Катаев Валентин Петрович. Дорога цветов

   Т а н я. Покажи.
   З а в ь я л о в. Пожалуйста!
   Т а н я (читает). "Завьялов, вы меня избегаете. Но имейте в виду - я настойчива. Для меня не существует преград. Вы мне нравитесь. Я пренебрегаю условностями. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Вера Газгольдер".
   З а в ь я л о в. Она мне дышать не дает.
   Т а н я. Красивая?
   З а в ь я л о в. А черт ее знает! Понятия не имею. Наверно, жуткое рыло.
   Т а н я. Дура! Какая-то гора не идет, какой-то Магомет идет... У нее, наверное, не все дома!
   З а в ь я л о в. Танька, ты прелесть! Знаешь, кто ты такая? Ты - первый день творения.
   Т а н я. Почему это первый?
   З а в ь я л о в. Потому что не последний. А эта самая Вера Газгольдер, между прочим, начинает меня сильно беспокоить. Я уверен, что в один прекрасный день она вкатится сюда собственной персоной и потребует...
   Т а н я. Я ей вкачусь! Так стукну, что она своих не узнает! Имей в виду.
   З а в ь я л о в. Таня! Как тебе не стыдно! Что это? Ревность? Фу! Что можно быть омерзительнее и пошлее ревности! Ты серьезно?
   Т а н я. Вполне серьезно. Весь фасад обдеру. Факт!
   З а в ь я л о в. Та-а-ня!
   Т а н я. Кто любит, тот ревнует.
   З а в ь я л о в. Я тебя не узнаю! Комсомолка! Пролетарка! Человек будущего! Заря! Аврора! Что ты говоришь! "Стукну", "обдеру фасад"... Опомнись! Я тебе неоднократно говорил, что ревность - это самое мещанское чувство, которое только можно себе представить. Мутное, грязненькое чувство мелкого собственника, лавочника, торгаша, феодала. Таня, тебе не стыдно?
   Т а н я. Стыдно! Но что я могу сделать, Ваня? Люби меня одну! Я тебя очень прошу. Я хочу, чтобы ты был только мой. Понимаешь? Мой, мой, мой!
   З а в ь я л о в. Ой, боже мой! Мой, моя, мое! Твой, твоя, твое! Честное слово, это смешно, но иногда ты делаешься как две капли воды похожа на Машу, и это ужасно.
   Т а н я. Так зачем ты на мне женился?
   З а в ь я л о в. Женился? Та-а-а-ня!..
   Т а н я. Ну, не женился. Ну, не расписывались. Какая разница! Все равно ты мой муж, а я твоя жена.
   З а в ь я л о в. Таня! Муж, жена... Какая ты еще не... новая!
   Т а н я. Я буду новая. Не сердись. Буду какая тебе угодно. Но только ты меня, пожалуйста, люби. Понимаешь? Люби меня! Мне очень надо, чтоб меня любили.
   З а в ь я л о в. Вот чудачка! Я ж тебя очень люблю.
   Т а н я. Не хочу, чтоб ты меня "очень" любил. Хочу, чтоб ты меня просто любил, без всяких "очень". Кто говорит "очень", тот, значит, совсем не любит.
   З а в ь я л о в. Ой, боже мой! Ну, я тебя "просто" люблю. Вот странная! Давай, если хочешь, я тебя даже поцелую - нежненько-нежненько!
   Целуются.
   Ну, помирились?
   Т а н я. Помирились.
   З а в ь я л о в. Отлично! А теперь я могу тебе сообщить приятную новость. Завтра мы едем в Крым, а оттуда, на теплоходе, на Кавказ. Вдвоем, в международном вагоне. На столике цветы, бутылка легкого вина, конфеты. Это будет очаровательное путешествие.
   Т а н я. Завтра?
   З а в ь я л о в. Завтра. Ты представляешь себе, что такое ранняя весна в Крыму? Яркое солнце, ни одного облачка, синее море, чайки, и цветет миндаль. Что ни дерево - розовый букет. Танюха-а?!
