– Я очень хотеть видеть вас, – сказала Хуанита, не обращая внимания на слова Люсинды. – Говорить, что вы самый шикарный и модный после две недели в Лондон! Я думать, они врут!
   Речь Хуаниты была столь неправильна, что производила ужасающее впечатление.
   – Я тоже слышала о вас, – сказала Люсинда. – Я уверена, вы прекрасно танцуете. Надеюсь, когда-нибудь я увижу вас в Ковент-Гардене.
   – А мой лорд говорить обо мне? – поинтересовалась Хуанита.
   – Нет, конечно же, мой муж не упоминал вас, – ответила Люсинда.
   – Тогда почему, почему вы приходить ко мне?
   Люсинда достала из ридикюля письмо.
   – Сеньорита, я получила от вас вот это, – сухо произнесла она. – Вы написали, что моему мужу грозит опасность. Я пришла сюда, чтобы поговорить об этом – и больше ничего. Если ему действительно что-то угрожает, я хочу знать, что именно или кто.
   Хуанита быстро наклонилась и вырвала у Люсинды письмо.
   – Я же говорить, я хотел видеть вас, – сказала она. – Я хотел спросить, почему вы прятать его от меня. Я не верить, что вы приходить ко мне, но я знать, что если писать об опасность, вы приходить побыстрее.
   – Так это была ловушка? – спросила Люсинда.
   Хуанита разорвала письмо на мелкие клочки и бросила их на пол.
   – Вы не понимать! – кричала она, топая ногой. – Каждый мужчина в Лондон – каждый важный – иметь любовница! Но жена не вмешивать, понимать? Жена не влезать. Но вы, вы влезать! Мой лорд не приходить ко мне – ни раз после жениться на вас!
   – Серьезно? – спросила Люсинда. – И что, это вас удивляет?
   – Конечно, очень! – Хуанита бушевала, подобно урагану, ее глаза сверкали, грудь вздымалась. – Раньше мой лорд приходить много раз – теперь никогда!
   – Вы считаете, что здесь есть моя вина? – удивилась Люсинда.
   Эта женщина совершенно ее не испугала и даже не привела в замешательство. Люсинда внезапно поняла, что Хуанита была именно такой, как она ожидала: бурной, вспыльчивой, но под всем этим скрывалась простолюдинка, старающаяся своей красотой обеспечить себе роскошное существование. Люсинда чувствовала, что Хуанита никогда не владела сердцем Себастьяна, для него она была только развлечением, и со всей своей яркой красотой она была менее опасна, чем белокурая леди Деверо.
   – Я писать мой лорд, я посылать ему письма, я посылать ему записка, но он не приходить! – пронзительно кричала Хуанита. – Почему! Почему! Разве вы не останавливать его?
   – Уверяю вас, мой муж делает то, что он пожелает, – ответила Люсинда.
   – Очень хорошо! – взорвалась Хуанита, глаза метали молнии. – Он от меня уставать. Тогда я убивать его – или я умереть!
   Она схватила со стола тонкий стилет, зловеще сверкнувший в ее руке, и Люсинда подумала, что она сама может стать жертвой. Внезапно ее осенила идея.
   – Я вижу, сеньорита, что должна сказать вам правду, – тихо сказала Люсинда. – Уберите это страшное оружие и послушайте меня.
   – Говорить вам, он не доставаться другой женщина! – кричала Хуанита. – Клянусь! Жена – она ничто, пока она не мешать! А мой лорд обещать, что жена не иметь значения, она не вставать между нами!
   – Мой… мой муж давал вам подобные обещания? – спросила Люсинда.
   – Да, да! Он обещать, клятва, вы понимать? Он любить меня, он любить меня так сильно – меня, Хуанита, которая может иметь любой мужчина, любой мужчина, я выбирать! Но я выбирать его, мой лорд, потому что я любить его и он любить меня!
   – Вы так сильно его любите? – мягко спросила Люсинда.
   – Больше жизни! – ответ Хуаниты был полон драматизма.
