Жорж Вавр умолк, давая обоим политикам время, чтобы осмыслить сказанное, и молчал ровно столько, сколько позволяли приличия. Потом неожиданно обратился к своему заместителю:
- А ваше мнение, Альфред?
В эту игру они не раз играли: внезапное молчание - и смена ритма, как в музыке.
Баум ожидал чего-то в этом роде и был готов принять мяч. Как только взоры политиков устремились на него, он потер подбородок, чуть сгорбился и многозначительно покачал головой, олицетворяя осторожность, мудрость и здравомыслие.
- Прошу прощения, господин министр, я бы хотел добавить чисто личные соображения. В делах такого рода некоторую роль играет то, что можно бы назвать интуицией. Конечно, лучше бы, как в научном эксперименте, двигаться от предпосылки к доказательству и далее к окончательному и твердому выводу, но в нашей работе обстоятельства редко поддаются такому прямому расследованию. Так вот, у меня сложилось впечатление, что нас пытаются вовлечь в интриги самой высокой политики, и сейчас пока невозможно определить их масштабы.
На том Баум и закончил свое философское предисловие, призванное смягчить настроение аудитории. К этому способу он нередко прибегал на лекциях и на инструктажах, и почему бы, собственно, премьер-министру не подвергнуться такому же воздействию? Но пора было перейти и к фактам.
- Господин Вавр изложил суть дела со свойственной ему четкостью. В ближайшие сорок восемь часов я проштудирую от слова до слова все беседы с Котовым - те, что записаны в Англии, в ДГСЕ и мои собственные. Полагаю, вкупе с некоторыми другими исследованиями, которые я уже предпринял, это кое-что прояснит.
Баум не уступал Вавру в актерском мастерстве, умел завладеть вниманием слушателей и не хуже, чем Вавр, ценил драматическую роль паузы. Почувствовав, что премьер вот-вот перебьет его, он заговорил снова:
- Политические мотивы в данной истории представляются мне столь же важными, сколь и чисто шпионский её аспект. Это следует иметь в виду даже и притом, что ДСТ не имеет собственных политических пристрастий и не претендует на политическую мудрость. Помимо просмотра записей бесед, я занимаюсь вопросом, как были подделаны фотографии, а также каким образом попала в газеты неуместная информация. Кроме того, мы действуем ещё в нескольких направлениях, о которых я пока говорить не буду. Ну и, помимо прочего, мы делаем все, чтобы отыскать Котова, хотя, должен признаться, тут я не верю в успех. И, да простит меня мой шеф Жорж Вавр, который думает иначе, но я буду сильно удивлен, если Котов объявится где-нибудь и даст пресс-конференцию. Потому что, если как следует подумать, станет очевидно: для нас это была бы неудача, но уж для русских - полный провал. Они прямо-таки пальцем показывали на господина Лашома, столько хлопот, такой риск - и никакого результата!
Он мелодраматическим жестом вскинул пухлую руку.
- Да, настоящий провал. Мы можем тут предаваться горестным мыслям, господа, но наши противники наверняка понимают, что потерпели поражение по всем статьям. Я не пытаюсь оправдать наши промахи в этом деле, просто хочу представить его в должном свете.
Рука опустилась, хитрые глаза спрятались за кустистыми бровями ещё глубже, чем обычно.
- Мы сделаем все, что надлежит сделать, господа, - считаю это своим личным обязательством.
- Отлично, - сказал премьер-министр, - С вашего позволения, Антуан, отложим "разбор полетов" до тех пор, пока ДСТ не завершит начатое. Надеюсь в скором времени получить полный отчет. Желательно, чтобы он содержал добрые вести.
На этом Вавр и Баум были отпущены с миром.
Выйдя на улицу, они повернулись друг к другу и одновременно произнесли: "Благодарю!" Тут же оба рассмеялись. Позже Бауму не раз припоминался этот последний мало-мальски спокойный эпизод в расследовании дела, закончившегося столь бесславно.
Визит на улицу Лурмель ничего не прояснил и не принес утешения. Супруги Боннар являли собой воплощенное покаяние и Бауму не хватило решимости закатить скандал. Если дверь на самом деле была заперта, то приходилось признать: тут либо действовал настоящий умелец, либо кто-то ухитрился сделать дубликаты ключей. В конце концов люди даже из тюрем бегут, а уж там-то охрана посерьезней. На улице Лурмель никаких особых мер предосторожности не принималось. Невозможно было определить, ушел ли Котов по собственному желанию или его вынудили. Короче говоря, визит на явочную квартиру ничего не дал.
Оставив съежившихся от смущения супругов Боннар на лестнице, Баум ушел с чувством растерянности и безнадежности. Направляясь обратно на работу, он поймал себя на том, что шарит в кармане в поисках своих таблеток.
Глава 14
Решив про себя, что никому нельзя доверить столь деликатное поручение, Баум на следующий день утренним рейсом вылетел во Франкфурт, к обеду был на месте и через полчаса уже беседовал с коммерческим директором фирмы "П. Питерс". Он выдал себя за французского полицейского - у него было соответствующее удостоверение, с которым он благополучно пересек границу. Предъявив немцу эту книжечку, он вкратце объяснил, что французская полиция, как и немецкая, считает, что служащий фирмы стал жертвой преступления:
- Я, конечно, уже связался с коллегами во Франкфурте, - сказал он, Нас это дело интересует, поскольку есть мнение, что убийца прибыл из Франции.
- Но погибший занимал весьма скромную должность. Почему кто-то во Франции пожелал его устранить? Спокойный малый, прекрасный работник, у нас его очень ценили. Молодая жена, двое маленьких детей... Такая грустная история.
- Согласен. Вы могли бы помочь найти убийцу.
- Но я уже рассказал местной полиции все, что знал о погибшем.
- Нас интересует главным образом характер его работы, - сказал Баум, Насколько мне известно, он работал на новом оборудовании с высокой разрешающей способностью.
- Верно. Выполнял чей-то заказ по договору.
Директор достал картотеку, порылся в ней, поднял глаза:
- Да. Для двух наших крупных типографий. Кроме того, проводил совместный эксперимент с одним отделом университета.
- Кто-нибудь видел готовую продукцию?
- Я всегда в курсе дела. Как вы понимаете, речь идет о важном техническом достижении, у нас тут коммерческий интерес. Мы вложили большие деньги.
- Мой вопрос покажется странным, - предупредил Баум, - но я обязан его задать. Работал ли погибший оператор с фотографией, на которой изображены трое мужчин в постели?
Немец, не выразив никакого удивления, заглянул в папку.
- Нет.
