Страница:
На этом месте остановимся и оглядимся. Сколь же обширна территория, завоеванная «Нибелунгами» по причине хронической популярности? Неплохо, неплохо: сказание популярно в Скандинавии, Англии и в государствах франков и немцев. Причем к 1200 году, ко времени занесения немецкоязычного текста на пергамент, прошло уж почти триста лет, как существуют ранняя скандинавская, английская и латинская письменные версии. Почему?
Действительно, почему? Ведь материал о Нибелунгах явно немецкого происхождения. Значит, мы имеем основания предположить, что наряду с прочими латино-англо-скандинавскими версиями существовали также и куда более ранние письменные источники на немецком языке, но затем были попросту утрачены. К тому же как бы мы ни стремились, но в германском языковом пространстве раннего Средневековья мы вряд ли обнаружим энтузиастов-профессионалов, которые бы трудились в поте лица, подобно скальдам. Не было, увы!
Кстати, в пользу нашей версии о существовании более ранних рукописей на немецком языке говорит целый ряд косвенных улик: по берегам Рейна и Дуная в эпоху раннего Средневековья существовали сведущие в грамоте церковные мужи, интересовавшиеся древними сказаниями. Так, Бамбергский архиепископ Майнгард укорял одного из своих епископов, Гунтера (1057–1065), за то, что время, отведенное для чтения трудов Отцов Церкви, нерадивый епископ посвящал «богопротивным вещам», «сочияняя вирши об Аттиле и Амелунге». Под родом Амелунга имелась в виду семья Теодерика Великого.
Еще одно косвенное указание. На сей раз географическое. К XII веку относится описание, сообщающее о горе в Таунусе, которую народ называл… «ложем Брунгильды». Такая вот прямая ассоциация с сюжетом легенды: с волшебным сном Брунгильды и ее пробуждением с помощью Зигфрида. Но об этом чуть позже. Вернемся к свидетельствам.
Итак, дальше. А дальше еще интересней. О том, что рассказы о Нибелунгах никогда не забывались и в различных списках существовали-таки в Германии, свидетельствуют в XII веке монах Метеллий Тегернзейский и хронист Саксон Грамматик.
Первый в 1170 году писал об австрийской реке Эрлауф, ставшей знаменитой благодаря графу Рюдигеру Бешеларскому и Дитриху Бернскому, чьи истории описаны в песнях. Рюдигер и Дитрих являются одними из центральных персонажей второй части «Песни о Нибелунгах».
А Саксон Грамматик в своей «Истории данов» упоминает певца, который в 1131 году преподнес датскому герцогу рассказ о Кримхильде и ее кровавой мести собственным братьям. Это уж совсем по нашей части.
Ну, что ж, полагаю, что у нас с вами теперь нет никаких причин сомневаться в том, что в Германии «Песня о Нибелунгах» была записана задолго до 1200 года. На этом предысторию можно и завершить. Пора и честь знать, пора переходить уже к самой истории. Хитросплетений в ней хватает, так что в воды Рейна окунуться нам предстоит, как говорится, с головой.
Когда женился король Гибих, в то же самое лето пришел и он.
Хаген, явившийся из леса.
Хаген Тронье, что зовется на Рейне Троньером. Неуязвимый, он говорил немного. Он не любил вопросы и сам не задавал их. Он был невозмутим, как камень, никто не мог прочесть по его лицу, что творится в его душе.
Волосы его были черны и блестели, как вороново крыло. Хаген был величественен и исполнен тайны.
Слава его трепетала, словно жаркое пламя. Он был смелейшим. Он был сыном Одина, Искателя Истины.
Хаген, Хегни Одинсон, воин, каких уж нет более. Величайший воин своего времени, одаренный силой шести человек.
Ему было 34, когда объявился он в Вормсе. Хаген, явившийся в земли бургундов, искал. Его поиск так и остался незаконченным.
Он прискакал на гнедом жеребце, в алом плаще, с бронзовым щитом, копьем и мечом.
Когда спустя 32 года он отправился в последний свой путь из Вормса, он ушел в том же, в чем и пришел. В алом плаще, с бронзовым щитом, копьем и мечом.
Король Гибих сказал ему:
– Я дам тебе золото и все, что ты пожелаешь.
Но Троньерец лишь покачал головой:
– Не нужно мне золото. Если хочешь, чтоб я остался, придумай причину получше.
И Гибих попросил его остаться ради будущих своих сыновей.
Моя мать, Брюнгильда Свенкенсдоттир, была королевой на островах.
Мой отец, Смелейший, Несравненный Воин, был Хагеном из Тронье, Хегни Одинсоном, непобежденным в своем сердце.
Я – сын обоих, память об исчезнувших.
Они ждут меня в Зале Жизни за порогом смерти.
Глава первая
Обломки эпохи Каролингов
Видения в камне – древнейшие свидетели
Боги, предки и герои
Кримхильда-патронесса – нибелунгские имена в эпоху франков
Действительно, почему? Ведь материал о Нибелунгах явно немецкого происхождения. Значит, мы имеем основания предположить, что наряду с прочими латино-англо-скандинавскими версиями существовали также и куда более ранние письменные источники на немецком языке, но затем были попросту утрачены. К тому же как бы мы ни стремились, но в германском языковом пространстве раннего Средневековья мы вряд ли обнаружим энтузиастов-профессионалов, которые бы трудились в поте лица, подобно скальдам. Не было, увы!
Кстати, в пользу нашей версии о существовании более ранних рукописей на немецком языке говорит целый ряд косвенных улик: по берегам Рейна и Дуная в эпоху раннего Средневековья существовали сведущие в грамоте церковные мужи, интересовавшиеся древними сказаниями. Так, Бамбергский архиепископ Майнгард укорял одного из своих епископов, Гунтера (1057–1065), за то, что время, отведенное для чтения трудов Отцов Церкви, нерадивый епископ посвящал «богопротивным вещам», «сочияняя вирши об Аттиле и Амелунге». Под родом Амелунга имелась в виду семья Теодерика Великого.
Еще одно косвенное указание. На сей раз географическое. К XII веку относится описание, сообщающее о горе в Таунусе, которую народ называл… «ложем Брунгильды». Такая вот прямая ассоциация с сюжетом легенды: с волшебным сном Брунгильды и ее пробуждением с помощью Зигфрида. Но об этом чуть позже. Вернемся к свидетельствам.
Итак, дальше. А дальше еще интересней. О том, что рассказы о Нибелунгах никогда не забывались и в различных списках существовали-таки в Германии, свидетельствуют в XII веке монах Метеллий Тегернзейский и хронист Саксон Грамматик.