   – Садитесь и давайте поговорим, – сказала Люсинда. – Мне надо вам кое-что рассказать.
   Хуанита насторожилась.
   – Это плохой новость?
   – Да, – со вздохом ответила Люсинда, – боюсь, это плохая новость.
   Неохотно, будто наслаждаясь всем представлением, Хуанита опустила на стол стилет и села рядом с Люсиндой.
   – То, что я хочу сказать вам, – начала Люсинда, – должно остаться между нами. Вы должны поклясться мне, что никому ничего не расскажете, потому что сведения, которые я сообщу вам, могут исходить только от меня. Я окажусь в неловком положении, если что-то станет известно. Вы обещаете?
   – Я обещать, – ответила Хуанита. – Но если это касаться мой лорд, я не держать обещание.
   Вдруг она с подозрением взглянула на Люсинду.
   – Вы ждать ребенок? Вот что вы хотеть сказать мне!
   – Да нет же, нет, – ответила Люсинда. – Ничего подобного. Если вы не дадите обещание держать все в тайне, я не буду ничего рассказывать. – Она поднялась с дивана. – Сеньорита, нам больше не о чем говорить.
   – Нет, нет! Не уходить! – воскликнула Хуанита. – Этот секрет я обещать не рассказывать! Вы мне рассказать, хорошо?
   – Хорошо, я расскажу вам, – сказала Люсинда. – Дайте мне клятву, что будете держать все в тайне.
   Она посмотрела на камин и увидела на нем четки.
   – Вы католичка?
   Хуанита в ответ кивнула.
   Люсинда протянула ей четки.
   – Поклянитесь, – произнесла она, – что вы никогда не сообщите моему мужу то, что я вам сейчас скажу.
   Мгновение Хуанита колебалась, потом взяла четки в руки.
   – Клянусь! – мрачно проговорила она. – Я клянусь!
   Люсинда опять села.
   – Тайна заключается в том, – начала она тихо, – что мой муж потерял почти все свои деньги!
   Она услышала, как у Хуаниты перехватило дыхание от удивления, и продолжила:
   – Конечно, если ваше чувство к его светлости настолько глубоко, как вы говорите, именно для вас изменение его положения не будет иметь значения. Теперь у него нет возможности давать вам столько денег, покупать лошадей, драгоценности, но ваша нежность и любовь выше всех этих пустяков. Вы останетесь его любовницей, и он сможет рассчитывать на вашу помощь и поддержку в трудное для него время.
   – Когда это происходить? – спросила Хуанита.
   – Мы только что узнали, – ответила Люсинда, – что его поверенный, которому мой муж полностью доверял, сбежал, похитив большую часть его состояния. Но никто не должен знать – было бы глупо, как вы понимаете, дать понять кредиторам, что им еще долго придется ждать своих денег.
   – Да, да, это я понимать, – сказала Хуанита.
   – Вы можете себе представить, в каком отчаянии его светлость, – продолжала Люсинда, – но он не хочет, чтобы о его несчастье стало известно. И только ваша столь искренне проявленная преданность позволила открыть вам секрет.
   – Это есть правда? – спросила Хуанита. – Мне говорить, что его светлость очень богат – один из самый богатый джентльмен в Англия.
   – Так и было, – со вздохом ответила Люсинда, – всего несколько недель назад. Теперь на него обрушилось это бедствие.
   – Это есть беда, – согласилась Хуанита, – очень большой беда.
   Ее тон изменился. Она резко встала и бросила взгляд на каминные часы.
   – Скоро мне ходить в Ковент-Гарден, – сказала она. – Но сначала я сделать что-то. Я писать письмо, да!
   – Надеюсь, не моему мужу? – быстро спросила Люсинда. – Помните, что вы мне обещали.
   – Нет, нет, не мой лорд. Джентльмену, который пригласить меня на ужин. Очень приятный джентльмен, очень богатый. Я ему еще не давать ответ. А теперь я ему говорить «да», мы будем ужин, вы понимать?
