Страница:
Этьен Кассе
Код Нибелунгов. Власть богатства и механизмы власти
Предисловие
От автора
И снова здравствуйте!
Я, Этьен Кассе, предлагаю вам, мои читатели, снова погрузиться в мир тайн и загадок. На этот раз я хотел бы оглянуться назад и обратиться к моим первым исследованиям. Эти рукописи никогда еще не публиковались, хотя были созданы уже давно. Сначала я не думал выпускать их в свет, но судьба улыбнулась белозубой улыбкой, и я решил в очередной раз поспорить с ее авторитетным мнением. Посмотрим, каков будет счет.
Перелистывая страницы, я вспоминаю прошедшие годы, романтические, наполненные ожиданием чуда. Сама жизнь тогда обращала меня лицом к мифам и легендам. Мне казалось, что в них зашифрованы ответы на те вопросы, которые я задавал сам себе. В результате, ответы получались совсем неожиданными. Следуя тропами мифологии, я натыкался на реальных исторические открытия, попадал в мир параллельной истории и растерянно спрашивал себя: где же истина?
Сегодня я вижу, что истина не в том, чтобы точно ответить: было или не было, правда, или не правда – а в том, чтобы увидеть реальные и возможные события и их последствия для нашей сегодняшней жизни.
Тайна кольца Нибелунгов не закончилась в древние времена, вместе с гибелью героев, она протянула свои параллели до нашего времени, определяя многие судьбы. Переплетение мифологических сюжетов и характеров многих реальных исторических персонажей наводит на весьма острые предположения.
До сих пор ищут сокровища Нибелунгов, до сих пор не раскрыта их тайна. Не то чтобы меня интересовал их клад. Пытаться обогатиться за счет легенды, было бы наивно и смешно. Но сама его загадка, связанная со многими загадками вплоть до странных совпадений истории этого народа с происшествиями времен второй мировой войны, наводит на интригующие размышления о «счастливых» и «несчастливых» символах власти, богатства, управления. Особенно в эпоху кризиса, когда так притягательны нечаянные сокровища. Как и что нами управляет: деньги, любовь, власть, гордыня, страх?
В легенде о Нибелунгах сокровища трактуются, как воплощение власти: могущество принадлежит тому, кто владеет золотом. А представление о том, что богатства властителя представляют собой его магически материализованное «счастье», «удачу» – к центральным идеям.
Завязываются сюжеты и вот через десяток лет, мои исследования и догадки не потеряли для меня ни смысла, ни интереса. Возможно, я должен буду продолжить поиски. А пока хочу познакомить вас с теми материалами, которые были добыты и проанализированы тогда. Это живой, непосредственный взгляд на миф через призму жизни и истории. Многие тогда желали, чтобы я поделился своими наработками, но что-то удержало. Интуиция, видимо, подает очень хорошие советы. Мне кажется, именно сегодня «отлежавшиеся» мысли могут принести пользу не только отдельным лицам или службам, но и моим читателям, которые следят за детективом под названием жизнь уже не первую серию.
Я благодарен людям, которые уже тогда поделились со мной многими материалами. Каждый факт, каждая гипотеза – это ценность сотрудничества и готовности исследователей помочь друг другу. Конечно, я как всегда, не стану претендовать на истину в последней инстанции. Моя задача заставить вас задуматься над еще одним пластом жизни, осветить еще одну таинственную дорогу.
Скажу лишь одно: прошлое проникает в будущее, если мы теряем его нити в настоящем, мы теряем нити самой жизни. А идти вслепую или пользуясь чужими глазами, согласитесь. Как-то обидно.
Итак, кольцо Нибелунгов: семейная сага, пророчества государственных переворотов, философия власти и богатства, история любви богов и людей, миф или карта неразгаданного чуда?
Я предлагаю вам свои первые находки. И сам совершу вновь это путешествие.
Я, Этьен Кассе, предлагаю вам, мои читатели, снова погрузиться в мир тайн и загадок. На этот раз я хотел бы оглянуться назад и обратиться к моим первым исследованиям. Эти рукописи никогда еще не публиковались, хотя были созданы уже давно. Сначала я не думал выпускать их в свет, но судьба улыбнулась белозубой улыбкой, и я решил в очередной раз поспорить с ее авторитетным мнением. Посмотрим, каков будет счет.
Перелистывая страницы, я вспоминаю прошедшие годы, романтические, наполненные ожиданием чуда. Сама жизнь тогда обращала меня лицом к мифам и легендам. Мне казалось, что в них зашифрованы ответы на те вопросы, которые я задавал сам себе. В результате, ответы получались совсем неожиданными. Следуя тропами мифологии, я натыкался на реальных исторические открытия, попадал в мир параллельной истории и растерянно спрашивал себя: где же истина?
Сегодня я вижу, что истина не в том, чтобы точно ответить: было или не было, правда, или не правда – а в том, чтобы увидеть реальные и возможные события и их последствия для нашей сегодняшней жизни.
Тайна кольца Нибелунгов не закончилась в древние времена, вместе с гибелью героев, она протянула свои параллели до нашего времени, определяя многие судьбы. Переплетение мифологических сюжетов и характеров многих реальных исторических персонажей наводит на весьма острые предположения.
До сих пор ищут сокровища Нибелунгов, до сих пор не раскрыта их тайна. Не то чтобы меня интересовал их клад. Пытаться обогатиться за счет легенды, было бы наивно и смешно. Но сама его загадка, связанная со многими загадками вплоть до странных совпадений истории этого народа с происшествиями времен второй мировой войны, наводит на интригующие размышления о «счастливых» и «несчастливых» символах власти, богатства, управления. Особенно в эпоху кризиса, когда так притягательны нечаянные сокровища. Как и что нами управляет: деньги, любовь, власть, гордыня, страх?
В легенде о Нибелунгах сокровища трактуются, как воплощение власти: могущество принадлежит тому, кто владеет золотом. А представление о том, что богатства властителя представляют собой его магически материализованное «счастье», «удачу» – к центральным идеям.