- Мог ли он выполнить работу так, чтобы никто не знал? Скажем, когда остальных сотрудников не было на месте?
- Вполне мог, я полагаю. Ему доверяли, он часто задерживался допоздна, оставался один.
- Другими словами, вы знали, что он работал в это время, но что именно он делал - вам неизвестно.
- Совершенно верно.
- Ему хорошо платили?
- Очень хорошо.
- Есть какой-нибудь повод думать, что у него все же были денежные проблемы?
- Возможно, были. В прошлом году он попросил кредит по случаю переезда в новый дом, попросторнее.
- И переехал?
- Да.
- А как насчет выплат по займу?
- Кажется, платил не слишком аккуратно. Но мы не так уж строги и относимся снисходительно к ценным работникам. А этот человек работал превосходно.
- Весьма благодарен, - сказал Баум, - Вы очень помогли. Я поговорю ещё со здешними криминалистами, которые ведут расследование.
Но он не стал звонить в полицию - франкфуртские полицейские уже связались через Интерпол со своими коллегами в Париже. Найдена была брошенная машина и экспертиза показала, что именно она сбила молодого немца. Имя и адрес в бюро по найму автомобилей оказались французскими, то и другое - чистая фикция, что было сразу установлено.
Баум взял билет на ближайший рейс и во второй половине дня уже инструктировал Алламбо в своем кабинете.
- В данный момент меня интересует наш гость Дидье Моран, журналист. Сейчас я с ним побеседую, а к вечеру отпустим пташку на волю. Придется ему побыть нашей подсадной уткой. Вот что я намерен сделать.
После каждого пункта инструкции Баум ставил в воздухе пальцем восклицательный знак, будто он учитель, а Алламбо - целый класс ребятни.
- Во-первых, организуй пожалуйста прослушивание его телефона. Ничего я тут не жду, простая предосторожность. Во-вторых, с этого момента и до девяти вечера, пока Моран ещё у нас, позаботься, чтобы за ним впредь велась наилучшая, самая внимательная слежка. Обратись от моего имени в другие отделы, пусть выделят нам в помощь сотрудников - мужчин и женщин. И машины пусть дадут. Я все требования подпишу, а ты в ближайший час прикинь, сколько чего понадобится.
В-третьих, предупреди всех, что нужна высшая степень секретности. Этот человек и те, с кем он связан, не должны ничего заподозрить. Понял?
- Конечно.
В-четвертых, интуиция мне подсказывает, что наш приятель Моран при некотором везении откроет нам в этом деле новые горизонты. Точно не знаю, почему мне так кажется, но согласись, мои предчувствия иной раз сбываются. В этой связи хочу, чтобы была установлена перспективная и, главное, быстродействующая связь. Твои люди должны звонить мне, где бы я не находился, как только что-нибудь заметят. Я должен быть все время в курсе. Тоже ясно?
Алламбо кивнул и сказал хмуро:
- А кроме того я должен отыскать сбежавшего Котова и расследовать два убийства в метро.
- Первоочередная задача - наблюдение за Мораном, но и остальное не следует упускать из виду, сам понимаешь, - Баум произнес это с широкой улыбкой, Алламбо поневоле усмехнулся в ответ:
- Может, ещё что-нибудь нам подыщете - чем, к примеру, воскресные вечера заполнить?
- Придумаю что-нибудь, - пообещал Баум. Оба рассмеялись и Алламбо ушел.
"Зачем я все это делаю? - спросил себя Баум, убирая со стола бумаги в ожидании Морана. - По сути дела, роль этого человека незначительна. Ну выполнил он кое-какую работенку для кого-то из ДГСЕ. А я пускаю по его следу целую группу - очень ценную, для неё и поважнее занятие бы нашлось. Зачем? Предчувствие? Да, но что именно я предчувствую?
Ответить на этот вопрос он не сумел - разве что померещилась некая связь между русским эммигрантом Дмитрием Морозовым, ныне Дидье Мораном, и перебежчиком Алексеем Котовым. Какая связь? Бог весть. И как она могла возникнуть? Тоже неясно. Просто чувствую это, вот и все, - размышлял Баум, - Не годится такой метод для разведывательной работы, тут бы надо умом, а не чувствами. А у меня ещё одно предчувствие: не поймать нам товарища Котова...
Дидье Моран был настроен по-прежнему агрессивно. Не пожелал ничего сообщить, лишь угрожал расправой за незаконное задержание. Баум дал ему выговориться до конца, пока тот не умолк.
- Ладно, ладно, ни к чему мы не пришли. Тем не менее, сейчас вас отпустим. Но заберем обратно, если навлечете на себя подозрения в преступной деятельности.
- Какая ещё деятельность?
- Существует такая штука, как клевета. Как только я почувствую, что желтой прессе пора заткнуть глотку, обращусь насчет вас в прокуратуру. А пока ступайте себе.
И Морана отвели обратно в камеру, где ему предстояло провести ещё долгих пять часов.
Эти пять часов Алламбо потратил на то, чтобы организовать наблюдение носился по кабинетам, отдавал распоряжения насчет персонала и аппаратуры, сочинял на ходу инструкции, формулировал задачи, все это с азартом, как бы увлеченно, чего на самом деле не было. Шеф на сей раз хватил через край - в этом Алламбо был уверен. Но дисциплина есть дисциплина, а он, будучи человеком ответственным, обязан подавать пример.
Слежка должна была вестись в шести направлениях - Алламбо называл их "щупальцами". Первое - подразделение из двух человек, которые сядут на хвост Морану, как только он покинет здание ДСТ. Еще двое расположатся возле станции метро Бир-Хакеим, недалеко от бульвара Гренель. Другие двое займут позицию, с которой удобно наблюдать за квартирой Морана на улице Фландр. Четвертое "щупальце" состояло из молодого инспектора в паре с секретаршей из архива - этим предстояло сидеть, заказав скромную выпивку, в кафе "Селект" на бульваре Пуассоньер, куда частенько захаживает Моран. Пятая пара наблюдателей крутится напротив редакции "Пти галуа". И, наконец, машина такси с агентом ДСТ за рулем курсирует по улице Нелатон в надежде, что Моран пожелает взять такси.
- Больше ничего не могу придумать, - доложил Алламбо своему шефу.
- А прослушивание телефона?
- Налажено.
- Организуй все дело так, чтобы мы могли вести слежку за этим типом как можно дольше.
- Куча народу понадобится.
- Конечно, но другого ничего не остается.
- Что вы рассчитываете узнать?
- Понятия не имею.
- Выходит, мы сами не знаем, чего ищем?