   – Понимаю, – ответила Люсинда.
   – Это не значит, что я больше не любить милорд, – продолжала Хуанита. – Я его любить очень сильно, но женщина должна позаботиться о себе, вы понимать?
   – Понимаю, – опять ответила Люсинда.
   – Я думать, мой лорд очень счастливый иметь такой очаровательный и элегантный жена, – улыбнулась Хуанита. – И вы счастливы тоже, что он – как говорить поанглийски – такой неотразимый. Я его любил очень сильно.
   Люсинда заметила, что последние слова Хуанита произнесла в прошедшем времени. Люсинда с улыбкой протянула руку.
   – Желаю вам счастья, сеньорита, – сказала она. – Надеюсь, что в один прекрасный день я увижу вас в театре.
   – Дайте мне знать, когда вы приходить к Ковент-Гарден, – сказала танцовщица, – и я буду танцевать очень хороший, очень лучший, только для вас, да?
   – Я буду очень рада, – ответила Люсинда.
   Танцовщица открыла дверь:
   – Я был бы рад говорить «Передавать привет мой лорд», но я знать, что вы не говорите ему о наш встреча.
   – Нет, но он должен об этом знать, – искренне ответила Люсинда.
   – Никогда не рассказывать ему, я обещать, – сказала Хуанита. – Но вы быть добрый к нему, потому что он такой неотразимый. Вы любить его?
   Несмотря на столь откровенный разговор, Люсинда колебалась, прежде чем ответить. И неожиданно для самой себя она внезапно произнесла:
   – Да… я люблю его.
   – Я люблю его!
   Идя по залитым солнцем улицам, Люсинда непрестанно повторяла про себя эти слова.
   – Я люблю его!
   В цоканье копыт по мостовой, в стуке колес проезжавших мимо экипажей, казалось, слышались те же слова: «Я люблю его!.. Я люблю его!»
   Невозможно было поверить, что вопрос какой-то танцовщицы приведет Люсинду к пониманию того, что с ней происходило все это время.
   «Должно быть, – думала Люсинда, – я полюбила его с первого взгляда – того дерзкого франта, в лихо заломленной шляпе, кричащего на нас с Натом из своего высокого фаэтона и прогонявшего с занятого нами места».
   В тот момент она решила, что ненавидит его! В темнозеленом пальто со множеством пелерин, исключительно изысканном галстуке, восседая в фаэтоне, запряженном парой великолепных лошадей, он показался ей существом из другого мира.
   – Как он смеет! – жаловалась она Нату.
   И все же в глубине души она восхищалась его непреклонностью, позволяющей, не обращая внимания на окружающих, добиваться всего, чего он хотел.
   Сейчас она могла сказать, что, предлагая выйти за него замуж вместо Эстер, она едва ли приносила себя в жертву. С одной стороны, ей было жаль отца, но в то же время она не переставала задавать себе вопрос: пошла бы она с такой же готовностью на брак с кем-либо другим?
   Люсинде хотелось вновь увидеть того высокомерного незнакомца, еще раз заглянуть в его красивое разгневанное лицо. В тот момент она, конечно же, не поняла, что это любовь, и только сейчас она догадалась, что с ней происходит.
   Ее любовь не похожа на сентиментальную привязанность Эстер к этому вялому и бесхарактерному Колину. Ее любовь не была похожа на дружеское общение между Джо и остальными членами семьи Ната. Сердце подсказывало ей, что любовь – это буря, огонь, вихрь, который подхватит ее и принесет к радости и наслаждению, а может быть, и к страху. В своих девичьих мечтах она всегда видела Мужчину – и теперь она рядом с ним!
   Остановившись на секунду на углу Беркли-стрит, Люсинда прикрыла глаза руками. Трудно было поверить, что ее сердце отдано полностью и безвозвратно.