Завязываются сюжеты и вот через десяток лет, мои исследования и догадки не потеряли для меня ни смысла, ни интереса. Возможно, я должен буду продолжить поиски. А пока хочу познакомить вас с теми материалами, которые были добыты и проанализированы тогда. Это живой, непосредственный взгляд на миф через призму жизни и истории. Многие тогда желали, чтобы я поделился своими наработками, но что-то удержало. Интуиция, видимо, подает очень хорошие советы. Мне кажется, именно сегодня «отлежавшиеся» мысли могут принести пользу не только отдельным лицам или службам, но и моим читателям, которые следят за детективом под названием жизнь уже не первую серию.
Я благодарен людям, которые уже тогда поделились со мной многими материалами. Каждый факт, каждая гипотеза – это ценность сотрудничества и готовности исследователей помочь друг другу. Конечно, я как всегда, не стану претендовать на истину в последней инстанции. Моя задача заставить вас задуматься над еще одним пластом жизни, осветить еще одну таинственную дорогу.
Скажу лишь одно: прошлое проникает в будущее, если мы теряем его нити в настоящем, мы теряем нити самой жизни. А идти вслепую или пользуясь чужими глазами, согласитесь. Как-то обидно.
Итак, кольцо Нибелунгов: семейная сага, пророчества государственных переворотов, философия власти и богатства, история любви богов и людей, миф или карта неразгаданного чуда?
Я предлагаю вам свои первые находки. И сам совершу вновь это путешествие.
Перед началом
Сказать, что можно начать эту историю «с самого начала», означало бы веру в то, что у нее есть конец. Но это была бы ложь. Ибо нет у истории сей ни начала, ни конца.
Есть только извечный поединок воспоминаний и забвения. Забвение, как водится, оказывается сильней. Борьба правды с ложью заканчивается на покинутом поле боя, где после не остается уж ничего, кроме немых руин забвения.
Такова история моей семьи. Все слышали ее столь часто, что тут же закивают головами: мол, как же, знаем, знаем.
И расскажу я вам не о героях легенд, что блуждают по глупым и вздорным песням. Я расскажу о настоящих людях. Я знаю, как выглядели они, как говорили, как жили.
О, как бы я хотел, чтоб это и в самом деле была всего лишь история моей семьи, семейное предание. Нечто, что хранится в памяти каждого, от чего мы все бежим и что, несмотря ни на какие обстоятельства, открывает нам истину о нашей сути.
Втайне, укрывшись в коконе моей тишины, в безучастности к глупости и жестокости, окружающих меня, я желаю, чтобы мне навеки остались мои воспоминания о погибших, забытых и истерзанных. Чтобы картины памяти моей объяснили мне все необъяснимое, помогли постичь тайну истории, что держит меня в этом мире, в котором мне так трудно отыскать себя.
Когда моя мать рассказывала эту историю, позднее, уже в болезни, она всегда начинала свой рассказ так:
– Когда боги скучали, они затевали игру. Они бросались всеми нами, подобно камешкам рун, и потрясали нами во тьме. А Один смеялся: «Вот и посмотрим, куда угодят они». И смеялись его враны.
– А потом боги наблюдали за нами, за нашими попытками выстоять. За нашими ошибками, – говорила она и долго, пристально смотрела на меня.
Кем был я в ее глазах? Ошибкой? Или она считала меня прощением за те ошибки, что совершила сама? Прежние ошибки, новые ошибки – да какая богам разница.
Я уже давно не ребенок. Я не верю в богов и их игры. Я верю лишь в ветер и его слова. И я не безумен, даже если все вокруг считают иначе.
Моя мать была королевой на островах.
Лишь старики помнят о ней. Никто не учит имен ее предков, ибо хотят забыть о них. Даже старики, что знали их, бояться теперь вспоминать. Ныне говорят, что была моя мать богиней, рожденной из огня и льда, что и не человек она вовсе. Какая глупость.
Я помню о моих предках.
Мать моя была Брюнгильдой Свенкесдоттир, дочерью Ильвы, дочерью Свенка, что из рода королевы Йенки с голубыми зубами (?).
Имена моих предков сияют ярче, нежели начищенный щит в лучах утреннего солнца. Это были сильные и смелые воины, великие лжецы и великие мыслители, великие короли и королевы своего времени. И никого из них я не забуду.
Так случилось, что в день, когда родилась моя мать, король Свенке был сначала усталым, затем счастливым, затем гордым, пугливым, беспокойным и под конец сердитым. Никто не мог припомнить, что когда-нибудь король выказывал подобную смену настроений.
Старухи уже тогда заговорили, что Брюнгильда была той, которая способна разладить обычный миропорядок.
Первым словом ее, ясным и непостижимым, произнесенным с улыбкой, стало «Нет!».
Есть только извечный поединок воспоминаний и забвения. Забвение, как водится, оказывается сильней. Борьба правды с ложью заканчивается на покинутом поле боя, где после не остается уж ничего, кроме немых руин забвения.
Такова история моей семьи. Все слышали ее столь часто, что тут же закивают головами: мол, как же, знаем, знаем.
И расскажу я вам не о героях легенд, что блуждают по глупым и вздорным песням. Я расскажу о настоящих людях. Я знаю, как выглядели они, как говорили, как жили.
О, как бы я хотел, чтоб это и в самом деле была всего лишь история моей семьи, семейное предание. Нечто, что хранится в памяти каждого, от чего мы все бежим и что, несмотря ни на какие обстоятельства, открывает нам истину о нашей сути.
Втайне, укрывшись в коконе моей тишины, в безучастности к глупости и жестокости, окружающих меня, я желаю, чтобы мне навеки остались мои воспоминания о погибших, забытых и истерзанных. Чтобы картины памяти моей объяснили мне все необъяснимое, помогли постичь тайну истории, что держит меня в этом мире, в котором мне так трудно отыскать себя.
Когда моя мать рассказывала эту историю, позднее, уже в болезни, она всегда начинала свой рассказ так:
– Когда боги скучали, они затевали игру. Они бросались всеми нами, подобно камешкам рун, и потрясали нами во тьме. А Один смеялся: «Вот и посмотрим, куда угодят они». И смеялись его враны.
– А потом боги наблюдали за нами, за нашими попытками выстоять. За нашими ошибками, – говорила она и долго, пристально смотрела на меня.
Кем был я в ее глазах? Ошибкой? Или она считала меня прощением за те ошибки, что совершила сама? Прежние ошибки, новые ошибки – да какая богам разница.
Я уже давно не ребенок. Я не верю в богов и их игры. Я верю лишь в ветер и его слова. И я не безумен, даже если все вокруг считают иначе.