- Ищем чего-нибудь необычного, не характерного для Морана. Составим маленькое досье с перечнем его контактов. Здесь, на мой взгляд, особенно интересно, с кем он встретится в первую очередь. Человек, которому нужно что-то кому-то сообщить, обычно торопится с этим - если, конечно, он не профессионал. А Моран профессиональной подготовки не имеет, так что сразу побежит рассказывать хозяину, о чем его тут допрашивали. О возможной слежке и не подумает. Так что, друг мой, нам важно узнать, куда он пойдет именно сегодня вечером, а не завтра утром. Улавливаешь?
- Да.
- Тогда желаю удачи. И пригрози своим людям, что в случае провала их ждут большие неприятности.
Моран не стал брать такси. Прошел пешком до станции метро, там его на обеих платформах ожидали новые агенты. Когда он сел в поезд, двое отправились с ним в одном вагоне, другие двое - в соседнем. Он вышел на станции Монпарнас-Бьенвеню и пересел на линию Порт д'Орлеан. Четверо сопровождающих держались на расстоянии и появились на платформе, только когда поезд уже подошел. Снова Моран оказался под присмотром. Когда он вышел на станции Алезиа, за ним пошли следом и видели, как он вошел в небольшой бар. Сквозь стеклянную дверь видно было, как он поговорил с барменом и затем спустился по ступенькам в заднее помещение.
- Звонить пошел или в уборную, - сказал один из агентов. Подождав Морана на улице несколько минут, наблюдатели увидели, как он выходит и направляется по авеню Мэйн к северу. Дойдя до улицы Пулен Вер, он повернул налево и скрылся за дверью дома № 8.
- Поль, ступай, позвони начальству, адрес сообщи. Восьмой номер, да? старший по званию агент был энергичен и находчив, - А я пойду в подъезд, посмотрю, кто там живет. Когда Поль вернется, будьте поосторожнее - сами смотрите, но чтобы вас не видно было, ясно? - слушатели кивнули, - Если этот тип выйдет, садитесь ему на хвост, только поаккуратнее. Чтобы не заметил чего, сохрани Бог!
Молодой человек, которого звали Поль, побежал звонить, а старший инспектор вошел в подъезд и начал изучать фамилии жильцов, поднимаясь с этажа на этаж. Только на семи дверях из двенадцати имелись дощечки с именами хозяев квартир. Инспектор спустился вниз и постучался к консьержке. Когда стеклянная дверь отворилась, он предъявил хмурой, неопрятной с виду тетке свое удостоверение и потребовал список жильцов.
- А в чем дело? - поинтересовалась консьержка, снимая со стены список.
- Обычная проверка.
- Обычно полиция нас не проверяет, разве если кто в беду попал.
- Говорю вам, просто проверка.
Сквозь стеклянную дверь она смотрела посетителю вслед, пока он не вышел на улицу. И тут же взялась за телефонную трубку...
Полчаса спустя агенты, расположившиеся вдоль авеню Мэйн, увидели выходящего из подъезда Морана. Теперь он шел по улице, то и дело оглядываясь, остановился у витрины, пошел было обратно, но тут же будто передумал, повернулся и продолжил путь.
- Черт! - выругался инспектор, - Где-то мы прокололись.
Но и в толк не взял, что все дело в консьержке, не надо было её вмешивать.
Моран шел себе к метро, прибегая к уловкам, которые всегда делаются, чтобы избавиться от невидимого преследователя, и хоть выполнял он их неумело, его действия затрудняли слежку. На станции метро сопровождающие как бы растворились в воздухе, передав Морана коллегам, уже ожидавшим его на станции. "Хвост" оставался на месте, хотя преследуемый был настороже.
Старший инспектор между тем позвонил в офис, чтобы проверить список жильцов дома № 8, но не упомянул, что Моран каким-то образом догадался о слежке. К чему усложнять? Скорее всего на результате это не скажется.
"В корне многих наших неприятностей кроется тот грустный факт, что некоторые исполнители больше озабочены собственной непогрешимостью, чем достижением поставленной цели - говаривал Баум своим ученикам в школе ДСТ, - Мне тот сотрудник дороже, кто сознается в своей ошибке, чем тот, кто её скроет. Первый далеко пойдет, второму карьера не светит, потому что в нашем деле ошибку если и удастся скрыть, то не надолго."
Инспектор на этой лекции был, прослушал внимательно, да, как на грех, забыл.
Моран сошел на станции Монпарнас-Бьенвеню, повернул налево, на бульвар Монпарнас, прошел мимо больших кафе и закрытых магазинов, свернул в боковую улочку и скрылся за дверью бара под вывеской "У Тони". Снаружи у входа двое парней переругивались на плохом французском:
- Ты ему подмигивал, - крикнул один, - Я сам видел, и с меня хватит!
Он развернулся и побежал, второй остался стоять на тротуаре.
Агенты, шедшие за Мораном, обменялись парой слов:
- Ты понял?
- Да. Это гомики.
- Ты на гомика не похож.
- А ты похож, что ли?
- Лучше нам не входить - вызови Жюло или ещё кого-нибудь, чтобы сошел за голубого.
- Пусть начальство решает. Последи за выходом, я звонить пошел. Не упусти его, если он за это время выйдет.
- Может, по рации кого-нибудь вызовем?
- Да ты что! Шеф с нас шкуру спустит, он же до смерти боится подслушивания.
Стоявший на тротуаре парень встряхнулся и вошел в бар. Когда дверь отворилась, слышны стали голоса, смех, гитарный перезвон.
Пока один из агентов искал телефонную будку, его напарник занял позицию напротив бара, сожалея всей душой, что нельзя, не вызвав подозрения, войти за эту дверь вслед за Мораном и посмотреть, что он там делает и с кем говорит. Жюло бы смог. Дай Бог, чтобы его нашли и побыстрее сюда доставили.
Но дежурный офицер на улице Нелатон ничем не мог помочь - он не сумел найти ни Жюло, ни кого-нибудь в этом роде.
- Позвоните старику, - посоветовал он и дал домашний телефон Альфреда Баума.
- Неплохо поработали, - похвалил Баум, - Он о слежке не догадался?
- Не думаю. Шел до самого места спокойно. Не оглядывался.
- Отлично. Хорошо сделали, что не пошли за ним в бар. Теперь перехватите его, как только он выйдет. Думаю, после такого денька он домой пойдет. Только следите, чтобы он вас не заметил.
- Конечно.
Баум вернулся к списку жильцов дома № 8, который ему продиктовали по телефону с улицы Нелатон. В нем и загадки никакой не было. Третьим в списке значился полковник Робер Виссак. "Этого следовало ожидать" - пробормотал почти про себя Баум, но жена услышала и тут же отозвалась:
- Ты что-то сказал?