   И все же она знала – именно так и случилось. Теперь можно объяснить нетерпение, с которым она ждала возвращения лорда Меридана из имения. Понятно, что придало ей сил вынести боль и муку, когда с нее, как со змеи, сдирали загорелую кожу. Понятно, почему она безропотно терпела многочисленные примерки у мадам Бертен, когда портнихи подгоняли по ней платья.
   Все это было сделано не ради успеха в обществе, не из страха выглядеть просто и непривлекательно. Причиной всему, как ни трудно было признать, было желание понравиться своему мужу.
   Она вспомнила выражение крайнего изумления, когда в экстравагантной женщине в Парке он узнал свою жену, и как в его взгляде проскользнуло что-то похожее на восхищение, когда она вошла в комнату в вечернем туалете и сообщила ему, что приглашена на обед в Кларенс-хаус.
   – Как же мне добиться его любви? – спрашивала она себя.
   Слава Богу, он, по крайней мере, помнил о ее существовании. Нужно быть благодарной и за самую малость. А сегодня ей к тому же удалось избавиться от одной из его многочисленных любовниц.
   Сердце Люсинды забилось чаще при мысли, что она совершила ошибку. Ведь ее столь рискованный шаг был вызван сильнейшим любопытством и настоятельной потребностью узнать, что представляет собой женщина, сумевшая вызвать интерес, а может, даже завоевать сердце такого деятельного человека, как лорд Меридан. Обманув Хуаниту, вынудив ее отказаться от лорда Меридана, Люсинда не была уверена, что многого достигла.
   Главной опасностью оставалась леди Деверо, только она занимала все мысли лорда Меридана. Люсинда поняла это в день свадьбы. Лорд Меридан и леди Деверо стояли рядом, Себастьян задержал взгляд на нежном, покрытом бледным румянцем лице. Люсинда почувствовала, что его приветствие было чуть-чуть более выразительным, чуть более утонченным, когда обращено оно было к леди Деверо.
   «Я ненавижу ее!» – подумала Люсинда. Внезапно неведомая ранее сильнейшая боль сжала сердце и Люсинда едва могла прошептать:
   – Но ведь я тебя люблю… Я люблю тебя.
   Не успела она позвонить, как лакей распахнул перед ней дверь. Она вошла в зал и увидела, что ее дожидается секретарь лорда Меридана. Это был тихий маленький человек средних лет, с пепельными волосами и одетый во все серое, настолько незаметный, что создавалось впечатление полного отсутствия характера. Но Люсинда уже знала, что это впечатление обманчиво.
   С письмом в руке он направился к Люсинде. Приблизившись, мягко произнес:
   – Очень сожалею, что вынужден беспокоить вашу светлость, но только что посыльный принес письмо. Я полагал, что вы пожелаете прочесть его немедленно.
   – Ну конечно, – улыбнулась в ответ Люсинда. – Как вы поживаете, мистер Грейстоун? Как всегда, много дел?
   – Очень много работы, ваша светлость.
   – Будем надеяться, что это письмо не добавит вам хлопот, – сказала Люсинда, вскрывая письмо.
   Одного взгляда на почерк было достаточно, чтобы ее сердце учащенно забилось. Она узнала бы этот твердый мужской почерк из тысячи, хотя видела его только дважды: в письме, полученном ее отцом, и в метрической книге в день свадьбы.
   Письмо было без обращения:
   «Уезжая утром, я совершенно забыл, что сегодня в опере премьера. В подобных случаях принято появляться в собственной ложе. Леди Деверо любезно согласилась быть нашей гостьей, и вы окажете мне огромную услугу, если пригласите еще человек семь на обед с тем, чтобы потом они сопровождали нас в Ковент-Гарден.
   Надеюсь, я не причинил вам беспокойства, уведомив вас за столь короткий срок.
   Себастьян».
   Люсинда внимательно прочитала письмо и, взглянув на мистера Грейстоуна, улыбнулась.
   – Мне очень жаль, но вам предстоит срочная работа, – сказала она. – Его светлость желает устроить обед на десять персон, а потом мы поедем в оперу. Он уже пригласил одного гостя – даму.
