Катерина Шпиллер. Loveушка для мужчин и женщин

   На улице накрапывал противный осенний дождь. Наташа вытащила из сумочки складной оранжевый зонт под цвет пальто, раскрыла, и ярким пятном скоренько засеменила вместе с людским потоком Нового Арбата в сторону метро. Пробегая мимо Новоарбатского гастронома, она на секунду замерла, нахмурила в задумчивости светлые бровки, стукнула себя кулачком по лбу и воскликнула:
   – Боже, какая дура! Чуть не забыла! – и ринулась в магазин.
   Ведь сколько раз говорил ей Коленька, что очень он любит халву к горячему чаю. Хороший чай-то она купила, вон он у нее в сумке, а вот про халву, балда, чуть не забыла – хорошо, что сейчас вспомнила, так удачно – рядом с гастрономом.
   Коленька жил рядом с метро «Войковская», так что Наташа была у него уже через сорок минут. Как всегда, поднимаясь в старом, большом, с окошечками лифте, она с улыбкой вспоминала историю их с Коленькой знакомства. Как это было романтично!..
   Она пришла на премьеру в Дом кино, это было лет пять назад, еще до Петеньки. Какой тогда показывали фильм, она не помнит, потому что фильма-то и не видела. Дело в том, что перед сеансом она решила спуститься вниз, в кафетерий, попить соку. Обидно немножко – подружка Соня не пришла, заболела, и одной Наташе было скучновато. В кафетерии она купила апельсиновый сок и присела за столик. Буквально через полминуты кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась:
   – Не возражаете, если я составлю вам компанию? – На нее смотрели немолодые, но все равно красивые и ужасно знакомые глаза высокого, красиво седого, пожилого джентльмена, в руках которого дымилась чашка с кофе.
   – Конечно, пожалуйста, садитесь! – И она улыбнулась, как умела только она.
   – Боже, какая у вас улыбка! И глаза! – пожилой джентльмен, усаживаясь на стул рядом с Наташей, с восхищением смотрел на нее. Наташа чуть заметно покраснела и опустила глаза. А потом они разговорились. И выяснилось, что этот человек – актер, много снимавшийся в 60-е годы, был очень популярен. Разумеется, Наташа знала его, знала этот знаменитый взгляд из-под пушистых ресниц, от которого млели в свое время все девицы и дамы. Наташа любила кино и часто смотрела старые фильмы, она знала Коленьку и помнила его роли.
   – Это потрясающе! Вы – гениальный актер! Я вами восхищаюсь! – Она прижала руки к груди и во все глаза смотрела на «звезду», которая печально качала головой и красиво курила сигареты «Мальборо».
   – Спасибо, деточка, спасибо, – скорбно так отвечал он ей. – Это приятно, что кто-то помнит нас, тех стариков.
   – Господи, какой же вы старик? – воскликнула Наташа. – Вы такой молодой!
   – И за это спасибо. Но нынче мы, артисты из того времени, чувствуем себя никому не нужными стариками. Нынешние деятели, ваши сверстники, нас и за людей-то не считают.
   – Что вы такое говорите! – Наташа искренне недоумевала.
   – Да что есть, то и говорю. Эх! – актер горестно взмахнул рукой. – Сниматься не приглашают, да для нас даже сценариев-то нет, никто и писать не хочет! Вот – сегодняшняя премьера. Что за фильм, что за артисты? Всё молодняк зеленый, весь из себя коммерческий, идущий в ногу со временем и «Сникерсом». Наше новое кино! А все старое – на свалку, вместе с людьми.
   Наташа могла бы поклясться, что в глазах актера блеснули слезы. Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ей тоже захотелось заплакать. А он все продолжал говорить, и вскоре Наташа поняла, что ей совсем не хочется смотреть эту сегодняшнюю премьеру, ибо наверняка она увидит одну чернуху и пошлость, где места нет светлым чувствам и мыслям, а самое главное – нет в этом кино старых артистов, тех самых, которые составляют «золотой фонд» нашего кинематографа. Что же хорошего и интересного можно там увидеть?