Моя мать была королевой на островах.
Лишь старики помнят о ней. Никто не учит имен ее предков, ибо хотят забыть о них. Даже старики, что знали их, бояться теперь вспоминать. Ныне говорят, что была моя мать богиней, рожденной из огня и льда, что и не человек она вовсе. Какая глупость.
Я помню о моих предках.
Мать моя была Брюнгильдой Свенкесдоттир, дочерью Ильвы, дочерью Свенка, что из рода королевы Йенки с голубыми зубами (?).
Имена моих предков сияют ярче, нежели начищенный щит в лучах утреннего солнца. Это были сильные и смелые воины, великие лжецы и великие мыслители, великие короли и королевы своего времени. И никого из них я не забуду.
Так случилось, что в день, когда родилась моя мать, король Свенке был сначала усталым, затем счастливым, затем гордым, пугливым, беспокойным и под конец сердитым. Никто не мог припомнить, что когда-нибудь король выказывал подобную смену настроений.
Старухи уже тогда заговорили, что Брюнгильда была той, которая способна разладить обычный миропорядок.
Первым словом ее, ясным и непостижимым, произнесенным с улыбкой, стало «Нет!».
Поиск «улик» – длинная дорога Нибелунгов
«Злые сокровища»
Ну, что ж, отправляемся на поиски сокровищ. А точнее, их следов. Мотанем-ка вспять ленту времени прямо с того места, где стоим. И первым встретим кого? Правильно, Толкиена с его, не побоюсь этого слова, эпосом. Вот вам и недавние, свеженькие, еще не затоптанные следы сокровищ Нибелунгов. Не верите? Сомневаетесь? Напрасно. Милости прошу: для начала, хотя бы из чистого любопытства, познакомьтесь внимательней с биографией создателя Голлума – Джона Рональда Р. Толкиена (1892–1973), профессора англосаксонских языков и литературы Оксфорда, специалиста по северным мифам. Вам быстро станет ясно, что царство эльфов, гномы и… (вот тут нам особо интересно!) сокровище Голлума – все это родом из средневековых легенд, детальному изучению которых почтенный профессор, несомненно, посвятил долгие туманные вечера..
А теперь читаем финал «Властелина колец». Что видим? Голлум падает вместе с кольцом власти («мое сокровище», «моя прелесть») в бездну Ородруина. Так совершается предначертанное Роком: сокровище несет смерть и забвение своему владельцу (даже Бильбо и Фродо, невинные хоббиты, и те на время попали под власть кольца). Мотивчик «злых сокровищ», согласитесь, весьма узнаваемый и ни для кого не запрещенный.
И когда читаешь кульминационные главы «Властелина колец», то перед внутренним взором, конечно не сразу, всплывают зал во дворце короля гуннов Этцеля и гибель Нибелунгов. Но сокровище Голлума у Толкиена – это в определенном смысле сокровища Нибелунгов. Почему? По признаку «гибельности». Это сокровища, становящиеся проклятием для их хозяев, требующие борьбы, войн и смерти и в конце концов исчезающие с лица земли (причем совершенно неважно, где именно исчезающие: в огне горы Судьбы или в водах Рейна).
По сути, извечные мотивы легенд и их герои прочно «прописались» в нашей коллективной памяти. Светлый образ Зигфрида, его мрачный антипод Хаген, печальная вдова Кримхильда и «злые сокровища» Рейна кочуют под иными именами из сюжета в сюжет, из прошлого к будущему и обратно. Уж не лентой ли Мебеуса окажется наша лента времени? Как знать…
Но мы, однако, увлеклись. На этом месте пора остановиться и сформулировать вопрос, побудивший нас к поиску: а кто же они на самом деле – те, что вошли в историю под прозванием Нибелунги?
Когда боги призвали владык мирских прийти в движение, короли востока, юга и запада потянулись в Рим. Возможно, возлюбопытствовали взглянуть на Рим – тот, который уж пал.
Рим был подобен старому псу, жившему слишком долго. Сначала злой и жадный, затем ожиревший и ленивый, а потом слепой и беспомощный. И когда узнали, что старый пес ослеп и лишился сил, его уж перестали бояться, позабыв о том, как опасен он был когда-то. Рычание Рима было теперь подобно кашлю, выдававшему его слабость. И они пришли.
С запада пришел князь, живший страхом. С востока пришел владыка, желавший победить. С юга пришли князья, желавшие утолить свой голод. И до того как обрушиться на старого слепого пса, на Рим, они ворвались в земли бургундов.
С востока сюда пришел князь, имевший множество имен. Он был подобен огню, пожиравшему все встречавшееся на его пути, и рвался дальше, не оставляя по себе ничего, кроме смерти и пепла. Еще сегодня его именем пугают детей на Рейне. Черный человек звали его.
Он был ужаснейшим из всех королей. Неважно, сколь часто побеждал он. Ему никогда было не насытиться победой. Обретая золото, он бросал его в сундуки, земель ему было не нужно, ибо тогда ему пришлось бы остановиться.
Этцель было его имя, великий владыка, великий отец.
Этцель, так на севере зовем мы Атилла, а на юге имя ему Атилла, о его славе слыхали все мы. Этцель появился в землях бургундов, чтобы побеждать, убивать и идти дальше, он не мог остановиться на месте.
Князь запада был молод и необуздан, он пришел в земли бургундов, ибо боялся. Он боялся голосов в воздухе и теней в своем шатре. Его брат шел вместе с ним и вместе с ним спал на шкурах. Людегер, Пугливый, и Людегаст, Страж Пугливого, – двое, что боялись всего. Людегер явился в земли бургундов, ибо это было его испытание перед Римом.
Князь юга звался Теотмарик. Он предводительствовал армией вечно странствующих, бездомных, вечно голодных, больных и жадных. Шел во главе усталых людей, рабов потерянных земель.
Мужи боролись, исполненные ужаса, а женщины от нестерпимого голода пожирали собственных детей. Теотмарику срочно требовалась земля для его исстрадавшегося племени. Теотмарик пришел в земли бургундов, чтобы добыть пропитание в случае победы.
Все оттого, что не подчинялись они богам, эти князья смерти, страха и голода. Не подчинялись и ныне расплачивались за свое неподчинение. И вороны Одина кормились их плотью.
От одного из сих князей появится Гунтер Бургундский, слабый король.