- Просто подумал вслух, что если даже точно знаешь, как обстоят дела, все равно всякий раз удивляешься, когда жизнь твою правоту подтверждает.
- Должна признаться, со мной так не бывает.
- Может быть, причина в том, что я интроверт - вечно к себе прислушиваюсь.
- Да, ты к этому склонен, Альфред, - сочувственно сказала жена, Отсюда твои постоянные тревоги и сомнения.
- Мольер сказал, что сомнения причиняют больше страданий, чем самая жестокая правда. Он прав был, старый хитрец. Видишь, какая у меня трудная работа.
А Морана благополучно сопроводили до самого его дома в девятнадцатом округе. По дороге он позвонил кому-то из кафе, открытого всю ночь.
Глава 15
В тот же вечер Баум связался по телефону с начальником технического отдела Алибером.
- Завтра в восемь утра зайдите ко мне в кабинет. Есть работа.
И ровно в восемь сообщил Алиберу, что необходимо сделать:
- Пятьдесят хороших отпечатков голов тех двух мальчишек на фотографиях. Напечатайте их раздельно. Размер? Чтобы в карман помещался. И чтобы изображения были четкими. Мне они нужны к полудню.
- Это будет непросто.
- Пусть даже очень трудно, но к полудню все должны быть готовы. Советую позаботиться об этом.
Баум все ещё не забыл вину Алибера.
Потом он позвонил домой начальнику уголовной полиции Бальдини.
- Не хотелось бы беспокоить вас, старина, но дело срочное. Да, связано с министром. Могу я зайти к вам? В девять? Идет.
В восемь двадцать он отправился в кафе по соседству и там, в полном одиночестве, за чашкой горячего кофе просмотрел газеты. По рейтингу партия Лашома на шесть пунктов опережала ближайшего соперника. Лидеры толковали о перестройке в коалиции. "Монд" с присущей ему склонностью к политическим намекам писал о том, как победа Лашома на выборах отразилась бы на франко-советских отношениях. "Цена, которую пришлось бы уплатить за улучшение отношений между Францией и СССР, - соответственное ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Готовы ли мы платить? И как отнесется к этому западный альянс? В частности, "колючий сосед" по ту сторону Ламанша? Понимает ли электорат, за что он голосует?"
В девять, находясь уже в офисе Бальдини, Баум объяснил, чего хочет.
- Вы знаете, что фотографии, на основании которых подозревался Лашом, оказались фальшивками, изготовленными здесь, на Западе?
Нет, Бальдини этого не знал, и Баум рассказал ему все, что считал нужным. Затем продолжал:
- Хотя фальшивки изготовлены в Германии, я тем не менее полагаю, что сами снимки сделаны здесь. Может, конечно, я и ошибаюсь, но все же хочу попытаться отыскать этих парней, которые согласились позировать для сцены в постели, не подозревая, конечно, как могут быть использованы фотографии. Поэтому я заказал их портреты, к полудню получу их, и тут мне понадобится ваша помощь.
- Никаких проблем.
- Наверняка у вас есть свои люди среди геев?
- Разумеется.
- На бульваре Монпарнас есть бар "У Тони", там собирается подобная публика. Не удивлюсь, если этих ребят там знают. Это, правда, лишь предположение...
Бальдини сделал пометку в блокноте.
- Еще что-нибудь?
- Думаю, нет. Фотографии вы получите.
Баум поднялся и откланялся.
Бальдини, хоть и не семи пядей во лбу, но умеет и приказ отдать и строго взыскать с тех, кто его не выполнит. В данном случае он испытывал прилив служебного рвения - его особенно вдохновила возможность услужить министру, а заодно и сквитаться с сообществом геев, к которым он испытывал глубоко скрытую неприязнь. Как следствие, множество полицейских в самый короткий срок были снабжены портретами двух молодых людей и получили задание как можно скорей найти оригиналы. Зная по опыту, что появление представителя закона в мутном мире работающих по найму гомосексуалистов накладывает печать молчания на все уста и провоцирует массовое бегство, эти полицейские направили во все сомнительные бары и кафе вблизи Монпарнаса лучших своих внедренных агентов. Фотографии предъявлялись также в отелях, пользующихся определенной репутацией. Реакция была всюду одинаковой: нахмуренные брови, долгая пауза, как бы обозначающая напрасные усилия памяти, и в заключение отрицательное покачивание головой. Агенты расхаживали в парках, где гомосексуалисты собирались на свои встречи, заглядывали в лица, сверяясь тайком с фотографиями, проклинали чертово задание и погоду. Бары внушали больше надежд: там можно было встретить своего информатора или кого-то, кто готов отплатить услугой за услугу.
Кафе "У Тони" было отлично известно полиции. Двое молодых полицейских, которые часто бывали здесь под видом геев, были тщательно проинструктированы и отправлены туда со словами: "Смотрите во все глаза. В первый вечер фотографии никому не показывайте. Если ничего не заметите, на вторую ночь можно их показать, но осторожно, только знакомым и по одной. Шумное обсуждение ни к чему."
Эти слова были встречены с пониманием.
- У нас там знакомые сохранились ещё с прошлого года, - напомнил один из переодетых полицейских, - Было дело.
- Но вас ведь тогда не разоблачили?
- Да нет. Можем действовать.
- Вот и хорошо. Возобновите знакомство.
- Могут спросить, зачем нам те двое понадобились. Знаете, эти ребята за любую мелочь могут дружка заложить, но если ему что-то серьезное грозит - тут они проявят солидарность.
- Так и скажите: ищут их, но ничего серьезного.
- Что конкретно сказать?
- Это уж вы сами придумайте, вам виднее.
Первый вечер никаких результатов не принес. К двум часам ночи оба полицейских были хороши: дешевое красное вино, выпитое в большом количестве, притупило их бдительность. Поговорили кое с кем, снимки не показывали. В третьем часу один предложил:
- Отложим до завтра. Раз договорились картинки сегодня не показывать. Без них не выходит ничего.
- Точно.
И разошлись по домам.
На следующий вечер у них ничего нового не появилось, однако слух о том, что Джо и Франсиса кто-то разыскивает по отелям на Монмартре, достиг посетителей кафе "У Тони". Один из сотрудников ДСТ, прослушивающих телефон Дидье Морана, засек следующее:
- Дидье? Это Абу.
Говорили с сильным арабским акцентом.
- Что тебе надо? Я же просил сюда не звонить.
- Ищут Джо и Франсиса.
- Откуда ты знаешь?
