не знаю, а? А я все знаю! Вы тут все убийцы и плетете злодейские интриги.
Вот, значит, где ваше логово! Всю ночь вы, наемные псы, гнались за мной по
пятам, словно за раненым карибу, стараясь...
- Нам пора, - с отчаянием сказала Эрика. - Мы и так еле-еле успеем
поймать последнего кари... то есть последний самолет на восток.
Она протянула руку к документу, но Уотт вдруг спрятал его в карман и
повернулся к Мартину.
- Вы дадите нам исключительное право на вашу следующую пьесу? -
спросил он.
- Конечно, даст! - загремел Сен-Сир, опытным взглядом оценив
напускную браваду Мартина. - И в суд ты на меня не подашь, не то я тебя
вздую как следует. Так мы делали в Миксо-Лидии. Собственно говоря, Мартин,
вы вовсе и не хотите расторгать свой контракт. Это чистое недоразумение. Я
сделаю из вас сен-сировского сценариста, и все будет хорошо. Вот так.
Сейчас вы попросите Толливера разорвать эту бумажонку. Верно?
- Конечно, нет! - крикнула Эрика. - Скажи ему это, Ник!
Наступило напряженное молчание. Уотт ждал с настороженным
любопытством. И бедняжка Эрика тоже. В ее душе шла мучительная борьба
между профессиональным долгом и презрением к жалкой трусости Мартина.
Ждала и Диди, широко раскрыв огромные глаза, а на ее прекрасном лице
играла веселая улыбка. Однако бой шел, бесспорно, между Мартином и Раулем
Сен-Сиром.
Мартин в отчаянии расправил плечи. Он должен, должен показать себя
подлинным Грозным - теперь или никогда. Уже у него был гневный вид, как у
Ивана, и он постарался сделать свой взгляд зловещим. Загадочная улыбка
появилась на его губах. На мгновение он действительно обрел сходство с
грозным русским царем - только, конечно, без бороды и усов. Мартин смерил
миксо-лидийца взглядом, исполненным монаршего презрения.
- Вы порвете эту бумажку и подпишете соглашение с нами на вашу
следующую пьесу, так? - сказал Сен-Сир, но с легкой неуверенностью.
- Что захочу, то и сделаю, - сообщил ему Мартин. - А как вам
понравится, если вас заживо сожрут собаки?
- Право, Рауль, - вмешался Уотт, - попробуем уладить это, пусть
даже...
- Вы предпочтете, чтобы я ушел в "Метро-Голдвин" и взял с собой Диди?
- крикнул Сен-Сир, поворачиваясь к Уотту. - Он сейчас же подпишет! - И,
сунув руку во внутренний карман, чтобы достать ручку, режиссер всей тушей
надвинулся на Мартина.
- Убийца! - взвизгнул Мартин, неверно истолковав его движение.
На мерзком лице Сен-Сира появилась злорадная улыбка.
- Он у нас в руках, Толливер! - воскликнул миксо-лидиец с
тяжеловесным торжеством, и эта жуткая фраза оказалась последней каплей. Не
выдержав подобного стресса, Мартин с безумным воплем шмыгнул мимо
Сен-Сира, распахнул ближайшую дверь и скрылся за ней.
Вслед ему несся голос валькирии Эрики:
- Оставьте его в покое! Или вам мало? Вот что, Толливер Уотт: я не
уйду отсюда, пока вы не отдадите этот документ. А вас, Сен-Сир, я
предупреждаю: если вы...
Но к этому времени Мартин уже успел проскочить пять комнат, и конец
ее речи замер в отдалении. Он пытался заставить себя остановиться и
вернуться на поле брани, но тщетно - стресс был слишком силен, ужас гнал
его вперед по коридору, вынудил юркнуть в какую-то комнату и швырнул о
какой-то металлический предмет. Отлетев от этого предмета и упав на пол,
Мартин обнаружил, что перед ним ЭНИАК Гамма Девяносто Третий.
- Вот вы где, - сказал робот. - А я в поисках вас обшарил все
пространство-время. Когда вы заставили меня изменить программу
эксперимента, вы забыли дать мне расписку, что берете ответственность на
себя. Раз объект пришлось снять из-за изменения в программе, начальство из
меня все шестеренки вытрясет, если я не доставлю расписку с приложением
глаза объекта.
Опасливо оглянувшись, Мартин поднялся на ноги.
- Что? - спросил он рассеянно. - Послушайте, вы должны изменить меня
обратно в меня самого. Все меня пытаются убить. Вы явились как раз
вовремя. Я не могу ждать двенадцать часов. Измените меня немедленно.
- Нет, я с вами покончил, - бессердечно ответил робот. - Когда вы
настояли на наложении чужой матрицы, вы перестали быть необработанным
объектом и для продолжения опыта теперь не годитесь. Я бы сразу взял у вас
расписку, но вы совсем меня заморочили вашим дизраэлевским красноречием.
Ну-ка, подержите вот это у своего левого глаза двадцать секунд, - он
протянул Мартину блестящую металлическую пластинку. - Она уже заполнена и
сенсибилизирована. Нужен только отпечаток вашего глаза. Приложите его - и
больше вы меня не увидите.
Мартин отпрянул.
- А что будет со мной? - спросил он дрожащим голосом.
- Откуда я знаю? Через двенадцать часов матрица сотрется и вы снова
станете самим собой. Прижмите-ка пластинку к глазу.
- Прижму, если вы превратите меня в меня, - попробовал торговаться
Мартин.
- Не могу - это против правил. Хватит и одного нарушениям - даже с
распиской. Но чтобы два? Ну, нет. Прижмите ее к левому глазу...
- Нет, - сказал Мартин с судорожной твердостью. - Не прижму.
ЭНИАК внимательно поглядел на него.
- Прижмете, - сказал робот наконец. - Не то я на вас топну ногой.
Мартин слегка побледнел, но с отчаянной решимостью затряс головой.
- Нет и нет! Ведь если я немедленно не избавлюсь от матрицы Ивана,
Эрика не выйдет за меня замуж и Уотт не освободит меня от контракта. Вам
только нужно надеть на меня этот шлем. Неужто я прошу чего-то
невозможного?
- От робота? Разумеется, - сухо ответил ЭНИАК. - И довольно мешкать.
К счастью, на вас наложена матрица Ивана и я могу навязать вам мою волю.
Сейчас же отпечатайте на пластинке свой глаз. Ну?!
