему он такой злой, Салли?
— Я не знаю, — беспомощно ответила она. — Он проводит какие-то секретные эксперименты, и мне кажется, капитан боится, что вы догадаетесь, чем он занимается.
Про себя она улыбнулась, дав такое объяснение детям. Действительно, то, как капитан Павловский носился со своим самолетом, было просто глупо, как будто и вправду дети могли догадаться, что за секреты он там хранил.
Салли пришла к выводу, что тайна, которой он окружил свою работу просто покрывала тот факт, что его эксперименты не удавались. Если бы было наоборот, он выглядел бы более взволнованным, более довольным жизнью, и хотя бы немного более человечным, чтобы довериться людям, живущим в доме. А так, он появлялся только в часы приема пищи, криво усмехался и редко произносил хоть слово, пока с ним не заговорят.
По ночам Салли слышала гул мотора, когда он улетал куда-то. Но, когда она однажды спросила его вежливо, было ли предыдущей ночью холодно, он так на нее посмотрел, как будто счел ее вопрос неприличным, и молча продолжал есть.
Она часто задавала себе вопрос, что сэр Гай думает о капитане Павловском, и почему терпит его угрюмое присутствие в своей жизни. Леди Торн просто не замечала, есть он в доме или нет. Салли полагала, что так происходило из-за их привязанности к Нэде, и сэр Гай и леди Торн предпочитали вытерпеть все, что делает капитан Павловский, чем обидеть Нэду, выгнав из дома ее соотечественника. Надо заметить, что Нэда тоже очень странно вела себя, но с сэром Гаем и леди Торн всегда была приветлива.
Салли вздохнула еще раз и удивилась, как могли ее мысли так далеко уйти от письма Мэри. Она посмотрела на него и вдруг услышала голос Нэды. Ошибиться было невозможно. Говорила именно она, со своей особой интонацией, и кто-то ей отвечал. Этот голос тоже был необычным, резким, громким, как будто человек протестовал.
Салли инстинктивно вскочила на ноги. Ей не хотелось, чтобы Нэда застала ее среди руин старой часовни. Это было ее место, и она приходила в ужас от одной мысли, что мир и покой этого уголка будут нарушены присутствием злобной Нэды.
Она спустилась в карьер. Оттуда ей все еще были слышны голоса, но тех, кто говорил, она не видела. Не отдавая себе отчета, в том, что делает, Салли стала карабкаться на дальний склон, куда они забирались в самый первый день, и откуда Николас из-за кустов ежевики увидел самолет. Когда она добралась до края, ей стали видны Нэда и человек, с которым она разговаривала. Спрятавшись за большим кустом ежевики, в тени деревьев, Салли увидела несколько вещей, удививших ее. Первое это то, что недалеко от взлетного поля повсюду были цыгане. Там стояли пять фургонов, рядом щипали траву несколько лошадей. В небольшой ямке был разведен костер, и цыганята играли вокруг него. В это время женщины развешивали на кустах странный ассортимент цветной одежды и тряпок на просушку. Все это располагалось на поле, примыкающем к реке, но на нем также находился и ангар для самолета. Около разделительной полосы стоял еще один фургон, а рядом с ним Нэда, громко разговаривавшая с цыганом.
— Вы уберетесь отсюда прямо сейчас, все, — почти кричала она сердитым голосом.
— Вы уже это говорили, леди, но я вам ответил, что мы никуда отсюда не уйдем, — ответил цыган. — Мы уже много лет приезжаем сюда, и имеем на это право. Хозяин дал нам разрешение.
— На этот раз вы не получите никакого разрешения, — резко заявила Нэда. — И я вам еще раз повторяю, что вы немедленно должны отсюда убраться.
Было ясно, что цыган разозлился почти так же, как и она.
— А я вам говорю, леди, что моя маленькая дочь больна. Мы не сдвинемся с места, пока ей не станет лучше, предложи вы мне хоть тысячу фунтов.
— Вы должны выполнить мой приказ, — отчеканила Нэда, — иначе я вызову полицейского. Вы понимаете меня? Полицейского! Он вас заставит уехать отсюда. Это частное владение, а вы самовольно вторглись сюда.
— Хозяин всегда разрешал нам приезжать на это место. Мы были здесь в прошлом году, и в позапрошлом, и уже много лет останавливаемся на этом поле. Мы никому не причиняем вреда. Отдыхаем здесь несколько недель и едем дальше.
— Несколько недель! — Нэда почти взвизгнула. — Вы уберетесь отсюда сегодня ночью, иначе утром все окажетесь в тюрьме!
Она пришла в ярость, и вдруг Салли осознала, что подслушивает. Это было не ее дело, и у нее не было права слушать этот разговор. Она быстро села на край карьера, готовая спрыгнуть вниз, что она и сделала, когда услышала слова Нэды:
— Вы меня хорошо поняли? Я вызову полицию, если вы завтра утром все еще будете здесь.
Потом послышался звук ее шагов в лесу, сухие ветки потрескивали между деревьями, как пистолетные выстрелы. Салли не шевелилась, потому что у нее не было никакого желания, чтобы Нэда обнаружила ее здесь и поняла, что их разговор с цыганом был услышан.
Подождав достаточно времени, пока шаги Нэды стихли, она опять поднялась наверх и пошла по направлению к тропинке, которая тянулась от дома к аэродрому. Салли интересовало, не слишком ли Нэда много на себя брала? Имела ли она право прогонять цыган? Она вспомнила слова Гертруды, что из-за любви к леди Верил сэр Гай разрешил цыганам всегда размещаться на его землях, когда бы им это не понадобилось. Неужели он решил отказать им без всяких причин? Салли была почти уверена, что Нэда самовольно решила прогнать цыган из поместья по каким-то только ей ведомым причинам.
Хотя Салли предполагала, что они кроются в навязчивом желании капитана Павловского и Нэды сохранить тайну его экспериментов с самолетом. Возможно, они боялись, что цыгане что-то увидят. Но даже если один из фургонов, который стоял на границе с взлетным полем, пересечет разделительную полосу, все равно он будет очень далеко от того места, где обычно стоит самолет, когда он не в ангаре. Так что никакой опасности быть не может.
Как они были глупы! И вдруг ей стало жалко цыгана с его больным ребенком. Повинуясь импульсу, вызванному ее сочувствием к любому больному ребенку, и частично тем, что Нэда была опять груба, как и в случае с Николасом и Пру, запретив им обследовать подвал, Салли встала на ноги и, пробравшись через кусты ежевики, пошла по полю.