   Мистер Грейстоун, подумала Люсинда, великолепный секретарь. Он помнил, кто радушно принимал у себя Люсинду, кто не пожелает поехать в оперу и с кем можно сейчас быстро связаться, чтобы получить немедленный ответ.
   Люсинда прошла в библиотеку и написала приглашения, а мистер Грейстоун, учитывавший все на свете, предложил ей написать еще два дополнительных приглашения на тот случай, если у кого-то сегодняшний вечер уже занят.
   – Я буду держать эти два приглашения при себе, чтобы не беспокоить вашу светлость, когда вернется посыльный.
   – Вы обо всем успеваете подумать, – сказала Люсинда. – Нам нужен еще мужчина; надеюсь, полковник Холстед будет свободен.
   – Полковник всегда отменяет все назначенные встречи, когда он нужен его светлости, – просто сказал мистер Грейстоун.
   – Да, конечно, – согласилась Люсинда. – Мне трудно представить, что бы мы без него делали. Надеюсь, ему нравится бывать в опере.
   Ирония судьбы: она только что вернулась от Хуаниты. Разве Люсинда могла предположить, что так скоро ей удастся увидеть спектакль с ее участием. Интересно, почувствует ли Хуанита, что они находятся среди зрителей?
   Мистер Грейстоун ушел, и Люсинде захотелось взглянуть на себя в зеркало. Ей все еще трудно было привыкнуть к своему виду: волосы завиты и зачесаны высоко наверх, сверкающие бриллианты в ушах. Неужели эта белоснежная кожа принадлежит ей?
   – И все-таки я осталась прежней, – пробормотала она. – Я – Люсинда, которую никто не любит и которая никому не нужна.
   Ей показалось, что позади себя в зеркале она видит леди Деверо, ее глаза опушены темными ресницами, яркие губы слегка надуты.
   – Неужели Себастьян действительно любит тебя? – обратилась Люсинда к призраку. – А ты-то его любишь? Или ты, как Хуанита, намереваешься вытащить из него все, что можно? Какова была бы твоя любовь, если бы он был беден, если бы он не был «persona nongrata» в Кларенсхаусе, если бы ему не завидовал весь Лондон?
   Люсинда глубоко вздохнула.
   Интересно, что сказал бы лорд Меридан, узнай он о ее разговоре с Хуанитой да Рива. Танцовщица оказалась настолько глупой, что всему поверила. Но с леди Деверо придется действовать более тонко.
   Люсинда почувствовала себя маленькой и беспомощной. Как страшно ей было вступать в этот мир без всякой поддержки! Неужели это невозможно – завоевать любовь своего мужа?
   Она вспомнила совет Красавчика Браммеля: «Не будьте робкой, заставьте их замечать вас!» Продолжая рассматривать себя в зеркале, которое висело над изящным, украшенным купидонами столиком времен Карла II, Люсинда вздернула подбородок. Обеспокоенный и несчастный вид сменился решительностью. Люсинда была полна жизни, глаза сверкали, как у воина перед битвой. Ведь Нат так часто говорил ей: «Пока судья не досчитал до десяти, нельзя считать себя побежденной».
   – Я завоюю его любовь! – сказала Люсинда своему отражению и надела шляпку.
   Сегодня леди Деверо впервые после свадьбы появится у них в доме. Тогда они не встретились, а сегодня нельзя допустить, чтобы у леди Деверо возникла причина игнорировать хозяйку дома.
   Люсинда была уверена, что именно леди Деверо напомнила лорду Меридану о премьере в опере. Напомнила и предложила всем вместе отобедать. Лорд Деверо, по всей видимости, будет сопровождать принца, а потом отправится на официальный прием, на который жен не приглашают. Как бы то ни было, леди Деверо не случайно решила обедать с лордом Мериданом и его женой именно сегодня! Возможно, она хочет перед всем светом продемонстрировать свою власть над ним, а может быть, она надеялась, что ее появление рядом с Люсиндой выставит графиню Меридан в невыгодном свете.