Первый в 1170 году писал об австрийской реке Эрлауф, ставшей знаменитой благодаря графу Рюдигеру Бешеларскому и Дитриху Бернскому, чьи истории описаны в песнях. Рюдигер и Дитрих являются одними из центральных персонажей второй части «Песни о Нибелунгах».
А Саксон Грамматик в своей «Истории данов» упоминает певца, который в 1131 году преподнес датскому герцогу рассказ о Кримхильде и ее кровавой мести собственным братьям. Это уж совсем по нашей части.
Ну, что ж, полагаю, что у нас с вами теперь нет никаких причин сомневаться в том, что в Германии «Песня о Нибелунгах» была записана задолго до 1200 года. На этом предысторию можно и завершить. Пора и честь знать, пора переходить уже к самой истории. Хитросплетений в ней хватает, так что в воды Рейна окунуться нам предстоит, как говорится, с головой.
Когда женился король Гибих, в то же самое лето пришел и он.
Хаген, явившийся из леса.
Хаген Тронье, что зовется на Рейне Троньером. Неуязвимый, он говорил немного. Он не любил вопросы и сам не задавал их. Он был невозмутим, как камень, никто не мог прочесть по его лицу, что творится в его душе.
Волосы его были черны и блестели, как вороново крыло. Хаген был величественен и исполнен тайны.
Слава его трепетала, словно жаркое пламя. Он был смелейшим. Он был сыном Одина, Искателя Истины.
Хаген, Хегни Одинсон, воин, каких уж нет более. Величайший воин своего времени, одаренный силой шести человек.
Ему было 34, когда объявился он в Вормсе. Хаген, явившийся в земли бургундов, искал. Его поиск так и остался незаконченным.
Он прискакал на гнедом жеребце, в алом плаще, с бронзовым щитом, копьем и мечом.
Когда спустя 32 года он отправился в последний свой путь из Вормса, он ушел в том же, в чем и пришел. В алом плаще, с бронзовым щитом, копьем и мечом.
Король Гибих сказал ему:
– Я дам тебе золото и все, что ты пожелаешь.
Но Троньерец лишь покачал головой:
– Не нужно мне золото. Если хочешь, чтоб я остался, придумай причину получше.
И Гибих попросил его остаться ради будущих своих сыновей.
Моя мать, Брюнгильда Свенкенсдоттир, была королевой на островах.
Мой отец, Смелейший, Несравненный Воин, был Хагеном из Тронье, Хегни Одинсоном, непобежденным в своем сердце.
Я – сын обоих, память об исчезнувших.
Они ждут меня в Зале Жизни за порогом смерти.
Глава первая
РУНЫ И ГЕРОИЧЕСКИЕ ПЕСНИ – ДРЕВНЕЙШИЙ СЛЕД НИБЕЛУНГОВ
Обломки эпохи Каролингов
Видения в камне – древнейшие свидетели
Ну, что ж, ступая на священную почву, мы обнаруживаем самые первые упоминания о Нибелунгах. И записаны они отнюдь не пером, нет. Они высечены в камне.
Приблизительно за столетие до того, как в Скандинавии появился старейший из ныне известных текстов «Песни…», безымянные скульпторы шведского острова Готланд взялись за легенду о Нибелунгах. Причем весьма своеобычно: изображения мотивов легенды высекались на готландских надгробиях. О том, что речь идет именно о Нибелунгах, свидетельствуют «прилагающиеся» к рисункам надписи – руны.
Самый ранний из подобных камней датируется VI веком; но особого расцвета скандинавские каменотесные работы достигли в период с IX по XI век. Дабы воздать умершим последние почести, средневековые камнерезы высекали на надгробиях сцены из мифов. Центральной темой были, конечно же, мифы о богах: Один на своем восьминогом жеребце Слейпнире, Тор и змей Мидгард, Вальхалла, корабли мертвых, снова Один и волк Фенрир. После христианизации северных земель в течение XI века на многих каменных барельефах начинают появляться также и сюжеты из Нового Завета – распятие и деяния Христа.
Изображения эти напоминают театральные сцены: герои борются, скачут, музицируют, спорят или путешествуют по морю. Это похоже на иллюстрации, оживляющие воспоминания о великих деяниях, изустно передававшихся на заре средневековой эпохи. Глядя на подобные изображения, люди точно знали, кто из героев легенд перед ними, и легко могли воссоздать по памяти все события истории. Например, «драконьи» мотивы на саркофагах в соборе Св. Павла в Лондоне и каменные барельефы в Иеллинге на Ютланде точно так же, как и рогатые львы с рунного камня в Туилсторпе (Шонен), вызывают к жизни предания о героических победах над чудовищами, изображению которых, очевидно, отдавали предпочтение безымянные скульпторы.
Почетное место среди этих существ занимает змей Мидгарда, демоническая гигантская змея, чье тело обвивает весь человеческий мир. Движения тела змея вынуждают моря заливать землю и приносят смерть морякам, его ядовитое дыхание несет миру гибель. Симпатичная «рептилия», нечего сказать! Родителями ее, кстати, были бог Локи и великанша Ангрбода, родственница жуткого волка Фенрира и богини смерти Хель.
А вот Тор, «коллега» Локи по божественному пантеону, дважды боролся со змеем. И свидетельства имеются. О том, как Тор метнул свой молот Мелльнир в голову змея и земля содрогнулась от удара, пелось в песнях «Эдды» и было увековечено в изображениях на рунных камнях.
Кроме чудовищ, впрочем, имеются и другие изображения. В них запечатлены сцены из популярных в Скандинавии песен и сказаний о героях. Главными действующими лицами этих песен были люди, которые способны общаться с миром богов и мифическими сказочными существами.
И наконец, наравне со знаменитыми королями, воинами и кузнецами в этих легендах живут и Нибелунги, и прежде всего победитель дракона Зигурд (он же Зигфрид) и король Гуннар (он же Гунтер).
Древнейшее упоминание сказаний о Нибелунгах относится к 700–800 годам, и сохранилось оно на острове Готланд. Найденные здесь каменные изображения – это смешение различных мифологических сцен, самой яркой из которых является барельеф с картиной рая героев – Вальхаллой. На одной из сцен изображен зал, в котором змеи нападают на человека. Это намек на короля Гуннара и его героическую гибель в змеином дворе гунна Атли (Этцеля). Из песен «Эдды» мы узнаем трагическую историю Гуннара и гибели бургундов.
Король гуннов Атли женат на бургундской принцессе Гудрун (она же Кримхильда). Желая заполучить легендарные сокровища бургундов, Атли приглашает владельцев богатства – своего шурина, короля Гуннара, и Хегни (он же Хаген), – «в гости». Несмотря на предостережения сестры, Гуннар и Хегни принимают приглашение и прибывают ко двору Атли одни, без армии, полагая, что обезопасили себя, укрыв сокровища в водах Рейна. Если это и было «страхование жизни от несчастных случаев», то оно оказалось крайне неудачным. У гуннов бургундских гостей берут в плен и грозят им: или сокровища, или жизнь.