- Полиция кругом рыщет. Всем подряд их портреты демонстрируют. Я подумал, что не мешает тебе об этом знать.
- А ваше мнение, Альфред?
В эту игру они не раз играли: внезапное молчание - и смена ритма, как в музыке.
Баум ожидал чего-то в этом роде и был готов принять мяч. Как только взоры политиков устремились на него, он потер подбородок, чуть сгорбился и многозначительно покачал головой, олицетворяя осторожность, мудрость и здравомыслие.
- Прошу прощения, господин министр, я бы хотел добавить чисто личные соображения. В делах такого рода некоторую роль играет то, что можно бы назвать интуицией. Конечно, лучше бы, как в научном эксперименте, двигаться от предпосылки к доказательству и далее к окончательному и твердому выводу, но в нашей работе обстоятельства редко поддаются такому прямому расследованию. Так вот, у меня сложилось впечатление, что нас пытаются вовлечь в интриги самой высокой политики, и сейчас пока невозможно определить их масштабы.
На том Баум и закончил свое философское предисловие, призванное смягчить настроение аудитории. К этому способу он нередко прибегал на лекциях и на инструктажах, и почему бы, собственно, премьер-министру не подвергнуться такому же воздействию? Но пора было перейти и к фактам.
- Господин Вавр изложил суть дела со свойственной ему четкостью. В ближайшие сорок восемь часов я проштудирую от слова до слова все беседы с Котовым - те, что записаны в Англии, в ДГСЕ и мои собственные. Полагаю, вкупе с некоторыми другими исследованиями, которые я уже предпринял, это кое-что прояснит.
Баум не уступал Вавру в актерском мастерстве, умел завладеть вниманием слушателей и не хуже, чем Вавр, ценил драматическую роль паузы. Почувствовав, что премьер вот-вот перебьет его, он заговорил снова:
- Политические мотивы в данной истории представляются мне столь же важными, сколь и чисто шпионский её аспект. Это следует иметь в виду даже и притом, что ДСТ не имеет собственных политических пристрастий и не претендует на политическую мудрость. Помимо просмотра записей бесед, я занимаюсь вопросом, как были подделаны фотографии, а также каким образом попала в газеты неуместная информация. Кроме того, мы действуем ещё в нескольких направлениях, о которых я пока говорить не буду. Ну и, помимо прочего, мы делаем все, чтобы отыскать Котова, хотя, должен признаться, тут я не верю в успех. И, да простит меня мой шеф Жорж Вавр, который думает иначе, но я буду сильно удивлен, если Котов объявится где-нибудь и даст пресс-конференцию. Потому что, если как следует подумать, станет очевидно: для нас это была бы неудача, но уж для русских - полный провал. Они прямо-таки пальцем показывали на господина Лашома, столько хлопот, такой риск - и никакого результата!
Он мелодраматическим жестом вскинул пухлую руку.
- Да, настоящий провал. Мы можем тут предаваться горестным мыслям, господа, но наши противники наверняка понимают, что потерпели поражение по всем статьям. Я не пытаюсь оправдать наши промахи в этом деле, просто хочу представить его в должном свете.
Рука опустилась, хитрые глаза спрятались за кустистыми бровями ещё глубже, чем обычно.
- Мы сделаем все, что надлежит сделать, господа, - считаю это своим личным обязательством.
- Отлично, - сказал премьер-министр, - С вашего позволения, Антуан, отложим "разбор полетов" до тех пор, пока ДСТ не завершит начатое. Надеюсь в скором времени получить полный отчет. Желательно, чтобы он содержал добрые вести.
На этом Вавр и Баум были отпущены с миром.
Выйдя на улицу, они повернулись друг к другу и одновременно произнесли: "Благодарю!" Тут же оба рассмеялись. Позже Бауму не раз припоминался этот последний мало-мальски спокойный эпизод в расследовании дела, закончившегося столь бесславно.
Визит на улицу Лурмель ничего не прояснил и не принес утешения. Супруги Боннар являли собой воплощенное покаяние и Бауму не хватило решимости закатить скандал. Если дверь на самом деле была заперта, то приходилось признать: тут либо действовал настоящий умелец, либо кто-то ухитрился сделать дубликаты ключей. В конце концов люди даже из тюрем бегут, а уж там-то охрана посерьезней. На улице Лурмель никаких особых мер предосторожности не принималось. Невозможно было определить, ушел ли Котов по собственному желанию или его вынудили. Короче говоря, визит на явочную квартиру ничего не дал.
Оставив съежившихся от смущения супругов Боннар на лестнице, Баум ушел с чувством растерянности и безнадежности. Направляясь обратно на работу, он поймал себя на том, что шарит в кармане в поисках своих таблеток.
Глава 14
Решив про себя, что никому нельзя доверить столь деликатное поручение, Баум на следующий день утренним рейсом вылетел во Франкфурт, к обеду был на месте и через полчаса уже беседовал с коммерческим директором фирмы "П. Питерс". Он выдал себя за французского полицейского - у него было соответствующее удостоверение, с которым он благополучно пересек границу. Предъявив немцу эту книжечку, он вкратце объяснил, что французская полиция, как и немецкая, считает, что служащий фирмы стал жертвой преступления:
- Я, конечно, уже связался с коллегами во Франкфурте, - сказал он, Нас это дело интересует, поскольку есть мнение, что убийца прибыл из Франции.
- Но погибший занимал весьма скромную должность. Почему кто-то во Франции пожелал его устранить? Спокойный малый, прекрасный работник, у нас его очень ценили. Молодая жена, двое маленьких детей... Такая грустная история.
- Согласен. Вы могли бы помочь найти убийцу.
- Но я уже рассказал местной полиции все, что знал о погибшем.
- Нас интересует главным образом характер его работы, - сказал Баум, Насколько мне известно, он работал на новом оборудовании с высокой разрешающей способностью.
- Верно. Выполнял чей-то заказ по договору.
Директор достал картотеку, порылся в ней, поднял глаза:
- Да. Для двух наших крупных типографий. Кроме того, проводил совместный эксперимент с одним отделом университета.
- Кто-нибудь видел готовую продукцию?
- Я всегда в курсе дела. Как вы понимаете, речь идет о важном техническом достижении, у нас тут коммерческий интерес. Мы вложили большие деньги.
- Мой вопрос покажется странным, - предупредил Баум, - но я обязан его задать. Работал ли погибший оператор с фотографией, на которой изображены трое мужчин в постели?
Немец, не выразив никакого удивления, заглянул в папку.
- Нет.
- Мог ли он выполнить работу так, чтобы никто не знал? Скажем, когда остальных сотрудников не было на месте?