Сын Гибиха, сын Утте. Я знаю его предков.
Гунтер, названный по отцу племени Гундахару, был старшим, за ним шли Гернот, Кримхильда, дочь Гибиха, дочь, которую тот ценил превыше всего. Гибих любил Кримхильду куда больше сыновей.
А Гунтер был толстым неумехой. На коня садился лишь с неохотой, к оружию относился с опаской и вечно прятался в покоях у своей матери. Зато ел с жадностью, иных предпочтений вообще не выказывая.
Гернот был глуп. Силен телом и решителен во всем, как и сам Гибих, но души в нем было маловато.
И Гунтер, и Гернот унаследовали от отца своего Гибиха все дурные черты. И ежели и были в чем едины, то в ярости на отца, что смеялся над ними и презирал их. Ибо Кримхильда была всем для него.
Гизельхер, третий сын, нежный мечтатель, родился уже после смерти отца.
– Если будет сын, пусть пойдет в священники и молится за меня всю свою жизнь, – приказал Гибих жене.
Госпожа Утте, казалось, совершенно позабыла об этом желании короля.
Король Гибих умер в 66 лет, старшему его сыну, Гунтеру, было тогда 13, Герноту – 12 и Кримхильде – 3 года.
Гизельхер родился в зиму после смерти Гибиха.
Это были тогда господа Вормса, три брата: Нерешительный, Глупый и Нежный.
Как было устоять бургундам с такими-то королями?
И отчего гордая крепость в Вормсе не была разорена и предана огню?
Ибо король Гибих в своей жизни принял лишь одно решение, что было умным и рассудительным.
Он избрал советника. Не «какого-нибудь». Он избрал лучшего.
А теперь читаем финал «Властелина колец». Что видим? Голлум падает вместе с кольцом власти («мое сокровище», «моя прелесть») в бездну Ородруина. Так совершается предначертанное Роком: сокровище несет смерть и забвение своему владельцу (даже Бильбо и Фродо, невинные хоббиты, и те на время попали под власть кольца). Мотивчик «злых сокровищ», согласитесь, весьма узнаваемый и ни для кого не запрещенный.
И когда читаешь кульминационные главы «Властелина колец», то перед внутренним взором, конечно не сразу, всплывают зал во дворце короля гуннов Этцеля и гибель Нибелунгов. Но сокровище Голлума у Толкиена – это в определенном смысле сокровища Нибелунгов. Почему? По признаку «гибельности». Это сокровища, становящиеся проклятием для их хозяев, требующие борьбы, войн и смерти и в конце концов исчезающие с лица земли (причем совершенно неважно, где именно исчезающие: в огне горы Судьбы или в водах Рейна).
По сути, извечные мотивы легенд и их герои прочно «прописались» в нашей коллективной памяти. Светлый образ Зигфрида, его мрачный антипод Хаген, печальная вдова Кримхильда и «злые сокровища» Рейна кочуют под иными именами из сюжета в сюжет, из прошлого к будущему и обратно. Уж не лентой ли Мебеуса окажется наша лента времени? Как знать…
Но мы, однако, увлеклись. На этом месте пора остановиться и сформулировать вопрос, побудивший нас к поиску: а кто же они на самом деле – те, что вошли в историю под прозванием Нибелунги?
Когда боги призвали владык мирских прийти в движение, короли востока, юга и запада потянулись в Рим. Возможно, возлюбопытствовали взглянуть на Рим – тот, который уж пал.
Рим был подобен старому псу, жившему слишком долго. Сначала злой и жадный, затем ожиревший и ленивый, а потом слепой и беспомощный. И когда узнали, что старый пес ослеп и лишился сил, его уж перестали бояться, позабыв о том, как опасен он был когда-то. Рычание Рима было теперь подобно кашлю, выдававшему его слабость. И они пришли.
С запада пришел князь, живший страхом. С востока пришел владыка, желавший победить. С юга пришли князья, желавшие утолить свой голод. И до того как обрушиться на старого слепого пса, на Рим, они ворвались в земли бургундов.
С востока сюда пришел князь, имевший множество имен. Он был подобен огню, пожиравшему все встречавшееся на его пути, и рвался дальше, не оставляя по себе ничего, кроме смерти и пепла. Еще сегодня его именем пугают детей на Рейне. Черный человек звали его.
Он был ужаснейшим из всех королей. Неважно, сколь часто побеждал он. Ему никогда было не насытиться победой. Обретая золото, он бросал его в сундуки, земель ему было не нужно, ибо тогда ему пришлось бы остановиться.
Этцель было его имя, великий владыка, великий отец.
Этцель, так на севере зовем мы Атилла, а на юге имя ему Атилла, о его славе слыхали все мы. Этцель появился в землях бургундов, чтобы побеждать, убивать и идти дальше, он не мог остановиться на месте.
Князь запада был молод и необуздан, он пришел в земли бургундов, ибо боялся. Он боялся голосов в воздухе и теней в своем шатре. Его брат шел вместе с ним и вместе с ним спал на шкурах. Людегер, Пугливый, и Людегаст, Страж Пугливого, – двое, что боялись всего. Людегер явился в земли бургундов, ибо это было его испытание перед Римом.
Князь юга звался Теотмарик. Он предводительствовал армией вечно странствующих, бездомных, вечно голодных, больных и жадных. Шел во главе усталых людей, рабов потерянных земель.
Мужи боролись, исполненные ужаса, а женщины от нестерпимого голода пожирали собственных детей. Теотмарику срочно требовалась земля для его исстрадавшегося племени. Теотмарик пришел в земли бургундов, чтобы добыть пропитание в случае победы.
Все оттого, что не подчинялись они богам, эти князья смерти, страха и голода. Не подчинялись и ныне расплачивались за свое неподчинение. И вороны Одина кормились их плотью.
От одного из сих князей появится Гунтер Бургундский, слабый король.
Сын Гибиха, сын Утте. Я знаю его предков.
Гунтер, названный по отцу племени Гундахару, был старшим, за ним шли Гернот, Кримхильда, дочь Гибиха, дочь, которую тот ценил превыше всего. Гибих любил Кримхильду куда больше сыновей.
А Гунтер был толстым неумехой. На коня садился лишь с неохотой, к оружию относился с опаской и вечно прятался в покоях у своей матери. Зато ел с жадностью, иных предпочтений вообще не выказывая.