Гуннар употребляет хитрость: на вопрос о сокровищах он отвечает жутковатым требованием – убить Хегни. Жертвуя жизнью брата, он намерен сохранить тайну сокровищ. И когда Хегни гибнет, Гуннар, бросая вызов противнику, заявляет, что теперь он спокоен, ибо отныне только он один знает тайну местонахождения сокровищ. А значит, тайна останется тайной. Коварный Атли, желая вызнать секрет, бросает шурина к змеям. Но Гуннару удается успокоить почти всех змей, очаровав их своей искусной игрой на арфе. Только одну-единственную змею не удается усмирить силой музыки, и она приносит Гуннару героическую смерть на змеином дворе. Принцесса Гудрун в ответ мстит за убийство родственников. Она потчует Атли кровавым обедом из останков совместно прижитых сыновей, а затем закалывает супруга мечом на брачном ложе. Драма довершается пожаром, в котором гибнут и все гунны, и сама Гудрун.
Такова легенда.
Героическая смерть Гуннара становится темой барельефов на великолепной деревянной повозке, найденной в гробнице подле Озеберга в Норвегии. После исследования годовых колец древесины повозку датировали 820 годом. Король бургундов здесь изображается не как смелый арфист, а как воин. Он запечатлен во время драматического смертельного единоборства с целым змеиным выводком.
А сцена последней в жизни Гуннара искусной игры на арфе изображена на деревянной купели в церкви Нэса (Норвегия), датированной XIII веком.
На прочих барельефах главным героем избран Зигурд-Зигфрид.
Так, из почти пятиметровой наскальной плиты в Рамсундберге (Швеция) каменотес I века создал совершенно небывалый надгробный монумент. Бегущая по скале лента рун, в которой упоминаются имена заказчика и умершего, создана в форме огромной змеи с головой дракона. Какому же из легендарных чудовищ посчастливилось столь художественно красоваться? Выясняется, дракону Фафниру, погибшему от меча Зигурда – Грамра (в «Песне о Нибелунгах» меч Зигфрида называется Бальмунг).
Почти через двести лет после этого норвежский резчик по дереву изобразит тот же самый эпизод на портале церкви в Гилештаде. Здесь Зигурд и Регин вместе выковывают меч Грамр. Затем Зигурд пробует меч в деле и закалывает дракона. Далее на портале изображено убийство Зигурдом Регина и все та же игра Гуннара на арфе на змеином дворе.
Тематическая связь деяний Зигурда и конец бургунда Гуннара впервые обнаруживается именно здесь. Изображения из Гилештаде свидетельствуют о том, что в Скандинавии многие века существовала почти неизменная традиция рассказов о Зигурде и бургундах.
Когда умирал Гибих, утопая в собственной боли, бургунды были могущественны и велики, как никогда прежде. Но знание, что оставляет он по себе великое царство, нисколько не успокаивало Гибиха. Наоборот, король был одержим своей алчностью и своим страхом утратить все, что не хотел оставлять даже пред лицом смерти. До тех пор, пока мог еще говорить, кашляя, хрипя и задыхаясь, Гибих по множеству раз на дню звал к себе Хагена.
– Ты защитишь ли мое царство, Хаген из Тронье? – шептал он все время одно и то же. – Ты защитишь ли моих сыновей, пока не вырастут они до королевского чина?
И всякий раз Хаген твердо отвечал ему:
– Да, я буду защищать их.
Но Гибих все равно не успокаивался. Он боялся, что все обернется иначе. Что Хаген, как только умрет старый король, станет не только регентом, но и повелит избрать себя королем. И весь народ будет тогда на стороне Хагена.
Гибих хватал ртом воздух, дышать ему становилось все тяжелее и тяжелее.
– Я – король по праву, – слабо хрипел он и кашлял. – Король по праву.
Верно то было или нет, но от смерти его это не избавило.
А что сказать о Кримхильде? Существовало две Кримхильды: послушная девочка в юности и бестия, ушедшая на восток, чтобы издалека приготовить гибель бургундов.
Кримхильда, две стороны одного яблока: одна – сладкая и блестящая, другая – горькая и гнилая.
Приблизительно за столетие до того, как в Скандинавии появился старейший из ныне известных текстов «Песни…», безымянные скульпторы шведского острова Готланд взялись за легенду о Нибелунгах. Причем весьма своеобычно: изображения мотивов легенды высекались на готландских надгробиях. О том, что речь идет именно о Нибелунгах, свидетельствуют «прилагающиеся» к рисункам надписи – руны.
Самый ранний из подобных камней датируется VI веком; но особого расцвета скандинавские каменотесные работы достигли в период с IX по XI век. Дабы воздать умершим последние почести, средневековые камнерезы высекали на надгробиях сцены из мифов. Центральной темой были, конечно же, мифы о богах: Один на своем восьминогом жеребце Слейпнире, Тор и змей Мидгард, Вальхалла, корабли мертвых, снова Один и волк Фенрир. После христианизации северных земель в течение XI века на многих каменных барельефах начинают появляться также и сюжеты из Нового Завета – распятие и деяния Христа.
Изображения эти напоминают театральные сцены: герои борются, скачут, музицируют, спорят или путешествуют по морю. Это похоже на иллюстрации, оживляющие воспоминания о великих деяниях, изустно передававшихся на заре средневековой эпохи. Глядя на подобные изображения, люди точно знали, кто из героев легенд перед ними, и легко могли воссоздать по памяти все события истории. Например, «драконьи» мотивы на саркофагах в соборе Св. Павла в Лондоне и каменные барельефы в Иеллинге на Ютланде точно так же, как и рогатые львы с рунного камня в Туилсторпе (Шонен), вызывают к жизни предания о героических победах над чудовищами, изображению которых, очевидно, отдавали предпочтение безымянные скульпторы.
Почетное место среди этих существ занимает змей Мидгарда, демоническая гигантская змея, чье тело обвивает весь человеческий мир. Движения тела змея вынуждают моря заливать землю и приносят смерть морякам, его ядовитое дыхание несет миру гибель. Симпатичная «рептилия», нечего сказать! Родителями ее, кстати, были бог Локи и великанша Ангрбода, родственница жуткого волка Фенрира и богини смерти Хель.
А вот Тор, «коллега» Локи по божественному пантеону, дважды боролся со змеем. И свидетельства имеются. О том, как Тор метнул свой молот Мелльнир в голову змея и земля содрогнулась от удара, пелось в песнях «Эдды» и было увековечено в изображениях на рунных камнях.