- Вполне мог, я полагаю. Ему доверяли, он часто задерживался допоздна, оставался один.
- Другими словами, вы знали, что он работал в это время, но что именно он делал - вам неизвестно.
- Совершенно верно.
- Ему хорошо платили?
- Очень хорошо.
- Есть какой-нибудь повод думать, что у него все же были денежные проблемы?
- Возможно, были. В прошлом году он попросил кредит по случаю переезда в новый дом, попросторнее.
- И переехал?
- Да.
- А как насчет выплат по займу?
- Кажется, платил не слишком аккуратно. Но мы не так уж строги и относимся снисходительно к ценным работникам. А этот человек работал превосходно.
- Весьма благодарен, - сказал Баум, - Вы очень помогли. Я поговорю ещё со здешними криминалистами, которые ведут расследование.
Но он не стал звонить в полицию - франкфуртские полицейские уже связались через Интерпол со своими коллегами в Париже. Найдена была брошенная машина и экспертиза показала, что именно она сбила молодого немца. Имя и адрес в бюро по найму автомобилей оказались французскими, то и другое - чистая фикция, что было сразу установлено.
Баум взял билет на ближайший рейс и во второй половине дня уже инструктировал Алламбо в своем кабинете.
- В данный момент меня интересует наш гость Дидье Моран, журналист. Сейчас я с ним побеседую, а к вечеру отпустим пташку на волю. Придется ему побыть нашей подсадной уткой. Вот что я намерен сделать.
После каждого пункта инструкции Баум ставил в воздухе пальцем восклицательный знак, будто он учитель, а Алламбо - целый класс ребятни.
- Во-первых, организуй пожалуйста прослушивание его телефона. Ничего я тут не жду, простая предосторожность. Во-вторых, с этого момента и до девяти вечера, пока Моран ещё у нас, позаботься, чтобы за ним впредь велась наилучшая, самая внимательная слежка. Обратись от моего имени в другие отделы, пусть выделят нам в помощь сотрудников - мужчин и женщин. И машины пусть дадут. Я все требования подпишу, а ты в ближайший час прикинь, сколько чего понадобится.
В-третьих, предупреди всех, что нужна высшая степень секретности. Этот человек и те, с кем он связан, не должны ничего заподозрить. Понял?
- Конечно.
В-четвертых, интуиция мне подсказывает, что наш приятель Моран при некотором везении откроет нам в этом деле новые горизонты. Точно не знаю, почему мне так кажется, но согласись, мои предчувствия иной раз сбываются. В этой связи хочу, чтобы была установлена перспективная и, главное, быстродействующая связь. Твои люди должны звонить мне, где бы я не находился, как только что-нибудь заметят. Я должен быть все время в курсе. Тоже ясно?
Алламбо кивнул и сказал хмуро:
- А кроме того я должен отыскать сбежавшего Котова и расследовать два убийства в метро.
- Первоочередная задача - наблюдение за Мораном, но и остальное не следует упускать из виду, сам понимаешь, - Баум произнес это с широкой улыбкой, Алламбо поневоле усмехнулся в ответ:
- Может, ещё что-нибудь нам подыщете - чем, к примеру, воскресные вечера заполнить?
- Придумаю что-нибудь, - пообещал Баум. Оба рассмеялись и Алламбо ушел.
"Зачем я все это делаю? - спросил себя Баум, убирая со стола бумаги в ожидании Морана. - По сути дела, роль этого человека незначительна. Ну выполнил он кое-какую работенку для кого-то из ДГСЕ. А я пускаю по его следу целую группу - очень ценную, для неё и поважнее занятие бы нашлось. Зачем? Предчувствие? Да, но что именно я предчувствую?
Ответить на этот вопрос он не сумел - разве что померещилась некая связь между русским эммигрантом Дмитрием Морозовым, ныне Дидье Мораном, и перебежчиком Алексеем Котовым. Какая связь? Бог весть. И как она могла возникнуть? Тоже неясно. Просто чувствую это, вот и все, - размышлял Баум, - Не годится такой метод для разведывательной работы, тут бы надо умом, а не чувствами. А у меня ещё одно предчувствие: не поймать нам товарища Котова...
Дидье Моран был настроен по-прежнему агрессивно. Не пожелал ничего сообщить, лишь угрожал расправой за незаконное задержание. Баум дал ему выговориться до конца, пока тот не умолк.
- Ладно, ладно, ни к чему мы не пришли. Тем не менее, сейчас вас отпустим. Но заберем обратно, если навлечете на себя подозрения в преступной деятельности.
- Какая ещё деятельность?
- Существует такая штука, как клевета. Как только я почувствую, что желтой прессе пора заткнуть глотку, обращусь насчет вас в прокуратуру. А пока ступайте себе.
И Морана отвели обратно в камеру, где ему предстояло провести ещё долгих пять часов.
Эти пять часов Алламбо потратил на то, чтобы организовать наблюдение носился по кабинетам, отдавал распоряжения насчет персонала и аппаратуры, сочинял на ходу инструкции, формулировал задачи, все это с азартом, как бы увлеченно, чего на самом деле не было. Шеф на сей раз хватил через край - в этом Алламбо был уверен. Но дисциплина есть дисциплина, а он, будучи человеком ответственным, обязан подавать пример.
Слежка должна была вестись в шести направлениях - Алламбо называл их "щупальцами". Первое - подразделение из двух человек, которые сядут на хвост Морану, как только он покинет здание ДСТ. Еще двое расположатся возле станции метро Бир-Хакеим, недалеко от бульвара Гренель. Другие двое займут позицию, с которой удобно наблюдать за квартирой Морана на улице Фландр. Четвертое "щупальце" состояло из молодого инспектора в паре с секретаршей из архива - этим предстояло сидеть, заказав скромную выпивку, в кафе "Селект" на бульваре Пуассоньер, куда частенько захаживает Моран. Пятая пара наблюдателей крутится напротив редакции "Пти галуа". И, наконец, машина такси с агентом ДСТ за рулем курсирует по улице Нелатон в надежде, что Моран пожелает взять такси.
- Больше ничего не могу придумать, - доложил Алламбо своему шефу.
- А прослушивание телефона?
- Налажено.
- Организуй все дело так, чтобы мы могли вести слежку за этим типом как можно дольше.
- Куча народу понадобится.
- Конечно, но другого ничего не остается.
- Что вы рассчитываете узнать?
- Понятия не имею.
- Выходит, мы сами не знаем, чего ищем?