   Т а н я. Завтра ехать? Ты с ума сошел! А фабрика? А кто за меня работать будет? Медведь? У меня отпуск в августе. В августе поедем.
   З а в ь я л о в. Действительно, дожидайся августа, когда в Крыму такая очаровательная весна! Не говори глупостей. Завтра мы едем.
   Т а н я. Это ты не говори глупостей! Меня не отпустят. Ни за что не отпустят. Да я и сама не уйду. И так неприятности.
   З а в ь я л о в. Пустяки!
   Т а н я. Как? Что ты говоришь? Это же производство! Понимаешь про-из-вод-ство!
   З а в ь я л о в. Ты меня просто смешишь... и... раздражаешь. Какое там, к черту, производство! Кто тебя может не отпустить? Что, у нас крепостное право? В каком веке мы живем?
   Т а н я. Это тебя надо спросить, в каком веке и в какой стране мы живем. Да ты что, с луны упал? Ваня, ей-богу, это не ты. Тебя кто-то подменил.
   З а в ь я л о в. Это дичь. Мы живем на пороге социализма. А что такое социализм? Социализм - это прежде всего свобода. И в первую очередь свобода передвижения. Неужели тебе это не понятно? Разве может человек будущего сидеть, как привязанная обезьяна, на одном месте? Абсурд! Сегодня здесь, а завтра - там, послезавтра - еще где-нибудь, в другом месте. Зимой в Африке. Летом - в Швеции. Весной - в Японии, на островах Тихого океана.
   Т а н я. Померь себе температуру.
   З а в ь я л о в. Разве тебе не хочется на острова Тихого океана?
   Т а н я. Мало ли что хочется! Хочется. Но сейчас не могу. Просто не имею права. Понятно? В августе.
   З а в ь я л о в. Сидеть в паршивой Москве по колено в грязи, в то время как в Крыму цветут анемоны! Извини меня, но это типичное мещанство.
   Т а н я. Не выйдет. И точка!
   З а в ь я л о в. Окончательно.
   Т а н я. Да.
   З а в ь я л о в. Странно! И глупо! Значит, нет?
   Т а н я. Сейчас нет. В августе. И перестанем об этом говорить.
   З а в ь я л о в. Хорошо! Не надо. Эти сапоги на всю квартиру воняют. У меня голова болит. Нельзя ли их куда-нибудь убрать?
   Где-то неуклюже играют на трубе сигналы.
   Что это за дурак все время на трубе играет?
   Т а н я. Пионер Ваня, из сорок шестого номера.
   З а в ь я л о в. Способный ребенок.
   Пауза.
   Надо позвонить Преображенскому... Да, телефона нет. Квартира новая, а телефона нет.
   Т а н я. Районная подстанция перегружена. Обещают - через два месяца.
   З а в ь я л о в. Обещают... Значит, ты категорически не едешь?
   Т а н я. В августе.
   Завьялов ходит и свистит. Пауза.
   Ваня, мне нужны деньги.
   З а в ь я л о в. Деньги? Зачем?
   Т а н я. Не спрашивай. Я тебя очень прошу - не спрашивай.
   З а в ь я л о в. Да. Но все-таки интересно: зачем?
   Т а н я. Ну... Ну, мало ли зачем? Мне очень совестно у тебя просить, но, пожалуйста... Когда у тебя не было, я ведь тебе ничего не говорила. Правда? А теперь мне очень нужно. Понимаешь, очень.
   З а в ь я л о в. Ты меня пугаешь. Может быть, что-нибудь такое...
   Т а н я. Нет, нет! Ты не беспокойся. Ничего такого. Просто - нужны деньги. Четыреста тридцать пять рублей. Допустим, на хозяйство. Ведь тебе не жалко дать на хозяйство?
   З а в ь я л о в. Четыреста рублей на хозяйство? Хорошо! Я на днях дам.
   Т а н я. Нужно непременно сегодня.
   З а в ь я л о в. Непременно сегодня на хозяйство?
   Т а н я. Ну, не на хозяйство. Мне так совестно, ей-богу!