Гернот был глуп. Силен телом и решителен во всем, как и сам Гибих, но души в нем было маловато.
И Гунтер, и Гернот унаследовали от отца своего Гибиха все дурные черты. И ежели и были в чем едины, то в ярости на отца, что смеялся над ними и презирал их. Ибо Кримхильда была всем для него.
Гизельхер, третий сын, нежный мечтатель, родился уже после смерти отца.
– Если будет сын, пусть пойдет в священники и молится за меня всю свою жизнь, – приказал Гибих жене.
Госпожа Утте, казалось, совершенно позабыла об этом желании короля.
Король Гибих умер в 66 лет, старшему его сыну, Гунтеру, было тогда 13, Герноту – 12 и Кримхильде – 3 года.
Гизельхер родился в зиму после смерти Гибиха.
Это были тогда господа Вормса, три брата: Нерешительный, Глупый и Нежный.
Как было устоять бургундам с такими-то королями?
И отчего гордая крепость в Вормсе не была разорена и предана огню?
Ибо король Гибих в своей жизни принял лишь одно решение, что было умным и рассудительным.
Он избрал советника. Не «какого-нибудь». Он избрал лучшего.
Что в имени нам том?
Итак, продолжим наши изыскания. Кто же, собственно, такие эти Нибелунги? Только герои эпоса? Или нам все же повезет встретить кого-нибудь живого под этим именем на пыльных дорогах истории? Пойдемте поищем.
В помощь призовем мудрость древних. Воспользуемся услугами широко распространенного в Средние века мнения, что мир возможно понять и объяснить только в том случае, если удастся вникнуть в суть названия тех или иных вещей. Да, вот именно так, ни больше ни меньше. И кстати, испанский епископ по имени Исидор Севильский превратил подобный этимологический метод в удачно работающую научную модель еще в VII веке. Ну что, применим-ка данный метод в поисках исторической правды к истории Нибелунгов. Вперед, к разгадке сути имени!
Один из следов сразу же приведет нас в германскую мифологию: здесь мертвые отправляются в свой собственный мир, именуемый Нифтхель или Нифльхайм. В старогерманских языках Нибелунгов именовали Нифлунгерами. Вот и считали ученые Нибелунгов жителями Нифльхайма, то есть мифическими существами подземного мира. В словаре В. Гримма слово «Нибелунги» расшифровывается следующим образом: «…сыны тумана, туманного подземного мира, древнее название мифического рода». Да, Niebel и в самом деле напоминает немецкое слово Nebel («туман») и превращает Нибелунгов в народ подземного тумана, на прошлое которого наброшена непроницаемая серая дымка вечности.
Ух, красиво! Но к исторической действительности имеет призрачное отношение. И главное, ответа на наш вопрос так и не дает. Мы же не про мифические существа интересовались, прямо скажем. Поэтому давайте все же не будем поддаваться очарованию подобных ассоциаций. И, выразив посильную благодарность Исидору Севильскому, раскроем-ка лучше одну прелюбопытную книжицу, созданную в году эдак 1200-м, – южнонемецкую «Песню о Нибелунгах».
Что мы там находим? А находим свидетельства, что название рода пошло от одного имени – Нибелунг. Были, дескать, князь Нибелунг и его брат Шильбунг, «сыны могущественного короля», они правили расположенным в горах королевством и своей героической свитой – Нибелунгами. Откуда они в германских краях взялись, точно не сказать, но ссылка на поездку из Исландии в царство Нибелунгов – морское путешествие в «добрую сотню долгих миль или больше» – намекает нам на скандинавское (а возможно, и западнонорвежское) происхождение Нибелунгов.
Что же эти князья поделывают в своей вотчине? Живут они, оказывается, за счет горных даров: все возрастающая потребность в оружии, инструментах, украшениях и сосудах для литургических богослужений уже в эпоху Римской империи позволяла германцам совершать выгодные сделки, торгуя золотом и серебром, драгоценными камнями, медью и чугуном. Добытые археологами многочисленные мечи, золотые монеты, украшения из золота, серебра и бронзы свидетельствуют о высоком уровне добычи и обработки благородных металлов в Скандинавии и у германцев.
Название же целого рода по далекому предку – Нибелунгу – никого не должно смущать: тому в Средневековье найдется множество примеров. Например, Гвельфы заимствовали свое имя от графа Вельфа, Каролинги – от Карла Великого, Меровинги – вообще от мифического героя Меровеха. Красиво жить не запретишь, так что имя героического предка, словно недвижимость, передавалось во всех этих благородных семействах по наследству.
Вот только с Нибелунгами все куда хитрее. Неизвестный автор «Песни о Нибелунгах» во второй части своего бессмертного творения передает звание «Нибелунги»… бургундскому (!) королевскому роду: Гунтеру, его братьям Герноту и Гизельхеру, их дядьке Хагену и всей королевской свите. Причем делает это с очевидной настойчивостью, а потому об ошибке и речи быть не может. Разгадка данной шарады опять-таки кроется в сокровищах Нибелунгов.
Дело в том, что именно сокровища подпитывают власть своего владельца и служат олицетворением принадлежности к роду. И если они украдены – что по сюжету легенды происходит дважды, – звание «Нибелунги» переходит к новому их хозяину. Ну, а прежние владельцы с потерянным богатством безвозвратно утрачивают имя рода, а зачастую и саму жизнь.
Но кто же с исторической точки зрения реальные Нибелунги и какое отношение они имеют к легендарному князю Нибелунгу и «проклятым» сокровищам?
Реконструкция историков уходит в далекое прошлое: в VII и VIII века, когда в Восточной Франции (нынешняя Бельгия) появилось молодое благородное семейство, члены которого по непонятным нам причинам почувствовали себя Призванными. В чем конкретно эта пресловутая «призванность» выражалась, не ясно, но известны факты, что это семейство, названное по их предку Пиппину Старшему (580–640) Пиппинидами, поначалу завладело землями на востоке Фландрии и Северной Лотарингии. Затем, служа меровингским королям, Пиппин и его потомки продвинулись до самого верха «карьерной лестницы» – стали мажордомами: чем-то средним между главой генштаба и премьер-министром.
Впоследствии семейство распространяло свое влияние и на соседние регионы – на Эльзас, Бургундию и Баварию. Оно разветвилось на множество родовых линий, которые уже в начале VIII века стали зваться Нибелунгами.