Мартин стремительно нырнул за диван. Робот угрожающе двинулся за ним,
но тут Мартин нашел спасительную соломинку и уцепился за нее.
Он встал и посмотрел на робота.
- Погодите, вы не поняли, - сказал он. - Я же не в состоянии
отпечатать свой глаз на этой штуке. Со мной у вас ничего не выйдет. Как вы
не понимаете? На ней должен остаться отпечаток...
- ...рисунка сетчатки, - докончил робот. - Ну, и...
- Ну, и как же я это сделаю, если мой глаз не останется открытым
двадцать секунд? Пороговые реакции у меня, как у Ивана, верно? Мигательным
рефлексом я управлять не могу. Мои синапсы - синапсы труса. И они заставят
меня зажмурить глаза, чуть только эта штука к ним приблизится.
- Так раскройте их пальцами, - посоветовал робот.
- У моих пальцев тоже есть рефлексы, - возразил Мартин, подбираясь к
буфету. - Остается один выход. Я должен напиться. Когда алкоголь меня
одурманит, мои рефлексы затормозятся и я не успею закрыть глаза. Но не
вздумайте пустить в ход силу. Если я умру на месте от страха, как вы
получите отпечаток моего глаза?
- Это-то нетрудно, - сказал робот. - Раскрою веки...
Мартин потянулся за бутылкой и стаканом, но вдруг его рука свернула в
сторону и ухватила сифон с содовой водой.
- Но только, - продолжал ЭНИАК, - подделка может быть обнаружена.
Мартин налил себе полный стакан содовой воды и сделал большой глоток.
- Я скоро опьянею, - обещал он заплетающимся языком. - Видите,
алкоголь уже действует. Я стараюсь вам помочь.
- Ну, ладно, только поторопитесь, - сказал ЭНИАК после некоторого
колебания и опустился на стул.
Мартин собрался сделать еще глоток, но вдруг уставился на робота,
ахнул и отставил стакан.
- Ну, что случилось? - спросил робот. - Пейте свое... что это такое?
- Виски, - ответил Мартин неопытной машине. - Но я все понял. Вы
подсыпали в него яд. Вот, значит, каков был ваш план! Но я больше ни капли
не выпью, и вы не получите отпечатка моего глаза. Я не дурак.
- Винт всемогущий! - воскликнул робот, вскакивая на ноги. - Вы же
сами налили себе этот напиток. Как я мог его отравить? Пейте.
- Не буду, - ответил Мартин с упрямством труса, стараясь отогнать
гнетущее подозрение, что содовая и в самом деле отравлена.
- Пейте свой напиток! - потребовал ЭНИАК слегка дрожащим голосом. -
Он абсолютно безвреден.
- Докажите! - сказал Мартин с хитрым видом. - Согласны обменяться со
мной стаканом? Согласны сами выпить это ядовитое пойло?
- Как же я буду пить? - спросил робот. - Я... Ладно, давайте мне
стакан. Я отхлебну, а вы допьете остальное.
- Ага, - объявил Мартин, - вот ты себя и выдал. Ты же робот и сам
говорил, что пить не можешь? То есть так, как пью я. Вот ты и попался,
отравитель! Вон твой напиток, - он указал на торшер. - Будешь пить со мной
на свой электрический манер или сознаешься, что хотел меня отравить?
Погоди-ка, что я говорю? Это же ничего не докажет...
- Ну конечно, докажет, - поспешно перебил робот. - Вы совершенно
правы и придумали очень умно. Мы будем пить вместе, и это докажет, что
ваше виски не отравлено. И вы будете пить, пока ваши рефлексы не
затормозятся. Верно?
- Да, но... - начал неуверенно Мартин, однако бессовестный робот уже
вывинтил лампочку из торшера, нажал на выключатель и сунул палец в патрон,
отчего раздался треск и посыпались искры.
- Ну, вот, - сказал робот. - Ведь не отравлено? Верно?
- А вы не глотаете, - подозрительно заявил Мартин. - Вы держите его
во рту... то есть в пальцах.
ЭНИАК снова сунул палец в патрон.
- Ну, ладно, может быть, - с сомнением согласился Мартин. - Но ты
можешь подсыпать порошок в мое виски, изменник. Будешь пить со мной,
глоток за глотком, пока я не сумею припечатать свой глаз к этой твоей
штуке. А не то я перестану пить. Впрочем, хоть ты и суешь палец в торшер,
действительно ли это доказывает, что виски не отравлено? Я не совсем...
- Доказывает, доказывает, - быстро сказал робот. - Ну, вот смотрите.
Я опять это сделаю... Мощный постоянный ток, верно? Какие еще вам нужны
доказательства? Ну, пейте.
Не спуская глаз с робота, Мартин поднес к губам стакан с содовой.
- Ffff(t)! - воскликнул робот немного погодя и начертал на своем
металлическом лице глуповато-блаженную улыбку.
- Такого ферментированного мамонтового молока я еще не пивал, -
согласился Мартин, поднося к губам десятый стакан содовой воды. Ему было
сильно не по себе, и он боялся, что вот-вот захлебнется.
- Мамонтового молока? - сипло произнес ЭНИАК. - А это какой год?
Мартин перевел дух. Могучая память Ивана пока хорошо служила ему. Он
вспомнил, что напряжение повышает частоту мыслительных процессов робота и
расстраивает его память - это и происходило прямо у него на глазах. Однако
впереди оставалось самое трудное...
- Год Большой Волосатой, конечно, - сказал он весело. - Разве ты не
помнишь?
- В таком случае вы... - ЭНИАК попытался получше разглядеть своего
двоящегося собутыльника. - Тогда, значит, вы - Мамонтобой.
- Вот именно! - вскричал Мартин. - Ну-ка, дернем еще по одной. А
теперь приступим.
- К чему приступим?
Мартин изобразил раздражение.
- Вы сказали, что наложите на мое сознание матрицу Мамонтобоя. Вы
сказали, что это обеспечит мне оптимальное экологическое приспособление к
среде в данной темпоральной фазе.
- Разве? Но вы же не Мамонтобой, - растерянно возразил ЭНИАК.
Мамонтобой был сыном Большой Волосатой. А как зовут вашу мать?
- Большая Волосатая, - немедленно ответил Мартин, и робот поскреб
свой сияющий затылок.
- Дерните еще разок, - предложил Мартин. - А теперь достаньте
экологизер и наденьте мне его на голову.
- Вот так? - спросил ЭНИАК, подчиняясь. - У меня ощущение, что я
забыл что-то важное.
Мартин поправил прозрачный шлем у себя на затылке.
- Ну, - скомандовал он, - дайте мне матрицу-характер Мамонтобоя, сына
Большой Волосатой...
- Что ж... Ладно, - невнятно сказал ЭНИАК. Взметнулись красные ленты,
шлем вспыхнул. - Вот и все, - сказал робот. Может быть, пройдет несколько
минут, прежде чем подействует, а потом на двенадцать часов вы... погодите!
Куда же вы?
Но Мартин уже исчез.
В последний раз робот запихнул в сумку шлем и четверть мили красной
ленты. Пошатываясь, он подошел к торшеру, бормоча что-то о посошке на
дорожку. Затем комната опустела. Затихающий шепот произнес:
- F(t)...
- Ник! - ахнула Эрика, уставившись на фигуру в дверях. - Не стой так,
ты меня пугаешь.
Все оглянулись на ее вопль и поэтому успели заметить жуткую перемену,
происходившую в облике Мартина. Конечно, это была иллюзия, но весьма
страшная. Колени его медленно подогнулись, плечи сгорбились, словно под
тяжестью чудовищной мускулатуры, а руки вытянулись так, что пальцы почти
касались пола.
Наконец-то Никлас Мартин обрел личность, экологическая норма которой
ставила его на один уровень с Раулем Сен-Сиром.
- Ник! - испуганно повторила Эрика.
Медленно нижняя челюсть Мартина выпятилась, обнажились все нижние
зубы. Веки постепенно опустились, и теперь он смотрел на мир маленькими
злобными глазками. Затем неторопливая гнусная ухмылка растянула губы
мистера Мартина.
- Эрика! - хрипло сказал он. - Моя!
Раскачивающейся походкой он подошел к перепуганной девушке, схватил
ее в объятия и укусил за ухо.
- Ах, Ник! - прошептала Эрика, закрывая глаза. - Почему ты никогда...
Нет, нет, нет! Ник, погоди... Расторжение контракта. Мы должны... Ник,
куда ты? - Она попыталась удержать его, но опоздала.
Хотя походка Мартина была неуклюжей, двигался он быстро. В одно
мгновение он перемахнул через письменный стол Уотта, выбрав кратчайший
путь к потрясенному кинопромышленнику. Во взгляде Диди появилось легкое
удивление. Сен-Сир рванулся вперед.
- В Миксо-Лидии... - начал он. - Ха, вот так... - И, схватив Мартина,
он швырнул его в другой угол комнаты.
- Зверь! - воскликнула Эрика и бросилась на режиссера, молотя
кулачками по его могучей груди. Впрочем, тут же спохватившись, она
принялась обрабатывать каблуками его ноги - с значительно большим успехом.
Сен-Сир, менее всего джентльмен, схватил ее и заломил ей руки, но тут же
обернулся на тревожный крик Уотта:
- Мартин, что вы делаете?
Вопрос этот был задан не зря. Мартин покатился по полу, как шар,
по-видимому, нисколько не ушибившись, сбил торшер и развернулся, как еж.
На лице его было неприятное выражение. Он встал, пригнувшись, почти
касаясь пола руками и злобно скаля зубы.
- Ты трогать моя подруга? - хрипло осведомился питекантропообразный
мистер Мартин, быстро теряя всякую связь с двадцатым веком. Вопрос этот
был чисто риторическим. Драматург поднял торшер (для этого ему не пришлось
нагибаться), содрал абажур, словно листья с древесного сука, и взял торшер
наперевес. Затем он двинулся вперед, держа его, как копье.
- Я, - сказал Мартин, - убивать.
И с достохвальной целеустремленностью попытался претворить свое
намерение в жизнь. Первый удар тупого самодельного копья поразил Сен-Сира
в солнечное сплетение, и режиссер отлетел к стене, гулко стукнувшись об
нее. Мартин, по-видимому, только этого и добивался. Прижав конец копья к
животу режиссера, он пригнулся еще ниже, уперся ногами в ковер и по мере
сил попытался просверлить в Сен-Сире дыру.
- Прекратите! - крикнул Уотт, кидаясь в сечу. Первобытные рефлексы
сработали мгновенно: кулак Мартина описал в воздухе дугу, и Уотт описал
дугу в противоположном направлении.
Торшер сломался.
Мартин задумчиво поглядел на обломки, принялся было грызть один из
них, потом передумал и оценивающе посмотрел на Сен-Сира. Задыхаясь,
бормоча угрозы, проклятия и протесты, режиссер выпрямился во весь рост и
погрозил Мартину огромным кулаком.
- Я, - объявил он, - убью тебя голыми руками, а потом уйду в "Метро -
Голдвин - Мейер" с Диди. В Миксо-Лидии...
Мартин поднес к лицу собственные кулаки. Он поглядел на них, медленно
разжал, улыбнулся, а затем, оскалив зубы, с голодным тигриным блеском в
крохотных глазках посмотрел на горло Сен-Сира.
Мамонтобой не зря был сыном Большой Волосатой.
Мартин прыгнул.
И Сен-Сир тоже, но в другую сторону, вопя от внезапного ужаса. Ведь
он был всего только средневековым типом, куда более цивилизованным, чем
так называемый человек первобытной прямолинейной эры Мамонтобоя. И как
человек убегает от маленькой, но разъяренной дикой кошки, так Сен-Сир,
пораженный цивилизованным страхом, бежал от врага, который в буквальном
смысле слова ничего не боялся.
Сен-Сир выпрыгнул в окно и с визгом исчез в ночном мраке.
Мартина это застигло врасплох - когда Мамонтобой бросался на врага,
враг всегда бросался на Мамонтобоя, - и в результате он со всего маху
стукнулся лбом об стену. Как в тумане, он слышал затихающий вдали визг. С
трудом поднявшись, он привалился спиной к стене и зарычал, готовясь...
- Ник! - раздался голос Эрики. - Ник, это я! Помоги! Помоги же!
Диди...
- Агх? - хрипло вопросил Мартин, мотая головой. - Убивать!
Глухо ворча, драматург мигал налитыми кровью глазками, и постепенно
все, что его окружало, опять приобрело четкие очертания. У окна Эрика
боролась с Диди.
- Пустите меня! - кричала Диди. - Куда Рауль, туда и я!
- Диди, - умоляюще произнес новый голос.
Мартин оглянулся и увидел под смятым абажуром в углу лицо
распростертого на полу Толливера Уотта.
Сделав чудовищное усилие, Мартин выпрямился. Ему было как-то
непривычно ходить не горбясь, но зато это помогало подавить худшие
инстинкты Мамонтобоя. К тому же теперь, когда Сен-Сир испарился, кризис
миновал и доминантная черта в характере Мамонтобоя несколько утратила
активность. Мартин осторожно пошевелил языком и с облегчением обнаружил,
что еще не совсем лишился дара человеческой речи.
- Агх, - сказал он. - Уррг... э... Уотт!
Уотт испуганно замигал на него из-под абажура.
- Арргх... Аннулированный контракт, - сказал Мартин, напрягая все
силы. - Дай.
Уотт не был трусом. Он с трудом поднялся на ноги и снял с головы
абажур.
- Аннулировать контракт?! - рявкнул он. - Сумасшедший! Разве вы не
понимаете, что вы натворили? Диди, не уходите от меня! Диди, не уходите,
мы вернем Рауля...
- Рауль велел мне уйти, если уйдет он, - упрямо сказала Диди.
- Вы вовсе не обязаны делать то, что вам велит Сен-Сир, - убеждала
Эрика, продолжая держать вырывающуюся звезду.
- Разве? - с удивлением спросила Диди. - Но я всегда его слушаюсь. И
всегда слушалась.
- Диди, - в отчаянии умолял Уотт, - я дам вам лучший в мире контракт!
Контракт на десять лет! Посмотрите, вон он! - И киномагнат вытащил сильно
потертый по краям документ. - Только подпишите, и потом можете требовать
все, что вам угодно! Неужели вам этого не хочется?
- Хочется, - ответила Диди, - но Раулю не хочется. - И она вырвалась
из рук Эрики.
- Мартин! - вне себя воззвал Уотт к драматургу. - Верните Сен-Сира!
Извинитесь перед ним! Любой ценой - только верните его! А не то я... я не
аннулирую вашего контракта!
Мартин слегка сгорбился, может быть от безнадежности, а может быть, и
еще от чего-нибудь.
- Мне очень жалко, - сказала Диди. - Мне нравилось работать у вас,
Толливер. Но я должна слушаться Рауля.
Она сделала шаг к окну.
Мартин сгорбился еще больше, и его пальцы коснулись ковра. Злобные
глазки, горевшие неудовлетворенной яростью, были устремлены на Диди.
Медленно его губы поползли в стороны и зубы оскалились.
- Ты! - сказал он с зловещим урчанием.
Диди остановилась, но лишь на мгновение, и тут по комнате прокатился
рык дикого зверя.
- Вернись! - в бешенстве ревел Мамонтобой.
Одним прыжком он оказался у окна, схватил Диди и зажал под мышкой.
Обернувшись, он ревниво покосился на дрожащего Уотта и кинулся к Эрике.
Через мгновение уже обе девушки пытались вырваться из его хватки.
Мамонтобой крепко держал их под мышками, а его злобные глазки поглядывали
то на ту, то на другую. Затем с полным беспристрастием он быстро укусил
каждую за ухо.
- Ник! - вскрикнула Эрика. - Как ты смеешь?
- Моя! - хрипло информировал ее Мамонтобой.
- Еще бы! - ответила Эрика. - Но это имеет и обратную силу.
Немедленно отпусти нахалку, которую ты держишь под другой мышкой.
Мамонтобой с сожалением поглядел на Диди.
- Ну, - резко сказала Эрика, - выбирай!
- Обе, - объявил нецивилизованный драматург. - Да!
- Нет! - отрезала Эрика.
- Да! - прошептала Диди совсем новым тоном. Красавица свисала с руки
Мартина, как мокрая тряпка, и глядела на своего пленителя с рабским
обожанием.
- Нахалка! - крикнула Эрика. - А как же Сен-Сир?
- Он? - презрительно сказала Диди. - Слюнтяй! Нужен он мне очень! - И
она вновь устремила на Мартина боготворящий взгляд.
- Ф-фа! - буркнул тот и бросил Диди на колени Уотта. - Твоя. Держи. -
Он одобрительно ухмыльнулся Эрике. - Сильная подруга. Лучше.
Уотт и Диди безмолвно смотрели на Мартина.
- Ты! - сказал он, ткнув пальцем в Диди. - Ты оставаться у него, - он
указал на Уотта.
Диди покорно кивнула.
- Ты подписать контракт?
Кивок.
Мартин многозначительно посмотрел на Уотта и протянул руку.
- Документ, аннулирующий контракт, - пояснила Эрика, вися вниз
головой. - Дайте скорей, пока он не свернул вам шею.
Уотт медленно вытащил документ из кармана и протянул его Мартину.
Но тот уже направился к окну раскачивающейся походкой.
Эрика извернулась и схватила документ.
- Ты прекрасно сыграл, - сказала она Пику, когда они очутились на
улице. - А теперь отпусти меня. Попробуем найти такси...
- Не играл, - проворчал Мартин. - Настоящее. До завтра. После
этого... - Он пожал плечами. - Но сегодня - Мамонтобой.
Он попытался влезть на пальму, передумал и пошел дальше.
Эрика у него под мышкой погрузилась в задумчивость.
Но взвизгнула она, только когда с ним поравнялась патрульная
полицейская машина.
- Завтра я внесу за тебя залог, - сказала Эрика Мамонтобою, который
вырывался из рук двух дюжих полицейских.
Свирепый рев заглушил ее слова.
Последующие события слились для разъяренного Мамонтобоя в один
неясный вихрь, в завершение которого он очутился в тюремной камере, где
вскочил на ноги с угрожающим рычанием.
- Я, - возвестил он, вцепляясь в решетку, - убивать! Арргх!
- Двое за один вечер, - произнес в коридоре скучающий голос. И обоих
взяли в Бел-Эйре. Думаешь, нанюхались кокаина? Первый тоже ничего не мог
толком объяснить.
Решетка затряслась. Раздраженный голос с койки потребовал, чтобы он
заткнулся, и добавил, что ему хватит неприятностей от всяких идиотов и без
того, чтобы... Тут говоривший умолк, заколебался и испустил пронзительный
отчаянный визг.
На мгновение в камере наступила мертвая тишина: Мамонтобой, сын
Большой Волосатой, медленно повернулся к Раулю Сен-Сиру.
Вот, значит, где ваше логово! Всю ночь вы, наемные псы, гнались за мной по
пятам, словно за раненым карибу, стараясь...
- Нам пора, - с отчаянием сказала Эрика. - Мы и так еле-еле успеем
поймать последнего кари... то есть последний самолет на восток.
Она протянула руку к документу, но Уотт вдруг спрятал его в карман и
повернулся к Мартину.
- Вы дадите нам исключительное право на вашу следующую пьесу? -
спросил он.
- Конечно, даст! - загремел Сен-Сир, опытным взглядом оценив
напускную браваду Мартина. - И в суд ты на меня не подашь, не то я тебя
вздую как следует. Так мы делали в Миксо-Лидии. Собственно говоря, Мартин,
вы вовсе и не хотите расторгать свой контракт. Это чистое недоразумение. Я
сделаю из вас сен-сировского сценариста, и все будет хорошо. Вот так.
Сейчас вы попросите Толливера разорвать эту бумажонку. Верно?
- Конечно, нет! - крикнула Эрика. - Скажи ему это, Ник!
Наступило напряженное молчание. Уотт ждал с настороженным
любопытством. И бедняжка Эрика тоже. В ее душе шла мучительная борьба
между профессиональным долгом и презрением к жалкой трусости Мартина.
Ждала и Диди, широко раскрыв огромные глаза, а на ее прекрасном лице
играла веселая улыбка. Однако бой шел, бесспорно, между Мартином и Раулем
Сен-Сиром.
Мартин в отчаянии расправил плечи. Он должен, должен показать себя
подлинным Грозным - теперь или никогда. Уже у него был гневный вид, как у
Ивана, и он постарался сделать свой взгляд зловещим. Загадочная улыбка
появилась на его губах. На мгновение он действительно обрел сходство с
грозным русским царем - только, конечно, без бороды и усов. Мартин смерил
миксо-лидийца взглядом, исполненным монаршего презрения.
- Вы порвете эту бумажку и подпишете соглашение с нами на вашу
следующую пьесу, так? - сказал Сен-Сир, но с легкой неуверенностью.
- Что захочу, то и сделаю, - сообщил ему Мартин. - А как вам
понравится, если вас заживо сожрут собаки?
- Право, Рауль, - вмешался Уотт, - попробуем уладить это, пусть
даже...
- Вы предпочтете, чтобы я ушел в "Метро-Голдвин" и взял с собой Диди?
- крикнул Сен-Сир, поворачиваясь к Уотту. - Он сейчас же подпишет! - И,
сунув руку во внутренний карман, чтобы достать ручку, режиссер всей тушей
надвинулся на Мартина.
- Убийца! - взвизгнул Мартин, неверно истолковав его движение.
На мерзком лице Сен-Сира появилась злорадная улыбка.
- Он у нас в руках, Толливер! - воскликнул миксо-лидиец с
тяжеловесным торжеством, и эта жуткая фраза оказалась последней каплей. Не
выдержав подобного стресса, Мартин с безумным воплем шмыгнул мимо
Сен-Сира, распахнул ближайшую дверь и скрылся за ней.
Вслед ему несся голос валькирии Эрики:
- Оставьте его в покое! Или вам мало? Вот что, Толливер Уотт: я не
уйду отсюда, пока вы не отдадите этот документ. А вас, Сен-Сир, я
предупреждаю: если вы...
Но к этому времени Мартин уже успел проскочить пять комнат, и конец
ее речи замер в отдалении. Он пытался заставить себя остановиться и
вернуться на поле брани, но тщетно - стресс был слишком силен, ужас гнал
его вперед по коридору, вынудил юркнуть в какую-то комнату и швырнул о
какой-то металлический предмет. Отлетев от этого предмета и упав на пол,
Мартин обнаружил, что перед ним ЭНИАК Гамма Девяносто Третий.
- Вот вы где, - сказал робот. - А я в поисках вас обшарил все
пространство-время. Когда вы заставили меня изменить программу
эксперимента, вы забыли дать мне расписку, что берете ответственность на
себя. Раз объект пришлось снять из-за изменения в программе, начальство из
меня все шестеренки вытрясет, если я не доставлю расписку с приложением
глаза объекта.
Опасливо оглянувшись, Мартин поднялся на ноги.
- Что? - спросил он рассеянно. - Послушайте, вы должны изменить меня
обратно в меня самого. Все меня пытаются убить. Вы явились как раз
вовремя. Я не могу ждать двенадцать часов. Измените меня немедленно.
- Нет, я с вами покончил, - бессердечно ответил робот. - Когда вы
настояли на наложении чужой матрицы, вы перестали быть необработанным
объектом и для продолжения опыта теперь не годитесь. Я бы сразу взял у вас
расписку, но вы совсем меня заморочили вашим дизраэлевским красноречием.
Ну-ка, подержите вот это у своего левого глаза двадцать секунд, - он
протянул Мартину блестящую металлическую пластинку. - Она уже заполнена и
сенсибилизирована. Нужен только отпечаток вашего глаза. Приложите его - и
больше вы меня не увидите.
Мартин отпрянул.
- А что будет со мной? - спросил он дрожащим голосом.
- Откуда я знаю? Через двенадцать часов матрица сотрется и вы снова
станете самим собой. Прижмите-ка пластинку к глазу.
- Прижму, если вы превратите меня в меня, - попробовал торговаться
Мартин.
- Не могу - это против правил. Хватит и одного нарушениям - даже с
распиской. Но чтобы два? Ну, нет. Прижмите ее к левому глазу...
- Нет, - сказал Мартин с судорожной твердостью. - Не прижму.
ЭНИАК внимательно поглядел на него.
- Прижмете, - сказал робот наконец. - Не то я на вас топну ногой.
Мартин слегка побледнел, но с отчаянной решимостью затряс головой.
- Нет и нет! Ведь если я немедленно не избавлюсь от матрицы Ивана,
Эрика не выйдет за меня замуж и Уотт не освободит меня от контракта. Вам
только нужно надеть на меня этот шлем. Неужто я прошу чего-то
невозможного?
- От робота? Разумеется, - сухо ответил ЭНИАК. - И довольно мешкать.
К счастью, на вас наложена матрица Ивана и я могу навязать вам мою волю.
Сейчас же отпечатайте на пластинке свой глаз. Ну?!
Мартин стремительно нырнул за диван. Робот угрожающе двинулся за ним,
но тут Мартин нашел спасительную соломинку и уцепился за нее.
Он встал и посмотрел на робота.
- Погодите, вы не поняли, - сказал он. - Я же не в состоянии
отпечатать свой глаз на этой штуке. Со мной у вас ничего не выйдет. Как вы
не понимаете? На ней должен остаться отпечаток...
- ...рисунка сетчатки, - докончил робот. - Ну, и...
- Ну, и как же я это сделаю, если мой глаз не останется открытым
двадцать секунд? Пороговые реакции у меня, как у Ивана, верно? Мигательным
рефлексом я управлять не могу. Мои синапсы - синапсы труса. И они заставят
меня зажмурить глаза, чуть только эта штука к ним приблизится.
- Так раскройте их пальцами, - посоветовал робот.
- У моих пальцев тоже есть рефлексы, - возразил Мартин, подбираясь к
буфету. - Остается один выход. Я должен напиться. Когда алкоголь меня
одурманит, мои рефлексы затормозятся и я не успею закрыть глаза. Но не
вздумайте пустить в ход силу. Если я умру на месте от страха, как вы
получите отпечаток моего глаза?
- Это-то нетрудно, - сказал робот. - Раскрою веки...
Мартин потянулся за бутылкой и стаканом, но вдруг его рука свернула в
сторону и ухватила сифон с содовой водой.
- Но только, - продолжал ЭНИАК, - подделка может быть обнаружена.
Мартин налил себе полный стакан содовой воды и сделал большой глоток.
- Я скоро опьянею, - обещал он заплетающимся языком. - Видите,
алкоголь уже действует. Я стараюсь вам помочь.
- Ну, ладно, только поторопитесь, - сказал ЭНИАК после некоторого
колебания и опустился на стул.
Мартин собрался сделать еще глоток, но вдруг уставился на робота,
ахнул и отставил стакан.
- Ну, что случилось? - спросил робот. - Пейте свое... что это такое?
- Виски, - ответил Мартин неопытной машине. - Но я все понял. Вы
подсыпали в него яд. Вот, значит, каков был ваш план! Но я больше ни капли
не выпью, и вы не получите отпечатка моего глаза. Я не дурак.
- Винт всемогущий! - воскликнул робот, вскакивая на ноги. - Вы же
сами налили себе этот напиток. Как я мог его отравить? Пейте.
- Не буду, - ответил Мартин с упрямством труса, стараясь отогнать
гнетущее подозрение, что содовая и в самом деле отравлена.
- Пейте свой напиток! - потребовал ЭНИАК слегка дрожащим голосом. -
Он абсолютно безвреден.
- Докажите! - сказал Мартин с хитрым видом. - Согласны обменяться со
мной стаканом? Согласны сами выпить это ядовитое пойло?
- Как же я буду пить? - спросил робот. - Я... Ладно, давайте мне
стакан. Я отхлебну, а вы допьете остальное.
- Ага, - объявил Мартин, - вот ты себя и выдал. Ты же робот и сам
говорил, что пить не можешь? То есть так, как пью я. Вот ты и попался,
отравитель! Вон твой напиток, - он указал на торшер. - Будешь пить со мной
на свой электрический манер или сознаешься, что хотел меня отравить?
Погоди-ка, что я говорю? Это же ничего не докажет...
- Ну конечно, докажет, - поспешно перебил робот. - Вы совершенно
правы и придумали очень умно. Мы будем пить вместе, и это докажет, что
ваше виски не отравлено. И вы будете пить, пока ваши рефлексы не
затормозятся. Верно?
- Да, но... - начал неуверенно Мартин, однако бессовестный робот уже
вывинтил лампочку из торшера, нажал на выключатель и сунул палец в патрон,
отчего раздался треск и посыпались искры.
- Ну, вот, - сказал робот. - Ведь не отравлено? Верно?
- А вы не глотаете, - подозрительно заявил Мартин. - Вы держите его
во рту... то есть в пальцах.
ЭНИАК снова сунул палец в патрон.
- Ну, ладно, может быть, - с сомнением согласился Мартин. - Но ты
можешь подсыпать порошок в мое виски, изменник. Будешь пить со мной,
глоток за глотком, пока я не сумею припечатать свой глаз к этой твоей
штуке. А не то я перестану пить. Впрочем, хоть ты и суешь палец в торшер,
действительно ли это доказывает, что виски не отравлено? Я не совсем...
- Доказывает, доказывает, - быстро сказал робот. - Ну, вот смотрите.
Я опять это сделаю... Мощный постоянный ток, верно? Какие еще вам нужны
доказательства? Ну, пейте.
Не спуская глаз с робота, Мартин поднес к губам стакан с содовой.
- Ffff(t)! - воскликнул робот немного погодя и начертал на своем
металлическом лице глуповато-блаженную улыбку.
- Такого ферментированного мамонтового молока я еще не пивал, -
согласился Мартин, поднося к губам десятый стакан содовой воды. Ему было
сильно не по себе, и он боялся, что вот-вот захлебнется.
- Мамонтового молока? - сипло произнес ЭНИАК. - А это какой год?
Мартин перевел дух. Могучая память Ивана пока хорошо служила ему. Он
вспомнил, что напряжение повышает частоту мыслительных процессов робота и
расстраивает его память - это и происходило прямо у него на глазах. Однако
впереди оставалось самое трудное...
- Год Большой Волосатой, конечно, - сказал он весело. - Разве ты не
помнишь?
- В таком случае вы... - ЭНИАК попытался получше разглядеть своего
двоящегося собутыльника. - Тогда, значит, вы - Мамонтобой.
- Вот именно! - вскричал Мартин. - Ну-ка, дернем еще по одной. А
теперь приступим.
- К чему приступим?
Мартин изобразил раздражение.
- Вы сказали, что наложите на мое сознание матрицу Мамонтобоя. Вы
сказали, что это обеспечит мне оптимальное экологическое приспособление к
среде в данной темпоральной фазе.
- Разве? Но вы же не Мамонтобой, - растерянно возразил ЭНИАК.
Мамонтобой был сыном Большой Волосатой. А как зовут вашу мать?
- Большая Волосатая, - немедленно ответил Мартин, и робот поскреб
свой сияющий затылок.
- Дерните еще разок, - предложил Мартин. - А теперь достаньте
экологизер и наденьте мне его на голову.
- Вот так? - спросил ЭНИАК, подчиняясь. - У меня ощущение, что я
забыл что-то важное.
Мартин поправил прозрачный шлем у себя на затылке.
- Ну, - скомандовал он, - дайте мне матрицу-характер Мамонтобоя, сына
Большой Волосатой...
- Что ж... Ладно, - невнятно сказал ЭНИАК. Взметнулись красные ленты,
шлем вспыхнул. - Вот и все, - сказал робот. Может быть, пройдет несколько
минут, прежде чем подействует, а потом на двенадцать часов вы... погодите!
Куда же вы?
Но Мартин уже исчез.
В последний раз робот запихнул в сумку шлем и четверть мили красной
ленты. Пошатываясь, он подошел к торшеру, бормоча что-то о посошке на
дорожку. Затем комната опустела. Затихающий шепот произнес:
- F(t)...
- Ник! - ахнула Эрика, уставившись на фигуру в дверях. - Не стой так,
ты меня пугаешь.
Все оглянулись на ее вопль и поэтому успели заметить жуткую перемену,
происходившую в облике Мартина. Конечно, это была иллюзия, но весьма
страшная. Колени его медленно подогнулись, плечи сгорбились, словно под
тяжестью чудовищной мускулатуры, а руки вытянулись так, что пальцы почти
касались пола.
Наконец-то Никлас Мартин обрел личность, экологическая норма которой
ставила его на один уровень с Раулем Сен-Сиром.
- Ник! - испуганно повторила Эрика.
Медленно нижняя челюсть Мартина выпятилась, обнажились все нижние
зубы. Веки постепенно опустились, и теперь он смотрел на мир маленькими
злобными глазками. Затем неторопливая гнусная ухмылка растянула губы
мистера Мартина.
- Эрика! - хрипло сказал он. - Моя!
Раскачивающейся походкой он подошел к перепуганной девушке, схватил
ее в объятия и укусил за ухо.
- Ах, Ник! - прошептала Эрика, закрывая глаза. - Почему ты никогда...
Нет, нет, нет! Ник, погоди... Расторжение контракта. Мы должны... Ник,
куда ты? - Она попыталась удержать его, но опоздала.
Хотя походка Мартина была неуклюжей, двигался он быстро. В одно
мгновение он перемахнул через письменный стол Уотта, выбрав кратчайший
путь к потрясенному кинопромышленнику. Во взгляде Диди появилось легкое
удивление. Сен-Сир рванулся вперед.
- В Миксо-Лидии... - начал он. - Ха, вот так... - И, схватив Мартина,
он швырнул его в другой угол комнаты.
- Зверь! - воскликнула Эрика и бросилась на режиссера, молотя
кулачками по его могучей груди. Впрочем, тут же спохватившись, она
принялась обрабатывать каблуками его ноги - с значительно большим успехом.
Сен-Сир, менее всего джентльмен, схватил ее и заломил ей руки, но тут же
обернулся на тревожный крик Уотта:
- Мартин, что вы делаете?
Вопрос этот был задан не зря. Мартин покатился по полу, как шар,
по-видимому, нисколько не ушибившись, сбил торшер и развернулся, как еж.
На лице его было неприятное выражение. Он встал, пригнувшись, почти
касаясь пола руками и злобно скаля зубы.
- Ты трогать моя подруга? - хрипло осведомился питекантропообразный
мистер Мартин, быстро теряя всякую связь с двадцатым веком. Вопрос этот
был чисто риторическим. Драматург поднял торшер (для этого ему не пришлось
нагибаться), содрал абажур, словно листья с древесного сука, и взял торшер
наперевес. Затем он двинулся вперед, держа его, как копье.
- Я, - сказал Мартин, - убивать.
И с достохвальной целеустремленностью попытался претворить свое
намерение в жизнь. Первый удар тупого самодельного копья поразил Сен-Сира
в солнечное сплетение, и режиссер отлетел к стене, гулко стукнувшись об
нее. Мартин, по-видимому, только этого и добивался. Прижав конец копья к
животу режиссера, он пригнулся еще ниже, уперся ногами в ковер и по мере
сил попытался просверлить в Сен-Сире дыру.
- Прекратите! - крикнул Уотт, кидаясь в сечу. Первобытные рефлексы
сработали мгновенно: кулак Мартина описал в воздухе дугу, и Уотт описал
дугу в противоположном направлении.
Торшер сломался.
Мартин задумчиво поглядел на обломки, принялся было грызть один из
них, потом передумал и оценивающе посмотрел на Сен-Сира. Задыхаясь,
бормоча угрозы, проклятия и протесты, режиссер выпрямился во весь рост и
погрозил Мартину огромным кулаком.
- Я, - объявил он, - убью тебя голыми руками, а потом уйду в "Метро -
Голдвин - Мейер" с Диди. В Миксо-Лидии...
Мартин поднес к лицу собственные кулаки. Он поглядел на них, медленно
разжал, улыбнулся, а затем, оскалив зубы, с голодным тигриным блеском в
крохотных глазках посмотрел на горло Сен-Сира.
Мамонтобой не зря был сыном Большой Волосатой.
Мартин прыгнул.
И Сен-Сир тоже, но в другую сторону, вопя от внезапного ужаса. Ведь
он был всего только средневековым типом, куда более цивилизованным, чем
так называемый человек первобытной прямолинейной эры Мамонтобоя. И как
человек убегает от маленькой, но разъяренной дикой кошки, так Сен-Сир,
пораженный цивилизованным страхом, бежал от врага, который в буквальном
смысле слова ничего не боялся.
Сен-Сир выпрыгнул в окно и с визгом исчез в ночном мраке.
Мартина это застигло врасплох - когда Мамонтобой бросался на врага,
враг всегда бросался на Мамонтобоя, - и в результате он со всего маху
стукнулся лбом об стену. Как в тумане, он слышал затихающий вдали визг. С
трудом поднявшись, он привалился спиной к стене и зарычал, готовясь...
- Ник! - раздался голос Эрики. - Ник, это я! Помоги! Помоги же!
Диди...
- Агх? - хрипло вопросил Мартин, мотая головой. - Убивать!
Глухо ворча, драматург мигал налитыми кровью глазками, и постепенно
все, что его окружало, опять приобрело четкие очертания. У окна Эрика
боролась с Диди.
- Пустите меня! - кричала Диди. - Куда Рауль, туда и я!
- Диди, - умоляюще произнес новый голос.
Мартин оглянулся и увидел под смятым абажуром в углу лицо
распростертого на полу Толливера Уотта.
Сделав чудовищное усилие, Мартин выпрямился. Ему было как-то
непривычно ходить не горбясь, но зато это помогало подавить худшие
инстинкты Мамонтобоя. К тому же теперь, когда Сен-Сир испарился, кризис
миновал и доминантная черта в характере Мамонтобоя несколько утратила
активность. Мартин осторожно пошевелил языком и с облегчением обнаружил,
что еще не совсем лишился дара человеческой речи.
- Агх, - сказал он. - Уррг... э... Уотт!
Уотт испуганно замигал на него из-под абажура.
- Арргх... Аннулированный контракт, - сказал Мартин, напрягая все
силы. - Дай.
Уотт не был трусом. Он с трудом поднялся на ноги и снял с головы
абажур.
- Аннулировать контракт?! - рявкнул он. - Сумасшедший! Разве вы не
понимаете, что вы натворили? Диди, не уходите от меня! Диди, не уходите,
мы вернем Рауля...
- Рауль велел мне уйти, если уйдет он, - упрямо сказала Диди.
- Вы вовсе не обязаны делать то, что вам велит Сен-Сир, - убеждала
Эрика, продолжая держать вырывающуюся звезду.
- Разве? - с удивлением спросила Диди. - Но я всегда его слушаюсь. И
всегда слушалась.
- Диди, - в отчаянии умолял Уотт, - я дам вам лучший в мире контракт!
Контракт на десять лет! Посмотрите, вон он! - И киномагнат вытащил сильно
потертый по краям документ. - Только подпишите, и потом можете требовать
все, что вам угодно! Неужели вам этого не хочется?
- Хочется, - ответила Диди, - но Раулю не хочется. - И она вырвалась
из рук Эрики.
- Мартин! - вне себя воззвал Уотт к драматургу. - Верните Сен-Сира!
Извинитесь перед ним! Любой ценой - только верните его! А не то я... я не
аннулирую вашего контракта!
Мартин слегка сгорбился, может быть от безнадежности, а может быть, и
еще от чего-нибудь.
- Мне очень жалко, - сказала Диди. - Мне нравилось работать у вас,
Толливер. Но я должна слушаться Рауля.
Она сделала шаг к окну.
Мартин сгорбился еще больше, и его пальцы коснулись ковра. Злобные
глазки, горевшие неудовлетворенной яростью, были устремлены на Диди.
Медленно его губы поползли в стороны и зубы оскалились.
- Ты! - сказал он с зловещим урчанием.
Диди остановилась, но лишь на мгновение, и тут по комнате прокатился
рык дикого зверя.
- Вернись! - в бешенстве ревел Мамонтобой.
Одним прыжком он оказался у окна, схватил Диди и зажал под мышкой.
Обернувшись, он ревниво покосился на дрожащего Уотта и кинулся к Эрике.
Через мгновение уже обе девушки пытались вырваться из его хватки.
Мамонтобой крепко держал их под мышками, а его злобные глазки поглядывали
то на ту, то на другую. Затем с полным беспристрастием он быстро укусил
каждую за ухо.
- Ник! - вскрикнула Эрика. - Как ты смеешь?
- Моя! - хрипло информировал ее Мамонтобой.
- Еще бы! - ответила Эрика. - Но это имеет и обратную силу.
Немедленно отпусти нахалку, которую ты держишь под другой мышкой.
Мамонтобой с сожалением поглядел на Диди.
- Ну, - резко сказала Эрика, - выбирай!
- Обе, - объявил нецивилизованный драматург. - Да!
- Нет! - отрезала Эрика.
- Да! - прошептала Диди совсем новым тоном. Красавица свисала с руки
Мартина, как мокрая тряпка, и глядела на своего пленителя с рабским
обожанием.
- Нахалка! - крикнула Эрика. - А как же Сен-Сир?
- Он? - презрительно сказала Диди. - Слюнтяй! Нужен он мне очень! - И
она вновь устремила на Мартина боготворящий взгляд.
- Ф-фа! - буркнул тот и бросил Диди на колени Уотта. - Твоя. Держи. -
Он одобрительно ухмыльнулся Эрике. - Сильная подруга. Лучше.
Уотт и Диди безмолвно смотрели на Мартина.
- Ты! - сказал он, ткнув пальцем в Диди. - Ты оставаться у него, - он
указал на Уотта.
Диди покорно кивнула.
- Ты подписать контракт?
Кивок.
Мартин многозначительно посмотрел на Уотта и протянул руку.
- Документ, аннулирующий контракт, - пояснила Эрика, вися вниз
головой. - Дайте скорей, пока он не свернул вам шею.
Уотт медленно вытащил документ из кармана и протянул его Мартину.
Но тот уже направился к окну раскачивающейся походкой.
Эрика извернулась и схватила документ.
- Ты прекрасно сыграл, - сказала она Пику, когда они очутились на
улице. - А теперь отпусти меня. Попробуем найти такси...
- Не играл, - проворчал Мартин. - Настоящее. До завтра. После
этого... - Он пожал плечами. - Но сегодня - Мамонтобой.
Он попытался влезть на пальму, передумал и пошел дальше.
Эрика у него под мышкой погрузилась в задумчивость.
Но взвизгнула она, только когда с ним поравнялась патрульная
полицейская машина.
- Завтра я внесу за тебя залог, - сказала Эрика Мамонтобою, который
вырывался из рук двух дюжих полицейских.
Свирепый рев заглушил ее слова.
Последующие события слились для разъяренного Мамонтобоя в один
неясный вихрь, в завершение которого он очутился в тюремной камере, где
вскочил на ноги с угрожающим рычанием.
- Я, - возвестил он, вцепляясь в решетку, - убивать! Арргх!
- Двое за один вечер, - произнес в коридоре скучающий голос. И обоих
взяли в Бел-Эйре. Думаешь, нанюхались кокаина? Первый тоже ничего не мог
толком объяснить.
Решетка затряслась. Раздраженный голос с койки потребовал, чтобы он
заткнулся, и добавил, что ему хватит неприятностей от всяких идиотов и без
того, чтобы... Тут говоривший умолк, заколебался и испустил пронзительный
отчаянный визг.
На мгновение в камере наступила мертвая тишина: Мамонтобой, сын
Большой Волосатой, медленно повернулся к Раулю Сен-Сиру.