   З а в ь я л о в. Ты мне с утра все время напоминаешь о деньгах. Ну, знаю, слышал. Надоело. Одно и то же, одно и то же: мое, твое, деньги... мое, твое, деньги... И дурак на трубе играет. Прямо удивительно, до чего все это похоже на Малую Бронную!
   Т а н я. Ванюша, ты не сердись. Я тебе отдам. Только мне очень нужно.
   З а в ь я л о в. Зачем?
   Т а н я. Не скажу. Не могу.
   З а в ь я л о в. Тогда я не могу дать.
   Т а н я. Ну, я тебе скажу. Хорошо... Нет! Ни за что! Не скажу.
   З а в ь я л о в. Тогда не дам.
   Т а н я. Хорошо. Не надо. Забудь, что я у тебя просила. Извини! Не сердись.
   З а в ь я л о в. Я не сержусь. Смешно, если бы я стал сердиться из-за денег. Я не лавочник. Но согласись сама, что...
   ЯВЛЕНИЕ XIV
   Входят бабушка и мать.
   Б а б у ш к а. Вот он, вот наш герой.
   М а т ь. И впрямь! А я уж думала, вы из меня дуру делаете.
   Т а н я. Это Иван Васильевич... Ваня.
   М а т ь. Да вижу, вижу. Слышала. Ну что же, ее личное дело. Не маленькая. Здравствуйте, товарищ! Так сказать, очень приятно... и вообще... Только меня одно удивляет: как это вас угораздило? Чем она вас завлекла? Обыкновенная дуреха. Ей бы еще в куклы играть, в пионерском галстуке ходить, а она вдруг - здравствуйте! - ни с того ни с сего за лектора замуж выскочила. Ну и ну... и... и... и... раз такое обстоятельство, конечно, то милости просим, по-родственному. Все-таки как бы, что ли, теща... Фу, какое дурацкое слово-то! (Обнимает Завьялова.)
   Б а б у ш к а (растроганно). Милые! (Хочет их обнять, но Таня испуганно удерживает.)
   М а т ь. И вообще, как говорится в комедии Гоголя, в Малом театре, "Ревизор": "Да благословит вас бог, а я не виноват". Ну, дорогая дочка, что и говорить: удивила, не скрою! Партийный?
   З а в ь я л о в. Около.
   М а т ь. Серпухов тоже около Москвы. А поди километров сто будет. А я, вишь, в каком колхозном виде. Прямо с посевной. За двадцать дней один раз как следует спала. И то не раздеваясь. По тридцать километров в день пёхом. Ноги распухли, как у собаки. Так что, извините, дорогой... тесть или зять... или как там это считается, я уж и забыла.
   З а в ь я л о в. Стало быть, вы прямо из деревни? Это очень интересно! Ну, как там колхозы-совхозы? Что слышно насчет агрогородов? Агрогород! Ведь это замечательнейшая штука! В будущем обществе люди будут жить в городах-садах, в агрогородах. Чудесный воздух, зелень, солнце, цветы, парное молоко! Деревня в городе и город в деревне - вот синтез, не правда ли?
   М а т ь. Что верно, то верно, но по нашему району на сегодняшний день мы этим еще вплотную не занимаемся. Подготовляем. Наше дело на сегодняшний день - сеять, сеять и сеять. Да не как-нибудь, а как следует. Чтоб почва как бархат, чтоб ни одного пустого участка, ни одного огреха.
   З а в ь я л о в. Ну и как... засеяли?
   М а т ь. По нашему району на сегодняшний день по всем культурам процентов девяносто восемь.
   З а в ь я л о в. Ага!
   М а т ь. Так-с. Нуте-с! Слушала я твой доклад. Красиво говоришь! Хорошо говоришь, занимательно!
   З а в ь я л о в. Да?
   М а т ь. Да! Но не по существу.
   З а в ь я л о в. Вот как?.. Это любопытно!