Почему вдруг Нибелунгами? Ничего удивительного: во владениях этой родовой ветви в числе прочих находилось местечко Нивелл (южнее Брюсселя), где жена и дочь Пиппина Старшего, Ида и Гертруда, основали в 650 году монастырь. Немецкий германист Георг Хольц в 1907 году утверждал, что название этого фламандского местечка перешло и на весь род: Ниввел – Нибелунги.
Причин не доверять Хольцу у нас вроде бы нет. К тому же в истории франков 750 года и в самом деле можно найти графа Нибелунга Бургундского, племянника мажордома Карла Мартелла и предка Карла Великого. И здесь мы с вами могли бы остановиться и с облегчением вздохнуть. Вот мы и докопались до истины, превратив легендарных Нибелунгов в историческое семейство Пиппинидов, получивших прозвание по родовому монастырю – Нивелл. Ура!
Но не тут-то было. В подобном превращении нам бестактно «помешал» историк Юрген Брайер. В 2006 году он выдвинул достаточно убедительные контраргументы в пользу противоположной версии: а не могло ли все в случае с Нивелл ом быть наоборот? Не могли ли французские дворяне Нибелунги дать свое имя основанному ими восточнофламандскому поселению? Выясняется, могли. Тот факт, что имена основателей-миссионеров распространяются на целый ряд местностей, уже давным-давно доказан.
Кроме того, если история рода начиналась в каролингские времена, то почему, собственно, ни франки, ни Пиппиниды, ни Каролинги ни разу не упоминаются в различных версиях сказаний о Нибелунгах? С чего вдруг действие эпоса разворачивается не на Маасе и Шельде, родовых местах Пиппинидов, а на Рейне и Дунае? Отчего двор Зигфрида находится в Ксантене, а не в Люттихе или Метце? Нестыковочка, однако.
Идем дальше. Согласно исследованиям Вильгельма Штермера, в VIII и IX веках имена Нибелунгов встречаются не только во Фландрии, но и в Баварии (здесь также распространены и имена Гунтер, Гизельхер, Кримхильда, Хаген, Брунгильда и Зигфрид). И это факт.
Что же для нас с вами из всего этого может следовать? Лишь одно: предположение, что у легенды о Нибелунгах гораздо более древние истоки, чем у рода Пиппинидов. И что в эпоху первых Каролингов она была уже настолько популярна, что в некоторых семействах имена «из сказки» включались в традиции собственного дома. И что, скорее всего, граф Нибелунг из Пиппинидов носил «модное» в свое время легендарное имя. Хороша версия, не так ли?
Имеем на нее полное право, потому как историки в попытках доискаться до истины по-прежнему ломают копья, а нам по-прежнему с этими самыми Нибелунгами нескучно: они тебе и мифологические герои, и литературные персонажи, и носители неких исторических реалий.
Вот к этим-то реалиям и обратимся. Так, где тут у нас была лента времени?..
В помощь призовем мудрость древних. Воспользуемся услугами широко распространенного в Средние века мнения, что мир возможно понять и объяснить только в том случае, если удастся вникнуть в суть названия тех или иных вещей. Да, вот именно так, ни больше ни меньше. И кстати, испанский епископ по имени Исидор Севильский превратил подобный этимологический метод в удачно работающую научную модель еще в VII веке. Ну что, применим-ка данный метод в поисках исторической правды к истории Нибелунгов. Вперед, к разгадке сути имени!
Один из следов сразу же приведет нас в германскую мифологию: здесь мертвые отправляются в свой собственный мир, именуемый Нифтхель или Нифльхайм. В старогерманских языках Нибелунгов именовали Нифлунгерами. Вот и считали ученые Нибелунгов жителями Нифльхайма, то есть мифическими существами подземного мира. В словаре В. Гримма слово «Нибелунги» расшифровывается следующим образом: «…сыны тумана, туманного подземного мира, древнее название мифического рода». Да, Niebel и в самом деле напоминает немецкое слово Nebel («туман») и превращает Нибелунгов в народ подземного тумана, на прошлое которого наброшена непроницаемая серая дымка вечности.
Ух, красиво! Но к исторической действительности имеет призрачное отношение. И главное, ответа на наш вопрос так и не дает. Мы же не про мифические существа интересовались, прямо скажем. Поэтому давайте все же не будем поддаваться очарованию подобных ассоциаций. И, выразив посильную благодарность Исидору Севильскому, раскроем-ка лучше одну прелюбопытную книжицу, созданную в году эдак 1200-м, – южнонемецкую «Песню о Нибелунгах».
Что мы там находим? А находим свидетельства, что название рода пошло от одного имени – Нибелунг. Были, дескать, князь Нибелунг и его брат Шильбунг, «сыны могущественного короля», они правили расположенным в горах королевством и своей героической свитой – Нибелунгами. Откуда они в германских краях взялись, точно не сказать, но ссылка на поездку из Исландии в царство Нибелунгов – морское путешествие в «добрую сотню долгих миль или больше» – намекает нам на скандинавское (а возможно, и западнонорвежское) происхождение Нибелунгов.
Что же эти князья поделывают в своей вотчине? Живут они, оказывается, за счет горных даров: все возрастающая потребность в оружии, инструментах, украшениях и сосудах для литургических богослужений уже в эпоху Римской империи позволяла германцам совершать выгодные сделки, торгуя золотом и серебром, драгоценными камнями, медью и чугуном. Добытые археологами многочисленные мечи, золотые монеты, украшения из золота, серебра и бронзы свидетельствуют о высоком уровне добычи и обработки благородных металлов в Скандинавии и у германцев.
Название же целого рода по далекому предку – Нибелунгу – никого не должно смущать: тому в Средневековье найдется множество примеров. Например, Гвельфы заимствовали свое имя от графа Вельфа, Каролинги – от Карла Великого, Меровинги – вообще от мифического героя Меровеха. Красиво жить не запретишь, так что имя героического предка, словно недвижимость, передавалось во всех этих благородных семействах по наследству.
Вот только с Нибелунгами все куда хитрее. Неизвестный автор «Песни о Нибелунгах» во второй части своего бессмертного творения передает звание «Нибелунги»… бургундскому (!) королевскому роду: Гунтеру, его братьям Герноту и Гизельхеру, их дядьке Хагену и всей королевской свите. Причем делает это с очевидной настойчивостью, а потому об ошибке и речи быть не может. Разгадка данной шарады опять-таки кроется в сокровищах Нибелунгов.