- Ищем чего-нибудь необычного, не характерного для Морана. Составим маленькое досье с перечнем его контактов. Здесь, на мой взгляд, особенно интересно, с кем он встретится в первую очередь. Человек, которому нужно что-то кому-то сообщить, обычно торопится с этим - если, конечно, он не профессионал. А Моран профессиональной подготовки не имеет, так что сразу побежит рассказывать хозяину, о чем его тут допрашивали. О возможной слежке и не подумает. Так что, друг мой, нам важно узнать, куда он пойдет именно сегодня вечером, а не завтра утром. Улавливаешь?
- Да.
- Тогда желаю удачи. И пригрози своим людям, что в случае провала их ждут большие неприятности.
Моран не стал брать такси. Прошел пешком до станции метро, там его на обеих платформах ожидали новые агенты. Когда он сел в поезд, двое отправились с ним в одном вагоне, другие двое - в соседнем. Он вышел на станции Монпарнас-Бьенвеню и пересел на линию Порт д'Орлеан. Четверо сопровождающих держались на расстоянии и появились на платформе, только когда поезд уже подошел. Снова Моран оказался под присмотром. Когда он вышел на станции Алезиа, за ним пошли следом и видели, как он вошел в небольшой бар. Сквозь стеклянную дверь видно было, как он поговорил с барменом и затем спустился по ступенькам в заднее помещение.
- Звонить пошел или в уборную, - сказал один из агентов. Подождав Морана на улице несколько минут, наблюдатели увидели, как он выходит и направляется по авеню Мэйн к северу. Дойдя до улицы Пулен Вер, он повернул налево и скрылся за дверью дома № 8.
- Поль, ступай, позвони начальству, адрес сообщи. Восьмой номер, да? старший по званию агент был энергичен и находчив, - А я пойду в подъезд, посмотрю, кто там живет. Когда Поль вернется, будьте поосторожнее - сами смотрите, но чтобы вас не видно было, ясно? - слушатели кивнули, - Если этот тип выйдет, садитесь ему на хвост, только поаккуратнее. Чтобы не заметил чего, сохрани Бог!
Молодой человек, которого звали Поль, побежал звонить, а старший инспектор вошел в подъезд и начал изучать фамилии жильцов, поднимаясь с этажа на этаж. Только на семи дверях из двенадцати имелись дощечки с именами хозяев квартир. Инспектор спустился вниз и постучался к консьержке. Когда стеклянная дверь отворилась, он предъявил хмурой, неопрятной с виду тетке свое удостоверение и потребовал список жильцов.
- А в чем дело? - поинтересовалась консьержка, снимая со стены список.
- Обычная проверка.
- Обычно полиция нас не проверяет, разве если кто в беду попал.
- Говорю вам, просто проверка.
Сквозь стеклянную дверь она смотрела посетителю вслед, пока он не вышел на улицу. И тут же взялась за телефонную трубку...
Полчаса спустя агенты, расположившиеся вдоль авеню Мэйн, увидели выходящего из подъезда Морана. Теперь он шел по улице, то и дело оглядываясь, остановился у витрины, пошел было обратно, но тут же будто передумал, повернулся и продолжил путь.
- Черт! - выругался инспектор, - Где-то мы прокололись.
Но и в толк не взял, что все дело в консьержке, не надо было её вмешивать.
Моран шел себе к метро, прибегая к уловкам, которые всегда делаются, чтобы избавиться от невидимого преследователя, и хоть выполнял он их неумело, его действия затрудняли слежку. На станции метро сопровождающие как бы растворились в воздухе, передав Морана коллегам, уже ожидавшим его на станции. "Хвост" оставался на месте, хотя преследуемый был настороже.
Старший инспектор между тем позвонил в офис, чтобы проверить список жильцов дома № 8, но не упомянул, что Моран каким-то образом догадался о слежке. К чему усложнять? Скорее всего на результате это не скажется.
"В корне многих наших неприятностей кроется тот грустный факт, что некоторые исполнители больше озабочены собственной непогрешимостью, чем достижением поставленной цели - говаривал Баум своим ученикам в школе ДСТ, - Мне тот сотрудник дороже, кто сознается в своей ошибке, чем тот, кто её скроет. Первый далеко пойдет, второму карьера не светит, потому что в нашем деле ошибку если и удастся скрыть, то не надолго."
Инспектор на этой лекции был, прослушал внимательно, да, как на грех, забыл.
Моран сошел на станции Монпарнас-Бьенвеню, повернул налево, на бульвар Монпарнас, прошел мимо больших кафе и закрытых магазинов, свернул в боковую улочку и скрылся за дверью бара под вывеской "У Тони". Снаружи у входа двое парней переругивались на плохом французском:
- Ты ему подмигивал, - крикнул один, - Я сам видел, и с меня хватит!
Он развернулся и побежал, второй остался стоять на тротуаре.
Агенты, шедшие за Мораном, обменялись парой слов:
- Ты понял?
- Да. Это гомики.
- Ты на гомика не похож.
- А ты похож, что ли?
- Лучше нам не входить - вызови Жюло или ещё кого-нибудь, чтобы сошел за голубого.
- Пусть начальство решает. Последи за выходом, я звонить пошел. Не упусти его, если он за это время выйдет.
- Может, по рации кого-нибудь вызовем?
- Да ты что! Шеф с нас шкуру спустит, он же до смерти боится подслушивания.
Стоявший на тротуаре парень встряхнулся и вошел в бар. Когда дверь отворилась, слышны стали голоса, смех, гитарный перезвон.
Пока один из агентов искал телефонную будку, его напарник занял позицию напротив бара, сожалея всей душой, что нельзя, не вызвав подозрения, войти за эту дверь вслед за Мораном и посмотреть, что он там делает и с кем говорит. Жюло бы смог. Дай Бог, чтобы его нашли и побыстрее сюда доставили.
Но дежурный офицер на улице Нелатон ничем не мог помочь - он не сумел найти ни Жюло, ни кого-нибудь в этом роде.
- Позвоните старику, - посоветовал он и дал домашний телефон Альфреда Баума.
- Неплохо поработали, - похвалил Баум, - Он о слежке не догадался?
- Не думаю. Шел до самого места спокойно. Не оглядывался.
- Отлично. Хорошо сделали, что не пошли за ним в бар. Теперь перехватите его, как только он выйдет. Думаю, после такого денька он домой пойдет. Только следите, чтобы он вас не заметил.
- Конечно.
Баум вернулся к списку жильцов дома № 8, который ему продиктовали по телефону с улицы Нелатон. В нем и загадки никакой не было. Третьим в списке значился полковник Робер Виссак. "Этого следовало ожидать" - пробормотал почти про себя Баум, но жена услышала и тут же отозвалась:
- Ты что-то сказал?