   М а т ь. Не совсем по существу. Ожидала я, откровенно говоря, большего. Как бы тебе объяснить... Человек будущего. Тема большая. Даже можно смело сказать - громадная тема. Во какая! Вы ведь, товарищи, вдумайтесь в эти слова: че-ло-век. Во! Буду-ще-го... Громадные слова! А у тебя выходит: дескать, человек настоящего сам по себе, а человек будущего сам по себе. А весь-то номер именно в том, что человек будущего для нас штука вполне реальная. Понятно?
   З а в ь я л о в. Я не совсем... Мне не совсем ясно, о чем вы, собственно, говорите.
   М а т ь. Я говорю о том, что мы не только мечтаем о будущем, но делаем будущее. Своими собственными руками. Все по-своему делаем его. И я делаю, и Танька делает, и Женька делает, и вы должны делать.
   З а в ь я л о в. Позвольте! А я разве не делаю! Как вы странно рассуждаете! Мое дело - это мое слово.
   М а т ь. Верно. Ты и должен своим талантливым словом содействовать, объяснять, мобилизовать массы на достижение этого прекрасного будущего. Показать связь настоящего с будущим, показать конкретно, что делать, по какому пути идти. Увязать настоящее с будущим. Конкретно, реально!
   З а в ь я л о в. Да, но моя задача - вообще...
   М а т ь. То-то и беда, что вообще! "Вообще" города-сады вещь замечательная, вещь великая. Но ведь, родной мой, их строить надо. Стро-ить! Это тебе не хаханьки! А то ведь это что получается: города-сады, кварцевое солнце, дома-отели, Спиноза, свобода передвижения и прочее, а что еще бывает? Прохожу мимо одной хаты, а оттуда жареным кофе пахнет. Понимаешь, в Синельниковском районе, в селе Малые Раздоры, - жареным кофе!.. Что такое? Я заглянула в окно, а там ребята сою жарят и жрут. Посевной материал жрут, понимаешь! Ах, сукины дети!
   Т а н я. Мама!
   М а т ь. Чего мама! Что он, маленький, не понимает! А ты говоришь кварцевое солнце! Или такой факт: пролез в правление одной артели кулак...
   Б а б у ш к а. Может быть, это им неинтересно?
   М а т ь. Как это "может быть, неинтересно"? Свобода передвижения интересно, а то, что гад пролез в правление артели, - неинтересно? Нет, это, товарищи, очень интересно, я извиняюсь.
   З а в ь я л о в. Да, да, конечно! Но я должен перед вами извиниться. Я очень устал. Нервный подъем во время доклада, и теперь реакция. Мне нужно немного побыть одному. Надеюсь, мы еще поговорим на эту увлекательную и острую тему. Простите.
   Т а н я. Ванюша... Ты получил...
   З а в ь я л о в. Милая, дай мне немного отдохнуть, и пусть ко мне не входят. (Уходит.)
   ЯВЛЕНИЕ XV
   Те же, без Завьялова.
   М а т ь. Что это лекторы все такие нежные? "Нервный подъем"! "Реакция"! Хорош гусь!
   Таня с испугом смотрит на мать.
   (Рассматривая гуся.) Гусь, говорю, хорош. Кило два одного жира.
   Б а б у ш к а (тихо поет). "Как в субботу, в день ненастный..."
   Т а н я. Тсс!
   Б а б у ш к а. Молчу, молчу.
   М а т ь. Что ж... Пойдем в таком разе в кухню, поскольку теперь свобода передвижения. Н-да-с! Не одобряю. (Уходит.)
   ЯВЛЕНИЕ XVI
   Без матери.
   Б а б у ш к а. Что ж, и с лектором жить можно. Лишь бы непьющий.
   Т а н я. Бабушка, у тебя есть деньги? Я знаю, ты от пенсии откладываешь.
   Б а б у ш к а. Ага! Пришла коза до воза и сказала: "Мэ". Ишь ты какая! Профершпилила получку, а теперь к бабушке. Небось знаешь, что у старухи в сундучке деньжата водятся! Ну ладно! Сказывай, сколько тебе надо?