Дело в том, что именно сокровища подпитывают власть своего владельца и служат олицетворением принадлежности к роду. И если они украдены – что по сюжету легенды происходит дважды, – звание «Нибелунги» переходит к новому их хозяину. Ну, а прежние владельцы с потерянным богатством безвозвратно утрачивают имя рода, а зачастую и саму жизнь.
Но кто же с исторической точки зрения реальные Нибелунги и какое отношение они имеют к легендарному князю Нибелунгу и «проклятым» сокровищам?
Реконструкция историков уходит в далекое прошлое: в VII и VIII века, когда в Восточной Франции (нынешняя Бельгия) появилось молодое благородное семейство, члены которого по непонятным нам причинам почувствовали себя Призванными. В чем конкретно эта пресловутая «призванность» выражалась, не ясно, но известны факты, что это семейство, названное по их предку Пиппину Старшему (580–640) Пиппинидами, поначалу завладело землями на востоке Фландрии и Северной Лотарингии. Затем, служа меровингским королям, Пиппин и его потомки продвинулись до самого верха «карьерной лестницы» – стали мажордомами: чем-то средним между главой генштаба и премьер-министром.
Впоследствии семейство распространяло свое влияние и на соседние регионы – на Эльзас, Бургундию и Баварию. Оно разветвилось на множество родовых линий, которые уже в начале VIII века стали зваться Нибелунгами.
Почему вдруг Нибелунгами? Ничего удивительного: во владениях этой родовой ветви в числе прочих находилось местечко Нивелл (южнее Брюсселя), где жена и дочь Пиппина Старшего, Ида и Гертруда, основали в 650 году монастырь. Немецкий германист Георг Хольц в 1907 году утверждал, что название этого фламандского местечка перешло и на весь род: Ниввел – Нибелунги.
Причин не доверять Хольцу у нас вроде бы нет. К тому же в истории франков 750 года и в самом деле можно найти графа Нибелунга Бургундского, племянника мажордома Карла Мартелла и предка Карла Великого. И здесь мы с вами могли бы остановиться и с облегчением вздохнуть. Вот мы и докопались до истины, превратив легендарных Нибелунгов в историческое семейство Пиппинидов, получивших прозвание по родовому монастырю – Нивелл. Ура!
Но не тут-то было. В подобном превращении нам бестактно «помешал» историк Юрген Брайер. В 2006 году он выдвинул достаточно убедительные контраргументы в пользу противоположной версии: а не могло ли все в случае с Нивелл ом быть наоборот? Не могли ли французские дворяне Нибелунги дать свое имя основанному ими восточнофламандскому поселению? Выясняется, могли. Тот факт, что имена основателей-миссионеров распространяются на целый ряд местностей, уже давным-давно доказан.
Кроме того, если история рода начиналась в каролингские времена, то почему, собственно, ни франки, ни Пиппиниды, ни Каролинги ни разу не упоминаются в различных версиях сказаний о Нибелунгах? С чего вдруг действие эпоса разворачивается не на Маасе и Шельде, родовых местах Пиппинидов, а на Рейне и Дунае? Отчего двор Зигфрида находится в Ксантене, а не в Люттихе или Метце? Нестыковочка, однако.
Идем дальше. Согласно исследованиям Вильгельма Штермера, в VIII и IX веках имена Нибелунгов встречаются не только во Фландрии, но и в Баварии (здесь также распространены и имена Гунтер, Гизельхер, Кримхильда, Хаген, Брунгильда и Зигфрид). И это факт.
Что же для нас с вами из всего этого может следовать? Лишь одно: предположение, что у легенды о Нибелунгах гораздо более древние истоки, чем у рода Пиппинидов. И что в эпоху первых Каролингов она была уже настолько популярна, что в некоторых семействах имена «из сказки» включались в традиции собственного дома. И что, скорее всего, граф Нибелунг из Пиппинидов носил «модное» в свое время легендарное имя. Хороша версия, не так ли?
Имеем на нее полное право, потому как историки в попытках доискаться до истины по-прежнему ломают копья, а нам по-прежнему с этими самыми Нибелунгами нескучно: они тебе и мифологические герои, и литературные персонажи, и носители неких исторических реалий.
Вот к этим-то реалиям и обратимся. Так, где тут у нас была лента времени?..
Из мрака истории
Нибелунги прочно «поселились» у немцев и их германских предков, как говорится, испокон веков. Если мы отмотаем нашу ленту времени еще пару-тройку раз, то окажемся, к вящему своему изумлению, в землях западных германских племен, занятых римлянами! Там мы прямиком попадаем в суматоху так называемого переселения народов. Да-да, именно этим временам историки присвоили невеселое звание темных веков, сетуя на дурные нравы и научно-технический регресс той эпохи.
Мрачноватое это время – между Античностью и гуманизмом, – до сих пор бедным ученым спать спокойно не дает и в кошмарах является. Историки в долгу не остаются и вдумчиво «мстят»: скажем, закат римской цивилизации обычно ставят в вину германским «варварам». Но так ли это? Жаль, что практически не сохранилось никаких источников, позволяющих пролить свет на темные века, дать подтверждение многим нашим догадкам. Между тем, хотя до первых изображений и текстов о Нибелунгах прошли целые века, появлением этих текстов мы обязаны именно «варварской» Европе. Не странно ли?
Ох, нелегкая это задача – реконструировать долгий путь Нибелунгов по истории. Уж слишком много «белых пятен». И самое большое по иронии судьбы обнаруживается на первом шагу: а кто-нибудь вообще может точно сказать, когда зародилась легенда о Нибелунгах?
Наука, за сложностью задачи, помалкивает. Но справедливости ради скажем, что такими уж совершенно беспомощными историки-германисты отнюдь не выглядят. В последние годы используется метод, связанный с поиском следов Нибелунгов в фольклорной традиции (oral history). Так о чем же в нем упоминается? Оказывается, следы Нибелунгов разбросаны по эпохам и странам в великом множестве.
Так, еще римский писатель Тацит в первом веке нашей эры упоминал древние песни германцев о Зигфриде, Хагене и Брунгильде.