Кроме чудовищ, впрочем, имеются и другие изображения. В них запечатлены сцены из популярных в Скандинавии песен и сказаний о героях. Главными действующими лицами этих песен были люди, которые способны общаться с миром богов и мифическими сказочными существами.
И наконец, наравне со знаменитыми королями, воинами и кузнецами в этих легендах живут и Нибелунги, и прежде всего победитель дракона Зигурд (он же Зигфрид) и король Гуннар (он же Гунтер).
Древнейшее упоминание сказаний о Нибелунгах относится к 700–800 годам, и сохранилось оно на острове Готланд. Найденные здесь каменные изображения – это смешение различных мифологических сцен, самой яркой из которых является барельеф с картиной рая героев – Вальхаллой. На одной из сцен изображен зал, в котором змеи нападают на человека. Это намек на короля Гуннара и его героическую гибель в змеином дворе гунна Атли (Этцеля). Из песен «Эдды» мы узнаем трагическую историю Гуннара и гибели бургундов.
Король гуннов Атли женат на бургундской принцессе Гудрун (она же Кримхильда). Желая заполучить легендарные сокровища бургундов, Атли приглашает владельцев богатства – своего шурина, короля Гуннара, и Хегни (он же Хаген), – «в гости». Несмотря на предостережения сестры, Гуннар и Хегни принимают приглашение и прибывают ко двору Атли одни, без армии, полагая, что обезопасили себя, укрыв сокровища в водах Рейна. Если это и было «страхование жизни от несчастных случаев», то оно оказалось крайне неудачным. У гуннов бургундских гостей берут в плен и грозят им: или сокровища, или жизнь.
Гуннар употребляет хитрость: на вопрос о сокровищах он отвечает жутковатым требованием – убить Хегни. Жертвуя жизнью брата, он намерен сохранить тайну сокровищ. И когда Хегни гибнет, Гуннар, бросая вызов противнику, заявляет, что теперь он спокоен, ибо отныне только он один знает тайну местонахождения сокровищ. А значит, тайна останется тайной. Коварный Атли, желая вызнать секрет, бросает шурина к змеям. Но Гуннару удается успокоить почти всех змей, очаровав их своей искусной игрой на арфе. Только одну-единственную змею не удается усмирить силой музыки, и она приносит Гуннару героическую смерть на змеином дворе. Принцесса Гудрун в ответ мстит за убийство родственников. Она потчует Атли кровавым обедом из останков совместно прижитых сыновей, а затем закалывает супруга мечом на брачном ложе. Драма довершается пожаром, в котором гибнут и все гунны, и сама Гудрун.
Такова легенда.
Героическая смерть Гуннара становится темой барельефов на великолепной деревянной повозке, найденной в гробнице подле Озеберга в Норвегии. После исследования годовых колец древесины повозку датировали 820 годом. Король бургундов здесь изображается не как смелый арфист, а как воин. Он запечатлен во время драматического смертельного единоборства с целым змеиным выводком.
А сцена последней в жизни Гуннара искусной игры на арфе изображена на деревянной купели в церкви Нэса (Норвегия), датированной XIII веком.
На прочих барельефах главным героем избран Зигурд-Зигфрид.
Так, из почти пятиметровой наскальной плиты в Рамсундберге (Швеция) каменотес I века создал совершенно небывалый надгробный монумент. Бегущая по скале лента рун, в которой упоминаются имена заказчика и умершего, создана в форме огромной змеи с головой дракона. Какому же из легендарных чудовищ посчастливилось столь художественно красоваться? Выясняется, дракону Фафниру, погибшему от меча Зигурда – Грамра (в «Песне о Нибелунгах» меч Зигфрида называется Бальмунг).
Почти через двести лет после этого норвежский резчик по дереву изобразит тот же самый эпизод на портале церкви в Гилештаде. Здесь Зигурд и Регин вместе выковывают меч Грамр. Затем Зигурд пробует меч в деле и закалывает дракона. Далее на портале изображено убийство Зигурдом Регина и все та же игра Гуннара на арфе на змеином дворе.
Тематическая связь деяний Зигурда и конец бургунда Гуннара впервые обнаруживается именно здесь. Изображения из Гилештаде свидетельствуют о том, что в Скандинавии многие века существовала почти неизменная традиция рассказов о Зигурде и бургундах.
Когда умирал Гибих, утопая в собственной боли, бургунды были могущественны и велики, как никогда прежде. Но знание, что оставляет он по себе великое царство, нисколько не успокаивало Гибиха. Наоборот, король был одержим своей алчностью и своим страхом утратить все, что не хотел оставлять даже пред лицом смерти. До тех пор, пока мог еще говорить, кашляя, хрипя и задыхаясь, Гибих по множеству раз на дню звал к себе Хагена.
– Ты защитишь ли мое царство, Хаген из Тронье? – шептал он все время одно и то же. – Ты защитишь ли моих сыновей, пока не вырастут они до королевского чина?
И всякий раз Хаген твердо отвечал ему:
– Да, я буду защищать их.
Но Гибих все равно не успокаивался. Он боялся, что все обернется иначе. Что Хаген, как только умрет старый король, станет не только регентом, но и повелит избрать себя королем. И весь народ будет тогда на стороне Хагена.
Гибих хватал ртом воздух, дышать ему становилось все тяжелее и тяжелее.
– Я – король по праву, – слабо хрипел он и кашлял. – Король по праву.
Верно то было или нет, но от смерти его это не избавило.
А что сказать о Кримхильде? Существовало две Кримхильды: послушная девочка в юности и бестия, ушедшая на восток, чтобы издалека приготовить гибель бургундов.
Кримхильда, две стороны одного яблока: одна – сладкая и блестящая, другая – горькая и гнилая.
Боги, предки и герои
Ступая по легендарным следам дальше, мы с вами припадем к источнику, излившему материал для творчества готландских камнерезов. Я имею сейчас в виду все песни о князе гуннов Атли, короле бургундов Гуннаре, его сородичах Гудрун и Хегни, валькирии Брюнхильде и герое Зигурде.
По самой осторожной оценке, первые из этих песен были созданы между 850 и 1000 годами: «Старшая песня о Зигурде» и «Старшая песня об Атли».
Конечно, песни и сказания об этих героях были известны и раньше, а более поздние поколения лишь исправно их перерабатывали. Вспомним, что уже одна только Скандинавия «поставляла» нам огромное количество песен о Нибелунгах вплоть до XIV века. При этом особенно плодовитой оказалась исландская традиция, что и неудивительно: остров в Средние века был центром культуры скальдов. А скальды, как известно, считаются профессиональными поэтами, имеющимися в Скандинавии во множестве при дворах королей и знати. Именно скальды были носителями культуры сказочных песен, и именно им мы обязаны одной из интереснейших историй «благородного семейства» – «Старшей песней об Атли», в которой представлен самый ранний рассказ о гибели бургундов.