   Т а н я. Четыреста тридцать пять рублей.
   Б а б у ш к а. Чего это? Сколько? Я не слышу!
   Т а н я. Четыреста тридцать пять.
   Б а б у ш к а. Христос с тобой! Христос с тобой! Что ты, что ты! Да я и в глаза никогда таких сумм не видела. Что ты! Я думала, тебе рублей восемь десять. Четыреста тридцать пять!! (Долго смеется, утирая рукавом слезы.) Ох, Танька! Четыреста тридцать пять! Ох, не смеши ты меня, Христа ради, а то я помру. Четыреста тридцать пять! Ох... ох...
   Т а н я. Что ж ты смеешься, бабушка?
   Б а б у ш к а. Да, милая... да если меня целиком продать, со всем моим барахлом и потрохами, то больше, чем рублей сорок восемь, не выручишь. Верно! А ты говоришь - четыреста тридцать пять. Ну и насмешила! Вот озорная! (Смеется.)
   Т а н я. Бабушка! Ты не смейся. Мне очень нужно. Я пропасть могу.
   Б а б у ш к а (испуганно). Что ты! Что ты! Танька!.. Вот тебе святой, истинный крест. Двенадцать рублей всех моих дивидендов. Святой крест! Двенадцать рублей кровных. От пенсии откладывала. Да еще шесть пятьдесят мне Потаповна, Морозовская, должна. Она давеча на сметану брала. Да на что тебе столько денег? Что случилось?
   Т а н я. Не спрашивай.
   ЯВЛЕНИЕ XVII
   Входит мать.
   М а т ь. Хорош гусь! Нет, вы обратите внимание, товарищи: он меня просто умиляет! (Рассматривает гуся.)
   Т а н я. Мама... Мама... (Рыдает.) Я пропала!
   М а т ь. Что такое?
   Т а н я (рыдает, ничего не может сказать). М... ма...
   М а т ь. Что? Что?
   Т а н я. Я потратила общественные деньги.
   М а т ь. Сколько?
   Т а н я. Четыреста тридцать пять рублей. Если завтра утром не внесу крышка!
   М а т ь. Ты?
   Т а н я. Я сама не понимаю. Я - нечаянно. Честное слово! Абсолютно нечаянно. Я собирала на ширпотреб. И должна была внести в кооперацию. И у меня еще были свои. И я не внесла. И все перепуталось, свои деньги и общественные деньги. Одним словом, я стала покупать. И все так дорого... Я думала, Ваня получит - и тогда все уладится... Почему ты ничего не говоришь? Мать! Говори что-нибудь. Не молчи. Ради бога, только не молчи. Ну, стукни меня, стукни, мать!
   М а т ь. Ты растратила общественные, трудовые деньги?!
   Т а н я. Мамочка... Завтра вопрос стоит у нас на бюро ячейки. Будет общественный суд. Я пропала!..
   М а т ь. Дочь старого члена партии Евдокии Резчиковой и героя гражданской войны, расстрелянного колчаковцами уральского рабочего товарища Резчикова, член ленинского комсомола, Татьяна Резчикова - воровка?!
   Т а н я. Я не воровка. Нет, нет! Что угодно, но только не воровка! Мать!.. Спаси меня! Я больше никогда не сделаю, никогда!
   М а т ь. Пальцем не пошевельну.
   Т а н я. Мамочка!.. Четыреста тридцать пять рублей... Пойми! Всего четыреста тридцать пять рублей!
   М а т ь. Всего четыреста тридцать пять рублей! Как ты легко швыряешься трудовыми деньгами! Всего! Да если не четыреста тридцать пять, а пять копеек... всего пять копеек... Понимаешь: пять копеек!
   Т а н я. Меня будут судить. И все придут! И все будут показывать на меня пальцем. Весь завод! Конец! Это конец. Ой, пойми! Конец...
   М а т ь. Правильно! Пусть тебя судит весь пролетариат завода. И пусть тебя вышвырнут из ленинского комсомола и дадут десять лет, чтоб другим неповадно было воровать трудовые деньги!