   – Это ужасно несправедливо! – говорила она потом подруге Соне. – Талантливых людей выбрасывают из жизни, как будто незаменимых на самом деле нет! А в результате – что мы сейчас имеем? Какое искусство? Кто теперь у нас «звезды»? Их нет! Назови хоть одну! – Она горячилась, даже щеки раскраснелись.
   – Не преувеличивай! – строго осаживала ее Соня. – Что за старческие, маразматические речи?
   – Почему это маразматические? – возмущалась Наташа. – Вот тогда было кино.
   – Ага! О любви партии к народу, – хихикала Соня.
   – Ну, не только. Было кино доброе, светлое, и артисты были – ну просто замечательные и будто родные! Теперь такого даже близко нету. Одни «Сникерсы»!
   Через два дня после знакомства в Доме кино Наташа и артист Николай Н., или просто – Коленька, встретились у него дома, на «Войковской». Выпили сухого вина, снова поговорили о жизни и кино, а потом все и случилось. Он был нежен и немножко неловок, сентиментален и даже слегка плаксив.
   – Наташенька! – всхлипывал он и обнимал ее за плечи. – Ты такое существо, такая радость для меня на закате жизни. Я ведь, в сущности, так одинок…
   И снова комок жалости сдавливал Наташе горло. Она нежно гладила его красивую, седую голову и прижималась губами к его плохо побритой щеке.
   На этот раз Коленька встретил Наташу в накинутом на плечи клетчатом пледе. Лицо его заросло щетиной, глаза слезились.
   – Ты нездоров, Коленька? – испуганно воскликнула Наташа, сбрасывая свое яркое пальто.
   – Да, я нездоров, – с гордым достоинством произнес тот. – Я устал от этой жизни, я нездоров!
   И он печально прошествовал в комнату, где со скорбным видом улегся на диван, застыв в красивой позе.
   – Ах, детка, если бы ты знала, как все это тяжело… – и он прикрыл ладонью глаза.
   Наташа поняла, что Коленька опять изрядно выпил и, как обычно за последние приблизительно полгода, ему ничего от нее не надо, кроме тепла и участия, так он сам говорил.
   – Я принесла твой любимый чай и халву! – крикнула Наташа из кухни, ставя чайник на газ.
   – Спасибо, детка, огромное спасибо! – пожилой артист смахнул набежавшую слезу и устроился на диване поудобнее в ожидании ароматного чая, блюдечка с халвой, Наташиных голубых глаз и необыкновенной улыбки. Через пять минут он все это получит и утешится на целых несколько дней, до следующего телефонного звонка Наташи, когда он усталым голосом скажет ей:
   – Детка, я в депрессии, мне нужно тебя повидать, – и она опять примчится к нему, как «скорая помощь», потому что иначе не может. Как ему повезло, что он встретил ее, женщину на все сто пятнадцать процентов, женщину, которая появляется, когда ему нужно, с чаем и сладостями и которая вовремя уходит. Утешение на старости лет.
   Через три четверти часа она уже летела оранжевым ветром к метро – до назначенной встречи с Сергеем оставалось чуть больше двадцати минут, а еще надо до «Кропоткинской» доехать.
   С Сережей она познакомилась у Сони на дне рождения года три назад. Его пригласил Сонин муж – Сережин заместитель в процветающей фирме. Сережа – генеральный директор компании, молодой, интересный, преуспевающий господин с золотыми часами и в костюме от Версаче. Потом уже выяснилось, что сей господин женат, у него двое ребятишек, но жена с головой ушла в свой собственный бизнес, ребятишки целыми днями с няней, а он – в постоянном стрессе от работы, в хронической усталости и напряжении, которые не снять ничем. Пожалуй, только ею, Наташей:
   – Ты меня просто сразила своими глазищами! – говорил он, сидя в своей стального цвета «BMW», целуя Наташу. – Мне с тобой так хорошо! Ты единственная от меня ничего не требуешь, необыкновенная ты моя! Знаешь, кто ты? Ты – народный целитель!
   Наташа звонко хохотала.
   – Да-да! – продолжал он. – Ты меня расслабляешь по полной программе. Лапочка ты моя, маленькая! Если бы я не был женат…
   Тут она закрывала его рот своей ладошкой и тихонько отвечала:
   – Не будем об этом говорить, Сергуня. Я тоже скоро замуж выхожу.
   – Ты? Замуж? – Сергей испуганно схватил ее за плечи и довольно сильно встряхнул. – Ты хочешь сказать, что у нас с тобой все кончается?
   Он, бедный, даже побледнел.
   – Я ничего такого не говорю, – успокаивала его Наташа, целуя нежно в нос. – Ты мне тоже нужен, милый мой, просто не будем говорить лишних слов, чтоб себя же не ранить.
   Конечно, разве можно причинять лишнюю боль такому занятому, задерганному на работе человеку? Это ж надо совесть иметь!
   – Не понимаю, как при таких налогах вообще может развиваться, да просто как-то существовать хоть какой-то бизнес?! – на работе в обеденный перерыв Наташа распалялась и призывала всех разделить ее возмущение. – Ведь задушили совсем, да плюс рэкет – как честным бизнесменам работать, спрашивается?
   – А тебя-то почему это так волнует? – смеялись коллеги. – Дело свое собралась открывать, что ли?
   – Да нет, не потому. Просто возмущает меня эта ситуация, при которой люди дела загнаны в тупик. Или нарушай законы, или закрывай лавочку!
   Ее пальцы гневно сжимались в кулачки:
   – И правительству нет до этого никакого дела. Кошмар! И совсем это не смешно, между прочим!
   Сереже и вправду было нелегко, у него катастрофически не хватало свободного времени, а самое неприятное, что он никогда заранее не знал, когда у него будет «окно». Вот и нынче утром он позвонил и сказал:
   – Лапа, мы можем встретиться сегодня! Я прошу тебя, постарайся, мне так хочется тебя увидеть.
   И разве могла она не постараться для него? Ему ведь так трудно найти свободный часик, а она-то может как-то выкрутиться, у нее нет фирмы и ответственности за сотню человек.
   Когда Наташа выбежала из здания станции метро «Кропоткинская», стальная «BMW» уже ждала ее.
   – Опаздываешь, лапа! – недовольно буркнул Сергей, пока Наташа, пыхтя, как паровоз, усаживалась к нему в машину.
   – Прости, Серенький, меня задержали…
   – У нас осталось очень мало времени. Поехали ко мне – моя сегодня поздно придет, дети до девяти на теннисе, – и он страстно поцеловал ее в губы.
   – Конечно, дорогой, – прошептала прощеная Наташа, украдкой посмотрев на часы. Да, у нее тоже немного времени осталось, но она сроду в этом не признается.
   Они отдыхали в шикарной спальне Сережиной пятикомнатной квартиры. Сережа, как всегда, говорил о наболевшем:
   – И наезжают, сволочи, и наезжают все кому не лень. Все чего-то из-под меня хотят, и всем – мало. Знаешь, что я понял? Сколько человеку ни давай, он никогда не будет доволен. Будь он человек сам по себе или лицо государственное – все едино! Только шире рот разевает – мол, еще! А государство наше – это многоротое чудище с громадным желудком, его не прокормишь. Ведь, посуди сама, что такое мой бизнес?…
   И Сережа уже в который раз начал изливать свою коммерсантскую душу Наташе, а та ласково гладила его по щеке, сочувственно вздыхала, цокала, когда надо, язычком и периодически причитала:
   – Вот ужас-то!.. Бедный ты мой!.. Какие они все-таки!.. Как же ты справляешься?…
   Ее искреннему сочувствию не было конца, хотя иногда она бросала быстрый взгляд на часы, и тревога бередила ее душу – время поджимало! Но Сергей этого не замечал: он вот уже в тысячный раз радовался тому, что в его жизни случилась встреча с этой прелестной женщиной, с которой так просто и легко, которой он может поплакаться и которую он сейчас, между прочим, осчастливит, подарив золотое колечко с камушком.
   – Это тебе, лапа! – торжественно произнес Сергей, доставая из тумбочки черненький футляр и протягивая его Наташе.
   – Ой, миленький! – прошептала Наташа, заливаясь краской смущения и удовольствия. – Ой, какой ты у меня! Просто самый лучший! Спасибо тебе, хотя мне и неловко!..
   Она надела колечко на безымянный пальчик левой руки, полюбовалась сиянием камушка и с благодарным поцелуем прильнула к губам Сергея:
   – Ты – мой прекрасный друг! Самый лучший, мужественный и талантливый мужчина на свете!
   Сергей сиял. Усталость и стресс отступили.
   «BMW» стального цвета подкатила к дому на Новоясеневском проспекте и мягко тормознула у дверей магазина, расположенного на первом этаже здания. Через мгновение ярко-оранжевая женщина в шляпке вышла из авто. Она очень торопилась и буквально бегом бросилась к входу, нервно поглядывая на ручные часики. «Как все-таки удачно, что у нас внизу есть продуктовый магазин!» – в который раз поблагодарила судьбу Наташа. Ей еще надо купить молока, сыра и глазированных сырков, так любимых ее Петенькой.
   С мужем она познакомилась два с половиной года тому назад на работе. Он пришел к ним в качестве рекламного агента какой-то газетки. Он был такой неуверенный в себе, закомплексованный и зажатый, что Наташа, которая волею судьбы первая с ним разговаривала, прониклась к этому худенькому юноше острой жалостью и сочувствием к его неблагодарной работе. Шеф тоже послал его подальше с этой самой рекламой, конторе она тыщу лет не была нужна. Не ладилось тогда у Петеньки с его работой, не получалось у него «вербовать» клиентов. Да почему, собственно, «тогда»? У него и теперь не очень-то клеится это дело, так, время от времени улыбается удача. Хоть и работает он ныне в солидном рекламном агентстве: Наташа устроила его туда через Сережу. Петя тяжело переживает свою «коммерческую бездарность», как он сам выражается, но беда в том, что выбора особого у него в этой жизни нет – кому нынче нужны инженеры-конструкторы? Наташа это хорошо понимает, жалеет его и абсолютно убеждена в том, что все его неудачи – из-за его глубокой порядочности и неумения грызть конкурентам глотки.
   – Ты себе не представляешь, какая в рекламном деле идет свара, драка за место под солнцем! – объясняла она бухгалтеру Ирине. – Мой Петя – очень способный и порядочный человек, он все делает честно, не так, как другие, которые друг у друга клиентов перехватывают, обманывают друг друга, плетут интриги. Петенька – не такой, он все делает по совести. Оттого и проблем у него больше, чем у других, и неудач много. Но он себе никогда не изменит, и по большому счету, ни у кого к нему претензий нет и быть не может!
   На свадьбе Наташи и Пети были и Коленька, и Сергей, которых Наташа представила своему супругу как старинных друзей. Петя очень обрадовался двум серьезным мужчинам в своем доме, так как сам не мог похвастаться друзьями, как-то не слодилась у него настоящая мужская дружба, да и с женщинами не складывалось до встречи с изумительной, прекрасной Наташей, которая в буквальном смысле слова вернула его к жизни. Ведь это первая женщина, которая сказала ему, что он, Петя, – лучше всех! Вообще жизнь рядом с Наташей как-то постепенно вошла в уютные и спокойные берега, не надо было больше рефлектировать и комплексовать по поводу собственной никчемности и неудачливости, ведь рядом – добрый и красивый человек, любящий и любимый. Тогда и все проблемы разрешаются как бы сами собой, одной улыбкой или ласковым словом. И друзья у Пети появились – Николай и Сергей, с которыми он периодически перезванивался и беседовал «за жизнь», которые иногда бывали у них дома, и все вместе они проводили чудесные вечера в беседах и спорах, за чаем и винцом. И над всем этим парила сказочная улыбка прекрасной женщины, Наташина ласковая дружба и нежная любовь. Жизнь теперь стала очень добра к Пете, думал он.
   Наташа оранжевым облаком вплыла в свою квартиру, держа в каждой руке по увесистой сумке-пакету. Петя кинулся к ней и выхватил их из ее нежных рук.
   – Ты что, Наталья! – воскликнул он. – Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты не таскала тяжести! Сказала бы мне, я бы сам зашел в магазин.
   – Ну что ты, милый! – ласково отвечала ему жена, поцеловав в щечку. – Зачем? Тебе своих дел разве мало? Как у тебя на работе?
   – Да ничего вроде, – неуверенно проговорил Петя. – Кажется, один крупный клиент дозревает. Дай бог, дозреет.
   – Дай бог! – кивнула Наташа, три раза плюнула через плечо и постучала себе по лбу. – Все будет хорошо, милый, не волнуйся. Я сейчас что-нибудь вкусненькое приготовлю. Я купила таакую рыбку, ты себе не представляешь! Тащи сумки за мной…
   И, скинув сапожки, Наташа, что-то весело напевая, легко побежала на кухню, где через секунду уже громыхала кастрюлями и тарелками, напевая радостный мотивчик.
   Петя почувствовал себя счастливым и спокойным, как, впрочем, и всегда, когда домой приходила его женушка. Он пощелкал пальцами, повертелся на носках, подпел Наташе, которая за это почесала ему, как коту, голову, и включил телевизор. Начиналась программа «Угадай мелодию». Такого рода идиотские передачки обретали смысл и прелесть, когда их смотрела Наташенька: она так наивно и весело реагировала на все происходящее на экране, что настроение повышалось. Да и вообще испытывать отрицательные эмоции при Наташе, с Наташей было немыслимо.
   – Что? Уже начинается? Я сейчас иду! – крикнула из кухни жена, услышав знакомые позывные передачи. Петя улыбнулся: этого он и ждал.
   Поздней ночью Наташа лежала без сна. Вообще-то ей не было свойственно мучиться бессонницей, но сегодня что-то случилось. «Я, видимо, просто переутомилась», – решила она, в сотый раз переворачиваясь с боку на бок. Петенька спал крепко, чуть постанывая во сне и иногда вздрагивая. «Бедненький мой, – с умилением подумала Наташа, проводя рукой по его костлявой спине. – Устает сильно, работает много. Хоть бы у него все получилось на этот раз, а то он опять переживать будет и страдать, дурачок, думая, что я его не уважаю. Ах! – тяжело вздохнула Наташа. – Как бы ему раз и навсегда объяснить, что я никогда его презирать не буду, потому что знаю, что он – умница и трудяга, что все неудачи его – случайность, несправедливость жизни, все, что угодно, но только не его вина! Я это точно знаю. Он сам, дурашка, этого не знает, он думает, что он какой-то неправильный и неспособный, но я-то все прекрасно понимаю», – Наташа хитро улыбнулась и положила руку на лоб Петеньке.
   – Запомни, дурачок, – зашептала она, – ты – самый лучший мужчина на этой земле, я люблю тебя, горжусь тобой! Только будь спокоен и счастлив. Милый ты мой! – Она тихонько поцеловала его в нос. Он дернулся во сне, глубоко вздохнул и перевернулся на другой бок.
   Наташа уставилась в потолок. Все-таки что-то не давало ей покоя. Что же? Кто? Может, Коленька? Но они сегодня так хорошо провели время, она оставила его умиротворенного и довольного окружающим миром. Сережа? Тоже как будто все нормально, если исключить его недовольство ее опозданием. Но потом-то все было замечательно! И когда они расставались, он так жарко целовал ей руку со словами: «Господи, как ты мне нужна, лапа моя, как мне с тобой хорошо!» У Наташи даже сердце зашлось при воспоминании об этих словах и поцелуях. Нет-нет, здесь тоже все в полном порядке. Что же мешает уснуть? Какая-то неясная мысль, воспоминание, какой-то образ… Да, вот оно! Наташа села на кровати, изумленно распахнув глаза. Как же она забыла – ее шеф, Игорь Вадимович, его взгляд! Ведь в тот момент, когда он смотрел на нее, а она отпрашивалась уйти пораньше, у него были такие печальные глаза, что у нее екнуло сердце, заныла душа. А ведь он смотрел на нее глазами Коленьки, когда тому плохо, глазами уставшего от всего Сережи, глазами испуганного неудачами Пети! Что это с шефом? «Он так загружен, бедный, делами и ответственностью, что, кажется, у него уже силы на исходе, – решила Наташа. – А тут еще я ухожу раньше, он нервничает и изводится, по-моему, в последнее время даже похудел». Наташе стало так нехорошо на душе, так совестно и неприятно, что захотелось плакать. «Завтра же я задержусь и сделаю работу как следует и с запасом, – твердо решила она. – И еще: угощу Игоря Вадимовича моими хачапури, которые сегодня испекла. Может, это его порадует и хоть немного утешит». Она закрыла глаза и стала фантазировать, как он обрадуется этому маленькому пустячку – домашней выпечке. «Только чтобы не было у него таких глаз, такого взгляда! Невозможно, когда мужчина так смотрит, просто невыносимо! Не забыть утром взять хачапури!» Строго сказав себе эти слова, Наташа облегченно вздохнула, закрыла глаза и через минуту уже спала.
   И снилось ей, что сидят в ее квартире за одним столом и Петенька, и Коленька, и Сергей, и тут же – Игорь Вадимович. И все они едят хачапури, запивая горячим чаем. Коленька, правда, просит халвы, и она, Наташа, бежит на кухню за халвой. Всем весело, все чему-то смеются, всем хорошо. Но лучше всех – ей, Наташе. Ей спокойно и радостно, она полна любви, а потому ничего плохого случиться не может. Мир светел и ярок, так же ярок, как ее любимое оранжевое пальто, у которого цвет, между прочим, солнца, тепла и доброты, а вовсе не «вырви глаз». Наташа улыбнулась во сне.

* * *

   Простите меня, Антон Павлович! Но в свое время ваш рассказ «Душечка» произвел на меня сильное впечатление. И вот, что я натворила с этим сюжетом. С чего вдруг?
   В рассказе Чехова все происходит неторопливо и размеренно. События, которых не так уж и много, развиваются неспешно в жизни главной героини. Такая провинциальная история позапрошлого века, которая могла быть даже скучной, если бы это написал кто-то другой, а не Чехов, хотя он сочинил «Скучную историю». Ну, что особенного в том, что муж умер, женщина во второй раз вышла замуж, потом и второй муж умер? Но с тех пор, как я прочитала «Душечку», образ главной героини не давал мне покоя. Что это с ней? Или это абсолютная пустота в душе и в мозгах? Или удивительное умение любить, растворяясь в любимом человеке без остатка? Кто она, эта Оленька – положительный персонаж или отрицательный? Иногда я спрашивала людей, чье мнение мне не безразлично, что думают они по этому поводу? И оказалось, что большинство наших современников считают ее ничтожеством. Не зловредным, не опасным, но никчемным человеком. Но почему же мне никак не удавалось с этим согласиться?
   Когда я мысленно «пристрачивала» канву сюжета к современности, то поняла, что сегодняшний день требует намного более бурного и динамичного действия. История, в которой у женщины один за другим умирают мужья, нынче претендует на детектив, а никак не на «лав стори» для женского журнала. К тому же – темп, темп! Я могу писать лишь о Москве – что я знаю о провинции? А столичный темп требует иного развития событий. Молодая работающая женщина, живущая в Москве, – это маленькая атомная станция, «вечный двигатель» и многофункциональная машина, успевающая, к примеру, за день сделать столько, сколько чеховская Оленька могла делать целый год. Количество получаемой информации и общения у современной деловой москвички непрерывно зашкаливает. Она живет очень быстро, в спортивном темпе и практически без отдыха-перерыва. «Свободного времени» как такового у нее практически нет. За те недолгие часы, когда она не работает, не находится в дороге, не занимается хозяйством и не бегает по магазинам, она должна проживать женскую жизнь, которая была у представительниц прекрасного пола в прошлые века – муж, любовник, дети… Отношения, страсти-мордасти… Встречи, расставания, слезы-мимозы… И на все про все у нашей современницы – ну, от силы часа три в сутки! И когда прикажете жить?
   Да и мужья нынче один за другим умирают, к счастью, не часто. А ежели такое случается, то, как я уже говорила, тут явно пахнет детективом и требуется вмешательство следователей. Но ведь женская суть (впрочем, как и мужская) не так уж подвержена серьезным изменениям во времени. Иначе мы вообще не понимали бы литературных героев тех веков, когда все было иначе… Всё… Кроме самого человека.
   Вот мне и пригрезилась современная чеховская Оленька. Встречи с разными мужчинами у нее происходят часто, отношений завязывается сразу много, и, таким образом, одновременно в ее душе может появиться множество чувств к разным людям. А почему бы и нет?
   Вопрос в другом: положительной или отрицательной считать нашу героиню? Давайте вместе подумаем и порассуждаем. Вроде бы на первый взгляд – натуральная развратница. Бегает от одного любовника к другому, как проститутка. Но разве она берет деньги за свою любовь и нежность? Зачем ей самой все это нужно? Возможно, таковы ее представления о мире. Можно предположить, что когда-то мама говорила ей, что самое главное в этой жизни – угождать мужчинам. Во всех смыслах. Чего греха таить – я часто встречала женщин, рассуждающих подобным образом. И всякий раз охватывала тоска: господи, какие же они несчастные бабы! Жить в таком убеждении, стараться соответствовать этой науке и при этом ни с одним мужчиной не быть счастливой… Почему-то именно так часто и происходит в жизни. То ли мужчины не оценивают их стараний, то ли, что вероятнее всего, подобное поведение было поперек нутра этих женщин. Просто «мудрость» про угождение как семейное предание переходит от бабушки к матери, от матери к дочери… И по-другому несчастные бабы жить не умеют, не знают как.
   Тут и неуважение к себе, и недооценка собственной личности, и неумение слушать себя, свои желания, и пренебрежение к собственным потребностям. Кстати, в подобном случае, я полагаю, даже мужчины, которым верно служат эти женщины, не могут быть счастливыми. Ведь рядом – навсегда потухший человек с принужденной улыбкой и, говоря откровенно, не очень-то интересный. А чем, собственно, она может быть интересна? Эта женщина, как барашек, лежит на жертвенном алтаре, причем добровольно. Какие чувства он может вызвать? Наверное, только жалость. Или равнодушие – сгорит этот, появятся другие барашки…
   У подобных женщин не бывает любовников, потому что иметь любовника – плохо, это может как-то отразиться на ее муже, которому надо служить. Популярная в таких случаях фраза – «Как можно – при живом-то муже!». Ужасно бывает смешно услышать такое, так и хочется зло пошутить: «А ты его убей, если только в этом дело!» Ведь раз называется подобная причина, значит, других противопоказаний нет? То есть рада бы гульнуть, но «при живом муже» это невозможно, ибо неприлично. Да уж, эта сентенция словно в камне, высечена в мозгу многих женщин, и, разрушая свои желания и мечты, они остаются тупо верными, полагая, что именно в этом заключена мораль.