Что интересно, предшествует поэтическому тексту небольшой пролог в прозе, в котором легенда о мести Гудрун названа буквально «всемирно знаменитой». Замечательно! Это то, что нам надо. Это прямое свидетельство, что создавалось произведение профессионалами-скальдами, что они из уже имеющегося материала создавали новые версии песни.
Итак, идем дальше. В первых строфах песни повествуется, как при дворе бургундов появляются послы гуннов. Здесь царит «страх пред гуннами». Послы Атли передают предательское приглашение. Бургундам обещаны богатые подарки.
В данной версии «Песни…» Хегни играет роль мудрого советника. Эта роль – один из постоянных мотивов легенд с момента их появления и вплоть до позднего Средневековья. Хегни рассматривает приглашение гуннов как ловушку. Гуннар же играет лишь роль молодцеватого, но недальновидного героя. Игнорируя все предупреждения, он решается отправиться в путешествие. Когда Хегни и он прибывают ко двору Атли, ловушка захлопывается: мало того что сбывается все предвиденное заранее, но и непредвиденное происходит тоже.
Поначалу оба бургунда попадают в узилище – как Хегни и предчувствовал. Затем во имя сокровища следуют две героические жертвы, о которых заранее догадываться было бы просто жутковато. Гуннар отдает своего брата (а Хегни в «Песне…» приходится ему братом), заявив, что хочет «видеть его сердце». В завершение же он высмеивает своего обидчика Атли: «Один лишь я знаю отныне о скрытом убежище Нибелунгов, ибо Хегни уж мертв». И далее: «Лишь Рейн один пусть станет хозяином проклятого сокровища». И, как мы знаем, Гуннар гибнет, унося с собой тайну сокровищ.
А что же наш герой Зигурд? Какая роль в сказаниях отведена ему?
Примечательно, что «Старшая песня о Зигурде» рассказывает только о последнем этапе жизни героя – его убийстве.
В художественных же наскальных источниках на данной теме и вовсе «сэкономили». Мастера предпочитали высекать в камне сцены юношеских подвигов Зигурда, в особенности его борьбу с драконом и обретение сокровищ. Сцены гибели авторов не привлекали.
Однако более древние тексты о Зигурде, наоборот, повествуют о мрачных временах. Против Зигурда зреет заговор: Гуннар, который в этой версии превращается в главного персонажа драмы, желает расправиться с героем. Проницательный Хегни спрашивает своего брата Гуннара, короля бургундов: «Что ж такого свершил преступного тот Зигурд, что у блистательного ты жаждешь жизнь отнять?» В ответ Гуннар сетует, что Зигурд нарушил данную им клятву верности. Так Хегни выясняет, что за кулисами надвигающейся катастрофы стоят женщины – жены героев. И дальновидный Хегни советует не совершать подобного преступления. Такова «северная» версия.
А вот в «Песне о Нибелунгах» Хаген является активным противником Зигфрида. Да и сама «женская» история представляет собой весьма хитроумную интригу. Пора, кстати, нам на ней вкратце остановиться, для пущей ясности.
Итак. По обоюдному тайному уговору Зигфрид помогает Гунтеру хитростью добиться руки могучей исландской повелительницы Брунгильды. Для этого ему приходится не просто помочь Гунтеру одолеть валькирию в поединке, но и завоевать великаншу на супружеском ложе. Именно в этом месте сюжета происходит тайный для Брунгильды обмен ролями: право первой брачной ночи (по сговору героев) принадлежит Зигфриду, не Гунтеру! Брунгильда остается в неведении, но лишь до поры до времени.
Зигфрид, давший клятву держать в тайне постыдное деяние, не может, однако ж, удержаться от награды – и забирает с собой на память кольцо Брунгильды. Но и это еще не все. Впоследствии он выдает секрет своего «подвига» невесте Кримхильде. Одному богу известно зачем, но после подобного признания при дворе бургундов начинается отсчет эпохи мести и катастроф. Иначе, впрочем, вряд ли могло быть.
Вот наконец и знаменитая ссора королев: мол, кто из их мужей выше по чину. По сюжету северной традиции дамы ссорятся на реке, а в немецкой «Песне о Нибелунгах» – на ступенях Вормского собора. Перебранка заканчивается тем, что Кримхильда раскрывает своей сопернице тайну обмана сватовства и первой брачной ночи. Брунгильда по праву чувствует себя оскорбленной и обманутой – и супругом, и Зигфридом. Она жаждет отмщения. Бэрдиев узел надо было как-то разрубить. И дальнейшие события будут фатальны для всех участников драмы.
В отрывке «Старшей песни о Зигурде» Гуннар и Хегни в конце концов соглашаются с тем, что только смерть Зигурда сможет умилостивить сердце Брунгильды. И уговаривают сводного брата Гуттхорна (в «Песне о Нибелунгах», кстати, Гернот играет куда более симпатичную роль) совершить убийство. И когда Зигурд однажды не возвращается ко двору, Хегни грубо и прямолинейно заявляет Гудрун (той самой немецкой злополучной Кримхильде): «Мечом заколотого Зигурда нашли мы». В то время как Брунгильда торжествует, Гудрун предсказывает своим братьям страшный конец. Поэма заканчивается описанием страшного сна Гудрун и ее новым супружеством.
Существует еще эпилог в прозе, который, скорее всего, появился позже. В нем мы находим подробности о точных обстоятельствах смерти Зигурда, обобщенные в самых разных версиях. В одних из них сказителям хотелось бы, чтобы Зигурд был убит в постели. «Немецкие мужи говорят, что его убили в лесу», а в более старой «Песне о Гудрун» речь идет о совместной поездке Зигурда и бургундских королей, ставшей для героя последней.
Здесь заслуживает внимания упоминание о «немецких мужах». Кто они? Возможно, северонемецкие купцы, в эпоху викингов занимавшиеся торговлей со Скандинавией в портах Хайтхабу (неподалеку от Шлезвига) и Дорештада (Фрисланд). Археологические находки немецких монет в Швеции дают довольно полное представление о торговых сношениях раннего Средневековья.
Но особенно интересны для нас с вами «пророческие» строфы из «Песни о Гудрун»: Хегни и Гуннар уже плетут заговор и втягивают в него своего сводного брата Гутхорна, когда вдруг вещий ворон кричит им с дерева: «На вас испробует железо Атли, и месть падет на головы убийц». Надо сказать, что во многих мифах германцев вороны играли роль прорицателей и мудрых советчиков. Даже богов. Здесь же несомненный интерес представляет то, что в столь древнем отрывке текста из эпоса о Зигфриде подчеркивается связь между его гибелью и гибелью бургундов при дворе гунна Атли (Этцеля). В двух частях «Песни о Нибелунгах» XIII столетия данная взаимосвязь событий подчеркивается уже совершенно явственно.