   Т а н я. Десять лет!
   М а т ь. Мало десять лет! Мало! Я б тебя... Я б тебя собственной рукой... Танька! Дочь! Дура! Что ж ты натворила? Что ты наделала? Такие деньги?! Легко сказать... У меня ни копейки. Ни одной копейки! Я за два месяца вперед позабирала... Может быть, продать что-нибудь? Пальто... За него ничего не дадут. Видишь - какое. Один только вид, что подкладка, и ваты ничего нет. Еле держится. И ничего больше нет!
   Т а н я. Я еще раз... Ване скажу...
   М а т ь. Не сметь! Не сметь! Слышишь? Да я со стыда сгорю перед чужим человеком. Ох, дура! Погоди... Может быть, у соседей... у товарищей... Пойду... Пойду по квартирам. По квартирам пойду. По десятке. По пятерке. Не ради тебя! Не ради тебя, дуры, имей в виду! Ради честного имени пролетария Резчикова. Ради светлой памяти отца твоего пойду. Мать, где мой платок?
   Б а б у ш к а. Где там! Ох, где там! Во всем доме ни у кого больше трех рублей не найдешь фактически. Все поистратились совершенно. К нам занимать ходят. Легко сказать! Ах, боже мой, грех-то какой! Происшествие какое!
   М а т ь (Тане). Сиди.
   Мать и бабушка уходят.
   ЯВЛЕНИЕ XVIII
   Таня одна. Ее трясет озноб. Большая пауза.
   ЯВЛЕНИЕ XIX
   Входит Завьялов.
   З а в ь я л о в. Ну, что, Танюха? Чего ты такая кислая? Ну, здравствуй! Давай мириться. Хочешь, я тебя поцелую нежненько-нежненько? Впрочем, я уже тебя, кажется, сегодня целовал нежненько-нежненько. Ну, это не важно. Фантастическая рассеянность. Почему у тебя глаза красные? Что такое? В чем дело? Слезы? Ты меня извини, но вот это уж совсем не остроумно и становится скучным.
   Т а н я. Я сойду с ума.
   ЯВЛЕНИЕ XX
   Входит бабушка.
   Б а б у ш к а. Иван Васильевич! Милый человек! Пожалей бабу! Ведь у тебя нынче получка, полный бумажник. Дай денег!
   Т а н я. Бабушка!
   З а в ь я л о в. Я не понимаю...
   Б а б у ш к а (Тане). Молчи! (Завьялову.) И понимать тут нечего, чувствовать надо. Погляди - на ней лица нет. Иван Васильевич... Ванечка... Дорогой внучек... (Обнимает его, дышит ему в лицо.) Дай денег, не обеднеешь!
   Т а н я. Бабушка!
   З а в ь я л о в (отшатывается от бабушки). Что такое? От нее водкой пахнет. Позвольте... Вы просто пьяная!
   Б а б у ш к а. Не пьяная, а выпивши. Это разница! И то - не я выпила, а привычка моя выпила. Проклятая моя привычка старого режима! Я ведь, милый мой молодой человек, тридцать лет у станка простояла ткачихой. А ты видел такую ткачиху, чтобы она не позволяла себе рюмочки? Это надо снисходительно уважать, молодой человек!
   З а в ь я л о в. Позвольте...
   Т а н я. Бабушка!
   Б а б у ш к а (Тане). Молчи, молчи! (Завьялову.) Иван Васильевич, имей снисхождение. Не за себя прошу, за деточку нашу прошу. Ведь ей под суд идти, в тюрьму, деточке нашей. В тюрьму - ты подумай! (Становится на колени.) Не откажи! Дай денег!
   З а в ь я л о в. Я не понимаю... Что это происходит?
   Б а б у ш к а. Она деньги чужие потратила - четыреста тридцать пять рублей. Вот что! (Тане.) Проси, дура, он даст. Проси!
   З а в ь я л о в. Что? Это правда?