К эпохе Каролингов Нибелунги стали очень популярной темой в Европе, а в Скандинавии уже вовсю распространялись отдельные песни и изображения целого ряда эпизодов из легенд о Нибелунгах. И повсюду тексты «Нибелунгов» тесно переплетены с фольклорной традицией, повествующей о богах, героях и немыслимо далеких предках. Ну, скажем, такой герой, как Хильдебранд, оружейник Дитриха Бернского. В поздней версии «Песни о Нибелунгах» он – побочный персонаж. А взялся, к слову сказать, из древнейшей героической песни, написанной на немецком языке еще в 800 году, – старогерманской «Песни о Хильдебранде», где он, безусловно, – главный герой.
Еще один «нибелунгский» след в пространстве, заселенном франко-германскими племенами, можно найти в поэме, написанной по-латыни, под названием «Вальтгарий» (или «Песня о Вальтгарии»), появившейся в период с 900 по 950 год. Здесь объявляется – правда, в ином сюжете – франкский король Гунтер, его отец Гибих, их союзник Хаген, а также князь гуннов Атилла (в «Песне о Нибелунгах» он превратится в Этцеля).
Англия тоже не осталась в стороне: явные следы сюжета о Нибелунгах прослеживаются в староанглийском «Беовульфе», где рассказывается о Зигмунде (в «Песне…» это отец Зигфрида) и его подвигах. Причем в данном тексте именно Зигмунд представлен победителем драконов, владельцем несметных сокровищ.
Итак, подведем итоги наших изысканий. Что мы видим? Мы видим вариации на тему «Нибелунги». Мы видим вольное обращение авторов с именами, сюжетами и мотивами. Что ж, это весьма типично для средневековых героических песен. В этом и состоял элемент личного творчества: создатели жанра черпали материал из древних сказаний, свободно меняя последовательность событий и характеры, комбинируя новые сюжеты со старыми и экспериментируя с формой и языком своих произведений.
И вот исторический результат свободного творчества: в 1200 году в землях Баварии и Австрии «Песнь о Нибелунгах» заносят на пергамент. В ней свыше 2300 строф и почти 10 000 стихов. Новоиспеченный письменный эпос остается на пике популярности вплоть до XVI века. Его распространяют в богато иллюстрированных многочисленных рукописных списках; он даже становится подсобным материалом к модной народной книге о «Защищенном чешуей дракона Зигфриде». А после изобретения книгопечатания эта книга сделается в Германии самым настоящим бестселлером XVII столетия.
Мрачноватое это время – между Античностью и гуманизмом, – до сих пор бедным ученым спать спокойно не дает и в кошмарах является. Историки в долгу не остаются и вдумчиво «мстят»: скажем, закат римской цивилизации обычно ставят в вину германским «варварам». Но так ли это? Жаль, что практически не сохранилось никаких источников, позволяющих пролить свет на темные века, дать подтверждение многим нашим догадкам. Между тем, хотя до первых изображений и текстов о Нибелунгах прошли целые века, появлением этих текстов мы обязаны именно «варварской» Европе. Не странно ли?
Ох, нелегкая это задача – реконструировать долгий путь Нибелунгов по истории. Уж слишком много «белых пятен». И самое большое по иронии судьбы обнаруживается на первом шагу: а кто-нибудь вообще может точно сказать, когда зародилась легенда о Нибелунгах?
Наука, за сложностью задачи, помалкивает. Но справедливости ради скажем, что такими уж совершенно беспомощными историки-германисты отнюдь не выглядят. В последние годы используется метод, связанный с поиском следов Нибелунгов в фольклорной традиции (oral history). Так о чем же в нем упоминается? Оказывается, следы Нибелунгов разбросаны по эпохам и странам в великом множестве.
Так, еще римский писатель Тацит в первом веке нашей эры упоминал древние песни германцев о Зигфриде, Хагене и Брунгильде.
К эпохе Каролингов Нибелунги стали очень популярной темой в Европе, а в Скандинавии уже вовсю распространялись отдельные песни и изображения целого ряда эпизодов из легенд о Нибелунгах. И повсюду тексты «Нибелунгов» тесно переплетены с фольклорной традицией, повествующей о богах, героях и немыслимо далеких предках. Ну, скажем, такой герой, как Хильдебранд, оружейник Дитриха Бернского. В поздней версии «Песни о Нибелунгах» он – побочный персонаж. А взялся, к слову сказать, из древнейшей героической песни, написанной на немецком языке еще в 800 году, – старогерманской «Песни о Хильдебранде», где он, безусловно, – главный герой.
Еще один «нибелунгский» след в пространстве, заселенном франко-германскими племенами, можно найти в поэме, написанной по-латыни, под названием «Вальтгарий» (или «Песня о Вальтгарии»), появившейся в период с 900 по 950 год. Здесь объявляется – правда, в ином сюжете – франкский король Гунтер, его отец Гибих, их союзник Хаген, а также князь гуннов Атилла (в «Песне о Нибелунгах» он превратится в Этцеля).
Англия тоже не осталась в стороне: явные следы сюжета о Нибелунгах прослеживаются в староанглийском «Беовульфе», где рассказывается о Зигмунде (в «Песне…» это отец Зигфрида) и его подвигах. Причем в данном тексте именно Зигмунд представлен победителем драконов, владельцем несметных сокровищ.
Итак, подведем итоги наших изысканий. Что мы видим? Мы видим вариации на тему «Нибелунги». Мы видим вольное обращение авторов с именами, сюжетами и мотивами. Что ж, это весьма типично для средневековых героических песен. В этом и состоял элемент личного творчества: создатели жанра черпали материал из древних сказаний, свободно меняя последовательность событий и характеры, комбинируя новые сюжеты со старыми и экспериментируя с формой и языком своих произведений.
И вот исторический результат свободного творчества: в 1200 году в землях Баварии и Австрии «Песнь о Нибелунгах» заносят на пергамент. В ней свыше 2300 строф и почти 10 000 стихов. Новоиспеченный письменный эпос остается на пике популярности вплоть до XVI века. Его распространяют в богато иллюстрированных многочисленных рукописных списках; он даже становится подсобным материалом к модной народной книге о «Защищенном чешуей дракона Зигфриде». А после изобретения книгопечатания эта книга сделается в Германии самым настоящим бестселлером XVII столетия.