По самой осторожной оценке, первые из этих песен были созданы между 850 и 1000 годами: «Старшая песня о Зигурде» и «Старшая песня об Атли».
Конечно, песни и сказания об этих героях были известны и раньше, а более поздние поколения лишь исправно их перерабатывали. Вспомним, что уже одна только Скандинавия «поставляла» нам огромное количество песен о Нибелунгах вплоть до XIV века. При этом особенно плодовитой оказалась исландская традиция, что и неудивительно: остров в Средние века был центром культуры скальдов. А скальды, как известно, считаются профессиональными поэтами, имеющимися в Скандинавии во множестве при дворах королей и знати. Именно скальды были носителями культуры сказочных песен, и именно им мы обязаны одной из интереснейших историй «благородного семейства» – «Старшей песней об Атли», в которой представлен самый ранний рассказ о гибели бургундов.
Что интересно, предшествует поэтическому тексту небольшой пролог в прозе, в котором легенда о мести Гудрун названа буквально «всемирно знаменитой». Замечательно! Это то, что нам надо. Это прямое свидетельство, что создавалось произведение профессионалами-скальдами, что они из уже имеющегося материала создавали новые версии песни.
Итак, идем дальше. В первых строфах песни повествуется, как при дворе бургундов появляются послы гуннов. Здесь царит «страх пред гуннами». Послы Атли передают предательское приглашение. Бургундам обещаны богатые подарки.
В данной версии «Песни…» Хегни играет роль мудрого советника. Эта роль – один из постоянных мотивов легенд с момента их появления и вплоть до позднего Средневековья. Хегни рассматривает приглашение гуннов как ловушку. Гуннар же играет лишь роль молодцеватого, но недальновидного героя. Игнорируя все предупреждения, он решается отправиться в путешествие. Когда Хегни и он прибывают ко двору Атли, ловушка захлопывается: мало того что сбывается все предвиденное заранее, но и непредвиденное происходит тоже.
Поначалу оба бургунда попадают в узилище – как Хегни и предчувствовал. Затем во имя сокровища следуют две героические жертвы, о которых заранее догадываться было бы просто жутковато. Гуннар отдает своего брата (а Хегни в «Песне…» приходится ему братом), заявив, что хочет «видеть его сердце». В завершение же он высмеивает своего обидчика Атли: «Один лишь я знаю отныне о скрытом убежище Нибелунгов, ибо Хегни уж мертв». И далее: «Лишь Рейн один пусть станет хозяином проклятого сокровища». И, как мы знаем, Гуннар гибнет, унося с собой тайну сокровищ.
А что же наш герой Зигурд? Какая роль в сказаниях отведена ему?
Примечательно, что «Старшая песня о Зигурде» рассказывает только о последнем этапе жизни героя – его убийстве.
В художественных же наскальных источниках на данной теме и вовсе «сэкономили». Мастера предпочитали высекать в камне сцены юношеских подвигов Зигурда, в особенности его борьбу с драконом и обретение сокровищ. Сцены гибели авторов не привлекали.
Однако более древние тексты о Зигурде, наоборот, повествуют о мрачных временах. Против Зигурда зреет заговор: Гуннар, который в этой версии превращается в главного персонажа драмы, желает расправиться с героем. Проницательный Хегни спрашивает своего брата Гуннара, короля бургундов: «Что ж такого свершил преступного тот Зигурд, что у блистательного ты жаждешь жизнь отнять?» В ответ Гуннар сетует, что Зигурд нарушил данную им клятву верности. Так Хегни выясняет, что за кулисами надвигающейся катастрофы стоят женщины – жены героев. И дальновидный Хегни советует не совершать подобного преступления. Такова «северная» версия.
А вот в «Песне о Нибелунгах» Хаген является активным противником Зигфрида. Да и сама «женская» история представляет собой весьма хитроумную интригу. Пора, кстати, нам на ней вкратце остановиться, для пущей ясности.
Итак. По обоюдному тайному уговору Зигфрид помогает Гунтеру хитростью добиться руки могучей исландской повелительницы Брунгильды. Для этого ему приходится не просто помочь Гунтеру одолеть валькирию в поединке, но и завоевать великаншу на супружеском ложе. Именно в этом месте сюжета происходит тайный для Брунгильды обмен ролями: право первой брачной ночи (по сговору героев) принадлежит Зигфриду, не Гунтеру! Брунгильда остается в неведении, но лишь до поры до времени.
Зигфрид, давший клятву держать в тайне постыдное деяние, не может, однако ж, удержаться от награды – и забирает с собой на память кольцо Брунгильды. Но и это еще не все. Впоследствии он выдает секрет своего «подвига» невесте Кримхильде. Одному богу известно зачем, но после подобного признания при дворе бургундов начинается отсчет эпохи мести и катастроф. Иначе, впрочем, вряд ли могло быть.
Вот наконец и знаменитая ссора королев: мол, кто из их мужей выше по чину. По сюжету северной традиции дамы ссорятся на реке, а в немецкой «Песне о Нибелунгах» – на ступенях Вормского собора. Перебранка заканчивается тем, что Кримхильда раскрывает своей сопернице тайну обмана сватовства и первой брачной ночи. Брунгильда по праву чувствует себя оскорбленной и обманутой – и супругом, и Зигфридом. Она жаждет отмщения. Бэрдиев узел надо было как-то разрубить. И дальнейшие события будут фатальны для всех участников драмы.
В отрывке «Старшей песни о Зигурде» Гуннар и Хегни в конце концов соглашаются с тем, что только смерть Зигурда сможет умилостивить сердце Брунгильды. И уговаривают сводного брата Гуттхорна (в «Песне о Нибелунгах», кстати, Гернот играет куда более симпатичную роль) совершить убийство. И когда Зигурд однажды не возвращается ко двору, Хегни грубо и прямолинейно заявляет Гудрун (той самой немецкой злополучной Кримхильде): «Мечом заколотого Зигурда нашли мы». В то время как Брунгильда торжествует, Гудрун предсказывает своим братьям страшный конец. Поэма заканчивается описанием страшного сна Гудрун и ее новым супружеством.
Существует еще эпилог в прозе, который, скорее всего, появился позже. В нем мы находим подробности о точных обстоятельствах смерти Зигурда, обобщенные в самых разных версиях. В одних из них сказителям хотелось бы, чтобы Зигурд был убит в постели. «Немецкие мужи говорят, что его убили в лесу», а в более старой «Песне о Гудрун» речь идет о совместной поездке Зигурда и бургундских королей, ставшей для героя последней.