   Т а н я. Правда. Я сама не понимаю. Я - нечаянно. Честное слово! Свои деньги и общественные деньги... лежали вместе. Честное слово! И все так дорого, ужас! Ты понимаешь... Цветочки... Продукты... Простыней целых не было... Я стеснялась перед тобой.
   З а в ь я л о в. Общественные деньги?
   Т а н я. Когда у тебя не было, ведь я тебе ничего не говорила. Я только хотела, чтоб тебе было здесь, у нас, хорошо и уютно, как в будущем... А теперь у тебя есть, и вот...
   З а в ь я л о в. Ах, вот что! Я же и виноват! Что это? Шантаж?! Какая гадость, какая мерзость! Мне здесь душно. Здесь воздух отравлен алкоголем и... и сапогами. Удушливый воздух старого мира! Я буквально задыхаюсь.
   Т а н я. Ванюша!
   З а в ь я л о в. Оставьте меня! (Уходит.)
   ЯВЛЕНИЕ XXI
   Те же, без Завьялова.
   Т а н я. Что ты сделала, бабушка! (Идет к двери, куда ушел Завьялов. Останавливается. Хочет постучать. Рука бессильно падает.)
   Пауза. Бабушка крестится мелко и часто.
   ЯВЛЕНИЕ XXII
   Входит мать.
   Т а н я (быстро оборачивается к ней, с надеждой). Ну?
   Пауза.
   Мать безнадежно машет рукой, уходит. Пауза.
   Бабушка совсем по-старушечьи плетется за матерью,
   утирая нос кончиком платка или полы кофты.
   ЯВЛЕНИЕ XXIII
   Таня одна. Она бежит следом за ними. Потом
   останавливается, поворачивается и идет к двери
   Завьялова. Останавливается. Хочет опять постучать.
   Опускает руки. Стоит. Пауза. Поворачивается. Идет к
   кровати. Ложится. Встает. Опять ложится. Достает
   рукой сундучок матери. Встает. Открывает сундучок.
   Вынимает из сундучка наган, осматривает барабан.
   Слышно, как поет бабушка: "Как в субботу, день
   ненастный..." Закрывает дверь в коридор. Ходит на
   цыпочках. Достает лист бумаги. Ищет карандаш. Не
   находит. Комкает бумагу. Прикладывает револьвер к
   сердцу, опускает. Крутит барабан. Отходит в угол.
   Зажмуривается. Пауза.
   ЯВЛЕНИЕ XXIV
   Врывается Женя.
   Ж е н я. Танька!
   Т а н я (испуганно). Ах!
   Ж е н я. Брось! Сию минуту брось! Отдай наган! Отдай сейчас же! А то как двину в ухо!
   Тихая борьба. Он вырывает у нее из рук револьвер.
   Дура!
   Т а н я (шепотом). Тише! Не кричи! Отдай!
   Ж е н я (подчиняясь, шепотом). Ты что, с ума сошла?!
   Т а н я (шепотом). Зачем?
   Ж е н я (шепотом). А вот за тем самым. Все известно! (Вынимает сберегательную книжку.) Сберкнижка. Четыреста пятьдесят рублей. Открыта до двенадцати ночи.
   Дальнейший разговор весь шепотом.
   Т а н я. Да.
   Ж е н я. Одевайся.
   Т а н я. Да. Сейчас... (Одевается поспешно.)
   Ж е н я. В два счета!
   Т а н я. Ты... ты... Спасибо! Дай я тебя поцелую. Дружок!
   Ж е н я. Потом. Скорей!
   Пауза.
   А он?
   Т а н я. Эх! Идем!
   Пауза.
   А велосипед?
   Ж е н я. Черт с ним! Пойду в Крым пешком.
   Уходят.
   ЯВЛЕНИЕ XXV
   Завьялов входит.
   З а в ь я л о в. Это чудовищно!
   ЯВЛЕНИЕ XXVI
   Входит Вера Газгольдер. Она весьма пикантна и
   прелестно одета, по самой последней моде.
   З а в ь я л о в. Что вам угодно?
   В е р а  Г а з г о л ь д е р. Если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. (Протягивает ему руку.) Вера Газгольдер.
   Завьялов долго смотрит на нее. Она улыбается. Потом
   он воровато оглядывается. Запирает дверь. Она
   бросается к нему в объятия. Долгий поцелуй.
   Занавес.
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   Комната в квартире Веры Газгольдер. Все
   интеллигентно. Беспорядок. Открытый чемодан. Цветы.
   Вечер. Телефон.
   ЯВЛЕНИЕ I
   Вера Газгольдер одна.
   В е р а  Г а з г о л ь д е р (разговаривает по телефону). Будьте любезны, портье "Метрополя". Мерси! Это портье? С вами говорит Вера Федоровна Газгольдер. Газгольдер. А вы припомните! Я у вас бываю в ресторане под каждый выходной день. Да, да. Под прошлый выходной на мне была котиковая шубка и белый беретик. Я была со своим первым мужем, инженером Воскобойниковым. Нет, нет! Вы ошибаетесь, Николай Борисович Грудинский - это как раз второй муж. Я с ним уже давно ничего общего не имею. А это был как раз Воскобойников. У меня с ним до сих пор самые дружеские отношения. Еще в фойе был скандал. А я как раз сидела на диванчике с Воскобойниковым. Теперь припоминаете? Ну, это не важно. Одним словом, у меня к вам просьба. У вас есть свободные машины на совзнаки? Для меня всегда? Вы очень любезны. Но это не важно. В таком случае, пожалуйста, пришлите мне через полчаса линкольн по адресу: Новинский бульвар, пятнадцать, квартира шесть; мне надо на вокзал. Через полчаса будет? Мерси! Я как раз уезжаю недели на две в Крым. Мерси, мерси! Так я буду ждать. (Кладет трубку. Укладывается. Смотрит на часы. Суетится. Напевает.)
   Звонок телефона.
   Алло! Сента? Здравствуй, Сента! Представь себе, уезжаю в Крым. Через полчаса. С Завьяловым... Так и случилось. Муж? Он еще ничего не знает... Нет, он в театре. Я ему оставлю записку. А ты думаешь, мне не жалко? Ужасно жалко, ужасно! Но что ж делать? Сердце не камень. Это выше моих сил. Да, да, сильна, как смерть. Ничего не могу с собой поделать. Совершенно верно: сошла с ума. Ничего не соображаю. С первого взгляда. Можешь мне не верить, но я сама себя не узнаю. Вот и сейчас с тобой разговариваю, а щеки так и горят, так и горят. Я даже думаю, что у меня повышенная температура. Нет, серьезно. Наверно, тридцать семь и шесть. С ума сойти. В первый раз я встречаю такого человека: новый до мозга костей, смелый, солнечный, такой современный-современный. В нем ничего мещанского, ничего банального! Нет, нет, это уже в последний раз: всерьез и надолго... навсегда! Ты себе представить не можешь, до чего я счастлива! Ну да, ну да! В Крым, в международном. Потом на Кавказ: в Батум, на Зеленый Мыс... Ты себе представляешь? Еще бы!.. Что? Патефон? Обязательно! Конечно. Разумеется! Пятнадцать пластинок... Вертинского? Конечно, нет! Вертинский - это уже стало банально. Дурной тон. Я вчера украла у Воскобойникова две замечательные, только что из-за границы. Еще ни у кого нет. Совершенно новые! Подожди, не отходи от телефона, я тебе сейчас поставлю одну. (Пускает патефон, прикладывает к нему телефонную трубку; изредка произносит в трубку реплики восхищения.) Ну, что ты скажешь? Правда, замечательно? Слушай, слушай! Сейчас будет изумительное место. Ты думаешь, это оркестр? Нет. Это поют в джазе... Вот, вот! Ну, как тебе нравится?
   Звонок входной двери.
   Он! Сенточка, прощай, до свидания! Я тебе буду писать. Целую, обнимаю. Через две недели увидимся. На вокзал не надо. Пока, пока! Он! (Вешает трубку.)