   Твердой рукой Люсинда завязала ленты на шляпке и стремительно вышла из библиотеки.
   – Экипаж, пожалуйста, – приказала она стоявшему в зале слуге.
   – Он вас ждет у дверей, миледи.
   Люсинда вышла на улицу, и лошади быстро домчали ее до Бонд-стрит.
   Около магазина мадам Бертен, как всегда, было много экипажей, но Люсинда уверенно прошла через салон прямо в личную комнату мадам. Пожилая женщина сидела за столом и рассматривала рисунки с фасонами и образцы тканей. Увидев Люсинду, она протянула ей навстречу руки, лицо ее при этом засветилось радостью.
   – Добрый день, дорогая! Я вас сегодня не ждала.
   – Добрый день, мадам, – сказала Люсинда и поцеловала старую морщинистую щеку. – Я в трудном положении, мадам.
   Внезапно у Люсинды вырвался возглас неподдельного восхищения: на столе лежало прекраснейшее из платьев, которое она когда-либо видела!
   – Это для кого? Откуда оно? – спросила она.
   Мадам подтянула к себе платье.
   – Его привезли вчера вечером, – ответила она и понизила голос, хотя в комнате, кроме них, никого не было. – Естественно, из Франции.
   Люсинде уже было известно, где мадам Бертен доставала тисненые бархаты, тончайшие газы, вышитую парчу и нежное, как паутинка, кружево. Такое могло производиться только во Франции, и, несмотря на войну, тонкий ручеек через Ла-Манш не прерывался. Малочисленная английская береговая охрана и таможня выбивались из сил, пытаясь пресечь поставки из Франции, но их всегда обводили вокруг пальца. Наполеон, крайне нуждавшийся в золоте, которое давала такая торговля, поощрял контрабанду, поэтому понадобились бы целая армия и весь британский флот, чтобы прекратить все это.
   Для контрабанды использовались рыбачьи лодки, поджидавшие французских сообщников на середине Ла-Манша, дипломатический багаж, существовали целые шайки контрабандистов и одиночные искатели приключений. Они нашли выгоду не только в снабжении тихих английских гаваней и речных пристаней табаком и бренди из Франции, но и в контрабанде тканей, которые моментально расхватывали владельцы магазинов, заинтересованные в товаре высшего качества.
   Все ткани, из которых были сшиты платья Люсинды, прибывали из Франции в тюках или рулонах. Люсинда обычно рассматривала их и сама подбирала фасон. Однако это платье было уже сшито, и Люсинде казалось, что она в жизни не видела подобной красоты. Платье было под стать самой принцессе, нет, фее из сказки. На тончайшем кружеве, которое просто не могло быть соткано человеческими руками, были разбросаны цветы с крошечными бриллиантиками, окруженными блестящими синими и красными камешками. Волшебство дополняли ленты, повторявшие цветовую гамму, которые украшали вырез и сходились под грудью. Платье звучало подобно симфонии цвета.
   – Прекрасно, действительно прекрасно! – У Люсинды перехватило дыхание.
   К ее удивлению, мадам Бертен накрыла платье белой бумагой.
   – Нет! Нет! Не надо на него смотреть! – воскликнула она. – Это сделает вас несчастной!
   – Несчастной?! – удивилась Люсинда. – Оно предназначено кому-то другому?
   – Как же мне рассказать вам?: – причитала мадам Бертен. – Бедненькая моя! Это трагедия, у меня просто язык не поворачивается!
   – Но вы все равно должны рассказать мне, – попросила Люсинда.
   Мадам Бертен глубоко вздохнула:
   – Посылку принесли вчера вечером. О Боже! Не спрашивайте, кто его купил во Франции! Но доставить его сюда труда не составило.
   Люсинда улыбнулась. Ей было хорошо известно, как гордилась мадам Бертен своей возможностью использовать дипломатический багаж для доставки товаров. Это возвышало ее в собственных глазах.
   – Платье принесли перед самым закрытием, – продолжала мадам. – Открываю коробку, смотрю и говорю себе: «Это для моей маленькой Люсинды!» Но у меня так болела голова! Я могла только смотреть. Тут входит мисс Варден. Я говорю ей: «Видите, это платье хорошо пойдет! Решено! А цена? Должно быть, говорю я, сто фунтов!»
   – Сто фунтов! – воскликнула Люсинда.
   Мадам Бертен кивнула:
   – Я никому не рассказываю, даже вам, моя душечка, сколько я заплатила за него!
   – Но оно стоит этих денег, – согласилась Люсинда. – Ну, дальше.
   – Мисс Варден помогает мне одеться, я ухожу домой.
   Ночь напролет мечтаю, как очаровательны вы будете в этом платье, если, конечно, нам представится удобный случай нарядить вас в него.
   – Но такой случай как раз сегодня! – закричала Люсинда. – Мы едем на премьеру в оперу… и… с нами обедает леди Деверо!
   У Люсинды не было секретов от мадам Бертен, знавшей, что лорд Меридан расплачивается за платья леди Деверо. Мадам Бертен была очень добра к Люсинде, появившейся у нее на следующий день после свадьбы. И Люсинда рассказала ей, что она подслушала в день своего приезда в Лондон.
   Возможно, мадам Бертен лучше Люсинды представляла, насколько важно, чтобы лорд Меридан заметил перемены в своей жене, чтобы вместо провинциальной неухоженной простушки он увидел в ней совершенно другую женщину.
   Тут мадам Бертен громко застонала. Пряча глаза от Люсинды, она продолжала:
   – Слушайте! Сегодня утром прихожу в магазин, я очень плохо спала, поэтому немного опоздала. Мисс Варден встречает меня с улыбкой. «Вы будете очень довольны, мадам, – говорит она, – я продала платье! И не за сто, а за сто пять! Что вы на это скажете?»
   – Она продала его! – воскликнула Люсинда.
   – Она продала его, – угрюмо повторила мадам Бертен.
   – Кому? – спросила Люсинда.
   Не успев договорить, она уже знала ответ.
   – Это невозможно! Леди Деверо! – ответила мадам Бертен.
   – Но она не должна появиться в нем! – в ужасе вскричала Люсинда. – Мадам, вы не можете допустить, чтобы его надела леди Деверо!
   – Вам еще не все известно, – сказала мадам Бертен. – Леди Деверо приезжала, чтобы оставить другое платье для небольшой переделки. Думаю, она даже не собиралась вылезать из экипажа, но мисс Варден, эта тупица, пригласила ее войти. Как только леди Деверо увидела платье, она вытащила из экипажа лорда Меридана, чтобы он тоже взглянул.
   Губы Люсинды сжались. Она отвернулась и подошла к окну. Невидящие глаза были устремлены на грязный задний двор магазина.
   – Они, должно быть, заехали по дороге в Рейнлаф, – пробормотала она.
   – Лорд Меридан согласился преподнести леди Деверо это платье в подарок, – закончила мадам Бертен бесцветным голосом.
   Люсинда обернулась.
   – Оно не должно достаться ей!
   – Поздно! Она наденет его сегодня на премьеру, – ответила мадам Бертен. – Его будут подгонять по ней. Она слишком велика для этого платья. Боже мой! Она испортит его! Придется снять красные лепты и оставить только синие. Синие – так просто, так безвкусно…
   – Нельзя его портить только ради нее! Это… это варварство! – воскликнула Люсинда. Она сдернула с платья бумагу.
   – Мой Бог! Вы как раненая пташка! – судорога свела горло мадам Бертен. – Вы… вы так много значите для меня… Пусть лучше мне отрежут руку, чем я отдам платье этой стерве!
   Не будь Люсинда так расстроена, она посмеялась бы над тем, как мадам Бертен отзывается о леди Деверо.