Здесь заслуживает внимания упоминание о «немецких мужах». Кто они? Возможно, северонемецкие купцы, в эпоху викингов занимавшиеся торговлей со Скандинавией в портах Хайтхабу (неподалеку от Шлезвига) и Дорештада (Фрисланд). Археологические находки немецких монет в Швеции дают довольно полное представление о торговых сношениях раннего Средневековья.
Но особенно интересны для нас с вами «пророческие» строфы из «Песни о Гудрун»: Хегни и Гуннар уже плетут заговор и втягивают в него своего сводного брата Гутхорна, когда вдруг вещий ворон кричит им с дерева: «На вас испробует железо Атли, и месть падет на головы убийц». Надо сказать, что во многих мифах германцев вороны играли роль прорицателей и мудрых советчиков. Даже богов. Здесь же несомненный интерес представляет то, что в столь древнем отрывке текста из эпоса о Зигфриде подчеркивается связь между его гибелью и гибелью бургундов при дворе гунна Атли (Этцеля). В двух частях «Песни о Нибелунгах» XIII столетия данная взаимосвязь событий подчеркивается уже совершенно явственно.
Кримхильда-патронесса – нибелунгские имена в эпоху франков
Поиски сказаний о Нибелунгах на территории Германии раннего Средневековья – вот, вероятно, ахиллесова пята почти всех историков. Лично я подозреваю, что на Рейне и Дунае испокон веков курсировали нибелунгские сказания. Однако источники скромно умалчивают об этом, и если уж историки в конце концов и начинают говорить на данную тему, то упрямо твердят лишь о нордических традициях.
Когда в XIX веке такая дисциплина, как история, сделалась одним из наиболее популярных научных предметов в университетах, в ходу был только один рецепт борьбы с «белыми пятнами» наших познаний: чего не значится в источниках, того и не существует (по крайней мере, для высоколобых мужей по прозванию историки). Такой метод назвали позитивизмом (от латинского ponere, то есть «насаживать, предоставлять»). Проще говоря, история занялась остатками того прошлого, которое по воле судьбы (а может быть, досадной случайности!) предоставлено нам, «насаждено» в наши умы.
По счастью, с тех времен прежний подход к истории изменился. И про Нибелунгов снова вспомнили. Ну а куда ж их денешь? Парадокс их существования еще никто не отменял: напрямую в исторических источниках – летописях и хрониках – они остаются неупомянутыми, но тем не менее существуют. И бог с ним, что у нас нет почти никаких средневековых свидетельств, мы все равно задаемся вопросами, предпринимая попытку пролить-таки свет на загрязненные воды Большой Истории. В поисках ответов привлечем в авторитеты великого французского исследователя Средневековья Жака ле Гоффа, который весьма недвусмысленно советовал: обратитесь за помощью к собственной фантазии! В соратники также призовем и немецкого исследователя Арнольда Эша. Уж больно мила нашему сердцу его позиция: у нас есть лишь отдельные камешки мозаики, и стоит подумать, как правильно собрать картинку. Вот мы собрать картинку и попробуем!
Что на этом месте нам будет интересно? Во-первых: каков процент жизненной реальности в литературном материале о Нибелунгах? Во-вторых, обратное: что из литературной реальности переселилось в жизненную? Ну-с, приступим.
Начнем с литературы. Так-так, романы. В них определенно недостоверные, но такие живенькие сценки действительно всецело подчинены воле фантазии. Вряд ли можно рассматривать их в качестве исторического материала. Романисты создавали мир, далекий от обыденной ткани жизни. Реальность романов – это скорее жизнь, «какой она должна быть», нежели «какая есть». Из романов мы узнаем, к какому идеалу жизни стремились средневековые люди. А вот в немецкой «Песне о Нибелунгах» 1200 года мы видим «жизнь как она есть». В «Песне…» сохранились прелюбопытные живые диалоги героев, предоставляющие для нашего поиска исключительно ценную информацию об общении мужчин и женщин, стариков и молодежи, слуг и господ, Друзей и врагов. И мы без труда можем воссоздать не только картину идеалов и нравов эпохи, но и картину внутренней жизни простого средневекового человека: над чем люди смеялись и плакали, из-за чего сердились, чем мучились и о чем размышляли.
Теперь предпримем шаг в сторону исторической реальности. Здесь мы с вами намеревались практически совершить подвиг – отыскать следы литературных героев. И были абсолютно правы, к слову сказать. Помните об исключительной важности имен для раннего Средневековья? Так вот: имена Нибелунгов сохранились в огромном – поразительно огромном! – количестве средневековых источников. Тут и «смиритные книги», и метрики рождений лиц благородных родов, и «книги мертвых» (некрологи), куда заносились имена усопших братьев и сестер, а также имена мирян-благодетелей. Особенно часто это практиковалось в VIII и IX столетиях.
Обольщаться, однако ж, не будем: далеко не все родители, называя своих сыновей Зигфридами или Гернотами, думали при этом исключительно о Нибелунгах. Но тем не менее…
Как показали исследования Вильгельма Штермера, такие имена давались прежде всего в Баварии и на территориях вдоль Рейна, вплоть до Вормса. Самыми популярными были имена Гернот («копье» и «борьба»), символизирующее вооруженного воина, и Зигфрид, означавшее и победу, и мир.
В Зальцбургском «Некрологе» 784 года пять раз повторяются имена Зигфрид и Гизельхер, четыре раза – Гунтер, трижды – Кримхильда, Хаген и Гернот и даже один раз встречается Нибелунг.
Еще больше любили эти имена в небольшой Фрайзингерской области севернее Аллиерзее в эпоху 800 года. Один Зигфрид, впрочем, имелся там уже в 769 году; в свидетельствах же 802 года здесь появляются по одному Нибелунгу, Гунтеру и вновь Зигфрид. Одновременно с ними встречается и Кримхильда. В ее же родственниках числятся два носителя северных имен: Хродни (Хегни) и Кизальни (Гизлахари). В других свидетельствах наряду с многочисленными Зигфридами обнаруживается и один Зигурд. А именами Гунтер и Гизельхер даже названы два местечка: Кизельхеринг и Гунтеринген (или Гюнтеринг).
Список можно было бы продолжать до бесконечности, но выводы в любом случае будут гласить, что в Баварии о саге о Нибелунгах знали уже в VIII и IX веках и сага эта была крайне популярна среди знати.