- Просто подумал вслух, что если даже точно знаешь, как обстоят дела, все равно всякий раз удивляешься, когда жизнь твою правоту подтверждает.
- Должна признаться, со мной так не бывает.
- Может быть, причина в том, что я интроверт - вечно к себе прислушиваюсь.
- Да, ты к этому склонен, Альфред, - сочувственно сказала жена, Отсюда твои постоянные тревоги и сомнения.
- Мольер сказал, что сомнения причиняют больше страданий, чем самая жестокая правда. Он прав был, старый хитрец. Видишь, какая у меня трудная работа.
А Морана благополучно сопроводили до самого его дома в девятнадцатом округе. По дороге он позвонил кому-то из кафе, открытого всю ночь.
Глава 15
В тот же вечер Баум связался по телефону с начальником технического отдела Алибером.
- Завтра в восемь утра зайдите ко мне в кабинет. Есть работа.
И ровно в восемь сообщил Алиберу, что необходимо сделать:
- Пятьдесят хороших отпечатков голов тех двух мальчишек на фотографиях. Напечатайте их раздельно. Размер? Чтобы в карман помещался. И чтобы изображения были четкими. Мне они нужны к полудню.
- Это будет непросто.
- Пусть даже очень трудно, но к полудню все должны быть готовы. Советую позаботиться об этом.
Баум все ещё не забыл вину Алибера.
Потом он позвонил домой начальнику уголовной полиции Бальдини.
- Не хотелось бы беспокоить вас, старина, но дело срочное. Да, связано с министром. Могу я зайти к вам? В девять? Идет.
В восемь двадцать он отправился в кафе по соседству и там, в полном одиночестве, за чашкой горячего кофе просмотрел газеты. По рейтингу партия Лашома на шесть пунктов опережала ближайшего соперника. Лидеры толковали о перестройке в коалиции. "Монд" с присущей ему склонностью к политическим намекам писал о том, как победа Лашома на выборах отразилась бы на франко-советских отношениях. "Цена, которую пришлось бы уплатить за улучшение отношений между Францией и СССР, - соответственное ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Готовы ли мы платить? И как отнесется к этому западный альянс? В частности, "колючий сосед" по ту сторону Ламанша? Понимает ли электорат, за что он голосует?"
В девять, находясь уже в офисе Бальдини, Баум объяснил, чего хочет.
- Вы знаете, что фотографии, на основании которых подозревался Лашом, оказались фальшивками, изготовленными здесь, на Западе?
Нет, Бальдини этого не знал, и Баум рассказал ему все, что считал нужным. Затем продолжал:
- Хотя фальшивки изготовлены в Германии, я тем не менее полагаю, что сами снимки сделаны здесь. Может, конечно, я и ошибаюсь, но все же хочу попытаться отыскать этих парней, которые согласились позировать для сцены в постели, не подозревая, конечно, как могут быть использованы фотографии. Поэтому я заказал их портреты, к полудню получу их, и тут мне понадобится ваша помощь.
- Никаких проблем.
- Наверняка у вас есть свои люди среди геев?
- Разумеется.
- На бульваре Монпарнас есть бар "У Тони", там собирается подобная публика. Не удивлюсь, если этих ребят там знают. Это, правда, лишь предположение...
Бальдини сделал пометку в блокноте.
- Еще что-нибудь?
- Думаю, нет. Фотографии вы получите.
Баум поднялся и откланялся.
Бальдини, хоть и не семи пядей во лбу, но умеет и приказ отдать и строго взыскать с тех, кто его не выполнит. В данном случае он испытывал прилив служебного рвения - его особенно вдохновила возможность услужить министру, а заодно и сквитаться с сообществом геев, к которым он испытывал глубоко скрытую неприязнь. Как следствие, множество полицейских в самый короткий срок были снабжены портретами двух молодых людей и получили задание как можно скорей найти оригиналы. Зная по опыту, что появление представителя закона в мутном мире работающих по найму гомосексуалистов накладывает печать молчания на все уста и провоцирует массовое бегство, эти полицейские направили во все сомнительные бары и кафе вблизи Монпарнаса лучших своих внедренных агентов. Фотографии предъявлялись также в отелях, пользующихся определенной репутацией. Реакция была всюду одинаковой: нахмуренные брови, долгая пауза, как бы обозначающая напрасные усилия памяти, и в заключение отрицательное покачивание головой. Агенты расхаживали в парках, где гомосексуалисты собирались на свои встречи, заглядывали в лица, сверяясь тайком с фотографиями, проклинали чертово задание и погоду. Бары внушали больше надежд: там можно было встретить своего информатора или кого-то, кто готов отплатить услугой за услугу.
Кафе "У Тони" было отлично известно полиции. Двое молодых полицейских, которые часто бывали здесь под видом геев, были тщательно проинструктированы и отправлены туда со словами: "Смотрите во все глаза. В первый вечер фотографии никому не показывайте. Если ничего не заметите, на вторую ночь можно их показать, но осторожно, только знакомым и по одной. Шумное обсуждение ни к чему."
Эти слова были встречены с пониманием.
- У нас там знакомые сохранились ещё с прошлого года, - напомнил один из переодетых полицейских, - Было дело.
- Но вас ведь тогда не разоблачили?
- Да нет. Можем действовать.
- Вот и хорошо. Возобновите знакомство.
- Могут спросить, зачем нам те двое понадобились. Знаете, эти ребята за любую мелочь могут дружка заложить, но если ему что-то серьезное грозит - тут они проявят солидарность.
- Так и скажите: ищут их, но ничего серьезного.
- Что конкретно сказать?
- Это уж вы сами придумайте, вам виднее.
Первый вечер никаких результатов не принес. К двум часам ночи оба полицейских были хороши: дешевое красное вино, выпитое в большом количестве, притупило их бдительность. Поговорили кое с кем, снимки не показывали. В третьем часу один предложил:
- Отложим до завтра. Раз договорились картинки сегодня не показывать. Без них не выходит ничего.
- Точно.
И разошлись по домам.
На следующий вечер у них ничего нового не появилось, однако слух о том, что Джо и Франсиса кто-то разыскивает по отелям на Монмартре, достиг посетителей кафе "У Тони". Один из сотрудников ДСТ, прослушивающих телефон Дидье Морана, засек следующее:
- Дидье? Это Абу.
Говорили с сильным арабским акцентом.
- Что тебе надо? Я же просил сюда не звонить.
- Ищут Джо и Франсиса.
- Откуда ты знаешь?
- Полиция кругом рыщет. Всем подряд их портреты демонстрируют. Я подумал, что не мешает тебе об этом знать.