В игре закладываются все необходимые общие способности, обеспечивающие затем нормальное формирование учебной деятельности, которая станет ведущей в младшем школьном возрасте.
   Однако, описывая развитие дошкольника, мы постоянно говорили о некоем неопределенном конце дошкольного детства. Какой именно возраст мы имели в виду? Сколько лет нашему «старшему дошкольнику» – шесть или семь? Ответ на этот вопрос может прозвучать довольно странно: неизвестно! Дело в том, что уже давно возникло понятие «психологический возраст», который далеко не всегда равняется возрасту паспортному. Психологический возраст ребенка определяют многие особенности личной биографии, при этом психологический возраст может то опережать паспортный, то отставать от него.
   Строго говоря, в психологии нет точных, абсолютно достоверных способов определения психологического возраста. Обычно в соответствии с разными психологическими концепциями разрабатываются представления об отдельных возрастных нормативах, которые определяются с помощью тестов. Однако говорить о целостном психологическом возрасте применительно к разным периодам детства пока можно лишь на основании наблюдений за поведением. При этом, как правило, можно заметить, что в каких-то областях, сферах своей жизни малыш ведет себя непосредственно, по-дошкольному, а в чем-то он – уже школьник.

Школьники

   Ведущей деятельностью младшего школьного возраста становится учебная. В учебной деятельности ребенок овладевает общественно выработанными способами действий. Это означает, что ребенок теперь может не просто что-то сделать, а делает это по правилу, по образцу, определенным способом.
   В учебной деятельности у школьника (как и ранее в игре у дошкольника) формируются основные способности – новообразования. В школьном возрасте это преимущественно умственные (мыслительные) способности. Ребенок учится понимать (осознавать свои действия). Решив задачу, он понимает, каким способом ее решил, может отличить внешние характеристики задачи (например, условия) от внутренних ее характеристик (способа, которым задача решается).
   Учебная деятельность осуществляется в школе. Она формируется у ребенка поначалу в сотрудничестве со взрослым – учителем. Ребенок действует под руководством учителя, стараясь исполнить его указания. Чем полнее и богаче была его дошкольная игра, тем лучше он готов к школьным требованиям – к работе под руководством учителя.
   Но уже с первых дней в школе от ребенка требуется доля – пусть минимальная – учебной самостоятельности. Сколь бы точны ни были указания учителя, ребенок должен применить их к своей работе: приготовить ручку, вовремя достать тетрадь, выбрать цвет фломастера. С каждым школьным днем на уроках вводятся новые правила, и ребенок учится им следовать. И мера его самостоятельности постоянно увеличивается.
   Начиная учиться, ребенок должен уметь подчинять свое поведение общим правилам – действовать вместе со всеми, по указанию, обращенному ко всем. А значит, строить свое поведение по общей норме. При кажущейся простоте это очень сложное умение. «Дети, возьмите ручки», – говорит учитель. Ясно? Конечно. Но у меня этих ручек три – какую взять? И вообще, «дети» – это кто? Таким образом, малышу необходимо организовывать свое поведение, преобразовывать общее в свое единственное. Своим действием (взять ручку, сесть прямо) ребенок отвечает на общее указание, то есть вступает с учителем в сотрудничество. Не копирует образец, а отвечает на требование, на вопрос собственным действием, словом. Эта способность к деловому сотрудничеству – ключевая в школьной готовности, да и вообще в школьной практике.
   Говорить о том, что ребенок стал школьником в собственном смысле слова, можно лишь после нескольких месяцев или даже года пребывания в школе. При поступлении в школу мы можем только фиксировать наличие у него школьной зрелости или готовности к школе. Сегодня не существует единого определения этих терминов.
   Тем не менее общим является признание того, что школьник должен уметь подчинять свое поведение определенной цели, действовать по правилу, контролировать свое поведение (произвольность); уметь действовать со знаками и символами (воображение и символизм); уметь видеть ситуацию с разных точек зрения (децентрация) и т. п. Важнейшей предпосылкой нормального включения в школьную жизнь следует признать и особое отношение к учителю. Он выступает для ребенка не просто как еще один взрослый, а как олицетворение взрослой, «серьезной» жизни.
   На седьмом году жизни у ребенка появляется адекватное представление о незнакомом взрослом, а до этого отношение к незнакомцу остается непосредственным, ребенок встречается с ним либо как со старым приятелем, либо как со сверстником и возможным партнером по игре.
   Таковы основные требования школы к ребенку-первокласснику.
   К семи годам – времени традиционного поступления в школу – почти у всех детей возникают необходимые способности. А что же шестилетка, каков он? Неизвестно. Ведь у одних детей к этому возрасту сформированы все необходимые предпосылки – школьная зрелость, а у других они пока что не возникли, эти дети – еще дошкольники.
 
   Приведем такой пример: девочку шести лет направили на консультацию к психологу. Цель – определить, можно ли отдавать ее в школу. Консультант предлагает ей выполнить задание – нарисовать 10 точек, расположив их в точном соответствии с образцом. Девочка пробует раз, другой – безуспешно. Точки на ее рисунке расползаются, их вдруг оказывается больше, чем надо. Тогда психолог идет на хитрость: «Это не просто точки, это армия. Генерал (психолог указывает на одну из точек на образце) приказывает своим солдатам построиться так, как надо, – рядами (указывает на образец)». Девочка берет чистый лист бумаги и с точностью воспроизводит образец. Рисуя, она что-то бормочет под нос – разговаривает с солдатами: «Ты куда? Тебе надо в первый ряд. А ты уже во втором, в первом все места заняты». Чудо? Нет, просто для такого ребенка задача осмысленна, лишь если она предъявлена в игровой форме. Почему эта девочка не выполнила задание с первых двух попыток? Недостаток интеллекта? Конечно, нет. Просто она не умеет, не хочет, не любит (какая разница, что именно тут главное) – не может работать без собственной заинтересованности, осмысленности. А они возникают только в игре. Может ли такой ребенок учиться? Думаю, может. Только обучение должно быть, как говорится, занимательным. А готов ли такой ребенок к школе? Думаю, все уже угадали ответ: нет, не готов. Что произойдет с ним в школе? Легко можно себе представить.
 
   Вот конкретная учительская зарисовка:
 
    «Самая маленькая в классе, ей нет еще полных шести лет. Родители верят в способности своего ребенка, и вот она учится. На уроках детям не запрещается вставать, ходить по классу, а Ирина все три урока лежит на парте. В тетрадке пишет только красной пастой, очень уж ей нравится этот цвет. И часто говорит: «Я не хочу, я устала, я хочу спать». Хотя родители утверждают, что в школу она идет с радостью и интересом». Как говорится, комментарии излишни.
 
   Сделаем важное замечание: к счастью, теперь начали появляться школы, более отвечающие интересам и способностям разных детей. Учителя пытаются найти подход к каждому ребенку, стараются работать со всеми детьми, оказавшимися за партами. Конечно, это благо. Но иногда следует задуматься, а надо ли тратить столько сил и времени лишь для того, чтобы в классе сидел еще один ребенок. Ведь необязательно отдавать ребенка в школу именно в шесть лет, пусть поиграет еще год. Может быть, это принесет ему больше пользы. Сегодня принят единый стандарт начальной школы – дети учатся в ней 4 года. Поэтому подавляющее большинство идет в школу в 6 лет. Однако мы настаиваем, что решение о поступлении в школу – ответственнейшее в определении судьбы ребенка. Иногда родители должны, несмотря на общую тенденцию, отказаться от «простого» решения отдать ребенка в школу в шесть лет.
   Итак, подведем некоторые итоги: к шести годам далеко не все дети заканчивают дошкольный этап своего развития. В этом случае в класс шестилеток они приходят неготовыми к школе.
   Это дошкольники, насильно пересаженные на школьную почву. (Дальше мы подробно рассмотрим, каково поведение таких детей, какие опасности грозят их развитию в школе, как постараться разглядеть их еще при приеме в школу.)
   Другая категория шестилеток (сразу заметим, что таких гораздо меньше) – дети, уже перешагнувшие границу возраста.
   Они обладают всеми необходимыми для школы качествами – могут подчиняться школьным правилам, готовы к обучению именно в условиях современной школы.
   Основная масса шестилетних школьников – еще не полноценные ученики, но уже и не дошкольники. Они – «на переправе». Начало учебы в школе для них – трудный период в их жизни, и школа может помочь им пройти его успешно, а может и существенно усложнить его.

Переход от дошкольного детства к младшему школьному

   Переход от дошкольного детства к младшему школьному не происходит одномоментно. Их разделяет особый возрастной период, называемый в психологии кризисом.
    «Ребенок, вступающий в периоды кризиса <…>, теряет интересы, вчера еще направлявшие его деятельность, которая поглощала большую часть его времени и внимания, а теперь как бы замирает; прежде сложившиеся формы внешних отношений и внутренней жизни как бы запустевают. Л.Н. Толстой образно и точно назвал один из таких периодов детского развития пустыней отрочества» (Выготский, 1984. С. 251).
   Правда, характеризуя кризис, Выготский сразу же оговаривается, что протекание кризиса необыкновенно разнообразно, трудностей в воспитании может и не возникнуть. В кризисные периоды существует гораздо больше вариаций, чем в стабильные периоды. (Об этом, собственно, и пойдет речь дальше.)
   Другими словами, развитие ребенка до школы не просто перетекает в школьное. Всегда существует некий разрыв, скачок, когда, вдруг повзрослев, ребенок начинает вырываться из привычных условий жизни, становится «трудновоспитуемым». О конкретных проявлениях такого поведения мы расскажем дальше. Многое можно увидеть, наблюдая поведение шестилеток в школе, хотя именно там проявляются лучшие, положительные характеристики этого возраста. Негативные черты кризиса особенно ярко выражаются в привычной ребенку домашней обстановке.
   Но прежде чем рассматривать конкретные формы кризиса, постараемся сначала ответить на вопрос: почему столь странным вдруг становится отношение ребенка к окружающим его друзьям, родителям, братьям и сестрам?
   Еще раз обратимся к классической работе Л.С. Выготского «Проблема возраста». Автор сразу же отбрасывает предположение о том, что возникающие трудности связаны с внешними условиями, с неправильной системой воспитания. Действительно, еще несколько месяцев назад, а иногда и недель, ребенок не вызывал никаких беспокойств, он привычно подчинялся домашним требованиям, слушался родителей, «вел себя прилично». Вдруг возникают проблемы. Почему? С одной стороны, вроде бы ясно: вырос. Мы ведь только что говорили о новых качествах, появляющихся у ребенка к концу дошкольного возраста. С другой стороны, странно, почему такие важные для дальнейшего развития качества, как произвольность, умение действовать с заместителями предметов и т. д., вдруг стали мешать малышу обращаться со своими близкими? Почему такими странными, бессмысленными стали многие игры?
   Для того чтобы ответить на эти вопросы, недостаточно просто признать факт взросления ребенка. Существует традиция воспитания, которая основана на опережении развития: например, ребенку уже в месячном возрасте вешают над кроваткой игрушки, а он лишь к четырем месяцам начинает обращать на них внимание. То же происходит и со старшим дошкольником – родители задолго до его поступления в школу готовят его к этому шагу: «Ты уже большой, скоро пойдешь в школу», «Ты уже не малыш, значит, веди себя прилично», и т. п. Итак, родители не виноваты в том, что ребенок стал вести себя не так, как хотелось бы.
   Стало быть, «виноват» ребенок. Так что же произошло? Оказывается, ребенок действительно вырос, только не из привычной системы воспитания, а из своих игр. Все то, что раньше зарождалось и формировалось в игре, все новообразования возраста необходимо теперь опробовать. Зачем, собственно, нужны все интеллектуальные приобретения, появившаяся произвольность поведения, расширившиеся представления о мире взрослых, если они не найдут своей реализации во взрослой жизни? И ребенок «взламывает» привычную жизнь своими новыми качествами и способностями. Раньше требования родителей не обсуждались, теперь стоит еще подумать, выполнять ли их. Другое дело, если о чем-то просит или на что-то укажет учитель. Он олицетворяет взрослый мир, в который так хочется попасть.
   Непосредственно личные отношения со сверстниками не потеряли своей прелести (дети в этом возрасте продолжают играть и в привычные сюжетно-ролевые игры). Но и они становятся испытательным полигоном взрослости. Шестилетки и семилетки нарочито и демонстративно отказываются играть с младшими детьми, особенно стремятся к контактам со старшими. (Сегодня еще не изучен огромный пласт внеигровых отношений детей разного возраста. Однако из разрозненных сведений на этот счет следует предположение о том, что именно шести– и семилетки становятся послушными исполнителями иногда совершенно асоциальных требований своих более старших товарищей.)
   Игры с правилами, конечно, не так эмоционально притягательны для ребенка, как сюжетные, но ему приятно ощутить себя умеющим действовать по правилам, а стало быть, взрослым. Л.С. Выготский, характеризуя кризис семи лет (сейчас о нем говорят как о кризисе шести-семи лет или как о предшкольном кризисе), называет среди основных его признаков манерничанье и кривлянье, а также обобщение переживаний.
   Манерничанье и кривлянье, как мы увидим дальше, – особенности домашнего поведения. А сейчас разберемся в том, что такое обобщение переживаний. У Выготского эта характеристика кризиса дается на конкретном примере: он описывает поведение ребенка, обладающего физическим недостатком. К семи годам ребенок перестает стремиться к совместным со сверстниками подвижным играм, отказывается от предлагаемого ему участия в таких играх, так как начинает осознавать, прогнозировать свой неминуемый неуспех. До того малыш, несмотря на неприятие сверстников, всякий раз с радостью включался в подобную игру.
   В современной психологии обобщение переживания до сих пор не является серьезно исследованной характеристикой. Лишь Л.И. Божович использовала это понятие и отождествляла его с возникающей у ребенка семи лет позицией школьника. Можно предположить, что обобщение переживаний связано в этом возрасте с изменением представлений ребенка о самом себе. Е.З. Басина в своем исследовании показала, что именно на границе дошкольного и младшего школьного возраста у детей возникает тенденция оценивать себя адекватно. Так, в начале учебного года почти все шестилетки оценивают себя максимально высоко. Детей просили оценить себя по различным шкалам: добрый – злой, высокий – низкий, умный – глупый и т. п.; шкалы представляли собой линеечки одинаковой длины, и ребенку объясняли, что в верхней части линеечки находятся «самые-самые умные люди на свете, а внизу – самые глупые». Отвечая на вопрос: «Где бы ты поставил себя?», шестилетки отмечали свое место на самой вершине, то есть причисляли себя к «самым-самым». Так они признают себя самыми лучшими учениками, самыми добрыми, самыми красивыми и т. д.
   Эта уверенность в себе проявляется и в обыденной жизни. Приведем такой пример.
 
   Молодая мама ведет свою дочку из детского сада домой. «Кто у вас в садике самый красивый?» – спрашивает мать. «Я», – отвечает дочка. «А кто самый умный?» – «Я». Мать удивляется про себя такой уверенности и задает еще несколько вопросов о «самом-самом». Дочка, ничуть не сомневаясь, отвечает: «Я». Тогда мать идет на хитрость и спрашивает: «А кто у вас лучше всех поет?» Уж тут-то дочка не сможет ответить так однозначно, она никак не лучшая в пении. Но девочка выходит и из этого испытания с честью. «Не я», – отвечает она.
 
   Ясно, что такая самооценка связана с тем, что ребенок-дошкольник (а в этом случае шестилетние дети ведут себя как «чистые» дошкольники) не разделяет еще представлений о себе реальном от желаемого, идеального образца. «Я хочу быть самым добрым, значит, я и есть самый добрый» – так мог бы объяснить свои чувства ребенок, если бы умел. Поэтому и неудачи, провалы, за которые порой приходится жестоко расплачиваться, не мешают считать себя лучшим, умнейшим, самым ловким. Оценивая себя, ребенок показывает нам, каким он хотел бы быть, и мы можем только радоваться, что этот желаемый образ столь совершенен.
   Постепенно в кризисный период у ребенка возникает представление о себе реальном. Порой это открытие и взрослому принять трудно. Трудно это и шестилетке.
   Поэтому столь бурной, эмоциональной, пугающей окружающих бывает его реакция на неуспех. А иногда, наоборот, при очередном фиаско ребенок замыкается, уходит в себя, страдает молча. Потому что ему уже становится понятно, что эта неудача не случайна, виноват в ней не кто-то, а он сам. Но у ребенка есть очень верное средство от таких разочарований: «Я вырасту и смогу!», «Я буду большой и научусь!» Какое счастье, что у малыша есть это «лекарство» от всех болезней!
   Но ведь если очень хочется стать взрослым, то есть идеальным, то это нельзя откладывать до поступления в школу. Для шестилетки и неделя – срок огромный. Надо стать большим уже сегодня. А быть большим – значит действовать как большой, то есть правильно. Вот здесь слово «правильный» имеет свой первоначальный смысл: «…Согласованный с правилами, на них основанный, им отвечающий или по правилам сделанный» (Даль, 1978. С. 390). И вот ребенок со своими «правильными» представлениями о жизни вообще и в частностях врывается в реальные отношения со взрослыми, со сверстниками, с самим собой. Он становится трудным для окружающих и для самого себя, а иногда – просто невыносимым. Ведь те правила, с которыми малыш пришел в этот мир человеческих отношений из мира детских игр, еще очень несовершенны. Ребенок становится угловатым, не вписывается ни в одну привычную ситуацию, он недоволен окружающими его людьми, недоволен самим собой. Что бы он ни делал «правильно», все оказывается не так, не к месту, не вовремя. У него есть только одно убежище – старая добрая сюжетная игра. Только там может ребенок отдохнуть от «взрослой» жизни, только там ему по-прежнему легко, уютно, комфортно. Поэтому часто у детей этого возраста мы наблюдаем всплеск типично детской, «малышовой» игры. Ребенок дурачится, радуется жизни и удивляет родителей: «Так давно не играла с этой куклой, вдруг достала, возится с ней часами, оторвать нельзя. Мы уже хотели эту куклу отдать кому-нибудь…» Не отдавайте! Эта вдруг ожившая игра – пространство психологического комфорта для вашего «большого» ребенка. Ведь ему так трудно быть взрослым во взрослом мире. Пусть отдохнет, наберется сил для своей взрослости.
   Однако внимательный читатель задаст вопрос: «Так, значит, ребенок осознает уже, что такое правило, как себя вести, если он считает себя взрослым?» Этот вопрос вполне правомерен. Мы всегда предполагаем, что если человек что-либо делает, значит, он это осознает. Кстати, отсюда ведут свою историю все школьные формы воспитания: они основаны на «сознательности» ребенка, точнее говоря – на осознании им своих действий. Когда учитель обращается к ребенку с каким-либо требованием, он предполагает, что тот может сознательно его выполнить. Анализ этой практики уведет нас далеко в область рассуждений о такой важной человеческой способности, как рефлексия. Не станем на этом останавливаться. Просто примем к сведению, что когда шестилетний ребенок делает что-то «не то», он действует непосредственно, импульсивно, до анализа и осознания своих поступков ему еще очень далеко. Итак, поведение ребенка в предшкольный кризис нельзя назвать осознанным. Каков же тогда механизм его поведения, ведь все сказанное в этой главе относится к его побуждениям, а не к ответу на вопрос: как же в реальности происходит изменение поведения?
   Всякий раз, когда исчерпывают свои развивающие возможности ведущая деятельность и соответствующая ей система отношений со взрослыми и сверстниками, стремление стать взрослым вырывается на новый виток и разражается конфликтностью в поведении, неповиновением, раздражительностью и т. д. То же происходит и в три года, и в младшем подростковом возрасте.
   Оказывается, что поведение ребенка в кризисный период вновь побуждается игровой ролью. Наблюдения показывают, что малыш в этот период начинает играть роль взрослого. Вот одно очень точное определение, его дала мама шестилетнего ребенка: «Все время из себя кого-то строит».
   Если мы примем такое объяснение особенностей поведения детей в кризисный период, то станет ясной и неустойчивость поведения шестилетки. Ролевое поведение весьма хрупко, его можно легко сломать. Несложно отвлечь ребенка другой игрой, разговором о чем-то важном для него, только нельзя несерьезно относиться к им самим выбранной роли. Во-первых, он будет с еще большей настойчивостью исполнять ее, а во-вторых, эта игра во взрослость очень важна для его развития. В ней он пробует меру допустимости, дозволенности, ищет границы своих возможностей и своего поведения. Такая игра является реальной школой его взросления.
   Ребенок, вступивший в кризисный период, хотя и пытается вести себя «правильно», но в действительности не знает, как это делается. Его представления о правилах почерпнуты из реально виденных, встречаемых в разных жизненных ситуациях образцов поведения, которые далеко не всегда являются нормой. Ребенок видел, что так вел себя в подобной ситуации, скажем, старший брат. Но совсем не обязательно такое поведение брата должно быть образцом для подражания. Даже если брат и вел себя как следует, это совсем не значит, что так должен вести себя и наш «герой». Поведение шестилетнего ребенка – это своего рода поведение по прецеденту. «Я видел, что так вел себя дядя Петя. Мне понравилось. Вот и я буду вести себя так же», – этими словами можно было бы охарактеризовать побуждения шестилетки и механизм его действий. Да иначе он еще и не может: ведь вести себя по-взрослому – это не то же, что выполнять простое игровое правило.
   Все, что мы узнали здесь о специфике поведения шести– и семилетних детей, весьма познавательно, однако многие учителя справедливо возразят нам, что никогда не сталкивались с серьезными трудностями в отношениях с шестилетками. Да, есть сложности в их обучении, особенно в организации школьного поведения, следовании школьным правилам. Но какое-то игровое поведение, игра во взрослого? Нет, такого мы не встречали. Да и многие психологи не согласятся с нами. Наоборот, скажут, что с шестилетками трудно именно из-за того, что они недостаточно взрослые.
   Почему возникает такое возражение? Дело заключается в том, что в школе такая «игра во взрослого» оказывается к месту. Вообще кризис шести-семи лет – это, пожалуй, единственный кризис на протяжении всего детского возраста, который имеет культурную форму разрешения. Несоответствие поведения ребенка, а стало быть, и трудности в общении с ним возникают тогда, когда его взрослость реализуется дома или в другой привычной обстановке. В школе же и надо быть взрослым. Поэтому там такое поведение оказывается к месту. Для ребенка поступление в школу – это «поступление на должность», по меткому выражению Т.А. Нежновой. Это взрослая, оцениваемая, «престижная» должность. Именно здесь все, к чему стремится малыш, наконец реализуется. Здесь его «уважают».
   Школа является идеальной формой реализации всех потребностей ребенка в конце седьмого и начале восьмого года жизни. (Напомним, что мы имеем в виду психологический возраст.) Это, безусловно, серьезная деятельность, она имеет свою традиционную атрибутику – форму, портфель и т. п., школа размещается в особом здании, там задают домашние задания и ставят отметки. Переступив порог школы, ребенок сразу становится взрослым, становится учеником.
   Но для того чтобы эта игра могла продолжаться хоть сколько-нибудь долго, шестилетнему ребенку нужны внешние опоры. Необходимо, чтобы все было «по-настоящему». Семи-восьмилетний ребенок может увидеть содержательную сторону учения, уже может учиться, чтобы узнать что-то новое. Шестилетке это недоступно. Он идет в школу, чтобы почувствовать себя большим, и изо всех сил будет стараться вести себя как большой. Причем его знаний о школе еще недостаточно, чтобы различать, что допустимо, а что нет, когда можно поговорить с соседом, а когда этого делать никак нельзя. Сами школьные стены становятся для ребенка признаком того, что «здесь мы «играем в школу». Здесь я буду выполнять все требования учителя, не обсуждая их, никак к ним не относясь, по-солдатски. Все, что сказал учитель, – истина в последней инстанции. Если о том же попросит мама – выполнять необязательно».