Нисколько не удивительно, что в ту же самую эпоху в Вормской области, а также в районе монастыря Лорш зарегистрировано огромное количество нибелунгских имен. Здесь список возглавляют Зигфрид и Гунтер и даже встречается Гунтерсблум. А уж имя Нибелунг повторяется беспрестанно, несмотря на всю свою необычность. И вот что интересно: почти все носители нибелунгских имен из Баварии и Вормса – кровная родня друг другу. Воистину, как заметил историк Вильгельм Штермер, «нибелунгское сказание» буквально пронзило сердца определенных знатных семейств.
Соотнесем реалии с литературным источником. Вормс и Лорш, согласно «Песне о Нибелунгах», являются центрами господства бургундов и ареной важнейших событий. Вормс – столица королей, а Лорш – место погребения Зигфрида.
Вот о Зигфриде и пора поговорить подробнее.
Что знали бургунды о мире за пределами их границ? И что знал мир о бургундах?
Разница между бургундами и остальным миром была воистину не так велика, как хотели думать бургунды в своем тщеславии. Их собственные союзники казались им недостаточно изысканными.
Когда в XIX веке такая дисциплина, как история, сделалась одним из наиболее популярных научных предметов в университетах, в ходу был только один рецепт борьбы с «белыми пятнами» наших познаний: чего не значится в источниках, того и не существует (по крайней мере, для высоколобых мужей по прозванию историки). Такой метод назвали позитивизмом (от латинского ponere, то есть «насаживать, предоставлять»). Проще говоря, история занялась остатками того прошлого, которое по воле судьбы (а может быть, досадной случайности!) предоставлено нам, «насаждено» в наши умы.
По счастью, с тех времен прежний подход к истории изменился. И про Нибелунгов снова вспомнили. Ну а куда ж их денешь? Парадокс их существования еще никто не отменял: напрямую в исторических источниках – летописях и хрониках – они остаются неупомянутыми, но тем не менее существуют. И бог с ним, что у нас нет почти никаких средневековых свидетельств, мы все равно задаемся вопросами, предпринимая попытку пролить-таки свет на загрязненные воды Большой Истории. В поисках ответов привлечем в авторитеты великого французского исследователя Средневековья Жака ле Гоффа, который весьма недвусмысленно советовал: обратитесь за помощью к собственной фантазии! В соратники также призовем и немецкого исследователя Арнольда Эша. Уж больно мила нашему сердцу его позиция: у нас есть лишь отдельные камешки мозаики, и стоит подумать, как правильно собрать картинку. Вот мы собрать картинку и попробуем!
Что на этом месте нам будет интересно? Во-первых: каков процент жизненной реальности в литературном материале о Нибелунгах? Во-вторых, обратное: что из литературной реальности переселилось в жизненную? Ну-с, приступим.
Начнем с литературы. Так-так, романы. В них определенно недостоверные, но такие живенькие сценки действительно всецело подчинены воле фантазии. Вряд ли можно рассматривать их в качестве исторического материала. Романисты создавали мир, далекий от обыденной ткани жизни. Реальность романов – это скорее жизнь, «какой она должна быть», нежели «какая есть». Из романов мы узнаем, к какому идеалу жизни стремились средневековые люди. А вот в немецкой «Песне о Нибелунгах» 1200 года мы видим «жизнь как она есть». В «Песне…» сохранились прелюбопытные живые диалоги героев, предоставляющие для нашего поиска исключительно ценную информацию об общении мужчин и женщин, стариков и молодежи, слуг и господ, Друзей и врагов. И мы без труда можем воссоздать не только картину идеалов и нравов эпохи, но и картину внутренней жизни простого средневекового человека: над чем люди смеялись и плакали, из-за чего сердились, чем мучились и о чем размышляли.
Теперь предпримем шаг в сторону исторической реальности. Здесь мы с вами намеревались практически совершить подвиг – отыскать следы литературных героев. И были абсолютно правы, к слову сказать. Помните об исключительной важности имен для раннего Средневековья? Так вот: имена Нибелунгов сохранились в огромном – поразительно огромном! – количестве средневековых источников. Тут и «смиритные книги», и метрики рождений лиц благородных родов, и «книги мертвых» (некрологи), куда заносились имена усопших братьев и сестер, а также имена мирян-благодетелей. Особенно часто это практиковалось в VIII и IX столетиях.
Обольщаться, однако ж, не будем: далеко не все родители, называя своих сыновей Зигфридами или Гернотами, думали при этом исключительно о Нибелунгах. Но тем не менее…
Как показали исследования Вильгельма Штермера, такие имена давались прежде всего в Баварии и на территориях вдоль Рейна, вплоть до Вормса. Самыми популярными были имена Гернот («копье» и «борьба»), символизирующее вооруженного воина, и Зигфрид, означавшее и победу, и мир.
В Зальцбургском «Некрологе» 784 года пять раз повторяются имена Зигфрид и Гизельхер, четыре раза – Гунтер, трижды – Кримхильда, Хаген и Гернот и даже один раз встречается Нибелунг.
Еще больше любили эти имена в небольшой Фрайзингерской области севернее Аллиерзее в эпоху 800 года. Один Зигфрид, впрочем, имелся там уже в 769 году; в свидетельствах же 802 года здесь появляются по одному Нибелунгу, Гунтеру и вновь Зигфрид. Одновременно с ними встречается и Кримхильда. В ее же родственниках числятся два носителя северных имен: Хродни (Хегни) и Кизальни (Гизлахари). В других свидетельствах наряду с многочисленными Зигфридами обнаруживается и один Зигурд. А именами Гунтер и Гизельхер даже названы два местечка: Кизельхеринг и Гунтеринген (или Гюнтеринг).
Список можно было бы продолжать до бесконечности, но выводы в любом случае будут гласить, что в Баварии о саге о Нибелунгах знали уже в VIII и IX веках и сага эта была крайне популярна среди знати.
Нисколько не удивительно, что в ту же самую эпоху в Вормской области, а также в районе монастыря Лорш зарегистрировано огромное количество нибелунгских имен. Здесь список возглавляют Зигфрид и Гунтер и даже встречается Гунтерсблум. А уж имя Нибелунг повторяется беспрестанно, несмотря на всю свою необычность. И вот что интересно: почти все носители нибелунгских имен из Баварии и Вормса – кровная родня друг другу. Воистину, как заметил историк Вильгельм Штермер, «нибелунгское сказание» буквально пронзило сердца определенных знатных семейств.
Соотнесем реалии с литературным источником. Вормс и Лорш, согласно «Песне о Нибелунгах», являются центрами господства бургундов и ареной важнейших событий. Вормс – столица королей, а Лорш – место погребения Зигфрида.
Вот о Зигфриде и пора поговорить подробнее.
Что знали бургунды о мире за пределами их границ? И что знал мир о бургундах?
Разница между бургундами и остальным миром была воистину не так велика, как хотели думать бургунды в своем тщеславии. Их собственные союзники казались им недостаточно изысканными.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента